Псы войны: дневники Шеннона

Олег Евгеньевич Пауллер (2017)

«Псы войны» Фредерика Форсайта впервые опубликована в 1974 году и пользуется неизменным успехом. Кое-кто её использует даже как учебное пособие, поскольку в её основу положены реальные события, за которыми стояли реальные люди. В сиквеле продолжена линия событий, возникших вокруг Зангаро после переворота. Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА I. ДВЕНАДЦАТОЕ ИЮЛЯ

ПЛОЩАДЬ ПОБЕДЫ

В начале пятого утра Курт Земмлер завёл своего командира в главную спальню на втором этаже. Этот высокий светловолосый немец лет сорока осветил фонарем на труп убитого им человека, лежавшего навзничь. Шеннон перевернул уже остывшее тело и осветил лицо, искажённое гримасой смерти:

— Да, это он. Эй, Джинджи, попроси Лангаротти прийти сюда, — приказал он своему ординарцу и повернулся к Земмлеру: — Курт, дай прикурить.

— Держи!

В ожидании соратника оба наёмника стояли у выбитого окна в полном молчании несколько минут и курили. Каждый из них думал о своём.

Майор Карло Альфред Томас Шеннон носил светлые волосы стрижены под бобрик. Прозванный благодаря своим инициалам «Котом», он происходил из графства Тирон в провинции Ольстер. После того как отец отослал его учиться в непрестижную, но частную английскую школу, ему удалось избавиться от северо–ирландского акцента. После пяти лет службы в Королевской морской пехоте, он в возрасте 27 лет решил попробовать себя на гражданском поприще. Так, шесть лет назад оказался в Уганде в качестве служащего одной лондонской торговой компании. Однажды солнечным утром он тихо захлопнул свой гроссбух, уселся за руль «лендровера» и покатил на запад, к конголезской границе. Спустя неделю он уже был в Стэнливиле, где завербовался в Пятое коммандо Майка Хора. После этого за его спиной были Конго, Букаву и Биафра.

Жан-Батист Лангаротти находился в кабинете президента, расположенного в левом крыле дворца. Одна из мин разворотила здесь часть крыши и разорвалась на третьем этаже. Обломки стропил торчали в разные стороны, удерживая перекрытия от обрушения. Через образовавшуюся после взрыва дыру хорошо были видны звёзды. Их свет и отблески пожаров помогали Жану ориентироваться в помещении: он быстро осмотрел массивный стол красного дерева и, не найдя ничего особо ценного в нём, занялся поисками сейфа. Вошедший в кабинет Джинджи, застал наёмника за его потрошением. Кроме браунинга в золотой оправе, пары пачек пятитысячных купюр колониальных франков и солидной связки ключей здесь хранилось множество документов. Большинство из них было составлено на кириллице. Корсиканец нагрузил ими Джинджи и отправил его вперёд. Затем, рассовав ключи и деньги по карманам, он последовал за ним, поигрывая трофейным «браунингом». В президентской спальне, не обращая внимания на труп, он уселся прямо на кровать. Отложив"шмайсер", он стал медленно выкладывать свои находки прямо на одеяло. Джинджи последовал его примеру. Часы гулко пробили пять.

— Ребята! — позвал Шеннон, садясь в кресло у окна. Он говорил по-французски, вернее, на своей версии этого языка, с сильным акцентом. Кот овладел им во время службы в Шестом командо, в Конго. Английский словарь Земмлера насчитывал всего пару сотен слов, а Лангаротти в нём был совсем слаб, поэтому общим языком операции оставался французский. — Половина дела сделана — Кимба убит. Но в столице остались его функционеры, солдаты, советники… Я связался с Валленбергом и сообщил, что у нас все в порядке. Мы с Джинджи вернёмся на «Тоскану» за доктором. Курт с Барти должны тут прибраться и разобраться с электричеством, а тебе, Жан, будет особое задание.

Кот поманил Жана к подоконнику, где лежала туристический план Кларенса с его пометками..

— Уи, мой шеф, — Лангаротти встал с кровати и шутливо козырнул. Он был в приподнятом настроении, поскольку в его карманах задержалось несколько стофранковых купюр.

Шеннон подсветил карту фонариком и начал давать инструкции:

— Бери уоки-токи, ночной бинокль и Патрика. Дуй с ним на центральную площадь: твоя задача разведать, что там происходит. — Его грязный ноготь упёрся в несколько прямоугольников, отчётливо выделенных синим карандашом.. — Вот тут расположены министерства, таможня, банк и полицейский участок. Отсюда до них примерно полмили.

— Хорошо. шеф, — корсиканец потянулся к своему"шмайсеру". Будь осторожен: их охрана до сорока солдат. Они, конечно, деморализованы, но всё же могут стать помехой, а как поведут себя агенты секретной полиции вообще неизвестно. Возьми с собой побольше патронов…

Жан-Батист и Патрик осторожно шли по пустынным, местами асфальтированным улицам, лишенным тротуаров. Всевозможный мусор, который валялся здесь повсюду, набух от влаги и лип к обуви. В дальнем конце квартала стояла четырехэтажная бетонная коробка с надписью: «Отель Индепенденс». Окна в нём не горели, но чувствовалось, что за ними скопилось тревожное ожидание. Лангаротти сверился с планом и подал знак Патрику, указывая направление движения:

— Здесь надо свернуть влево.

На южной стороне центральной площади, окаймлённой узкими аллеями, между таможней и почтой, располагалось управление полиции. Прямо напротив него располагался банк, небольшое белое здание в палладийском стиле со стальными жалюзи. На западе теснились правительственные учреждения. При свете редких фонарей они казались, беспорядочной грудой серых кубиков из потрескавшегося бетона. Закрытые ставни их черных окон слепо смотрели мимо королевских пальм на здание суда. Из всех фасадов, выходивших на площадь, не запертым оказался только один. Он принадлежал управлению городской полиции и, что самое удивительное, в нём горел свет.

Крадучись, Жан поднялся на крыльцо и убедился, вход в здание не охраняется. Через освещённое окно первого этажа он увидел, что у противоположной от входа стены, за каким-то продавленным столом, дремлет сержант. За его спиной тянулся ряд узких запертых камер. Они были как раз таких размеров, чтобы вместить одного человека. Слева от сержанта вдоль стены тянулись шкафы, забитые какими-то бумагами, а справа на полу сидели двое в полицейской форме и азартно резались в карты на сушеные бобы какао. Складывалось такое впечатление, что события в городе полицейских не касаются. Сразу направо за солдатами начинался коридор, на стене которого висела стрелка с указателем: «Начальник полиции».

Взяв автомат наперевес, Жан рывком распахнул дверь и громко закричал:

— Руки вверх! Бросай оружие!

Люди в караулке вяло прореагировали на крик, но руки подняли сразу. Сержант сонно посмотрел на него и последовал их примеру. Жан жестом приказал полицейским встать и пнул их в сторону камер. Все они были забиты битком, и вонь в них стоит ужасная. Держа автомат наизготовку, Жан быстро обыскал сержанта, но оружия не нашёл. Порывшись в ящике стола, среди всякого хлама Жан обнаружил кольцо с ключами. Немного поразмыслив, он вручил связку Патрику, занявшему позицию у двери:

— Посторожи, — приказал он, заворачивая в коридор. Дверь в кабинет начальника была открыта так, что был виден его стол. За ним сидел сухощавый мулат лет пятидесяти с семитскими чертами лица.

— Именем революции приказываю сдать оружие, — произнёс Жан по-французски и вопросительно посмотрел на офицера.

— Молодой человек, — на хорошем французском ответил ему полицейский, — я информирован о событиях во дворце, и если бы хотел, то Вы и Ваш напарник были бы давно на том свете. Посмотрите… — Он кивком указал ему за спину. Жан невольно последовал его примеру. В стену была вмурована небольшая металлическая дверь, на которой стояла надпись: «Оружейная» и висел большой амбарный замок.

— Вам повезло, — спокойно продолжал мулат, кладя на стол ключ, — я поддерживаю революцию и хочу вместе со всеми своими людьми присоединиться к Вам. — Ах, да, забыл представиться — Кирк Хорас, субинтендант полиции…

— И? — Жан несколько растерялся от слов Хораса, — я должен связаться с командованием, чтобы сообщить…

— Понимаю, — вежливо отвечал Хорас. — Хотите кофе?

Жан с трудом связался с Шенноном и вкратце описал своё положение.

— Чёрт знает, что! — Такой поворот событий застал Кота врасплох. После некоторого раздумья он сказал: — Жан, забери у полицейских оружие и возвращайся во дворец. А они пусть сидят в управлении и ждут дальнейших распоряжений. Не забудь о заключённых…

Всё это Лангаротти повторил Хорасу, но тот замахал руками:

— Что вы, что вы! Через час наше учреждение разнесут на части. А рядом банк, суд, таможня, парламент, министерства…

Услышав доводам полицейского начальника, Жан вновь связался с Шенноном:

— Ладно, оставайся и жди смены, — последовало распоряжение. _ Выясни, что это за люди…

Лангаротти сразу взялся за дело:

— Что вы скажете о своих людях, офицер?

— Кто хотел — убежал, — последовал краткий ответ. — Оставшимся идти некуда, поэтому они тут, — Хорас налил кофе в глиняную кружку и пододвинул её к Жану. — У меня из двадцати человек осталось всего четыре.

— Как зовут сержанта? — спросил тот, отхлёбывая из кружки. Кофе был горячий и горький.

— Энгер Ракка.

— Пусть зайдёт! — поморщился Лангаротти и отставил кружку На всякий случай Жан сместился к окну, держа автомат на боевом взводе.

Сержант был щуплый человечек, черный и очень худой. Войдя в кабинет Хора, он громко топнул ногой и вытянулся по стойке смирно, вылупив большие круглые глаза. Взгляд его метнулся от начальника к Жану и обратно.

— Энгер, как ты относишься к революции, — покровительственным тоном спросил его шеф. Глаза сержанта забегали. Он было открыл рот, но затем сжал его так, что губы превратились в узкую полоску.

— Президент убит, — после небольшой паузы продолжил Хорас. — Тебе не следует больше бояться его джу-джу. Что скажешь теперь?

— Я… всегда…буду…готов… служить…Зангаро! — отрывисто прокричал полицейский сержант, делая глубокий вдох перед каждым словом. Глаза его завершили свой бег и упёрлись в стену, на которой висел портрет Жана Кимбы. Проследив за его взглядом, Жан усмехнулся.

— Ну вот и отлично, — сказал Хорас. — Открой допросную и скажи этим двум бездельникам, Борда и Энво, чтобы они разбудили заключённых. Офицер, — он кивнул на Жана, — видимо, захочет с ними поговорить. Да, а потом, сними это, — он указал на портрет. Громко топнув ногой, Ракка отдал честь и вышел.

— Исполнительный малый, — заметил Лангаротти. Хорас задумчиво на него посмотрел и добавил:

— Далеко пойдёт…

— Если не прирежут, — в тон ему ответил Жан. За время разговора он удобно устроился на подоконнике и отложил"шмайсер". Обмотав левую кисть кожаным ремнем, он стал молча водить по нему лезвием своего ножа. Минут через пять зашёл Ракка, что-то сказал начальнику на сакайя. Хорас поднялся из-за стола:

— Я — к заключённым, — и вышел в коридор.

Тем временем, Ракка подошёл к стене, на которой висел портрет Кимбы. Жан с интересом наблюдал за ним. Щуплому сержанту не хватило ни роста, ни сил, чтобы аккуратно его снять: соскочив с крюка, тяжёлая рама накренилась и съехала вбок. Ракка потерял равновесие и оступился. Угол шкафа распорол холст с весёлым треском, после чего рама плавно спикировала на пол и с треском раскололась на несколько частей, стекло разлетелось на мелкие осколки. Ракка с ужасом смотрел на останки изображения диктатора Зангаро. Белки его глаз налились кровью, а руки затряслись. Чтобы вывести его из ступора, корсиканец бросил в стену нож. Воткнувшееся в стену лезвие вибрировало и издавало неприятный звук.

На шум вбежал Патрик. Увидев Жана невозмутимо сидящего на подоконнике, он не как-то не к месту произнёс:

— Скоро рассвет!

Жан посмотрел на часы — была половина шестого. Потянувшись он вышел к камерам. То, что он увидел, поразило даже его. В застенке стоял невыносимый, густой запах сваленных в кучу человеческих тел, заляпанных калом и грязью. Грязные белые кирпичи стен, чёрные решётки и глиняный пол шести пещеровидных узких камер были перепачканы кровью и экскрементами. В первой из них находилось по трое или четверо абсолютно нагих заключённых. Они находились в ступоре или без сознания. В соседней камере кто-то ревел, кто-то рыдал. Жан вопросительно посмотрел на Хораса: тот пожал плечами:

— Заключённые находятся в ведении секретной полиции, мы только ведём протоколы допросов и охраняем их по ночам. В этих двух камерах сидят смертники — их сегодня утром должны были показательно казнить здесь на площади Победы…, — извиняющимся тоном сказал Хорас.

— Приведите их в порядок. Возможно, я захочу с ними поговорить!

— Их лучше слушать в допросной, а то они перепачкают кабинет. Борда, Энво, — субинтендант перешёл на сакайя.

— Будь начеку! — шепнул Жан Патрику, направляясь в допросную. В отличие от камер здесь царил относительный порядок: стены были побелены, вони практически не было. У зарешеченного окна стоял тяжёлый деревянный стол, такой же стул и несколько прочных табуретов. В ожидании Хораса Жан удобно устроился на стуле и вытянул ноги. За стеной раздавались короткие команды на сакайя, хлюпанье воды и звук падающих тел. Минуты через три вошёл Хорас с папкой для бумаг в руке. Он её открыл и достал лист, покрытый бурыми пятнами. Жан догадался, что это была кровь.

— Номер первый, — зачитал он. — Мозес Нис, лодочник. Отец, лодочник, казнён четыре года назад. Закончил миссионерскую школу. Понимает по-французски. Задержан за контрабанду. Лодка конфискована. При попытке угнать её арестован вторично. Вместе с двумя подельниками приговорён к показательной казни.

Энво и Борда втащили в помещение сильно избитого парня лет двадцати пяти. Он грозно вращал белками, вызывающее глядя на Жана.

— Вы понимаете по-французски, — узник кивнул головой. — Вы действительно контрабандист?

Глаза узника гневно сверкнули. Он отрицательно замотал головой. Хорас взял второй листок и зачитал:

— Первый раз были задержаны неделю назад в Туреке, — увидев немой вопрос в глазах Жана, Хорас пояснил: — Это рыбацкий порт в устье реки Зангаро. На шести лодках доставили контрабандный груз из Габона. При разгрузке они были арестованы.

— Что за груз? Табак, алкоголь, оружие?

— Нет, — Хорас достал второй лист. — Контпрабанда состояла из упаковок изюма, ящиков сухого молока и бочек растительного масла…

— Что тут особенного? Разве это контрабанда? — удивился корсиканец, имевший обширный опыт перевалки нелегальных грузов. — Ни алкоголя, ни медикаментов, ни сигарет… Так почему же виновников решили казнить так скоро?

— Видите ли, на ящиках была надпись: «Подарок американского народа детям Зангаро». По этой причине все шесть лодок с товаром были конфискованы. Три дня назад Нис со своими друзьями попытался угнать свои посудины прямо из Кларенса. Его подельникам удалось увести четыре лодки, но сам Нис и его товарищ были вторично пойманы.

— Зачем ты это сделал? — спросил Жан заключённого.

— Жить-то надо… — прохрипел Нис. Тем временем, Хорас достал новый документ с гербом Зангаро и продолжил чтение:

— Позавчера военный трибунал приговорил виновных к смертной казни. Она должна была состоятся завтра…

— Освободите этих людей немедленно! — заявил Жан безапелляционным тоном. — Сколько ещё у Вас таких заключённых?

Хорас пожал плечами:

— Есть ещё два радиоведущих…

— В чём же их вина?

— Кимба обратил внимание на звучавшую по радио Кларенса мелодию и счел, что это сигнал для выступления против его власти. Он немедленно приказал арестовать сотрудников местной радиостанции.

— Что это за такая мелодия?

Хорас взял другое досье и стал листать его.

— Песенка называется «Независимость» в ритме ча-ча-ча.

— Что в ней такого?

— Ее текст состоит из одних фамилий конголезских политиков 1961 года — Лумумбы, Калонжи, Чомбе, Боликанго. Они даже не знали, кто это такие…

— И это всё?

— Как вам сказать… — Хорас стал рассматривать какой-то документ. — Эту песню использовали для сигнала к восстанию роялисты Бурунди. Трибунал заседал почти месяц. Конечное решение было вынесено на основании мнения русского советника. Он посчитал, что Кимбе грозит участь Лумумбы…

— Он не ошибся, — хмыкнул Жан. — Есть ещё политические?

Хорас потупил глаза:

— Да, в общем, ни одного. Они здесь долго не задерживаются. Есть пара лесных колдунов, которые хотели навредить джу-джу Кимбы. Их тоже должны были казнить. Кроме них в застенке сидят троё уличных хулиганов, таможенник, арестованный за взятку, священник из миссии и полдюжины типов, навлекших на себя гнев солдат.

— А те чем не угодили?

— Священник отказался читать молитву за здравие диктатора, а остальные: кто криво посмотрел, кто не вывесил флаг, кто не так поприветствовал…

— Этих недотёп, колдунов и священника выпустите, таможенника приведите ко ммне, а с остальными пусть разбирается новое правительство, и приберите в камерах…

Дневной свет уже настолько далеко расползся от горизонта, что в городе стали гаснуть фонари. Правда, нельзя сказать, чтобы в предрассветных сумерках вид Кларенса стал более привлекательным. Шеннон находился на борту «Тосканы» и курил одну сигарету за другой в ожидании. Ровно в шесть судовая радиостанция на определённой частоте стала передавать три кодовых слова: «Попо, Кассава и Манго». Это был условный сигнал для нанимателя Шеннона Саймона Эндина. Они означали: «операция проведена в соответствии с заранее составленным планом и окончилась полной победой. Кимба мертв».

Десять минут пришёл сигнал о том, что сообщение получено. Все три"зодиака", груженные доверху снарядами, комплектами снаряжения, «шмайсерами» и почти тонной патронов, отчалили от борта «Тосканы». Кроме Шеннона на них находились доктор Окойе и два члена экипажа корабля: Горан, механик-серб, и Чиприани, матрос-итальянец. Джинджи должен был встречать их у рыбацкой пристани. Сорок минут назад он помог Шеннону подцепить на буксир зодиаки, а сам остался на берегу, чтобы подстраховать выгрузку.

У пристани роща кокосовых пальм почти доходила до воды. Направляя сь к берегу, Шеннон отчётливо увидел стоящих в ней людей, среди которых выделялся Джинджи. Он.был вооружён. Всего же в этой группе было человек пятнадцать-двадцать. Едва лодки уткнулись в берег, люди в роще поспешили навстречу. От них отделились трое и подошли к «зодиакам». У каждого на поясе висела брезентовая кобура. Несмотря на затрепанную, с чужого плеча одежду, намётанный глаз Шеннона сразу отметил их военную выправку. Доктор Окойе представил их:

— Майор, позвольте представить Вам моих лейтенантов: Бенъард, Эйнекс и Слит. Они привели людей, которые доставят грузы во дворец.

Один из лейтенантов с тонким лицом и нервными губами приблизился к Шеннону. Он обратился на ломаном английском, протягивая Шеннону руку. Она была сухой и хрупкой:

— С нами семнадцать человек, сэр. Остальные прибудут позже. Их собирает Кзур Пренк.

— Это ещё один мой лейтенант. Самый толковый… — шёпотом пояснил Окойе.

— Отлично! — произнёс Шеннон, которого не оставляло чувство, что он где-то видел этого офицера. Берите все эти ящики и тащите во дворец. — Чиприани, Горан! Проследите за выгрузкой, а затем отправляйтесь на"Тоскану". Джинджи, остаешься за старшего и проследишь за доставкой груза.

Окойе что-то выкрикнул, после чего все африканцы засуетились и бросились разгружать"зодиаки". Шеннон в сопровождении доктора и одного из лейтенантов двинулся по направлению ко дворцу. Когда он оглянулся, то увидел, что Джинджи стоит в стороне от лодок и наблюдает, как суетятся люди. Он держал автомат на боевом взводе, в то время как матросы с «Тосканы» беззаботно бросили своё оружие на песок. Ему оставалось только покачать головой…

Всю оставшуюся ночь Земмлер и Барти обходили территорию дворцового комплекса. Его центром был особняк, построенный во французском колониальном стиле. Гидами служили шестеро дворцовых слуг, уцелевших после штурма. В момент атаки, они ночевали у кухни. При первых же выстрелах они инстинктивно забились в чулан под лестницей, ведущей в подвал. Как показал проведённый осмотр, президентский дворец изнутри пострадал гораздо больше, чем снаружи. С улицы о происшедшем нападении напоминали два провала в черепичной крыше, три разбитых окна и разбитая входная дверь. Её сразу восстановить не удалось, поэтому из президентских апартаментов принесли ковер и завесили им вход.

Вокруг расположились различные постройки, служившие жильём для прислуги, гаражами и складами. В дальнем углу двора до обстрела стоял деревянный барак, крытый жестью. Он использовался под караульное помещение. Одно попадание мины превратило его и обитателей в обугленные головешки. Подобная участь постигла соседний с ним крытый соломой амбар. Со слов прислуги, в нём проходили митинги, правительственные банкеты и торжественные приемы. Далее за забором находилась восьмиугольная капелла, купол которой был иссечён осколками.

Ближе к порту располагался большой, обшитый деревом каменный особняк, огороженный железной решёткой. Она почти примыкала к стене резиденции Кимбы. При колониальной администрации здание служило для размещения туземных вождей и других гостей"второго сорта". После провозглашения независимости в нём разместилось китайское посольство.

Во время обхода Земмлер обнаружил ещё нескольких уцелевших обитателей дворца. Новых пленников вместе с прислугой он использовал в качестве рабочей силы для уборки помещений и территории. Надзирал за ними Барти. Тело Вламинка перенесли во дворец, в одну из боковых комнат первого этажа. Рядом с ним лежал Джонни, которого застал врасплох и застрелил тот же белокожий охранник Кимбы, которого настиг последний снаряд из базуки Крошки Марка. Так они и лежали вдвоем, бок о бок. Некоторое время спустя трое африканцев в сопровождении Санди принесли с приморской дороги тело Жанни Дюпре. Его положили рядом с фламандцем.

Доктор Окойе, по-птичьи склонив голову набок, словно искоса обходил дворец, осматривая следы бойни. Паркет прямо за входной дверью темнел кровью. Со второго этажа свисала телефона трубка, мебель была разбита вдребезги, на полу бурые пятна, на которые осела уличная пыль. Местами их прикрывал густой и пушистый коричневый ковер, на котором четко отпечатались следы ботинок. Полицейская дубинка, залитый кровью берет гвардейца, следы пуль в стенах, стреляные гильзы разных калибров — все это привносило в окружающий хаос оттенок смерти. Трупы соратников, охранников и прислуги были сложены на заднем дворе штабелем, который прикрыли циновками. Рядом свалили всё найденное на территории оружие, годное и негодное.

За зданием тянулся ряд цементных каморок — жильё дворцовой челяди. Возле них сидели женщины старые и молодые. Прислонившись к стене, они накрыли свои головы покрывалами, посыпанные голубым пеплом, и тихо раскачивались. Было что-то жуткое, сиротливое в этом безмолвном, мерно раскачивавшемся ряду горестных фигурок. Доктор долго смотрел на них через окно второго эжтажа, потом грустно вздохнул и тихо произнес:

— Наверно, это было необходимо.

— Совершенно необходимо, — заверил его Шеннон. — Однако, займёмся делом, ради которого мы сюда пришли.

К ним подошел Курт:

— Радиостанция вполне пригодна для использования, — радостно сообщил он. — Стены в нескольких местах пробиты пулями, но передатчик в порядке. Винный погреб после нескольких очередей гостеприимно тоже распахнул свои двери. Его сейчас охраняет Барти. Идём, покажу кое-что!

Шеннон последовал вслед за Куртом по лестнице вниз. Глядя на разбитую дверь погреба, он пожалел, что забыл отдать Земмлеру связку, найденную Лангаротти. Он был уверен, что один из ключей с неё обязательно подойдёт. В погребе было прохладно, но темно: по-видимому, где-то была повреждена проводка.

Курт закрепил на плече фонарик и шагнул в дверной проём. Затем настал черед Шеннона протиснуть свое длинное тело внутрь, что он смеясь и проделал. Помещение было узким. Стоя посередине, можно было дотянуться до стен и до потолка. Пыль колыхалась в лучах фонаря Земмлера. Вдоль стен погреба громоздились штабеля деревянных ящиков. Некоторые из них были вскрыты.

— Сколько, Курт?

— Много…

— А точнее?

Земмлер засмеялся и начал считать:

— Один. Два. Три. Четыре…

В общей сложности оказалось полсотни ящиков различного размера.

— Если это всё — оружие, то… блин, на батальон хватит! — присвистнул Курт. — Откроем сейчас? Или попозже?

— Конечно, сейчас! Время пока есть… — Как и Курт, Кот не мог сдержать улыбку.

Рука Земмлера погладила крышку деревянного ящика. Шершавая, нешлифованная поверхность. Выдернуть гвозди и откинуть крышку проще простого. Курт вытащил карабин, слегка согнул ноги в коленях и наклонился вперед, чтобы погасить воображаемую отдачу, повторяя движения, заученные ещё на службе в вермахте:

— Это же чешская версия карабина Маузера!

Наёмники посмотрели друг на друга, как двое людей в конце долгого пути, осознавших, что наконец-то добрались до цели. Разобрав маркировку, Кот насчитал пять ящиков с аналогичными знаками.

— Ну это уже кое-что! — задумчиво промолвил Шеннон — Как думаешь, сколько их тут? Ну, навскидку!

— Можно и не навскидку. — Курт как раз открывал следующий ящик, но остановился, посмотрев на шефа. Прямо за плечом Шеннона, отчасти прикрытый белой пылью, висел ответ. Он протянул руку. Запылённый листок выцветшей бумаги висел на стенном крючке слева от запертой двери, рядом на шнурке — химический карандаш. В самом низу листка, под печатным текстом с подробными инструкциями по эксплуатации, надпись от руки. Он придвинулся поближе, направив фонарик на белую бумагу — на ней было всего несколько фраз химическим карандашом и неразборчивая подпись.

Согласно записям, в двух ящиках лежали пистолеты"вальтер". В отдельном штабеле с боеприпасами числилось двадцать ящиков с винтовочными и пять с пистолетнгыми патронами. Остальное даже не пришлось вскрывать. В двух, судя по надписям, были запакованы полевые радиостанции «Телефункен», а в остальных — аккумуляторы, медикаменты, сухое молоко и телефонные аппараты cо странной маркировкой VEF.

Когда наёмники вылезли наружу, немец вдруг произнёс:

— Черт, ты можешь в это поверить, Кот?

— Во что?

— В то, что у нас получилось!

— Пойдём, обрадуем доктора, — сказал Шеннон с некоторой заминкой. Увидев Барти, он приказал: — Охраняй вход, никуда не отлучайся!

Наёмники обнаружили доктора Окойе, стоявшим у разбитого окна, в окружении двух своих лейтенантов. Они о чём-то негромко говорили между собой. На звук его шагов африканцы обернулись, а Окойе слегка мотнул головой.

— Карло, — подозвал он Шеннона, — стали подходить наши люди. Я рассчитываю собрать пару сотен человек. Раздайте им автоматы и возьмите под контроль город.

Шеннон согласно кивнул головой, а Земмлер с издёвкой произнёс:

— Умеют ли они стрелять, доктор?

— А Вы для чего, мистер Земмлер?

— Я? — растерялся немец. — Я?

— Прочёсыванием города займётся мистер Земмлер, — Шеннон указал на своего соратника. — Он уже облазил весь дворец. Радиостанция и запасы оружия уже под нашим контролем. Я распоряжусь забаррикадировать ворота…

— Лейтенант Слит займётся радиосвязью, а вы с собой возьмите того парня, — безапелляционно произнёс доктор, обращаясь к Шеннону, и указал пальцем на стоявшего во дворе молодого африканца, одетого в хаки. затем он повернулся к Земмлеру:

— Действуйте, капитан!

— Но я всего лишь лейтенант, — огрызнулся Курт.

— После того, что Вы сделали и сделаете для моей многострадальной родины — капитан, — пафосно произнёс Окойе и отвернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Земмлер посмотрел на Шеннона, который дотронулся до его ноги носком ботинка. Кот курил, меланхолически глядя на Бенъярда, в котором он признал одного из офицеров армии Биафры. Только имя у него было другое, кажется, Генри.

— Доктор, мне нужны для начала хотя бы две дюжины добровольцев, умеющих стрелять, — миролюбиво произнёс немец. Окойе что-то прошептал Бенъярду на ухо. Лейтенант высунулся из окна и закричал:

— Эйнекс, соберите людей! Мы сейчас к вам спустимся.

— Пошли, — Шеннон медленно двинулся к выходу. Спускаясь по лестнице главарь наёмников отдавал распоряжения:

— Курт, отбери дюжину людей потолковее и двигай с ними в полицейские казармы — до них недалеко, ярдов триста-четыреста. Выясни, что там творится. Санди тебе покажет дорогу. Он уже бывал в том районе…

— Вы не подскажете, где радиостанция, сэр, — вмешался в разговор Слит.

Земмлер пальцем указал в пол и грубо ответил:

— Вот что, парень, найди внизу Барти. Он тебе всё покажет…

Когда они вышли во двор, Эйнекс что-то выкрикнул толпившимся вокруг грузовика неграм. Их было около сотни. Бестолково суетясь, они стали строиться в неровную шеренгу. У многих на поясах висели катаны, за плечами — допотопные ружья, называемые жителями джунглей каньянгуло. Впереди строя был установлен новенький, весь в смазке, «брен». Шеннон прошёл вдоль шеренги и остановился перед пулемётом. Его брови нахмурились:

— Что это? Срочно привести в боевую готовность!

— Есть, — отчеканил Бенъярд, следовавшией рядом.

— Кстати, откуда у вас это?

— Приобрели за десять тысяч франков на чёрном рынке. Продавец сказал, что брал в Леопольдвиле у ФНЛА…

— Неплохо. А что ещё у вас есть?

— Дюжина револьверов и один браунинг…

— Оттуда же? По чём?

Бенъярд неопределённо кивнул.

— Купили у местной полиции, — влез в разговор Эйнекс. — Платили по тысяче за штуку на ствол…

— Недорого… — Шеннон двинулся дальше вдоль строя, насвистывая «Испанский Гарлем». Он направился к полуразбитому грузовику и расстелил на капоте план Кларенса, жестом подзывая офицеров. Они столпились вокруг него. Рука командира легко скользила по бумаге. Санди, Эйнекс и Бенъард напряжённо следили за ней. Немец же слушал в половину уха, рассматривая неровный строй своих будущих солдат…

— Поведёте людей прибрежному шоссе до церкви: здесь остаётся Санди с базукой Вламинка, — поймав недоуменный взгляд Санди, Шеннон посмотрел на него в упор: — Это на всякий случай. Вдруг кто-то захочет проскочить в город. Бей его, не стесняйся, своих там нет. — Его палец пошёл дальше. — Затем осмотрите район полицейских казарм. Надо проверить вот это каменное здание, думаю там расположен оружейный склад… — Кот смолк и, подумав о чём-то своём, ухмыльнулся. — Сейчас в городе неразбериха и поэтому на нас вряд ли будут обращать внимание до тех пор, пока не начнешь стрельбу. Главное — внезапность. Если захватить оружие не удастся — взорвите его. В затяжной бой не вступайте… — палец командира оторвался от карты. Он внимательно смотрел на подчинённых. — После завершения осмотра, Эйнекс останется охранять лагерь, а Курт и Санди направятся прочёсывать город. Исполняйте! — Шеннон оторвал голову от карты и заметил Джинджи и Горана, сопровождавших колону носильщиков…

Широко расставив ноги, Курт стоял перед строем. Чуть позади, по правую руку от него расположился Эйнекс, дублировавший его команды на сакуйу. Санди расположился поодаль, разбирая пулемёт.

— Из этих олухов мы должны сделать солдат за пару часов, — ухмыльнулся Курт, разговаривая сам с собой на родном языке. — Ничего! Я двадцать пять лет назад умудрился и не с такими мозгляками целых три часа удерживать Донауверт от танков Паттона. А американцы получше, чем местные макаки. Главное, чтобы они, — он махнул в сторону выстроившихся негров, — больше боялись нас, чем противника и верили в победу — тогда будет толк.

Солдаты в строю приняли немецкую речь за заклинание шамана и застыли словно вкопанные.

— Слушай, как тебя там? — Земмлер обратился к Эйнексу по-французски, — Понимают ли они меня?

— Да, сэр, — с достоинством отвечал тот. — Здесь многие работали в Камеруне, некоторые из них сражались в Биафре. Меня зовут Тебен Эйнэкс, мой вождь Эль Хаджи Мишел тоже борется за её свободу…

Земмлер обратился к своим рекрутам уже на своём специфическом французском:

— Я — Курт Земмлер! Сейчас я Вас научу, как пользоваться «шмайсерами». Все, кто держал в руках оружие, два шага вперед! — скомандовал он. Когда из строя вышло полторы дюжины человек, Курт удовлетворённо хмыкнул:

— Эй, Джинджи, достань двадцать комплектов. Санди, раздай автоматы и снаряжение! Каньянгуло сложить в углу. Они им больше не пригодятся.

Солдат споро вытащил часть мешков с обмундированием и амуницией и стал распределять их среди рекрутов. Ему в этом помогали трое добровольцев, пришедших с Санди. Их тоже зачислили в отряд проводниками. Земмлер дождался пока они наденут форму и подгонят ремни.

— А теперь я Вам покажу как надо стрелять. Эй, ты, покажи, как будешь целиться, — он ткнул одного из своих подопечных в плечо. Тот вышел из строя и неловко приложил пистолет-пулемет к плечу, как ружье.

— Это никуда не годиться, камрады, — Курт развернул рекрута перед строем. — держа оружие таким способом, вы не попадёте даже в слона. «Шмайсер» нужно держать вот так, — он приложил его к правому боку отведя дуло в сторону и немного в низ. — При стрельбе очередью автомат ведёт вверх, поэтому вы должнены брать прицел немного ниже и удерживать так во время стрельбы! Понятно? — солдаты в строю закивали головами. — Хорошо! Попробуйте сами, — минут пять он ходил между добровольцами, поправляя ремни, дёргая их оружие за стволы. Убедившись, что его инструкции приняты, Курт продолжил:

— Теперь о том, как держать оружие во время продвижения. Смотрите! Вы должны отвести ствол вашего автомата максимально вправо. Для чего? Сейчас, поясню, — он вытащил другого бойца из строя. — Стой, держи «шмайсер» как я сказал и развернись к строю, — он подошёл сзади и взял бойца за плечи. — Смотрите, он может одной очередью расстрелять всех вас, при этом ему даже не нужно разворачивать свой корпус! Работают только руки! А ну-ка попробуйте сами. — строй завертелся на месте.

Рекруты пытались прикладывать оружие к плечу так, как показывал инструктор. Без опыта и сноровки у них это плохо получалось: они вертелись на месте, выкручивая руки, сталкиваясь друг с другом. Курт подошёл к каждому из них, поправляя и поддерживая. Убедившись, что все бойцы могут держать оружие, он выбрал самого здорового негра в шеренге и надел на него мешок со снарядами для базуки.

Находясь у Слита в радиорубке, Шеннон выглянул во двор. Из разбитого окна он видел, как Курт, вооружившись"бреном"строит своих людей в походную колонну. Замыкал колонну Санди и его люди, тащившие на плечах базуку. Проводив их взглядом, Кот вышел на задний двор и окликнул серба, возившегося у одного из грузовиков.:

— Ну, что, Горан? Поедут? — теперь он был рад, что серб ослушался приказа и остался на берегу.

Серб с ленцой ответил:

— Двигатели у обеих грузовиков исправны. У одного радиатор посечён осколками, у второго разбита тяга. Их можно будет починить, но нужно время. Кое-что я смогу выточить и подварить. Ну а «Мерседес» годится только на запчасти и то не все…

— Нам нужен хотя бы один исправный автомобиль.

— Ага, сейчас заменю тягу, — недовольно пробурчал он. — Не хватает целых шин…

— Возьми запаски с остальных машин! — Шеннон отошёл в сторону и связался с Лангаротти по рации.

К этому времени Жан закончил опрашивать таможенника, который честно создался, что приторговывал контрабандой. Выяснив её особенности, Лангаротти был разочарован — заработки здесь были минимальные.

Пока полицейские и бывшие заключённые под надзором Патрика пытались вычистить камеры, он зашёл в кабинет Хораса и решил посмотреть на оружие.

— Смотрите, — равнодушно ответил субинспектор. Он взял со стола ключ и протянул его Жану. Отомкнув замок, Жан открыл дверь и оказался в небольшой комнате размером с келью. В ней находились стойка, в которой стояла дюжина заржавленных винчестеров. В отдельном ящике были ссыпаны патроны. Некоторые из них были покрыты плесенью…

Жан удивлённо спросил Хораса:

— С этим вы собирались с нами воевать?

— Боже упаси! Я прекрасно понимаю последствия применения такого оружия. Кроме того, у нас почти нет к ним годных патронов. Такая же ситуация на остальных участках, — он неопределённо кивнул в сторону окна.

— Кто же тогда охраняет порядок?

— У банка, суда, парламента и министерств стоят солдаты! Когда началась стрельба у дворца прибежал начальник полиции и распорядился всем направляться в аэропорт. Он так быстро рванул отсюда, что я даже не успел расспросить его о деталях. Солдаты сразу последовали за ними следом на своих двоих, полицейские разбежались по домам, а я подумал и остался…

Внезапно затрещал передатчик — на связь вышел Шеннон:

— Жан! Дюпре убит в районе казарм. Я послал туда Курта. Ты мне нужен здесь. Доложи обстановку!

— Дежурный офицер субинтендант Хорас и трое его сотрудников оказали мне содействие. Я освободил часть заключённых, но они собрались у входа и не хотят уходить, требуя оружие. Оно у меня под замком, но находится в таком состоянии, что годится только для того, чтобы пугать ворон. Есть информация, что какая-то группа солдат сбежала из города в аэропорт.

— Понятно. Тут доктор Окойе хочет переговорить с Хорасом. Он оказывается его знает. Передай ему переговорник.

Жан неохотно передал микрофон уоки-токи. После короткого разговора на сакайя полицейский возвратил трубку Лангаротти. Доктор Окойе был краток:

— Интендант Хорас переходит на нашу сторону и обязуется обеспечить безопасность всех объектов на Площади Победы. Окажите ему необходимую помощь…

— Но, доктор, — начал Жан, — майор…

— Полковник Шеннон сейчас занят, а революцию возглавляю я, — безапелляционно забубнил микрофон. — Разговор окончен, капитан…

Через пять минут все полицейские выстроились на веранде. Поодаль стояла группа заключённых. Жан вышел на террасу вслед за Хорасом. Тот произнёс целую речь:

— Граждане, в стране — революция. Диктатура разбойников-винду свергнута повстанцами, тиран Кимба убит, его джу-джу исчезла. Перед нами командир передового отряда революционных войск, капитан Лангарот, — он указал на Жана, который поморщился, услышав, как коверкают его фамилию. — Я связался с вождём и сказал, что мы в полном составе переходим на сторону революции. Есть возражения?

В ответ раздался нестройный гул голосов, выражавших то ли удивление, то ли одобрение. Жан попросил Патрика, лучше понимавшего местные нравы и обычаи, выступить вместо него, а сам отошёл к столу в караульной и начал выщёлкивать из автоматного рожка патроны. Отсчитав двадцать штук, он кивнул Хорасу:

— Забирай.

— Спасибо…

— Вот что. Меня вызвали во дворец. Я оставлю здесь Патрика, а сам возьму сопровождающим Ракку. Патрик с Бордой обойдут окрестные здания. Этих, — Жан кивнул в сторону заключённых, — вооружи своми карабинами. Всё-таки лучше, чем ничего, и найди для них одежду по-приличней, а стыдно смотреть.

Отдав последние инструкции, Жан отдал уоки-токи Патрику и вышел на ночную улицу. Его сопровождал Ракка, которому дали лучший из исправных винчестеров. У отеля «Индепенденс» взревел мотор и навстречу им вылетел новенький БМВ Е12 с затемненными стеклами. Щуплый сержант шустро вскинул ружьё и разрядил его почти в упор. В свете фар невозможно было разглядеть результаты выстрела. Машина набрала скорость и понеслась по направлению к Равнинной дороге. Ракка вскинул свой винчестер целясь вдогонку.

— Не трать патроны зря, Энгер, все равно промажешь! — нахмурился Лангаротти, который был уязвлён, тем что застигнут врасплох. Дальше на их пути больше не было приключений. Минут через десять они уже были у дворцовых ворот, к которым люди доктора Окойе под надзором Джинджи скатывали бочки. Они перекрыли весь проём за исключением узкого прохода, в который мог протиснуться только один человек.

— Чё делаете? — спросил корсиканец.

— Шеф приказал, — невозмутимо ответил африканец, окриками подгоняя самых нерасторопных. — Пока не починим ворота.

— Разумно.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ БАРАКИ

Люди Курта растянулись цепочкой по краям улицы, ведущей в сторону казарм. Солнце уже светило вовсю. В тени у домов неподвижно лежали тощие собаки и костлявые куры. По сторонам дороги размещалось несколько магазинчиков. Их двери были распахнуты настежь: издалека было видно, что внутри них был учинен настоящий погром. Осторожно продвигаясь вперёд, Земмлер обдумывал тактику: по данным Шеннона, в полицейских казармах могло располагаться до двухсот солдат. На его схеме они представляли собой восемь вытянувшихся в ряд крытых жестью убогих строений были окружены тростниковой изгородью. В промежутках из них были выложенные из камня очаги. В стороне от них должна была находиться маленькая каменная хибарка, которую Шеннон принял за оружейный склад.

Естественно, что двадцать мин 60-го калибра, выпущенных Дюпре почти вслепую, не могли сильно сократить численность гарнизона. Часть его в панике могла разбежаться, но остальные при наличии командования вполне могли сорганизоваться и оказать сопротивление. Вопрос состоял в том, что солдаты предпримут в таких условиях? Останутся ли на месте или войдут в город, как группа, с которой столкнулись Жанни и Санди. После некоторого раздумья, Курт решил, что следует подготовиться к обоим вариантам.

Стрелки часов показывали четверть восьмого, когда Курт и Санди забрались на колокольню, чтобы изучить обстановку. В лучах утреннего солнца казармы лежали, как на ладони. Впрочем, картина была неприглядная: военный городок представлял собой сплошное пепелище, бараки были сильно повреждены, камни от очагов разбросаны, всюду валялись трупы и какие-то тряпки, кроны пальм были сбиты взрывами, а на месте оружейной зияла большая воронка.

— Наверняка, рванули боеприпасы, — произнёс вслух Курт, рассматривая её в бинокль. Вместе с тем трупов было немного. Прошедший прошлой ночью ливень так размягчил землю, что снаряды, пущенные Тимоти из минометов, слишком глубоко вошли в нее, снизив смертоносность мин. Вдруг Земмлер заметил какое-то копошение в дальнем конце плаца и направил свой бинокль: толпа солдат что-то перетаскивала из развалин склада.

— Мародёры или организованная группа? — подумал Курт. Он немедленно связался с Шенноном и доложил обстановку.

— Пошли Санди с его людьми к Тимоти. Пусть принесут миномёты, используй их по назначению. Без надобности не рискуй! — последовал короткий приказ. — Я уже вызвал Жана. Как только он появится, смогу выслать подкрепление.

— Да шеф, — так же коротко ответил Курт. Он немедленно приказал Санди:

— Эй, камарад, бери трёх человек и быстро валяй за Тимоти. Возьмите миномёт и пару десятков мин. Прикроете, если, что. Оставишь у церкви двух человек и базуку…

–Йес, сая! — низкорослый, круглоголовый, с широким расплющенным носом и глазами навыкате Санди буквально слетел вниз по лестнице и бросился выполнять приказ. Вслед за ним неторопливо спустился Курт. Его люди беспорядочно толпились у входа в церковь, потеряв даже подобие боевого порядка. Пинками и тычками Земмлер развернул своих горе-бойцов в цепь и рукой показал им направление движения. Сам он шёл позади всех. Через пару минут они подошли к обгорелому тростниковому забору, ещё недавно служившему оградой. Обрывки колючей проволки валялись повсюду на пути солдат. Они осторожно обходили их, постоянно теряя строй и направление движения. Тычками и пинками Земмлер и Эйнекс загоняли их обратно в цепь.

Пахло гарью и горелой резиной. Курт призывно махнул рукой своим людям и обратился к Эйнексу:

— Эй, Тебен, оставь пикет на дороге. Достаточно двух человек, но по толковее…

Пятнадцать человек растянулись цепью и стали медленно пересекать изрытый воронками от мин городок, двигаясь в направлении плаца. Бойцы продвигались неуклюжими перебежками от укрытия к укрытию. Земмлер прикрывал их, держа окна и двери уцелевшего здания лазарета под прицелом. Возня в конце плаца поутихла, по-видимому, их заметили.

Стараясь ошеломить противника, Земмлер поднял своих людей в атаку, приказав не жалеть патронов. Безостановочно стреляя, они выбежали на открытое пространство плаца. Несколько солдат противника упали, остальные побежали куда-то в сторону. Вдруг из мангровой рощи ударила очередь, за ней вторая. Люди Курта залегли — им преградила путь колючая проволока, протянувшаяся через плац. Огонь вели пулемёты с двух сторон, но их наводчики выбрали неверный прицел. Их пули поднимали фонтанчики в желтом песке далеко позади.

— Их там живо перестреляют одного за другим, — пробормотал Курт и дал приказ отступать. Спотыкаясь, прячась среди развалин, его люди двинулись назад. Там, в хаосе строительного мусора, они хотели укрыться от раскаленного свинца, которым их по-прежнему обливал пулемет. Очень вовремя появился Санди:

— Сэр, я оставил Тимоти и одного бойца у церкви. Миномёты со мной, — он кивком указал куда-то назад. Здоровый, широкоплечий негр с мозолистыми руками молотобойца тащил на собе что-то громоздкое. Наблюдая за ним, Земмлер неожиданно для себя обнаружил, что любуется этой чёрной горой мускулов.

— Кто это? — спросил он Санди.

— Аб ла Крете, бывший молотобоец….

К Курту подполз Эйнекс:

— Я обнаружил всего две огневые точки.

Устанавливая миномёт, Земмлер присел за полуразрушенной деревянной стеной барака и услышали, как несколько пуль крупного калибера забарабанила по уцелевшим доскам. Тем временем, Аб приволок на позиции мешки с минами. Можно было начинать дуэль.

— Что же Вы, сэр? — нетерпеливо проворчал Эйнекс. — Стреляйте же наконец.

— Иди в цепь, лейтенант, — процедил Земмлер. Он приподнялся, выглянул из-за развалин, высматривая цель, и тотчас же снова присел. Трясущимися от возбуждения руками он шарил в ящике с минами, нащупывая сумку с зарядами. Он взял три заряда и вставил их в мину.

— Тут ярдов пятьсот, — сказал ему Санди.

Курт стукнул по мине ладонью, и заряды высыпались. Он вставил их снова, на этот раз только два. Затем он стал поворачивать винты наводки и укрепил плиту на неровном глиняном полу полуразрушенного барака. Он наводил наугад.

— Давай, — приказал он Санди и отполз в сторону. Негр обеими руками поднял мину и опустил ее в ствол. Хлоп — грянул выстрел. Звук был такой, точно над ухом лопнул надутый воздухом бумажный пакет. Аб стоял на корточках под самым дулом миномета, и на его чёрном лице бродила улыбка сумасшедшего.

Мина летела неправдоподобно медленно. Сначала она со свистом ушла вверх. Курт ухватился за край доски и выглянул, стараясь не проглядеть вспышку разрыва. Он только сейчас впервые увидел весь плац. За ним вздыбился зелёный занавес мангров и тёмный провал у их самого края, где укрылся враг. Все ждали разрыва. Перед провалом заклубилось облако жёлтой пыли и только потом долетел звук: недолёт.

— Ни к черту, — заревел Курт и вставил в другую мину больший заряд, громко ругаясь из-за чего-то. Курт на ощупь стал поворачивать винт подъемного механизма, и ствол поднялся немного выше. Он укрепил плиту, чтобы ее не сдвинуло силой отдачи, и заорал.

— Давай.

Напрягая глаза, Курт изо всех сил всматривался в мангры ожидая разрыва. Мина разорвалась высоко в кронах деревьев и немного правее, но почти на одном уровне с целью. Пулеметчик накрыл развалины тучей раскаленного свинца снова. Где-то дальше, заработал второй пулемет.

Земмлером владел азарт боя, и он уже не следил за тем, что происходит на плацу. Пот заливал ему лицо, а песок скрипел на зубах.

— А, сволочь, доберусь же я до тебя, — зло закричал Курт. по-немецки Аб вынул мину из мешка и подал Санди, который вставил заряды и ждал Курта, который вновь менял наводку. Все наугад. Когда негр опустил мину в ствол, немец придержал плиту, и глина пола сильно вдавилась при отдаче. Чтобы высмотреть результат, Курт вновь отошёл от миномета. Прошло несколько мгновений. Подняв клуб песка, разрыв вспух почти у самого провала. Только все еще чуть левее. Из-за облака дыма и пыли нельзя было разобрать, пришелся разрыв ближе или дальше цели.

— Есть! — вдруг из цепи закричал Эйнекс. — Сэр, Вы попали!

Звук долетел почти мгновенно. Облако песка стало рассеиваться. Курт сморгнул капли пота, скатывавшиеся с мокрых волос, и вгляделся, ожидая убедиться в попадании. Пулемёт отвечал ему тучами раскаленного свинца, барабанившими по остаткам казармы. Все бросились плашмя на пол. И так лежали. Пули цокали рядом ними, осыпая отколовшимися щепками и штукатуркой.

— Нет еще, — Курт на карачках пополз к миномету, осматривая плиту. — После выстрела миномёт отъехал назад.

Аб подал новую мину. Руки Курта были мокрыми от пота, и она скользила. Невзирая на это, он проворно схватил ее, вставил заряд и опустил ее в ствол. Выглянув из-за завала, Земмлер увидел разрыв над целью. Возможно, осколки задели кого-то.

— Неужели попал, чёрт побери! — обрадовался он.

— Давай еще. — Эйнекс прибежал на позицию и бесновался от радости. — Еще давай.

Курт взял из ящика заряды, сам вставил их и, втолкнув мину в ствол, отошел. Хлопнул выстрел. У Аба уже была другая наготове. Операция прошла пять раз подряд с задержкой в десять секунд: хлоп-хлоп-хлоп. В азарте боя Эйнекс встал, чтобы увидеть, как две последних мины разворотили проём. Все в возбуждении встали вокруг миномёта.

— Чёртова перечница, — ругнулся Курт, легко пнув его ногой. — Проклятая железяка.

За весь свой богатый военный опыт, Земмлер лично наводил миномёт дюжину раз. Он предполагал, что в гнездо не было прямого попадания и ждал, что оттуда вновь полетят пули. Что-то ему подсказывало, что не полетит.

— Готово, — подытожил Санди и принялся считать мины.

— Надо было установить второй миномёт, — вдруг заявил Эйнекс. — Было бы быстрее…

— Кто бы его наводил, — возразил Курт. — Может, ты?

— Мы израсходовали половину боезапаса, — прервал их спор Санди.

Курт посмотрел на плац, глазами отыскивая своих солдат. Шестеро из них лежали, вжавшись в песок плаца. Один из них неестественно выгнулся, в то время как остальные вели редкий огонь. Ещё три бойца прятались в лабиринте мусора и развалин, от огня другого пулемёта, расположенного среди группы пальм. Он не просматривался с этой огневой позиции.

— Как там наши? — Курт оторвал миномет от пола и передал его Абу.

— Держатся, — ответил ему Эйнекс. — Теперь надо взяться за второй пулемёт.

Пот тек ручьями. Земмлер ползком двинулся к проволоке, выискивая новую позицию. За ним следовали Эйнекс и Санди, волоча на себе мешки с минами. Небольшую колонну замыкал Аб, который легко нёс миномет, положа плиту на плечи и зажимая ствол под мышкой. Через тридцать ярдов они обнаружили проход в проволоке. Протиснувшись сквозь него, Курт оказался на площадке, пригодной для установки миномёта. Курт остановился.

— Давай. давай скорей, — крикнул Эйнекс, оглянувшись на поредевшую цепь.

— Дальше незачем, — отрезал Курт.

— Но, как подавить пулемёт?

— Мы его достанем отсюда.

— Отсюда ведь не видно.

— А вам и не надо видеть, — сказал Курт. — У нас есть я.

Аб установил миномет у полукруглого изгиба ржавой проволоки, в мёртвой зоне пулемёта.

— Я буду корректировать огонь, — сказал Курт Санди. — Ты навести по команде сумеешь?

— Сумею, сэр, — уверенно произнёс боец. — Мне мсье Дюпре несколько раз показывал…

— Ну, дерзай! — ухмыльнулся Курт, выставляя базовый прицел. Затем он перебежал к месту, где проволока упиралась в развалины барака. Отсюда огневая позиция противника была отлично видна. Сделав замер расстояния, он вернулся на прежнее место, чуть-чуть передвинул миномет и навел его ствол на одну из пальм, под которыми был установлен невидимый пулемёт. Затем Курт пошел вдоль проволоки, до изгиба, лег и ползком стал пробираться дальше. Заняв удобную для наблюдения позицию, он махнул рукой Санди:

— Давай.

Аб опустил мину в ствол. Через несколько секунд послышался разрыв, который расчёт миномёта не мог видеть. Эйнекс повернулся к Курту, тот помахал ему руками, но тут же припал к земле. Вокруг него стали зарываться в песок пули: вражеский пулемет постепенно пристреливался.

— Продолжайте огонь, — крикнул Курт.

Эйнекс развернулся и, вспомнив свои обязанности, стал готовить цепь для атаки. Санди что-то крутил в механизме наведения и сам опускал мины в ствол. Оставив их управляться с минометом, Эйнекс побежал мимо Курта, который ждал, что лейтенанта вот-вот его настигнет пуля.

— Куда тебя черт несет, Тебен?

— Туда. Вон туда, — отрывисто выкрикнул Эйнекс, показывая в сторону плаца.

Услышав две короткие пулеметные очереди и почти одновременно выстрел миномета, лейтенант бросился на землю. Он скорее почувствовал, чем увидел, как пули ложатся вокруг него. Раздался ещё один разрыв мины. У Эйнекса в голове вдруг появилась мысль, что, если его бойцы немедленно не пересекут плац, никому из них не жить. Все свои силы он вложил в этот последний рывок через плац.

Со своего наблюдательного пункта Курт видел, как лейтенант перебежал открытое пространство и укрылся в мангровой роще. Его примеру последовали ещё три бойца. Один из них упал. Уцелевшие, преодолев открытое пространство, оказались в мангровой роще. Укрывшись за корнями, они открыли сильный огонь во фланг вражескому пулемёту. Вскорее он затих.

— Молодец, — подумал про него Курт и лениво проковылял к миномёту, возле которого стоял Санди. Аб куда-то исчез.

Земмлер приложил к глазам бинокль, рассматривая окрестности, и неожиданно обнаружил просеку, не обозначенную на схеме Шеннона. Она была перегорожена колючей проволкой. Приказав своим людям прочесать местность, он подошёл к Эйнексу:

— Надо идти за проволоку.

Тебен выглядел совершенно измотанным, его, по-видимому, тошнило от усталости и неожиданной смелости. Казалось, ему уже было все равно. Сделав пару шагов, он свалился в глубоком обмороке. Его сразу подхватили бойцы. Они вдвоем его взяли под мышки, дали хлебнуть из фляги, и почти волоком дотянули под сень деревьев.

— Ну, ну, только без этого, — услышал он голос Курта.

Кто-то уложил лейтенанта на песок и стукнул по спине. После второго глотка арака взгляд лейтенанта прояснился.

— Ну, обошлось? — услышал он откуда-то сверху.

— Ему уже лучше.

— Переверни его.

Лейтенант согнулся вдвое и выкашлял из себя все, что было внутри, — и пальмовую водку, и желчь, и желудочный сок, и вчерашнюю сушеную рыбу с рисом. Потом он поднялся на ноги и посмотрел на остальных. Рядом с ним стоял Аб. Он держал в руках покорёженный взрывом пулемет.

— Нашёл в манграх, — деловито сказал он на ломаном французском и бросил его на землю. Затем он наклонился к Эйнексу. — Можешь стоять?

— Стою, — все еще как в тумане машинально ответил лейтенант.

— Мы идем за проволоку, — повторил Курт, передёргивая затвор «брена».

— Я сам поведу своих людей, — Эйнекс достал из кобуры револьвер.

— Хорошо, — кивнул головой Земмлер. — Санди! Остаёшься за старшего. Раненых и оружие оттащи к церкви.

Курт дернул за порыжевшую от ржавчины проволку. Она легко поддалась. У Эйнекса барабанило в ушах, но он почти вслепую полез вслед за остальными. Слушая их голоса, видя перед собой спины бойцов, лейтенант машинально ступал за ними. Аб шёл сзади, подбадривая его. Смысл его слов, Эйнекс был не в силах уразуметь. Он только и мог крепче сжимать револьвер и стараться продолжить движение.

Спирали колючей проволоки рвались довольно легко. Особенно внизу, у земли, где железо проржавело. Бойцы раздвигали их, сгибая и разгибая, и постепенно продирались сквозь заграждения. Шедшие впереди уже очутились в начале узкой аллеи. Курт первым двинулся вперед, придерживая «брен» за конец ствола.

— Ну, как Вы там? — крикнул Курт, оглянувшись назад.

— В порядке. Идите, — в тон ему ответил Эйнекс.

И тут же инстинктивно припал к земле, потому что откуда-то раздался частый перестук: так-так-так.

— Вставай, — Курт очутился рядом с ним. — Это наши заканчивают зачистку.

Они достигли вместе конца аллеи. Влажный ветер ударил им в лицо, как только они выпрямились и стали оглядываться. Перед ними был обыкновенный двор, обнесенный стеной из бурого камня. По сторонам стояло несколько каменных домов. Один, посреди двора, был не достроен. Кое-где торчала пучками чахлая трава. Людей не было видно. Совсем никого. За несколько секунд атакующие достигли железной калитки в ограде. Они попытались её выбить, но она не поддавалась. Ситуация вдруг стала критической.

— Ломайте! — крикнул Курт. Аб ла Крете закинул свой автомат за спину и ломом стал сбивать металлические петли. Тем временем, Курт залез на стену и, сидя на ней верхом, неловко, с бедра, выпустил очередь в сторону недостроенного дома.

— Эй, вам что, жизнь не дорога? — окликнул его Эйнекс. Курт недоуменно оглянулся. Не то чтобы он не замечал ружейных пуль, сыпавшихся кругом. Он и слышал, и видел все. Но ведь они всегда летят мимо. Земмлер сделал знак, чтобы Эйнекс помог ему. Размахивая револьвером, лейтенант полез на стену. В этот момент одна створка не выдержала ударов Аба, и калитка распахнулась. Беспорядочно стреляя, бойцы ворвались внутрь. Курт соскользнул со стены и едва упал на землю. Ружейная пуля с треском ударилось в стену над его головой, затем другая. Он видел, как Аб и двое его бойцов побежали вдоль ограды в другую сторону к низким, нескладным строениям, стоявшим среди тощих деревьев.

— Земмлер, стреляй! — кричал сверху Эйнекс. — Они в недостроенном доме!

Земмлер видел, что Тебен, никак не может слезть со стены и побежал один, увязая в песке. Преодолев пятьдесят ярдов, он вплотную приблизился к дому и стал обходить его в поисках входа. Рыхлый песок кругом, белые срезы известняковых плит, пустой проем окна. Четвертую стену только начали возводить, с этой стороны вся внутренность здания была открыта. Неожиданно он наткнулся на вражеского солдата с нашивками капрала. Он стоял и молчал, держа в одной руке винтовку, другая безжизненно висела. Возникало ощущение, что он не совсем понимал, что происходит.

— Хенде хох, — заорал Курт капралу, инстинктивно перейдя на немецкий. Он шагнул к противнику и вырвал из его рук оружие, дёрнув его за ствол, который был покрыт грязью и ржавчиной. Мимолётного взгляда на оружие было достаточно, чтобы понять почему его противник не стрелял.

— Стой здесь. Если выйдешь, тебя застрелят, — громко сказал он. Зрачки капрала мигнули, по-видимому, он понял приказ. Земмлер закинул винтовку на плечо, повернулся и выбежал из недостроенного дома, держа свой «брен» наперевес. Эйнекс ухе его ожидал с револьвером в руке, готовый выстрелить в любой момент. Кругом никого не было видно. Курт отчетливо услышал редкие выстрелы со стороны барака, куда раньше пробежали Аб и другие бойцы. Там раздавались длинные автоматные очереди. Курт взял свой «брен» наперевес, проверяя патроны в магазине, и двинулся на звук выстрелов. Трофейная винтовка ему только мешала, и он бросил её на редкую траву покрывавшую двор.

— Потом подберу, — подумал он. Сзади раздавалось тяжёлое дыхание Эйнекса. Влажный, горячий ветер задувал под его куртку и обжигал его лицо. Из ближайшего дома по нему открыли огонь. Земмлер бросился на землю и, подняв «брен» над головой, наугад выпустил последние патроны из рожка. Его поддержал Эйнекс. Он держал свой револьвер невысоко: сила отдачи едва не сбила его с ног. Когда выстрелы стихли, Курт заменил рожок, а затем поднялся и побежал вслед за лейтенантом.

Из двери первого дома выскочили трое людей. Земмлер остановился, упер «брен» в бок и двумя короткими очередями в упор уложил их.

— Осторожнее. Не спешите стрелять, — вдруг крикнул Эйнекс. — Тут могут быть заключенные.

— Откуда они тут взялись?

Оба прислонились к стене дома, переводя дух. Тебен прислушался к крикам где-то рядом.

— Не знаю, — прошептал лейтенант и во всю глотку что-то закричал на своём наречии. Бой сразу стих. Слышны были только одиночные выстрелы.

— Идите сюда, — кто-то рядом заговорил на ломаном французском. — Мы не можем выйти.

— Там есть солдаты?

— Один. Но он наложил в штаны.

— Эйа, — подхватили другие голоса и что-то залопотали на своём наречии. Языки банту близки между собой, поэтому лейтенант сразу разобрал их речь.

— Они говорят, чтобы мы подошли к ним, — перевёл Эйнекс, показав на следующее строение. В его двери было окошечко, забранное решеткой. Через него была видна квадратная кухня с двумя печами. Заключенные столпились у единственного окна, забитого крест-накрест тяжелыми деревянными брусьями. Эйнекс отодвинул засов двери. За ней стояло трое похожих на мертвецов бакайя, босых, полуголых, в рваных хлопчатобумажных шортах.

— Эйа, — наперебой кричали они. выскакивая из дома. Откуда-то вдруг появился четвёртый, с винтовкой в руках. Курт, поднял свой пулемет, но Тебен остановил его.

— Нет, — сказал он, опустив руку на ствол и страшно захрипел, обращаясь к солдату. — Клади оружие!

Ржавая винтовка со стуком упала на глинобитный пол. Пленники даже не оглянулись на звук. Они галдели наперебой, перебивая друг друга точно дети:

— Как вам это удалось?

— Мы слышали стрельбу. Вас много?

— Остальные спрятались в бараке, что у ворот.

— Их перевели к воротам, когда ночью открыли огонь. Тот дом укреплен.

— Скорее туда.

Курт с изумлением разглядывал узников: с виду совсем старики — все на одно лицо

— Идем, — торопили они Тебена. Они пробовали говорить с Куртом на сакайя. Наёмник в ответ только таращил на них глаза.

— Он — алемано, — пояснил Тебен, указав на Земмлера.

— Алемано? — Старейшины что-то наперебой стали спрашивать.

— О чём они?

— Они говорят, что немцы давно свою войну кончили. Что он здесь делает? — стал переводить Эйнекс.

— Не так и давно, — пробурчал Курт. — Всего двадцать лет назад.

— Они говорят про другую войну. Про неё рассказывали старики…

— А-а-а?

Земмлер уже бежал через двор лагеря к дому у вторых ворот, где вновь началась перестрелка. Одиночные ружейные выстрелы раздавались из-за длинного низкого барака. Человек шесть во главе с Абом засели в жиденьком кустарнике у ворот. Они были обиты рифленым железом и опутаны колючей проволокой. Пули щелкали по воротам с характерным звяканьем железа о железо, но их автоматы не умолкали. Курт побежал к высокой куче водорослей и камней, наваленной у ворот. Укрывшись за ней, он выпустил последние патроны по окну барака, в котором виднелись силуэты двух солдат противника.

— Скажите им, пусть выходят, — проорал Курт. Рядом с ним плюхнулся Тебен:

— Стреляйте! В чем дело? Стреляйте!

— Патроны кончились, черт его дери. — выругался Земмлер. Он нажимал на спуск, но слышалось только металлическое щелканье. — Пусть выходят, — и стал ждать, когда Эйнекс выполнит его приказ.

–Эй, вы там! — закричал лейтенант на сакайя. — Выходите. Не прячьтесь. Мы не будем больше стрелять…

Один солдат вдруг выскочил из барака и бросился бежать к берегу. Эйнекс выстрелил из револвера ему вдогонку. Раз и потом еще два. После оглушительного «брена» звук пистолетных выстрелов показался Курту очень тихим. Тебен промахнулся, и солдат продолжал бежать. Второй, бросил винтовку, поднял руки вверх и медленно пошёл к ним. Бой вдруг неожиданно закончился.

Аб вылез из кустов, держа что-то под мышкой: его лицо его хранило напряженное, сосредоточенное выражение. Трое людей Эйнекса появились из-за барака с другой стороны и сразу скрылись в дверях барака. Курт вошёл следом, чуть опередив лейтенанта, и сразу же увидел два, лежащих на полу трупа. Пол был каменный, ступенчатый, и весь залит кровью. Его люди, вбежавшие через другую дверь, стараясь не ступать по этим страшным лужам, отодвигали деревянные засовы на дверях, ведущих в камеры по сторонам. Оттуда стали выходить еще заключенные, похожие на первых трех. Всего набралось девятнадцать человек. Они все столпились у входа с любопытством смотря на Земмлера.

Пока Эйнекс что-то втолковывал бывшим узникам, Курт приказал собрать пленных солдат. Их оказалось полдюжины, включая капрала. Одетые в зеленовато-бурые брюки и рубахи, парусиновые ботинки и грязные кепи, они дрожжали от страха. Матерчатые тканые ремни и патронташи болтались, руки тряслись, а глаза бегали.

— Горе вояки! — покачал головой Курт. Затем, посмотрев на часы, он не поверил своим глазам — прошло всего двадцать семь минут с начала боя. Для его новобранцев это было даже слишком хорошо. Правда, в парашютных частях на подобные штурмы отводилось меньшее время.

Пока бойцы обыскивали растерянных, дрожавших от страха пленников, Земмлер закурил и стал осматриваться. Неожиданно, где-то сбоку раздались выстрелы. Подхватив чей-то автомат, Земмлер бросился туда. Эйнекс немедленно последовал за ним. Оказалось, что несколько человек укрылись в небольшой пристройке. Когда люди Курта стали ломать дверь, они открыли огонь. Те, естественно, ответили.

Не выдержав концентрированного огня, дверь упала. На полу валялся труп человека в гражданской одежде. Окно пристройки было распахнуто — остальные скрылись. Через несколько секунд откуда-то из-за забора раздался рёв автомобильного мотора, затем, через пару секунд, второго. Всё произошло так внезапно, что Курт не успел даже отдать команду. Ровный гул автомобильных двигателей постепенно удалялся.

— Тебен! Твои люди должны их перехватить, — бессильно кивнул на окно Земмлер. Он понимал, что это была его промашка…

Словно по волшебству, вдалеке раздался взрыв. Где-то у церкви завязалась перестрелка. Сухие шелчки пистолетных выстрелов перемежались с автоматной стрельбой. Последней было явно больше. Курт новыми глазами посмотрел на лейтенанта. Неожиданно во дворе раздался дикий крик.

— Что там случилось? — задал естественный вопрос Земмлер. Эйнекс пожал плечами. — Надо разобраться…

Когда они появились на крыльце, причина стала ясна: знакомый капрал лежал ничком с разрубленным черепом. Над ним с катаной наклонился один из заключённых. Эйнекс что-то спросил у своих бойцов на сакайя. Бывший заключённый разразился гневной тирадой в ответ и зло уставился на Земмлера. Его глаза были налиты кровью…

— Месть, — произнёс он деловито. — Он говорит, что этот человек изнасиловал его сестру и убил его отца. Теперь он отрежет ему уши и отнесёт в свою деревню, чтобы показать их братьям и матери…

— Немедленно прекратить! — закричал Курт, забыв, что туземец может его не понять. — Нельзя убивать пленных! — повернулся он к Эйнексу. — Даже если это кровожадные придурки…

Недовольно ворча и щурась на Курта, люди Эйнекса отошли от тела капрала. Но он уже забыл про инциндент,.прислушиваясь к ходу перестрелки. Как только она утихла, он отдал распоряжение Эйнексу:

— Тебен, остаёшься здесь командовать. Я беру Аба и ещё пару бойцов. Проверю, что произошло у церкви…

Путь назад занял около четверти часа. Подойдя к церкви, Курт увидел, что недалеко от неё дымится грузовик. Его кузов был разворочен взрывом. Дверь кабины распахнута и оттуда свешивался труп. Чисто автоматически Курт обратил внимание, что резина на задних колесах цела. «Надо будет сказать Горану», — подумал он. Навстречу ему шёл Тимоти, подталкивая негра лет сорока, разодетого как попугай.

— Кто это? — спросил Курт.

— Вице-президент Алрой Шинра. Один из моих людей признал его. Он со своей семьёй работал на его банановой плантации. Говорит, страшный жмот. Даже те жалкие гроши, что обещал, он нам так и не заплатил…

Курт профессионально обыскал пленника, который потерянно оглядывался по сторонам. Он ничего не обнаружил кроме внушительного бумажника, золотой зажигалки и связки ключей на брелоке.

— Где ты его нашёл?

— Во втором грузовике. Он — там, за поворотом. Сидел в кабине первого грузовика и был выброшен взрывом. Он был без сознания, когда люди Тимоти подобрали его. Из его спутников никто не уцелел.

По словам Тимоти, грузовики выскочили через пять минут после окончания стрельбы в городке. Пикет на дороге растерялся: его бойцы не успели сделать ни одного выстрела до тех пор, пока первая из машин не поравнялись с ними. Из её кабины раздалась стрельба. Выскочивший прямо на дорогу, Санди дал очередь по скатам, а затем упал на асфальт, обливаясь кровью. На пустых шинах грузовик потерял скорость, но всё же попытался скрыться за поворотом, но его догнала граната из базуки Тимоти. Его люди оправились от неожиданности и встретили вторую машину плотным огнём. Чья-то очередь пробила скаты грузовика, тот сбросил скорость и съехал в кювет. Затрещал уоки-токи: это был Шеннон:

— Курт, ты что там шумишь?

— Зачищал казармы, шеф. Два военных грузовика пытались проскочить. Один раскурочен взрывом, другой лежит в кювете. — Санди тяжело ранен. Есть трофеи и пленные. Среди них вице-президент этой шоколадной республики.

— Оставь кого-нибудь охранять казармы, а сам осмотри окрестности церкви и возвращайся…

— Лейтенант Эйнекс и четыре бойца остались охранять казармы. Они должны были собрать на территории всё пригодное оружие и охранять пленных. Ему должны были помогать бывшие заключённые.

— Хорошо, Курт. Конец связи!

Тимоти десятком людей отправились во дворец. Они несли с собой раненого Санди, миномёты и оставшиеся неиспользованными мины. С большим сожалением, Земмлер отдал им свой «брен», к которому кончились патроны и подобрал «шмайсер» Санди.

— За мной, — махнул он рукой, окружающим его бойцам. — Надо прочесать окрестности. Действовать аккуратно и внимательно!

Разбуженные ночной стрельбой дома оживали. Некоторые наиболее смелые обыватели уже выглядывали на улицу. Там они видели африканцев в камуфляже, осторожно двигавшихся цепочкой по их улицам и дворам. Минут через пятнадцать, Курт обнаружил во дворе школы жёлтый автобус. Он завёлся с полуоборота. Солдаты набились в него довольные тем, что дальше можно будет передвигаться с удобствами…

Когда Земмлер доложил о своей находке, Кот стоял и курил у окна, прислушиваясь, к редким выстрелам, раздававшимся со стороны городских кварталов. Лёгкий ветерок дул со стороны казарм: он доносил запах горелой резины.

— Ты знаешь, как начиналась политическая борьба в Зангаро, Карло? — спросил его Окойе.

— Нет. Расскажи, Вайянт.

— Это было лет двадцать назад. Я тогда жил в Кларенсе и готовился к поступлению в адъюнктуру при госпитале в метрополии. В свободные часы часто навещал Мориса Луле, фельдшера эпидемиологической станции. По национальности он был наполовину швейцарец и поэтому он прекрасно говорил по-французски, а я брал у него бесплатные уроки. Фельдшер как-то сразу проникся ко мне симпатией и, несмотря на разницу в возрасте и положении говорил со мной как с равным. Иногда Луле допускал резкие отзывы о колонизаторах, а я спрашивал его о жизне в Европе. Многое из того что он говорил было для меня откровением: я ловил слова, глядя ему прямо в рот. Словом, мы очень быстро сошлись.

С каждым разговором у нас росло доверие друг к другу, чувство, основанное на общих убеждениях и вкусах. Со временем мы стали часто ходить друг другу в гости. Однажды мы сидели на веранде его дома перед столом с коллекцией ритуальных масок и перерисовывали их в красках. Закончив это и принялся выписывать сведения из книги о сонной болезни, которую Луле принес из больничной библиотеки. Луле входил и выходил из дома, занятый подбором каких-то справок. Вдруг он встревоженно зашептал, делая вид, что убирает книгу.

— Вайант, кто-то подглядывает за нами, смотри!

Я внезапно поднял голову и узнал нашего соседа:

— Это мсье Мутото, опасный человек! Он служил капралом в армии, теперь служит в полиции сыщиком. Его для вида сделали корреспондентом местной газеты…

— А! Понимаю, корреспондентский пропуск дает возможность рыскать повсюду.

— Он должен собирать новости и просто шпионит за нами.

— О, какой опасный человек этот мсье Мутото! А мне надо незаметно исчезнуть на пару часов, — вдруг произнёс Луле.

— Так чего он трется здесь? Я его сейчас выпровожу! — я направился к двери.

— Ради бога, Вайант! Не делай этого. Сиди здесь, посмотри мою книгу или разберите коллекцию! Пусть он уйдет сам, убедившись, что ты на месте!

— Раз ты меня пригласил к себе, Морис, то не беспокойся: я с ним справлюсь. Иди, занимайся своим делом, а я хорошенько ознакомлюсь с материалами!

Рослый фельдшер замешкался в дверях, словно усомнившись в моей решимости.

— Не бойся, иди! Покажите, где глава о мухе цеце. Это? Ладно! Иди!

Через полчаса я неожиданно услышал сладкий голос Мутото:

— Здравствуй сосед, — шпик уже оказался на веранде и заговорил с фельдшером.

— Я хотел…

В лучах фонаря он выглядел великолепно: клетчатый костюм, красный галстук, зеленый платок, желтая рубашка, большие роговые очки. Две самопишущие ручки. Перстни.

— Я хотел получить у тебя интервью, Скажите…

— Я занят. Давай завтра!

— Да, но…

— Если ты не отстанешь, то я пожалуюсь твоей матушке!

Я сидел и прилежно писал конспект, а затем он отобрал редкие фотографии и точные описания ритуальных плясок. Сосед куда-то исчез, стемнело. Прошло три часа, и я стал беспокоиться о том, куда запропастился хозяин.

Наконец он вернулся и облазил весь свой палисадник, осмотрев все закоулки.

— Как дела? — спросил он меня.

— Все удалось как нельзя лучше! От имени нашей многострадальной и любимой родины благодарю Вас за великую помощь! — вдруг торжественно заговорил мой старший друг и протянул мне руку. Я насмешливо ответил на рукопожатие:

— Можно узнать, в каком деле?

— Мсье Луле, — произнес фельдшер торжественно, — вы своим присутствием обеспечили бесперебойное течение исторической церемонии. Ис-то-ри-че-ской!!

Я вопросительно поднял брови, изо всех сил стараясь быть серьезным.

— Вайант, извини, тысячу раз прошу прощения. Я использовал нашу дружбу для одного тайного дела.

Я нахмурился, но всё же спросил:

— Так в чем же состояло сие историческое торжество, если не секрет?

— Я тебя обманул, извини, но выхода не было. Прятаться на плантации бесполезно: там нас сразу выследят и арестуют.

— Ты совершил что-то незаконное, Морис?

— За мною давно следят, и выхода, повторяю, не было. Мы рисковали жизнью, пока ты здесь сидел. Пройдём сюда, прошу, — он повёл меня в пустой темный чулан.

— Ну? — недовольно спросил я, ничего не поняв. Голос Мориса приобрёл торжественный тон:

— Полчаса тому назад здесь произошло учредительное собрание.

— Какое?

— Мы основали политическую партию: один солдат из местного гарнизона, он как раз сменился с дежурства, два делегата от рабочих с плантаций какао, они привезли сюда какой-то мотор на ремонт, три крестьянина и я, представитель интеллигенции. Как видишь, широко представлены все группы населения. Партия называется Союз борьбы за освобождение Зангаро. Я избран генеральным секретарем, потому что все остальные не умеют ни читать, ни писать.

— Как вы все сюда пробрались?

— Делегаты пролезли в окно со двора и так же вылезли. Сошлись и разошлись поодиночке, быстро и незаметно. Прямо под носом Мутото, этой полицейской ищейки. Мы основали политическую партию, мсье: один солдат из местного гарнизона, он как раз сменился с дежурства, два делегата от рабочих с плантаций какао, они привезли сюда какой-то мотор на ремонт, три крестьянина и я, как представитель интеллигенции. Как видите, широко представлены все группы населения.

— Значит, вас всего семь человек? Немного, — ухмыльнулся я.

— Нет, это делегатов семь, а сознательных людей две-три сотни, а сочувствующих — двадцать тысяч. Да что там — все население Зангаро! Только эти люди сами еще не знают, что они с сегодняшнего дня уже являются сочувствующими патриотической партии!

— Ты и эти две-три сотни надеются опрокинуть колониальный режим? У губернатора двести жандармов, да армия метрополии за морем. Вы надеетесь на чудо? Где ваши винтовки? Пулеметы? Пушки? — усмехнулся я. Луле покачал головой и возразил:

— Их нет, мы будем воевать сначала только словом.

— Ах, словом…

Я только пожал плечами, а он зашептал убежденно:

— Слово приведет к нам жандармов и выгонит губернатора из дворца и посадит туда нашего президента. Мы начнем с рабочих — в портах и на плантациях. А когда нас станет много, мы возьмемся за оружие! Вы качаете головой! Не веришь?

— Что значит семь человек? — мне тогда казалось, что учреждение политической партии в маленькой кладовке — печальная гримаса местной жизни, бесплодное трепетание мушки в лапах паука. Мне стало грустно:

— У вас не было даже стульев?

— Ничего, все сидели на полу. Тем лучше!

— Стулья у меня есть в помещении, но семь стульев в кладовой — улика. Мсье Мутото мог ворваться и…

— Ворваться? — Луле поднял подбородок и смерил его взглядом.

— Бог послал вас, мсье, сам бог! Конечно, негодяй не посмел бы! Но все сошло хорошо: в землю вложено семя, земля у нас щедрая и богатая, и скоро из семени покажется росток! Великое понимается и оценивается только с большого расстояния, и я понял значение роли и личности Луле, когда потерял его, — закончил Окойе свой рассказ.

— А что было потом?

— А потом, — задумавшись Окойе подошёл к окну, посмотрел во двор, вернулся к столу и проговорил тихим шепотом. — Он хотел увидеть наше торжество своими глазами, но не дожил до этого.

— Почему?

— Трагически погиб во время эпидемии. Это произошло шесть лет назад. Его преемником на посту генерального секретаря стал Кимба…

Затянувшуюся паузу нарушил Шеннон;

— Мсье Луле был социалист?

— Нет, он был очень верующий католик, хотел стать священником.

— Генеральный секретарь социалистической партии — верующий? — Шеннон удивился такой трансформации политических идей на африканской почве.

— О, да, конечно! Он воспитывался в католическом приюте Кларенса.

— Он не мог быть социалистом хотя бы потому, что не знал, как следует, чего они хотят. Ведь тогда в Кларенсе нельзя было достать нужных книг и газет.

— Почему же он стал социалистом?

— Опыт русских говорил сам за себя. Именно они опровергли сказку об избранных народах и победили Европу.

Луле их понимал по их же делам. Нам всем казалось, они сделали у себя то, что нам нужно сделать в Зангаро. А затем наступило отрезвление…

— Кимба?

— Да, он и его советники.

— Почему им это так легко удалось?

— Колониальные власти не понимали местной специфики. Многим казалось, что мы здесь думаем, как они: такие же ценности, такие же мысли, такие же запросы, но это было не так.

— Что-то пошло не так?

— Конечно. В Зангаро издревле существуют тайные общества. Их основная цель — укрепить дух племени, рода, клана, вселить веру в себя и объединить его на борьбу с внешним врагом. Неважно кто это: соседнее племя или белый господин. В Стране Винду стихийно возникло тайное общество, символом которого является пантера, самый сильный зверь джунглей. Члены этого общества узнавали друг друга по рычанию «роу-роу».

— Примитивные голые люди! — посетовал Шеннон.

— И слабые, потому что они еще не имели языка!

— А что, Союз Борьбы имел тоже свой девиз?

— Да! — Окойе за считаные мгновения помолодел на десять лет. Его лицо осветилось одухотворенной гордостью. Он, как дирижер в большом оркестре, широко взмахнул обеими руками и громко, нараспев произнёс:

— Ухуру!

— Свобода! — эхом повторил вслед за ним Шеннон. — Так как же всё-таки случилось, что у власти оказался Кимба?

— Всё сложилось очень банально. Лидеры «пантер» присоединились к Союзу борьбы. Как говорят, на выборах нового генерального секретаря они поддержали кандидатуру Кимбы. Я тогда был в Биафре и не знаю всех деталей. Кимба пригласил русских и китайских советников, которые обеспечили ему преимущество на выборах. Остальное тебе известно.

— Слушай, Вайант, а что случилось с Мутото?

— Он эмигрировал и сейчас живёт где-то в Луисе, говорят, процветает…

Беседу прервал Барти. Он доложил, что Горан починил замки в винном погребе и радиорубке. Потом он осмотрел стоявшие во дворе машину, снял с неё радиатор и отправился его запаивать на «Тоскану». Чиприани пообещал помочь с перегородками и дверьми.

Вслед за Барти ввалился Тимоти, котрый коротко должил, что миномёты установлены на заднем дворе дворца и готовы открыть огонь в любую минуту.

— Что с нашим местом высадки?

— Дюпре и я уничтожили все следы. Упаковка ракетниц сожжена и сброшена в море.

— Молодец! Что с Санди?

— Его разместили в отдельном кабинете на первом этаже. Он дышит, но пока без создания. Ему бы сейчас врача…

— Доктор, Вы можете осмотреть его? — обратился к Окойе Шеннон.

— Конечно.

После беглого осмотра Санди глава революционного правительства вынес свой вердикт:

— Крови потерял немного, ранения множественные, но касательные, так что должен выжить. Как только появится транспорт, повезём его в госпиталь.

На связь вышел Валленберг. Он сообщил, что Чиприани на «зодиаке» отправился на берег. Остальные лодки подняты и уложены в трюм, Горан чинит радиатор, а он ждёт дальнейших распоряжений. Шеннон был доволен: к девяти часам утра в городе было тихо, приборка дворцовой территории была почти завершена, а ремонт внутренних помещений начат. Его несколько беспокоили только корабль на рейде и уехавший с Площади Победы в аэропорт грузовик. «Уоки-токи» лежал на коленях: его тихое равномерное потрескивание подбадривало. Он ждал тревожных сигналов от Лангаротти и Земмлера, но их небыло. Это вселяло надежду в том, что организованного сопротивления не будет.

Оба его соратника прибыли во дворец почти одновременно. Они нашли Шеннона в одной из парадных столовых дворца. Он уписывал за обе щеки, обнаруженный на дворцовой кухне хлеб с джемом.

— Присоединяйтесь, — промямлил он. Курту и Жан-Батисту не нужно было намекать дважды. Со знанием дела они быстро распотрошили холодильник. Не успели они присесть, как на кухню вошёл Окойе:

— Я повторно осмотрел Санди. Он серьёзно ранен и не приходит сознания. До прибытия кареты скорой помощи за ним присмотрит лейтенант Слит. Он бывший аптекарь, получил некоторую медицинскую подготовку и один или два раза действовал как мой помощник. — Он помолчал и потом тихо добавил. — Без срочного хирургического вмешательства он вряд ли выкарабкается. Мне очень жаль.

Непроницаемо чёрные глаза доктора странно блестели в полумраке комнаты. Шеннон перевёл взгляд на потупившего взгляд Земмлера.

— На войне, как на войне, — философски произнёс Жан-Батист, желая немного разрядить обстановку.

— Теперь о главном, — продолжал доктор. — Мои люди в полицейских казармах арестовали вице-президента Шинру, — Шеннон удивлённо посмотрел на Земмлера, тот хмыкнул и отвёл глаза. — Под диктовку лейтенанта Эйнекса он подписал указ о передаче своих полномочий мне.

Лангаротти перевёл взгляд на Шеннона, вопросительно сдвинув брови. Тот повел головой, приказывая всем молчать.

— Мудрый ход, доктор, — тихо произнёс он, — но есть еще один вице-президент, и его мы пока не нашли. Кстати, пусть этого… Ши… Ши… нру доставят сюда. Так надёжнее…

— Хорошо, — Окойе попятился к выходу. — Я пошлю за ним лейтенанта Ракку и двух своих людей.

— А это кто ёщё такой? — спросил Шеннон.

— Я его знаю, — перехватил ответ Жан. — Он из полицейского управления. Правда, утром был ещё сержантом.

— Понятно, — потянул Шеннон. — Вайант, среди твоих людей есть радиотехник? — фамильярно крикнул он вдогонку Окойе.

— Спросите у лейтенанта Слита, — послышалось из коридора. — Он отвечает за всю нашу технику.

— Я видел двух техников с радиостанции, — хмуро произнёс Лангаротти.

— Надо будет их отыскать, — озаботился Шеннон. — а то скоро останемся без связи.

— Курт у нас полно времени, расскажи-ка нам что произошло в казармах, — неожиданно попросил корсиканец.

— Да, что там произошло? — повторил Шеннон. — Столько неожиданных поворотов…

Курт начал методично перечислять все перепитии боя. Оба его товарища внимательно слушали, лишь изредка перебивая. Особено их интересовали заключённые, находившиеся в бараках. Кто они?

— Ну, а теперь что? — спросил, закончив свой рассказ, Земмлер.

–Будем ждать, — ответил Шеннон.

–Чего?

— Заказчика. Впрочем, если хочешь потренируй людей Окойе. Судя по твоему рассказу, они не выдержат длительного боя…

— Пожалуй ты прав, Кот. Пойду, займусь муштрой…

— Алемано, — проворчал Лангаротти, смотря в спину уходящему Земмлеру…

Шеннон ковырял в зубах спичкой и молчал. Он думал о Жанни Дюпре и Марке Вламинке, которые лежали внизу на полу, и о Джонни, которому уже никогда не придется добывать себе на ужин очередную козу. Стараясь не мешать своему командиру, Лангаротти решился заняться любимым занятием. Он не спеша обмотал левую кисть кожаным ремнем и стал молча водить по нему лезвием ножа, изредка посматривая на командира. Курт нервно курил, усевшись на подоконник. Его «шмайсер» с полным магазином был прислонён к стене…

АЭРОПОРТ

Солнце сияло, кокосовые пальмы шелестели от липкого бриза, утренняя прохлада быстро таяла под лучами тропического солнца. Духота врывалась в комнату через разбитые окна дворца.

— Будем ждать нового правительства, — после долгой паузы произнёс Шеннон, размышляя вслух. — Вайянт скоро зделает заявление свое по радио. Его люди потихоньку всё прибывают и прибывают…

— Курту будет кого муштровать. Пора подумать об их тактической организации, — Лангаротти прервал тираду шефа.

— Надо брать столицу под контроль…

— А аэропорт? — поинтересовался Жан.

— Чёрт с ним, сами сбегут… — безмятежно ответствовал Кот.

Вдруг на востоке вспыхнули цепочки разноцветных ракет. В лучах тропического солнца они были почти незаметны, но их было много. Это явно не был салют в честь революции.

— Кто-то подаёт сигналы. Всё-таки надо выслать дозор в аэропорт, — промолвил Жан, невозмутимо продолжая водить ножом по ремню. — и, заодно, проверить как там дела у Патрика.

— Вот и двигай, — ответил Кот. — Нечего здесь маячить. Возьми автобус, Тимоти и его людей. Выясни там обстановку и сообщи мне.

Жан спустился вниз. На заднем дворе он видел Курта что-то внушающего столпившимся вокруг него неграм в военной форме. Они стояли полукругом вокруг него и жадно слушали. Тимоти был на кухне, куда он заскочил в поисках воды:

— Собери своих людей у автобуса, — приказал ему Лангаротти. — На всякий случай, возьми с собой базуку и пяток снарядов к ней.

Жёлтый школьный автобус стоял перед заблокированными воротами дворца. Лангаротти отобрал из толпы Курта ещё восемь человек и повёл к автобусу. У отеля «Индепенденс» они свернули влево на площадь Победы. Она была безлюдна. О ночных событиях напоминали закрытые наглухо двери правительственных учреждений и, стоящие рядом люди с винтовками. Они были одеты в невообразимые лохмотья. Автобус притормозил у полицейского управления: Жан вышел из душной кабины и направился ко входу. На веранду медленно вышел Хорас и приветственно поднял руку:

— Добрый день, мон женераль, — шутливо произнёс он. — Ваши распоряжения выполнены. Все объекты на площади охраняются. Вы, я смотрю, с подкреплением. Это хорошо…

— Что хорошо?

— Я Вашим протеже-контрабандистам раздал свои карабины и тот хлам, что удалось собрать на площади. Вы сами знаете на что он годится…

— Подкрепление прибудет позже, — резко оборвал его Лангаратти. — Мне нужен Патрик.

— А, Ваш человек, — потянул Хорас. — Он — в здании банка. Вон там! — Он махнул рукой в сторону белого здания с зелеными жалюзи напротив. — Там сейчас прохладнее всего…

— Я туда загляну. Оставайтесь здесь и ждите, к Вам из дворца будет направлен патруль.

— Как там мой сержант?

— Ракка? Он уже лейтенант.

— Я же говорил, что он имеет большие перспективы…

Жан высадил из автобуса двух добровольцев и бегом пересёк площадь. Когда он подошёл к двери банка, сомлевший от жары оборванец вытянулся и неуклюже взял свой ржавый винчестер «на караул». Лангаротти ему кивнул и приоткрыл дверь:

— Патрик, Патрик! — позвал он.

Ответа не последовало. корсиканец достал президентский"браунинг"и вошёл во внутрь. За ним последовали добровольцы с автоматами наперевес. Первыми, что бросилось в глаза Лангоратти в помещении банка, была наваленная в углу зала груда матраса и брошенный котелок. Жан поднял глаза кверху и увидел, что в нескольких местах крыша прохудилась. Влага сочилась сквозь образовавшиеся щели в прямо операционный зал, образуя грязные разводы на потолке. В помещении царил полный хаос, кучи бумаг разлетелись по полу, в беспорядке были навалены бухгалтерские книги, печати, штемпеля и прочие принадлежности,

Простенок, соединявший зал с кассой, был выломан. Жан направился прямо к пролому. Здесь за стойкой царил такой же хаос: кассовые аппараты были вскрыты, ящики взломаны, стулья опрокинуты. Он осторожно двинулся по коридору вглубь здания, методически обыскивая кабинеты. В одном из них он наткнулся на шкаф, занимавший половину стены и открыл его. Все его полки были забиты пачками, издали похожими на писчую бумагу хорошего качества. Корсиканец взял один лист. На ощупь он вызвал какую-то знакомую ассоциацию. Он посмотрел на просвет и увидел водяные знаки. Теряясь в догадках, Жан-Батист не поленился и достал из своего кармана тысячефранковую купюру, прихваченную во дворце. Корсиканец не сдержал своего изумления и громко произнёс:

— Точно. На этом они печатают свои деньги!

Его гулкий голос разлетелся по пустому помещению. На звук выскочил ошалелый и растрёпанный Патрик, который, по-видимому, дрых на диване в соседнем кабинете. Его лицо его было широко и добродушно, нос почти плоский, а рот растянулся в блаженной улыбке. В руках у него была полупустая бутылка арака.

— Патрик! Ты что творишь, — прикрикнул на него Лангаротти. — Смирно!

— А, мсье Жан, — устало произнёс тот. Белки больших черных глаз навыкате, в желтых прожилках сверкнули в полумраке помещения. — Я немного устал и решил прилечь ненадолго. Смотрите, что я нашёл…

Жан посмотрел под ноги и увидел, что рядом с диваном свалены в кучу пачки местной валюты различного достоинства.

— Хотите? — Патрик протянул Лангаротти недопитую бутылку арака.

— Прекрати немедленно, — Лангаротти зловеще повысил голос. Сзади послышался звук шагов: в помещение вошли люди Жана. Командный тон сразу подействовал на африканца, который немедленно вскочил и отдал честь развёрнутой ладонью.

— Докладываю! Банк захвачен, мародёры прогнаны, имущество захвачено, всё взято под охрану. У меня было десять человек, не считая тех двух полицейских, — он неопределённо мотнул головой.

— Где остальные люди?

— Одного оставил при входе, а остальных во главе с Мозесом отправил в министерский квартал.

— Мозес?

— Это тот контрабандист. Он очень деловой парень, мсье…

— Кот! У Патрика всё в порядке, — сообщил по рации Лангаротти. — Здесь есть десяток добровольцев. Они ненадёжны, их надо сменить.

— Доктор обещал дать своих людей для усиления полиции, последовал ответ. Жан скривился от этой новости. — Прикажи Патрику вести добровольцев во дворец, как только их сменят. Посмотрим, что это за фрукты…

— Ты слышал? — Лангаротти спросил подчинённого. — И дай мне бутылку! Я тебя спасаю от трибунала.

— Слушаюсь, сэр.

— Где твоя рация!

— Вот, мсье…

— Вот, что. Я сейчас подгоню автобус и пришлю сейчас своих людей. Упакуйте все местные фантики в мешок и отнеси их мне.

— Слушаюсь, мсье.

— Не перебивай. Когда мы уедем, обшарьте остальные здания. Может чего там найдёшь? Больше не пить! Это приказ!

Переговорив с Лангаротти по рации, Шеннон спустился на плац, где Горан закончил ремонтировать грузовик. Даже в тени пальм было влажно и душно. Он постучал ногой по заднему скату, потом по переднему. Обойдя машину, он оказался рядом с плацем. Десяток рекрутов под командованием Барти проводили строевые занятия, остальные под чутким надзором Земмлера учились пользоваться автоматами. Рядом с ним стоял незнакомый африканец с нашивками лейтенанта. При виде Шеннона он лихо козырнул:

— Лейтенант Пренк! Привёл пополнение.

Шеннон вяло козырнул ему и подошёл к немцу:

— Как продвигаются дела, Курт?

— Среди этих засранцев действительно удалось найти несколько бывших солдат, — приятно удивил Курт своего начальника. — Из них я могу сформировать два полноценных патруля. После нормальной тренировки я сделаю из них неплохих бойцов. Главное, чтобы у них было желание ими стать. Кстати, там у церкви я видел пару исправных покрышек для Горана. Что ещё, командир?

— Проследи, чтобы в составе патрулей был проводник из местных. Один во главе с Джинджи я пошлю в порт, а второй оставлю охранять дворец. Если останутся свободные люди, отдай их Тимоти. Пусть учит обращаться с миномётами.

— Задачу понял!

— Лейтенант Пренк, Вы поступаете в распоряжение капитана Земмлера! — устало кивнул Кот и направился во дворец, насвистывая «Испанский Гарлем». Он зашёл в комнату, где находился Санди. Его безжизненное тело лежало в комнате для прислуги на жёсткой койке. Тишина нарушалась только свистящим тяжелым дыханием раненого. Он все еще не приходил в сознание.

— Он так и не приходил в сознание. Надо срочно отвезти в местный госпиталь, может быть там смогут помочь, — за спиной раздался шелестящий голос Слита. — Я должен идти в радиорубку, сэр Пусть с раненым останется кто-то из прислуги…

Шеннон согласно кивнул, не отводя глаз от соратника.

Автобус отъехал от банка, как только в него загрузили деньги, и медленно покатил из города. На выезде он обогнал испуганную толпу растрёпанных женщин, которая двигалась прочь из города. За плечами они несли детей, а на головах — туго набитые баулы, в которых было, видимо, все их ценности. Для того, чтобы попасть в аэропорт требовалось свернуть направо с Равнинной Дороги, единственного асфальтированного шоссе, ведущего вглубь страны. Неожиданно небольшая группа зангарских солдат, перегородивших дорогу. Навстречу им вышел офицер и закричал.

— Какого черта Вы бежите из города?

Лангаротти догадался, что он говорит, прикрыл лицо рукой и переместился к выходу. Тем временем, зангарец просунулся в переднюю дверь, выхватил пистолет и приказал:

— Быстро освободить автобус! Строится! Вы все поступаете под мою команду! Я — начальник гарнизона майор Рбако!

— Вы арестованы, — спокойно произнёс Лангаротти, приставив к его шее свой любимый нож.

Только теперь до злополучного Рбако дошло, что в автобусе сидят люди, одетые в незнакомую военную форму.

— Это вторжение? Война? — озадачено спросил он, упавшим голосом. — С кем?

— Революция, — уточнил корсиканец. — Именем Совета национального спасения Зангаро Вы арестованы. Отдайте Ваше оружие!

Прищуривщись, офицер смотрел по сторонам, как бы оценивая расстояние, и неожиданно сиганул в сторону. Раздался резкий звук и лезвие ножа корсиканца вошло ему в шею по самую рукоять. Нелепо раскинув руки, офицер упал в двух шагах от своих солдат, опешивших от неожиданности. Увидев направленный на них «шмайсер», они молча вытянули руки вверх и даже не попытались бежать. Послав пару бойцов собрать их оружие, Жан-Батист перевернул труп офицера и спросил:

— Кто это был?

— Судя по форме и знакам различия, майор президентской гвардии… — пояснил кто-то из добровольцев.

Асфальтированная дорога шла по дну лощины и через большую рощу выводила прямо к зданию аэровокзала. Не зная обстановки, Лангаротти решил не рисковать и разведать объект. Проскочив лощину, он приказал остановить автобус прямо за ней. Корсиканец не хотел лезть на рожон: по его знаку люди развернулись в цепь. Неожиданно на дороге появился мотоцикл с коляской. Он выскочил из-за рощи, скрывавшей комплекс строений, гордо именуемый Национальный Аэропорт имени Жана Кимбы. Так, по крайней мере, было написано на указателе, стоявшим у края дороги.

Мотоцикл нёсся на предельной скорости, которую мог выжать из своего аппарата с учётом качества дороги. Корсиканец машинально вскинул «шмайсер» и дал очередь. Он вспомнил, что при стрельбе из него надо занижать прицел, только после того как нажал на спуск. Ствол повело вверх, и пули хлестнули не по шинам, а по ветровому стеклу. Мотоцикл врезался в приподнятую каменную бровку края дороги и слетел с неё. Мотоциклист и сидевший в коляске лейтенант опрокинутые ударом отвалились назад. Они оба были мертвы. Лангаротти осмотрел их трупы и, не обнаружив ничего заслуживающего внимания, подал знак двигаться вперёд. Его люди развернулись в жидкую цепь и через несколько минут вышли к краю лётного поля. Со стороны шоссе оно было ограждено невысоким валом и обнесено колючей проволокой, а единственный въезд на него перекрывал тяжёлый красно-белый шлагбаум.

Аэровокзал Кларенса помещался в небольшом деревянном здании, не имевшем даже телефона. Невдалеке от него высилось покосившееся трёхуровневое строение, которое служило контрольной вышкой. Массивный каменный забор, отделял два полукруглых ангара, стоявшие поодаль. К нему примыкал навес, из которого выглядывал нос древнего «фоккера» F25. Заняв удобную позицию на сейбе, он обнаружил, что все подступы заняты вооружёнными людьми. В бинокль Жан прекрасно видел позиции противника: первая линия представляла собой обложенный мешками с песком импровизированный блиндаж, защищавший шлагбаум, и несколько плохо отрытых окопчиков, в которых суетились болкее десятка солдат. Вторая линия вражеской обороны проходила в двухстах метрах от ангаров и состояла из окопов с тремя пулеметными гнездами и отдельными ячейками автоматчиков. Атаковать эту позицию своими силами было самоубийственно. Он связался с Шенноном по рации:

— У нас проблема. Люди Кимбы укрепили аэропорт основательно и сами не уйдут. Придётся штурмовать…

— Да, это проблема… Я вышлю к тебе на помощь Курта, Он возьмёт грузовик, людей, миномёт, базуку, рации…Жди!

Командир наёмников посмотрел во двор и увидел Окойе и Бенъярд осматривают трупы. Он крикнул им через окно:

— Доктор, похороны убитых придётся отложить из-за осложнения обстановки в районе аэропорта. Сколько у Вас свободных людей?

— Полковник, их много, но следует подготовить. Вы не можете их бросить прямо в мясорубку — вмешался в разговор Бенъярд.

— Не беспокойтесь. Я пошлю ваших людей на замену Патрику и Джинджи. Он уже должен завершить зачистку восточной части города и порта.

Доктор Окойе сосредоточенно морщил лоб:

— Ну, тогда можно выделить человек двадцать. Пусть их возглавит Пренк. У него всё-таки есть боевой опыт. Бенъард нужен мне здесь.

— Бенъярд, Барти сейчас раздаст оружие и форму, — обратился Шеннон к помощнику Окойе. — Пошлите их на Площадь Победы сменить Патрика. Я прикажу ему и Джинджи поспешить со своими людьми к аэропорту. Курт, бери Тимоти, людей Барти, миномёт, грузовик, пару полевых телефонов из подвала и дуй на помощь Жану. Аэропорт надо занять до полудня любой ценой!

Земмлер бросился бегом выполнять задания командира. Его громкие команды заполнили двор. Десять минут спустя единственный исправный грузовик битком набитый его людьми подъехал к воротам резиденции. За рулём сидел лейтенант Пренк. Охранники откатили ржавые железные бочки, загораживавшие проезд, и отряд Курта направился по Прибрежному шоссе прямо на восток.

Минут через пять после отъезда группы Земмлера во двор вошли несколько человек. Впереди них важно вышагивал тщедушный человек в полицейской форме. За ним два конвоира вели человека в цветастой рубахе. Командир что-то сказал своим солдатам и поспешил на плац. Конвоиры опустили свои автоматы и стали о чём-то толковать с подскочившими к ним волонтёрами. Щуплый командир подбежал к доктору и, топнув ногой, приложил руку к кепи:

— Лейтенант Ракка доставил бывшего вице-президента Шинру. Какие будут приказания!

Шеннон с любопытством смотрел на доктора, ожидая его реакции. Вдруг лицо Окойе исказила гримаса. Кот проследил за его взглядом. Двое оборванцев из числа рекрутов набросились на пленника, повалили его на землю и стали избивать его ногами. Один глаз жертвы заплыл от удара, изо рта текла кровь. Конвоиры стояли рядом и ничего не предпринимали. Окойе наблюдал за этой картиной, стоя у окна второго этажа. Ему было неприятно, и он отвернулся. Маленький лейтенант стоял спиной к происходящему и, казалось, не замечал, что происходит. Он застыл по стойке смирно, ловя взгляд доктора. Поймав насмешливый взгляд Кота, Окойе тихо попросил:

— Пожалуйста, помогите…

Кот направился к воротам. Оборванцы продолжали пинать распростёртого человека ногами, размахивая катаной над его головой и что-то крича. Рекруты, которым Барти раздавал винтовки, вдруг бросили строй и бросились глазеть на экзекуцию. Схватив автомат, сержант бросился к командиру.

— Барти, утихомирь их, — крикнул Кот.

Прозвучала очередь из автомата поверх голов, солдаты отшатнулись, но оборванцы продолжали пинать Шинру. Один из них вызывающе пялился на сержанта, коротко замахнулся и резко опустил катану на свою жертву. В его глазах стояла животная ненависть. Ни мига не сомневаясь, Кот бросил в него нож: лезвие с хлюпаньем вошло в грудь мерзавца по самую рукоятку, тело обмякло и осело рядом с трупом бывшего вице-президента. Сообщник убитого жутко закричал и рванул в сторону ворот. Барти повёл стволом.

— Не надо, — остановил его Шеннон. — Достаточно…

Он подошёл к телам и нагнулся пощупать пульс. Оба туземца были мертвы. Шеннон тогда не знал, что убил одного из смертников, приговорённых Кимбой к казни. Он обернулся: Окойе внимательно наблюдал за происходящим. Кот медленно подошёл к доктору и вручил"вальтер":

— Держи, Вайант, на всякий случай…

— У меня есть свой, — последовал ответ, — с Биафры. — Он распахнул полу своего пиджака: у него из-за пояса торчала рукоятка Кольта 45 калибра.

— Мне кажется, что для главы государства он великоват, — весело подмигнул Кот. — Бери Вайянт! Этот удобнее носить…

— Спасибо! — доктор с благодарным взглядом опустил браунинг в карман своего белого полотняного пиджака.

— Бенъярд, — обратился он к своему адъютанту. — Разошлите-ка приглашения местным общественным деятелям и вождям. Нам надо, чтобы они поддержали революцию.

По дороге в аэропорт грузовик обогнал две небольшие группы вооружённых людей, двигавшихся на восток. Курт, сидевший за рулём грузовика, узнал среди них Патрика и Джинджи. К моменту его прибытия Лангаротти незаметно разместил своих людей на подступах к взлётной полосе. Его боевая линия проходила по опушке рощи в десятке метров от здания аэровокзала. Жан сообщил:

— У них четыре пулемёта, два из них зенитных. Один установлен в первой линии.

— Только идиот поставит тяжёлое пехотное оружие в первую линию! Жаль, что у нас нет удобного наблюдательного пункта.

— А вон тот холм? — спросил его стоявший рядом Тимоти, показывая на земляную насыпь, расположенную в стороне от взлётной полосы дороги.

— Он простреливается.

— Но зато оттуда будет виден весь аэропорт как на ладони!

Тем временем, люди Курта развернулись на краю лощины влево от боевой линии.Кур изложил свой план:

— Тимоти ударит из миномёта по окопам, а Аб долбанёт из базуки по блиндажу у шлагбаумуа Потом он присоединится к тебе. Как только начнём атаку, прорывайся со своими людьми в здание аэровокзала, Жан.

— Хорошо! А ты, как будешь действовать?

— Я возьму с собой полевой телефон и пару автоматчиков для прикрытия. Немец отложил свой «брен» в сторону, доставая пистолет.

Уже через две минуты Курт и его люди лезли вверх, разматывая на ходу телефонный провод. Они не успели добраться и до половины подъема, как послышался свист пуль и полетели комья земли: их заметили. Прижимаясь к скале, Курт и его группа обогнула опасное место и начала пробираться по дальнему склону к вершине.

Сверху вражеские линии были видны как на ладони. От выдвинутого вперед небольшого блиндажа с пулеметом в тыл вела неглубокая траншея. По флангам были разбросаны гнезда автоматчиков и одиночные окопы, в которых шевелились люди. На расстоянии около километра по прямой была ясно видны ангары аэродрома.

— Шеннон говорил, что здесь может быть человек пятьдесят-шестьдесят, но, судя по линиям укреплений, больше, — подумал вслух Курт. Запищал полевой телефон.

— Алло! Алло! Через минуту открываю огонь. Наблюдайте!

— Сделай сначала пристрелочный выстрел, Тимоти! Север-восток-восток, дистанция 650 метров.

— Есть!

Курт бросил взгляд на позиции своих людей: примерно половина из них залегла под командованием Пренка на лётном поле, а остальные сгрудились вокруг Тимоти и его миномёта, словно для молитвы. В 10.32 в лощине раздался хлопок: Тимоти начал стрельбу. Курт поднес к глазам бинокль, чтобы увидеть разрыв. Над холмистой местностью вдали от шлагбаума взметнулся фиолетовый дым: недолёт. Курт прикинул в уме расстояние и угол обстрела.

— Еще один пристрелочный выстрел, Тимоти! — рявкнул он в трубку. — Пятьдесят вперед и тридцать вправо.

Следующая мина упала прямо за шлагбаумом. Она упала на открытом месте, не причинив заметного ущерба, если не считать загоревшейся копны кукурузной соломы и клубов дыма, закрывших часть поля.

— Небольшой перелет, — сообщил Курт, привставая, и тут же плюхнулся вниз, услышав знакомое посвистывание пуль. Оптика, отразив солнце, выдала противнику его местоположение. Не в силах поразить его миномёт и людей, укрывшихся в лощине, защитники аэропорта начали обстреливать из пулемета его наблюдательный пункт. В течение нескольких минут Земмлер даже не пытался поднять голову: рой свинца с визгом проносился над холмом. Одна из пуль уже на излёте случайно задела автоматчика, заставив его сползти вниз. Потеряв цель, вражеский пулемет прекратил огонь. Курт посмотрел в сторону и увидел Патрика, развёртывающего свой отряд в цепь слева от его позиции. Он призывно махнул ему рукой и убедился, что тот увидел и понял приказ. Неожиданно на месте шлагбаума вспухло облако взрыва: базука Аба сделала своё дело.

— Тимоти, возьми десять метров ближе и начинай огонь по окопам! — закричал Земмлер в телефон. Курт стал ждать появления Патрика, вслушиваясь в звуки боя. Тимоти стрелял с короткими перерывами: это подтверждало лёгкое покашливание его миномёта. Сигарета почти полностью истлела, когда к нему подполз Патрик.

— Атаку на контрольную вышку начнёшь по моему сигналу, а пока оставайся здесь вместо меня. Я пойду к миномёту.

— Хорошо, сэр.

Спустившись в лощину, Курт взял «брен» и распорядился оттащить раненого. Затем он вызвал по рации корсиканца:

— Как дела, старик?

— Лучше не бывает. Патрик привёл подкрепление?

— Да. Я их развернул слева от энпэ.

— Мне кажется, что они готовят контратаку и попытаются захватить гребень лощины!

– — Думаю, он удержится…

— Люди Джинджи уже на подходе.

— Тогда мы легко отобьёмся.

— Пусть будет предельно внимателен!

— Само собой. Их настильный огонь не достаёт цели, а мы с Тимоти рано или поздно разворотим эту нору. Как подтянется Джинджи, начнём штурм. Сначала захватим контрольную вышку, а затем блокируем ангары. Будь готов!

— Шесть человек вышли из здания аэропорта и двинулись вдоль дороги! — сообщил Лангаротти. Я отправил четверых людей на перехват.

— Угу, понял.

Земмлер двинулся к краю лощины, где залегли люди Пренка. Они изредка постреливали в воздух: противник был слишком далеко, чтобы по нему вести прицельный огонь.

Едва мины начали часто рваться вокруг блиндажа, противник вновь открыл ответный огонь по гребню лощины. Курт заметил, как один из его бойцов сполз вниз. Наконец, одна из мин взорвалась над блиндажом. Оттуда послышались крики, но стрельба не прекратилась. Противник поливал гребень с такой яростью, что находится на нём стало опасно. Курт приказал своим людям отползти вниз. Неожиданно в роще, где располагались люди Лангаротти, вспыхнула перестрелка. Из окопов противника в направлении гребня выскочили человек тридцать. Особенно их было хорошо видно Патрику: они бежали, ложились и снова вскакивали.

— Атака по фронту! — сообщил он по телефону Тимоти. Тот сразу сообщил об этом Земмлеру.

Курт приказал Пренку с автоматчиками выдвинутся на гребень. подпустить нападающих метров на пятнадцать-двадцать. Бойцы сработали великолепно, уложив сразу одиннадцать человек. Курт поддержал их огнём из своего «брена» и снял еще двоих. Двенадцатый выстрел из миномёта оказался особенно удачным: снаряд попал в блиндаж, и пулемет окончательно умолк. Три автоматчика, засевших в окопах, были подавлены, а четвертый смолк сам: вероятно, заклинило ствол. Люди Земмлера редкой цепью двинулись вперёд. С гребня было видно, как уцелевшие солдаты противника откатываются ко второй линии обороны аэропорта.

На лужайке перед аэровокзалом вспухло облако взрыва: это Тимоти перенёс огонь вглубь расположения противника. Через несколько секунд его сухой звук достиг наблюдательного пунката Патрика.

— Недолет тридцать метров, — сообщил он. В бинокль Курт видел, как на белой террасе аэровокзала появились четыре фигурки. Следующая мина взорвалась прямо среди них: они попадали. Затем трое поднялись и потащили четвертого внутрь. Тем время, третья мина разорвалась на крыше и осыпала их обломками черепицы.

— Жан, цель накрыта! — сообщил по радио корсиканцу Курт. — Готовь атаку….

Следующим миномётным выстрелом была зажжена легковая автомашина, стоявшая справа от здания. Остальные снаряды попали в стены, которые, похоже, не особенно от этого пострадали. Тем временем, бой в роще затих. Люди Лангаротти неожиданно открыли огонь и вывели четверых из шести бойцов. Уцелевшие солдаты сделали несколько ответных выстрелов, бросили пару гранат и отошли. В результате этого скоротечного боя трое бойцов из группы корсиканца получили ранения. Единственный здоровый боец прибежал в расположение доложить обстановку. Жан-Батист набрал Курта:

— Я воспользуюсь общим замешательством и атакую аэровокзал.

— Принято! Переношу огонь на ангары! — ответил Курт и приказал Тимоти перенести огонь вторую линию. — Лейтенант Пренк присоединится к вашей атаке.

Выстрелом из базуки ла Крете превратил двери здания в щепки. Люди Лангаротти одним рывком пересекли несколько метров отделявшие их от цели и ворвались внутрь. Жан оглянулся и увидел, как двое его бойцов упали. Один из них не шевелился, а другой пытался отползти в сторону. Внутри аэровокзала кипел яростный бой, в котором автоматчики корсиканца имели подавляющее огневое преимущество. Несколько минут спустя к атакующим присоединился лейтенант Пренк со своим людьми. Увидев их, уцелевшие солдаты противника бросились к ангарам, бросая оружие.

Жан-Батист обошёл захваченные позиции, изучая обстановку. В конце зала вылетов он обнаружил нескольких пленных. Их оказалось всего трое: остальные успели отступить. Его люди не жалели патронов и часто добивали уже поверженных противников: он им не мешал. Среди уцелевших пленников оказался военной интендант. Он оказался худощавым молодым человеком с неуловимой примесью семитской крови. Он неловко сидел на табурете: руки у него были сзади крепко стянуты бечёвкой. Корсиканец сел напротив и, поигрывая ножом, приступил к допросу.

— Имя, должность. Переведи, — обратился он к Пренку.

— Джойд Куома, интендант, — неожиданно ответил пленник на хорошем французском языке с неуловимым акцентом.

— Расскажите о себе? Где обучались? — тон вопросов корсиканца несколько смягчился.

— Я из винду, но родился в Туреке, в семье плотогона. Грамоте научили в миссии, после был принят в отряд проводников. Я был послан в Алжир на курсы автомехаников. По возвращении получил назначение в интендантство Зангаро. Я троюродный брат второй жены министра…

— Как Вы оказались в аэропорту?

— Вчера, я принял военный груз из Гвинеи. Самолет сел поздно, его едва успели разгрузить до темноты. По приказу заместителя начальника президентской гвардии майора Буассы я загрузил несколько ящиков в свой грузовик, который отогнал на Площадь Победы. Я его оставил у полицейского управления под охраной агентов секретной полиции и пошёл спать.

— Дальше!

— Сразу после того, как утихла стрельба во дворце ко мне прибежал Рбако и приказал бежать на площадь к грузовику, и я выполнил приказ, — сказал Джойд Куома с некоторым достоинством. — Когда я появился у грузовика, там царила суматоха. Солдаты что-то кричали своим командирам и пытались залезть в мой грузовик, те пытались навести порядок. Неожиданно агенты открыли огонь по ним. Кое-кто упал, другие побежали вглубь аллеи…

Он остановился, чтобы перевести дыхание. Его маленькие раскосые глазки перебегали с одного наёмника на другого, стараясь понять, чего от него добиваются. Жан-Батист, как обычно, полировал свой нож, что всегда чрезвычайно нервировало всех окружающих.

— Ты, рассказывай, рассказывай, — дружелюбно проговорил он. Во взгляде пленника появилась надежда, его голос окреп и он, задыхаясь от неведения и пережитого страха, продолжил:

— Тут появился Буасса на своём джипе. Рядом с ним сидел белый пилот. Он выстроил нас в колонну и приказал двигаться в сторону аэропорта. Меня посадили за руль и приказали ехать туда же. Когда я приехал, здесь уже было много солдат. Мне приказали загнать грузовик в ангар, а самого посадили за руль джипа. Вместе с Рбако мы должны ехать в «Индепенденс» за вторым пилотом. Не успели мы отъехать, как появилась машина министра торговли и промышленности Дерека с семьёй, — Он кивнул на «фольксваген» приткнувшийся рядом с аэровокзалом. — Министр лично был за рулём. Едва он выскочил из машины, Буасса велел мне идти в здание аэровокзала и ждать распоряжений, а сам пересел в джип и вместе с Дереком поехал к дальнему ангару. Я не стрелял по вашим людям. У меня даже нет оружия…

— Так что, Буасса всем здесь заправляет?

— Я н…не знаю, честно — глаза Куомы следили за остриём ножа Лангаротти, плавно скользящем вверх-вниз по ремню. — Мне кажется… Буасса выполнял чьи-то приказы. Вы же меня не убъете?

— Пока, нет, — сказал Жан и тихо добавил. — Если, конечно, ты сказал правду.

Интонация корсиканца ввела пленника в ступор. Второй защитник аэровокзала еле-еле говорил по-французски, хотя, по его словам, и состоял в охране одного из посольств. Так что тольку от него было мало. После первых взрывов у дворца его товарищи решили сбежать домой. Они бросили пост и двинулись на восток, по дороге разграбили какую-то лавку и пошли из города. Вблизи от аэропорта они наткнулись на большую группу своих. Офицеры угрозами заставили их присоединиться, пристрелив на месте одного солдата. В аэропорту ему приказали строить блиндаж из мешков с песком. Всем руководил офицер, явно не из Зангаро…

— Почему ты так решил, — спросил Жан.

— Он приказы отдавал через переводчика, масса.

— Офицер не говорил по-французски?

— Очень плохо, масса.

Третий пленный служил в охране аэропорта. По его словам, караул подняли по тревоге сразу после начала канонады. Примерно через час после пальбы прибыл министр иностранных дел Оббе. Его сопровождали два охранника и ещё какие-то люди. Он сразу укрылся в диспетчерской, а автомобиль приказал загнать в ангар. На рассвете появился грузовик с курсантами военной школы, вооружённых русскими автоматами. Их командир принял командование на себя и сразу стал готовиться к обороне. Одна группа солдат была подчинена двум курсантам и направлена к Равнинной Дороге под командованием майора Рбако. Он перехватывал беглецов из города и под конвоем отсылал в здание аэровокзала.

Пленник сопровождал одну из таких групп, когда началась стрельба и на опушке появились люди Курта. Им приказали их атаковать, но, попав под огонь, они сбежали. Свою винтовку он бросил… Допрос остальных пленных позволил установить силы противника: они потеряли семнадцать человек убитыми и двадцать ранеными, в строю осталось около пятидесяти бойцов. Оценив обстановку, он отправил нескольких своих людей в разведку.

Лангаротти связался с Земмлером и сообщил ему новости:

— Аэровокзал — наш! У меня есть пленные и информация о противнике.

— Жан, я не могу атаковать в лоб: у них"калаши"против наших «шмайсеров». Поэтому луплю по ним из миномёта до тех пор, пока не кончатся мины. Но я приказал Патрику занять контрольную вышку. Поддержи его огнём с фланга!

— Хорошо. Я окажу ему помощь.

Выключив рацию, Лангаротти прислушался: равномерно, будто молот в районе ангаров ухали разрывы мин. Он подошёл к разбитому окну аэровокзала и стал с любопытством наблюдать за их действием. При очередном выстреле опоры навеса не выдержали, и часть его обрушилась. Вспыхнул пожар. Он связался с Куртом и Тимоти:

— Вы сможете полностью развалить ангары?

— Нет, — последовал лаконичный ответ. — У меня почти не осталось фугасных снарядов.

Занятые тушением пожара защитники ангаров несколько ослабили огонь. Этим воспользовался Джинджи, овладевший контрольной вышкой. Результат не замедлил сказаться: через несколько минут из ближнего ангара вышли три человека с белым флагом. Они прошли некоторое расстояние в направлении группы Джинджи и остановились. Огонь с обеих сторон прекратился.

— Надо переговорить с ними, — связался Жан с Куртом. — Думаю, они сдаются. Требуй безоговорочной капитуляции, но сам не суйся…

— Я пошлю Джинджи.

У диспетчерской вышки поднялись два человека и через поле пошли навстречу. Жан наблюдал в бинокль как после пары фраз обе группы разошлись. Джинджи в сопровождении бойца неторопливо направился назад, когда им в спину ударила пулемётная очередь. Боец упал в неестественной позе, но прикрыл своим телом Джинджи. «Слава Богу, жив!» — подумал Жан, когда увидел, что его подчинённый медленно пополз за пригорок. Земмлер вышел на связь:

— Я со своими людьми выдвигаюсь к тебе: здесь мне делать нечего.

— Возьми с собой Джинджи.

— Естественно, думаю, что Патрик здесь сам управится.

— Ему на замену пошлю лейтенанта Пренка.

Через десять минут Жан и Курт уединились в кабинете начальника аэровокзала. Он был ранен: шальная пуля задела запястье правой руки. Рана была не опасная, но болезненная. Кто-то из бойцов её наскоро обработал и подвесил руку на перевязь. Крепко прижимая раненую руку, Джинджи ввалился дверь кабинета и встал навытяжку перед командирами.

— Садись, Джинджи, ты же ранен, — нарушил молчание Жан-Батист и указал на плетёный стул, стоявший у стены. Боец с видимым облегчением уселся, положив больную руку на колено.

— Рассказывай, что случилось?

— Сам не понимаю. Я обратился к ним на французском и потребовал сдачи, но они даже не дождались перевода. Один из переговорщиков на странном английском категорически требовал выпустить их самолёт. В противном случае он грозил перебить заложников. «Сообщи своим начальникам, что у нас в плену двое журналистов,» — сказал он. Мне показалось, что это был кубинец…

Жан-Батист не сдержался и грязно выругался:

— Не хватало осложнений с европейской прессой, — проворчал Курт.

Джинджи продолжал:

— Согласно Вашей инструкции я не согласился на их требования и категорически потребовал безоговорочной капитуляции. Тогда главный из них, не сказав ни слова, повернулся и пошёл назад. Я последовал его примеру. Затем они открыли пулемётный огонь. Надо было мне их сразу пристрелить…

— Этого ещё не хватало, — вздохнул Лангаротти, внутренне соглашаясь с логикой Джинджи. — Курт! Нам нужно что-то придумать.

Вдруг из-за дальнего ангара вырулил «фоккер». Виляя из стороны в сторону по полю, самолёт выкатился на полосу и пошёл на взлёт. Тимоти попытался открыть по нему заградительный огонь из своего миномёта. Однако,ни он, ни Патрик, корректировавший его огонь, не обладали способностями Жанни Дюпре, и поэтому первый разрыв лег далеко в стороне. Земмлер вдруг подумал, что мог бы выстрелить лучше, чем они…

Жан бросил взгляд на часы: с начала всей операции прошло не более часа. Следующий выстрел был точнее, но к этому времени самолётик набрал скорость и оторвался от земли. Ещё мгновение, и он скрылся за кромкой леса. Проследив за его полётом, Земмлер принял решение:

— Жан останешься здесь с Джинджи, Тимоти, двумя бойцами, ранеными и миномётом. Я возьму Пренка, Патрика и остальных, пулемет и базуку.

— Что ты собираешься делать?

— Штурмовать ангары. Тревожьте их миномётным огнём.

— Как долго?

— У меня есть три сигнальные ракеты. Когда увидишь их, прекращай огонь!

Несколько минут спустя Курт и его люди двинулись к ангарам. Среди них легко можно было различить Курта с «бреном» наперевес и здорового негра, тащившего на плече базуку. Миномёт Тимоти продолжал равномерно посылать мины в сторону ангаров, неприцельно обстреливая пулемётные гнёзда. Из-за дыма, пыли и расстояния было трудно определить нанесенный урон. После тридцать пятого выстрела, наконец, заговорил пулемет Курта, следом заухали снаряды базуки. Когда дымный след сигнальной ракеты показался над одним из вражеских блиндажей, Тимоти прекратил огонь. У него оставалось всего две мины.

На другой стороне лётного поля вспыхнула перестрелка: люди Курта атаковали ангары с фронта и с тыла. С облегчением Жан отметил, что пулеметы врага молчат. Схватка затянулась: то и дело слышались взрывы гранат, глухо рвались снаряды базуки. Через четверть часа все стихло. Не скрывая беспокойства, Жан стал вызвать Курта. Он долго не выходил на связь. Примерно через пять минут Земмлер явился сам:

— Рация повреждена, — пояснил он, задыхаясь от быстро бега.

— Чем закончилась твоя атака?

— Дело было горячим, но окопы захвачены.

— Много ли жертв?

— У нас пятеро убитых и дюжина раненых.

— Кто убит?

— Трое людей доктора и двое добровольцев. Там, — он махнул в сторону поля, — ещё трое тяжелораненых. Если их быстро не доставить в госпиталь, то они умрут. Я приказал их тащить в автобус.

Жан согласно кивнул головой и поинтересовался:

— А у тех что?

— Много убитых и раненых. Человек двадцать забаррикадировались в ангарах. Им удалось унести пулемет… — После небольшой паузы Курт добавил. — Тимоти был просто великолепен! Без него… и без миномёта, нам пришлось бы туго. Три последних выстрела угодили прямо в окопы. Потрясающий эффект! Сам увидишь.

— Будем продолжать штурм?

— Мины в нескольких местах попали в ограду и повредили её. Следует продолжить обстрел.

— К сожалению, они на исходе. Осталось всего пара выстрелов…

— Жаль. Их хватит только на пристрелку. Чтобы полностью снести этот треклятый забор, нужно приблизиться на расстояние прямого выстрела из базуки. Их пулемёт этого не даёт: у него очень удобный сектор обстрела.

— Надо что-то придумать.

— Когда я полз назад, я видел что-то вроде сточной канавы, ведущей в направлении ангаров. Если туда послать подрывников…

— Отличная идея! — воскликнул Жан, — Я иду делать бензиновую бомбу, а ты с Пренком отыщи среди пленных проводника.

Бензиновую бомбу сделать не трудно. Всякий диверсант или террорист знает, как она устроена. Взяв из грузовика небольшую канистру с бензином, Жан направился в бар аэровокзала. Затем он его разлил в шесть бутылок из-под минеральной воды, добавил по пригоршне сахарного песку, взятого из вазы и, аккуратно завинтил пробки. Теперь дело было за Земмлером. Пренк довольно быстро нашёл нужных людей, выставив на обозрение мешок с местной валютой, который прихватил Жан из банка. Как выяснилось, местные франки здесь именовались кимбами.

Проводниками быть вызвались четверо пленников. Все они были из племени бакайя. Ни один из солдат или проживавших в лагере беженцев-ибо, не изъявили желания рискнуть своей жизнью. Один из потенциальных проводников на плохом английском важно произнёс:

— Мы согласны отнести эту штуку за пятьдесят долларов.

Даже привыкший ко всему Земмлер был поражён: люди готовы рисковать своей жизнью за сущие гроши. Он не колебался ни секунды и, открыв мешок, достал три запечатанные пачки по 10000 кимб. В каждой из них было ровно сто купюр по сто кимб. По официальному курсу это было двое больше, чем просил проводник. По мнению Пренка, но местном чёрном рынке её хватало, чтобы купить долларов шестнадцать-семнадцать.

Бакайя подозрительно посмотрели на деньги, глаза у них при виде загорелись, но потом потухли. Они отошли в сторону и пошептались. К Земмлеру подошёл другой проводник и произнёс:

— Масса, мой товарищ плохо знает английский, он хотел назвать другую цифру…

— Какую? — нахмурился Курт, который привык к подобным уловкам жуликоватых ибо.

— Он имел ввиду, что каждый из нас хочет получить по тридцать долларов!

— Всего-то, — облегчённо выдохнул немец и ещё пачку. — Этого вам точно хватит?

— Да, масса, — волонтёр проворно подхватил деньги и пошёл к своим товарищам. Они ещё немного поговорили между собой, а потом, сложив свои нехитрые пожитки в кучку, подошли к немцу:

— Мы готовы, — сказал первый из них.

— Вот, — Земмлер вручил каждом из них по бутылке. — Проберётесь по канаве, подожгите и бросите их ко входу в ангар. Ясно? Пренк повтори на их наречии. Лейтенант повиновался.

— Понятно, масса, — поклонились проводники.

— Обращаться с огнём умеете?

— Конечно, масса. Не сомневайтесь…

— Не страшно?

— Нет, масса. Ведь у нас есть вот это, — ибо достал кусочек белой материи, окрашенный по краям в разные цвета.

— Что это?

— Освящённый нашим святым платок. Я в нём неуязвим.

— У твоих товарищей тоже есть такие?

— Да.

— А у остальных?

— Нет. У них нет. Они не верят посланиям отца Харриса. Может дадите и две оставшиеся бомбы, — сказал он.

— Зачем?

— На всякий случай! Вдруг пригодятся…

— Бери, мне не жалко. Сейчас мы откроем заградительный огонь. У вас будет несколько минут, чтобы под его прикрытием добежать до канавы.

— Спасибо, масса, — доброволец махнул рукой своим товарищам. — Мы пошли.

— Вперёд! Пусть вас защитит этот самый ваш Харрис! — Земмлер направился к аэровокзалу, чтобы с его крыши проследить за атакой. Внутри его единственного зала жара была невыносимой, от жужжания мух гудело в ушах, а обзор был затруднён. Обнаружив лестницу, ведущую наверх наёмники забрались по ней на крышу, где за металлической конструкцией одной из антенн оборудовали себе довольно сносный наблюдательный пункт. Между ними стояла полупустая бутылка местного арака, прихваченная немцем из зала. Наблюдая за происходящим в бинокли, они по очереди они прикладывались к ней.

— Жан-Батист, видишь этих болванов, — показал на перебегающих по канаве подрывников Земмлер.

= Да!

— Их защищает от пуль волшебный платок отца Харриса, а нас — нет.

— Вот как? А кто это такой?

— А чёрт его знает? Их пророк, наверное…

— Скорее проходимец…

Минут через десять раздался мощный взрыв и рядом с одним из ангаров вспухли несколько раскалённых красных шаров. Затем пришла очередь базуки Аба. Её снаряд ударил в камень ограды. Полетели осколки. Когда дым и пыль от обоих взрывов рассеялась в злосчастном заборе зияли две большие дыры, В бинокли было хорошо видно как солдаты противника бежали к ангарам. Их люди поднялись и неровной цепью стали приближаться к забору. Едва они его достигли, от дальнего ангара отъехали две машины — джип и грузовик — и покатили к дальнему концу лётного поля.

— Курт, ты видишь их?

— Кого? — последовал ответ.

— Машины…

— Нет. Много дыма…

— Бегут! Мы не успеем их перехватить.

— Никуда не денутся, — меланхолично ответил Курт, фокусируя свой бинокль. — Там широкая дренажная канава. — Он тут же вызвал Тимоти. — Дай дюжину выстрелов по тем двум машинам.

— Мы уже израсходовали сорок пять мин, — доложил Тим, — у меня осталось две!

— Давай…

Впереди уходящих машин с интервалом в десять секунд вспухли два разрыва. Осколки мин задели джип и развернули его перпендикулярно взлётной полосе. Грузовик помчался дальше, но угодил в дренажную канаву и застрял. С крыши наёмники наблюдали, как большая группа людей бросила машины и скрылась в джунглях.

— Далеко не уйдут, — произнёс Курт и демонстративно стал смотреть на ангар: люди Патрика и Джинджи приближались к ограде с двух сторон. Ударил очередной выстрел из базуки: снаряд попал в амбразуру и вражеский пулемёт замолк. Над иссечённым осколками ангаром появился белый флаг.

— Сдаются? Давно пора, — Курт полез с крыши вниз.

— Ты куда? — окликнул его Жан-Батист, продолжавший следить за беглецами.

— За трофеями… — огрызнулся Курт. Недолго думая, корсиканец последовал за ним.

Внутри второго ангара раздалось несколько выстрелов: по-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто хотел драться до конца. Белая тряпка исчезла, потом появилась опять. Затем раздался сильный взрыв, опять прозвучало несколько выстрелов и всё стихло. Опасаясь подвоха, повстанцы не вылезали из укрытий, но огонь прекратили. Через проем выбитых ворот ангара вышел офицер с развернутым носовым платком.

— Патрик, приведи его ко мне! — приказал Земмлер, который тем временем спустился с крыши. Жан следовал за ним.

— Это мы подожгли, — над Лангаротти завис один из добровольцев и зашептал прямо ему в ухо. — Меня зовут Бембе. Я, Поль, Роса и Умбала — разведчики. Там справа есть канава, мы по ней подобрались к этим бакам. Солдаты в нас не стреляли потому, что не видели, а только кричали: «Горим, горим!» Они сидели в укрытиях по четыре человека.

— Можете забрать свою награду в автобусе, — отмахнулся от надоедливого Бембе Жан.

Парламентёром оказался юноша с измученным лицом и запавшими глазами.

— Вы сохраните жизнь моим людям, если мы сдадимся? — спросил он по-французски.

— Вас будут судить,. А если вы не сдадитесь, мы сделаем вас покойниками менее чем за пять минут. Выдайте нам старших офицеров и чиновников и выходите на поляну с поднятыми руками.

Офицер безвольно опустил руки:

— Наш командир сбежал. Его адъютанта нам пришлось оглушить; когда мы выбросили белый флаг, он стрелял в нас, но он жив.

— Понятно. Сообщите своим людям, чтобы выходили, мы ждем.

Из обеих строений стали выходить люди с поднятыми руками. Своё оружие они складывали в кучу у бреши в каменном заборе, по обе стороны которого стояли люди Джинджи. Более двадцати уцелевших вояк безропотно выстроились у каменной ограды, заложив руки за головы. Двое бойцов выволокли адъютанта Буассы. Хотя он был без сознания, к нему приставили караул. С автоматами на изготовку Земмлер и Лангаротти подошли к ним, чтобы изучить трофеи. Всё военное снаряжение было потрепано, измято и запачкано. Ржавые и грязные карабины Маузера калибра 7.92 были свалены в кучу. Земмлер взял наугад один из них, вынул затвор и, направив ствол на свет, осмотрел его. Слой грязи, песок, пыль, сажа, ржавчина и даже частички земли предстали перед его глазами.

— Непонятно, как они создали такую плотность огня? — задумчиво промолвил Земмлер.

— А мы сейчас спросим у этого, — Жан указал ножом на одного из пленных, носившего штатское платье.

— Почему у него? — заинтересовался Курт.

— А, я думаю, это один из их главарей. Смотри как на него смотрят остальные.

— Патрик! Тащи-ка сюда этого перца. — Курт показал пальцем на пленного, одетого несколько более опрятно, чем другие. Двое волонтёров тычками подогнали жертву.

— Кто такой? Твоё звание? Должность? Отвечай быстро! — заорал на него по-французски Курт. Пленник молчал, делая вид, что не понимает.

— Придётся его резать, — Лангаротти вынул свой нож и перекинул его из руки в руку. Глаза жертвы следили за лезвием, играющим в бликах полуденного солнца.

— Не надо крови, Жан, — миролюбиво промолвил Курт по-французски. — Он и так нам всё скажет. Так ведь?

Пленник от неожиданности кивнул и, тем самым, окончательно выдал себя.

— Так кто ты и как тебя зовут?

— Я — Фортус Кан, начальник администрации аэропорта, — французский выговор пленника был ужасным, но речь понятна, а рассказ занимателен. — Ночью аэропорт охраняет дюжина солдат, полицейские и таможенники появлялись здесь только днём. После обстрела казарм в аэропорт сбежалось много солдат, сотрудников безопасности и штатских. С рассветом появились Буасса и Оббе, потом Дерек. Министры думали сразу сбежать, но майор им помешал. Они спорили до тех пор, пока не прибыли кадеты военной школы. Ими командовал иностранец, которого все звали «Гид». Никто не знает из какой строны он происходит, но кожа у него была пятнистая…

— Как это, — перебил рассказчика Земмлер,

— Лицо, ступни и руки у него чёрные, ладони и лодыжки — жёлтые, а глаза-косые, как улеопарда, — уверенно заявил Фортус Кан. — Все его считают духом, воплощением джу-джу президента Кимбы. Всем было запрещено близко к нему подходить и разговаривать.

— Кимба мёртв, — сообщил Жан.

— Не может быть, — уверенно сказал Фортус Кан.

— Может, сам видел. Продолжай!

— После этого Гид стал высылать курсантов в дозор, чтобы собрать побольше людей, а остальным приказал строить блиндажи. Он хотел послать лазутчика в город, но никто не хотел идти. Министры были против, говорили, что нет оружия. Многие солдаты бросили свои винтовки по дороге. Тут на опушке появились ваши люди. Началась стрельба. Я не умею стрелять…

— Рассказывай, рассказывай, — добродушно сказал Земмлер.

— Гид приказал солдатам подняться и идти в атаку, поскольку курсанты оказались под огнём. Наши… — Фортус Кан поперхнулся, — … солдаты попали под огонь и отошли. Тут у бензохранилища начался пожар, а затем разбили шлагбаум. Гид и Буасса стали ругаться, чуть не подрались. Они говорили между собой на каком-то странном языке. Я такого раньше не слышал. Министры их с трудом разняли. Тут начались взрывы среди блиндажей. Солдаты из них побежали. Гид приказал курсантам по ним стрелять, но это не помогало. Увидев, что нас осталась только половина от прежнего числа, Гид приказал кадетам распаковать оружие с одного из грузовиков и раздать всем такие маленькие пулемёты. Он приказал готовить их к бою, но у них, к сожалению, не было каких-то деталей.

— Что? Какие орудия? Покажи!

— Вот эти, — о показал на несколько сваленных в груду автоматов с дисками.

— ППШ, — пояснил Курт, поднимая один из них.

_ Тяжёлая штука, — задыхаясь от напряжения посетовал Лангаротти.

— Тяжёлая, но убойная, — парировал Земмлер.

Оставив пленнника под надзором Патрика, наёмники направились в ангар. Они обнаружили там Пренка и Тимоти. Под их руководством бойцы методично сортировали брошенное оружие. Земмлер с любопытством стал его осматривать:"Вот на полу валяется с юности знакомая «швейная машинка». Рядом на ремне висит старый добрый сорок третий"гевер"с чешской маркировкой". Тем временем, Жан в стороне от груды оружия обнаружил три миномётные ствола разного диаметра. Рядом в трёх окованных железом деревянных ящиках с китайскими иероглифами лежали мины.

— Я знаю, как из них стрелять, — с гордостью сказал Тимоти, проследивший взгляд немца. — Баас Дюпре меня научил ещё там, в Биафре. К сожалению, для больших миномётов нет опорных плит…

— Годные к употреблению винтовки мы составляем в пирамиды, а негодные сваливаем в ту кучу, — подключился к разговору Джинджи. Жан-Батист с сожалением констатировал, что груда на полу прибывает гораздо быстрее, чем заполняется пирамида. Он окликнул приятеля, который вертел в руках какую-то штурмовую винтовку:

— Курт, ты что, заснул? Давай продолжать допрос!

— Нет, просто отвлёкся, — немец резко повернулся к пленному. — Рассказывай, что было дальше!

— После того, как солдаты стали убегать со второй линии Оббе по-тихому сел в самолёт и улетел. Гид опять сначала долго ругался на непонятном мне языке, а потом отправил к вам парламентёров. Я был среди них. Нам надо было выяснить, кто вы такие. После первых слов вашего офицера я сразу понял, что он иностранец. Когда мы сразу вернулись и доложили Гид приказал открыть огонь. Мне, право, очень жаль…

— Продолжай!

— Мы сторожили у забора, когда взорвалась цистерна. Потом я увидел, что Гид и Дерек, что-то жгут. Когда они сели в машины и уехали, люди в штатском стали разбегаться. На нас была военная форма и мы решили сдаться. Вот и всё… Ах. да! Вот! — он протянул немцу машинописную страницу. — Это я нашёл среди документов штаба…

Курт развернул листок.

— Ого, смотри Жан, это какой-то перечень оружия.

Жан-Батист отвёл Курта в сторону и тихо ему сказал:

— Интересный тип! Смотри как его французский резко улучшился к концу рассказа.

— Как я этого не заметил, — хмыкнул Курт, говоривший на французском с чудовищным акцентом. — Я его повезу к Шеннону.

Жан посмотрел на листок, затем на — солнце: оно стояло в зените, и вызвал по рации командира:

— Аэропорт полностью очищен от противника. Какие будут указания?

Чужой корабль на рейде заставлял Шеннона нервничать всю первую половину дня. Обстановка в аэропорту его волновала мало, поскольку он прекрасно знал, что его друзья справятся с задачей. Поэтому он нимало не удивился, когда Жан ему доложил о захвате аэропорта.

— Пусть Земмлер возвращается. Он мне нужен здесь. Организуй охрану объекта и осмотри окрестности!

— Что делать с пленными?

— Отсортируй офицеров и отправь их с Земмлером. Остальных отправь своим ходом.

— У меня тут целая масса оружия!

— Отбери годное к употреблению, остальное — уничтожь. Всё!

Лангаротти оглянулся в поисках немца. Стоявший рядом с ним, Патрик сразу понял его:

— Они пошли туда, — махнул он рукой в сторону лётного поля. Корсиканец увидел, как Курт и Аб с полудюжиной бойцов идут к брошенным на краю поля машинам.

Рядом с джипом группу Курта обстреляли. Сухие выстрелы из «калашниковых» сыпались со стороны опушки, находившейся от них на расстоянии трёхсот метров. Засвистели пули. Земмлер, казалось, не обращал на них никакого внимания. Его люди следовали примеру. Пригибаясь, они продвинулись ещё на пару десятков метров и укрылись за джипом. Тут Аб стал прилаживать базуку на плечо, но Курт жестом остановил его:

— Безрезультатно! Слишком большая дистанция, — сказал он. Аб послушно опустил ствол. Минут пять он сидел под прикрытием кузова. Вдруг где-то наверху зашелестела мина. Она плюхнулась на опушке за канавой. Немец резко обернулся, отслеживая направление выстрела:

— Никак Тимоти подвезли мины? — прокричал он в уоки-токи.

— Всё шутишь! Просто ему удалось освоить трофейный миномёт.У нас целый ящик выстрелов к нему. — ответил Лангаротти, Корсиканец видел в бинокль, как Земмлер припав на колено обстреливает из своего «брена» опушку. Его бойцы образовали редкую цепь, но почти не стреляли: опушка находилась за пределами огня «шмайсеров». Немец снова вышел на связь:

— Очень хорошо. Обстреляйте опушку джунглей..

— Тимоти стреляет почти наугад. Укажи цель дымовой гранатой или ракетой.

— Ага, сейчас, разбежался, — стал ругаться Земмлер. — Вот только ракетницы у меня нет. Хотя, подожди…

Земмлер знаком подал команду Абу. Тот приладил к плечу базуку и сделал выстрел. Снаряд разорвался метрах в ста от опушки. Лангаротти сориентировался по разрыву:

— Внимание! Начинаем!

Примерно через пару минут где-то за аэровокзалом раздался характерный хлюпающий звук. Новая мина зашелестела в воздухе в направлении опушки. На этот раз багрянец вспух у края небольшой группы деревьев, откуда стрелял пулемёт. Расплывчатые серые завитки возникли на месте взрыва, и ветер медленно погнал их на север. Рядом ударила вторая мина. Курт по рации вызвал Жана:

— Передай Тимоти мою команду! Беглый огонь!

Вновь заухал миномет, исправно отправляя смертельные заряды в цель. Миномётчики действовали быстро и слаженно, исправно отправляя свои выстрелы в цель.

Курт и его бойцы видели, как осколочные мины прицельно ложатся на позиции противника. Одна за другой они поднимались в воздух, а затем падали в самый центр рощицы: две, четыре, восемь, двенадцать… Некоторые мины разрывались прямо в воздухе, поливая землю смертоносным дождем раскаленной добела шрапнели. От неё загорелся подлесок. Дым пожаров и пыль от разрывов закрывали обзор. Единственное, что можно было разглядеть среди черно-серо-коричневых клубов, была очередная вспышка при очередном разрыве. У Тимоти оставалось только три снаряда, когда Земмлер вновь вышел на связь:

— Жан, прекращайте обстрел!

— Хорошо.

Обстрел прекратился, но Курт, как опытный командир, решил задержать выдвижение на минуту: он не хотел подставиться под последнюю случайную мину. Выждав положенное время, он скомандовал:

— Вперёд!

Одним броском он и его люди преодолели пространство, отделявшее его от дренажной канавы, в которой застрял грузовик. Сидеть в канаве было безопасно, но нечистоты, мусор и отвратительный запах делали пребывание в ней невыносимым. Лежа в дренажной канаве, он внимательно оглядел опушку. Полтора десятка мин превратили роскошные джунгли в дымящийся пустырь. Без единого выстрела его люди двинулись дальше, достигли опушки и углубились в лес, но никого не обнаружили.

Прислонившись к обугленному стволу пальмы, он вызвал своего напарника:

— Здесь никого нет.

— Вообще-то, Кот приказал тебе возвратиться во дворец…

Оставив Аба у покалеченых машин, Земмлер направился к закопчённому зданию аэровокзала. За ним тенью следовал Аб. По дороге, он не удержался и заглянул во второй ангар…

ПОЛДЕНЬ

Услышав по радио заветные слова про кассаву и манго, специальный представитель сэра Джеймса Мэнсона, генерального директора горнодобывающей компании «МэнКон», Саймон Эндин вышел на балкон отеля «Эксцельсиор» и закурил сигару: «Жара и сырость — вот первое впечатление…» — вспомнил он слова Грэма Грина, глядя на окутанный предрассветной дымкой Уарри. Тропическая зелень не могла скрасить убожество города: жестяные крыши, белеющие проемы окон, аляповатые вывески лавок и магазинчиков. Нижняя часть города тонула во мгле, но за ней уже едва угадывался силуэт собора. Рой туземных лодок заполнял гавань, окружая стоящие в ней пароходы. Всё понемногу приходило в движение.

— Проклятый богом край, — подумал Саймон. — Малярия, жара и москиты!

Два ночи назад он прилетел в Уарри."МэнКон"позаботился о нём и снял на три ночи лучший номер в лучшем отеле этого африканского города. Цена бронирования оказалась смехотворной: она составляла всего девять фунтов за сутки. За два последующих дня этот город уже успел ему порядком надоесть. В местную специфику его посветил Ричард Брайант, сотрудник «МэКона» по зарубежным контрактам:

— На первых порах в Уарри, как и в любой другой африканской стране, ни один человек не будет заниматься вашим делом, если не положить ему на лапу даже, если у вас за спиной будет стоять сам президент. Взятки будут варьироваться от пачки сигарет до крупных банкнот. Возможно, деньги понадобятся и для оплаты услуг местных сутяг, которые называют себя адвокатами. Они организуют необходимыме политические связи, соберут нужные документы, будут следить за ведением дел и, что более важно, проверят, все ли поучаствовали, выделяя деньги на взятки. Они также подтвердят, что ни один из чиновников не получил свою долю дважды…

Вчера утром Эндин позвонил управляющему местным филиалом «Бэрклейз Банк». Они договорились о встрече через полчаса. Эндину требовалось сто банкнот по пятьсот африканских франков и еще десять тысяч долларов чеками по пятьдесят и сто долларов, а также банковская ячейка для их хранения. Управляющий его не ожидал вовремя. Когда Эндин вошёл к нему в кабинет, он доедал грейпфрут и очень уливился его пунктуальности. Управляющий менее всего удивился просьбе своего клиента и даже пошутил:

— Как известно, здесь, в Африке, деньги и взятки начинаются там, где тормозит марксизм. Кому это предназначается, сэр?

Эндин многозначительно хмыкнул, не желая развивать тему. Управляющий решил её больше не развивать. Саймон предпочёл оговорить с банкиром о простом устном коде, которым будет пользоваться, если будет давать какие-либо финансовые указания по телефону. Эндин должен был вызвать своего менеджера по имени Гарри, а затем произвести фразу «солёный ветер», менеджер должен был повторить ее и получить новый ответ «морской орёл». Если пароли не будут произнесены в нужном порядке, клерк не станет подчиняться инструкциям, которые последуют отк лиенту, и должит управляющему банку. В свою очередь, тот немедленно сообщит об этом сэру Джеймсу Мэнсону или его заместителю Мартину Торпу.

Общие знакомые в метрополии, схожее воспитание и взгляды расположили двух англичан друг к другу. Когда представитель «МэнКона» покидал помещение банка, его управляющий поймал себя на мысли, что слегка расстроен расставанием с таким приятным человеком. Обычно, когда в африканской столице появляется свежий человек, ему следуют приглашения от остальных белых сходить в клуб, потом зайти в бар, выпить немного, а вечером — встретиться в ресторане. Также поступил и управляющий банком в отношении своего нового клиента. В предвкушении своего нового приключения Эндин пренебрёг этим приглашением и весь вечер боролся со скукой. Утром он взял такси отправился на уединённую виллу, расположенную на берегу океана.

Внешность доверенного Мэнсона была обманчива. При внешнем лоске безупречного происхождения в нём жила душа бандита. Это был человеком того сорта, какой всегда можно встретить в самых шикарных и изысканных игорных клубах, это вышибалы с блестяще подвешенным языком и железными кулаками, которые никогда не пропустят миллионера без поклона, а девицу без щипка. Его отличие от них заключалось в том, что благодаря своей смекалке он достиг стал управляющим весьма богатым и престижным игорным клубом в Лондоне. Для того, чтобы так лавировать между изяществом и жестокостью, требовался определенный ум. Вместе с тем, Саймон считал, что ему хватит и одного миллиона фунтов, а для этого достаточно быть тенью своего патрона — сэра Джеймса Мэнсона. Игривое отношение к жизни позволяло ему содержать шестикомнатную квартиру на Рассел-Сквер, «шевроле корветт», девчонок. Эндину нужен был такой хозяин, как Мэнсон, как и сэру Джеймсу часто требовались услуги такого Саймона Эндина.

Вилла располагалась на небольшом полуострове, обдуваемом со всех сторон ветрами. Это был небольшой домик, в котором уже несколько дней проживал полковник Боби, которого Мэнсон прочил в президенты Зангаро. Его охранял Эрни Локи. Это был выходец из лондонского Ист Энда огромного роста и весьма крепкого телосложения. Его порекомендовали Эндину его приятели, как одного из самых надежных охранников в Уайтчэпеле. Саймон решил, что хороший телохранитель в Ист Энде автоматически будет также хорош и в Африке. Формально Локи был нанят «МэнКоном» для проведения геологоразведочных работ в качестве охранника. На самом деле его задачей было обеспечение личной безопасности Эндина и присмотр за будущим президентом Зангаро.

В январе прошлого года президент Кимба издал указ, заочно приговорив полковника Антуана Боби к смертной казни за государственную измену. Бывший главнокомандующий армии Зангаро, проживал в Котону, где снимал небольшую виллу. Это был самый надежный способ избежать требования покинуть страну со стороны правительства Дагомеи. Причиной неожиданного конца карьеры полковника была примитивная жадность.

Когда в столицу осенью прошлого года пришел корабль с грузом медикаментов и наркотических средств для госпиталя ООН, армия конфисковала груз в порту и украла половину. Боби лично руководил операцией, и украденные лекарства были проданы на черном рынке. Львиная доля от продаж должна была быть передана лично президенту. От директора госпиталя Кимба узнал, что стоимость украденных лекарств существенно превышала ту сумму, которую передал ему Боби. Президент вышел из себя и послал своих личных охранников на поиски Боби. Они прочесали весь город и арестовывали всех, кто попадется на пути или просто привлечет их внимание, но Боби удалось ускользнуть. Главнокомандующий уселся в джип и направился к северной границе. Не доезжая пары миль до границы, он бросил машину и обошел контрольный пункт кругом, через заросли. В Гвиании ему было оставаться опасно, и он перебрался в Дагомею, где в течение года сильно поиздержался. Здесь его нашли агенты"МэнКона"и предложили своё покровительство.

Саймон встречался с Боби только два раза. В начале апреля назад шеф послал его в Котону, чтобы он в качестве представителя «Бормак Трейдинг Компани» встретился с полковником. Боби представлял собой неуклюжего громилу, звероподобной внешности, с огромными кулачищами, подчеркнуто грубого в обращении. Белки его маленьких глаз были покрыты сеткой красных прожилок, что придавало им зверское выражение. Такое сочетание пришлось Эндину по душе. Ему было наплевать, к каким трагическим последствиям может привести Зангаро власть Боби. Он легко убедил изгнанника, что руководство фирмы поражено его умственными и деловыми способностями и мечтает пригласить на работу в качестве своего консультанта по Западной Африке с окладом в пятьсот фунтов в месяц.

Как и предвидел хитроумный шеф, самовлюблённый полковник не удосужится выяснить, ни что такое «Бормак», ни проверить полномочия Эндина, ни выяснить круг обязанностей, которые он должен будет выполнять: кроме хорошей зарплаты Бобби ничего не интересовало. У этого бедолаги в кармане действительно было пусто, и для него предложение Эндина было манной небесной. Он подчеркнуто углубился в изучение контракта, но англичанин с удовлетворением отметил, что перейдя ко второй странице, которую Саймон предварительно специально перевернул вверх тормашками, Боби даже глазом не моргнул. Он был неграмотным или с большим трудом различал буквы.

Тогда Саймон перечислил условия контракта на той смеси языков, которой они пользовались: что-то среднее между французским и афро-английским диалектом. Боби угрюмо кивал, впившись своими маленькими злыми глазами в текст. Эндин подчеркнул, что Боби должен оставаться на своей вилле или поблизости от нее в ближайшие два-три месяца, пока Эндин снова не навестит его. Англичанин обнаружил, что на руках у Боби был еще действительный дипломатический паспорт Республики Зангаро. Он, остался у него со времен какого-то официального визита за границу, который он совершил однажды в компании министра обороны. Незадолго до захода солнца Боби накарябал в конце документа закорючку, которая должна была сойти за подпись. На самом деле она ничего не значила. В дальнейших контактах с Боби не было ровно никакого смысла вплоть до известий об успешном окончании операции. В случае провала знакомство с опальным полковником было бы опасно как для него, так и его хозяина. Теперь нужный момент наступил: Боби, как глава революции, должен был подписать концессию с корпорацией «Бормак».

Неделю назад изгнанник был срочно привезён в Уарри под предлогом встречи с нанимателем. В аэропорту его встретил Эрни, который поселил его на небольшой вилле, арендованной «МэнКоном». Вчера утром Эндин провёл её инспекцию и убедился, что полковник энергичен и здоров. Во дворе виллы дворе стоял однотонный американский грузовичок синего цвета. Эрни показал под сиденьем водителя тайничок. В нём хранился «Ремингтон 870» и две дюжины зарядов к нему. Для отвода глаз в кузов грузовика были загружены ящики с обувью и нижним бельём.

Весь последующий день прошёл в нервном ожидании события, которое могло круто развернуть жизни целой страны, полковника Боби и,естественно, Эндина. Оно могло превратить его из управляющего казино и бонвивана в настоящего миллионера. Одиночество, москитная сетка над кроватью и обязательная ежедневная порция хинина выводили его из себя. Завтра Эндину предстоял нелёгкий день, надо было выспаться, но он никак не мог успокоиться. Не зная, чем себя занять, он позвонил дежурному администратору и сделал заказ:

— Мне нужны две бутылки «Уайт Хорс», таблетки от малярии, порошок для очищения воды и репеллент от насекомых. А еще мне понадобятся сто пятьдесят пачек сигарет, двенадцать колод игральных карт. Прошу их доставить в камеру хранения отеля не позднее восьми утра завтрашнего дня.

Рассвет 12 июля 197.. года застал Эндина за составлением телеграммы своему патрону. В сдержанной манере он извещал о смерти любимого дяди и своём твёрдом намерении немедленно помочь племяннику получить наследство. Удовлетворённый своим творением, он позвонил на виллу и дал первые указания:

— Эрни! Сейчас не время спать. Ещё проверь состояние грузовика, а затем буди Боби и приезжайте ко мне в отель к половине восьмого. Возьми всё необходимое для него и для себя. Жду в холле отеля.

Повесив телефонную трубку, Эндин заказал завтрак в номер, в ожидании его, принял душ и приступил к сборам. На диван полетели шесть пар носков для буша, шесть пар нижнего белья, полотняная рубашка и бриджи, две пары солнечных очков, англо-французский словарь, сверток с умывальными принадлежностями, рулон туалетной бумаги, паспорт и другие важные бумаги. Он нагнулся, подбирая с пола еще одну пару высоких носков для тропиков, упавшую на пол рядом с креслом, и осторожно уложил их на верх маленькой кучки багажа: Саймон был очень аккуратен и не выносил беспорядка. Затем он снял золотые часы и застегнул вместо них на запястье дешевые, но водонепроницаемые. Открыв стенной сейф, помещавшийся за поворачивающимся шкафчиком в спальной, он уложил туда свои золотые часы и вынул тупорылый «смит и вессон» модели 0.38/200 — довольно мощное для своих небольших размеров и, главное, надёжное оружие. Точно такой же был и у его телохранителя.

Ровно в половину восьмого Эндин одетый в белый полотняный костюм, пробковый шлем и высокие кожаные ботинки на шнуровке спустился в холл и заказал джин с тоником. Несмотря на столь ранний час он был забит народом. Местные констебли с выставленным напоказ оружием, громко разговаривающие у стен и за стойкой бара, с ними женщины с цветом кожи от черного до нежно-коричневого, некоторые были уже пьяны; несколько европейцев: белые люди с военной выправкой, но в штатском; несколько небрежно одетых искателей приключений с горящими глазами, беседующих с африканцами, одетыми в хорошие костюмы; группа журналистов, сидящая с видом стервятников за одним столиком; одинокая плачущая белая женщина со спящим ребенком на коленях. Все без исключения истекали потом. С чувством превосходства Саймон с удовольствием сделал глоток. Него было прекрасное настроение.

— Двойной «эспрессо»! — небрежно бросил и демонстративно развернулся к стойке спиной.

— Что с ней? — спросил он портье по-английски, указав жестом на женщину.

— Муж исчез. Сегодня утром она приехала из аэропорта в отель, а его здесь нет. Позавчера уехал в буш…

— Понятно, — протянул Эндин. — Геолог?

— Какой там… — махнул рукой портье. — Обыкновенный контрабандист, подпольно скупает слоновую кость. Небось, срочно свалил за товаром…

Саймон присмотрелся к женщине: она была молода и миловидна, а славянские скулы и русые растрёпанные волосы придавали её заплаканному лицу определённый шарм.

— Вот что, — сказал он портье, протягивая ему через плечо две купюры по пятьсот местных франков. — Помогите ей… за мой счёт…Кстати, как там мой заказ?

— Он скоро будет доставлен, — портье подозвал одного из коридорных и что-то прошептал ему на ухо. Саймон, мелкими глотками отхлёбывая кофе, наблюдал как тот провожает женщину и её ребёнка к лифту. Коридорный ей что-то ей бойко рассказывал, и она согласно кивала в ответ. У самых дверей лифта она обернулась и встретилась взглядом с Эндином, который, улыбнувшись, поклонился ей в ответ, а затем отвернулся к стойке:

— Есть ли в отеле комната для переговоров.

— Конечно есть, мсье. Я немедленно её Вам подготовлю, — последовал ответ. — Что туда подать: кофе виски, коньяк?

— Сельтерской — Эндин представил, как скривилось лицо портье, и усмехнулся…

В ожидании свиты Саймон сел за столик, заказав «двойной эспрессо». Без двух минут восемь в фойе вошёл Эрни, весь потный и красный. Он был одет в джинсовый костюм. На ногах были коричневые сапоги, а на голове — такого же цвета стетсон. «Какой нелепый и не удобный для их путешествия наряд, — подумал Саймон. — Но, что с него возьмёшь — кокни!». Эрни буквально выхватил бутылку колы из автомата и плюхнулся в кресло напротив:

— Всё готово, шеф. Ниггер в машине! Мне пришлось двадцать минут кряду его уговаривать, чтобы он ехал со мной в отель. Этот здоровенный битюг трусоват, он наверняка получил звание полковника наверняка не за личное мужество и отвагу. Мне кажется, шеф, что он не захочет ехать с нами, когда узнает…

Эндин нахмурился. Он нисколько не обольщался в способностях кандидата в правители Зангаро. В своём докладе Мэнсону Саймон сам дал уничтожающую характеристику Боби: «Человек-горилла. Мозгов практически нет, только звериная хитрость. Конфликт между ним и Кимбой — обычная свара бандитов, которые не поделили добычу…». Но сейчас на кону стояли сотни миллионов и его личная независимость в будущем.

— Хорошо. Эрни, немедленно тащи этого засранца туда, — он показал в сторону переговорной.

Когда приказ был исполнен, он подозвал портье:

— Месье, — обратился он к нему, — сделайте так, чтобы нас не беспокоили! И, — он промедлил. — Поставьте ящик сельтерской в кузов вон того грузовичка… — он указал на синий форд, стоявший на стоянке отеля.

Боби почти сразу согласился подписать контракт с «Бормаком», уступая концессию в Хрустальных горах за номинальные два процента от валовой добычи. Дата на контракте была проставлена началом августа. Эндин запечатал три экземпляра контракта «Бормак-Зангаро» в три разных конверта и направил экспресс-почтой своему шефу. Другие два экземпляра он собирался положить в банковскую ячейку. Всё вроде бы шло по плану. Вот тут и возникла непредвиденная задержка. Боби стал упираться, когда ему предложили немедленно ехать в Кларенс, требуя гарантий безопасности. Следующие полтора часа прошли в жёстком прессинге бывшего главнокомандующего Зангаро. У того, естественно, были свои резоны.

Антуан Боби был продуктом налета винду на деревню бакайя лет сорок назад. При колониальном режиме он был капралом в колониальной жандармерии и получил примитивную военную подготовку. Когда его уволили за пьянство и нарушение субординации, Кимба взял его к себе, поскольку ему был нужен был хотя бы один человек, способный отличить ствол от приклада. Кимба пригрел Боби и даже выдвинул его на пост командующего армией, так как понимал, что гораздо лучше, если полу-кайя будет проводить карательные операции против своих соплеменников — оппонентов Кимбы. Бакайя ненавидели его за жестокое обращение с ними армейских отрядов, а командовать солдатами-винду он тоже не мог. Всё это время Эрни простоял у входа в комнату с заряженным револьвером, отрабатывая свой гонорар. Он несколько раз входил в комнату, угрожающее выпячивая наплечную кобуру. В конце концов, не выдержав столь сильного давления, полковник Боби сломался. Единственное, что он вытребовал для себя, это право ехать инкогнито на свою родину.

Пока Эрни доставал облачение для нового правителя Зангаро, Эндин спустился в холл. Довольный собой, он вновь заказал «двойной эспрессо», а в переговорную приказал подать континентальный завтрак на двоих. Без четверти девять прибыл заказ и всё было готово к поездке. Минут через десять в холле появился Боби в огромных и очень темных очках, одетый в бубу — длинный белый балахон, походивший на ночную сорочку. Так обычно одеваются либо местные толмачи, либо личные слуги. Его сопровождал Эрни. Увидев их, Саймон отдал ключи от своего номера невозмутимому портье:

— Я вернусь завтра вечером после охоты. Распорядитесь, пожалуйста, загрузить мой багаж и заказанные вещи в грузовик.

Операция в банке заняла совсем немного времени. Обслуживание в «Барклейз» оставалось, как всегда, на высоте. Эндин положил два экземпляра контракта между Зангаро и «Бормаком» в свою банковскую ячейку, взял оттуда пакет с деньгами и чеками. Эндин, Локи и Боби выехали из столицы северной республики в половине десятого утра, и им предстояло преодолеть сто миль до Кларенса. В десяти милях от Уарри под колёсами их автомобиля началась узкая, в буграх и выбоинах полоса дорога. Она представляла собой полосу красной земли, расчищенная бульдозерами среди зарослей кустарника или прорубленная сквозь густой лес.

Стоял сухой сезон, и эта просека была покрыта слоем пыли, которая густым облаком поднималась за машиной. Едва начинутся дожди, дорога станет скользкой, словно в гололед, а каждый ее километр превратится в экзамен по мастерству вождения. Кузова разбитых автомобилей в придорожных кюветах подтверждали, что далеко не всем водителям удавалось с честью выйти из этого испытания.

Расстояние до границы их грузовик покрыл за два с половиной часа. Порой казалось, что он несётся на бешеной скорости, то взлетая на холм, то стремительно скатываясь вниз. Мотор перегрелся, и металл жёг Эндину ноги сквозь подошвы лёгких туфель. Ощущение скорости было обманчивым: стрелка спидометра редко доходила до цифры тридцать. Иллюзию создавали тряска, скачущий за окном пейзаж, запах бензина и жара.

Пропускной пункт располагался в тени громадной секвойи. Из путаных объяснений Боби, Саймон понял, что обе её стороны охраняли солдаты из племени винду. Грузовик беспрепятственно миновал гвианийскую границу. Стоявший у шлагбаума офицер бегло просмотрел документы и взял под козырёк. Через десять метров началась территория Зангаро. Из поведения её стражей было совершенно ясно, что они слыхом не слыхивали о событиях в столице. У Эндина и Локи документы были в порядке, но начальник караула, похожий больше на жирного борова, чем человека, долго вертел их в руках. Увидев белых, он вышел из убогой будки с амбарной книгой в руках, в которую записывал прибывающих, и, ковыряясь в носу, долго листал страницы, что-то пытаясь высмотреть.

В паспортах, которые они ему вручили, между первой и второй страницами лежало по красивой банкноте в пять гвианийских фунтов. Они сразу перекочевали в карман офицера. После этого он осмотрел паспорт со всех сторон, прочитал все страницы, просмотрел их на свет, повернул вверх ногами, подробно ознакомился с примечаниями на внутренней стороне обложки. Спустя пять минут после начала этой процедуры Эндин заволновался, вдруг что-нибудь не так. Вдруг консул при выдаче визы допустил ошибку? Тут офицер посмотрел на них и сказал:

— Вы — американцы, проезжайте! — и, по примеру своего коллеги, отдал им честь, во все глаза пялясь на Локи. Эндин с облегчением понял, что этот человек не умеет читать. На забившегося за ящики с обувью и бельём Бобби солдаты не обратили никакого внимания. Боров сделал знак рукой своим солдатам: перегородившая дорогу, упала и грузовик поехал по совершенно разбитой дороге. Эндин сел вместо Локи за руль и приказал на всякий случай ему достать дробовик. Без каких либо происшествий они продолжали свой путь на юг и после двух часов невообразимой тряски достигли Равнинной Дороги — примитивного шоссе, ведущего к столице. Когда до Кларенса оставалось несколько миль, у них лопнула шина.

Тем временем, Курт заглянул во второй ангар. Через несколько минут оттуда донеслась отборная немецкая брань:

— Доннер веттер! — кричал Курт. — Наши мерзавцы сожгли такую машину. — Я правильно сделал, что не раздал им гранаты, а то бы они разнесли здесь всё! Этот Бембе — идиот. Зачем он сжёг такую прекрасную машину? Она всё равно никуда бы не уехала…

Жан услышал ругань и заглянул в открытый створ ворот и увидел, как Земмлер горестно стоит над обгоревшим остовом БМВ. Вокруг в испуге застыли повстанцы.

— Успокойся и поезжай к Шеннону, — требовательно произнёс Жан. — Он тебя ждёт. Возьми автобус и обоих важных пленников. Думаю, Кот сможет узнать от них ещё что-нибудь полезное. Ещё надо доставить в госпиталь тяжелораненых. Впрочем, остальным тоже надо сделать перевязку. Я поручу Джинджи и Тимоти загрузить грузовик трофеями и отправлю его следом.

Когда Земмлер уехал, Лангаротти послал Патрика осмотривать лётное поле. Пренк следил за погрузкой, покрикивая на нерадивых работников, а Тимоти возился с миномётами, подготавливая их погрузке в «унимог». Наблюдая за сортировкой пленных, Жан-Батист изредка поглядывал за людьми, медленно бредущими по открытому пространству в направлении брошенных машин. Они достигли брошенного на краю поля и стали подавать знаки руками.

— В машину! — скомандовал Жан стоявшим вокруг бойцам. На скорости он проскочил через лётное поле к месту перестрелки. Его люди высыпали из кузова и присоединились к людям Патрика, выталкивавшим грузовик из канавы. Только подогнав, свою машину его удалось вытащить на поле.

Пока солдаты возились с грузовиком, Жан решил осмотреть окрестные джунгли. Ему повезло больше Земмлера: он обнаружил следы основной группы беглецов. К началу миномётного обстрела она углубилась в джунгли на полтора-два километра. Её бойцы были вооружены новыми русскими автоматами, что давало им неоспоримое преимущество перед его людьми в бою на дальних дистанциях. Преследовать беглецов с горсточкой не обученных людей не было смысла. Он вернулся к своим людям как раз в тот момент, когда они вытолкали грузовик из канавы. Наскоро залатав брешь в ограде, они взяли на буксир джип с заглохшим мотором и спушенными скатами и потащили его к ангарам. Второй грузовик, за рулём которого сидел Патрик, на пробитых скатах медленно следовал за ним. В его кузове что-то гремело, но у Жана не было ни времени, ни желания посмотреть, что это такое. Затащив в ангар разбитые автомобили, Лангаротти связался с командиром и доложил обстановку. в ответ он услышал недвусмысленный приказ:

— Жан, ты нужен здесь! Оставь за себя Патрика, а Джинджи поручи отконвоировать пленных. У него это хорошо получается…

— Джинджи ранен в руку!

— Ах, да! Забыл. Тогда распусти пленных по домам. Они не представляют никакой опасности.

— Так и сделаю. Я оставлю здесь человек десять и лейтенанта Пренка.

— Лучше Джинджи. Скажи ему, что пришлём замену вечером, или, в крайнем случае, утром следующего дня. Не думаю, что ему что-то угрожает. Вояки Кимбы должны были давно сбежать из города. Вряд ли поблизости есть какое-нибудь боеспособное подразделение противника. Разве что несколько одиночек.

— Надеюсь, что ты прав, Кот. Я обследовал место боя. По-видимому, на опушке был оставлен сильный арьергард, который должен был нас задержать. Курт подумал, что ему сильно повезло, когда у вражеского пулемётчика не выдержали нервы, а то бы потерял всех своих людей.

— Я же приказывал Вам не лезть. Ты тоже хорош!

— Кот! Я же служил в разведроте парашютного полка, имею опыт.

— Хорошо. Что ещё можешь сказать о противнике?

— Человек двадцать — тридцать. Среди них есть женщины. Идут на восток. Они вряд вновь будут пытаться отбить аэровокзал.

— Я тоже очень на это надеюсь, — рассеянно сказал Кот. Его голова уже давно была занята абсолютно другими проблемами, чем охрана аэропорта.

— Мы устроим у контрольной вышки аэропорта укрепленное гнездо из мешков с песком: ни один самолёт не сможет сесть без нашего ведома.

— Хорошо.

— Я оставлю Джинджи ящик осветительных ракет и пару ящиков гранат, питание и питьевую воду на неделю. На вышке установим два прожектора с батареями и трофейный пулемёт. Жаль к нему мало патронов…

— Одобряю. Как закончишь — выезжай!

— Джинджи, временно назначаю тебя комендантом аэропорта, — крикнул Жан. — Возьми мешки с песком и обложите ими контрольную вышку!

Джинджи и Патрик при помощи пленных стали сооружать блиндаж из подручных материалов. Минут через десять подошёл Патрик:

— Мешков не хватает, босс.

— Соберите обломки забора, — быстро разрешил проблему Жан-Батист, — возьми из здания аэровокзала матрасы, набитые пальмовым волокном, они легко остановят любую стрелу и даже пулю. Ангары заприте, а подходы держите под наблюдением. Чтобы машины были в целости!

— Так точно!

Ещё через пятнадцать минут импровизированное укрепление было готово. Кольцо из мешков, камней и матрасов, высотой до плеча, легко вмещало десять человек с оружием и припасами и имело бойницы для кругового обстрела. Лангаротти спрыгнул внутрь и оценил сооруженное укрепленное гнездо.

— Остальные в машину! — коротко он приказал. — Патрик, оставь им ящик «Кроненбурга».

— Полный ящик? — Патрик не скрывал своего неудовольствия таким расточительством. Он уже перетащил всё содержимое бара в грузовик.

— Мой кредит недостаточно хорош?

— С вашим кредитом все в порядке, босс, — признал собеседник и перешел на английский для протеста. — Меня больше всего волнует возмещение столь дорогостоящего товара.

— Патрик! Ты зря теряешь время!

Земмлер загнал автобус на задний двор резиденции Кимбы. Он распорядился отвести пленников на первый этаж, а сам направился к Шеннону. По дороге ему бросился в глаза торчащий из-под брезента труп человека в цветастой рубашке, в котором признал Шинру. «Я чего-то не понимаю,» — подумал он. Когда Курт вошел в главный зал президентского дворца, Шеннон на повышенных тонах спорил с Окойе…

— Вы не должны давать амнистию этим головорезам. Мы бы и так с ними разделались, — доносился до него голос доктора.

— Наша задача — подавить сопротивление, а не убивать пленных без суда и следствия. Чем больше их сбежит в свои леса, тем лучше. Если вы хотите…

Звук шагов Земмлера заставил Шеннона обернуться. Его опередил доктор:

— А, майор! Поздравляю с победой, — начал было доктор, но Шеннон резко оборвал его:

— Курт! Надо срочно забрать всё оружие из полицейских бараков. Справишься?

— Угу. Вот только выпью…

Кот встал и вытолкал своего помощника из помещения. Придвинувшись вплотную к нему, он яростно зашипел:

— Ты что, пьян?

— Ну да, немного хапнул. Что нельзя?

— Не сегодня.

— Ладно, посмотри, — Курт протянул ему машинописный листок, взятый в аэропорту. Шеннон пробежал по нему глазами:

— Ладно. Езжай в бараки, у нас ещё много дел.

Прихватив пару бойцов, Курт пошёл к автобусу. Доехать до полицейских бараков было делом нескольких минут. Люди Эйнекса приступили к погрузке оружия в салон. С ним пришлось повозиться, поскольку двери автобуса узкими для ящиков. Курт быстро решил эту проблему. Он поручил Эйнексу доставать винтовки по отдельности и поставил трёх солдат в цепочку. Курт стоял в салоне и укладывал оружие плашмя прямо на сидения. Каждая передача из рук в руки занимала полторы-две секунды. Патроны, благо их было немного, ссыпали в холщовый мешок. Он взглянул на красные стрелки своих часов. Вся процедура заняла не более четверти часа. Повесив на дверях здания амбарный замок, Курт передал ключ Эйнексу:

— Ты снова тут главный!

Негр выпятил грудь и приосанился.

— Не зазнавайся, Тебен, — Курт дружески похлопал его по плечу. — Лучше наведи здесь порядок: собери трупы, убери мусор…

Негр удивлённо уставился на наёмника:

— Как это? У меня всего несколько солдат…

— Используй пленных, — посоветовал немец, садясь за баранку. Автобус натужно завёлся и потащился ко дворцу.

Издалека Курт увидел, как синий грузовичок медленно сворачивает ко дворцу с Прибрежного шоссе. — Кот, к тебе гости, — сообщил он по рации.

— Как заедут во двор, заблокируй выезд, а потом поднимайся на второй этаж. Пока не услышишь выстрелы, не светись, — последовал приказ. — И поторопи Жана. Вы наверху мне нужны оба.

— Сию минуту.

ОШИБКА САЙМОНА ЭНДИНА

Обливаясь потом, Эрни Локи долго менял колесо на грузовичке. Стояла полуденная жара и он, скинув джинсовую рубашку, полуобнаженный, матерясь крутил ручку домкрата. Боби, скинувший свой дурацкий балахон, вылез из кузова и стоял рядом, напряжённо посматривая по сторонам. Он был в парадной форме с знаками отличия полковника зангарской армии. Фуражка был надвинута низко на лоб, а на поясе его висела колониальная кобура из жёлтой кожи. Из неё торчала ручка револьвера 45 калибра. Эндин периодически бросал взгляд на кусты, держа наперевес дробовик. В этом месте дорога была покрыта бетоном, и поэтому дело шло споро.

Установив колесо, Эрни облегчённо вздохнул и полез в кузов за сельтерской. Вот тогда неприятности и начались. Группа солдат, убежавших из Кларенса, выскочила на южную обочину дороги и накрыла полудюжиной выстрелов. Все они не достигли цели: Эндин не растерялся и дважды разрядил по ним свой дробовик. Лес откликнулся новой серией выстрелов. Забыв про свой револьвер, Боби испуганно юркнул в кузов, едва не сбив выбирающегося из него Локи. Тот чертыхнулся и бросился в кабину. Пока он заводил двигатель, Саймон успел сделать пару выстрелов из ремингтона с положения стоя. Как только грузовик начал двигаться, Эндин вскочил на подножку, закричав Боби, чтобы тот стрелял. Он бросил в кабину пустой ремингтон и достал револьвер. Эрни удалось проскочить две мили в сторону Кларенса, когда стало ясно, что у грузовичка вновь спустило колесо. Выехав на открытое пространство, Эндин и Локи вышли из кабины, чтобы осмотреть повреждения и выяснить, что случилось с их пассажиром. Они его обнаружили спрятавшимся в дальнем углу кузова с выпученными от ужаса глазами. На нём вновь был одет дурацкий балахон.

— Дерьмо, — прошипел Эрни с тем неподражаемым ист-эндским акцентом, который всегда отличал кокни. Саймон смотрел на пустое колесо и, методично заряжая дробовик, спросил:

— Как думаешь, доедем?

— Ну если только очень медленно… — последовал ответ. Через минуту грузовичок на первой скорости двинулся дальше.

Доклад Курта застал Шеннона в кладовой, куда поместили пленных. Кан и Куома стояли перед ним по стойке смирно и наперебой выкладывали всё, что знали.

–…У солдат были винтовки «Маузер», калибра 7.9 мм, президентская гвардия и курсанты имели автоматы Калашникова…

— Здесь подробнее, — сказал Шеннон. — Сколько, каких, откуда…

— Всего привезли девяносто автоматов сорок седьмой модели. Судя по маркировке их делали китайцы. К ним прилагалось боеприпасы, обмундирование, снаряжение и даже ножи.

— Куда же они все делось? — перебил пленника спросил немец. — Я нашёл всего десять штук!

Куома безучастно пожал плечами:

— Не знаю.

— Я знаю, — произнёс Фортус Кан. — Сорок семь автоматов продали на чёрном рынке. На них вице-президент купил себе новый БМВ. Она обошлась ему в тринадцать миллионов…

— Наверное, он заплатил громадную страховку, — наивно предположил Земмлер. — Здесь же никто водить толком не умеет…

— Зачем она ему? — возразил немцу Шеннон. — Он же — ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ.

Но Курта беспокоил другой вопрос:

— Это та машина, что сгорела в аэропорту?

— Да, мсье, — одновременно сказали оба пленника.

— Надо организовать поиски русских автоматов. Нельзя, чтобы они осели среди населения! Займись этим немедленно, Курт!

— Да, Кот! Непременно, — немец сорвался с места и побежал отдавать соответствующие распоряжения.

— Куома, продолжайте рассказывать, что знаете.

Вежливый тон главы наёмников расслабил бывшего интенданта. Он говорил скороговоркой, будто боялся, что его перебьют:

— Автоматические пистолеты «скорпион» были только у сотрудников службы безопасности. Они их всегда носили с собой. Наверное, ещё несколько штук должны лежать на складе, но точно не знаю. Там ещё должны быть пулемет. Боеприпасов к ним было мало. Мы очень ждали их из Гвинеи…

— Перестань тараторить, — оборвал его словоизвержение Шеннон. — Я не так хорошо знаю диалект лингвала, чтобы следить за ходом твоей мысли. Лучше расскажи мне сколько у Кимбы было людей? Где они размещались?

— На довольствии состояло почти восемь сотен человек: полицейские, солдаты, гвардейцы. Денег на их содержание никогда не хватало. Квартировали они, главным образом, в столице. Сотня-полторы солдат были разбросаны по стране. Правда, многие из них только числились на службе…

— Как это?

— Кто-то болел и лечился дома, кто-то был в отлучке. Таких было примерно человек двести, может больше. Ещё была гражданская полиция, жандармерия и таможенная служба. Их сотрудники набирались из кайя. Они, хотя и носили оружие, но не имели патронов к нему. Кимба лично следил за этим.

— А курсанты?

— О про них я знаю мало. Их снабжали отдельно, говорят возили продукты прямо из посольства…

–… и деньги. Они были набраны всего два месяца назад. Их обучали иностранные советники, — вставил Фортус Кан.

Приказав Барти стеречь пленных, Шеннон поднялся в Зал Заседаний, который по совместительству являлся столовой Кимбы. Там уже было более-менее прибрано: длинный стол накрыт скатертью, а вокруг него расставлены венские стулья. Их было ровно четыре. Три из них стояли спиной ко входу в кабинет.

— Вайянт, прошу пройти вон туда, — Шеннон указал Окойе на дверь, ведущую в кабинет, а сам встал у окна. Он посмотрел на часы: они показывали половину второго.

На вызов Курта Жан-Батист отреагировал не сразу. На своём грузовике он по ошибке свернул на другую улицу и заплутал в центре города. Двухтонный грузовик с трудом маневрировал по грязным улочкам, сжатым плотными рядами одноэтажных домов. Краска с их стен слезла, разноцветные потеки, оставленные дождями, делали их похожими на пыльные шкуры зебр. На покосившемся пороге, в проёмах щелистых дверей сидела какая-то дородная негритянка. Она торговала жареными бананами, очищенными апельсинами, вяленой рыбой и другой снедью. Бананы жарились на закопченных жаровнях, пара детишек раздували угли круглыми лопатками, сплетенными из пёстрой соломки.

— Как проехать на Площадь Победы, — спросил Патрик, знавший несколько слова на сакуйя. Женщина что-то залопотала и стала жестикулировать. Из её объяснений было невозможно что-то понять. После четверти часа плутаний они оказались на Площади Победы и с удивлением обнаружили, что аллеи вокруг площади заполнены зеваками и торговцами. Всё оставалось по-старому, будто и не было никакой стрельбы. Оборванцы уже не стояли у дверей зданий, двери которых были по-прежнему закрыты. Он поймал себя на мысли, что хочет обыскать помещения в поисках чего-нибудь ценного. Корсиканец только приготовился отдать эту команду своим солдатам, как поступил чёткий и недвусмысленный приказ ехать во дворец. Тяжёлый военный грузовик двинулся прямо через толпу зевак и через несколько минут оказался на Прибрежной Дороге, ведущей ко дворцу.

Эндин и его спутники без происшествий добрались до Кларенса. У отеля они даже вынуждены были сбросить скорость. Узкая улица, ведущая на Площадь Победы, была запружена всевозможным транспортом: ручные тележки, велосипеды, телеги фермеров, запряженные медлительными волами, пара автофургонов… Казалось, все было спокойно и продолжалась мирная жизнь. Синий грузовичок медленно протиснулся сквозь это столпотворение на Прибрежную Дорогу. Баррикада у ворот уже была разобрана и Локи подогнал грузовичок прямо ко входу в особняк, загороженному безжизненно повисшим ковром.

Эндин осторожно вылез из машины, взяв свой дробовик наперевес, и подозрительно огляделся. Его смущали не временная дверь и другие повреждения на фасаде, а восемь молчаливых чёрных охранников, стоявших на террасе. Из окна второго этажа его окликнул Шеннон, знавший его только под псевдонимом:

— Мистер Харрис!

— Все в порядке?

— Конечно, — ответил Шеннон. — Но все же лучше вам зайти внутрь. Пока все тихо, но скоро должны появиться любопытные.

Вылезая из машины, Эндин пропустил Боби и Локи немного вперед. Они первыми вошли за ковровую занавеску, заменявшую дверь в здание. Убедившись, что там безопасно Саймон вошел вслед за ними. Они поднялись на второй этаж в зал. Окончательно успокоившись, Саймон поудобнее устроился на стуле, прислонив ружьё к стене. Слева от него сел Боби, а справа — Локи, а Шеннон — напротив. Закурив сигару,

Эндин наивно предположил, что теперь здесь распоряжается он, и потребовал полного отчета о происшедших ночью событиях. Шеннон все подробно пересказал.

— Охрана дворца?

Вместо ответа Шеннон подвел его к одному из окон, выходившему на задний двор, и распахнул ставни. Трупы, покрытые циновками, прямо кишели мухами. Эндин едва взглянул на штабель из трупов и тут же отпрянул от окна. Краем глаза Кот увидел, как въезд во двор перекрыл жёлтый автобус.

— Прислуга? — спросил Эндин.

— Там же. В живых осталось только шесть: стюарды и повара…

— Армия?

— Не существует! С полсотни, может и больше убиты в здесь и казармах, остальные разбежались. Оружие бросили все, кроме, пожалуй, нескольких дюжин человек, у которых остались винтовки. Проблем с ними никаких.

— Не сказал бы. Нас по дороге обстреляли и не только из винтовок.

— Мы считаем, что несколько десятковчеловек бежали из аэропорта на восток, в Страну Винду. Не думаю, что они будут представлять какую-то опасность.

— Как с оружием?

— Большая часть исправного оружия собрана и доставлена во дворец. Всё сложено в винном погребе и находится под охраной.

— Радиопередатчик?

— Внизу, на первом этаже. В рабочем состоянии. Мы пока не проверили всю электропроводку, но, похоже, что он работает на собственном дизельном генераторе.

Эндин удовлетворенно кивнул.

— Ну, что ж! — сказал он после небольшой паузы. — Новому президенту осталось только объявить о перевороте, происшедшем этой ночью, о своем приходе к власти, сформировать правительство и приступить к работе.

— А как быть с охраной? — спросил Шеннон. — Из прежних функционеров на месте не осталось ровным счётом никого. Может быть кто-нибудь и вернется, но не думаю, что винду будут лояльны новому правительству. Эмигранты смогут организоваться…

Эндин улыбнулся.

— Как только они узнают, кто новый президент, то сбегутся словно мухи на мёд. А пока здесь будет работать ваша группа. Я им доплачу. В конце концов, они тоже черные, а я уверен, что ни один дипломатический представитель не в силах отличить одного черномазого от другого.

— А Вы? — спросил Шеннон.

Эндин пожал плечами.

— Я смогу. Но это не имеет значения. Кстати, разрешите вам представить нового президента Зангаро.

Он жестом показал на полковника Боби, который в это время со снисходительной улыбкой осматривал комнату, так хорошо ему знакомую:

— Командующий зангарской армией, главный организатор и творец переворота, новый президент Зангаро. Полковник Антуан Боби.

Шеннон поднялся, взглянул на Боби и почтительно склонил голову. Улыбка Боби расползлась еще шире. Шеннон показал на дверь в конце столовой.

— Может быть, господин президент желает ознакомиться со своим кабинетом? — язвительно сказал он по-английски. Эндин перевел. Боби кивнул и побрел по кафельному полу в указанном направлении. Шеннон прошел следом. Дверь за ними закрылась, и несколько мгновений спустя грохнул одинокий выстрел. Когда Шеннон вновь появился в столовой, Эрни, положив руку на рукоять своего револьвера, поинтересовался:

— Что это было?

— Выстрел, — так же спокойно сказал Шеннон. Эндин резко поднялся и пошел в соседнюю комнату. Остановившись в дверном проеме, он медленно повернул к Шеннону внезапно посеревшее лицо.

— Вы застрелили его, — прошептал он севшим голосом. — Пройти весь этот адский кровавый путь и застрелить Боби! Вы сумасшедший, Шеннон! Вы совсем спятили! Вы не понимаете, что наделали, кретин, маньяк, наемный идиот…

Шеннон сел за стол и с нескрываемым интересом стал наблюдать за Эндином. Краем глаза он заметил, как рука Эрни потянулась к револьверу, скрытому под рубашкой. Вдруг прозвучал новый выстрел. Он показался Эндину гораздо громче, так как прозвучал совсем рядом. Кокни выскочил из кресла и распластался на полу. Он был мертв: пуля пробила позвоночник. Земмлер появился в дверях кабинета позади Эндина, а со стороны коридора бесшумно вошел Лангаротти. В руках у обоих были «шмайсеры». Шеннон вытащил руку из-под крышки дубового стола и положил на нее пистолет Макарова. Из ствола вился голубоватый дымок. Эндин сидел, сгорбившись и втянув голову в плечи, совсем забыв о своём «Смит и Вессоне» в плечевой кобуре. Ему ещё не приходилось встречать такого страшного и непредсказуемого человека, как Шеннон. Командир наёмников, казалось его не замечал:

— Курт! — властно произнёс он. — В порт хочет войти какое-то судно под красным флагом: то ли русские, то ли китайцы. Разберись!

— Вальденберг лучше в этом разбирается, — проворчал Курт. — Ты бы лучше его спросил, а не отсылал чёрт знает куда…

–!!!

— Ну иду, иду… — Земмлер заспешил в радиоузел. Шеннон поднялся со стула. — Жан, займись транспортом.

Саймон безучастно смотрел как двое безоружных негров по очереди вытащили трупы Локи и Боби во двор. Шеннон стоял иу окна и наблюдал, как под руководством Лангаротти солдаты перекидывают не пробитое колесо на синий грузовик. Брезент с кузова был снят, груз унесён, а на скамье расселись трое африканцев с автоматами. Еще двадцать в полном обмундировании и при оружии неровно строились в ряд снаружи дворца.

— Пошли, — сказал он Эндину, протягивая ему бутылку с водой. — Я отвезу Вас на северную границу. Оттуда доберетесь пешком.

— Разве Вы не возьмёте меня в заложники?

— А зачем? Вы, мистер Эндин, не представляете для меня опасности, а для нашего заказчика Ваша жизнь, впрочем, как и моя, ничего не стоит…

Саймон машинально отвинтил крышку, сделал глоток и двинулся следом за наёмником. В коридоре у разломанной двери им встретился высокий африканец лет сорока с печальными глазами, чуть припадающий на левую ногу. Он был одет в европейское платье: костюмы его был сильно поношен, брюки пузырились на острых коленях длинных и тощих ног. Шеннон обменялся с ним несколькими словами:

— Все в порядке, доктор?

— Да. Пренк нагнал сюда сотню людей, чтобы все здесь убрать и вычистить. Еще пятьдесят прибудут к вечеру, для починки оборудования. К семерым зангарцам, которые значились в списке неблагонадежных, уже сходили домой, и они согласились мне служить. Они будут вечером.

— Прекрасно. Ну что, доктор, можете организовывать новое правительство.

— Вы уверены, полковник, что все кончено? — спросил Окойе. Разговаривая, он имел привычку по-птичьи склонять голову набок, словно искоса рассматривая собеседника.

— Думаю, да. Город прочесан. Режим Кимбы пал. Вице-президент убит. Министры бежали. У нас достаточно сил, чтобы обеспечить оборону Кларенса, а вашим «офицерам», — тут он не смог сдержать улыбку, — надо взять под охрану гражданские объекты в городе. Патрули в Страну Кайя будут высланы после того, как приведём в порядок автотранспорт. Так, что формируйте Комитет Национального Спасения.

— Хорошо, я так и сделаю, — Окойе тоже стал прислушиваться звукам, раздававшимся с улицы.

— А теперь, пока у вас есть время, составьте информационный бюллетень от имени нового правительства. Его нужно передать по радио как можно скорее. Сейчас мистер Земмлер попытается наладить передатчик, а то ваш Слит никуда не годиться. Я его беру с собой — пусть охраняет северную границу. Если Земмлер не справиться с радиостанцией, воспользуйтесь для ретрансляции «Тосканой».

— К половине пятого текст моего выступления будет готов.

— Не забудьте объявить в декларации о мобилизации бывших жандармов. Что еще?

— Только одно, — сказал доктор. — Недалеко от берега стоит русский корабль «Комаров» и подает сигналы с просьбой разрешить ему войти в гавань.

— Как наладите радиосвязь сообщите на корабль: «Просьба отклоняется. Точка. На неопределенный период. Точка».

Доктор поднялся по лестнице в президентский кабинет, а Шеннон повёл Эндина к грузовичку. Он лично сел за руль и, вывернув на дорогу, двинулся в сторону границы. Синий грузовик быстро проскочил город и несся по полуострову мимо жалких лачуг иммигрантов-рабочих. Там, казалось, все было в движении. Эндин с удивлением обнаружил, что на выезде из города стоит часовой, вооруженный карабином. Он отсалютовал проезжавшей машине. Шеннон ответил ему кивком головы. Он притормозил у поста и что-то коротко приказал. В кузов залезли ещё несколько вооружённых людей. Машина тронулась дальше…

У Эндина чувство смертельной опасности постепенно сменилось тягостной мыслью о потерянном куше.

— Кто это был? — с горечью спросил Эндин, нарушив молчание.

— Человек в коридоре? — переспросил Шеннон.

— Да.

— Доктор Вайянт Окойе.

— Вероятно какой-то знахарь?

— Нет, врач. Доктор наук с дипломом Оксфорда.

— Ваш друг?

— Да. Можно так сказать…

Оба европейца надолго замолкли. Шеннон периодически пытался с кем-то связаться по рации, но помехи глушили звук. Вскоре радиосигнал пропал вовсе. Когда грузовик повернул на север, Эндин наконец произнес:

— Вы погубили одно из самых грандиозных и выгодных предприятий, когда-либо замышлявшийся. Вам этого, разумеется, не понять. Для вас это слишком сложно. Но мне бы хотелось узнать только одно, почему? Почему, во имя всего святого, вы сделали это?

Шеннон на мгновенье задумался, с трудом удерживая грузовик на ухабах, уступившей место гудроновому покрытию.

— Вы совершили две ошибки, Саймон, — размеренно произнес он.

Эндин вздрогнул от неожиданности, услышав свое имя.

— Вы посчитали, что раз я наемник, то наверняка тупица. Вам ни разу не пришло в голову, что мы все с вами наемники, вместе с сэром Джеймсом Мэнсоном и большинством власть имущих в этом мире. Вторая ошибка заключалась в том, что вы решили, что все негры одинаковы, только потому, что вам они кажутся такими.

— Я вас не понимаю.

— Действительно, прошлой ночью произошел военный переворот, но он совершался не в расчете на полковника Боби и не от его имени.

— А кто же имелся в виду в таком случае?

— Генерал.

— Какой генерал?

Шеннон назвал ему имя. У Эндина от ужаса отвисла челюсть.

— Только не Оджукву. Его разбили, он — изгнанник.

— В данный момент да. Но не навечно же. Эти иммигранты-рабочие — его люди. Их прозвали «африканскими евреями». Полтора миллиона их рассеяно по африканскому континенту. Во многих странах они выполняют основную работу и определяют умственный потенциал. Здесь, в Зангаро, они живут в бараках за Кларенсом. Вы тщательно исследовали ситуацию в Зангаро. Вам даже удалось обнаружить, что основная работа здесь делается руками рабочих-иммигрантов. Их здесь десятки тысяч. Вам не пришло в голову, что они являются самостоятельной общиной. Они — третий этнос в этой забытой Богом стране, наиболее сообразительный и работящий. Дайте возможность, и они превратятся в политическую силу. Новая армия, а значит, и опора власти, будет набрана из числа представителей этой прослойки, как, кстати, сейчас и случилось. Те солдаты, которых вы видели, не из племен винду или бакайя. Когда Вы прибыли во дворец, их было полсотни. Сегодня к ним добавится еще столько же. Через пять дней у меня будет уже более четырехсот бойцов, пусть недоученных, но достаточно надежных для того, чтобы поддержать новое правительство. Они станут реальной властью в стране.

–Что будет с Зангаро теперь? — продолжил он расспросы.

— Власть перейдёт к Комитету Национального Согласия, — сказал Шеннон. — Четверо человек от винду, четверо от бакайя, двое представителей от иммигрантов. Но армия будет набрана из тех людей, что сидят позади вас. Эта страна будет использована, как военная база и штаб командования. Отсюда прошедшие подготовку новобранцы в один прекрасный день вернутся на родину, чтобы отомстить за то, что с ними сделали. Возможно, что генерал переедет сюда сам и устроит здесь свою резиденцию, фактически взяв в руки управление страной.

— Этот болван, безумный идеалист, кретин-мечтатель…

— Осторожнее, — предупредил Шеннон.

— Это еще почему?

Шеннон кивнул головой в сторону, за плечо.

— Они тоже служили у генерала и понимают, о чём мы с Вами говорим.

Эндин повернулся и в ярких лучах солнца различил неподвижные силуэты солдат. Свет падал так, что выражение их лиц было невозможно разглядеть.

— Не может быть, чтобы они настолько хорошо понимали по-английски.

— Того, что сидит посередине зовут Гебе Слит, — мягко сказал Шеннон, — когда-то он был аптекарем. Когда его жену и четверых детей раздавил бронетранспортер, он взял в руки оружие. Их выпускает в Ковентри фирма «Алвис». С тех пор он не любит людей, имеющих к этому отношение.

Эндин на некоторое время замолк, переваривая услышанное. Потом он сорвался на крик:

— И вы надеетесь, что вам это сойдет с рук? Против Вас будем не только мы, но и Британия, Нигерия, ООН и даже Восточный блок! Все!

— Саймон, Вы собирались поставить во главе страны эту слюнявую обезьяну-полковника Боби, и надеялись, что все будет шито-крыто. По крайней мере, это правительство будет сравнительно умеренным. Кстати, мне известно о платиновом месторождении где-то в недрах Хрустальной горы. Несомненно, что новые власти его обнаружат и займутся разработкой. Но если вы точите на него зубы, то придется платить. Настоящую, рыночную цену. Так и передайте сэру Джеймсу Мэнсону, когда вернетесь домой. Может вы ещё сможете договориться. Ведь в некотором смысле, — тут Шеннон криво усмехнулся. — Новый режим — ваш должник…

Впереди, за поворотом, показался пограничный пропускной пункт. Новости в Африке распространяются быстро, даже в отсутствие телефонов. Зангарских пограничников на посту не было видно, но шлагбаум был опущен. Подъехав к нему, Шеннон остановил машину и указал рукой вперед.

— Отсюда пойдете пешком, — сказал он и жестом приказал Слиту выгрузить из кузова багаж. Когда Саймон выбрался из кабины, его взгляд пылал нескрываемой ненавистью.

— Вы так и не сказали, почему, — произнес он. — Вы объяснили, что и как, но почему?

Шеннон посмотрел вперед на дорогу.

— Почти целых два года, — сказал он задумчиво, — я наблюдал, как гибнут от голода люди. Около миллиона детей погибли на моих глазах, благодаря таким людям, как вы и Мэнсон. И происходило это оттого, что вы и вам подобные стремились получить все большие доходы, опираясь на жестокие и совершенно продажные диктатуры. И при этом все творилось якобы во имя закона и порядка, легально, на конституционных основаниях. Пусть я солдат, пусть я убийца, но я не садист, черт возьми! Я давно понял, как это делается, зачем и кто стоит за всем этим. На виду обычно оказываются несколько политиков и служащих Форин Офис, но они всего лишь свора кривляющихся обезьян, не видящих дальше своих бюрократических стычек и проблем собственного переизбрания на следующий срок. За их спинами всегда прятались невидимки-мошенники вроде вашего дражайшего Джеймса Мэнсона. Вот почему я это сделал. Расскажите Мэнсону, когда вернетесь. Я хочу, чтобы он знал. Передайте от меня лично. А теперь вперед! Безопасность гарантирую: я не стреляю в спину даже злейшим врагам.

Солдаты уже вылезли из кузова и осторожно подали Эндину его дорожный чемодан. Саймон быстро нагнулся и достал из него свой толстый портмоне. Он с удивлением обнаружил, что лежавшие в нём деньги находятся в полной сохранности. Пройдя десять ярдов, Саймон с яростью бросил чемодан на землю и обернулся. Он захотел выхватить револьвер и разрядить весь барабан в этого наглого наёмника, нарушившего его планы на будущее, но благоразумие взяло верх, и он сдержался.

— Не советую тебе возвращаться в Лондон, Шеннон, — крикнул он. — Мы знаем, как найти управу на таких, как ты.

— Не вернусь, — прокричал в ответ Шеннон. И тихо добавил: — Мне это больше ни к чему.

Он сел в грузовичок, завёл его и развернул по направлению в Кларенс. Лейтенант Слит и трое его солдат остались охранять шлагбаум.

Гвианские пограничники с интересом наблюдали за кричащими друг на друга белыми бвана. В отличие от Зангаро, политический режим в их стране был устойчив и не разрывал связей с прежней метрополией. Её президент всегда мог рассчитывать на помощь великой державы, гарантировавшей независимость, её корабли, самолёты и парашютистов. Когда Эндин подошёл к их посту, они проверили документы и, проверив их, отдали ему честь. Через час неудачливый организатор заговора трясся в разболтанном грузовике, украшенном оптимистичными надписями: «С нами бог» и «Человек вечен». Несмотря на розданные колоды игральных карт и сигареты, место в кабине ему не досталось. Его заняла дородная жена комиссара дистрикта, направлявшаяся в столицу за покупками.

Пристроившись на заменявшей сиденье доске спиной к кабине водителя, Саймон Эндин старался удержать свой дорожный чемодан между коленями, и пытался определить расстояние до Уарри. Слева расположилась пышная матрона с массивными золотыми серьгами в ушах, а справа сел пожилой мужчина с густой проседью в коротко подстриженных волосах. Он сразу же привлек внимание Эндина достоинством, с которым держался в невероятной толкучке перед отъездом грузовика, и внутренней сосредоточенностью умного тонкого лица. В его фигуре, закутанной в кусок ткани, чувствовалась сила. Многим пассажирам он был знаком, и они почтительно его приветствовали, называя «бвана Дого». Вероятно, если бы не долгая дорога и не многочисленные толчки на ухабах, когда путешественников буквально бросало друг на друга, Эндин не сумел бы завязать разговор со своим суровым соседом. В конечном счете их знакомство состоялось, когда вождь извинился по-английски. Саймон узнал, что Дого принадлежит к бакайя.

В годы второй мировой войны несколько кланов покинули Зангаро и перебралась в Гвианию. Их возглавил сын верховного вождя Кваме Адингра. Он сумел убедить своего отца, что переселение спасет народ от притеснений. Около десяти тысяч человек пошли в это добровольное изгнание. Слушая Дого, Эндин вспоминал, как свыше ста нет назад Давид Ливингстон писал в своих африканских дневниках о том, что банту покидали свои деревни, когда тирания вождя становилась непереносимой. Они уходили на новые земли, и правитель оставался без подданных. В Зангаро история повторилась, правда, на этот раз люди спасались от произвола колониальных властей. Увлеченный расспросами, Саймон не заметил, как доехал до города. Портовом квартале грузовик резко затормозил и остановился. Уставшие пассажиры торопливо соскакивали на мостовую, хватали свои вещи и быстро растворялись в уличной толпе.

Одуревший от тряски Эндин вылез из кузова последним и огляделся. На Уарри быстро опускались сумерки. Витрины магазинов фешенебельного бульвара Независимости уже были закрыты стальными решетками. Тяжелой громадой над улицами нависали несколько хмурых многоэтажных зданий. Пожав руку Дого и отдав ему бутылку виски, он взял такси до «Эксцельсиора». Водитель недоверчиво оглядел европейца в измятой и грязной одежде, но пятифунтовая купюра в руках Эндина развеяла его сомнения.

Такси медленно катил по улицам старого города, на которых мелькали силуэты редких час прохожих. Торговые кварталы засыпали тяжелым сном усталого человека. Только в ресторанах отелей оглушительно гремел оркестр, от которого дрожали здания. Терраса ресторана была заполнена тщательно одетыми европейцами и местными жителями в красочных национальных костюмах. Судя по стоянке многие из них приехали на собственных автомашинах. Здесь проводились деловые и интимные встречи за бутылкой хорошего французского вина, рождались интриги и заключались сделки.

Территорию «Эксцельсиора» отделяла изгородь из густого, коротко подстриженного кустарника. Когда на его террасе заиграла музыка, у изгороди столпились люди. Они не решались подойти ближе и часами стояли там, слушая музыку. Над кустарником, освещенным цветными лампочками, были видны только их лица — неожиданно красные, желтые, зеленые, как маски фантастического театра. Для них вход в ресторан отеля был закрыт. Его преграждал не только полицейский, обычно дежуривший здесь вечерами. Пестрые фонарики ограды обозначили социальный и культурный барьер. К тому же очень высокий. Для стоявших за изгородью подняться на гостиничную террасу, было так же трудно психологически, как человеку застенчивому войти в большой зал, переполненный незнакомыми людьми.

Пройдя сквозь толпу зевак, Саймон просто отодвинул в сторону не ожидавшего от него такой наглости полицейского. Прямо перед ним ко входу ресторан проследовал в кольце прихлебателей и политических клиентов какая-то важная шишка из местного правительства. Он, видимо, искал разрядки в царящей здесь шумной, свободной атмосфере. Его взгляд небрежно скользнул по мятому костюму Эндина, его дешёвым часам и запылённым туфлям. Издав звук, похожий на мычание коровы, местный бонза брезгливо отвернулся. Не обращая на него внимание, Эндин двинулся через холл. В нём тихо играла музыка, черные официанты бесшумно скользили среди гостей, разнося подносы с коктейлями и сандвичами.

С террасы раздавались громкие веселые голоса, женский смех, звуки оркестра, шутливые или чуть грустные песни. Остро чувствовалось, что постояльцам и гостям отеля глубоко безразличны судьбы тех, которому они навязывали свою волю. Они и сами были слугами: одни — международных монополий, другие — государственного аппарата. Их помыслы были без остатка отданы делу, которым они занимались, — политическим интригам, производству, получению прибылей, собственной карьере. В лучшем случае они хотели бы быть умными хозяевами на этой земле, ни минуты при этом не сомневаясь, что их культурное превосходство, богатство и раса предоставляют им место в элите, а туземцам отводят роль «дровосеков и водоносов», как говорят в таких случаях англичане.

Осознавая себя частью этой толпы, Эндин подошёл к стойке и взял ключ от своего номера «люкс» у всегда невозмутимого портье:

— До утра меня не беспокоить, — властно сказал он. Бой услужливо схватил его пыльный чемодан и потащил к лифту. Следуя за ним, Саймон ощутил на себе несколько любопытных взглядов. Поднявшись в номер, он заказал ужин и сразу полез в душ. Пытаясь отвлечься, Эндин из чемодана достал бутылку «Уайт Хорс» и поставил перед собой. С каждым глотком виски, переживания дня постепенно отходили на второй план. Мрачные мысли расползались по углам, возникали какие-то мимолётные идеи, которые тут же забывальс. С каждым глотком у Эндина усиливалось ощущение, что всё обойдётся и будет хорошо. Ополовинив бутылку, неудачливый эмиссар сэра Джона Мэнсона пил до тех пор, пока не закончилась бутылка. После этого он провалился в тяжёлый и глубокий сон. Сквозь он не услышал, ни, как доставили в номер ужин, ни рвущуюся сквозь окна какофонию звуков ночного Уарри.

ОТЕЛЬ «ИНДЕПЕНДЕНС»

Когда Курт освоился в радиоцентре дворца, он обнаружил, что радист как-то бестолково общается с капитаном «Комарова» на странной смеси нескольких языков. Отобрав у него микрофон, он довольно скоро выяснил, что конечным пунктом назначения русского парохода является Кларенс. Судно доставило срочный груз для Зангаро и ждёт лоцмана. Он связался с Шенноном по рации:

— Кот, советский сухогруз «Комаров» вторично просит разрешения войти в порт, чтобы выгрузить какое-то оборудование и группу геологов.

— Пошли русских к черту, — помехи сильно искажали голос начальника. — Точнее, вежливо сообщи им, что порт на ближайшую неделю будет закрыт для всех морских судов. Вежливо! А потом повтори первую телеграмму! Затем свяжись с Вальденбергом и прикажи ему идти в порт Уарри… — тут связь с командиром окончательно прервалась. Он больше на связь тоже не выходил. Курт попытался связаться по рации, но это тоже не удалось.

Расстроенный происходящим Земмлер поднялся на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Тут ему на глаза попалась открытая бутылка пива, которую он умудрился осушить в три глотка. Прихватив кусок хлеба, он, жуя, вернулся в радиорубку и отправил телеграмму на «Комаров». Потом он связался с Патриком, который доложил, что отвёл пленных в полицейские казармы и ждёт дальнейших распоряжений. Курт отправил его патрулировать в порт, чтобы убедиться в уходе советского судна. Затем он растянулся на стуле и захрапел прямо в радиорубке.

Всё это время Жан-Батист и Барти сидели в винном погребе, изучая наследство Кимбы. После того, как Горан запустил дизель, в помещении было светло. Барти вскрывал все ящики подряд, выкладывая содержимое для осмотра, а корсиканец сверял их со списком. В пяти ящиках были совершенно новые чешские карабины, по десять штук в ящике, хорошо смазанные и тщательно упакованные. К каждому карабину прилагалось по пять обойм, штык и устройство для чистки. Отдельно лежал снаряжатель и промасленный свёрток. Лангаротти поднял один карабин и прочёл:

— VZ33. Странная маркировка, никогда такую не видел…

В следующих двух ящиках лежало по дюжине «вальтеров» в каждом. Каждый пистолет хранился в отдельной промасленной коробке, все устройства для чистки и запасные обоймы были в комплекте. Перебрав оружие, Лангаротти и Барти продолжили осмотр. Цинковые ящики с тысячей патронов каждый, один подле другого. Полевые радиостанции «Телефункен» и аккумуляторы к ним в полном комплекте

За коробками с сухим молоком обнаружилась ниша, в которую был вмурован сейф. Жан-Батист решил подняться за связкой ключей, которую нашёл утром. Почему-то он был уверен, что один из её ключей обязательно подойдёт. По дороге он заглянул в радиорубку, где обнаружил спящего Земмлера. «Пусть поспит,» — решил он. Связка валялась в спальне там же, где её бросил Жан-Батист. Вернувшись, корсиканец легко подобрал ключ к замку. Заскрипев дверца отворилась, открыв проход в небольшой бункер размером где-то два на два метра. В нём стояли два одинаковых ящика из стали. Ключи к ним отказались в той же связке. В первом из них находились золотые монеты. Жан-Батист взял одну из них и стал вертеть в руках:

— Смотри, Барти, это — двадцать долларов!

Негр потянулся и взвесил монету в руке:

— В ней граммов тридцать никак не меньше, сая…

— Никогда раньше не видел таких.

— Я тоже.

Они начали считать монеты, но когда дошли до тысячи, то сбились со счёта.

— Чёрт с ним, — в сердцах сказал Лангаротти, захлопнул крышку ящика и повернул ключ. Во втором ящике тоже были золотые монеты. Только их номинал был меньше. Поверх них лежали банкноты и массивный золотой портсигар. Лангаротти подумал: «Сколько всего можно сделать на эти деньги». Когда он хотел зачерпнуть горсть золота, его рука наткнулась на какой-то плоский предмет. Он извлёк его из-под груды монет папку из крокодиловой кожи. При тусклом свете лампы он разобрал надпись на золотой табличке «Торговый дом Аграта». Закрыв второй ящик, напарники опечатали сейф и вернулись в погреб. При тусклом свете лампы Жан-Батист решил изучить содержимое папки. Однако в ней оказались страховой полис на имущество и бумажный листок, испещренный бесчисленным набором цифр и букв."Видимо здесь что-то зашифровано. Ну ладно, Шеннон разберётся, — усмехнувшись подумал он. Пока он возился с папкой, Барти достал пистолет, обойму к нему и увлеченно снаряжал её патронами. Он закончил своё дело и, вставив обойму передёрнул затвор:

— Хороший все-таки пистолет придумали чехи.

Жан сердито ответил:

— Это не чешский пистолет, а немецкий. Система «вальтер».

Заложив нишу ящиками, Жан-Батист запер погреб на ключ и поставил у его входа часового. Оружие из винного погреба диктатора не шло в никакое сравнение с ржавыми железяками, которые привезли из бараков и аэропорта. Правда, надо признать, что трофейный пулемёт и два «скорпиона» были в приличном состоянии, как и немногие винтовки. Ещё меньше было патронов. У больших миномётов не было опорных плит, а число зарядов к ним минимально. А вот подвал президентского дворца позволял вооружить сразу полсотни человек. Довольный собою, он вышел во двор и сообщил адъютанту Окойе о результатах проверки.

Полуденная жара постепенно спадала. Несмотря на физическую усталость, Лангоротти спать не хотел. Он заявился кухню в поисках чего-нибудь съестного и наткнулся на своего давнего знакомца — сержанта Ракку, который держал под мышкой какой-то тюк. Увидев Лангаротти, он встал по стойке смирно. Его лицо приняло сначала удивлённое, а затем плутоватое выражение.

— Что ты здесь делаешь?

— Вот несу эту к Вам. — Жан-Батист сразу признал дробовик Харриса, оставленный у стены в столовой.

— Что ты делал наверху, — строго спросил Лангаротти.

— Ждал распоряжений президента! — Ракка в порыве даже притопнул ногой.

— Ну что, дождался?

Щуплый полицейский отрицательно покачал головой.

— Ладно, ступай вниз и сдай это добро Барти. Обязательно проверю, — корсиканец снисходительно махнул рукой. Ракка бегом бросился из помещения. Не найдя ничего съестного, Жан вновь спустился в оружейную. Он достал из ящика два «вальтера» и цинк с патронами.

Откуда-то выглянул заспанный Барти. Заметив начальника, снаряжающего обоймы, он удивлённо уставился на него.

— Это — мне и Земмлеру, — пояснил француз. — Ракка приходил?

Барти отрицательно мотнул головой. Жан-Батист рассовал пистолеты и обоймы по карманам и запер погреб на ключ. Стоявший у дверей погреба часовой неуклюже попытался взяять на караул. Корсиканец похлопал его по плечу и направился в радиорубку. На этот раз он всё же разбудил Земмлера:

— Курт, я тут видел отель. Пошли перекусим!

— А? Что? Босс сказал, что нам нельзя светиться…

— Брось! Я всё продумал! Возьмём наверху цивильную одежду. Пистолеты я достал. Деньги у меня есть. — Жан достал подсумка толстую пачку африканских франков и кимб. — Барти скажем, где нас искать. Возьмём с собой рацию, когда босс будет в зоне её действия: он обязательно нас наберёт. Часа за два управимся…

— Ну, не знаю…

— Они тут сами справятся, а если что Барти и Тимоти присмотрят за дворцом, доктором и его людьми.

— Ну, ладно…

— Я уже связался с Патриком и сказал, чтобы ждал нас у отеля.

— Хорошо! Пошли, а то меня после арака с пивом немного мутит! Заодно и узнаем, что к чему…

Около четырех часов пополудни два очень загорелых европейца, одетых в лёгкие светлые костюмы, бодро шагали по прибрежному шоссе в сторону города. Их сопровождали два негра в камуфляже со «шмайсерами» в руках и пангами на поясе. Африканское солнце нещадно палило им в спину.

Отель «Индепенденс» был единственным местом в Кларенсе, где Кимба разрешал селиться иностранцам. Вообще-то «отель» было не совсем подходящее слово для этого заведения. С провозглашением независимости главная гостиница города выродилась в ночлежку. Её преимущества заключались в том, что здесь была своя дизельная электростанция и автостоянка.

По мнению Шеннона, директор гостиницы Жюль Гомез был свой человек. В последние дни Французского Алжира, он продал свой процветающий бизнес по производству сельхозтехники. С вырученными средствами он перебрался во Францию, но год спустя понял, что не сможет жить в атмосфере Европы, и стал присматривать себе другое местечко. На свои сбережения он приобрёл в Кларенсе самый шикарный отель и существенно улучшал его год от года. В 1828 году, когда полуостров был аннексирован голландцами, новенькая гостиница получила название «Амстердам». При них истинными хозяевами города оставались метисы, побочный результат португальской колониальной политики. В них смешалась кровь арабов, португальцев и индийцев. На протяжении столетий они были полновластными хозяевами на полуострове, a на побережье жили чернокожие жители из племени бакайя. Они строили травяные хижины и разводили тощий скот, который с завидным упорством истребляли местные паразиты и хищники. С ними метисы завели меновую торговлю и воевали.

На протяжении веков не раз и не два до полуострова доносился угрожающий барабанный бой, а джунгли заволакивались дымом — это горели туземные деревни. В Кларенсе возникали и разорялись торговые дома, которые вывозили в Европу слоновую кость, каучук и, конечно, чёрное дерево. Вслед за ними на побережье была построена первая католическая миссия. Вдали от побережья, в джунглях за горами, жили племена винду, переселившиеся из глубин Африканского континента. Они появились незадолго до прихода голландцев, и обрабатывали те небольшие клочки земли, которые им удавалось отвоевать у джунглей. Каждые три-четыре года они бросали это место и перебирались на новое. Метисы предоставили винду самим себе.

В середине прошлого века при негласной поддержке голландцев за Хрустальными Горами возникла военно-торговая империя. Её возглавил некий араб с Анжуана по имени Мурат. За семь лет он подчинил всех бакайя и большую часть винду. Благодаря обучению во французской школе Мурат хорошо знал, как надо вести себя с белыми. Став повелителем обширной территории, он запретил работорговлю и объявил христианство своей официальной религией. В Кларенсе и на побережье велась меновая торговля: за слоновую кость и каучук расплачивались каменной солью и патронами, хотя имели хождение восточноафриканские шиллинги, гульдены, колониальные франки, талеры Марии Терезии и индийские рупии. Мурат всячески поощрял приток в страну миссионеров, и вскоре в его ставке появилось целых три епископа: англиканский, католический и лютеранский. Вслед за ними потянулись многочисленные секты: квакеры, моравские братья, баптисты, мормоны… Все они безбедно существовали на благотворительные пожертвования. В результате в казну непрерывным потоком пошли деньги, да и репутация Мурата за границей значительно укрепилась.

Год за годом торговля колонии хирела и, естественно, перестала интересовать метрополию. В 1873 году голландские колонии в Африке был проданы англичанам. В канун их высадки отель сгорел дотла, но затем был выстроен заново и переименован в «Викторию». После Берлинского конгресса Зангаро, как и некоторые другие территории Африки, сменила владельца. Вывеска над дверью была спешно перекрашена и читалась уже как «Роял». Когда в начале ХХ века в метрополии произошла революция, Кларенс, будучи главным портом протектората, стал формально считаться частью владений туземного царька, живущего где-то в джунглях. В ту пору владельцем отеля оказался ливанский армянин, чудом избежавший турецкой резни. Он перекрестил отель в «Империал», но в этот раз оно продержалось недолго.

Результатами правления Мурата стали такие нововведения как водопровод и электричество, которые функционировали асинхронно. Однако для полной реализации проектов как всегда не хватило средств. По этой причине в Кларенсе водопроводом считалась локальная сеть, привязанная к трём водонапорным башням. При перебоях электричества, которое после получения независимости, подавали всё более хаотично и только на несколько часов в сутки, насосы не работали, и вода в кранах через некоторое время исчезала. Поэтому в отеле появился первый в стране дизельный генератор. Спорадические попытки модернизации страны, предпринятые наследниками Мурата, привели появлению в Кларенсе интернациональной общины. Она состояла из различного рода авантюристов, коммивояжёров и лиц без гражданства. Они почти полностью вытеснили метисов из сферы торговли.

В правление внука Мурата страну опустошили две межплеменные войны. В результате последней династия прекратилась, а протекторат перешёл под опеку Лиги Наций. Страна была настолько бедна, что ни одна из великих держав на неё не позарилась. Во время Великого Кризиса территория протектората была окончательно объединена с колонией, а его границы обрезаны наподобие спичечного коробка. Второстепенное европейское королевство ухватилось за бесполезную территорию в надежде разбогатеть, и отель возвратил свое прежнее название «Роял».

В предвоенное десятилетие он был местом встреч колонистов. Одни из них ещё в двадцатые годы заложили на побережье плантации кофе, какао и кокосовых пальм, другие занимались разведением хлопка и безжалостной вырубкой тропических лесов, которые покрывали западные склоны Хрустальных Гор, третьи торговали… Эти господа регулярно получали так называемые «розовые билеты» от своих жен, которые отпрашивались у супругов на вечер для того, чтобы провести его в «Рояле» с каким-нибудь красивым туземным мальчиком. Говорят, что в нём во время своих путешествий останавливались Ивлин Во и Грэм Грин. Время шло. Один за другим белые колонисты были сражены жарким, влажным климатом и мошкой. Книги необходимо было окуривать каждые полгода, а бедняжки-жены с наполненными слезами глазами уже давно бросили все попытки устроить уютные виллы на своих плантациях. Поэтому семьи колонистов были вынуждены постепенно перебираться поближе к берегу. Кто в Кейптаун или Браззавиль, кто в Брюссель или Париж, и, наконец, в «Резидент-отель» в Лондоне. Там они продолжали влачить свое существование, играть в бридж и вспоминать старый добрый отель «Роял».

В 1945 году наследники армянина продали отель какому-то экстравагантному американцу. Он его полностью снёс старое трёхэтажное здание и на его месте перестроил новое четырёхэтажное, перекрестив в «Рузвельт Хилтон». Несмотря на длиннющие и мрачные коридоры, минимализм и убожество планировки, отель считался самой престижной гостиницей в Кларенсе. С её крыши открывался вид на океан, а к услугам тех, кто не боялся заразится холерой или тифом, на ней имелся даже бассейн. В 1963 году он вновь получил название — «Эксцельсиор». С 1965 году администрацию отеля стал стращать привлечением к судебной ответственности король Макензуа Второй, владелец отеля в Уарри, который имел такое же название. Это было одной из причин, по которой владелец переуступил гостиницу Гомезу. Тот сменил название отеля, в который уж раз за свою историю, на «Экселенц».

Отель оставался излюбленным местом для колониальных чиновников даже после строительства ещё одной убогой бетонной коробки, получившей название «Бристоль». В ней по сей день было двадцать восемь номеров — деревянных стойл, раскрашенными в розовый, зеленый, голубой и серый цвет, и две душевые. Это заведение оказалось столь неудачно расположенным, что его владелец, немец по национальности, быстро его продал семье Вонг и стало местом проживания местных торговцев и сменил своё название «Насьональ».

Когда колония получила независимость, Гомез сменил название своего заведения на «Индепенденс», но это ему не помогло. Вскоре хозяев обеих гостиниц информировали о том, что отель будет национализирован, и ему будут платить в местной валюте. Француз, впрочем, как и его конкурент-китаец, согласились занять должность управляющего, надеясь, вопреки всему, что когда-нибудь все снова изменится к лучшему. Гомез рассчитывал, что ему и хоть что-то останется от его единственного имущества на этой планете, чтобы обеспечить ему старость. В качестве директора он занимался приемом гостей и обслуживал бар, где с ним познакомился Шеннон.

Два европейца с морским загаром поднялись по ступенькам крыльца на широкую, с деревянным полом веранду, которая обегала вокруг всего отеля. Над стойкой портье едва трепетал огонёк керосиновой лампы. С каждой секундой воздух в холле отеля постепенно нагревался, поскольку кондиционер не работал.

— Извините, господа, ежедневная поломка электросети, — встретил их у входа портье. — Через несколько минут хозяин запустит дизель. Одну минуту!

Секунд через пятнадцать после слов портье, словно по волшебству загорелся све, закрутились вентиляторы и зашипел кондиционер. Из бокового помещения вышел европеец чуть старше пятидесяти лет. Он был невысокого роста, коренаст; его черные волосы были коротко подстрижены. Его живой и умный взгляд сразу расположил к нему гостей:

— Жюль Гомез, директор, — любезно представился на английском он и сразу же пошутил. — Что вам угодно?

— Мы бы хотели пообедать…

— Прошу Вас, мсье, следуйте за мной, — Гомез сразу перешёл на родной язык, признав в Лангаротти соотечественника. — Вместо того чтобы по-честному отдать Богу душу, электростанция Кларенса прибегает к ежедневному отключению электричества.

Постоянно оглядываясь, наёмники пошли вслед за директором. Внутри, в медном полумраке вестибюля, можно было разглядеть плетеные стулья, расставленные вокруг низеньких темно-красных полированных столиков, причем над каждым из них висела лампа под украшенным бисером абажуром. За ними располагался зал, который имел отдельный выход на веранду. Очевидно, что он использовался для того, чтобы выбрасывать вон слишком загулявших или нежелательных клиентов. В глубине располагалась барная стойка, светлое пятно, находящееся на стене за ним, говорило о том, что оттуда недавно сняли картину или портрет. Справа от него наверх взбегала деревянная лесенка, а за ней располагалась открытая дверь, которая вела в столовую отеля. Как в европейских туалетах, пол и стены столовой были выложены белым кафелем, а маленькие столики были накрыты клеенками. В глубине зала стоял бильярдный стол. Когда-то он был центром местного общества, но с отъездом знатоков пребывал в забвении. В начале семидесятых уже мало кто помнил правила карума, а набор шаров не позволял играть привычную пирамиду. Когда Жан и Курт вошли в бар, он был почти пуст, поломанные стулья без спинок окружали покосившиеся столики. За стойкой бара, прямо под голой лампочкой, виднелась засиженное мухами и вконец потрескавшееся зеркало. На стойке было несколько стаканов из толстого стекла, но бутылок нигде не было видно. Под потолком болтался вентилятор, напоминавший пропеллер самолёта. Он судорожно, конвульсивно подергивался, пытаясь разогнать спёртый воздух. Несмотря на его потуги, в помещении было душно.

Винная карта также не вызывала энтузиазма: помбе, мерисса, пара сортов пива африканского розлива, пальмовое вино, кубинский ром, арак различной крепости и подозрительного вида виски. В меню, помимо местных блюд, значились: антрекот, фрикасе, бефстроганов и филе тунца. Со слов Шеннона приятели знали, что меню в «Индепенденсе было обязательным. По утрам: корнфлекс или порридж-овсянка, яйца вареные или жареные, с сосиской или с ветчиной. Ещё можно заказать жареную селедку. И, конечно, тосты, джем, плохой кофе. Масло местного производства — солёным. Обеды здесь были такие же безвкусные — порошковый суп «магги», жёсткая говядина или козье мясо с приправой из консервированных овощей, непонятно из чего сделанное желе и водянистое мороженое. И только по большому блату можно было рассчитывать на дичь или оленину, а иногда и свинью.

— Проходите, мсье, к сожалению, вы попали к нам не в лучшие времена. На прошлой неделе здесь хорошо повеселились президентские гвардейцы и пока не расплатились за это, — такое пояснение запущенности внешней обстановки бара последовало от худощавого и лысого человека, который стоял, опираясь локтями о стойку бара. Его голубая рубашка и джинсы находились в таком состоянии, как будто он не снимал их с себя несколько недель. — Позвольте представиться, Жюль Гомез, бармен и, по совместительству, директор.

Бывшему владельцу, а ныне директору отеля «Индепенденс» было немногим больше пятидесяти лет. Это был типичный «пиед нуар». В душе он с большим предубеждением относился к неграм. Независимо от их политической ориентации он их всех делил на две категории: мелких жуликов и грабителей с большой дороги. Три месяца назад, он приставил к Шеннону своего соглядатая, мальчика лет десяти по имени Бонифаций. Только позже Кот понял настоящую причину — Гомез оказывал подобную услугу всем своим гостям, хотели они того или нет. Если иностранного туриста почему-либо арестуют и отвезут в участок, мальчишка через кусты рванет к Гомезу и все расскажет. Он, в свою очередь, доведет информацию до швейцарского или немецкого посольства, чтобы кто-нибудь начал переговоры об освобождении, пока арестанта не забили до полусмерти.

Внезапное появление Жана и Курта в единственном отеле Кларенса вызвало настороженный интерес как у директора, так и завсегдатаев бара, не решавшихся покинуть отель.

— Что вы пожелаете? — Гомез подвёл наёмников к столику у стены.

— Пива и что-нибудь пожрать, — в лоб заявил Курт на своём корявом французском. — Я голоден как волк.

— Прошу, мсье, присаживайтесь. Выбор у нас не богат, но вы будете довольны. У нас есть свежий «Примус».

— Я предпочитаю «Кроненбург», — заявил Лангаротти.

— Увы, он у нас кончился… — вежливо сказал Гомез.

— Хорошо! Давай «Примус»!

— И пару антрекотов, — Жан уловил доносившийся с кухни слабый аромат жареного мяса.

— Сию минуту, мсье! Могу предложить Вам жареную свинину и дичь…

— Давай свинину!

Не успели наёмники усесться за столик, как к ним подошёл лысоватый мужчина небольшого роста, одетый в поношенный костюм для сафари. Его выцветшие голубые глаза вызывающе блестели из-за стальной оправы очков, а непомерно большой, обожженный до красноты нос задорно морщился.

— Позвольте представиться, Борлик, Вильк Борлик, охотник и коммерсант, — вежливо сказал он и поставил на стол пару «Кроненбурга». — Вы позволите присесть.

— Присаживайся, мы не против. Не так ли, Курт? — Жан подмигнул Земмлеру. Немец кивнул, уткнувшись в меню.

— Выпьем!

— Выпьем!

— Я слышал Вы заказали свинину! Сегодня у здесь очень разнообразное меню.

— А что так?

— Ну, во-первых, у меня вчера была удачная охота. Я притащил нашему хозяину трёх индеек и муравьеда…

— Так вы охотник?

— Да, — пан Борлик выпятил грудь, а потом ехидно улыбнулся и продолжил, — .а, во-вторых, сегодня под колёсами машин погибли несколько свиней

К тому времени, как были опустошены пятнадцать банок «Примуса» — за счет Жана, — наёмники уже знали, что их новый знакомец родом он был откуда-то с Карпат, что перебрался он сюда ещё в тридцать пятом году. Будучи еще юнцом Вильк начитался книжек Буссенара, Жюля Верна и Конрада. Теперь он жаловался на то, что мэтры пера нагло обманули его. Местное солнце опалило его редкие волосы и выдубило кожу.

— Наверное, Буссенар писал специально с той целью, чтобы его читатели не узнали правду об Африке, — распалялся папаша Вильк. — Ведь читателям что было нужно? Им подавай честных и преданных слуг из числа туземцев, которым неведомы понятия «обман» и «предательство», которые вечно будут обмахивать тебя пальмовым опахалом при свете луны на пляжном пикнике. Им подавай смуглых служанок, у которых груди размером с кокосовые орехи и которые будут вечно покачиваться перед твоими глазами. Почитатели Майн Рида и Буссенара не хотели и слышать о мошке и инфекциях, о жаре, которая душит тебя почище любой веревки. Они до сих пор не верят в то, что у здешних женщин груди похожи на бурдюки, из которых вылили предварительно всю воду.

— Подтверждаю, что многие жители Зангаро — люди очень симпатичные, если не сказать добрые. Однако, никто ещё не сумел их убедить в том, что активная деятельность намного полезнее безделья, — засмеялся Алекс, — а умение клянчить, важнее желания работать.

— Курва! Здесь мне всё надоело! — патетически воскликнул вдруг пан Борлик, воздев руки к верху.

Подвыпивший Курт подвинул еще одну банку с пивом к этому говорливому поляку и спросил в лоб:

— Тогда что тебе мешает вернуться обратно на родину?

— Куда? В Закопане? Здесь Кимба только грабит, ну может немного побьёт, но всё же чувствуешь себя белым человеком, да и заработать можно. А там меня ожидает и то, и другое, да ещё ограбят и мозги все попарят байками о социализме, что всё так и надо!

— Какие страшные твои Закопаны, — ехидно улыбнулся Земмлер.

— Они не страшные, они красивые. Это в Польше сейчас страшно. Вообще для Европы я уже непоправимо отощал, слишком постарел и вообще сломался. В Западной Африке я подметил только две хорошие вещи. Во-первых, жизнь дешевая. А во-вторых, не надо платить деньги за курорт у моря. Но если бы этот старый козел Буссенар был бы еще жив, я бы все отдал за то, чтобы только придушить его. Не люблю писак… — Борлик кивнул в сторону сухощавого мужчины с выгоревшими льняными волосами, который, пристроившись в углу, что-то черкал, кажется, стенографическими знаками, в свой блокнот для рисовальной бумаги.

— Это Алекс. Приехал в Кларенс на Праздник Независимости. Работает из Уарри сразу на несколько парижских газет. Кроме того, сотрудничает под другим именем с целой сетью американских изданий, не говоря уж об «Ассошиэйтед Пресс» и «БиБиСи». Бедняге приходится каждый материал переписывать четыре раза, и каждый раз по-новому. Небось писательская чесотка замучила.

Алекс воспринял тираду Борлика как должное. было видно, что они давно знакомы:

— Ты опять за старое, папаша Вильк, — добродушно заворчал он. — Не волнуйся, не замучила. — Журналист бросил ручку, встал, потянулся и почесал свою грудь, обросшую спутанными, рыжими, как у викинга, волосами, которые топорщились из-под распахнутого ворота рубахи. У него был взгляд человека, который вполне был способен выпить стакан пива, купленного другим, а потом описать его в четырех разных материалах как бокал с двойным виски.

— Вы к нам надолго, господа? — обратился он к наёмникам. — Меньше слушайте этого старого пердуна, Виля. Скажу по секрету, он — браконьер. Снабжает хозяина нашего шалмана Гомеза свежей дичью. А ещё он обдурит любого туземного торговца, всучив ему нейлон вместо шёлка, а тушёнку вместо консервированной ветчины.

— Не любишь ты меня, Алекс, — произнёс Борлик, картинно протянув к нему руки. Журналист не понял шутки, и возмущённо уставился на торговца.

Тот как ни в чём не бывало продолжал. — Ты что не знаешь, чем я промышляю? Я прослышал, что сегодня должен прийти пароход из России…

— Не придёт, — перебил его захмелевший Земмлер. — Порт закрыт…

— Откуда Вы это знаете, — ухватился за его слова журналист.

— Знаю, и знаю. — продолжал брюзжать Курт. — Я много чего знаю!

— Мы тут по коммерческой части, — попытался перебить коллегу Жан-Батист. — Сегодня в обед приехали на машине. Привезли мужское бельё и обувь.

— Из Уарри? — не унимался Алекс.

— Его самого, — промямлил Курт.

— Вы что, начитались О’Генри? Кто здесь носит бельё или обувь? — едко заметил Борлик. — Даже солдаты здесь зачастую ходят босиком. Вот старожилы рассказывали, что в 1924 году аскари съели за один присест тысячу пар сапог.

— Да вы что? Не может быть! — картинно воскликнул Жан-Батист, пытаясь сменить тему разговора.

— А где вы останавливались в Уарри? — продолжал допытываться Алекс.

— Господа, ваше жаркое, — Гомез поставил на стол два прожаренных куска говядины, заправленных овощами и рисом. Не обращая внимания на собеседников, Курт и Жан набросились на еду. Это дало им возможность не отвечать на неудобный вопрос Алекса.

— Позвольте поинтересоваться, вы надолго в наши края? — после некоторой паузы повторил вопрос Гомез.

— Пока не знаю, это вряд ли, — начал было Курт и осёкся, когда Жан его незаметно ткнул в бок. В баре повисло молчание. С отсутствующим видом папаша Вильк, взяв в руки банку пива, подошёл к музыкальному автомату и, бросив монетку, стал выбирать мелодию. Алекс многозначительно молчал, а Гомез сделал вид, что протирает бокал.

После того как мелодия отыграла, пан Борлик стал вертеть рычаг настройки своего транзисторного приемника. Стул, на котором он сидел, каким-то чудом еще сохранил четыре ножки-обрубка, но шатался так, что, сидя на нем, нельзя было даже вытянуть ноги, так как в любую минуту можно было благополучно растянуться на полу. Сначала слышалось только шипение и какие-то неразборчивые восклицания, наконец, удалось поймать мрачную военную музыку. В приемнике послышался вдруг какой-то душераздирающий вопль, музыка пропала, и дальше слышалось лишь ровное гудение. Борлик попытался вновь поймать частоту, но с первого раза ничего не получилось. Желая разрядить обстановку, Гомез обнадёжил старика:

— Радио твое накрылось, но мальчик миссис Вонг тебе его живо починит. Кроме него, никто не сможет. — Несмотря на увещевания директора отеля, папаша Вильк продолжал крутить ручку настройки. Алекс пояснил:

— Ронни Вонг — один из двух настоящих радиомастеров в Кларенсе. Кстати, в этом кроется одна из тех причин, по которым Вонги пользуются здесь таким влиянием. Бакайя ни бельмеса не соображают в технике, так что Ронни является единственным местным наладчиком всякой аппаратуры. У него нет конкурентов.

Гомез кивнул, соглашаясь с журналиста:

— Он просто втыкает новые батарейки в транзисторы, заливает масло в пересохшие моторы и заклеивает проколы в колесах велосипедов. А иначе туземцы уже давно выкинули бы все на помойку.

— Понятно!

— Во второй раз мистер Вонг уже поступает хитрее, — продолжил свой рассказ Гомез. — Он говорит, что аппарат уже окончательно сломался. Туземец идет покупать новый велик или швейную машину, а Рон быстренько чинит сломанную вещь и перепродает ее другому.

— Можно сказать, что Ронни осуществляет круговорот хлама в природе! — папаша Вильк захохотал.

— Это интересно! — сказал Курт. — Сели батарейки в приемнике — тащи его на свалку, проколол шину — долой весь велосипед. Копи на новый! Я хочу здесь открыть бизнес! Дайте адрес этого виртуоза!

— Его найти проще простого! Отель «Насьональ» — вотчина мадам Вонг.

— У вас здесь есть конкуренты, Жюль? — вмешался в разговор Жан.

— Не совсем, не совсем… — угрюмо промычал директор отеля. — Всё здесь собственность народа…

— В «Насьонале» белые никогда не останавливаются, — вновь пояснил Алекс. — там место для арабов, греков и прочих цветных…

В этот момент Борлик наконец поймал по радио что-то членораздельное. Военный марш резко прервался. Стали раздаваться какие-то крики и свист, и вдруг объявили о выступлении доктора Окойе. Голос по радио звучал торжественно и мощно. Создавалось впечатление, будто он хотел уверить слушателей в том, что смотрит не на студийный микрофон, а на просторы земли обетованной. «Правосудие… Справедливость… Свобода… Храбрые борцы за свободу… Не могу игнорировать голос народа… Поэтому с готовностью иду на… ответственный шаг занятия поста президента… Временная жестокость до проведения демократических выборов… Социальные и экономические реформы…»

— Господи, обычная болтовня, — зевнул Борлик. Он выключил приемник, и туман обещаний, навеянный речью из радиоприёмника, стал потихоньку рассеиваться.

— Эй, ну ты, хорош! Я же слушаю! — запротестовал журналист. — Включи снова свою шарманку….

Жан воспользовался моментом и поманил Гомеза к стойке бара, показывая, что хочет расплатиться. Он невзначай подошёл к бильярдному столу и, осмотрев набор шаров, предложил сыграть в карамболь. Директор отеля был приятно удивлён: мало кто знал правила этой старой французской игры. После этого, войти в доверие к директору отеля было бы нетрудно. Во время партии Жан невзначай упомянул старых друзей и товарищей, служивших ранее в Легионе, парашютных войсках или членов ОАС.

Тем временем, размеренный, но взволнованный голос Окойе заполнял всё помещение бара. Он сообщил о том, что приближающееся воскресенье объявляется праздником. Сначала состоится религиозная церемония принесения небесам благодарения за избавление страны от кровавого президента Кимбы, а затем будет обильный и бесплатный пир из свинины и пива. Сразу после выборов новый президент будет навещать деревни. Каждый шаман получит великолепный красный телефонный аппарат из пластмассы, а староста деревни — наручные часы. Программу Комитета Национального Спасения Вы услышите позже!

— Толково, — ни с того, ни с его стал комментировать речь Окойе папаша Вильк. — Никто из туземцев даже не замечает парламент. Народные избранники сидят на Площади Победы с сережками в носах и ни черта не делают. Все решения на местах принимаются вождями и старостами, а они штампуют указы Кимбы, которые не имеют никакого отношения к племенной жизни. В том числе и решения, по которым положено голосовать. А на них, в свою очередь, влияют шаманы и знахари. Это я вам говорю, это уж вы будьте спокойны.

— Ради Господа Бога, заткнись! — взревел журналист. В эту самую минуту Окойе стал к сведению заморских слушателей повторять свое выступление на хорошем английском языке. Голос его звучал ровно и звучно.

— Сразу видно, профессионал, — произнёс журналист. — Где-то я слышал это имя…

— Моя очередь платить, — громко объявил папаша Вильк. — А теперь послушайте меня! Этот Окойе так себя ведет, как будто он бог. Смотрите. Сначала он объявляет о праздновании Дня Избавления, затем он поясняет, что посетит каждую деревню. Старейшинам, священникам и знахарям раздадут телефонные аппараты. Даже, если у него не будет настоящего аппарата, он воспользуется воображаемым.

— Для чего? — спросил Курт.

— Поболтать лишний раз с богом. Все негры считают, замечают, что белые обычно сначала посидят за этими штуками и только потом принимают решения, — пояснил Алекс. — Учение пророка Харриса. Был такой проповедник в предвоенные годы, либериец по происхождению. Полвека назад один из его последователей назад основал в Туреке свою миссию…

— После того, как его прогнали англичане и французы…

— Да, до этого он проповедовал на Золотом Береге, а затем — Береге Слоновой Кости, потом ещё где-то. Однако, только здесь в Зангаро учение Харриса обладает реальным влиянием.

— Не может быть?

— Может. Даже Кимба их опасался. У него здесь тысячи последователей среди бакайя. Особенно после того, как у них стали отбирать землю под какао…

— Несомненно миссия пророка Харриса — самый крупный землевладелец в долине Зангаро, — поддержал журналиста папаша Вильк. — Даже сейчас она неплохо зарабатывает на своих плантациях. В Туреке могущество миссии очень велико: одним из его вещественных воплощений является грузовик. Второй грузовик принадлежит торговой фирме, которую я представляю. На её номерном знаке стоит крупная двойка для того, чтобы жандармы не спутали…

— И как бакайя жили во времена протектората?

— Да просто. Переходили со своими тощими козами с место на место, сплетали из травы хижины. Работали на плантациях и лесоразработках.

— А что тут рубили лес?

— Я учёных названий не знаю. Раньше вывозили морейру, такулу, толу чёрную и белую, лимбу, кибабу и ундиануну, а менгаменга служила для постройки мостов. Рубить её — адский труд! Бакайя там дохли, как мухи…

— Они ни разу не выступали?

— Насколько я знаю, нет. Вот винду — это другое!

— Какие они?

— Эти живут группами по десять-пятнадцать-двадцать семей, питаются, в основном, маниокой и дичью. Высушенное мясо они иногда продают. Если их кто-то примучивает, то они уходят в другое место. Выжигают кусок джунглей, строят сензалу и живут на пожоге до тех пор, пока он даёт урожай маниока и арахиса. Земли в джунглях много, но взять ее было непросто. Если сензала переселяется на новое место, то родственники со всей округи приходят на рубку и корчевку. После этого каждый из них может рассчитывать на помощь клана. Землю мотыжат у них бабы, а мужики ходят в лес. Молодые парни живут отдельно от всех. Поговоривают, они могут завести семью и стать мужчинами только после того, как выследят и убъют хищника или человека…

— И как часто они это делают?

— Что?

— Как что? Охотятся на хищников и себе подобных!

— Всегда. Именно таких Кимба набирал в свою армию…

— Папаша Вильк у нас большой знаток местных нравов, — ехидно заметил Алекс. — Небось сам баловался человечинкой, а?

— Сам я, конечно, не ел, но как-то раз присутствовал на подобном мероприятии.

— Расскажи, — Курт поставил перед рассказчиком пиво, — мне интересно!

— Было это лет десять назад в деревне Таканга, что расположена в устье реки Зангаро. Я тогда бил дичь для лесозаготовительной концессии. Охота была удачной, и я договорился со старейшиной сензалы, что он даст мне носильщиков для переноски добычи. Прихожу я за ними и вижу: готовится какое-то празднество. При свете костра юные девушки сидят по краям центральной площадки и мажут маслом свои волосы, притворяясь, что не замечают сидящих напротив юношей. Те, в свою очередь, аккуратно разукрашивают свои лица желтой и белой глиной. Ну, думаю, праздник инициации, сейчас оторвусь. Подхожу к старейшине и знаками показываю, можно поприсутствовать. Тот как-то странно посмотрел на меня и кивнул. Сижу, наблюдаю: группа женщин выкопала неглубокую канаву в шесть футов длиной и заполнила её сухими дровами. Они разожгли огонь в этой канаве и набросали камни размером с кулак. Тут я увидел этого бедолагу. Не знаю где они его взяли, но он был явно не из местных. Его полностью обнажили и связали, а потом осторожно завернули в банановые листья. Не могу точно сказать был он жив или мёртв, но, точно, не шевелился. Когда от костра остались красные угли, одна из женщин распорола тело от груди до низа живота. Другая с помощью деревянных щипцов набила тело горячими камнями из костра. Пламя почти угасло, на костер сверху положили большие камни и крупные банановые листья; поверх всего положили тело. Оно было обложено горячими камнями, затем труп забросали землей. Женщины превратили все кострище в аккуратный холмик. Тут юноши начали своеобразный танец, а женщины вернулись к кострищу, земляной холм на котором набух и поднялся. На поверхности появились маленькие трещинки; дразнящие, наполняющие рот слюной запахи носились в воздухе.

— Ну ты горазд рассказывать! Тебе бы книги писать про Африку, — воскликнул Алекс.

— А может и напишу, — огрызнулся Вильк и продолжил. — Тут женщины присели и стали разгребать землю. Они пели веселые песни, аккуратно вынимая тело. Оно не было обгоревшим или поджаренным, так как готовилось в собственном соку и в процессе приготовления не претерпело изменений. Думаю, родичи смогли бы легко опознать этого беднягу. Я видел карие глаза мертвеца: они были тусклыми и широко раскрытыми. После того, как его разделали перед вождём положили традиционную долю — правую руку. Потом началось пиршество…

— Бррр! И ты не донёс властям?

— А зачем? Они всё равно ничего не сделают, а мне это только повредит в отношениях с туземцами. Я ведь бью дичь в Таканге почти каждый год.

— А что тут водится из живности? — спросил Курт.

— Крокодилы, боа, дикобразы, кабаны, леопарды, дикие ослы, козы, гориллы, иногда слоны забредают…

— А, правда, что местные девушки живут с гориллами? — спросил Алекс.

— В окрестностях Таканги живёт три семьи горилл. Так вот, молодёжь из деревни ходит с ними драться. Сам видел. Эти животные честны в бою: они не трогают лежачих. Но если она упала, то и ты её не трогай!

— Так как насчёт девушек?

— Не знаю. Я только видел, как связанную гориллу притащили в сензалу. Вождь сказал, что юноши захватили её, чтобы вызвать восхищение у девушек.

— А что было потом?

— А ничего. Девушки пришли, посмотрели на неё, потом её развязали и отпустили на волю…

Пока папаша Вильк травил байки, Гомез и Лангаротти разыграли вторую партию в бильярд. В ходе неё они разговорились и нашли нескольких общих знакомых по Алжиру. Партию прервал вызов рации: Шеннон сообщал, что подъезжает к Кларенсу. Лангаротти с большим сожалением прервал игру. Размякшие от обильной еды и пива наёмники в сопровождении Гомеза вышли на веранду. Солнце клонилось к горизонту, жара спадала. Патрик и его люди тоже не теряли время даром. Они расположились на веранде и потребляли помбе и арахис в огромных количествах. Гомез подозрительно косился на них, но Жан пресёк его сомнения, протянув ещё две тысячных купюры:

— Мы должны идти, но обязательно вернёмся. Заверни-ка пару бутербродов с для нашего шефа.

— Минутку, — Гомез скрылся в подсобке и вынес оттуда корзинку, набитую разной всячиной. — Вот! Я уже приготовил.

— Спасибо, пока!

— До встречи!

Бодрым шагом наёмники вернулись во дворец, где их уже поджидал разъяренный Шеннон.

ВЕЧЕР

Доктор Вайянт Окойе не впервые выступал по радио. В 1967 году он предложил свои профессиональные услуги правительству Биафры и получил чин майора медицинской службы. Однако, вскоре его таланты потребовались на информационном фронте и вскоре он получил один из ведущих постов в руководстве БОФФ — Организации борцов за свободу Биафры.

— Дорогие соотечественники, — вещал доктор. — Коммунистический режим Жана Кимбы пал, а кровавый диктатор убит. Страну возглавит Комитет Национального Спасения Зангаро, представляющий все народы Зангаро. Сегодня 13 июля 197… года я приступаю к исполнению обязанностей президента согласно конституции Зангаро и на основании полномочий, предоставленных мне вице-президентом Алом Шинрой. Я заверяю, что в течение двух месяцев Комитет Национального Спасения передаст власть законно выбранным парламенту и президенту. В связи с полномочиями, предоставленными мне объявляю о том, что:

первое, на территории Республики восстанавливаются все гражданские права и свободы,

второе, все сторонники коммунистического режима Кимбы, перешедшие на сторону Комитета Национального Спасения до 14 июля в 16:00, получат амнистию;

третье, немедленно распускаются следующие военные формирования Республики: президентская гвардия, секретная полиция и армия;

четвертое, все национализированные без должной компенсации объекты собственности будут возвращены прежним владельцам;

пятое, все жандармы, уволенные в запас, в течение недели должны явиться в органы Комитета Национального Спасения;

шестое, иностранцам и беженцам, проживающим на территории страны более года, предоставляется гражданство:

седьмое, защиту республики впредь будут осуществлять корпус жандармов и гражданская полиция;

восьмое, все лица не состоящие на службе республики должны немедленно сдать боевое огнестрельное оружие, — закончил он.

Новый глава Зангаро повторил своё выступление на трёх языках: сакайя, французском и английском, с каждым разом увеличивая масштаб обещаний. Конец выступления услышал Шеннон, возвращавшийся с границы. Последний пункт декларации вызвал у него недоумение. Он прибавил скорости и подъехал ко дворцу.

Сквозь широко раскрытые ворота угрюмые, оборванные зангарские солдаты выносили пестрые узлы. Вокруг стояли автоматчики. Их поспешно складывали на широкую и длинную платформу, прицепленную к оранжевому трактору. Затем какой-то офицер махнул рукой, трактор загудел и поехал. Люди побрели следом за ним. Их сопровождали автоматчики во главе с командиром. Шеннон узнал в нём одного из подчинённых доктора:

— Избавляетесь от покойников Слит?

— Да, мсье, — он неловко попытался отдать честь.

— Куда их?

— На кладбище…

Пропустив трактор и сопровождавших его людей, Шеннон въехал во двор Резиденции. Каково было его удивление, когда он не обнаружил своих компаньонов на месте. Наёмник пытался выяснить где они у Тимоти, но тот только пожимал плечами. Барти был более разговорчив: он рассказал, что его компаньоны скоро будут. Действительно, они появились во дворе резиденции несколько минут спустя: оба компаньона в светлых костюмах в сопровождении пары автоматчиков в камуфляже.

— Где вас черти носят, — прикрикнул на них Шеннон. — Я вас обыскался.

— Ходили пообедать… — с вызовом произнёс Курт. — Мы своё дело сделали…

— Вы что с ума сошли! Вы же нас засветите! — Шеннон увлёк коллег в здание.

— Не бойся, командир! Мы шифровались. Да и Гомез нас не выдаст — наш человек, — начал оправдываться Жан-Батист, когда они расселись на кухне. — Разве мы не закончили наши дела здесь?

— Я — нет! Вы после сегодняшнего — да!

Лангаротти стал выкладывать на стол бутерброды с ветчиной и сыром, которые прихватил у Гомеза. Шеннон непроизвольно взял один из них и стал жевать.

— Шеф! Ты же сам сказал, что в случае успеха нам полагается премия в полкуска в баксах, — начал Курт. — Ты ведь кинул заказчика, правда?

— Деньги — здесь не главное, — перебил Земмлера Лангаротти, выставляя на стол упаковку пива. — Кот объяснись…

— Ребята! — Кот вскрыл банку пива. — Чтобы вы знали, мы сработали в пользу генерала Оджукву. Он платить нам не сможет, но я остаюсь. Вы же получите всё, что я обещал. Родственники Дюпре и Вламинка — тоже. Сейчас тут такое начнётся…

— Почему ты мне ничего не сказал! Я же тебе жизнь спас! — Жан-Батист укоризненно посмотрел на командира.

— А зачем? Вы вряд ли тут засидитесь — местным властям Вам платить нечем.

— Не понимаю тебя, Кот! Хоронить себя здесь, в этой дыре? Война в Африке идёт повсюду. Работа нам всегда найдётся. Зачем ты остаёшься здесь?

— Я сыт по горло войной после Биафры. Здесь у меня есть возможность прекратить бойню и что-то исправить в этой жизни, — Шеннон осушил банку пива и потянулся ко второму бутерброду.

— Кот в чём-то прав, — раздумчиво произнёс протрезвевший Земмлер. — Нам здесь не заплатят. Извини шеф, я не готов работать на идею. Но если надо я тебе помогу…

— А кто сказал, что им нечем платить. Мы тут нашли казначейство Кимбы, — потянул Жан.

— Извините ребята! Я не хочу грабить эту богом забытую страну и вам не дам, поэтому улетайте отсюда первым самолётом.

— А «Тоскана»?

— Она ещё послужит Зангаро некоторое время.

— Может мы тоже на что сгодимся до отъезда? — произнёс Жан. — Ведь деньги — не главное, правда Курт. — Его товарищ согласно кивнул.

— Вам вряд ли много заплатят… Лучше я похлопочу о премии от правительства, — Шеннон доел третий бутерброд.

— Замётано, шеф!

— Тогда докладывайте обстановку.

— Я — первый, — произнёс Курт. — Радио в порядке. С Вальденбергом связи пока нет. Русскому теплоходу дал от ворот поворот. Санди и прочие раненые отправлены в госпиталь. Им обеспечат надлежащий уход. Всё!

— Кратко и ясно! — к Шеннону вернулось хорошее настроение. — А почему ты решил, что в госпитале тебя послушают?

— Я там разместил пост из трёх наших солдат.

— Понятно. Что у тебя, Жан-Батист?

— Посчитал оружие в винном погребе: вот список. Добавь к ним четыре единицы автоматического оружия, взятых в аэропорту: «скорпионы», «гевер» и «солотурн». Судя по маркировке, их делали чехи на экспорт. — Он протянул командиру листок. — Нашёл там тайник: в нём ящик с золотом и кое-какие финансовые документы.

— Какие?

— Вот они, — Лангаротти протянул папку с золотым тиснением Шеннону и продолжил. — Патронов, годных к употреблению, набралось всего два ящика. Выстрелов к русскому лёгкому миномёту осталось штук пять. Вообще у нас оказался большой расход боеприпасов.

— Этого следовало ожидать.

— Все трофеи разобрали, — продолжал корсиканец, — к обоим восьмисантиметровым миномётам, взятым в аэропорту, не хватает опорных плит, десяток-другой трофейных винтовок в хорошем состоянии, кое-что из остального требует ремонта, остальное — хлам.

— А что представляет собой этот металлолом?

— Я же не оружейник. Починить винтовку могу, разобрать-собрать автомат или пулемёт — тоже, а вот так всё скопом — нет! Там на месяц нудной работы: надо перебрать несколько сотен ржавых винтовок…

–…?

— Тут нужен Горан, чтобы оценить их состояние. А он сейчас на «Тоскане». Лично мне кажется, что их разорвёт при первом выстреле…

— Кот, я тоже не хочу я возиться с железками! — присоединился к Жану Курт. — Давай мы лучше займёмся боевой подготовкой. Большинство этих горе вояк с трудом различают ствол и приклад! Патрик, Джинджи и остальные вряд ли сами управятся.

— Замётано. До ухода «Тосканы» в Европу вы будете взяты на оклад инструкторов. Долларов по двести в неделю я вам гарантирую. Вам надо будет за неделю сколотить отряд для операций в джунглях и обучить остальных обращению с оружием.

— Это мне больше по душе, чем считать железки вместе с Барти, — довольно ухмыльнулся корсиканец.

— Теперь перейдём к делу! Земмлер иди в радиорубку, обеспечь мне связь с Вальденбергом, а ты Жан отвечаешь за безопасность дворца. Бутерброды и пиво я возьму с собой наверх. Сейчас там начнётся первое заседание Комитета.

— Кот, подожди, — Лангаротти передал командиру красную папку и вкратце пересказал разговор в отеле.

— Спасибо, Жан!

Шеннон вошёл в зал заседаний. Пятеро членов Комитета уже сидели за столом, ожидая доктора Окойе. Пятеро колоритных африканцев сидели по обе стороны стола и представляли собой две противоположные стороны, два конкурирующих племени. В свое время все они были членами колониальной ассамблеи и в совокупности представляли восемьдесят три общины страны. Каждый из пяти делегатов являлся доверенным лицом племенной верхушки. Им не хватало образования, но в природной хитрости и смекалке им отказать было нельзя. По правую сторону стола сидели главы племени винду Адам Пир и Калин Верд. Формально они представляли самую большую часть настроения страны, живущих за Хрустальными Горами. Практически не могли контролировать даже за десятую часть из жителей Загорья, но этого было достаточно, чтобы их включить в Комитет. Прямо напротив них на другой стороне стола расположились вожди бакайя: Робер Кауна, Сэй Вашни и Айказ Фернандес. Кауна, маленький, тёмно-шоколадный человечек с густой седой бородой был абсолютно лыс. Он представлял сплочённый, но немногочисленный клан, проживавший на севере Зангаро и, как говорили, юге Гвиании. Вашни, возглавлявший береговых бакайя, сидел и загадочно улыбался. Айказ Фернандес был главой миссии, носил сан епископа и будто-бы представлял всех бакайя-христиан.

Вождь или старейшина — это громкое слово, с которым у туземцев обычно ассоциируются представления о людях, окруженных ореолом реального либо призрачного величия. Те вожди, которых встречал Шеннон во время своей службы в Конго и Биафре, не вязались с традиционными для европейца представлениями. Это был обычно худой, изнурённый тяжким земледельческим трудом старик, внешне не отличимый от односельчан. Однако, те явственно ощущали невидимый барьер, между собою и главой деревни. Авторитетом вождя никто не смел пренебречь. Этот авторитет, как вскоре Шеннон узнал, питался многими корнями. Как правило, старшина деревни был потомком основателя деревни, того, кто когда-то первым пришел на эти земли, возделал его и собрал урожай.

Глава деревни устанавливает с землей неразрывную, вечно живую связь, от поддержания которой зависело процветание нового поселения. Духи умерших требовательны. В потустороннем мире они хотели жить столь же сытно и богато, как в родной деревне, и готовы были возмутиться малейшим проявлением невнимания. Их гнев мог быть опасен, и его боялись. Никто не был в состоянии лучше следить за нерушимостью этой связи, чем прямые потомки первооснователя селения. Считалось, что они находятся в беспрерывном общении со всеми предками своей общины. Авторитет рода был основой власти старейшины.

Сильный, процветающий союз сородичей легко удерживал влияние на деревенские дела в своих руках, но, когда его ослабляли эпидемии, внутренние раздоры, войны, разорение, соперники поднимали голову. Возможность продвинуть на видный пост своего выдвиженца сулила заманчивые выгоды. Ведь именно вождь от имени всей общины приносил жертвы во время эпидемии, засухи или затяжных дождей: резал кур, закалывал коз или баранов. Найти человека, способного вызвать всеобщее уважение, было далеко не простым делом. От будущего вождя требовались острое чувство справедливости, врожденная доброжелательность и мудрость. Родовой совет иногда заседал неделями, чтобы выбрать достойного человека. Глава общины был быть не только хорошим воином и рачительным хозяином, но и дипломатом: временами ему приходится вступать в споры с соседями из-за земли или по другим поводам. Высокое умение требовалось также для приема наезжающих из города и часто вороватых чиновников. К власти нельзя допускать человека, который мог бы сломать уклад деревни своей жадностью, невоздержанностью, пристрастностью, нетерпимостью, легкомыслием или вздорностью своих решений.

По мере того как деревня разрасталась, вокруг вождя складывался совет, в котором были представлены все группы кровных родственников, все большие семьи общины, возглавляемые старейшинами. В своих скитаниях по Африке Шеннон не раз видел, как они собирались в тени раскидистого дерева, часто называемого «деревом совета». Вечером, когда спадал зной, они сидели на невысоком помосте часами обсуждали дела общины: перераспределение земли, раскладку налогов, время проведения общественных работ, организацию общинных праздников и ритуальных церемоний, конфликты. Вынесенное ими после неторопливого обмена мнениями решение принималось всеми крестьянами как закон. Такая же картина наблюдалась и на уровне племени. В прочности корней, питавших власть деревенских вождей, не раз убеждались колониальные администраторы. Они, естественно, пытались всюду насаждать «доверенных» лиц и часто ставили их над деревнями, не считаясь с местными традициями. В результате возникало странное положение, когда подлинный глава общины прятался за спиной колониального ставленника. Первый не смел открыто проявлять свой авторитет, тогда как второй ничего не мог шага ступить без его поддержки. Такое положение сохранялось годами, но постепенно менялось.

Со временем рядом со старыми фигурами вождя, знахаря, кузнеца, ткача даже в самых глухих деревнях стали появилятся новые — мелкий чиновник священник, солдат, учитель, торговец, врач, шофер… Над ними не довлел авторитет общины, их не сковывала ни власть традиции, ни мнение окружающих. Будучи людьми более или менее образованными, с богатым жизненным опытом, они отвергали многие деревенские суеверия, сопротивлялись гипнозу страха перед миром духов природы и миром мертвых. Именно на эти слои опирался Кимба при захвате власти. И именно поэтому Бенъярду удалось найти аргументы, чтобы убедить наиболее авторитетных вождей обеих племён войти в состав Комитета Национального Спасения. Одним из немаловажных факторов было вековое соперничество между племенами.

Немного замешкавшись, Шеннон подсел к вождям винду, которых легко определил по специфическому внешнему виду. Он инстинктивно почувствовал, как присутствующие в комнате вожди излучают подозрительность, недоверие и антипатию, превышающие уважение к нему в десятки раз. Как только командир наёмников удобно устроился в своём кресле, дверь президентского кабинета раскрылась и в Зал Совещаний вошёл доктор Окойе. Его сопровождали лейтенанты Бенъард и Пренк. Они расположились по обе стороны от председательского кресла. Окойе поприветствовал собравшихся, как старых знакомых, обмениваясь с ними рукопожатиями и кивками.

— Позвольте представить господа, — произнёс доктор, — мои помощники: лейтенанты Генри Бенъард и Кзур Пренк. Господин Шеннон также будет временно участвовать в нашей работе на равных правах. Два наших члена, Хаджи Мишел и Дако Саранда, находится в Туреке с особым поручением, — доктор многозначительно улыбнулся. — Они вскоре присоединиться к нам. Как вы все знаете, один из них представляет речных бакайя, а второй — винду. Первое заседание Комитета Национального Спасения объявляю открытым. Мы должны представить всему миру только один прямой путь прогресса и процветания, по которому он поведёт тысячи слабых и растерянных жителей Зангаро. Слово предоставляю господину Бенъарду, который славно потрудился, чтобы нас всех собрать вместе.

Шеннон стал наблюдать за выступающим, стараясь понять его мотивы:

— Господа! Ваше присутствие на этом заседании означает, что Вы в полной мере осознаёте свою роль и готовы принять ответственность за нашу страну. В наши с Вами планы входит сохранение порядка и восстановление демократии. Первое будет сделано путём реорганизации государственного аппарата и формированием сил безопасности, а второе — проведением всеобщих выборов. Будут ли вопросы?

— Насколько наш Комитет является законным? — задал главный вопрос Калин Верд, сидевший сбоку от Шеннона.

— Я получил письменные полномочия от вице-президента Шинры, — неожиданно жёстко произнёс Окойе и положил на стол измятый листок. — К сожалению, он не может присутсвовать…

В общей атмосфере заседания всё ещё витал дух сомнения, и доктор чувствовал это.

— А где он сам? — поинтересовался Вашни.

— Погиб! — ответил за Окойе Пренк. — Несчастный случай!

— Жаль! Я его хорошо знал, — произнёс Верд. — За ним стоит большой клан.

— Туда ему и дорога, — перебил его Кауна. — Пошёл на службу к Кимбе…

— Будем ли менять Конституцию? — будто невзначай перебил его Фернандес.

— Нет, коллеги! Я считаю, что с независимостью Зангаро получила современную систему законов. Её исказил Кимба….

— Но, уважаемый доктор, наша система — копия статута Пятой Республики. Именно это позволило Кимбе узурпировать власть! — возразил Кауна.

— Он захватил власть, опираясь на насилие. Кстати во многом виноваты мы сами, поскольку пытались внедрять демократию среди жителей каменного века…

— Вы обижаете мой народ, — вскочил с места Верд.

— Не кипятитесь, вождь, — осадил его Окойе. — Никто Вас не оскорбляет. Мы никоим образом не хотим ущемлять права народа винду. Реформы никогда не приводили к стабильности. Стоит только начать — и пойдет цепная реакция…

— Как Вам видится структура переходного правительства, доктор? Мы тоже войдём в него? — после долгой паузы задал свой вопрос Адам Пир.

— Я предлагаю составить в Государственный Совет из шести человек. До всеобщих выборов они будут помогать мне управлять Зангаро. Наш Комитет же будем издавать декреты, назначать или менять членов правительства, контролировать их работу. Я хочу запретить членам Комитета занимать какие-либо должности в Госсовете.

— Кому тогда Вы поручите управлять страной? — нервно спросил Верд.

— Я хочу привлечь к нашей работе четырёх специалистов в области юриспруденции, экономики и международных дел. Они прибудут в Зангаро в ближайшие дни. Кроме них в госсовет войдут присутствующие здесь господа Пренк и Бенъард.

— В таком случае, — в разговор вступил Вашни, — они должны будут выйти из состава нашего Комитета. И вообще, почему мы должны включать в наш Совет иноземцев. Пусть себе работают…

— У нас в Зангаро можно проехать многие километры, не увидев даже клочка возделанной земли, — наставительным тоном произнёс доктор Окойе. — По обе стороны Равнинной Дороги тянутся то джунгли, то мангры. Чтобы расчистить участок под плантацию кофе или шоколадного дерева, крестьянину приходилось много работать. Конечно, если семья большая, то это можно запросто сделать. Другое дело, когда рабочих рук недостаточно. Раньше, когда среди бакайя были сильны общинные традиции, земледельцы часто обращались за помощью к молодежи. Теперь ее труд стоит дорого и приходится искать наемных рабочих. Эта роскошь доступна очень немногим. В последние годы колонии власти ввозили работников из Либерии, Нигерии и Гвиании. Именно они строили мосты и дороги, строили порт и закладывали плантации. Я считаю, что они имеют право быть представленными в нашем Совете!

Монсеньор Фернандес согласно закивал головой, но Вашни всё не унимался:

— Председатель, дайте нам честное слово, что Пренк и Бенъард будут выведены из Совета!

— Обещаю, — миролюбиво произнёс Окойе, — что найду им достойную замену. Наш Комитет будет сохранять паритет: по четыре представителя от каждого племени…

Тут все бакайя в такт закивали головами, в то время как винду нахмурились. Это не ускользнуло от внимания Шеннона.

— А теперь о нашем военном положении нам доложит полковник Шеннон, наш главный военный специалист, — уходя от скользкой темы, доктор передал слово истинному творцу революции в Зангаро.

— Господа! Не буду вас обнадёживать, но наше военное положение не блестяще. Пока нам не удалось набрать нужное число людей для защиты нашей революции, — пафосно начал Шеннон. — В настоящий момент располагаем очень ограниченным числом бойцов. Один наши пост выдвинут на северную границу. В Кларенсе мы охраняем дворец, госпиталь Площадь Победы и полицейские казармы. Здесь у нас находится два десятка бойцов, ещё десять охраняют аэродром. Кроме того, мы можем рассчитывать на нескольких полицейских и ополченцев, — Кот посмотрел на Пренка. Тот согласно кивнул. — Оружия хватает для того, чтобы оснастить вдвое больше людей, чем мы имеем на сегодня. Мой коллега сейчас готовит мобильный отряд, который сможет начать действовать в Стране Кайя, но нам не хватает транспорта. Однако, это не самое главное. Наши отряды в подавляющем большинстве состоят из лиц, которые не имеют элементарного представления о военной дисциплине и этике. Для того, чтобы исправить этот недостаток требуется время, много времени,

Едва Шеннон умолк, Вашни задал всех интересующий вопрос:

— Какова вероятность реставрации прежнего режима?

— Сторонники Кимбы сейчас дезорганизованы, но мне известно о бегстве нескольких министров. Они могут организоваться и доставить нам кучу хлопот. Кроме того, группа отборных солдат режима ушла в джунгли. Насчёт численности сказать ничего не могу, но не думаю, что их больше полусотни. Согласно моим сведениям, они неплохо вооружены. — Шеннон протянул Вашни страницу машинописную страницу, полученную от Курта.

— Что это? — вождь нахмурил свои густые брови и стал вертеть лист бумаги в руках, силясь разобрать. На его лоснящемся лбу выступила испарина от умственного напряжения. — Я не понимаю эти буквы, — наконец, он сдался он и протянул лист Фернандесу. Тот покачал головой и вернул лист Шеннону.

— Позвольте я переведу. Это — список оружия школы курсантов, которая почти в полном составе отступила в джунгли, — пояснил Шеннон, поглядывая на листок. — Он составлен на русском. Внимание присутствующих! В списке упомянуты ППШ — две штуки: это пистолеты-пулемёты, один РПД — это ручной пулемёт, десять «калашниковых», пять снайперских винтовок и три самозарядных карабина СКС. Кроме оружия в списке есть перечень гранат разных систем, медикаменты, штык-ножи и гранаты. Всё это оружие лучше того, что имеем мы…

— Насколько это опасно? Где они? Сколько их? Кто командует? — на главаря наёмников с разных сторон посыпались вопросы.

— Кларенсу противник не угрожает, но что он предпримет неизвестно. Сейчас он должен находиться где-то в районе развилки дорог. Куда они оттуда двинутся, один Бог ведает. По нашим данным, курсантами командует военный советник: кубинец или китаец, а может русский. Кроме того, по моим расчётам, в провинции находилось до полутора сотен солдат прежнего режима, не считая сотрудников тайной полиции.

Закончив свой доклад, он посмотрел на Бенъярда. Тот отвёл взгляд в сторону и произнёс:

— Действительно, людей не хватает. Поэтому я предлагаю объединить силы безопасности и полицию, создав жандармерию.

— Угрожает ли нам вторжение извне? — поинтересовался Вашни.

— Думаю, что нет, — безапелляционно заявил Бенъард. — Кимба был настолько одиозен, что даже русские за него не вступятся открыто.

— Я Вас правильно понял, что их интервенции нам боятся не следует?

Бенъярд утвердительно кивнул.

— Давайте решим этот вопрос в рабочем порядке, — вмешался в разговор доктор Окойе, опережая очередной вопрос Шеннона. — Вторым после безопасности является финансовый вопрос. Насколько я знаю, Вам удалось найти казну узурпатора, полковник?

— Да. Об этом доложит лейтенант Бенъярд.

— Нами обнаружено три тысячи сто девяносто золотых монет, пятнадцать тысяч долларов и восемь тысяч швейцарских франков банкнотами. В пересчёте на французские франки это составит четыреста тридцать пять тысяч, — произнёс Бенъард.

— В долларах это будет около… — Адам Пир закатил глаза, что-то считая.

–… восьмидесяти пяти тысяч! Но это не всё. Найдены данные о счетах за границей, — Шеннон эффектно бросил на стол красную папку. — ¸Здесь страховой полис на два миллиона французских франков, оформленный на торговый дом Аграта…

Члены Комитета резко оживились и стали переглядываться. Не обращая внимания на комиссаров, Шеннон продолжал:

— Этого республике не хватит даже до конца года. Безопасность требует денег! Чтобы удержать правительство надо искать дополнительные источники средств. Вы же не хотите, чтобы солдаты стали грабить магазины. Кроме того, я считаю, что документы надо отдать Агратам или их наследникам.

— Краеугольный камень нашей политической программы — закон! — подвёл итог Окойе. — Пусть у нас будет меньше чиновников и солдат, но они должны быть честными. С каждым его словом глаза присутствующих тускнели, а лица принимали каменное выражение. Только Фернандес согласно кивал головой.

— Как Вы себе это представляете, доктор? — спросил Шеннон. — Для честности нужна уйма денег. Где вы думаете их взять?

— Заседание объявляю закрытым! — Окойе ушёл от ответа на вопрос. — Всем надо отдохнуть. Господа, жду вас завтра в десять утра. Нам нужно определить первоочередные задачи правительства, — доктор Окойе встал. — Лейтенант Бенъард, обеспечьте ночлег нашим друзьям издалека. Карло, — за всё время он впервые фамильярно обратился к Шеннону, — пройдите в мой кабинет!

Глава республики Зангаро и его военный советник уединились в кабинете. Сев друг против друга, они долго молчали. Первым нарушил тишину Окойе:

— Вы зря подняли вопрос о средствах, Карло. Наши коллеги, очень меркантильны…

— Но где вы собираетесь взять деньги?

— А Хрустальные Горы? Вы же сами мне рассказали об них, Карло.

— Для разработки их недр потребуются месяцы, а то и годы…

— Ваша правда! Я думаю, что мы сможем продержаться.

— Скажу откровенно, Вайянт, я буду с тобой до конца, но мои люди должны через неделю-другую покинуть Кларенс.

— Почему.

— Рано или поздно они проболтаются.

— Я понимаю. Может их стимулировать?

— Не поможет. Они же нормальные люди: пьют, едят, спят. Болтанут лишнего кому-нибудь из местных. Те донесут в посольство, неважно в какое, и твое правительство окажется в международной изоляции. А если сюда переберётся Оджукву?

— Согласен, нехорошо может получиться. Когда ты их отправишь в Европу?

— Пока не знаю. Пусть пару недель поработают инструкторами — будут натаскивать твоих людей.

— Хорошо.

— Я обещал им по двести фунтов в неделю.

— Мы, естественно, заплатим. Что конкретно они будут делать?

— Учить солдат.

— Солдат? — Окойе встрепенулся и с чувством произнёс. — Нет, Зангаро солдаты не нужны. Жандармов!

— Понял. Хотя мне это не нравиться. Я привлеку экипаж «Тосканы» для приведения в порядок оружия и техники. Хочу привлечь местных тоже. Мне назвали имя некоего Рона Вонга. Он, говорят неплохой специалист.

— Карло, действуй как знаешь. Когда сформируем правительство, я тебе дам пост начальника жандармерии. Подбери дельных помощников. Мы тебе дадим право назначения офицеров.

— Я не уверен, что это будет правильно…

— Но у меня же под рукой нет других профессиональных военных. Разве что Бенъард и Пренк? — размышлял доктор вслух. — Они мне нужны в правительстве…

— Вайянт! Подумай ещё раз, взвесь все за и против! В конце концов мы здесь делаем общее дело. Давай выпьем за генерала Оджукву! — Шеннон достал фляжку с виски и сделал глоток.

— За него! — доктор сделал неопределённый жест рукой и едва приложился к горлышку. — Иди, отдохни. Сегодня был длинный день…

— Да, длинный, но мы победили!

— Победили!

Едва Шеннон вышел из кабинета Окойе в коридор, его окликнул лейтенант Бенъярд.

— Я лично подобрал Вам помещение во дворце. Прошу следовать за мной!

— А где господа Земмлер и Лангаротти?

— Они будут отдыхать в соседнем. Вам показать?

— Да, пожалуй, и неплохо было бы перекусить.

— К сожалению, с этим у нас туговато, но что-нибудь найду.

— Не беспокойтесь! Я полагаю, что в отеле меня покормят ужином. Ак размещены мои люди?

— Они размещены рядом с Вами. К сожалению, им досталась одна комната на двоих. Впрочем, как и мне… Санитарный узел общий, он расположен в конце коридора.

— А, — потянул Кот, — так мы соседи.

— Да!

— Пригласите, пожалуйста, моих людей, — сказал Шеннон, когда лейтенант отворил дверь в комнату.

— Всех?

— Всех!

— Слушаюсь!

Шеннон оглядел свою комнату. По своим размерам она была вполне сопоставима с тюремной камерой. Слева от него с потолка свешивалась разодранная сетка от мошкары. Прямо под ней располагался железный остов кровати, стоявший на голых досках пола. Матрас был свёрнут рулоном и лежал в изножье. Напротив стоял низенький стол, а над ним висела одинокая лампа под металлическим абажуром. На столе стоял графин, два гранёных стакана. Над ними на стене висел аппарат внутренней связи. Стена справа от него вся ощетинилась неровным рядом крючков для одежды. На них висели две или три белые нейлоновые рубашки, принадлежавшие прежнему хозяину. Два колченогих стула, разделённые тумбочкой, стояли прямо под ними.

В одном из её ящиков лежали пачка чая с изображением слона и кипятильник, а в другом — бельё и несколько пар носков, а в самом нижнем — початая бутылка русской водки. На её красно-белой этикетке латинскими буквами было написано «Stolichnaya”. По-видимому, они были забыты прежним обитателем комнаты. Двустворчатое окно на противоположной от входа стене было забрано железной решёткой. Его прикрывал тюлевый занавес, провисший на металлической струне под собственной тяжестью. Рядом с окном помещался умывальник, а на нем — кувшин и белая фаянсовая чашка.

Под умывальником, рядом с ночным горшком, лежали личные вещи Шеннона. Он сел на один из стульев, который каким-то чудом еще сохранил четыре ножки-обрубка. Он шатался так, что, сидя на нем, нельзя было даже вытянуть ноги, так как в любую минуту можно было благополучно растянуться на полу.

— Да ты устроился как король, — из-за спины раздался голос Курта. — Мы с Жаном и наши ребята получили такие же апартаменты, но только на двоих. Ты как хочешь, а я завтра переберусь в отель. В конце концов мой контракт окончен.

— Я договорился о найме вас с Жаном в качестве военных инструкторов для жандармерии.

— Каковы условия?

— Срок — две недели. Оплата в твёрдой валюте — по тысяче франков в неделю.

— Французских?

— Швейцарских. Или ты предпочитаешь доллары?

— Я согласен. Не бросать же тебя одного. Кого и сколько готовить?

— Человек пятьдесят или сто…

— Ну на неделю работы хватит: строевая и стрелковая подготовка, тактика и первая медицинская помощь. Но жить в этих кельях я не намерен.

— Завтра я решу эту проблему… Скажи, удалось ли связаться с «Тосканой»?

— Да! Вальденберг увёл «Тоскану» в Уарри.

— Почему? Кто это ему разрешил? Не похоже, чтобы он испугался…

— Тут всё просто. После второго запроса «Комарова» Карл посчитал подозрительным оставаться на рейде. Кроме того, Горан представил ему целый список всякой ерунды, которую надо приобрести для ремонта автопарка. Поэтому «Тоскана» на глазах русских развернулась и пошла на север. Сейчас она стоит на рейде Уарри. Завтра они закупят кое-какие предметы и к вечеру прибудут обратно.

— А что они собираются купить?

— Как что покрышки, припой, сварочный аппарат с баллонами, разные там инструменты, болты, гайки…

— Вот что! Свяжись немедленно с Вальденбергом и сообщи ему, чтобы принял на борт пассажиров. Они прибудут в Уарри завтра. Пароль «Кот на крыше». Вот их имена, — Шеннон быстро набросал на листке бумаги четыре фамилии. Пусть ещё приобретёт сотню или сколько найдёт обмундирования. Всё равно какого лишь бы одинакового. Ещё нужны бельё и обувь. Пусть берёт всё, что сможет найти. Как будет готов, пусть доложит…

— А деньги?

— Деньги я ему полностью возмещу по прибытии…

— Хорошо, босс! — Курт бегом направился на радиостанцию.

Шеннон едва успел расстелить матрас и развесить москитную сетку, как к нему в дверь постучал Лангаротти. За ним теснились чернокожие наёмники.

— Какие будут распоряжения, шеф? — произнёс корсиканец.

— Оставь меня. Я хочу жрать и спать, — последовал ответ.

— Босс, тут насчёт пожрать только тыквенная каша, галеты и клёцки, — уныло произнёс Жан. — На завтра обещают рис с кокосовой подливой, говяжьи консервы и фуфу…

— Да, небогатый выбор!

— Может рванём в отель, а? Нас там ждут. Деньги у меня есть. — Жан достал из кармана внушительную пачку местных франков. — Возьмём синий форд или автобус…

— А кого оставим охранять дворец?

— Тут вроде как Бенъард за коменданта.

— Нет. Надо кого-то из своих.

— Ребята, бросайте жребий — один из вас останеся дежурить, — обратился Жан к своим чернокожим соратникам. — Живо! Патрик не в счёт!

Они бросили жребий: не повезло (или повезло) Тимоти.

— Барти! Дуй за Куртом! Тимоти, вот тебе уоки-токи, в случае чего — вызывай. От погреба не отходить! Мы вернёмся через два часа…

— Так точно, сэр! — козырнул Тимоти.

— Отлично! — произнёс Шеннон. — Жан! Как насчёт цивильного для меня?

— Без вопросов, босс. Сейчас подберу. — Минут через пятнадцать Лангаротти вернулся с целым ворохом одежды. Худощавому Шеннону подошёл лёгкий костюм шоколадного цвета, кремовая рубашка и лёгкие тряпичные туфли.

— Автомат я всё-таки возьму, — сказал он, засовывая за пояс трофейный «макаров». — Барти отнеси его в"форд", закинь туда пару — тройку обойм и прикрой чем-нибудь. На всякий случай!

— Есть сэр!

Лангаротти уже сидел за рулём автобуса, когда к ним присоединился Курт:

— Я говорил с Вальденбергом. Он всё понял и обещал сделать, — бодро сказал он. — «Тоскана» нам радирует сразу после выхода из Уарри. Карл не хочет привлекать лишнего внимания у портовых служб. У Джинджи пока всё спокойно. Кстати, во втором ангаре он нашёл опорные плиты для русских миномётов. Они оказались завалены обломками…

— Молодцы!

— Вперёд! — скомандовал Шеннон, и автобус тронулся. Через пять минут он остановился на стоянке отеля. Несмотря тревожное положение веранда отеля была заполнена клиентами. Это было единственное приличное место в столице, куда вечерами приходила разномастная публика выпить пива, потанцевать, послушать музыку и обменяться городскими сплетнями. Старый кондиционер гнал теплый воздух в зал, где три парочки целомудренно танцевали медленный фокстрот.

— Не хотелось бы привлекать лишнего внимания, — произнёс Шеннон. — Жан, пройди через боковой вход и найди для нас местечко поукромнее.

— Не волнуйся, босс. Мы уже оставили здесь за сегодня недельный заработок местных бедолаг. Мой друг Жюль будет рад нас принять в расширенном составе.

Лангаротти легко взбежал по лестнице на веранду и скрылся внутри. Через несколько минут он вновь появился и призывно помахал рукой. Четверо наёмников последовали его приглашению. Чтобы не тревожить публику, автоматы были разряжены и упакованы в мешок, который нёс Барти. Толпой они поднялись на веранду по боковой лестнице и прошли мимо барной стойки к лестнице, ведущей наверх. Здесь гостей встретил Гомез:

— Мистер Браун, если не ошибаюсь? — он вопросительно посмотрел на Шеннона.

— Ты узнал меня, Жюль? — вежливо ответил Шеннон. — Мы же на «ты». Зови меня по-старому — Кейт.

— Я очень рад нашей встрече! Особенно в новых условиях, — Гомез многозначительно замолчал.

— Я устал и голоден, — ответил Шеннон. Директор отеля понимающее кивнул. — Хочу немного отдохнуть и расслабиться.

— Сейчас организую, Кейт.

— У Вас сегодня много народа в баре?

— На удивление! Не ожидал, что они осмелятся сюда прийти. Есть даже несколько посольских. Все спешат обменяться слухами и новостями о докторе Окойе…

— Постарайтесь сделать так, чтобы нам никто не мешал. Очень тебя прошу. Хочется нормально поесть, не привлекая внимания.

— Сейчас распоряжусь. Ты, наверное, хочешь коктейль? — Он звонко хлопнул в ладоши. — Фред! Подай сюда мартини!

Откуда-то сзади него появился миловидный туземец с явной примесью азиатской крови. Он был одет в полотняые туфли, а из одежды имел на себе рубашку и короткие белые шорты. Вслед за ним вышла его точная копия.

— Фредди и Жорж — двойняшки. Они уже месяц работают у меня в качестве портье и бармена, — пояснил Гомез. — Сегодня Фредди будет полностью в вашем распоряжении, господа.

— Где ты их откопал, мон шер, — спросил Лангаротти. В предвкушении хорошей попойки он даже на время забыл про свой нож.

— О у них очень печальная история — от них отказались родственники.

— Такие красивые ребята. Они что-нибудь натворили?

— Может, решили отменить вендетту?

— Если бы. Просто родились в один день.

— Что в этом такого? — спросил опоздавший к началу разговора Земмлер.

— Господа, в Зангаро рождение близнецов всегда считалось большим несчастьем. Местные колдуны считают, что у отца может быть только один ребёнок!

— А второй тогда откуда? Подкидыш, что ли?

— Вроде того! Считается, что отцом второго является добрый или злой дух, который хочет овладеть джу-джу рода и привести его к процветанию или гибели!

— Фифти-фифти, — засмеялся Земмлер, — Я бы сыграл. Здесь шансов немного больше, чем в рулетке.

— Так что же с ними произошло, — Шеннон решил разузнать историю близнецов до конца. Гомез достал четыре бокала и плеснул на дно каждого джина. Заметив это, Земмлер одобрительно хрюкнул.

— По приметам, известным лишь одним деревенским колдунам, можно отличить злого подселенца от доброго. У этих мальчиков оказались неблагоприятные предзнаменования…

— Ну и что с ними сделали соседи? Оскопили? — стал терять терпение немец.

— Вообще-то их мать отводят в лес и привязывают к дереву, оставляя на голодную смерть, а детей бросают в корзине у её ног…

— Жёстоко.

— Это разве не считается убийством, — спросил Шеннон, рассматривавший двух почти одинаковых юношей.

— Нет. Существует особый ритуал очищения, о котором оповещают заранее все окрестные сензалы.

— А что церковь? Куда она смотрит? — спросил корсиканец, котором утоже надоела эта история. Он демонстративно стал наматывать ремень на руку, готовясь достать свой нож.

— Немало десятелитей миссионеры отправляются в леса, пытаясь спасти жертв этого дикого суеверия.

— Так их спасли миссионеры, — загремел Земмлер. — Хоть одно хорошее дело сделали.

— Не так всё просто. Сензал никогда не примет их обратно, а над их матерью висит проклятие деревни.

— То ест её могут попытаться убить?

— Да, особенно в том случае, если род испытывает серьёзные проблемы. Поэтому близнецов, как правило, содержат в приюте, а мать отправляют подальше от родных мест.

— Печальная история, — скорчил рожу Земмлер. — Однако я проголодался.

— Сейчас Вас отведут в наверх. Там есть отдельное помещение.

— Эй, Жорж, отведи гостей наверх.

Следуя за ним, наёмники поднялись наверх и оказались в небольшом зале, заставленном темной и изящно изукрашенной резными узорами викторианской мебелью. Она живо контрастировала с пустотой нижнего зала бара. Жорж рассадил гостей за двумя столиками, на одном из которых стоял антикварный телефонный аппарат, инкрустированный слоновой костью.

— Отсюда можно звонить, мсье, — важно произнёс он и удалился. Тут в комнату вошёл Фредди. Он принёс мартини и разложил перед всеми меню. Пока Шеннон его изучал, все молчали. Земмлер и Лангаротти уже имели представление о местной кухне, Барти и Патрик пялились по сторонам — они впервые оказались в подобной обстановке. Кот поднял взгляд на своих товарищей и подбодрил их:

— Привыкайте! — чернокожие благодарно посмотрели на него.

— Берите пиво и говядину, — подсказал им Земмлер. — Не ошибётесь!

Среди европейцев, живущих и работающих в Африке еще с колониальных времен, было распространено великое множество расистских предубеждений. На этой почве выросли целые теории. Шеннон придерживался одной из них, считая, что существует разница между складом мышления белых и негров. Суть теории состояла в том, что европейцам присущ аналитический, склонный к систематизации и абстракциям склад ума, тогда как негры живут образами и с особой полнотой проявляет себя в сфере искусств и на войне. Поэтому он был твёрдо убеждён, что его чернокожие соратники будут хорошими солдатами только тогда, когда ими будет руководить компетентный белый офицер. Эту мысль ему впервые подал Штайнер во время войны в Биафре. Личный опыт Кота будто бы подтверждал это, и он старался привить эту мысль своим компаньонам. С удовольствием жуя хорошо прожаренный антрекот, истинный вождь революции в Зангаро исподволь наблюдал за своими коллегами.

— Фредди, принеси-ка нам что-нибудь покрепче мартини, — громко произнёс Земмлер.

— Арак, месье? Ром?

— Неужели здесь нет ничего получше?

— Береговой джин?

— Какой, какой? Опять местное дерьмо? — возмутился Курт по-английски.

— Но, сэр, — Фред неожиданно проявил знание второго языка. — Так здесь называют розовый джин.

— Опять коктейль! Есть что-нибудь типа водки или виски?

— Только гаванский ром.

— Тащи его сюда.

— Сколько сэр?

— Всю бутылку.

Шеннон решил не вмешиваться в действия Земмлера, прекрасно понимая состояние товарища по оружию. Он бы и сам хотел напиться, но, учитывая обстоятельства не мог себе это позволить. После того, как Лангаротти заказал себе третий «береговой», а африканцы — арак, он решил вмешаться:

— Ребята, прекращайте, всем завтра на службу.

Неожиданно дверь в столовую распахнулась и вошёл священник. Шеннон сразу его узнал: четыре месяца назад тот подвозил его до отеля. Он осенил сидящих крестным знамением и нисколько не смущаясь объявил:

— Мсье! Я требую, чтобы вы немедленно вернули автобус миссии. Он по утрам развозит школьников миссии. Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.

— А ты кто такой? — пьяно спросил его Земмлер.

— Курт, постой! Я сам с ним поговорю, — оборвал немца Шеннон. — Святой отец! Вы меня узнаёте?

— Здесь мало белых, сын мой, — последовал ответ. — Конечно! Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.

— Заверяю Вас, что автобус в целости и сохранности будет стоять завтра на том месте, где находился.

— Лучше отгоните его к церкви, сын мой! Завтра приходите к окончанию утренней мессы, там и и поговорим, — многозначительно сказал священник и, осенив всех крестом удалился.

— Что это было? — спросил Жан-Батист.

— Явление духовной власти, — съязвил Курт, допивая очередной стакан с ромом. — С меня сегодня хватит и приключений, и выпивки.

Не успел он закончить, как на лестнице вновь раздались шаги. Увидев в проёме фигуру, Жан насторожился, но затем расслабился.

— А, инспектор! Какими судьбами? Проходи! Садись!

— Это местный флик Хорас, — шепнул корсиканец. — Вроде он на нашей стороне. Я о нём докладывал утром…

— Мсье Хорас! — Шеннон протянул руку полицейскому.

— Мсье Шеннон!

— Позвольте представить: мсье Земмлер, лейтенант Рольт. Чем обязан?

— Прошу прощения за вторжение, но я узнал, что вы здесь ужинаете и решил зайти. Надеюсь, что у вас тут всё в порядке?

— Да, в лучшем виде, — промямлил Земмлер. — Дело в том, что Жюль, старый знакомец нашего командира.

— Ах вот как? Кейт Браун?

— Вы прекрасно осведомлены. Выпьете с нами?

— Не откажусь! Жан, с тобой хочет поговорить Алекс. Он там внизу…

— А, щелкопёр, что ему там надо? — проворчал Земмлер. — Не нравится мне этот писака…

— По-видимому, информация, — ответил полицейский. — Лучше ему что-то дать, чем он напридумывает своего…

Шеннон на короткое время задумался и решил:

— Жан! Возьми Барти и спустись вниз. Пусть даст интервью. Ты — только переводчик.

Жан и оба африканца направились к выходу. В комнате на какое-то мгновение зависла тишина.

— Что хотел наш святоша?

— Чтобы мы вернули школьный автобус, — ответил Земмлер.

— Ага! Я так и думал, что он под каким-нибудь предлогом захочет установить контакт с Вами.

— А что тут такого. Духовная власть должна знать возможности светской. Лучше расскажите мне о школе миссии.

— Туда берут девочек пяти лет из обеспеченных семей. Они остаются там до четырнадцати. Родители обязуются всецело доверить дочерей попечению монахинь и видеться со своими детьми не чаще нескольких раз в год; зато миссия берет на себя все расходы по содержанию воспитанниц. Недавно я по долгу службы посетил интернат. В нем числятся восемьдесят три ученицы, преимущественно в младших классах. Им преподавали французский язык, домоводство, закон божий, рукоделие, пение, очень отрывочно историю. Современные педагогические приемы сюда еще не дошли, обычно монахиня читает вслух, а дети хором вторят ей. Они с поразительной скоростью выпаливают молитвы, спряжения, пословицы, имена королей, псалмы, ничего во всем этом не смысля.

— Значит ли это, что обучение никуда не годиться?

— Естественно. Как только четырнадцатилетние девочки выходят из школы, в их жизни тотчас наступает коренная перемена. Бывшие затворницы познают полную свободу. Их родители, как здесь принято, совершенно не интересуются, чем занимаются дети; к тому же девочка в четырнадцать лет здесь считается взрослой, способной жить самостоятельно. Вот почему воспитанницы, покинув интернат, предаются веселью и забавам. Потом наступает пора замужества, и все, чему их учили в школе, быстро забывается. Через несколько лет остается разве что умение шить.

— Местные женщины способны без конца шить пестрые платья, — неожиданно выпалил Барти. — Я знаю!

Хорас поглядел на него с удивлением и продолжил:

— Школа по сути дела никак не влияет на нравы и их жизненный уровень. Одна из главных причин этого — оторванность школы от внешнего мира, а также отсутствие интерната для мальчиков. Кроме того, не нужно быть слишком придирчивым человеком, чтобы усомниться в правильности методики, которую избрала миссия. Не лучше ли обучать детей нужным профессиям, давая одновременно необходимые теоретические познания в области биологии, зоологии, ухода за больными, мореходства? Увы, главная обязанность миссии — спасение душ: об этом напомнила мне начальница интерната, когда я попытался поделиться с ней этими соображениями. Все прочее — постольку, поскольку…

— Так почему же Кимба не закрыл эту школу? Он же был социалист и вроде как враг религии!

— Вы забыли про дотации и различные благотворительные акции, которые проводит церковь. Без них жить здесь было трудно…

Хорас допил свой ром и встал:

— Не хочу Вам мешать после тяжёлого дня, позвольте откланяться, — сказал на прощанье. Шеннон устало кивнул:

— Надеюсь нам удастся с Вами ещё встретиться и поговорить…

— Эта полицейская ищейка, сама вежливость! — зло проговорил немец, когда дверь за полицейским закрылась.

— А, по-моему, этот флик — очень неплохой человек, — задумчиво сказал Кот. Дверь открылась и вошёл Жан и бодро доложил:

— Алекс получил свою дозу информации. Сейчас угощает нашего бойца. Однако его волнует другое?

— Что?

— Как передать репортаж в газеты. Связи то нет!

— Пусть пробует сам через миссию или какое-нибудь посольство!

— Они ему отказали. Шеф! Надо помочь!

— Сам понимаю. Значит так. Пусть завтра передаст лейтенанту Бенъарду свой репортаж. Мы его отправим через дворцовую радиостанцию. Заодно и проверим его на вшивость…

— Хорошо, шеф. Пойду обрадую его!

— Постой! Что ты думаешь об инспекторе?

— Он мне помогал на площади и, вообще, первый раз вижу приличного флика.

— Не знаю, как насчёт честности, но смекалки ему не занимать, — подытожил Шеннон. — Земмлер, давай собираться! Не забудь жратву для Тимоти и Патрика!

— Шеф! Мы с Жаном поселимся в отеле, — безапелляционно заявил Курт, спускаясь по лестнице в общий зал. — Хочется пожить в нормальных условиях! Помыться, побриться, выспаться…

— Не вижу препятствий! Имей ввиду, что если будете платить Жюлю по тарифу первого класса, то получишь отвратительную колониальную кухню, — виндзорский суп, пережаренный бифштекса в подливке, овощи, вываренные до полной потери вкуса, и рисовый пудинг…

— Учту, шеф.

— Завтра быть во дворце к половине десятого! Я постараюсь прислать за вами машину.

— Не беспокойся, — последовал ответ Жана. — Сами доберёмся. У Жюля есть старая «Минерва». Мы её арендуем…

— Ну тогда подхватите меня у церкви часиков так в девять.

— Замётано, шеф.

— Не зависайте в баре надолго. Завтра утром у нас будет много рутинной работы…

Шеннон спустился по лестнице. Его сопровождал Барти, который тащил его мешок с оружием. Джинджи, оберегая раненую руку, шёл следом. Увидев Фреда, выносящего с кухни судки с едой, Кот кивнул в его сторону:

— Ребята, помогите ему.

Оставшись в одиночестве на веранде, наёмник курил, думая о неожиданном визите священника, журналисте и необычном поведении флика. Дверь в бар была распахнута, и Шеннон хорошо слышал, как Лангаротти расплачивается с Гомезом, как подымается в свой номер сильно подвыпивший Курт. Когда всё затихло он впервые за много дней остался в одиночестве. Мягкая свежесть морского бриза и осознание удачно исполненного дела, придавали особое очарование каждой минуте этого вечера. Вместе с тем было грустно. Грустно от того, что больше такой бой никогда не повторится, что он никогда больше не поговорит с Жанни или Большим Марком, не услышит песен Джонни…

— С возвращением, Кейт, — из-за спины раздался голос Гомеза. — Я уже тогда был уверен, что ты вернёшься, и не один. Мне надо с тобой поговорить?

— Извини, Жюль, не сегодня. Я слишком устал. Размести моих друзей у себя, они хорошо заплатят. Только не пытайся им всучить свой «континентальный завтрак» — я из предупредил. Ты же знаешь, где меня искать?

— Обижаешь, Кейт. Бонифаций мне доложил о тебе и твоих парнях ещё в полдень. Может остановишься у меня? Ведь ты не тот человек, который занимает президентские покои в чёрной стране. Я прав?

Шеннон устало кивнул:

— Пожалуй, я завтра тоже переберусь в «Индепенденс». Только утрясу дела во дворце. Тогда и поговорим…

— Хорошо!

— Расскажи, что ты знаешь об Аграте?

— Это длинная история. Покойный Авит когда-то мне помог устроиться в Зангаро. Его единственным наследником является младший брат Габриэль. Он женат на француженке и живёт в Париже, на Авеню Клебер. Лет пять назад я был у него…

— Расскажешь?

— Да, но не сейчас, у меня сегодня полно клиентов. Хорошо Фредди и Жорж помогают.

— Отличные ребята.

— Понравились.

— Да. Как ты их откопал в монастырском приюте? Туда же нет доступа посторонним!

— Не откопал, а забрал.

— Так ты их… — стал догадываться Шеннон.

— Отчим, — подсказал ему Гомез. — Я официально женился на их матери два года назад.

— А кольцо не носишь?

— В Зангаро очень опасно носить золото, даже если оно обручальное.

— Надеюсь, скоро всё изменится.

— Я тоже.

Собеседники замолкли, наслаждаясь тишиной. Вдруг на лужайке перед отелем появился Барти и сделал знак рукой. Это означало всё готово к отъезду. Шеннон помахал ему в ответ, а затем пожал руку Гомезу:

— Меня ждут!

— Меня тоже, — последовало крепкое рукопожатие. — Так до завтра?

Шеннон улыбнулся и посмотрел на часы: они показывали четверть первого:

— До… сегодня.

Насвистывая «Испанский Гарлем», командир наёмников спустился на парковку и сел за руль. Автобус тихо выехал со стоянки отеля, на которой одиноко стоял новенький фольксваген с флажком ФРГ. Кот кожей чувствовал, как из окон за ним следят десятки глаз: одни — с надеждой, другие — с любопытством, а третьи — с ненавистью. Автобус быстро доехал до дворца, где их встретил Бенъярд.

— Инструкторы желают жить в отеле, — сообщил ему Шеннон. — Завтра я переберусь туда тоже. В их комнате следует поселить Тимоти, а в мою — Барти. Кстати, тебя завтра разыщет журналист по имени Алекс. Пусть перешлёт свой репортаж через дворцовую радиостанцию. Текст перед этим покажи капитану Земмлеру.

— Хорошо, полковник. Если Вы не против, Я доложу о Ваших распоряжениях доктору.

— Валяй! — Шеннон пошёл в свою комнату. Достав бутылку водки из тумбочки, он сделал один большой глоток и, скинув одежду, завалился спать. Он даже не услышал, как в его комнату вошёл Бенъард и, покачав головой, потушил лампочку и завесил его кровать москитной сеткой и закрыл ставни.