Будущее проходит сейчас

Олег Овчинников

Рассказ российского фантаста, вошедший в сборник его произведений «Семь грехов радуги».

Автор благодарит Лео Каганова за неоцененную помощь в подборе названия.

— Черт! А можно тебя потрогать?

— Ради бога! — рассмеялось оно и само протянуло руку навстречу.

Я потянулся к ней, осторожно, чтобы не задеть бокалы, не влезть рукавом в пепельницу и не столкнуть со стола огромный, на четырех изогнутых ножках подсвечник. Впрочем, такой в одиночку не своротишь, как ни старайся.

Рука его не казалась ни холодной, ни теплой, она была температуры тела, как бы глупо это ни звучало. Я коснулся кончиков длинных и тонких пальцев, скользнул по тыльной стороне ладони — маленький шрамик между большим и указательным пальцами, след выведенной татуировки, присутствовал — добрался до запястья, до прохладного браслета часов, которые даже на ощупь казались солидными и весьма недешевыми.

— Хватит, хватит, — оно отняло руку. В усмехающихся глазах двоился и приплясывал огонек свечи. — Что люди подумают?

— А что люди? — Я оглядел посетителей за соседними столиками. На меня они не производили впечатление думающих. — Решат, что встретились два брата после долгой разлуки. Соскучились друг без друга…

–…и предались прилюдному нарциссизму!

Я пропустил эту реплику мимо ушей.

— Кстати, ты не знаешь, в какой момент мы разошлись?

— Ты не поверишь! — Оно, не дожидаясь официанта, уверенным движением взяло за горло поразительно неудобную, на мой взгляд, бутыль, опрокинуло над своим бокалом, затем долило мне. Принялось баюкать бокал в ладонях, согревая и без того горячительный напиток. — Кажется, знаю. Помнишь то утро лет пять назад, когда Светусик уговорила тебя сходить к ним в четырнадцатый отдел на собеседование?

— Помню.

— Ты тогда долго не мог решить, бриться тебе или и так сойдет, а когда все-таки побрился, надолго задумался, во что бы такое вырядиться… Помнишь?

— Помню, — зачарованно повторил я. — Можешь не продолжать…

…Я тогда долго не мог решить, бриться мне или и так сойдет, а когда все-таки побрился, надолго задумался, во что бы такое вырядиться. Не в костюм же, в самом деле, который до этого надевал только на экзамены. И не в рубашку оперного тенора с намертво пришпиленной к воротничку бабочкой, залетевшей в платяной шкаф прямиком со свадьбы.

Не-ет, я вытянул из-под груды маек и свитеров старые, убеленные временем джинсы «Rifle» — где теперь купишь такие? С чернильной надписью «ЛИНИЯ СГИБА» сзади, под коленками, кожаной заплаткой на правой («Бандитский окурок, крошка») и огромной коричневой пуговицей на левой штанине. Уж не помню, кто и по какому поводу ее туда приторочил. Пока извлекал джинсы, на пол из груды вывалилась древняя тельняшка, не столько уже в полоску, сколько в дырочку — дуршлаг, а не тельник, от груди и ниже — сплошная бахрома, но с курткой еще потянет. Куртка нашлась в коробке, в шкаф такую действительно вешать боязно. Простиранная дождями, просушенная у костра и выглаженная весом моего тела, она хранила на себе следы-эмблемки не одного десятка КСП-шных слетов. Пуговиц было в достатке, но все равно из петли в петлю — как цветок в петлице — пунктиром спускался здоровенных размеров болт, подобранный как-то на конечной остановке 39-го трамвая. Подобранный, поскольку оставить его валяться в луже и тихо ржаветь было бы кощунством.

Я дополнил костюм очками-бабочками, розовыми, практически целыми, сквозь них посмотрел на себя в зеркало — в розовом, так сказать, свете — и пришел к выводу, что побрился совершенно напрасно.

Потом еще раз посмотрел. С сожалением снял очки. Быстро разделся. Напялил рубашку оперного тенора и черный костюм, в котором, если порыться, можно еще обнаружить пару забытых шпаргалок. Уже в лифте обрывком газеты почистил ботинки и побежал к метро, потому что Светусик же ждет, она там с кем-то специально договаривалась, рассказывала кому-то про меня, рекомендовала. А до назначенного времени оставалось всего ничего…

— Ну вот, а я не стал переодеваться, пришел как был — заходящая звезда модельного бизнеса, — сказало оно. — И торопиться не стал. Ворвался в кабинет, когда меня там и ждать перестали, нахамил кому-то с порога. Толстому такому, с лицом вечного октябренка и нимбом вместо прически…

— Геннадий Матвеевич, — мгновенно узнал я, хотя прежде никогда не сравнивал шефа с октябренком. — Сейчас он стал еще толще. Я под ним работаю.

— Мои соболезнования, — оно улыбнулось, обращая сказанное в шутку. — В общем, собеседования я не прошел. И, представь себе, нисколько не жалею. А ты, судя по всему…

В пляшущем огоньке свечи я разглядел себя в своих же глазах. Картинка в картинке, как в телевизоре с дополнительным тюнером. На этой картинке я, казалось, медленно поджаривался в адском пламени.

Мы одновременно отвели глаза.

— Чем занимался эти годы? — спросил я у скатерти.

— Сначала ничем. Лежал целыми днями, смотрел в потолок. Изредка подхалтуривал, паял компьютеры, телевизоры и все, что попросят. Жил в основном Светкиными вспоможениями. И ее же молитвами. Кстати, она до сих пор в церкви? — Я опустил голову чуть ниже. — Потом как-то раз по знакомству… Помнишь Сережку с филологического?.. Да, подвизался к нему в редакцию вольным пахарем. Потом невольным. Потом редакция стала издательством, а я подался в профессионалы. Теперь пашу литературную ниву — аж руки к вечеру ноют.

— Ты писатель?

— Да. Даже не верится, что ты об этом не знаешь. У нас к какому лотку не подойди — везде Федор Андреевич Устинов, и идиотская, ты уж извини, физия на пол обложки. Критики часто Федором Михайловичем зовут — что с них взять, воображение-то убогое. Да вот, погоди-ка… — Оно взяло с соседнего кресла свой дипломат, раскрыло на коленях. — У меня же с собой…

Книжица в гладкой ламинированной обложке легла на стол. На обложке — моя фамилия, мои инициалы, на фотографии — снятый вполоборота человек за письменным столом, его лицо с несколько глуповатой улыбкой — тоже мое. Наряди его в белый халат, убери со снимка монитор с клавиатурой, поставь вместо них консоль мю-сонавитографа — получусь вылитый я.

На первой странице название: «Дрезина, адская доля». Картинка, упрощенный космический корабль, похожий на гроб на колесиках, скользит куда-то за горизонт по бесконечным рельсам.

— Фантастика? — спросил я, с необъяснимым волнением перелистывая страницу. И не удержался от грубого в своей обыденности вопроса: — А платят хорошо?

— Как продашь… — Оно флегматично пожало плечами. — На рюмку Хеннесси по пятницам, сам видишь, хватает.

«Ракетный корабль RS-232 входил в плотные слои атмосферы…»

Конец ознакомительного фрагмента.