Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия

Олег Матвейчев, 2011

Эта книга для тех, кто не готов сломаться под воздействием всяческих кризисов, катаклизмов, переломных моментов. Для тех, кто ищет пути решения проблем и живет по принципу: делай, что должен, и будь что будет. Олег Матвейчев, известный политолог, не согласен с мнением, все более набирающим силу, что все у нас в стране и в мире плохо, ничего нельзя сделать, людям остается только сидеть и дожидаться, когда еще чего-нибудь плохого власть придумает. Поэтому он предлагает несколько эффективных стратегий решения глобальных и государственных проблем, в которых каждый из вас может принять участие или стать организатором.

Суверенитет духа

Все, наверное, помнят одно из центральных событий последних лет: смерть Папы Римского — Иоанна-Павла II. В Ватикан съехались миллионы паломников. Миллиард католиков по всему миру ощутили, что произошло событие, касающееся их лично. Главы практически всех государств (в том числе мусульманских и вообще не имеющих в традиции авраамических, библейских традиций) лично прилетели проводить в последний путь человека, пользовавшегося в мире огромным авторитетом.

Честно говоря, умерший понтифик не заслуживал и тысячной доли выпавших ему почестей (он принес много вреда не только России, но главным образом самому католичеству), тем более удивительно все, что происходило.

Ватикан не обладает экономической мощью, он живет на «пожертвования». Он владеет акциями, но вряд ли жизнь рантье — свидетельство экономического лидерства. Ватикан не обладает военной мощью, несколько сот швейцарских гвардейцев не в счет. Ватикан не имеет атомной бомбы и лишен так называемого «ядерного суверенитета», у него нет места в Совете Безопасности ООН.

Политическая система Ватикана тоже не является эталоном цивилизованности. Всякому приличному государству полагается быть демократией, а Ватикан — абсолютная (даже не конституционная!!!) монархия. Однако никто не причисляет Ватикан к «оси зла», к странам-изгоям, не грозит ему бомбежками, не разворачивает на его территории широкую сеть институтов и фондов, НГО и НКО. На Ватикан не транслируются передачи Радио «Свобода» на латинском языке, не проводятся международные конференции под лозунгом «Последний диктаторский режим Европы». В отличие от Лукашенко, папу не дразнят «батькой», хотя ему бы эта кличка больше подошла.

Подобные «недружественные» действия, попытки хоть как-то воздействовать на суверенитет Ватикана, а тем более, лишить его суверенитета сразу бы вызвали огромную реакцию по всему миру. Почти миллиард католиков, как минимум, взволновались бы, и уж среди них наверняка бы нашлось несколько миллионов, готовых пожертвовать жизнью в войне с любым агрессором.

Кто-то может возразить, мол, зачем лишать Ватикан суверенитета, ведь победитель не получит трофеев, да и само это государство весьма безобидное, ни на кого не покушающееся…

Это, безусловно, не так. Ватикан сыграл серьезную роль в разрушении СССР, а если смотреть дальше, вглубь веков, то обнаружится, что римские Папы были одними из крупнейших геополитических игроков в Истории. Минимум три нашествия, в результате которых Россия могла потерять суверенитет (поход Ливонского ордена, поход Мамая, польская интервенция), организовал Ватикан. Что касается трофеев, то сокровищницы Ватикана являются самым большим в мире хранилищем культурных и антикварных ценностей. Так что и повод, и причину для агрессии и лишения Ватикана суверенитета найти можно.

Но никто не лишает Ватикан суверенитета, более того, никому даже в голову не приходит столь безумная мысль. Мысль о завоевании богатой страны приходит часто. О завоевании слабой или даже сильной страны (хотя бы из чувства безопасности, как игра на опережение), тоже не редкость. А вот по поводу Ватикана… Ни в одном генштабе не написан план соответствующей операции.

В чем же дело? Получается, самый твердый, непробиваемый гарантированный суверенитет держится не на силе, не на экономической мощи, не на атомной бомбе, а на духе. Суверенитет Ватикана держится только на том, что это — центр католичества, мировой религии.

Напрасно кто-то думает, что речь идет только о Ватикане как о чем-то из ряда вон выходящем или экзотическом. Сущность любого феномена не есть нечто абстрактно-всеобщее, витающее над представителями данной сущности. Существенное и всеобщее фигурирует, как правило, в качестве особенного наряду с другими особенными. Мы не получим никогда сущность суверенитета, взяв 150 государств и пытаясь путем отвлечения создать общее понятие. Напротив, взяв одно государство, которое выглядит как ИСКЛЮЧЕНИЕ из правила, мы поймем и само правило.

Все, что сказано о Ватикане, еще в большей степени применимо к любой другой суверенной стране, и тем больше, чем более она суверенна. Это относится, например, к Саудовской Аравии. США из соображений экономической безопасности, может быть, давно бы уже захватили весь Аравийский полуостров, который хранит в себе запасы 50 % самой дешевой и качественной мировой нефти. Но не экономическая и военная мощь останавливает США. Мекка — центр мировой религии. Представьте, сколько «Боингов» полетит на всевозможные всемирные торговые центры, сколько пакетиков с порошком сибирской язвы отправится по почте в случае какого-либо военного поползновения! Мекка — залог нынешнего и будущего суверенитета арабов.

Точно так же и сам Вашингтон является «Ватиканом демократической религии», и он решает, что является демократией, а что — ересью. Там находится «золотой эталон» демократии, как в палате мер и весов. И всякий, кто принял этот демократический дискурс, кто принял эти правила игры, уже не суверенен. Он может быть сколь угодно демократичным, но если Вашингтону что-то не понравится, «еретик» будет вынужден «идти в Каноссу».

Пока используем чужой дискурс, мы рабы того, кто этот дискурс создал или присвоил себе право говорить от имени создателя. Поэтому «суверенная демократия», о которой сейчас много разговоров, возможна только для Вашингтона.

Представьте, как в глазах католиков выглядел бы тот, кто заявил, что в его стране «суверенное католичество», объявил себя папой и сказал бы, что у него нет разногласий с Папой Римским по догматическим вопросам, нет различий в богослужении, но поскольку он «суверенный католик», то решения будет принимать сам…

Да суть католичества как раз в том, что Папа Римский — главный католик. Поэтому католики всего мира, несмотря на отсутствие догматических разногласий и даже различий в богослужении, тут же объявят «суверенного католика» еретиком. Точно так же Россию, будь она хоть в сто раз демократичнее всех демократий мира, ее все равно объявят НЕ-демократией, как только она всерьез (а не в декларациях) станет действовать вразрез с повелениями Папы Вашингтонского. Что, собственно, и происходит.

Сейчас, правда, на центр «мировой демократической религии» претендует Европейское Сообщество. Как такое возможно?

Все проблемы Вашингтона и США начались с того, что они перестали быть духовным авторитетом для народов мира. Сколько бы США ни демонстрировали политкорректность, спецоперации ЦРУ, удары по Югославии, Афганистану и Ираку окончательно похоронили миф о том, что Америка — это страна-освободительница. Новая империя — да, мировой жандарм — да, тот, кто берет силой, а не соблазном, — да.

Америка пытается соблазнить, но ее фокусы сродни тем, что все уже видели на ярмарке. При слове «демократия» вздымается грудь только у самых провинциальных и отсталых народов. Остальные хотят большего. И чем меньше Америка способна соблазнять, тем больше она пользуется насилием, а чем больше насилует, тем меньше способна соблазнять. Теряется духовный авторитет, теряется власть. Ведь настоящая власть там, где не требуется насилие. Наоборот, применение силы говорит, скорее, о слабости.

Когда-то «Меккой и Ватиканом мирового коммунизма» была Москва. Именно здесь решали кто коммунист, а кто ренегат и ревизионист. Так было до тех пор, пока мы не перестали быть духовным авторитетом и сделали ставку на танки и ракеты (то в Венгрии, то в Чехии, то в Афганистане). Кто и когда решил, что сила государства зависит от оружия и армии, а не от способности очаровывать, не от духовного влияния? Тот, кто это решил, тот и угробил СССР. Сейчас мы вообще играем по чужим правилам, и значит, мы не суверены.

Суверенитет — это только духовный суверенитет. Такой суверенитет духа лучше всякой армии, атомной бомбы и экономики. Разговоры про то, что атомное оружие гарантия суверенитета — ерунда. Если в стране правит элита, хранящая деньги за рубежом, она никогда и не подумает воспользоваться оружием для удара по загранице, где лежат ее деньги, в целях сохранения суверенитета. А значит, если элита духовно живет в другом месте и духовно порабощена, любое оружие в ее руках бесполезно. Это все равно что оружия нет.

Да что деньги! Никакой атомной бомбы нет, если нет человека, у которого хватит духа нажать на кнопку в случае чего. В России, например, уже лет 40 нет руководства, способного на это. Горбачев, который сдал страну, просто был последователен: он знал, что никогда не нажмет ни на какие ядерные кнопки. Он был восхищен Западом, похищен им.

Как ни велики наши военные победы, суверенитет, который держится силой оружия, — недостаточен, нестоек, временен и является только предпосылкой подлинного духовного суверенитета. Гарантированно суверенен тот народ, чей суверенитет никто не только не может, но и не хочет поколебать. А это возможно только когда народ обладает ценностью в глазах других народов, когда он уникален, незаменим и неповторим, несет миссию, нужную всем другим народам. Когда он, говоря языком рынка, имеет «уникальное торговое предложение», «уникальное позиционирование» в духовном смысле.

Нам говорят, Россия строит демократию. Зачем? Чтобы быть еще одним сто двадцать пятым демократическим государством? Что в мире изменится, если одной «демократией» станет меньше или больше? То, что валяется на каждом углу, никто не ценит. Если мы повторяем вслед за Вашингтоном его лозунги и заклинания, то почему хотим, чтобы Грузия и Украина повторяла их за нами? Они желают первый сорт, поэтому будут слушать Америку Другое дело, что слова американцев — тухлятина, а вот что-то свежее никто еще в мире не предложил.

Когда я однажды высказал это, один демократ мне тут же выставил остроумное, как ему казалось возражение: демократия, дескать, как газ на кухне — просто условие жизни, тут не нужно уникальное торговое предложение. Ценности демократии вне конкуренции, это что-то общепризнанное и простое.

Сравнение с газом на кухне явно некорректно, но даже если признать это сравнение, оно обернется не в пользу демократов. Ведь газ когда-то закончится! А если не будем искать альтернативные виды топлива и энергии, рискуем остаться без отопления. Как есть совершенствование в области энергетики, так тем более есть совершенствование в общественных науках и практике. Демократия — устаревшая и мало когда работавшая фикция.

Суверенность сегодня понимают часто как следование собственным интересам всегда и везде. Но на самом деле стратегия следования в политике принципам прагматизма разрушает государство, уничтожает суверенитет.

Когда-то Пальмерстоун заявил, что у Англии нет вечных друзей и врагов, а есть вечные интересы. Красиво сказано. Но к чему привела такая логика? Великобритания, империя, «над которой не заходило солнце», значила для XIX века больше, чем США для XX века. А чем все закончилось? Великобритания стала еще одним «демократическим государством». Страной, до сих пор не суверенной, об исчезновении которой можно было бы пожалеть разве что в связи с рок-музыкой. Вот к чему ведут гениальные геополитики, следующие вечным интересам. К такому же финалу приведут США и нынешние игроки на мировых «шахматных досках» типа Бжезинского.

Но если столь печальная участь уготована гениальным геополитикам, что ждать не гениальным? А ведь они всерьез твердят о «прагматизме», о подходе с «позиции национальных интересов»…

Отношения между государствами можно представить на примере отношений между знакомыми. Если кто-то вдруг заявит, что он всегда и везде следует собственным интересам, если на любую вашу просьбу отвечает: «А что я буду с этого иметь?», вряд ли такой человек будет вам другом, вряд ли вы его станете любить, вряд ли пожалеете, если он выпадет из вашего поля зрения. Нет, конечно, вести себя, исходя из собственных интересов, — его право. Но почему у того, кто пользуется этим правом, дурная репутация? Почему привычка «качать права» считается отвратительной, неблагородной, низкой?

Да неужели непонятно, что заявки о наших «национальных интересах» никому неинтересны, кроме нас и, более того, провоцируют других сразу думать о своих национальных интересах в противовес нашим?

Как честность и откровенность вызывают ответную честность и откровенность, так хитрый блеск в глазах собеседника провоцирует ответную хитрость: ты меня хочешь обмануть, значит, идешь на риск быть обманутым, ну и не обижайся, если я тебя обману!

В ситуации, когда каждый борется за себя, когда идет война всех против всех, никакой суверенитет не может быть устойчивым, никакая коалиция не вечна, все преимущества, сила и власть — временны.

Военная мощь, материальные богатства — все это временный ресурс, а ставка на временное дает лишь временное преимущество. Если кто-то хочет непоколебимого суверенитета, то он должен ставить на вечное, на Дух.

Тот, кто хочет быть сувереном, гарантированным сувереном, тот должен обеспечить себе такое место в мире, когда другие государства предпочтут умереть сами или нанести вред себе, нежели покуситься на того, кого считают воплощением некой духовной ценности.

И не говорите, что так не бывает. Ющенко и Саакашвили идут против прагматических интересов только потому, что верят в западные ценности. Например: Украина теряет от блокады Приднестровья сотни миллионов долларов ежегодно, но поддерживает блокаду просто потому, что X. Солана попросил об этом украинского главу государства. А разве прибалтийские государства мало потеряли оттого, что транзит российских грузов пошел мимо них? Но они не следуют прагматическим интересам, они ставят выше них западные ценности. У нас Гайдар с Чубайсом разрушили полстраны, но ни одна буква из демократических догм не должна была пострадать!

Ценность в этом случае является неким источником, на который ориентируются, откуда черпают и собственную идентичность (как мусульмане, например, черпают ее в Мекке и Медине). Источник — это ресурс, нечто, отдающее себя, растрачивающееся. Поэтому чтобы быть такой ценностью, надо отдавать, а не брать, надо жертвовать, а не накапливать.

Ж. Батай, пожалуй самый глубокий теоретик суверенности в XX веке, писал, что только там, где прерываются экономические отношения обмена, по принципу «ты мне — я тебе», где возникает потлач, трата, безудержное раздаривание, жертвоприношение, демонстрирующее реальную независимость дарящего духа от даримой вещи, там и есть подлинная суверенность.

Немудрено поэтому, что суверенитет и победа в войне за суверенитет достается тому, кто приносит жертву, а не тому, кто накапливает. В этой связи уместно опровергнуть модное вот уже 40 лет (но неслыханное и чудовищное для современников мая 1945 года) отождествление фашизма и коммунизма. Для всего мира проект фашизма состоял в предельной геополитизации, в предельном желании превратить все нации мира в ресурс для одной. Проект же коммунизма состоял в противоположном: в жертвоприношении одной нации во имя всего мира, в своего рода антигеополитике.

Когда Украина или Грузия заявляет о «прагматичной политике», все понятно: это удел маленькой, заурядной во всех смыслах, несуверенной страны. Прагматизм и права — дело плебеев. Но когда Россия заявляет о «прагматизме в отношениях», она становится с ними на одну доску. Что позволено быку — непозволительно Юпитеру! Юпитер (солнце) дарит свет, а бык жрет и жиреет. Судьба их различна: Солнце будет светить миллиарды лет, а быка отведут на бойню, когда он наберет достаточно веса. Зачем мы мечтаем о судьбе быка?

Россия должна быть благороднее, наши культурные гены, наше великое суверенное прошлое должно противиться тому, чтобы вообще разговаривать (а не только вести переговоры!) с кем-то вроде Украины или стран Балтии, с вассалами других.

О каком авторитете, лидерстве, суверенитете может говорить Россия, если она позволяет себе вступать в разборки базарных торговок, перекрикивающих друг друга, ищущих свою выгоду? На что рассчитывает она, неуклюже толкаясь локтями в борьбе за место под солнцем? Любой выигрыш здесь временный, а проигрыш рано или поздно неизбежен. Это гибельный путь.

Хочешь переиграть другого — будь готов к тому, что с тобой будут играть так же, то есть рано или поздно тебя переиграют. Надо не бороться за место под Солнцем, а самому быть Солнцем, чтобы остальные боролись за место под тобой.

Нужно быть среди тех, кто дает и жертвует. Причем давать надо не материальные ресурсы, а духовный свет. Одна из ошибок коммунизма, как и сторонников языческого потлача, состояла в том, что они давали и жертвовали материальными, денежными и людскими ресурсами. Таким образом демонстрировалась власть духа над материей.

Но материя исчерпаема, даже Солнце когда-нибудь погаснет. Возникала отрицательная зависимость: в какой-то момент жертвующему уже нечем больше жертвовать, и значит, он несостоятелен, не может доказать свою суверенность. И тогда из категории «полезных» для всех реципиентов государство превращается в категорию «ненужных», а затем и «вредных».

Судьба редких животных показывает нам, что наибольшему истреблению как со стороны людей, так и со стороны других видов подвергаются вредные и полезные. Причем полезные даже больше. Если применять это к жизни государств, то Россия соединяет в себе эти качества худшим образом. С одной стороны, она потенциально полезна, поскольку богата ресурсами, с другой — вредна, так как сильна и опасна. Россия — первый кандидат на истребление со стороны других видов. Это доказывается многочисленными нашествиями на ее территорию. Недаром великий мудрец Лао Цзы говорил, что лучше быть не вредным и не полезным, а таким, о котором знают, «что он только существует».

Надо вообще уйти от категорий вредности и полезности и рассмотрения себя как материальный ресурс, а также добиться, чтобы нас другие не рассматривали с этой точки зрения. Настоящий источник — тот, что никогда не оскудевает, а становится тем больше, чем больше из него черпаешь. То есть источник духовный.

Говорят, в Японии есть закон, согласно которому старые здания раз в 20 лет сносятся, чтобы на их месте построить новые. Но есть исключения: никто не трогает здания, ставшие памятниками искусства. Нам надо создать такое государство, такой образ жизни, который будет своего рода памятником искусства, чтобы ни у кого на него не поднялась рука.

Если государство несет миру некий свет, не требуя ничего взамен, а также дарит духовные ценности, именно оно обеспечивает себя истинным суверенитетом и обладает настоящей духовной властью над одариваемыми и не способными отдариться по причине нищеты духа. Одариваемые просто проникаются даруемым им духом, испытывают головокружительное чувство превосходства над собой прежними и над теми, кто еще не вкусил ничего подобного. Они получают невиданное ранее удовольствие, которое не могут обеспечить сами, они «подсаживаются на иглу» духа и отдают все, в том числе материальные ценности и жизнь, за возможность еще раз припасть к истоку.

Этот исток нам надо создать, этот исток нам надо открыть. Исток, откуда на всех без разбора, на все расы и религии, на все сословия и народы прольется духовный свет, без которого они уже не смогут представить жизнь.

Суверенитет России не в руках экономистов и политиков, не в руках военных и ученых. Он в руках философов, святых, пророков и поэтов.

Идеологией нынешней России считается суверенная демократия. Суверенную демократию как только не обзывают разные остряки: и «суеверной демократией» и «сувенирной демократией», и уж, конечно, все норовят сказать, что «никаких особых демократий не бывает, а демократия либо есть, либо нет»…

Демократий было много. Полисная рабовладельческая демократия греков — это одно, демократия итальянских городов-государств — второе, демократия Великого Новгорода, где главой вообще-то был епископ, — третье. Демократия ливийской Джамахирии — это четвертое, представительная демократия в СШ — пятое, плебисцитарная демократия в СССР — шестое. В конце концов, Гитлер в Германии тоже пришел к власти демократическим путем. Да и в США демократия XIX и XX веков, или демократия начала XX века и начала XXI столетия — бесконечно различны.

Концепция суверенной демократии призвана подчеркнуть, что суверенные государства сами устанавливают формы и процедуры, которыми народ будет осуществлять свою власть. А народ данной страны сам является сувереном и определяет себя самостоятельно, а не с помощью чужих стандартов, в том числе запутанных «стандартов демократии».

Такая концепция, безусловно, лучше, чем концепция «управляемых демократий», как в восточно-европейских странах, когда народам навязывают извне формы и стандарты, которым те должны соответствовать, а Брюссель и Вашингтон раздают налево и направо свои оценки, в том числе России, и преподносят их как эталон.

В то же время я скептически отношусь к концепции «народного суверенитета» вообще. Не народ порождает те или иные формы власти и управления, а элиты. Именно элиты берут их из теорий, в том числе из правовых и государственных.

Сейчас в мире господствует демократический стандарт со всеми его вариациями. Это и есть господство определенной исторической концепции. Мои размышления о суверенитете духа, не отрицая суверенную демократию, идут много дальше и в каком-то смысле противоположны.

Что такое суверенная демократия? В этих словах скрыты: 1) признание некой универсальности демократии; 2) признание некой особости, ограниченности в ряду этой универсалии нашей специфической демократии. Я делаю два мыслительных жеста, прямо противоположные этим.

Первый жест: отрицание универсальности демократии. Народы не обладают суверенитетом, не будем питать иллюзии. И вообще демократический стандарт устарел в принципе. Именно эта универсалия из банальности и общепризнанности должна быть поставлена под вопрос, подвергнута скепсису. Мы должны породить новую универсалию вместо демократий, новый стандарт вместо общепринятого демократического.

Второй жест: я выступаю не за то, что у нас особая форма, особый угол внутри определенной универсалии, а наоборот, считаю, мы должны выйти из своего угла, не замыкаться в нем, а именно выйти из него и породить новую универсалию для всех.

Наш суверенитет означает не противопоставление своей особенности другим особенностям, а делание своей особенности всеобщностью. Мы должны породить стандарт (вместо демократического) который признают во всем мире! Не обязательно России идти особым путем в рамках всеобщей демократии, надо, чтобы наш путь стал всеобщим, в рамках которого другие народы будут искать свою особенность.

Я не изоляционист, а империалист, но империалист духовный. Я не предлагаю навязать всем наш стандарт, я предлагаю создать такой стандарт вместо демократического, чтобы он был настолько хорош, что его все народы сами примут, сами им соблазнятся.

Демократия вовсе не законченная абсолютная истина, а значит, рано или поздно новые универсалии придут ей на смену. Приведем эти новые универсалии в историю мы или будем ждать, когда это сделает кто-то другой, чтобы опять внутри них искать свою особенную форму — вот в чем вопрос! Я считаю, это должны сделать мы. Открыть человечеству новые горизонты вместо того, чтобы искать свой угол внутри уже открытых горизонтов — вот наша задача! Не подражать кому-то, а сделать так, чтобы все нам подражали.

Есть еще одна теоретическая проблема, которая помогает понять, что такое суверенитет духа. Существует давний спор между сторонниками трансцендентализма, который утверждает, что всякий феномен лучше понимается извне, и феноменологии, которая утверждает, что всякий феномен должен познаваться изнутри.

В области политики существует такая же неопределенность. Если почитать западные газеты, пишущие о России, станет ясно, что они, подходящие к освещению событий со своими стандартами извне, ничего в нашей политике и истории не понимают. Следовательно, права феноменология, а значит, некие внешние взгляды на нас должны иметь наше внутреннее происхождение. То есть внешние взгляды — это всего лишь представление одной из наших внутренних партий. Например, оппозиционной партии.

В то же время кажется очевидным, что многие представления наших внутренних партий есть всего лишь трансляция внутрь внешнего взгляда, эти партии выступают пятой колонной других государств внутри страны. Тогда прав трансцендентализм: внутренний взгляд есть лишь интериоризованный внешний взгляд.

В мире, в каждой стране полно людей, смотрящих на себя и свою страну, например, американскими глазами, чужих самим себе. Мы никогда не разберемся с этим противоречием, если не поймем феноменологию как требование, а не как описательную теорию. Лозунг феноменологии «к самим вещам» или «из самих вещей» — императив, требующий создать или открыть внутреннее. Не особую точку зрения в противовес другим точкам, а умение всегда видеть изнутри, из сущности всего мира. Пока страны особым образом будут смотреть друг на друга, они останутся внешними и друг другу, и самим себе. Такой мир как бы вывернут наизнанку.

Сущностный взгляд есть взгляд на все человечество, но не из вне, как это происходит в проекте глобализации, а изнутри. В этом смысле новая универсалия — это не объединяющая абстракция, не надмировые универсальные правила, не общечеловеческие ценности, а некий исторический вызов. Слово «вызов» подразумевает тоже нечто внешнее, поэтому правильнее говорить о культурно-историческом внутреннем толчке.

Мы можем сами инициировать пассионарный толчок. Это не будет похоже на Мюнхгаузена, который сам себя вытаскивает за волосы из болота, потому что дух имеет способность взрываться. Ты только подносишь спичку, а потом ты уже не активист, а уже страдательное существо, ты уже в пассивном залоге, ты заложник, принадлежишь не себе, а этому духу, как и все остальные, которые уже не могут с этим не считаться. Они уже не могут смотреть на себя и других по-старому, они вовлекаются в исторический процесс.

Спичка должна быть поднесена именно к пороху, то есть чему-то существенному в человеке, тому, что еще не взрывалось. А это не национальные идентичности, не экологические вызовы, не политические, не экономические вопросы и не религиозные сущности, которые себя уже проявили.

Новая революция, если можно так выразиться, не будет политической «за свободы и права» или экономической «за хлеб и землю», «против денег» и против «эксплуатации». Не будет она и религиозной, сексуальной, национальной или эстетической. Эта революция, откроет нам новое измерение, которое встанет рядом с политическим, экономическим, национальным измерениями. А может, и отменит их вообще.