Вибрация

Олег Демин

История молодого парня, спасающегося от неприятностей, и старого служаки, который пытается ему помочь. Методы у обоих странные. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

Вламываться без приглашения в квартиру Тимченко не хотели.

За последние годы в нескольких регионах прошла волна нападений на профессуру. Некоторые закончились летально и вызвали в обществе резонанс. Настоящего шума не было, наивные академики, призывая остановить убийства, требовали вернуть в стране смертную казнь. Газеты и телевидение, мигом утратившие интерес к ситуации, не поддержали старых маразматиков, не видящих ничего дальше своих бумаг. Но маразматики считались еще элитой. И некоторых из них вместе с семьями поставили на контроль.

Бригадир это учитывал. Проводя поиски, в отношении квартиры Тимченко не торопились. Можно было нарваться на неприятности — профессор жил на Чайковского в квартале от здания ФСБ.

Но пока все было спокойно. Наблюдение показывало, что охраны в доме и по периметру нет. Чего ожидать по столь заурядному объекту, как никому не известный доктор наук, оставалось неясным. И все же требовалась осторожность — скромный завлаб слыл в узких кругах фигурой.

Это же относилось и к наблюдателям. Уральская ОПГ, а ранее Заводская, чьи бойцы томились в машинах, считалась когда-то как образцовой, так и самой знаково пострадавшей, в зависимости от этапа биографии.

Еще в 90-е, поднявшись за счет привычного рэкета, она отличалась четкой организацией структур. Но прославилась совершенно другим — явлением громким и необычным — борьбой с наркотиками. За рэкет их ненавидели, за войну с отравой поддерживали по многим каналам. Но длилось это недолго. ОПГ, погремев весь первый период, стала жертвой второго — когда накопление капитала сменилось попытками капитализма.

В большом промышленном городе это напрашивалось по умолчанию. Заводские контролировали район, прилегавший к заводу, известному на весь Урал. Предприятие разваливалось на глазах, переходя из государственной собственности в никакую — сборище производств во главе с временщиками, бывшими начальниками и их замами. Заказов не было, рабочие сидели почти без заработков. Завод ждал хозяина, который прибрал бы его к рукам и навел порядок. Дело было за малым.

Вопрос этот решался среди своих. Выборы будущего владельца обошлись без традиционных в таких вещах разборок. Договаривались полюбовно: за право выкупа предприятия «заводские» отдавали соседям часть интересов, оставляя себе основные. В том числе и ближайшие к заводу кварталы — чтобы было где жить и работать, не натыкаясь возле собственного дома на дружелюбные лица братьев-разбойничков из других районов.

Редкий случай, когда сделка устроила всех. На главный в городе куш зарились многие, но только из-за его размеров. Затея стоила денег, а как удержать подобного монстра, представлялось расплывчато. Ни в одной из бригад людей с хоть сколь-нибудь производственным мышлением тогда не было. Итээровцам, известным своей травоядностью, не приходило в голову вступать в реально-конкретные ряды. Проще обстояло с экономистами, знавшими цену деньгам. В прямом виде бандитствовать они не любили, но на сотрудничество велись. Разведка, состоявшая как раз из таких, по предприятию доносила — стоять ему без заказов. Все, что оно выпускало, было слишком большим и сориентированным на государство. А это настораживало.

Сдавать же в аренду имеющиеся корпуса было небезопасно, они все еще числились за серьезной отраслью.

Совсем по-другому смотрелся город. Как с ним работать, выглядело очевидным. Бригады росли, а темпы экономического развития снижались. Освоение же окраин Заводского района сулило подъем для целого ряда слаженных коллективов. Взамен сомнительных перспектив, а скорее полного геморроя для тех, кто возьмет завод.

Глава заводских, в отличие от коллег — как конкурентов, так и соратников — что делать с предприятием, знал. В какой-то степени это объяснялось его собственной личностью. Два курса политехнического института, закончившиеся отчислением по хулиганке, отражались и в имени — звали его Инженером. Прошлое, оставшись на первый взгляд эпизодом, все же сказывалось. Он давно хотел чего-то подобного.

Переход к новой форме жизни прошел слаженно и без напрягов. Собрав со всех точек последнюю дань, подсчитали имеющиеся активы. С ваучерами и акциями, скупленными заранее, этого хватало для переподчинения завода. Механизм подготовки к смене хозяев был уже в запуске. По всем производствам шли собрания акционеров, готовились комиссии, прорабатывались варианты. Ждали лишь часа икс.

Все рухнуло в один день. Откуда взялся новый владелец и как он сумел прибрать к рукам такое огромное предприятие, никто толком не понял. Просто приехали из Москвы какие-то люди с бумагами, где с четкой доказательной базой было прописано, что предприятие продано неизвестному акционеру. Пакет акций, принадлежащий государству, также оказался под патронажем нового чужака.

Через какое-то время появился и он — дородный грузин, никому тогда еще не известный.

Больше всего поражала сумма сделки. Завод площадью в несколько километров обошелся в цену, за которую можно было купить ДК.

Стерпеть подобное Инженер не мог. Вот так вот запросто отдать свое, и кому… Ответить пришельцам предполагалось по всем фронтам. Поднять рабочих, убрать (и желательно покалечить) чужую охрану и поставить свою. Потом созвать собрание коллективов, где объявить свои полномочия. Максимально наехать на покупателя.

Ничего из задуманного не получилось. Через день после обсуждения плана большинство заводских оказались по КПЗ, давая показания по самым разным делам. Порой неожиданным, но реальным.

Инженеру инкриминировали организацию заказных убийств. Через сутки его перевезли в Москву, где оказалось, что в деле присутствуют свидетельства бывших коллег и группы неведомых граждан, зато отсутствуют знакомые адвокаты — их попросту для него не стало.

Через год в городском суде прошел громкий процесс, на котором несколько заводских получили сроки за вымогательство. Там же было озвучено, что обвиняемые строили коварные планы захвата предприятия.

Еще через год был выпущен Инженер. Все обвинения с него были сняты в обмен на акции.

А грузин оказался совсем не грузин. А кто-то больший и неприкасаемый.

Вернувшись из негостеприимной столицы, Инженер обнаружил, что его группировка из заводской перешла в виртуальную. Пересажали не всех, и люди как будто бы были. Частично исчез молодняк, а оставшиеся переходить к конкурентам не торопились — не хотели на новом месте начинать курс молодого бойца. Материальная часть осталась: деньги, машины, оружие не пострадали. Но все как будто висело в воздухе. Района не было, он теперь принадлежал городскому сообществу. Не осталось и основного квартала. Пока одни были под следствием, другие в бегах, его сообща прибрали к рукам.

Жить и работать стало негде.

Для любой группировки это чревато — все, кто ее сместил, ожидают попытки реванша. У победителей в такой ситуации единственный выход — действовать на опережение. Перестрелять к чертям заводскую верхушку, разумеется, с Инженером, а оставшихся рассеять по коллективам.

Ситуация выглядела философской — не в классическом «быть или не быть», а в чем-то более важном. Определялось понятие, которого прежде не было — самого смысла выбора. Можно было атаковать, защищаться или начать маневры. Вопрос, ради чего. Возвращаться к началам, оставшимся в далеком прошлом… Инженер усилил охрану и просто стал ждать. Нужно было выяснить, откуда последует первый ход. А заодно прийти к выводу, как жить дальше. Осмысление вариантов казалось пока единственно правильным. Как человек, организовавший не один отстрел, он знал, что вопреки убойной статистике они часто срывались. Поэтому жизни на два-три случая он себе оставлял. На большее рассчитывать не приходилось. В этом плане закон был неумолим — если надо кого-то убить, пойдут на все, но убьют. Понадобится, пригонят танк и похоронят вместе с домом.

Пытаться вернуть район было бессмысленно. Казуистика ситуации заключалась в том, что если бы он попробовал отбить даже свой квартал, столкнуться пришлось бы не с кем-то отдельно, а с городом в целом. И квартал, и район не отошли никому, а делились на всех понемногу. Требовался какой-то выход.

Вариант с Петербургом объявился случайно.

Его привез Бригадир. Сбежав от ареста, во время следствия он просто исчез. Оказалось, что вместо Кипра, тайги или родной Ухты Бригадир отсиживался под Петербургом. А вернувшись, поведал массу занятного.

С его слов, Санкт-Петербург был чем-то загадочным — настоящим городом дураков. В нем никто не занимался наведением порядка. Местное население, двинувшееся на почве культуры, не умело ни организовать нормального рынка, ни регулировать. Все надзирательные функции были отданы приезжим. Рулили там все, кто хотел — казанские, тамбовские, московские и так далее. Мэр города косил под законченного интеллигента и подобными странностями не интересовался. Местные бандиты, по слухам, имелись, но вроде как в виде исключения. Создавать серьезные коллективы и держать районы никому даже не приходило в голову. Зато был популярен бизнес, считавшийся в других краях западлом — в Питере отнимали квартиры у стариков. По тому, как гладко все проходило, делалось это не без прикрытия сверху. Такой вот город контрастов — привлекательный и туземный. Приходи и бери.

Бригадир отсиживался в поселке Металлострой. Криминальный пригород, не обремененный интеллигентскими излишествами, даже не думал становиться чем-то вроде Люберец — подкачать молодежь и прихватить себе пару районов. И вообще держать территории там было не принято.

Инженер, слушая бригадирову сказку о земле Санникова, подумывал с недоверием, что так не бывает, и соратник его, после армейской контузии испытывающий определенные проблемы с действительностью, чего-то напутал. Вероятно, его заклинило и во время ссылки.

— И как они делят город?

— Кто? — уточнил Бригадир.

— Ну, эти, пришлые.

— По интересам. Одни рынками занимаются, другие наркотиками, третьи иномарками. Под кем-то порт. Есть даже те, кто чисто по криминалу…

Через месяц Инженер открыл в Петербурге транспортное агентство. Как он и думал, при ближайшем рассмотрении город оказался не так прост, как его видел соратник. Местные кадры присутствовали, но назывались почему-то одними из пришлых, которые контролировали большую часть региона. Складывалось впечатление, что и это лишь видимая часть айсберга. Городская схема влияния была настолько сложной, что ее еще предстояло осмыслить.

Осмысливали без торопливости. Чтобы не наломать дров, открыли контору с десятком грузовичков — скромную, но с говорящим названием — «Урал». Идея казалась здравой, заниматься малыми перевозками можно было в любом объеме, не сильно рискуя. И ни с кем особенно не пересекаясь.

Проблему с объявившейся вскоре крышей решили приватно — заводские, (теперь уральские) вошли в партнерство с теми самыми местными, что выдавали себя за приезжих. Знали о соглашении немногие. В результате переговоров у уральцев появилось в Петербурге право на труд, а у местных засадный полк на случай коллизий. Еще одна неучтенная единица.

Уральской группы как будто бы не существовало. О ней лишь ходили неясные слухи, но есть ли в городе таковая, никто не знал.

Вслед за транспортом стали осваивать прочие формы жизни. Некоторые из них давали прибыль, соразмерную старому доброму рэкету. Лекарства, дорогие вина и мебель… все это требовало сохранности. Так появилось их первое охранное агентство. Оформленное больше для вывески, оно быстро заработало репутацию, что объяснялось просто — сберегали собственный транспорт и свои же грузы, а потому на совесть. Следом пошли заказы от смежников. И охранять уже предлагали не только товары, но и людей.

Пришлось брать инструкторов со стороны — профессионалов с соответствующей выучкой. Братва, имевшая свои навыки, для защиты добра еще как-то годилась, а вот с тонкостями человеческой материи уживалась не очень.

С поиском инструкторов проблем не возникло, безработных силовиков хватало. Постепенно процесс пошел — тех, с кого раньше брали мзду, начали охранять. Диалектический материализм в этом был очевидный, о котором, впрочем, мало задумывались, считая, что действуют по ситуации. Через инструкторов подружились с силовиками, а через силовиков и тех же охраняемых — с чиновниками.

Через несколько лет у Инженера и его заводских, которых уже и уральскими не называли, был свой развернутый бизнес, устойчивая репутация и положение. В городской жизни сплоченный диалектический коллектив был представлен достаточно, вплоть до нужных органов власти. Бизнес присутствовал самый разный, в умелых руках все горело и складывалось как надо.

В числе основных направлений появилось и то, что привлекло Инженера еще на Урале. Предприятия.

Одним из таких оказался НИИ «Элемент».

Находился он в аховом состоянии. Некогда институт выполнял отраслевые заказы и считался закрытым. Потом пошли известные странности: элементная база российского производства была объявлена бесперспективной. По приказу сверху Военпром стал заказывать микросхемы за рубежом. НИИ не закрыли, но по большому счету он стал никому не нужен.

Директор института пытался образумить наивных, как ему думалось, генералов, чем подобные вещи чреваты. Новые стратегические партнеры, коих он открыто считал за жуликов, элементарно могли напичкать микросхемы клопами. И те заставляли бы боевую технику выполнять чужие команды, вплоть до самоподрыва. Если, например, на подводную лодку установить торпеды, оснащенные вражеским чипом…

Директора быстро убрали на пенсию.

Новый руководитель оказался разумней — и с пониманием, как двигаться в ногу со временем. Институт занялся конверсией, внедрив совершенно гражданскую разработку — интеллектуальную начинку для телевизоров. Но и в этой области наступил уже полный зарубеж. Электронные производства на заводах исчезли, осталась одна только сборка.

Тогда директор махнул на все и пригласил в НИИ иностранцев. Те подписали договор о совместной деятельности и привезли в подарок компьютеры. После чего отсканировали все последние разработки и растворились в воздухе.

Скорость, с которой отданная информация была запатентована в чужой собственности, впечатлила многих. Не прошло и месяца, как директор понял, что продал за рубеж всю институтскую науку. После вызова куда надо и бесед об измене родине он слег с инфарктом и неделю пробыл в реанимации. Проблуждав по мерцающему коридору между жизнью и смертью, директор выжил — но перед тем как вынырнуть на поверхность, почувствовал просветление. Суть его была в том, что есть вещи более важные, чем суета сует. Он вернулся на работу с осознанием того, что терять уже больше нечего.

Институт, а точнее то, что от него осталось, стал разрабатывать все что ни попадя. В том числе электронные средства слежения и защиты.

Охранное агентство «Уралтинг» было покупателем этих средств.

Инженер решил сим фактом воспользоваться. Прибрать к рукам институт целиком было вряд ли возможно, он еще числился на брони у серьезных ведомств. Но войти в партнерство, арендовать, что есть… почему бы и нет.

Пугать директора незаконным предпринимательством не пришлось. Переговоры со стороны агентства велись не с позиции силы, а от имени предприятия, имеющего за плечами легальный опыт.

Агентство на тот момент уже впечатляло. Отставные силовики, обучая охранному делу бойцов, для серьезных задач привлекали чаще своих. Инженеру это не нравилось, но в таких случаях, как с институтом, он понимал, что без официоза и связей, имеющихся у специалистов, не обойтись.

Это сработало. Директор НИИ, купившись на возможность стабильного финансирования, больше обрадовался все же отставникам. Пообщавшись с ними, он понял, что заказы в кои-то веки начнет получать от вменяемых и понятных структур.

Союз вышел органичным. Продукция института, традиционно не бросовая, с лихвой окупала науку, сведенную до минимума — чтобы оправдать само существование НИИ. Так себе представлял Инженер.

Но он ошибался. Уровень заведения никуда не делся. Несколько лабораторий, оставленных для баланса, работали как работали, отгороженные от администрации и главного корпуса. Что в них творилось, Инженера интересовало мало. Приплачивая, он хотел лишь, чтобы сотрудники не разбегались, не смотрели на сторону и не высвечивались с результатами. Институт должен был выглядеть никаким. Неудача с уральской приватизацией показывала — любая идиллия заканчивалась, стоило покуситься на что-то серьезное. Появлялись силы, имевшие доказательства всех прошлых дел и возможность упрятать любого авторитета. Если надо, без доказательств и даже самих дел.

Пока все протекало спокойно и без эксцессов. Затраченного на институт хватало, чтобы держать его на поверхности. Изменений за последний год практически не было. Никто не уволился, а из новых сотрудников приняли лишь одного — в лабораторию микроволновых процессов.

С этого и начались проблемы.

Расширения штата не намечалось. Основа партнерства НИИ и фирмы «Уралтинг» состояла в том, чтобы просто выжить. Но прошло всего ничего, а директор вдруг обнаружил, что у него пустует штатная единица, и нужен сотрудник в лабораторию. Инженер, ничего подобного не припомнив, согласился без удовольствия. Баловать итээровцев не хотелось.

Дальше больше. В ту же лабораторию потребовалось новое оборудование. Об этом уговора уже точно не было. Но директор проявил невиданную настойчивость, пришлось уступить и в этом.

А потом в лаборатории случился пожар.

Предшествовал ему взрыв, небольшой, но загадочный — в институте, занимавшемся малыми токами, ничего сроду не взрывалось. Выяснить подробности удалось не сразу. Все, кого спрашивали, пожимали плечами, а кое-кто, похоже, темнил. Объяснения директора и завлаба были явно с недоговорками.

Парижские тайны со взрывами Инженер не любил. Можно было по старой памяти прижать директора или старичка завлаба и поговорить с ними по-человечески. Но вот так вот сразу переходить на нормально-конкретный язык с людьми, далекими от реалий, было недальновидным. Институт имел историю, таящую даже в новые времена сюрпризы. Непонятки могли оказаться любыми

Имело смысл позвонить Бригадиру. Выросший до неформального зама, тот курировал последнее время охранное агентство.

Инженер набрал номер.

— Говорить можешь?

Через час они прогуливались по берегу Финского залива.

Местность, выбранная для встречи, производила странное впечатление — сочетание свалки с промзоной. Наезжая сюда, Инженер не переставал удивляться градостроительным странностям Петербурга. Город, выросший у залива, не имел полноценного выхода к морю. Вместо набережных и пляжей это были помойки и камнеломы. Заботливыми руками нескольких поколений берег был превращен в индустриальную клоаку, территория которой даже в местах, не застроенных предприятиями, занимали свалки, оформленные под ведомственные пустыри. Один из таких, маскирующийся под окраину парка, был местом встречи. Беседа требовала приватности.

Лучшего человека, чем Бригадир, для обсуждения не было. После Афгана и 90-х он отвечал за разного рода вопросы. Претензий к его работе не было, так лишь, чудил иногда по ушибленности, но без большого ущерба для дела.

Инженер смотрел на неспешно накатывающую волну. Финский залив ему нравился, была в нем непонятно-угрюмая близость. Сбоку от парка в залив впадал заросший водорослями канал, на котором ютилось некое подобие яхт-клуба. Глядя на сиротливо сгрудившиеся у причалов суденышки, невозможно было понять, как им удается пройти по столь мелкому фарватеру.

Когда-нибудь, когда ляжет масть, он мечтал навести здесь порядок — выкупить берег, разобрать завалы, расчистить дно и построить цивилизованную зону отдыха. Не привычную, где нет ничего кроме песка, валяющихся тел и баров, а настоящую — со спортплощадками, лодками, рыбалкой и досками с парусом.

Пока вокруг ничего кроме мусора не было. Начиналось лето, опять обещающее быть серьезным. Климат менялся, и в пекло, которое с каждым годом накатывало внезапно, город превращался в китайскую душегубку у издевательски недоступной воды.

Действительно город дураков, — подумал он.

Местные жители с первых дней пребывания в Петербурге бросались в глаза какой-то особой придурковатостью. В этом не было ничего удручающего, скорее наоборот, она привлекала. Эти люди непонятно чем жили, чего хотели и по ощущениям тихо сходили с ума. При том, что уровень специфической, ненужной по жизни продвинутости был здесь чрезвычайно высок. В этом городе даже матом ругались иначе — однажды он слышал, как два алкоголика, мирно беседующих у памятника Тургенева, вдруг перессорились и начали посылать друг друга на «вы». Невольно хотелось помочь этим задержавшимся в своем мире ботаникам.

Сейчас, впрочем, было не до лирики.

— Что думаешь о пожаре? — он посмотрел на Бригадира.

— Пожар как пожар, — тот пожал плечами. — Микроволновая лаборатория, название говорящее. Обычную микроволновку оставь без присмотра, может и она загорится. Потушили своими силами, а в объяснениях я не все понял.

— Вот и я не понял. С лабораторией этой что-то не ясно. Надо прослушать директора и завлаба. Можешь организовать без спецов? Чтобы знали лишь я и ты?

Бригадир кивнул. Помимо того, чем озадачивал босс, специалисты со стороны смущали его не меньше. Они прибирали к рукам агентство, а это из-за особенности их профессий выглядело проблемой.

Дальше тему не развивали. Побродив, разошлись по машинам.

Микрофоны в лаборатории и кабинете директора Бригадир устанавливал не сам, а с помощью единственного человека, которому доверял в подобных работах — Серого. Из неизбежного зла в лице посторонних Серый был злом наименьшим. Законченный одиночка, не имевший связей с коллегами или еще с кем-либо. В прежней жизни, закончив вуз, служил недолго в Конторе, но не в оперативных службах, а технарем в охране объектов, откуда и вылетел за ненадобностью. Работал в разных местах, ни в чем подозрительном замечен не был. А главное, Серый умел молчать.

Прослушка показывала, что с интуицией у Инженера в порядке.

Из лаборатории ничего интересного не доносилось, так лишь, несущественный обмен репликами, сменившийся вскоре затишьем. А вот разговор в кабинете директора заинтересовал.

Начало записи успокаивало — чужих заказов лаборатория не выполняла. Опыты проводились сугубо свои, институтские. Но разговор о них шел на таком голосе, что его захотелось осмыслить. Инженер в третий раз прослушивал спор между директором и завлабом.

Директор: — Владимир Данилыч, оборудование я выбил, но только взамен пострадавшего…

Завлаб: — Этого мало, опять сгорит либо возни на годы.

Директор: — Считайте сколько угодно, но пожаров больше не надо. Тем более взрывов.

Завлаб: — Если бы установили приемный блок в Заболоцком, как я просил, ничего бы и не случилось.

Директор: — Господь с вами, какой Заболоцкий. Самим бы выжить.

Завлаб: — Георгий Иваныч, эта тема единственная, чем мы сейчас сильны. Вы интернетом балуетесь?

Директор: — В смысле?

Завлаб: — Лаборант откопал… фамилии Кулик и Филиппов… Слышали о таких?

Директор (с сомнением): — …Вы серьезно?..

Завлаб: — Ну… история спорная, конечно. Но результаты… они ничего вам не напоминают?.

Директор (после длительной паузы): — Смотря какие…

Дальше звука не стало, восстановился он на фразе завлаба.

–…лучше гражданскую составляющую, происходящее мне не нравится.

Директор: — Вы о чем?

Завлаб: — Происходящее? Ну… с военкой сейчас сами знаете — неизвестно, чем все закончится.

Директор: — Я не об этом. Что вы имеете в виду под гражданскими составляющими?

Завлаб (помолчав): — Как насчет передачи энергии на расстояние?

Директор: — Ну-ну…

Завлаб: — Я серьезно. Институт на пожизненное довольствие примут.

Директор (помолчав также): — Если не закопают…

Инженер остановил запись.

Из услышанного он знал для начала о Заболоцком. Так называлась железнодорожная станция, возле которой располагались закрытая база и полигон. То, что испытывали на этом объекте, чаще горело, стреляло или взрывалось.

Кто такие Кулик с Филипповым, и какие опыты проводились в лаборатории, предстояло выяснить.

Человек для подобных случаев имелся. Младший научный сотрудник с популярной когда-то фамилией Калинкин, года три назад попавшийся на продаже подслушивающего устройства. По несчастливой случайности предлагал он его незнакомцам, не догадываясь, что покупатели из «Уралтинг» — готовящегося в тот момент стать совладельцем его родного НИИ. Пойманный на содеянном, он признался, что зарабатывал дочери на компьютер, и серьезных мер к нему не применяли. Обошлись лишь помятыми ребрами и открученным ухом, а также признанием в попытке продажи секретного устройства иностранному лицу (одного из покупателей оформили латышом). Готовность сотрудничать при такой бумаге подразумевалась по умолчанию.

Уламывать Калинкина не пришлось, подробности своего проступка он помнил, а услуга требовалась не безнравственная или опасная, а скорей никакая.

Сообщил он следующее. Лаборатория микроволновых процессов в институте на особом счету, так как руководит ей Тимченко Владимир Данилович — доктор физико-технических наук и профессор Технического университета, человек во всех отношениях неординарный. Равнодушный к регалиям, занимается только наукой и поднял за карьеру несколько громких тем, чего хватило бы на член-корра, а может и академика. Звание доктора получил, не защитив по сути ни одной диссертации, по совокупности достижений, отмеченных премиями. В лаборатории Тимченко нерегулярно и больше бывает в вузе. Объясняет это тем, что нынешняя наука коту под хвост и нужно готовить кадры, которые сами придумают, как выбраться из сложившегося абгрунда.

В лаборатории кроме него лишь один человек — младший научный сотрудник Головин, аспирант того же университета, что и Тимченко. Чем они занимаются, неизвестно. Тимченко ничего не объявлял, а тема Головина «Прикладное использование микроволновых процессов» мало что объясняет — все равно что «использование физики везде». Единственный человек, который может косвенно что-то знать (тут на совестливого Калинкина пришлось нажать) — старший научный сотрудник Дудинский. Человек оборотистый и мечтающий о более перспективном месте. Дудинский заходил регулярно в лабораторию воспользоваться приборами или чем-то еще, а скорее из любопытства — взамен подсчетов для Тимченко. Совсем недавно Дудинский новое место наконец получил, завлабом в другом НИИ.

Информация по Филиппову и Кулику была из Сети — и выглядела беллетристикой. Филиппов незадолго до революции занимался опытами по передаче энергии на расстояние. Помогал ему некий коллега, фамилия которого не сохранилась. Оба погибли с разницей в несколько лет при невыясненных обстоятельствах. Опыты имярек сопровождались взрывами разной силы, первый из них уничтожил лабораторию, в которой проводился эксперимент, а последний будто бы целый полигон на Дальнем Востоке вместе с комиссией. Все результаты исследований были уничтожены Филипповым в 1913-м, так как, преследуя исключительно научные цели, вели к появлению оружия чудовищной силы.

С какого тут боку Кулик, было неясно. Геофизик, руководитель нескольких экспедиций по исследованию Тунгусского метеорита. Хотя… среди выдвинутых версий происхождения небесного феномена Кулику приписывалась и неофициальная, связанная как-то с Филипповым.

Дальше шла общая справка.

Тема беспроводной передачи энергии на расстояние поднималась неоднократно, но разрешения не получила. И препятствием в этом чаще была не наука. Известны два громких примера.

Первый. Предположительно в 1929-м Никола Тесла направил из США некие волны, включившие лампочку на другой стороне планеты, в Австралии.

Второй. В 1936-м году итальянец Маркони остановил с помощью схожих волн колонну машин, отключив у них электричество.

В обоих случаях опыты продолжены не были — предположительно после того, как инициаторы посчитали их слишком опасными в последствиях.

Последний раз об успехах в этой области заявлял некий ученый из ближнего зарубежья, демонстрировавший свои опусы на лабораторном столе и требовавший финансирования.

Это была информация, которую выдал Калинкин. Но не все, что он нашел в Сети.

Он понимал, что влип. Не склонный ни к воровству, ни к предательству, он стращно переживал случившееся. Передатчик, с которым его поймали за руку, был сделан из списанных на работе деталей. На это подтолкнули обстоятельства, не считаться с которыми он не мог. Привыкший жить от получки к получке, он смирился со скудными реалиями и даже находил в них свои удовольствия. Вместо курортов ездил с женой и дочерью в лес, объясняя это любовью к природе. Ресторанам предпочитал компании, развлечениям книги. Единственное, что не ладилось в этой системе координат — наблюдать, как дочь стесняется показать одноклассникам антикварный компьютер и ходит в школу без гаджетов.

Оправившись от неприятностей, компьютер он все же добыл, бывший, конечно, в употреблении, но боевой. Старый и самосборный, тот время от времени зависал, но этим лишь оказал услугу — дочке пришлось изучить его от и до. Как раз на нем, пережившем пару апгрейдов, Калинкин и отыскал информацию, нужную не заказчикам, а себе.

Что с этим делать, он не знал.