Озорные рассказы

Олег Долгов

Уважаемые читатели. Все в жизни у меня складывается как-то наоборот. Хорошие писатели начали что-то там сочинять чуть ли ни с пеленок. В 5—10 лет уже первые рассказики отправляются в детские журналы типа «Костер», их публикуют, и дальше идет многотрудная, но успешная литературная дорога. Меня же к сочинительству подтолкнула моя умненькая младшая дочка Дашенька. В ту пору мне уже исполнилась 75 лет. 5 лет пишу короткие рассказы и миниатюры.

Протрись, умойся

Когда хозяева засыпают, все наши собираются в темный, довольно грязный уголок. Сегодня на повестке дня, можно сказать, серьезный вопрос:

— В чем смысл жизни? И нет, чтобы по теме выступать — каждый глаголет, к чему душа стремится. Выступает кочерга, мы ее между собой зовем. Зараза неумытая, всегда грязная и самовлюбленная:

— Все должны слушать меня стоя. — Ну да ишь чего захотела, раз сама вечно висит на подставке, и мы должны вытягиваться…

— Хотелось бы чего — нибудь типа марочного шампанского, а то всё грязные поленья приходится шевелить.

Старая посудная губка, Марь Иванна, разбрызгивая остатки пены вспоминает, как раньше ее мылили стиральным мылом, а все эти нынешние Фейри, не то: одни этикетки красивые. И всё трут, трут, я что из железа что ли? Эх дела наши посудные… А насчет смысла жизни… Не знаю, мы малограмотные.

Утюг наш, мы его называем товарищ Федя, любит рассказывать, как он со злости, что его вечно шваркают, прожег штаны хозяину, тот аж шипел:

— Ты меня не уважаешь и я тебе подлянку сделал…

В углу стоит не старая швабра, а швабр, он мужчина и это даже не обсуждается. Уверенно и самовлюбленно требует, чтобы все называли Фердинандом. Любит повыпендриваться. Ещё чего… Все наши называют его: «Шито, крыто». Всё вспоминает, как раньше, когда использовали в ДК имени товарища Газа, выметал всякий мусор между стульями и сладкие обертки от конфет прилипали… Благодать… А теперь обернут мокрой тряпкой и под диваном или под кроватью шуруют. Раньше как было — бери тряпку в руки и в нагибку, глядишь и талия будет потоньше и животик такой упругий появится, загляденье. Делали ее в Белоруссии, и мы всё его дразним: вперод, Серожа, на берозу. Любит говорить, что его в юности чуть не взяли в Курщавель.

— Не кура, и не щавель.

— Я и говорю Курщавель.

Ну а что обо мне много говорить, я старый веник, уже такой непригодный, что в баню с собой не берут, и голяком кличут. А раньше — то, раньше, вот житуха была. В субботу без меня никуда. В шайке с горячей водой как следует распарят и на полог, а там с оттягом, с пришлепом. Потом хозяева пиво пьют, а я лежу рядом, красота… жду когда по второму заходу пойдут. Да братцы, в жизни самое главное, быть нужным, необходимым. Как у людей, так и у нас.