Цепи Скорпиона – 2. Под звездой Саламандры

Олег Паршев

Казалось бы, всё позади… Враг повержен, родная страна обрела независимость, в сердце молодого князя пылает ясный огонь любви… Но!.. Вновь сгущаются тучи над миром. И, конечно, опять он – Святополк – обязан быть в первых рядах защитников Среднего Севера. А как иначе? По-другому нельзя! И значит… снова – вперёд! К новым приключениям и новым победам! Поскольку если не мы – то кто же?!

«Среди всех ядовитых животных саламандра —

самое злобное и может убить целые народы,

если они неосторожны».

Плиний Старший.

© Олег Викторович Паршев, 2016

ISBN 978-5-4483-3185-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

— 1 —

Святополк выехал из дома ранним утром. Увы, но в сей раз кроме Черномазика, никто его не провожал. Да и тот толком… Поостерёгся полазник лишний раз во двор выходить. Промямлил потупившись, что «ночным духам зорьку встречать не к лицу как-то», хозяина обнял, попыхтел, потоптался виновато на пороге, да и в дом! А после лапкой мохнатой из окна помахал. Вот и всё… Эх, была б Весена!..

Но Весена — старая кормилица, что долгие годы заменяла ему родителей, отошла за незримый край. И становилось от того невыносимо печально. «Да, это — жизнь, прав Потыка Колтырь, — твердил витязь, — и ничего не попишешь…». Однако утешение от сих рассуждений выходило слабое. И молодой князь сызнова принимался корить себя за то, что понесло его геройствовать невесть где, когда няня тихо угасала в огромном заброшенном доме (а ведь не переломился б, мог бы и заскочить-проведать), за то, что сухо простился с ней, когда уезжал… Правда, соорудил он потом вкруг места упокоения кормилицы узорную ограду, а на могиле водрузил обелиск, выглядевший, пожалуй, ни капли не хуже того, что поставили в память о Манфреде. Только чёрный гереконский камень тут не годился. Оттого верные дворские отыскали и привезли местный — прядвинский, розовый. Но так ещё лучше вышло.

«То есть, нет, не лучше, — поправлялся сразу же Святополк, продолжая на себя злиться. — Красивее… более душевно — это вернее звучит… А кабы ещё могилы родителей отыскать…» Впрочем, хоть охай, а хоть вздыхай, а жить дальше надо. И молодой воин привычно заоглядывался по сторонам, теперь уж высматривая не мокинзарские разъезды, а неведомых крайгортов, вторгшихся из-за зеркал.

Натоптанную тропу, что вилась между холмов, спешащий воин, конечно же, хорошо знал. Это по ней скакал он всего пару месяцев назад, вынашивая планы мести Бухнадару, это здесь повстречался ему Стережный, и это она вывела его прямиком на колдуна Ма-ара… Да и, вообще, много чего с этой тропы началось. И, казалось бы, времени прошло нет да ничего, а как же всё переменилось! Причём, слава богам, в лучшую сторону! Ненавистный «Энар¹» повержен, Роц обрёл долгожданную свободу. А за Безымянным лесом — даже дыхание перехватывало! — ждала зеленоглазая гринуэлльская принцесса, о которой вспоминалось едва ли не поминутно.

Хорошо думалось в пути. Ничего от мыслей не отвлекало, не мешало. Степь широким полукругом уходила в седую, волнующуюся от ковыля даль, а на горизонте уже виднелась его прошлая стоянка — купа деревьев во главе со старой дикой грушей, что чёрною корою и суховатыми ветвями — всем видом своим — вновь отчего-то напомнила о Весене.

Приблизившись к этому оазису, молодой князь, стараясь не терять бдительности (о необходимости которой забывал частенько), остановился и спрыгнул с Ветролёта. А коснувшись ногами земли, потянул носом вольный степной воздух. Да бросил взгляд вверх.

Многое тут уже выглядело по-иному. Во-первых, вовсю уже пахло осенью — прелым листом и предвкушением мороза. А во-вторых, листья с липок и берёзок почти опали, отчего о лете напоминал только ручеёк, который всё так же беззаботно и звонко прыгал с камня на камень.

Поглощая скудный и, честно сказать, невкусный обед (винить некого — сам готовил), Святополк попытался предугадать, что за спешка возникла, зачем Грегин зовёт так срочно. Прилетел вчера взмыленный Стережный, протараторил скороговоркой, что магистр общий сбор трубит («для чего незнамо, сам ни сном ни духом») и умчался. Крайгорты? Лига? Или бэнши с караконджо, которые, по словам Крота, «скоро родными покажутся»? Или всё вместе?

Но подобное предугадывание получалось пустопорожним. А потому мысли плавно перетекли к размышлениям о маршруте, что надлежало выбрать для небольшого странствия. Как ни крути, а выходило, что заночевать в дороге придётся дважды. А чтоб оба из этих «дважды» на лес не пришлись, мчаться нужно без передышки. И тогда часикам к одиннадцати ночи можно добраться до заимки стариков Хохлача и Капчо. И не вляпаться при этом в очередную скверную историю с участием колдунов и вампиров. Или крайгортов. Что, наверное, ещё хуже.

Раздумывая подобным образом, молодой витязь быстро управился с едой, подозвал Ветролёта и побросал свой нехитрый скарб в подорожную суму. С мимолётной мыслью о том, что никто его тут больше не держит.

Но тут…

— 2 —

Густой, и в то же время, пронзительный звук разорвал тишину. Даже воздух дрогнул, а земля под ногами вздыбилась, зашаталась, пошла ходуном. Едва успел витязь отскочить поближе к деревьям, как твердь распахнулась и извергла из глубин ревущий фонтан — сперва шипящий парами гейзер, а дальше — песок и камни. И здесь же из сокровенного царства тьмы вырвались две сверкающие огненные сферы. Широкий веер лучей, исходящий из них, ударил в осеннее бледно-сизое небо и (как почудилось Святополку), отразившись от низких клубящихся облаков, проник обратно в кружащиеся шары.

Те треснули, раскололись. Сотни сотен мелких осколков с оглушительным звоном рассыпались по жухлой траве. И тотчас засвистели, запищали, загомонили маленькие человечки, выбегающие из блистающих обломков.

Однако всё это хитроумному Велесу (или кто там над или под землёй выдумывает приключения для людей?) показалось, видимо, недостаточным для того, чтоб обескуражить столь славного воина. Оттого в следующий миг раздался скрежет, и в паре локтей от князя, словно из рваных кусков железа мигом срослись трое — двое лохматых, серых и один с буро-жёлтой гладкой полосатой шерстью, похожий на помесь медведя и бабра². Вот как! С омута да в корчажник! Бесы! И молодой воин, досадливо качнув головой (ну, не вовремя ж!), привычным движеньем выхватил из-за спины гюрятовский меч. А в ладонь левой руки легко скользнула из рукава серебряная стрелка.

Но нечистые повели себя странно. Не бросились они безоглядно вперёд, понукаемые злобным естеством. А заметались, будто пытаясь укрыться от невидимого врага, дико завыли, всполошив, окончательно распугав воробьёв и синиц. И приникли к земле.

И здесь же из пустого пространства, как из незримой двери высунулись три салатного цвета полупрозрачные тени. И моментально окунулись в скулящих о ужаса демонов.

Крайгорты! Они! Ах ты, Курдуш! А сгодится ли против них «аргентус»? И откуда взялись? Неужто, из серебристых шаров?

А бесы, уже поднявшись с земли, глядели на происходящее ничего не выражающими, пустыми глазами. То ли демоническая сущность боролась с вошедшими в них пришельцами, то ли… Кто знает, что там происходило, но они лишь сипло рычали и не трогались с места.

Впервые князь увидел крайгортов. Слышал уже немало, но повидать… Бледно-зелёные. Неестественно плоские. С бесформенным конусом вместо головы, на пустой глади которой, лишь дав волю воображению, можно разобрать рот и глаза. С непомерно длинными, вытянутыми вдоль тела руками… Зрелище сие получалось не для слабонервных. И так и чудилось: выбегут сейчас откуда-то весёлые скоморохи и, кривляясь, озорно прокричат: «Эй, почтеннейшие, ежли есть тут жёнки да детки, то отвернись! Не про ваши очи показать будем». Но никто не выбегал и ничего не кричал. А Святополк ощутил, как к горлу подкатывает комок, а внутри — в животе — возникает шипастая ледяная медуза, пытающаяся вырваться наружу.

Но каким бы мерзким не казалось зрелище, вывести молодого гридника из себя оно не могло. Да и «заглядеть» его можно. И, держа оружие наготове, сын Ратибора оборотился искоса в сторону, где, не обращая ни малейшего внимания на происходящие рядом события, беззаботно резвились маленькие существа.

Наряженные в пёстрые (зелёные, алые, вишнёвые) курточки и штанишки, а так же шапочки с перьями, они уже вполне, как видно, освоились, и потому, деловито сложив осколки шаров, принялись беззаботно играть в какое-то подобие догонялок. А двое из них, которых, впрочем, отличало от собратьев наличие золочёных доспехов, с лицами весьма задумчивыми, будто витали они помыслами где-то далеко-далеко, стояли чуть поодаль. Не принимая участия во всеобщем веселье.

Между тем, крайгорты, сидящие в демонах, видимо что-то решив, вдруг выпрыгнули из нечистых и взмыли вверх, застыв неподвижно среди ветвей. Супротивников князю, стало быть, теперь выходило шестеро. К тому ж, демоны — ещё ерунда, а вот пришельцы?..

А нечистые, брызгая ядовитой слюной, от которой земля тут же покрывалась выжженными проплешинами, уже яростно кинулись в атаку. Что ж… Отбить, ударить, увернуться (слева от когтей, справа — от смертоносных брызг). Поворот. Выпад. Есть! Серебро прошлось по горлу одного из серых. Откатившись в кусты, нечистый протяжно завыл. Но — не расслабляться! Нанести как можно больше увечий мечом, а после добить стрелкой. И значит, снова удар, выпад, поворот. Ну-у…

Чуть ли не вздох сожаления вырвался из груди Святополка, когда демоны кинулись прочь, бросив своего раненого на произвол судьбы.

Что ж, значит, сейчас начнётся самое главное — призраки из зазеркалья. «Посиим, каковы», — вспомнил Святополк слова Станислава, исподволь, как бы ненароком, прикоснувшись к волшебной книге. Убережёт, коли что?

А крайгорты стелясь над землёй, поглядывали осторонь и будто прикидывали: на кого ж им сперва напасть — на разноцветных забавляющихся человечков или опять-таки на молодого воина? Только растерянность их длилась недолго. Наверное решив, что гномы (или кто они там?) всё равно никуда не денутся, призраки, сделав круг над ручьём, помчались на князя. Ох, Триединый!..

Треск! Звон! Вспышка огня… И зелёные отлетают, ударившись… не о книгу даже, а о тех двоих «задумчивых» — в золочёных доспехах. И как они тут, пред Святополком, очутились? Ведь только что…

Обескураженные своей неудачей (или побуждаемые какими-то другими, непонятными для людей соображениями), призраки взметнулись ввысь и умчались куда-то на север, растворившись в блёклых небесах. А двое неизвестных, как ни в чём не бывало, и вроде бы ничуть не возгордившись своей, такой простой победой, обернулись к витязю. С достоинством кивнув, они отошли чуть назад, чтобы, глядя на человека, очень уж не запрокидывать голову.

— Лихо вы их! — произнёс князь. — Спасибо! Я Святополк Радомысл — князь Роца.

— Смарагд из рода Гиацинта — князь кобольдов, — представился в ответ тот, кто повыше. — А это Карбункл — мой племянник и оруженосец.

— Так вы…

— Духи земли, — ответил Смарагд. — А это что за твари?

Он бросил взгляд на верхушки деревьев.

— Крайгорты. Не из нашего мира, — проговорил князь.

И пересказал о злобных пришельцах всё, что знал.

— 3 —

Минут тридцать спустя молодой воин отправился дальше. За это время он успел многое узнать о кобольдах — духах земли и камней. История их терялась в ветхой многовековой старине, и все эти неисчислимые столетья они мирно уживались с другими существами, населяющими мир, мало интересуясь откуда те родом — из ирия или преисподней («прям, как водяные», — подумал князь). А когда появились люди, это их тоже не взволновало. Короче говоря, дружили со всеми. Но имелось из этого практически незыблемого правила одно исключение — пожиратели мрамора. Вот тут доброжелательность кобольдов и улетучивалась. А причиной распри служило то, что (как сказал бы какой-нибудь учёный умник), претендовали оба эти народа, «на одну и ту же сферу деятельности и влияния». Дело в том, что и кобольды, и пожиратели являлись, в сущности, ни чем иным, как кристаллами, камнями (что и помогло, кстати, отразить им безболезненно атаку крайгортов), и поэтому и те и другие желали одного и того же — управлять миром скал, гор и песка. Оттого-то оба кобольда, не став изображать из себя невинных овечек, недолго думая, наговорили в адрес пожирателей множество нелицеприятного.

А молодой воин и не возражал. Как-то столкнувшись с одним из каменных великанов, и успев составить о нём собственное мнение, Святополк охотно принял точку зрения Смарагда. И, не кривя душой, согласился с тем, что «пожиратели — крайне опасные и гнусные твари».

В довершении же ко всему оказалось, что и трёхсотлетний сон кобольдов устроили именно «мерзкие камнегрызы». Их король нашёл где-то (выпросил, скорее всего, у какого-то чародея) Обруч Проклятья. Запаяв его, он направил действие магии на кобольдов. А после, когда те погрузились в спячку, засыпал их город землёй, насеяв сверху колдовских трав.

Но что время для камня? Миг! Кобольды и не заметили, как века канули в вечность. Они не постарели, не изменились, имущество их осталось на месте, однако была задета их честь. А она для кобольда — превыше всего! Значит, «плюнуть и растереть», забыть и, тем более, простить — никак невозможно! И, следовательно, требовалось отмстить — взять и нанести пожирателям ответный удар. Желательно уничтожив «под корень всё их поганое племя» (в том видел Смарагд первоочередную свою задачу). А помимо, чтобы полностью оградить кобольдов от каких-либо угроз и исключить подобные несчастья в дальнейшем, неплохо было бы завладеть цепью власти.

— А вот этого я вам не советую! — воскликнул Святополк, услышав претензии духов на цепь. — Она у Грегина — Великого Цветного магистра.

— У Грегина? — без какого-либо пиетета переспросил Смарагд. — Не отпрыск ли это старого Шток-Дебра? Ясноглазый, черноволосый; остроумец и весельчак. В наше время сей юный кудесник подавал большие надежды.

— Скорее всего, да, вы говорите о нём. Ведь он же Шток-Дебр, — проговорил сын Ратибора, с трудом пытаясь представить себе Грегина весельчаком-брюнетом.

— А Кар-Ждон? — опять поинтересовался кобольд.

— Тоже в Ордене.

— И Орден, значит, на месте… — как бы с удивлением пробормотал князь духов.

«Что ж ему сделается?», — подумал Святополк, а вслух произнёс:

— Да, много воды утекло, но есть вещи, которым время не страшно. Вот и фиосинисты…

— 4 —

А время, и впрямь, утекало. И птицей летевший всадник, скоро начал осознавать, что спешка уже ни к чему. И как ни мчись, а сегодня добраться до сторожки калугеров не выйдет. А оттого место для ночлега следует выбирать где-нибудь перед лесом.

Малость умерив прыть Ветролёта, Святополк направил его по тропке, уходящей вправо. Там, верстах в двадцати, где степь небольшим полуостровом вдавалась в Безымянный лес, стояла деревенька с прозванием Ромашкины Горки. И молодой витязь весьма надеялся, что не могут там — среди ромашек — прятаться клацающие зубами вурдалаки.

В общем, к тому моменту, когда бледное солнце скрылось за тёмной стеной деревьев, Святополк въехал в улицу, с обеих сторон обрамлённую ладными мазаными домиками. Село, а точнее, хуторок здорово напоминал Липки, только избы колдуна Ма-ара тут, естественно, не наблюдалось.

— Сударыня, — окликнул сын Ратибора юную поселянку, резво семенящую с коромыслом, не зная наверное, каковы местные обычаи, но, подумав, что худа от столь выспреннего обращения не будет.

Та улыбнулась, порозовела.

— Да какая из меня сударыня? — чуть нараспев проговорила она. — У нас тут принято «сестра» говорить.

— А я, значит, «брат» получаюсь? — поинтересовался Святополк, найдя местную привычку не совсем понятной, но вполне милой.

— Правильно. «Брат», — кивнула девушка.

— И как же тебя зовут, сестра?

— Дубравка.

— Красиво, — поговорил молодой князь. — А я — Святополк… А скажи-ка, Дубравка, где мне найти ночлега? А то в лес соваться, на ночь глядя, как-то не хочется. Я, если надо, оплатить сразу могу, — добавил он.

— Никто тут с тебя денег не возьмёт, — сказала «сестра» — Мы людям за просто так помогаем.

Определённо, ромашкогоркинские обычаи начинали нравиться Святополку всё больше. А уж Дубравка… И сказать нечего — прелесть как хороша!

Внутри молодого князя здесь же кто-то сердито заворочался и заворчал: «Э, княже, а как же Меленора?» — «А я что? — ответил сам себе витязь, — Я — ничего. Ты ещё б про Мартинку вспомнил… Просто отметил, как факт: девушка красивая. И всё. А Меленора — совсем другое дело».

Утихомирив таким образом ехидную совесть, Святополк, не долго думая, напросился на ночёвку к Дубравке, предварительно выяснив, что жениха у неё пока нет (при этом в воображении тут же нарисовался образ свирепого и, почему-то, чернобрового детины с пудовыми кулаками), и что родители ничего против не скажут.

По пути к дому (князь всё порывался понести коромысло, да она не отдала), а так же за ужином — в светлой ухоженной комнатке — выяснилось немало разного и интересного. И главное то, что все жители хутора верят непререкаемо в скорое рождение сына Триединого, что Святополка чрезвычайно заинтересовало, ведь об этом упомянул Манфред на смертном одре. Но, увы, много от местных выведать не удалось. Они и сами почти ничего не знали. Приходили, мол, волхвы, рассказывали, что, дескать, «скоро уже — может, через год — появится Сын Божий — Спаситель. Сперва, правда, Змеиная Звезда, а может, Лягушачья… чудодеи её по-разному нарекали, пролетит туда да обратно — вокруг солнышка обернётся и сгинет на почти навсегда. А после уж наша на небе явится — Звезда Ясная. А случится чудесное рождение Сына в жаркой и далёкой Палесте, где Чёрный континент с Северным (ну, то есть, с нашим) смыкается. И поэтому все мы — человеки — должны друг другу помогать и мзду за это не брать. А когда Это произойдёт — люди станут между собой, как родные, и наступит повсесветное благоденствие да сплошное счастье. Потому и именовать каждого следует, вплоть до вовсе незнакомых, «брат» и «сестра».

Слушал князь и только переносицу тёр. Что-то брали большие сомнения, что этак примутся делать по всей земле. Хорошо бы оно, спору нет, да вряд ли. Это ж сколько людей надо переделать?! А ещё и колдуны есть! С ними-то как? И поэтому, уплетая за обе щёки вареники с творогом, пирожки с грибами, печёного с яблоками гуся, и ещё многое-многое другое, запивая всё это пиршество молоком, он кивал, соглашаясь с тем, что помогать друг дружке, да притом бесплатно, это, конечно, превыше всяких похвал, но… Но далее осекался, потому что возражать гостеприимным хозяевам совершенно не хотелось. Да и переубедить местных он не надеялся, а потому решил в диспуты философские и, естественно, зряшные, не вступать.

— 5 —

— А это — брат Тангатар, познакомься, — сказала Дубравка.

Святополк оторвал взгляд от стола, на котором громоздились расставленные щедрой рукой хозяев разносолы, число которых, несмотря на его, поистине титанические усилия, никак не убавлялось. И глянул на незнакомца.

Да чуть не поперхнулся. Это ж надо! Кабы не сам приложил руку к тому, чтобы изничтожить Бухнадара, то, верно, подумал бы, что это он — мокинзарец.

Слегка раскосые глаза, медно-жёлтая смуглая кожа, нос с приметной горбинкой. И даже взгляд. Хотя, нет, взгляд, пожалуй, помягче.

А Тангатар, между тем, уже устроился за столом и, следуя примеру Святополка, принялся уписывать многочисленные яства. Дубравка же склонилась к уху князя и быстро зашептала:

— Он с год как прибился. Батрачит. Мы за то его кормим в очередь, и приют даём. Хороший, добрый. По-нашему, правда, говорить не горазд. Но сейчас слов уже нахватался, побольше выучил.

Святополк отставил тарелку.

— Н’атэ га, бароз?³ — спросил он, стараясь отринуть от себя разнообразные мысли, родившиеся из-за горячего дыхания Дубравки.

Тангатар чуть заметно вздрогнул. Медленно дожевал. Обернулся. Лицо его осталось непроницаемым. Помоложе он был, чем «Энар». Явно. Лет на десять.

— Га супас нэ курфи?⁴ — проговорил он.

— Га на аумас тэ кашче⁵, — сказал Святополк. И прибавил на роцком: — Может, перейдём на язык, который понятен остальным? А то невежливо получается.

— Я из Инзара, — ответил на это Тангатар.

— Ты здорово похож… — начал Святополк.

— Не говори мне о нём! — мгновенно вскипел мокинзарец. Глаза его сузились ещё больше, лицо побледнело, посерело. Рукоять ножа, которую сжимал он в руке, казалось, вот-вот хрустнет, переломится. Даже костяшки пальцев побелели.

Разговор за столом, только что такой весёлый и непринуждённый, перемежающийся беззлобными шутками, мигом смолк.

— Зачем ты так? Что ты ему сказал? — молвила, хлопая пушистыми ресницами, Дубравка.

Во взоре её читались укор и непонимание.

— Извини, — пробурчал Святополк. — Я не хотел…

— Я объяснять, — произнёс тут мокинзарец.

Не спеша, вытер он губы, помолчал, как бы сбираясь с мыслями, и заговорил, путая, видимо, от волнения, курфи и роцкий:

— Бухнадар — тэ… мой двуродный брат. Хэ апа… наши отцы — братья. Мой — старший. Он был хан Мокинзара, и потом… хан должен стать я. Но Бухнад, — тут глаза Тангатара сверкнули, налились яростью, — со своими косчи…

Он замялся, не зная как перевести. Глянул на Святополка.

— Наёмниками, — охотно подсказал тот, живо вспомнив уроки Хынсебена и одну из его баек о встрече (в одном из тёмных переулков Ракарраха) с этими самыми «косчи».

— Да, с наёмниками, — продолжил мокинзарец, — устроил небольшой война и взял… захватил власт. А я убегать в Сарац. Переоделся чайчи⁶. А потом через Асд-Даг… Лев-гора — в Готверен. А потом сюда. Тут люди хорошие. Приют дали.

Дубравке и её родителям этот рассказ мало что объяснил. И молодому витязю пришлось кратко изложить всё, что он знал о событиях в Мокинзаре и последствиях, которые эти события за собой повлекли.

— А, так это!.. Надо же!.. — запричитали Бор и Осташка — родители Дубравки.

А девушка захлопала дивными ресницами ещё пуще и пролепетала: «Ой, мамочки!» И все с участием воззрились на Тангатара.

Тот же от чрезмерного внимания, видимо, давно отвык, и потому опустил очи долу и слегка покраснел.

— Бедненький, — снова пролепетала Дубравка.

А Бор молниеносно извлёк откуда-то пузатую, тёмного стекла бутыль и, лихо откупорив её (при этом заговорчески подмигнув Святополку), воскликнул:

— Это надо обмыть! Тут без чарки не разберёшься!

Осташка взглянула на мужа осуждающе. А Тангатар покачал головой и прикрыл стакан ладонью.

— Мне нельзя. Бог не разрешает, — произнёс он.

Понимая, что сейчас опять ляпнет что-нибудь невпопад, Святополк, тем не менее (ну не мог он удержаться!), тихо проговорил:

— А мне кажется, что Таджмор…

Целая гамма разнообразных сложных эмоций отобразилась на лице Тангатара, но, очевидно, поборов желание выкрикнуть в ответ что-то оскорбительное, обидное, он лишь тихо, сквозь зубы, произнёс:

— Таджмор — ложный бог. Бухнад принёс его с собой. А мы верим в Эала⁷. Он — добрый. Он учит, что война — грех. Убить — грех.

— И пить грех? — с недоумением поинтересовался Бор.

— Да.

— Это уж слишком, — прокомментировал сие известие хозяин, а Осташка, тут же, воспользовавшись замешательством мужа, схватила бутыль и исчезла с ней в другой комнате.

Бор крякнул, в поисках взаимопонимания взглянул на молодого витязя. А тот развёл руками и улыбнулся.

— 6 —

Выйдя после ужина на порог, Святополк и Тангатар («Свят» и «Тангат» обращались они уже друг к другу) ещё долго беседовали. И более всего говорили о нынешнем положении в Мокинзаре. Неимоверно удручало Тангата то, что происходило сейчас в некогда могучем ханстве.

По смерти Бухнадара распалось окончательно всё — торговля пришла в упадок, люди беднели. В отсутствии армии участились набеги кочевников. Народ снимался с насиженных мест и отправлялся на юго-восток. В поисках лучшей доли и спокойствия.

Дошло до того, что многие аулы и целые города пустели. И ничего не предвещало каких-либо перемен в лучшую сторону.

— А что ты? — спросил напрямую Святополк, не умеющий выражаться экивоками. — Взял бы и вернулся. Взял бы власть в свои руки. Навёл порядок. Ты же — Аграмба — законный царь, как-никак!

— Я один, — с болью в голосе произнёс мокинзарец. — Все мои друзья, соратники убиты. Что я могу?!

— Но нужно ж пытаться! — воскликнул с горячностью Святополк.

— Ты думаешь, можно что-то сделать? — сомнение прозвучало в голосе Тангатара.

— Конечно! Башэр! — прибавил князь на курфи для пущей убедительности.

Наследник мокинзарского престола потёр лоб.

— А что я теряю? — задумчиво сказал он, бросив на сына Ратибора взгляд полный горечи и надежды.

— Вот именно, ничего, — ободрил его витязь. — Думаешь, мне легко Роц подни…

Поняв, что проговорился, молодой воин запнулся на полуслове.

— Да ладно тебе, — засмеялся Тангат. — Я уж понял, кто ты. Много ли Святополков так смыслят в политокусе⁸? Просто ждал, когда сам скажешь. А теперь — слово не воробей, как у вас говорят. Выкладывай, что ты в Роце творишь. Ведь тоже всё в запустении. Бароз мой, чтоб ему в тартаре заледенеть, постарался.

И Святополк принялся рассказывать.

Планы у него намечались обширные — торговля и ремёсла, в основном те, что традиционны для княжества, так чтобы товары можно без особых проблем продавать в Галиндию и Гринуэлл; устроение ярмарок; строительство мостов, дорог, почтовых станций, чтоб добираться быстрее — для купцов это выгодно…

(Нужно заметить, что первоначально Святополк задумывал пустить под землёй шары, как на дороге трёглазых, но, к сожалению, идею эту пришлось из головы выкинуть, как неимоверно сложную и затратную).

— А помимо, хочу законы единые по всей стране установить. А то — неразбериха. Кто в лес, кто по дрова. Жуть берёт. И налоги думаю снизить, чтоб всё заработало. Не навсегда — лет на пять. А дальше, надеюсь, само пойдёт. И, мыслю, ристалища проводить в обеих столицах, на манер рыцарских турниров гринуэлльских. Витязи съезжаться будут, маркитанты-негоцианты, зеваки всякие. Местным от того, опять-таки, прибыль…

— Молодец, — послушав, завистливо резюмировал Тангатар. — А вот я…

— Да хватит себя жалеть! — хлопнув мокинзарца по плечу, воскликнул Святополк. — Бери себя в руки и двигай домой. Великий хан — и батрак! Курам на смех! Только не обижайся, — добавил князь. — Я по-дружески.

— Я и не обижаюсь, — молвил тот и неожиданно нахмурился. — Эй, батэр, а кто тебе глаз отвёл?

Святополк поднял брови.

— Не знаю. Что, правда?

— Чистая правда. Ну-ка, постой секунду.

Тангатар провёл ладонью перед лицом князя.

Оп! Как пелена спала. Нет, ничего не переменилось. Вспомнилось! Мелочь вроде, но…

У старшего кобольда — у Смарагда — на шее цепь висела. Платиновая. Ах ты, пень на цепи, щука в самоваре! То ж — цепь Скорпиона. Что желания исполняет. А отчего ж он её не показал? Впрочем, понятно! Заметил у Святополка другую и понял, что тому про цепи ведомо. Решил свою скрыть, на всякий случай. Ну, и Дивиркиз с ним!

— Где ты так научился? — Святополк тряхнул головой, отогнал виденье.

— Это у нас врождённое, — усмехнулся мокинзарец. — Так что, если дома у меня дело не заладится, заявлюсь к тебе — на ярмарках выступать. Поставлю шатёр, напишу сверху: «Снимаю сглаз и порчу» и буду шаманить потихоньку. Ты как — не против?

— Пойдёт, — улыбнулся князь. — Договорились.

— 7 —

Эта лесная дорога — гораздо более широкая и наезженная — не шла ни в какое сравнение с той, что вела к озеру водяных. Однако и тут сильно разгуляться не получалось. Всё ж лес — он везде лес. То ветка толстая суковатая выскочит (так по лбу и норовит), то, вообще, поперёк тропы огромный дуб вековой обнаружится, шаловливым ураганом ненароком оброненный.

Так что — смотри в оба, не зевай!

Вот князь и смотрел. Тем более что и шибко поспешать, всё одно, толку никакого. День-то ещё едва занялся, значит, к вечеру до хижины стариков можно успеть по-любому. Ежли, конечно, без каверз и происков.

И мыслями Святополк снова возвратился к обустройству родного края. Не обо всём поведал он Тангатару. Не признался, например, в том, что на место ушедших мокинзарцев уже переселяется беднота из южного Роца. (Земля на юге получше, поплодородней). Не сказал так же и о том, что, снарядив и снабдив всем необходимым атамана Острогора, отправил он разбойника на усмирение кифских кочевников, что в недалёкой перспективе вполне могло привести к присоединению к Роцу земель Скифостана и северного Мокинзара, где степняки тоже промышляли.

Идей у Святополка крутилось в голове — пропасть. Три воза и маленькая тележка. Систематизировать бы их как-то, отгладить, по полкам разложить, но руки не доходили. И пока этот ворох проектов поддавался упорядочению слабо. А хотелось всего и враз.

Мечталось, скажем, о том, чтобы неплохо бы открыть всюду школы, больницы. И во главе их, чтоб не знахарь какой тёмный стоял (мне там колдунов только не хватает!), а учёный муж, «вельми грамотный». Но где их, грамотных, набраться? Ну, письму учить, счёту и азбуке можно, на крайний случай, и священников кликнуть. Они люди благонравные — не откажут (по возвращении отца Беловода отыскать надобно!), а вот лечить кто станет? Но и на этот счёт задумка припасена: открыть (прям на следующий год) университет, как в Мадриме, где врачебное дело изучать будут. Хынсебена позвать, Кар-Ждона (Грегину, понятно, некогда), Питтерна, Лекрюэля… Да к Гамарту обратится можно… Неужели откажут? Дело-то нужное. Науки, искусства — просвещение, одним словом. Эх-эх!..

Или вот ещё мысль: отправить кругом путешественников. Через Синее море на ладьях, через Кучумран — караванами. И за Бесконечные горы сходить бы!..

А кроме, храмы по деревням отстроить. И ещё, и ещё… Короче говоря, дел-забот невпроворот. Выше головы. Начать да кончить, а за всю жизнь не поспеть.

И мысли постепенно начали выстраиваться. Рядок за рядком. Так что от поездки сей польза вышла.

Наперво, рассуждал Святополк, нужно оградить себя от несчастий. Это кобольд, каменная его душа, верно подметил. Армия нужна и корабли военные. В Исвегию смотаться бы или в Гиспию — посмотреть, чертежи поделать. И дома — в Лукоморске — верфь поставить. И порт. Этим у меня Одрюс займётся.

Далее — войско. Глебу поручу… В-третьих — университет. Как назвать по-роцки? «Всемуучилище?» Не звучит. Курдуш с ним, пускай «университет» и останется. Это дело для Судислава. И школы заодно ему… Потом больницы. То — Беремиру. Мосты, дороги, почта — Пересвету. Церковь — отцу Беловоду. А начальником над всеми ними — Всеволода. Самое главное, вроде, охватил. А там видно будет…

Так, тасуя своих огнищан да друзей-сподвижников, прикидывая кого на какое поприще направить (чтоб каждому по душе пришлось), а так же придумывая для них всё новые обязанности и поручения, молодой князь добрался до домика стариков-фиосинистов. Успел как раз вовремя. Сумерки уже начали сгущаться.

— 8 —

Оттолкнувшись от мохнатой сосновой лапы, белка, свершив в воздухе грациозный пируэт, опустилась на подоконник. Ещё в полёте она ловко развернулась и теперь, сидя на покрытом резьбою настиле, зоркими бисерными глазками обозревала лес, подмечая в чаще что-то интересное. И это, увиденное, по всему, ей здорово не нравилось.

Оттого, наверное, она вдруг принялась возмущённо фыркать, сердито цокотать и, наконец, поворотившись к окну, спрыгнула в комнату. А там, ещё и ноги не успели коснуться пола, обернулась маленькой сморщенной старушкой.

— Матрёна, ты? — послышался голос снизу.

— Я, я, старый, успокойся, — откликнулась невеличка.

Она проворно проковыляла по комнате и исчезла в кладовке, внутри которой стояла кукла, похожая на Матрёну очень многим. И чертами лица, и одеждой, и осанкой, в общем, всем, за исключением того, что ростом превышала она Матрёну едва ль не в два раза.

Поднявшись по приступкам, старушка оказалась на уровне вышитого затейливым орнаментом передника куклы, отворила дверь, таящуюся в нём, и скрылась внутри. В чреве куклы немедленно что-то заурчало, глаза её открылись и она, ожив, вышла из шкафа.

Точнее, не кукла уже вышла, а самая настоящая старушка. Вполне живая.

— Плохо в лесу, дед, — прошамкала Матрёна, спускаясь под скрип ступенек на первый этаж. — Призраки.

— Крайгорты, — поправил Капчо.

— Ну, пусть храйхорты. Да всё равно, плохо. Надо б делать что-то.

Капчо покивал, кряхтя, выбрался из кресла-качалки, подбросил в камин пару поленьев. И, поплотнее запахнувшись в медвежью шкуру, пошёл открывать дверь настойчиво стучавшему в неё Святополку.

— 9 —

К вечеру изрядно похолодало. Так что жаркий камин с огнём, который, казалось бы, чувствовал себя тесновато в синей мерцающей глубине, оказался весьма кстати.

Как голодный к праздничному столу, жадно приник продрогший Святополк к ясному пламени, протянул к нему руки, ощущая, как с приятным покалыванием тепло проникает в тело. А жар, словно обрадовавшись вниманию, загудел, радостно запрыгал в своей каморке, разбрасывая кругом рубиновые брызги, и потянулся оранжевыми ладошками навстречу.

Так и стояли они некоторое время друг против друга — князь неподвижно, блаженно впитывая согревающее дыханье огня, а пламень — весело подпрыгивая и ощупывая поминутно сверкающими щупальцами стенки своего жилища.

И не мог видеть Святополк за яркими бликами, что из глубины очага внимательно наблюдают за ним два фиолетовых немигающих глаза. А, когда согревшись, отошёл он в сторону, диковинное неподвластное огню существо, напоминающее ящерицу, изогнулось, подпрыгнуло и исчезло в дымоходе, оставив после себя лишь угасающие звёздочки искр и несколько следов на золе.

— 10 —

— Так, говоришь, кобольды проснулись? — потерев нос, пробурчал Капчо. — Только на днях об этом с Грегином толковали. Срок-то подходит. Надо же! Триста лет! Вот время…

— А мы сегодня другое видели, — подхватил Хохлач. Он с каким-то горшком в руках вылез из погреба и сменил сына Ратибора на посту у камина. — Крайгорты пожирателя спасли. Подплыли по воздуху трое, клешнями над ним поводили, — он показал, — и пелена зелёная, что от Карама, так и сползла. Тот встал, башкой каменной туда-сюда помотал, плечи расправил, а блазни ему знаки подают, мол, давай, пойдём. Он и пошёл.

— Крайгорты, кобольды, пожиратели… Ох, барсуки на ёлке, — вздохнул Святополк. — Кротова семейка…

— Да, князь, закручиваются дела, — кивнул Хохлач. — Муторно, по-другому не скажешь, но деваться особо некуда. Разгребать надо.

— А не разгребём, так Мара избавленьем почудится, — добавил Капчо. — Матрёна говорит: в лесу, особливо в серёдке, призраков толпы цельные. В каждом древе. И в столетней сосне корабельной, и в ростке прошлогоднем, что лишь на пару вершков с-под земли вылез. Оно, вишь как, живую тварь им подавай — флору с фауной… Так что кобольды вельми полезны могут статься. У них-то устроение каменное. Крайгортам не по зубам.

— Так вот для чего они пожирателя из спячки вывели! — осенило сына Ратибора.

— А и точно! — воскликнул одобрительно Капчо. — А я-то голову ломаю: на кой он им сдался?..

— Смекнули влёт, — крякнул Хохлач. — Едва у них с кобольдами недотёп вышел, как начали противоядие сыскивать. Естественного врага, как говорится, шукать.

— Ничего, — буркнул Святополк. — И для них естественного врага сыщем. Я, например, в этой роли — чем плох?

— 11 —

Ещё и птицы не запели, а князь уж — в седло, да дальше. Путь намечался неближний, но витязь надеялся преодолеть его за один переход. И немало поспособствовать этой удальской затее должна была особая мазь, коей предназначалось каждые два часа натирать ноги коня. Усталость от того, по словам Капчо «исчезала напрочь».

— А вреда Ветролёту от снадобья не случится? — на всякий случай поинтересовался сын Ратибора.

— Ну, ты скажешь тоже, — проворчал старик. — Это ж — бальзам чародейский, а не из мака-конопли отрава богомерзкая.

— Тогда и я натрусь, — полувопросительно проговорил Святополк.

Капчо рассмеялся.

— Извиняй, князь, но тинктура эта, единственно, для скота гожая. Людям не можно. Один вот так попробовал — в козлёночка превратился. Пока его обратно метаморфозили, семь потов сошло. Так что, как-нибудь своими силами обходись, без колдовства.

Что ж, своими, так своими. Потому, почти не останавливаясь, мчался Святополк по лесной дороге, прильнув к шее коня и бросая время от времени на окружающие дебри настороженные взгляды. Не истёрлась покамест из памяти встреча с Букой и Хыкой.

Но ни демонов, ни разбойников, ни какой другой напасти, которые испокон веку составляли грозные приметы Безымянного леса, не наблюдалось. А вот призраков белесых увидеть пару раз удалось. И, наверное, Ветролёт тоже их чуял и, как бы стараясь поскорее покинуть опасное место, часто переходил с иноходи любимой на меть, а то и на галоп.

Пусто было в лесу. Унылая заброшенность царила меж кустов и деревьев. И совсем странным и страшным казалось то, что не слышалось почти птичьих голосов. Видать, и птахи лесные, по осени от обилия корма беззаботные, поближе к людям перелетели. Ох-ох, как же неуютно!..

— 12 —

Святополка в Ордене ждали. Внезапно открывшийся проход в стене и одинокая фигура, машущая фонарём, об этом явно свидетельствовали. Приглядевшись, князь угадал младшего Бренкса.

— Пит сказал: ты приедешь, — услышал князь его голос. — Попросил тебя встретить. Дал вот форморброид и схемку ещё нарисовал, как тупому, куда в ограде импульсами тыкать, чтоб дверь открылась.

Сын Ратибора улыбнулся.

— Тут зеркало Теофраста, — заговорил снова Уклинстор, когда они с князем обменялись приветствиями. — Пойдём.

Но никуда идти не пришлось. Нашарив что-то в густой траве, Бренкс порывистым движением дёрнул это нечто вверх. И тут же мгла кромешная, обнимавшая округу (а земля уже тонула во мраке) сгинула без следа, и молодые воины оказались в небольшом хрустальном теремке, ярко внутри освещённом. Причём, откуда исходил струящийся радостный свет, князь не разобрал.

— Ты первый, — сказал Бренкс.

— И куда я отсюда?..

— В Синий замок — к Питтерну. В его кабинет. Фиосинисты сейчас зеркала по всему Ордену расставили, чтоб время на дорогу не тратить.

— И как это?

— Увидишь.

И Святополк шагнул.

Мрак — свет — тьма. Див! Чур! Как из окна выпал! Хорошо, хоть — низко. А Уклинстор осторожно перепрыгнув через князя, пружинисто приземлился на ноги.

— Ну и как? — спросил он, помогая Святополку подняться. — Я-то уже привык. А вот ты…

— Ничего не понял, — ответил витязь. — Ослепило, а после сюда выбросило.

— А куда, по-твоему, должно было? — шутливо поинтересовался Бренкс. Он задул фонарь. В коридоре, по которому они шли, повсюду горели факелы.

— Мало ли. Теофраст вон, к призракам попал. А Хынсебен и сам не знает куда.

— Зеркало можно настроить, — проговорил Уклинстор, будто б повторяя чьи-то слова, — и попадёшь, куда требуется.

— Тогда их не только по Ордену поставить нужно, — немедленно воодушевился новой идеей князь, — а повсюду. И в Рудане, и в Гринтауне, и в Сендомире. А то через лес — долго.

— Да и опасно, — понимающе подхватил молодой Бренкс, открывая дверь в кабинет, где их ждал Питтерн.

— 13 —

— Наконец-то! — сказал рыцарь, пожимая десницу князя. — Завтра, как я понимаю, долгий и непростой день. Поэтому: вечерять и спать!

Лёгкий ужин на столе и две койки с по-монастырски худосочными подушками тут же напомнили Святополку, что и прошедший день простым и коротким язык назвать никак не повернётся. И потому немедленно приступил к трапезе, не думая оспаривать указание старшего товарища.

Однако любопытство било во все колокола, распирало изнутри и еде мешало. И потому, чуть пожевав, витязь оторвался от скудного стола и обратил взор к Бренксу.

— А что завтра-то? — проговорил он.

— Грегин просил до времени не разглашать, — твёрдо ответил на это рыцарь. — Я даже ему не сказал, — он кивком головы указал на брата. — Да ты ешь, ешь. А я тебе пока один любопытный документум почитаю.

Питтерн взял со стола лист папируса, пододвинул ближе фонарь, присел.

— Та-ак, — протянул он. — Ну, слушай: «Скроен ладно. Росту два аршина и десять вершков. Лицо румяное. Усы и борода еле пробиваются». Как ты думаешь, на кого похож?

Сын Ратибора непроизвольно провёл рукой по щеке. Усы и борода «пробивались» уже весьма ощутимо.

— Да мало ли на кого, — пробурчал он, возвращаясь к куску сухой лепёшки и какому-то жгучему, пахучему отвару.

— А всё же? — произнёс, настаивая, Питтерн. — Впрочем, подожди, тут ещё. Вот: «власами светел, очи…» Подробно составлено. На, сам глянь.

Святополк взял листок, вчитался.

— Нет, не обязательно на меня, — чуть помолчав, упрямо проворчал он. — Скажем и на Всеволода тоже.

— Да, верно, — согласился рыцарь, — но, вот в чём дело: это описание… э-э… некоего молодого человека мы обнаружили в избе твоего друга Ма-ара. И Всеволода, как ты понимаешь, к этому делу не прилепишь.

Сын Ратибора старательно дожевал кусок хлеба и посмотрел на рыцаря.

— Ма-ара? — переспросил он.

— Его, — качнул головой Бренкс.

— А оно… откуда? У него? У Ма-ара? — понимая, что вопрос выглядит довольно-таки глуповато, произнёс князь.

— Да Лигнар его знает, — улыбнулся рыцарь. — Видишь ли, у этой штуки, — Бренкс похлопал ладонью по покрытому корявыми буквами листу, — даже лунного запаха нет. Вот так-то…

Примечания

1

Завоеватель.

2

Бабр — на роцких диалектах: тигр.

3

Откуда ты, брат? (курфи).

4

Ты говоришь на курфи? (курфи).

5

Ты не ответил на вопрос (курфи).

6

Уличный торговец (курфи).

7

Эал — по поверьям южных народов, старший сын древнего бога Учь-Бирита, известного в словских странах как Триединый.

8

Политике (элийский).