Ветры Баянкола

Олег Владимирович Бобров

Роман «Ветры Баянкола», посвящен драматическим моментам истории Средней и Малой Азии в 11 столетии. Его главные герои – средневековые шпионы востока, именуемые «людьми дороги». Главный герой романа – Магир, человек прошедший путь от искусного шпиона и неуловимого убийцы до спасителя жизни тысяч человек и основателя нового города в ущелье Баянкол.

Глава 2

Пламя Хамадана

Людское половодье наполняло город. Под копытами вьючных животных топотом ног, звенела плотно убитая земля. Казалось все краски, все цвета, с пестрого покрова земли сплелись здесь в один единый, бурлящий, звенящий клубок. Цветная радуга ковров и тканей на прилавка, веселая рябь фруктов щедрой земли, блеск медной посуды и оружия — все сливалось в одни чудный, радующий глаза свет веселой, шумной столицы..Оживились даже нищие и калеки, просившие подаяния милостью Аллаха у городских стен и у рыночной площади.. Высокий, молодой, нищий, с блестящими, черными глазами, закутанный в дорожное тряпье, звонко пел какую то чужеземную мелодию, поджав под себя ноги и просительно улыбаясь прохожим. Время от времени в его выдолбленную из тыквы чашу летели то медные гирифи, то куруши из потускневшего стертого серебра.. Казалось, он, был полностью поглощен своей мелодией, и не замечал ничего вокруг, время от времени благодарно прижимая ладонь к сердцу. Внезапно чей то звонкий голос оторвал его от привычных занятий — Ой, апа, погляди на этого нищего..Послушай как он играет!

Магир повернул голову..В упор на него глядели лукавые девичьи глаза, обладательница которых была закутанна в темную накидку. Стоявшая рядом с ней, пожилая женщина, держащая в руках увесистый хурджин с тканями, лишь пренебрежительно махнула рукой — Пойдем отсюда, Алима..Мало ли попрошаек стекается в столицу..? Они зарабатывают именем Аллаха на хлеб. А этот, судя по всему, загнан в город бедой..Видишь, как он еще молод

На мгновение лукаво блеснули девичьи глаза и золотая монета, чеканки далекого Мисра, звякнув упала в чашу..

Нищий благодарственно поднял глаза к небу, а когда опустил голову, две женские фигуры уже смешались с толпой..Он проводил их улыбкой, и снова взялся за свою дудку, выводя не замысловатый мотив..

Уже месяц, он, был в шумном, веселом Хамадане, заброшенный сюда лукавой судьбой и приказом старого Дахира.

Наступили сумерки..Нищие, дервиши, бродяги, стекались на ночлег, обмениваясь услышанными новостями, хвастаясь добычей, ругаясь на немилость судьбы. Многие искали соседства с Магиром, которого любили за веселый, застенчивый нрав, чудесную игру и звонкий голос. Устроившийся рядом с ним у костра, седой бродяга Зафар, вдруг оживился — Послушай — ка, Кара-Хожа. Я сегодня видел как зеленоглазая девчонка Алима бросила тебе золотую монету.. Видно, ты, ей глянулся. Обычно она, и ее мать Зейнаб, не жалуют нас, спутников ветра. И мгновенно сладкая дремота, уже начавшая одолевать Магира, улетела прочь, словно испуганный мотылек. Он приподнял голову и потянувшись всем телом, лениво спросил — Ты знаешь ее? Откуда? По моему ты не вхож в дом, хозяева которого раздают нищим золото?! В ответ раздался хохот собрата по ремеслу — Я не знаю?! Да, мы, с ее отцом снаряжали вместе караваны, возили товары, аж до самого Халеба и Кашгара!! Он погиб от заразы, а наши товары сожгла стража, боясь мора..Я вернулся домой, голый, словно в момент рождения!! И остался голым!

Внезапно Зафар отвернулся и плечи его мелко затряслись..Наступила ночь, город заснул, беспечно храпели рядом, нищие, бродяги, днрвиши, дарвазы. Лишь Магир, застенчиво улыбаясь свои мыслям, почему то вспоминал звонкий голос и блеск зеленых глаз. Наступило утро. Яркие лучи его снова оживили людское море..Забурлил. загомонил базар, толпы народа вновь занялись привычными своими делами. Черноглазый человек дороги, привычно наигрывал что то, тупо уставясь в свою чашу для подаяния..Внешне, он, был безмятежен, но все в душе его клокотало словно вода на горном перекате. Сегодня человек, посланный Дахиром, должен был передать ему монету и приказ, а еще… что то заронили в его усталую душу веселые зеленые глаза и девичий смех. Какое то непонятное зерно. Наступил полдень..Солнце уже стояло над головой, когда высокий человек в, расшитом, золотом, халате, подошел к Магиру и буркнув — Велик Аллах и милость его бездонна! протянул ему монету, и склонившись, еле слышно шепнул на ухо — Узнать когда меняется стража и когда из города уходят отряды союзных кочевников.

Магир бесстрастно кивнул едва заметно. Шло время, уже дневной зной, разогнал по тенистым закоулкам и старым каменным развалинам бродяг, а, он, все сидел недвижимо, словно ждал чего то.. Солнце уже медленно завершало свой круг когда тонкая девичья фигура показалась в этом забытом богом углу, отвеленном нищим..Алима, легко опустилась на корточки рядом с Магиром и лукаво улыбнувшись попросила — Кара-Хожа. Ведь так зовут тебя? Сыграй. Ты, так чудесно играешь. А я заплачу тебе. И словно какая то мягкая лапа сжала тоскующую душу волка — одиночки. Словно трель горного ручейка зазвенела мелодия. И по детски расрыв изумленные глаза слушала дева. Наконец, когда последний звук растворился в раскаленном воздухе, она сунула монету в ладонь Магира и решительно сказала — Идем со мною. Магир сдержал изумление, бесстрастно глядя ей в лицо. Он неторопливо собирал свой нищенский скарб, под изумленными и удивленными взглядами. А наблюдавшая за ним дева, неторопливо, поясняла — Сегодня ровно пять весен как не стало отца. Согласно вере и обычаю рода нашего. В этот день нужно накормить нищего и раздать 5 из них, милостыню. А ты, так чудно играешь, у тебя нет таких страшных язв как у других, ты, не смотришь как Зафар, готовый разорвать в клочья..И.я упросила апу, что бы гостем в доме стал, ты, Кара-Хожа. Идем же скорее! Как ни был закален превратностями судьбы человек дороги, но и, он, с трудом сдерживал улыбку, слушая это беззаботное щебетание.

Старая Зейнаб, вдова купца, накрывала досторхан, время от времени поглядывая на черноглазого гостя, смывавшего на двре грязь и пыль. Магир наслаждался вечером, чудесной едой, давно не испытанным ощущением покоя и тепла чужого очага..Того, чего по воле судьбы лишен он был, того что даже перестало сниться ему..После трапезы он медленно взял в руки руд и чудеснейшая мелодия, словно напоенная ароматом фруктов, звенящая, словно детский смех, разлилась под сводами старого дома. Уже высыпали на небе звезды, когда прочитав короткую молитву напутствия, хозяйка закрыла за ним дверь на улицу. И тихо улыбаясь своим мыслям, он, шел обратно, туда где суждено было ему ночевать. Вот наконец коновязь, здесь ярко горели походные горны, слышался перезвон молотков и позвякивание оттачиваемых клинков. «Кочевники куют коней, так, значит через 3 — 4 Луны, они, уходят в Коялык, а вот меняется стража у стен у арка.»

И тоска, чудовищная тоска, стиснула его горло..Здесь в этом веселом шумном городе живут люди, давшие ему тепло очага, безродному бродяге, здесь, словно ребенок смеется и радуется жизни Алима. У нее такие чудесные глаза, цвета весених ящерок, которых он ловил в детстве. Прошло еще два дня. Магир, теперь целыми днями бездумно бродил по узким улочкам, снедаемый странной, неведомой до этого тоской. Он старался не думать о том, что будет здесь через несколько дней, с невнятным предчувствием надвигающейся беды, старался отогнать то и дело всплывающие в памяти зеленые глаза, девичью улыбку под полупрозрачной накидкой.

Вот наконец и привычное для него место, в нише старой стены. Примостившийся рядом с ним, дервиш, вдруг едва слышно сказал — От тебя ждут ответа.. И тихо ответил человек дороги, едва сдерживая судорогу в горле-Кочевники уходят через 4 Луны, стража у арка меняется три раза в ночь

Бродяга довольно оскалил редкие зубы — Якши, чок якши, Кара-Хожа. Я сейчас уйду, пока не закрыли ворота стражи. Тебе приказано уходить через 8 ночей., когда начнут высыпать звезды, спутники людей дороги.

И с бессильной яростью смотрели в спину ему глаза Магира. Он отдал бы все на свете, что бы этот страшный вестник не добрался до покоев зловещего старика Дахира. Веселое утро разбудило город, звучно закричали водоносы, заспешили на рынок торговцы и ранние покупатели. Магир безучастно сидел у стены, и тоска, лютая тоска, застыла в его глазах. Голос Алимы ударил его в самое сердце — Кара-Хожа. Пойдем со мной. Апа сказала, что, мы, наймем тебя работником. Она еще назвала тебя «Ашьяб Чашм» и «Ашьяб Хаар.» — старые волосы и старые глаза. Она сказала, что, ты, очень славный и не пристало тебе слоняться бездомным бродягой под открытым небом, и много горя в сердце твоем. Послушно, словно ребенок, встал человек дороги и не чувствуя ног, пошел вслед за беспечной девой, мысленно проклиная судьбу и себя самого..

Магир трудился в доме вдовы Зейнаб не покладая рук.. Он мучил себя работой. Мысленно, он, проклинал летящие дни.. Зеленоглазая дева быстро порхала по маленькому уютному домику, двору, оглашая воздух смехом.

И отворачивался, стискивая зубы, Магир. А Зейнаб тихо и ласково окликала его порой — Кара-Хожа! Да благословит тебя Аллах! Ожил с тобой дом наш! Прошло 6 дней. Магир, с тоской и растущей тревогой, смотрел на запад. Давно ушли в Коялык кочевники, город беспечно жил, гулял, торговал, наслаждался солнцем. Наступил вечер 7 дня. Человек дороги сидел у огня, разведенного во дворе. Алима, тихонько подкравшись, коснулась его плеча — Кара — Хожа, почему, ты, не спишь? Посмотри какие славные звезды. Апа говорит, что через неделю будет совсем жаркая погода! И, мы, поедем в горы, к озеру! Туда к отрогам. А, ты, с нами вместе.» Магир до хруста сжав кулаки, кивнул головой. Едва забрезжил рассвет, он, был уже на ногах. Старуха — вдова, приветливо поздоровавшись, хлопотала у очага. И сквозь зубы произнес Магир — Алима говорила, что через 7 дней, вы, поедете в горы, к озеру? Зейнаб кивнула — Если будет милость Аллаха! Конечно, там так славно, такая прохлада! А, ты, поедешь с нами Кара-Хожа? Клокочущий, гортанный, голос прохрипел в ответ — Апа, уходите сегодня же! Берите то, что можете унести!! Только, во имя Аллаха, сегодня!. И изумленно обернулась к нему хозяйка — Сегодня?! Да ведь мы не успеем собрать ничего! Алима ведь уже взрослая! Почему сегодня?! О чем ты говоришь, Ашьяб Хаар!

Медленным взглядом обвел стены дома черноглазый работник и ничего не ответив, пошел по дорожке в сад, спотыкаясь словно пьяный. Пролетел день, спустился вечер. Гости и купцы, бродяги и торговцы, покидали город, спеша в дорогу, надеясь до полной тьмы пройти горные перевалы. С ними уходил черноглазый бродяга, закутанный в рваный халат. Вот город уже почти растаяв вечерней дымке. Караванщики стали на ночлег. Весело затрещали ветки в кострах, забулькало варево в походных котлах. И лишь, высокий, черноглазый странник не прикоснулся к еде, не подошел к огню, уткнувшись лобом в огромную чинару, он, стоял словно изваяние, что — то бормоча себе под нос.

На рассвете, стража, охранявшая караван, шарахнулась прочь от черного всадника на коне, молнией пролетевшего по становищу и счезнувшего в утренней дымке. Почему то мокрым был ствол старой чинары. Всадник гнал коня туда где сверкали огни пожарища и тянуло дымом. Страшен был вчера еще веселый город: тела убитых деловито стаскивали в кучи, воины обшаривали трупы, вырывая друг у друга, то что казалось ценным. На площадь сгоняли тех, кому суждены были колодки рабства. Стрелой влетел человек дороги на такой знакомый двор. И не узнал… Все было разграблено, смято и растоптано. У порога лежало тело Зейнаб. Рука ее, сжимала старое, видимо, еще дедовское копье, наконечник которого был окровлен. Тут же валялись тела двух заколотых ею воинов.

А чуть в стороне, он, увидел полуобнаженную Алиму. Ее густые волосы были разметаны по земле, зеленые глаза неподвижно смотрели в небо. В груди ее торчал нож. Видимо поняв что ей суждено стать добычей победителей, она, предпочла смерть. Сильные пальцы Магира погладили ее по голове и закрыли глаза, положив на веки два медных гитрифа. И без стона и слез, опустился на колени человек дороги, творя молитву. Он, раскачивался в безрассудном бешенстве и вдруг протяжно завыл, словно раненый волк. В ужасе шарахнулись от него, сбивая друг друга, воины, искавшие во дворе вдовы, поживу… Старый Дахир, вошедший в город, вместе с обозом, деловито сидел в опустевшем дворце правителя, когда поступью безумного вошел туда Магир. Встретились глаза. Холод прошел по спине старика, потому что волчьи огни плескались в зрачках Магира. Седые пряди выбивались из под дорожной шапки. Тихо заговорил старик, незаметно, делая знак стражам стать за спиной бродяги — Магир. Ты, достоен награды. Ты, все сделал так как суждено было волею Аллаха! Награда любая ждет тебя! Ну же, проси.. ты, заслужил.

Надтреснутым колоколом ответил ему Магир — Там сейчас. Стаскивают убитых…в одну яму. Тут, рядом, во дворе..вдова и ее дочь. Я хочу похоронить их сам. И что бы никто не подходил к их могиле.!!! Клянусь Аллахом! Я перегрызу горло любому, если кто — то осмелиться прикоснуться к ним! Кивнул старый Дахир — Похорони их сам, по милости Аллаха, пусть упокоятся их души! В небольшом овринге, в скалах, Магир развел огонь. Бережно, словно боясь разбудить, он, опустил в него два женских тела. Когда лишь зола напоминала о людях, так рано ушедших к предкам, он, набрал в огромную ладонь горсть пепла и дунул..Ветер подхватил то, что совсем недавно было Зейнаб и Алимой, и стремительно кружа, понес по долине. Мертвыми глазами смотрел на мир человек дороги, воткнув в землю клинок и шепча молитву. Стояла ночь..Старый Дахир, задумчиво пощипывая жидкую бороду, вел не спешную беседу с Арбилем.

— Человек дороги выполнил все. Это ты видишь сам, о повелитель. Его разум помутился на время. Он взял в награду тела двух женщин. Старухи и девчонки. Может он так хочет заслужить хоть какую то милость неба?!

Встревоженно перебил его Арбиль — Не опасен ли он в безумии своем. Ведь когда Аллах лишает разума, человек становится бесстрашен. Ему нечего терять. А безумцы легко умирают! Сухая старческая рука подвинула чашу с вином и сделав глоток, ответил зловещий старец — Нет..Его разум вынесет это. Вот теперь, он стал настоящим волком — одиночкой. Он похоронив тех, кто был дорог, потеряет жалость. Она уйдет из сердца, как вода из треснувшего кувшина. А вот ненавидеть нас, он теперь будет. Клянусь Аллахом, будет! И радость от этого всходит в сердце моем!

И удивленно глянул на него правитель. Усмешка исказила лицо старика — Теперь, он, считает, что кровь и на его руках. Боясь и ненавидя, он, будет делать то, что прикажут. Куда теперь деваться ему? Тех кто был дорог нет, родник жалости иссяк. А теперь, он, знает, что мы — дотянемся везде. Идти ему не к кому и не зачем! Дрогнувшим голосом протянул Арбиль — Поясни, мой старый Дахир. Будто иблис вещает твоими устами. И спокойно и тихо ответил старик — Продают те, кто за жизнь цепляется. Тот чье сердце не доступно жалости, продает реже. Не о ком страдать его душе, жалеть некого. Магир был чист сердцем. Теперь он стал уподобляться солончаку. Солончак — раз ступил, и все..Трясина затянула. А он умен и понимает это. Пощады то не будет ни где. Самое главное в душе.. Покоя не будет. Слишком игры иблиса взяли его за глотку.!

Глава 3

Волчьи тропы.

Магир медленно шел по Аталыку. Хамадан выжег из него так много… Лицо человека дороги казалось безмятежным и спокойным, но стоило внимательно всмотреться в черные глаза человека дороги становилось ясно, что под внешним спокойствием кроются нечеловеческая усталость, смешанная с безразличием и опустошенностью. Пустыми глазами смотрел, он, на так знакомые прежде ряды ремесленников, не трогали его ни смешивающиеся в воздухе запахи, ни многоголосый гул базара. Вот, он, остановился мертвыми глазами оглядывая кузнечные ряды с веселыми снопами искр, звоном испытываемых клинков… Вот мастерская чеканщика Бахрама. Магир толкнул знакомую дверь. Старик, не узнаваемо сгорбившийся, за те месяцы, что не видались они, поднял на него глаза, оторвавшись о работы. И сердце Магира сжалось. Словно пеплом были присыпаны зрачки старого чеканщика. Он вяло ответил на приветствие и попытался сделать вид, что рад гостю. Магир опустился на кошму рядом с ним» Да будет счастье над домом твоим почтенный устод!» Старик криво усмехнулся — Аллах может даровать счастье мне..Если заберет у меня мою жизнь. Зачем она мне теперь?!. Магир цокнул языком — Что за беда стряслась, почтенный устод?! Чеканщик выдохнул, и с тоской и усилием проговорил — Разве не слышал, ты, что наш славный эмир, да пошлет Аллах долголетие ему, воспользовался не разберихой, которая царит теперь в рухнувшем царстве Саманидов и словно спелый плод, к нему в руки упал Хамадан, который, он, в знак дружбы отдал владыкам Газневидам.». Магир почувствовал, что потолок старой мастерской начал рушиться на него. С трудом сдержавшись, он, подсел поближе к старику раздавленному скорбью — Да я знаю! На все воля Аллаха! Чеканщик кивнул безразлично — Да, воля Аллаха! Ты, знал дочь мою, старшую, красавицу Юлдуз! Она собиралась выходить замуж. Перед свадьбой она поехала погостить к дальней родне, в Хамадан! И будь проклята жизнь моя! Там ее и приняла земля чужбины, она, погибла, когда воины нашего славного эмира взяли город! У нее нет даже могилы! И мне некуда придти, что бы сотворить молитву над прахом ее! Судорога исказила лицо Магира и он на мгновение прикрыл глаза. Старый устод отвлекся от своего горя — Что с тобой, Магир? Ох, прости мое негостепреимство? Вай мэ, да что с тобой? Как посыпал тебя снег за эти месяцы?! А ведь так молод, ты! Сейчас дочери накроют достахан! И Аллах прости, но, мы, осушим чашу за упокой души моей дочери!». Человек дороги с трудом выдохнул» Прости, устод! Велико горе твое! Но я зашел совсем не на долго!» С этими словами он поднялся, и мешочек с деньгами лег на колени старика» Вот, возьми! Закажи молитву! Купи дочерям обновки! А.. я.. пойду тропами судьбы своей!» Но старик уже не слушал его, а склонившись над своими резцами для чеканки, трясся в беззвучных рыданиях. Дахир, отложил, пожелтевшую от времени, книгу, написанную не когда великим ханьцем Лао Цзы и глубоко задумался, машинально, перебирая алые кисти на своем халате. Его мысли были прерваны не громким — Салям Аллейкум, мой верный Дахир! Старик поднял голову. На пороге покоя стоял, бесшумно вошедший и видимо давно наблюдавший за ним эмир. Престарелый советник прижал ладони к груди склонился в почтительном поклоне. Арбиль снисходительно улыбнулся — Ты был погружен в мысли свои, мой верный слуга! Поделись ими, ибо Аллах заповедывает нам не только мыслить, но и делить с кем то тяготы раздумий! Страшный старец заговорил, не торопясь — Мой повелитель! Я прах ног твоих, но о благе твоем и державы твоей пекусь я не устанно. И вот какие мысли послал мне Аллах! Трещат и рушатся царства вокруг! Газневиды друзья, и соседи страшные! Их замыслы должны быть ясны нам! Ибо даже веря союзнику, правитель должен иметь под подушкой кинжал! Арбиль согласно кивнул — Это так! Но к чему ведет мысль твоя?! Дахир пожевал сухими губами — Когда мир меняется и горит в пламени смут..Люди дороги, глаза и уши, кинжал в длани нашей! Но они тоже не бессмертны, эти порождения шайтана! Они каждый миг рискуют жизнью, без счета видят кровь, страдания! Они снашиваются, словно сапоги у путника! Эмир удивленно поднял брови. Дахир задумчиво продолжал — Они гибнут без счета! Но они лишь лезвие клинка нашего! Те кто возвращаются..Кто то дурманит себя зельями, кто то пьет вино, почти не таясь, словно гоня от себя мысли о завтрашнем дне! А вот великий Лао Цзы пишет, что люди дороги, те кто должен все видить и слышать, должны верить, что у них есть возможность остаться в живых! Только тогда на них можно опереться! Арбиль чуть сощурился — Я не постигаю мысль твою, старый мой слуга. Дахир устало пояснил — Великий ханец призывает делить людей дороги на «людей жизни» и «людей смерти». Но им не стоит говорить о том, что люди смерти, те кому уже уготовано место на небесах, кого отправляют дорогами странствий, заранее готовя молитву за их душу и люди жизни, те кто может вернуться и должен служить дальше! Эмир дружески улыбнулся — Старик! Твоя седина равна мудрости твоей! Страшный старец ухмыльнулся, довольный, что его мысль оценена — Но это еще пол-дела, мой повелитель, пол-дела! Эмир с любопытством присел — А ну ка, хитроумный мой слуга, поведай, что за мысль послал тебе Аллах! Дахир погладил бороду — Случай с Магиром, когда на время помутился его разум, показал, что люди дороги должны..должны знать, чувствовать, что такие же как они.. такие же волки.. братья по крови. Что бы они могли если нужно помнить о нашем оке и нашей длани. Они должны помнить, что каждый из них умирать будет сам. И что бы сердца их съедала зависть к тому кто более удачлив. Понимаешь, повелитель мой? Эмир кивнул — Верно!! Клянусь Аллахом! Тогда каждый будет стараться быть первым! А если придется, то и запустить клыки в глотку более удачливого! — Именно так, повелитель! И при этом они должны чувствовать, что они не усыпно перед взором нашим и мы умеем не только карать, но и дарить милость! Эмир долго молчал, а затем заговорил — У них очень скоро будет много дорог! Много! Я хочу, мой старый Дахир, что бы, ты, собрал их воедино, за одним столом! Пусть посмотрят друг на друга! Пусть увидят таких же волков! И каждый будет думать, что повеет скоро ветер странствий и пуст погибнет кто то, а не я! Милость получит тот, кто останется на грешной этой земле! Так? Дахир тихонько, по стариковски хихикнул — Они будут щедро одарены! Лесть, тонкая лесть, проникнет даже в их души, покрытые мхом!! Стремясь к большему, они будут верить, что теперь когда они обласканы и милостивое око смотрит на них, то это поможет им! И подумав не много, старец добавил — Они уверяться в своей значимости! Причем каждый в своей!! Теперь нам не стоит посылать их по многу! Время пришло другое!! Теперь умный волк — одиночка сможет больше чем несколько тупых головорубов! Самое главное! Они не смогут сговориться между собой!! Ведь сбившиеся в стаю волки быстрее вцепятся в кормящую руку! Арбиль почти восхищенно кивнул — Это верно!! Страшен тот, кто стоит близко к власти! В старых сказаниях разных народов можно узнать о том как владыка — победитель бывал не раз свергнут с вершины своей, теми, кого вознес вместе с собой. А с ростом нашего могущества не слишком ли много власти будет в руках людей дороги? Не вознесутся ли они в мыслях своих? И что еще хуже, в деяниях? Кинжал в глотке врага это чудесно! Но еще важнее, что бы он не оказался в спине пославшего убийцу властителя! Мой мудрый советник, сколько ты сможешь собрать вместе людей дороги, из тех кто в Аталыке!? Скольким из них, ты, можшь завтра доставить усладу живота, слуха и сердца?! Дахир погладил бороду — Трое сейчас каются во всех грехах своих перед палачами! Головы двоих привезли в дар от илека Исфагана! 15 человек завтра будут наслаждаться твоей щедростью и дарами, милостивый эмир!..Магир сидел за столом и внимательно оглыдывал лица сотрапезников. 14 людей дороги сидели рядом с ним за досторханом. Кто то оглядывал себя, гордясь новым халатом, расшитым серебром, и ощупывая мешочек с монетами, щедрым даром эмира, кто то гордо выставил, украшенную камнями, рукоять кинжала, покрытую арабской вязью. Звенели чаши, вздымаемые то и дело, лоснились от обильной еды лица и руки. Дахир не поскупился ни на дары, ни на угощение. Чем только не услаждали желудки люди дороги: плов, фаршированные голуби, мясо на вертелах, диковинные фрукты, сладости. Все исчезало в бездонных желудках тех, кто мог и привык довольствоватся малым. Черные глаза Магира перебегали с одного лица на другое. Разными путями попали они все за богатый стол этот. Разные тропы у всех, и судьбы своей не дано ведать никому! Вот два брата: Салим и Мирза, сыновья кожевника, из Бухары. Своей волей бросили они отчий дом. И занимались мелким воровством на рынках. Им хотели резать горло за кражу курицы, но их заметили глаза Дахира. Теперь они служат светлейшему эмиру, в тайне, состязаясь друг с другом в ловкости и удачливости. Рядом с ними, смуглый, раскосый, туркмен Курбан, из Термеза. Его выкупили из каменоломни, куда, он, попал за разбой на караванных тропах Вот поглощает мясо, сыто отрыгиваясь, уроженец Кашгара, Наиль. В голодный год, он, бежал из становища и стал ловким фальшивомонетчиком. Его помиловали, когда палачи уже готовились залить ему в глотку расплавленное серебро. Вот не разговорчивый Хаким. Его родина Туран. Он похож на медведя. Его боятся самые окаменевшие души. Поговаривают, что, он, не когда был купцом, но потерял все и был продан за долги. Он сидел с колодкой на шее и бежал, перекусив горло стражу. Его поймали. Старый Дахир выбрал его из обреченных, прямо у смертного помоста. Вот тонкокожий, красавец Артык. Совсем еще мальчик. Он рано остался без отца, и показывал фокусы на рынке, потешая зевак. Везиру понравилось как исчезают вещи в его одежде и как без промаха паренек мечет ножи. Этот юнец еще гордится, что он человек дороги. Он смотрит на Магира с завистью и восхищением. А вон те пятеро. Они держаться вместе. Настороженно оглядываются. Видно, что ножи из рукавов и из за поясов, выхватывают мгновенно. Их не знает никто. Но Магиру достаточно глянуть на их землистые лица, заметить следы оков на запястьях и рваный шрам от бича на лицах двоих. Выкупленные из рудника. Вот ест, никак не может набить брюхо, толстяк Гафур. Округлое лицо, арбузные щеки, утиная походка, улыбка мальчишки — шалуна. Но все знают, что трудно сыскать лучшего соглядатая и умельца влезть в чужое сердце и душу. И один Аллах ведает, сколько людей ушло в царство теней, и даже подозрение не коснулась при этом добродушного увальня. Внезапно чавканье, сытое рыгание, веселые возгласы, прервались злобным шипением на дальнем углу стола и приглушенным спором. Головы пирующих повернулись в сторону шума. Артык, которому вино видимо ударило в голову сильнее чем другим, что то сказал туркмену Курбану, и лицо бывшего разбойника стало багровым от обиды и ярости. Вскоре ругань стала отчетливее — Как смеешь, ты, червь, мальчишка, говорить дерзости мне, тому кто с ветром братался, сорил монетами, покупал ласки женщин, не жалея ничего? Артык вспыхнул от обиды — Ты, подлец, готовый за три динара отца на рынке продать! Ты же сам хвастал как у рабынь серьги рвал из ушей, с мясом! И закончишь, ты, дни свои как пес! В петле! — Не тебе учить меня, безродный щенок, пригретый из милости, бахлул (дурак, шут)! Вокруг ссорящихся мгновенно образовалось пустое пространство. Все понимали, что если разум уступает место ярости и гневу, то предпочтительнее держаться подальше. В мгновение ока, оба человека дороги выхватили ножи, сверкнувшие в воздухе. Артык, явно уступавший врагу в росте и силе, тем не менее был опасен даже на беглый взгляд. Он смахивал на тонкую, но смертельно — опасную змею. Туркмен, бешено сверкавший черными раскосыми глазами, походил, в свою очередь, на разъяренного кабана их камышевых зарослей Сырдарьи. Оба врага начали мгновенный танец смерти Предвкушая славное зрелище, вокруг загалдели» Ставлю на Артыка!», «Бьюсь об заклад, что останется Курбан!» Магир внезапно предостерегающе поднял руку и его голос перекрыл шум — Постойте ка, братья! Вы, забыли, что приказ везира запрещает драки между людьми дороги, в городе! Виновных ждет меч палача! Да и свидетелям не сдобровать! Головы повернулись к нему. Магира знали и уважали все. Разъяренные враги все еще стояли друг перед другом, но предупреждение охладило их не в меру вскипевшую кровь. Курбан первым поднял руку в жесте примирения — Ну, хорошо же, Артык! Что бы не было ссоры между людьми дороги. Если есть желание, то ножи наши могут скреститься и в другом месте?! Артык, мгновенным, неуловимым движением убрал свой гератский нож и лениво процедил — Я готов встретиться с тобой на тропе узкой, волк караванный! Все вернулись к столу, но чувствовалось, что прежний пиршественный настрой, сближавший людей дороги тает, уступая место настороженности и недоверию. Внезапно Наиль сверкнул зубами — Братья! Мы ведь одной крови! Пусть же развеет холод и ярость, добрая песня и славная мелодия!» Его поняли мгновенно. Со всех сторон раздалось — Магир! Клянусь Аллахом! Магир сыграет и споет! Магир, уважь братьев! Руд в руках черноглазого человека дороги запел, зазвенел. Негромко, но отчетливо и звонко, зазвучал голос дарваза — «В руках Аллаха жизнь твоя и вечером и днем! Идет по свету человек, идет своим путем! Пусть зной и ветер душу рвут, и в кровь избиты ноги! Нас ветер странствий вдаль позвал! Мы, выбрали дороги! Нас солнце будит поутру, ждут горные отроги! Поднимем чашу в честь свою! Мы выбрали дороги!» И незаметно для себя, начали подпевать, даже самые угрюмые — «Давно покинут кров родной и отчие пороги! Держи свою судьбу в руках, коль выпали дороги! А коли твой придет черед, звезда в ладони упадет!! Навеки, с небосвода! Упал, вставай! Поют ветра и манят нас отроги! Аллах велит, скорее в путь, коль выпали дороги! «Когда отзвенели последние звуки, дарваз поднял голову! И странное выражение увидел он на многих лицах, обветреных, суровых. Мокрые дорожки, почему то, пролегли по свирепому лицу безжалостного Хакима, бывшего караванщика.…Прошел день, наступил вечер. Старый Дахир кутался в теплый халат, не смотря на то что было достаточно жарко. Он сидел перед роскошно накрытым столом, ломившемся от обилия блюд, кувшинов, чаш и поглядывал на потайную дверь, словно ожидая кого то. Наконец дверь открылась и в нее, смешно, пыхтя и отдуваясь протиснулся человек, сложением и видом напоминающий бухарский арбуз. Лицо визира просияло — К столу, мой долгожданный гость! К столу, почтенный Гафур! Не утомил ли тебя путь?! Толстяк расхохотался, добродушно и заразительно — Меня скорее утомила эта дверь! Она явно не для моего брюха! Ведь меня с детства дразнили Мумтоз! Пузо! Он смеялся так, что старик не выдержал и тоже рассмеялся. Совершив омовение и сотворив молитву, гость и хозяин принялись за трапезу. Если Дахир ел мало, едва прикасаясь к чудесно пахнущим блюдам, то его гость сметал, все что стояло перед ним, не переставая нахваливать блюда — Уф! Плов! Туф — туф! Клянусь стопой Кутейбы, не ел вкуснее! Ах, баранина! Словно с лугов гиссарских! Курица с ханьскими пряностями! Тает во рту! Дыни из Чарджоу! Слаще меда!» Гостепреимный хозяин пододвигал нму то одно яство то другое, и сияя всеми стариковскими морщинами, приговаривал — Угощайся, почтенный Гафур! Воистину — гость в доме — бог в доме! А вот эти персики из Табаристана! Вот славная телятина, тушенная в соке сливы! Наконец, когда с трапезой было покончено., улыбка исчезла с лица старика. Он коротко бросил — Рассказывай, Гафур! Да не вздумай лгать! В мгновение ока толстяк преобразился. Словно два человека проснулились и ожили в нем. Один, сыто покряхтывал, довольно морщась, второй деловито и жестко говорил — Твой приказ выполнен, великий везир! Мои уши слышали, глаза видели, все что должны были увидить!! Дахир кивнул — Хвала Аллаху! Ты, верный слуга, Гафур и награда ждет тебя! Рассказывай обо всех! О тех кто делил с тобой стол, о людях дороги! Гафур жестко произнес — Отребье! Они, навоз, выброшеный шайтаном из под хвоста, в день гнева! Хаким, вообще скот двуногий, с мозгами осла и нравом медведя! Наиль имеет тайное пристрастие к териаку. Оно скоро лишит его разума! Бухарцы-братья, как были воришками, так и остались ими в душе! Курбан способен лишь резать глотки, да грабить убитых! Артык — еще мальчишка, но уже показывает волчьи клыки! Дахир кивнул — Ты молодец, Гафур! Молодец! То, что это сброд я и так знаю! Мне важно другое! Скажи, а есть ли среди них тот, кто может стать вожаком? Тот в ком мог бы не сомневаться я, по крайней мере до тех пор..пока это нужно мне?.. Толстяк задумался, время от времени бросая на старика взгляд, словно размышляя о чем то, чего сказать не решался. Наконец, видимо придя к какой то мысли, решительно произнес» Лишь один человек из этих 15, не понятен мне и темен для сердца моего, почтенный визир, да пошлет Аллах тебе долголетие!» Старик поежился в своем теплом халате и тихо и утвердительно сказал — Ты говоришь о Магире?. Черном Магире — дарвазе, как его зовут люди дороги! Гафур чуть помедлил с ответом — Да, именно о нем! Если остальные ясны мне, и их судьба тоже видна, помост палача или рудник, то Магир это камень, в нем непроницаемость кремня! В нем столько намешали, словно соревнуясь Аллах и шайтан, что не с моим слабым умом расколоть твердь эту!» Старик метнул перед ним мешочек с монетами и знаком велел продолжать. Соглядатай задумчиво погладил жидкую бороду — Он везде и нигде! Я нанимал мальчишек, других соглядатаев, что бы они узнали о нем всем. Пороках, слабостях, привычках! Прости мне дерзость эту, почтенный Дахир, но таков был твой приказ!». Старик кивнул — Иль алла! И что же узнали твои презренные собратья из братства глядящих и слушающих?! Гафур смешно развел толстыми руками — Ничего! Он везде свой! Чеканит посуду с чеканщиками, кует клинки с оружейниками, варит плов с поварами! Объезжает коней с табунщиками! И никто не знает, где, начало и где конец этому человеку! Вчера разгоряченные вином люди дороги схватились за ножи! Его слова было достаточно, что бы угасла ярость! А когда, он, запел, плакал даже, порожденный джиннами и смертью, Хаким! Дахир довольно усмехнулся — Я приметил его. Много лет назад. И не ошибся в нем. Даже такой как, ты, никогда не сможет понять его, Гафур. То, что он первый среди волков, я и так знал до этого! То, что его слово на вес жизни? Ну об этом не тебе судить! Бери плату и пошел вон отсюда! Смешно кляняясь и сопя, толстяк исчез так же внезапно как и появился. Старый везир задумчиво потер седую бороду. Несколько мгновений, он, рассеянно перебирал старческими пальцами бахрому дасторхана и вдруг решительно и не громко хлопнул в ладоши. Вбежавший в его покой, слуга застыл на пороге. Старик, одним движением пальца приказал ему приблизиться и что то шепнул на ухо.…Дахир смотрел в узкое оконце на Аталык, скрытый тьмой ночи. Вскоре раздались шаги. Везир обернулся и приветливо кивнул» Салам Аллейкум, человек дороги! Салям Аллейкум, почтенный!» Вошедший, закутанный в плащ, кивнул, искренне недоумевая, что могло понадобиться старому Дахиру в столь поздний час. Словно не замечая растерянности вошедшего, старик воодушевленно продолжал — Садись, Артык! Садись! Гостю я всегда рад! Юноша польщенно улыбнулся — Лестны слова твои, великий везир! Что же потребно от меня в столь не урочный час и чем могу я быть благостен сердцу твоему?! Дахир по отечески улыбнулся — Аллах велик и хозяин не должен нарушать законы гостепреимства. Присаживайся, бача, ибо сердце свое некому открыть старому Дахиру. Некому! Ты, помнишь, Артык, как я заметил тебя на улице, когда за медную монету, ты, развлекал толпу? Вижу, что помнишь. Тогда я сказал себе, что не место такому славному пареньку среди этого сброда. Что достоин он большего! Польщенный парень прижал ладонь к груди — Милость Аллаха пусть будет с тобой, о великий везир! Благодарность моя к тебе безмерна! Старик сокрушенно вздохнул — Ты, верно служишь. Ты настоящий человек дороги, Артык. Таким как ты можно гордиться. Ах, если бы такой сын был у меня..Так вот..Настало время, когда великую услугу можешь оказать, ты, мне, избавить сердце мое от великой заботы. Человек дороги улыбнулся, обнажив мелкие, острые зубы — Твое слово, великий везир! Для людей дороги нет преград, нет не возможного! Везир кивнул — Знаю, но сейчас время угощения. Досторхан в соседнем покое уже накрыт! Дела потом, сперва хозяин должен угостить такого дорогого гостя! Когда Артык чуть отдуваясь и счастливо хмыкая, отвалился от стола, Дахир заговорил — Печаль в сердце моем, печаль! Люди дороги, те кто подобен звездам. Те кто бросает ветрам судьбе и чужой воле. Кто презирает смерть. Видит Аллах, они — опора власти. Но опечалено сердце мое. Среди дивных соцветий, людей, с сердцами львов и нравом булата, завелся низкий, недостойный человек! Глаза Артыка стали ледяными — Кто не достойный этот?! Он не увидит рассвета, лишь стоит приказать, великий везир! Царедворец сокрушенно поднял глаза к небу — Аллах свидетель. Я не хотел этого. Это Гафур, увалень Гафур. Только что, он, был здесь. Его речь напоминала шипение змеи и лай гиены. Велик Аллах, сколько мерзостей слетело с уст его! И о ком? О людях дороги?! О верных наших слугах?! Тебя например, он, обозвал волчонком, потерявшим разум и стыд, но отрастившим клыки! Мои уста отказываются повторять, то, что говорил этот ничтожный червь. То, что изрыгал! Рука Артыка, положенная на клинок говорила лучше любых слов. Старик хмыкнул — Ты правильно понял. Он живет за городом. Ушел он не далеко. Пусть ангелы укажут ему дорогу в сады райские! Дахир чуть поднял ладонь и Артык, уже собравшийся уходить, застыл на месте. Старик тихо сказал — Сразу же после этого.. ты, прийдешь сюда. Стелится путь твой, через перевалы, в Исфаган, человек дороги! В Исфаган пойдешь…Кровь братьев наших взывает к мести! Отрубленные головы прислал исфаганский илек Мансур! И великая слава станет спутницей твоей, Артык, когда отомстишь ты! Уже близился рассвет, когда перед листавшим какую — то пожелтевшую рукопись, везиром, предстал Артык. Он молча кивнул, в знак того, что приказ выполнен. и застыл, подобно изваянию. Дахир улыбнулся — Я знал, что могу рассчитывать на тебя! Такие как ты, опора власти. А сейчас иди, поспи. Слуга проводит тебя в дальний покой. Там все уже готово. Ты уйдешь с караваном когда встанет солнце и дорога будет трудной! Надо набраться сил! Прошел еще час. Дахир словно обдумав что — то, вызвал заспанного начальника стражи — Ты знаешь Курбана, по прозвищу Менгу? Он раньше жил тем, что освобождал от грузов караваны на тропах? Страж кивнул. Старик сделал едва уловимый жест — Приведи его ко мне. Так что бы не видил никто! Везир с интересом оглядел застывшего в поклоне Курбана и деловито и жестко заговорил — Утром уходит караван в Исфахан. Там будет тот, кто оскорбил тебя, бросил вызов. Ты не за был этого? Лицо Курбана озарила улыбка, в предвкушении мести — Барсы караванных троп не прощают обид! Магир вовремя предостерег. Но ведь..Только дурак кричит о мести. Умный отточит клинок и выберет момент! Дахир кивнул — Ты, понял меня, хвала Аллаху! Вот деньги!!! Собратьев по ремеслу, ты, без труда найдешь в любом становище. Иди за караваном, вплоть до земель Исфахана. Пусть месть свершится там!! Пусть илек Исфагаа ответит за кровь, пролитую на его земле! Товары каравана твои..Ты помнишь свое ремесло?. Туркмен ухмыльнулся — Поминая его, я встречу смерть! Пролетел в круговерти земного бытия еще месяц… Магир спавший всегда очень чутко, проснулся от каких то странных звуков. Он приподнял кудрявую голову с седыми прядями и вслушался. в странный неумолчный шелест. Так это же дождь! Весенний ливень щедро опрокинул свой ковш над Аталыком. Человек дороги стоял у крепостной стены и с наслаждением ловил горстями влагу, она текла по его лицу, бороде, освежала, взывала к жизни. Насколько видела глаз, везде: в отрогах, на перевалах, в долине, висела пелена весеннего дождя, где — то далеко грохотал гром! Щедрый дар неба впитывала земля! Ах если бы мог стать птицей Магир — Дарваз!, Бахчи — Магир, Кара — Магир! Став на крыло, он, из небесной дали увидал бы, как щедрый ливень поит маленькую ложбину под Кашгаром, где похоронил, он, Хасана, роняет влагу над Хамаданом, где навеки осталась его мечта, его любовь — зеленоглазая Алима, смог бы обозреть горную караванную тропу под отрогами Загроса, где веселые капли стыли на щеках Артыка и в мертвых глазницах. Стыли и застывали, так что казалось, что погибший вместе с караваном своим, человек дороги, плачет! Но не дано стать птицей человеку, не дано видеть ковер земли с высоты птичьего полета и не дано, даже мысленно, обозревать день свой грядущий! Почти до рассвета стоял Магир под, то затухающим, то набирающим силу ливнем, и мокрый, счастливый, уснул безмятежным детским сном, чему — то улыбаясь. А с весенними ливнями, шедшими и день и два и три, в Аталык стала пробираться тревога. И никто не мог сказать, что тяготит сердца, что не дает покоя душам. Словно искры от начинающегося пожара, внезапно стали поднимать свои головы в сердцах и умах. Сперва тихонько, а за тем все настойчивее ощущение беспокойства поселилось в Аталыке! То, купцы приносили слух о свирепом отряде разбойников, грабящем караваны, у границы эмирата, то, перепуганные жители приносили дурные вести о селениях, ограбленных и вырезанных до последнего человека, то, на базарах и постоялых дворах, шел слух о неуловивом разбойнике, все видящим, все слышащем, настигающем свою жертву где угодно. Старый Дахир, спешно вызванный в покои эмира, склонился в поклоне. Арбиль, стоял, повернувшись спиной к своемк престарелому советнику и внимательно оглядывал стены, изукрашенные коврами и нашитыми на них алмазами из Бадахшана. Это свидетельствовало о том, что светлейший эмир маленького, но свирепого владения, граничящего с землями Газневидов, в бешенстве, но старается сдерживаться! Эмир повернулся к старику и широко улыбнулся — Ах, мой старый, верный Дахир! Сколько лет, ты, уже у стремени нашего? Ты, так верно служил еще нашему отцу, Тобчи — хану, да примет Аллах его душу в садах райских! Но видно ноша эта стала не посильна для плеч твоих, старый мой слуга. Не пора ли тебе задуматься в тишине и покое, о быстротечности дней и оставить тем, кто моложе, тяжкие мирские заботы? Дахир не был робким или впечатлительным, но холод пробрал его до пяток. Слишком хорошо знал, он чем может завершиться слово о покое и созерцании в устах любого владыки. Везир молитвенно сложил ладони у лица — Чем опечалено сердце твое, пресветлый эмир? Кто посеял в нем семена горя и недоверия ко мне? Что встревожило душу светлейшего эмира? Арбиль лениво потянулся, словно хищник, готовый к броску — Да не стоит тревожить тебе свое сердце, мой верный Дахир. Наша длань крепко держит клинок и оседлан конь наш. Все хорошо, все спокойно и мирно в Аталыке. Есть мелкие шалости шайтана. Но мы справимся с ним, с помощью Аллаха! За последние два месяца отраблено четыре каравана, чужеземных каравана! Два каравано, которые шли с товаром из Аталыка! Разграблены и вырезаны три селения, в нашем приграничье! И все время говорят об одном и том же неуловимом, свирепом разбойнике! Его отряд состоит из трех десятков висельников! Те кто спасся от них, трясутся в ужасе, и говорят, что сподвижники называют его Кара — Менгу! Но стоит ли тебе тревожить сердце свое по таким пустяками, мой старый слуга?! Старик покорно ждал своей участи. Наконец, эмир чуть смягчил голос — Так вот, мой верный слуга! Через месяц и не более, уши наши не должны быть обеспокоены слухом о деяних какого — то грязного разбойника!. Иначе, клянусь Аллахом, скорбью оденется сердце наше и горечь войдет в кровь, когда Аллах может призвать к себе верного нашего слугу! Все мы в руках Аллаха! А сейчас ступай же. Дахир попятился в поклоне и исчез. Прошел день, за ним еще два. Не известно было спал ли в эти дни старый везирь. Люди разного вида и сословия, приходили в его покои то на ранней заре, то глухой ночью. Были среди них, те у кого на лике уже стояла печать грядущей виселицы, и глядя на них, стало бы противно даже шайтану. Незаметно появлялись и исчезали, благообразные странники, с вороватыми глазами и руками, готовыми выхватить нож, навещали старика, декхане с неотмываемым налетом земли и пыли. Наступила ночь четвертого дня. Уже спал город, перекликались стражи на башнях, горели костры у коновязей. Воины, словно псы, по первому знаку хозяина, готовы бы ли рвануться по следу. Дахир, потирая, красные, от бессонницы глаза, сидел при свете масляного светильника, в ожидании. Наконец открылась потайная дверь, распахнулся полог и ночной гость предстал перед стариком. Везир улыбнулся — Ах, мой верный Магир! Дарваз Магир! Я рад, что Аллах полал мне такого чудесного гостя! Может голоден ты? Может ты желаешь с дороги чашу вина, Аллах простит?! Магир отрицательно качнул головой — Благодарю, почтенный везир! Я сыт, и нет нужды в вине душе моей! Что за дело удостоило меня чести лицезреть великого везира?! Старик сокрушенно качнул головой — Ах, Магир, славный и верный Магир! Лучший из людей дороги! Ты, знаешь, чем опечалено сердце великого эмира и мое! Знаешь, что слухи о неуловимом разбойнике, подобном кровоядному зверю, проникают в сердца и уши! Человек дороги сдержанно кивнул — Я слышал об отряде разбойников, отряде неуловимом! Два раза против них высылались отряды воинов, но два раза.. лучших воинов этот разбойник разбрасывал словно тигр собак, усеивая их головами предгорья и уступы Тайфара! Предводителя зовут Кара — Менгу. Кто он, где скрывается, откуда принес его не добрый ветер? Это знает один Аллах! Дахир сокрушенно кивнул — Ты прав, мой верный Магир! Ты прав! Лишь ты можешь рассеять печаль сердца моего! Ах болит оно, ах как болит! Чует оно, что не простой разбойник повадился лить кровь в наших землях! И потому скорбь в сердце моем!. Магир изумленно поднял брови — От чего скорбь, великий везир?! Почему слухи о неуловимом разбойнике рождают такую печаль?! Везир понизил голос — Ах мой Магир! Ты, же знаешь, что люди дороги..Они мне словно родственники! Ведь все они прошли через руки мои! Я спас их, кого от петли, кого от цепи раба..кого от участи нищеброда, мечтающего о куске лепешки. Великий эмир дал мне месяц. Понимаешь месяц? Иначе.. Да что объяснять. Так вот. Мое сердце и нюх мой говорят мне, что не уловимый Кара — Менгу — был совсем не давно человеком дороги! А значит, он, не просто опасен, он, смертельно опасен! Так что любой разбойник перед ним, мальчик играющий в лошадки! Магир внимательно взглянул на старца. Таким он везира еще не видил. Что то не знакомое, жалкое, проступило в лице старика, проглянуло какое то выражение скрываемой жалости к себе. И голос..Никогда еще человек дороги не чувствовал ниток просьбы в дребезжащем голосе. Человек дороги тряхнул кудрями — Человек дороги? Опустошает окрестности, грабит караваны? Но почему так решил, ты, почтенный..? Дахир перебил — Сядь, и преклони слух свой к устам моим, мой верный Магир! И сядь поближе! Ведь и стены имеют уши! Ты знаешь, что узел вражды завязал шайтан между людьми дороги — барласом Артыком и туркменом Курбаном, который раньше грабил караваны и вырван был мной из рук палача! Тайну окрою тебе, тайну! В Исфахан пошел Артык с караваном, ибо на руках илека, эмира Исфахана, кровь братьев наших! Но исчез за ним следом и Курбан! Я узнал, что разграблен караван и мертв Артык! И скорбь в сердце моем! Если Кара — Менгу — Курбан, то, он, страшен в тройне! Барс вкусил крови и вырвался на волю! Магир кивнул бесстрастно. Дахир шумно выдохнул — Я долго думал. Я слух свой преклонял перед всеми. И узнал я вот, что. Кара-Менгу отлично знает Аталык, все горы, тропы, водопои, караванные стояники. Он появляется там, где не ждут его! Видит бог, мне пришлось слушать даже тех, кто скупает краденное, воров, которым я плачу! Они лишь знают, что по слухам ничего из награбленных ценностей ни идет через их руки! Кара — Менгу опытен в разбое! В бою, подобен ангелу смерти! Магир приложил ладонь к сердцу — Велик Аллах! Если это Курбан, носивший прозвище Менгу, что по тюркски значит"умный», то..То страшнее зверя на тропах караванных и представить себе трудно. Дахир горестно кивнул» Мои воины против человека дороги..сторожевые псы против тигра! Лишь человек дороги может выследить и бросить вызов человеку дороги! Магир! Ты лучший из лучших! Ты сможешь обезопасить тропы караванные! Ах, Магир! Благодарность моя, благодарность эмира, ослепительной будет! Тебе для поиска и поимки Кара-Менгу дадут все! Деньги, коней, воинов! Все, что будет нужно!». Человек дороги на долго задумался, а затем кивнул — Хорошо! Все в руках Аллаха! Через два дня я выйду на поиск!». Лукавый старец облегченно вздохнул» Хвала Аллаху! Я знал Магир, что могу положиться на твою руку и твое сердце! А награда? Что хочешь ты в награду?!» Магир чуть дернул плечом» Арабы говорят"мужчина сперва делает дело». И бесшумно вышел, поклонившись, Прошло два дня. На рассвете третьего, страшный стук в ворота, поднял на ноги стражей, затрубили трубы, замелькали факелы. Шедший в Аталык караван из Ханя был разграблен, в двух днях пути от города. Город полнился слухами. Передавая новости, как всегда врали, преувеличивали, раздували искры страха. Магир не торопливо оглядел свой отряд. Отборные воины: карлуки, кашгарцы, кашкайцы, ями, дарвази, ждали только приказа. Человек дороги поправил шлем и тряхнул головой — Скорее, пока не остыли следы на караванной тропе! Пригнувшись к седлу, похожий в этот момент на зверя, приготовившегося к бою, летел Магир на великолепном карабахе. Воины отряда мчались за ним. Вот и караванная тропа. Страшное зрелище представляла она собой. Тела убитых, обломки телег, следы жестокой и упорной битвы. Седой кашкаец, неотступно следовавший за Магиром, сокрушенно качнул головой — В преисподнюю к шайтану этого Кара-Менгу! Он ушел! Каменные осыпи следов не хранят! Магир повернулся к воинам.«Десять человек останутся здесь! Похоронят убитых! Остальные по моим следам! В погоню! Воины недоуменно переглянулись — Куда? Где искать разбойников?! Магир пояснил — Камни и правда не хранят следов. Но вот алые пятна. Среди разбойников есть раненые. Кони подкованы лишь на передние ноги! Далеко им не уйти! Кашкаец почтительно кашлянул — Мы готовы! Но куда направить стопы нам?! Человек дороги был уже в седле., поясняя на ходу — В пустыню они не пойдут, с ранеными и поклажей не уйдешь далеко, да еще с опасаясь погони! На перевал им не взобраться! Кони собьют ноги, да еще с грузом! У них один путь: по ущелью, уходить к Кара — Тоо, там озера, там можно укрыться в пещерах. А во главе их стоит умный и хищный зверь! За мной, да поможет нам Аллах! Кони несли всадников уже почти час. Но словно растворились в мареве разбойники. Внезапно один из воинов указал на густые колючие кусты» Смотрите! Клянусь Аллахом!» Магир кивнул — Они почуяли погоню! Своих мертвых они кинули на трапезу стервятникам! Когда до ущелья осталось не много, Магир остановил коня и повернулся к воинам — Два десятка! Вы пойдете сейчас вдоль хребта! Мы нагоняем их! Не давайте им свернуть никуда! Сядьте им на шею! Скоро будет каменный мешок! Вот в него то, они влетят со всего маха! Чуя, предстоящую рубку, воины пришпоривали коней, хоть те и так летели во весь дух. На конец впереди зависло облако пыли. Человек дороги кивнул — А вот и они. В мгновение ока разнеслась команда — Всем стоять рядами, по трое! Щиты поднять! Едва команда была исполнена, как откуда — то, из теснины, ударили стрелы. Полетели с седел, прямо в пропасть, два замешкавшихся воина! Магир обернулся к остальным — Ну, вот..Они в ловушке. Из вот этого каменного мешка… Видите, ход в виде поковы, уже есть только один выход, на тот свет! Закрывшись щитами, воины отряда стеной двигались к логову, попавших в ловушку, разбойников. Возле головы Магира свистнула стрела. Он усмехнулся — У них не плохие лучники! И терять им нечего! А жизнь свою они не ценят! На горы опускался вечер. Магир отдал приказ становиться лагерем и пояснил — Деваться им не куда все равно. Долго не просидишь в каменном мешке! Тут или надо прорываться, положившись на милость Аллаха, или сдаваться! Страже усилить караулы, жечь факелы и нацелить луки на вход в ущелье! Спустилась ночь. Ярко светили звезды. Человек дороги объехал лагерь — Не спать! Самый крепкий сон под утро! Тот кто уснет, не проснется никогда! Внезапно дозорный подлетел к Магиру — Магир, какой то человек машет платком. Он появился из логова разбойников. Он машкт платком, просит не пускать стрелы! Он хочет говорить с тобой! Магир устало кивнул"Я ждал чего то похожего! Пропустите его! И не сводить глаза с ущелья!» Вскоре раздалось цоканье копыт и скрывая свое лицо длинным арабским бурнусом, подъехал человек, безошибочно направив коня к костру, у которого сидел Магир! Магир кивнул» Ну, что же, садись Курбан-Менгу! Ибо Аллах завещал выслушать того кто обречен! Садись к костру, брат!» Человек откинул накидку и присел, вытянув руки к огню. Это и в самом деле был Курбан, бывший человек дороги. Вид его был страшен, пересекая нос, шел огромный бугристый шрам, левый глаз был закрыт навечно. Барс караванных троп пояснил — Артык дрался за свою жизнь до конца и умер как мужчина! Послушай меня Магир! Послушай меня! Ты, брат мне! Брат по крови, горячей крови того, кого не страшит смерть! Я знаю, что только ты мог выследить меня! Только ты! Старый Дахир знал кого отправить в погоню! Наш разговор последний! Когда он завершится, мы, увидимся лишь в смертном бою! Когда говорить будут копья и клинки! Магир кивнул — Я слушаю тебя, брат! Я готов выслушать того кому звезды светят в последний раз!» Курбан вдруг страшно усмехнулся — Я очень скоро стану пищей стервятников. Но я хотел бы понять, что за человек ты, Магир? Как в душе твоей ужились Аллах с шайтаном? Я видел многих, но таких как, ты, не встречал! Ты, служишь мерзавцам у которых нет ничего святого на сердце! Ты живешь среди отребья, подобного мне! Среди тех, для кого кровь лить так же просто как дышать! Я стал барсом караванных троп потому, что в роду нашем, не мужчина тот кто добывает хлеб свой ремеслами! Мужчина, тот кто платит кровью! Я прожил век свой! Я сорил золотом и серебром, я восхищал и покорял женщин, покупал любовь! Я знаю, что умру как волк, приняв последний бой! Мне будет что вспомнить на пороге вечности! А тебе, Магир? Чем помянешь ты судьбы свою, Магир — дарваз?! Магир пошевелил кончиком кинжала угли костра» Я слушаю тебя, брат!» Курбан, все больше горячась, перешел на хриплый шепот — У тебя руки, каких я не встречал! От твоих песен плачут даже окаменевшие негодяи, готовый за гитрифи медный, сестру в гарем продать! Ты, лучший человек дороги! Но я то вижу какой пламень сжирает сердце твое! Женщины у тебя нет. Стоит тебе мигнуть, и они сами будут просить твоей ласки! Но, они не интересны тебе! Ты готов раздать то, что имеешь, а имеешь ты не много! Ты, лучший воин, из всех кого я видел, но спрятав клинок, ты, преображаешься! Так открой мне тайну, на пороге вечности! Скажи, что за человек ты?!! Магир долго молчал, а когда поднял голову..Не по себе стало смертнику от его взгляда. Виновато, застенчиво улыбался Магир, а в глазах его словно навеки застыло пламя, смешанное с пеплом чудовищной тоски. Словно могильным холодом потянуло на караванного разбойника. Магир внезапно крутнул головой» Брат! Можно я отвечу песней? Ведь рожден я дарвазом!» И тихо запел Магир, перебирая струны «Рожден в лачуге иль дворце! Судьбы своей не знаешь! Но коль покинул отчий кров, дороги выбираешь! Велик Аллах, хитер шайтан! Сплетая воедина, твою судьба как свет и тьма горит неугасимо! Платить за выбор наш удел! Но не считаем цену!! Платя за горе и любовь, за радость и измену! За перевалом перевал и сердцу снова тесно! Горит оно в огне страстей! В нем свет и тьма едины! Аллах велик, шайтан умен! Смешались половины!…". Внезапно, он прервал песню и хрипло произнес» А еще..Узел моей жизни завязался так, что наверно распутать.. или разрубить его суждено лишь смерти.. Сам я не ведаю пути своего..потому и не могу ответить тебе правдой, Курбан» Курбан слушал словно завороженный. Затем тихо сказал — Я все понял, брат! У меня последнее желание.. Магир кивнул — Все, кроме жизни!». Туркмен прищелкнул пальцами — Сегодня бой, брат! Я всегда мечтал умереть достойно! Ты, в бою примешь вызов мой?. Магир кивнул» Да..Теперь время говорить копьям и саблям, барс караванных троп. Страшное лицо расплылось в улыбке» Я знал это. Я рад. Еще. Нас в подкове осталось 40 человек. Ты знаешь, что ждет их. Так вот..Если я паду от руки твоей, то даруй им легкую смерть, не бери в плен. Они будут проклинать жизнь, оказавшись в руказ старого Дахира. Если же погибнешь, ты, то поклянись на сабле, что их отпустят с миром!» Глаза Магира сверкнули — Вот мой клинок! И клянусь, что священна для меня просьба смертника! А сейчас прощай, брат! Теперь лишь меч решит все! Уже рассвет робко посматривал на горы, когда бесшумно, словно тени, из ущелья, ринулись в последний бой волки караванных троп. Часовые, поставленные Магиром, были мгновенно посажены на клинки, но приняв первый удар, успели поднять тревогу. Магир ринулся в самую гущу рукопашной все больше разраставшейся. От спасения, разбойников отделяла лишь одна преграда — лагерь Магира. Сметая все на своем пути, они рвались, рубились, захлебываясь кровью, дрались, падали и умирали, один за другим, делая последний шаг, еще шаг, шаг ближе к желанной свободе. В самом сердце беспощадного боя высилась фигура Курбана. Его клинок метал молнии, он, напоминал затравленного тигра-людоеда, валя тело на тело, свирепо рыча. Магир, круша направо и налево, прорубался к нему навстречу. Его удары бы столь мощны и метки, что на несколько мгновений вокруг него образовалось свободное место. Человек дороги поднялся в седле и воздев к сереющему небу клинок, рявкнул-Единоборство! На волю Аллаха! И сиплым рыком ответил ему Курбан, залитый кровью — Единоборство! На милость Аллаха! Бешенством сверкали глаза караванного барса, не ночной собеседник теперь, а зверь, готовый рваться на волю, был перед Магиром. Клинки скрестились. Полетели искры, подобно двум молниям, сверкали сабли. Курбан свирепо обрушивал удар за ударом, со свистом разрубая воздух. Магир, как всегда, холодный и спокойный в моменты, когда смерть смотрит в лицо, отбивался, не отступая ни на шаг. Его сабля, то лениво, шевелилась, то разражалась молниями, заставляя разбойника использовать все свое умение, что бы увернуться или отбить удар. Потрясенные воины шептались — Аллахом клянусь! Не было в мире еще лучше бойцов! Внезапно, Курбан, начавший терять терпение, очертил в воздухе своим клинком, короткую, страшную дугу, намереваясь разрубить врага пополам..В тот же момент, неуловимым движением, сабля Магира впилась ему в шею! Ноги туркмена подогнулись и он рухнул, заливаясь кровью. Магир наклонился над ним и услышал едва слышный шепот — Хвала Аллаху! Удар милости, дарваз! Удар милости.. брат! Человек дороги выхватил из за пояса гератский клинок и в мгновение ока, покатилась страшная голова, сверкая одним глазом. Дарваз поднял голову и указал воинам на ощетинившихся последним боем разбойников — Смерть! Смерть волчьему племени! Соратники Курбана ответили воем, и с бешенством обреченных, ринулись в сечу с новой силой. Они не ждали пощады и не надеялись вырваться. Они хотели продать жизнь по дороже и на последок успеть глотнуть чистого, утреннего, горного воздуха! Уже близился полдень, когда отряд Магира подъехал к воротам Аталыка. Жители стояли на крепостных стенах, теснились на улицах. Ревели трубы, приветствуя победителей. Человек дороги ехал на коне впереди всех и каменным было лицо его… Дахир приветственно воздед ладони к нему — Безмерна милость Аллаха! Магир, ты, настоящий воин! Ты рожден для побед! Любая награда мала для тебя! Странная усмешка исказила лик человека дороги — Аллах велик! Почтенный визир!. А награда.?.Что может попросить человек дороги, тот чьим братом давно стал ветер, а сестрами тропы судьбы?! Старик улыбнулся, обнажив не по старчески острые зубы — Мне известна скромность твоя, дарваз! Подставь же ладони под дождь щедрот Аллаха и великого эмира! И устало кивнул Магир — Ну, если дождь щедрот готов лится в ладони.?. Пусть же в городе сегодня будет праздник и пусть всех кто приговорен сегодня к смерти, выпустят! Довольно пролито крови! От изумления старик поперхнулся хвалебной речью и уставился на Магира, словно на лишившегося рассудка. Дахир попятился от Магира, в немом оцепенении, словно ожидая увидеть в черных глазах безумный, опасный блеск. Но лицо дарваза было усталым и спокойным, с задавленными где то глубоко искрами тоски. Внезапно визир хлопнул себя лбу — Велик Аллах! Как же я не догадался сразу?! Высшая награда — милость Аллаха! Ты хочешь заслужить прощение за кровь пролитую! А Курбан ведь был человек дороги! Брат тебе по крови! Так поступали великие халифы! Первые халифы, настоящие владыки! Магир, ты, хочешь награду небесную!! Отказавшись от дара земного! Эмир закончил вечерний диван (совет) своих приближенных и в какой то, не веселой задумчивости, застыл на месте, в то время, как царедворцы, кланяясь и пятясь, покидали зал. Дахир тоже собрался уходить, когда глаза Арбиля остановились на нем и последовал знак, содержащий повеление остаться. Визир осторожно присел, сложив руки на груди. Эмир несколько мгновений молчал, а затем широко улыбнулся — Ты молодец, мой верный слуга! Твоя голова еще крепко сидит на плечах и полна разума! Наш слух больше не будут осквернять деяния бывшего подмастерья из твоей кузницы шайтана, устод Дахир! Дахир так и не понявший, что звучит в голосе повелителя, похвала или насмешка, льстиво склонился — Мой эмир! Мудрость твоя не имеет границ! Я прах ног твоих ничего бы не смог сделать, если бы не воины твои и если бы след шайтана не взял человек дороги! Магир! Арбиль удивленно поднял брови — Так этот нечестивый пес нашел свою гибель от руки Магира?! Так значит человек дороги, волк, выследил волка?! Радостную весть принес, ты, мне, старый мой слуга! Верность людей дороги достойна награды! Надеюсь, ты, щедро одарил, Магира-Дарваза? Что попросил он в обмен на голову разбойника Курбана?! Дахир откашлялся — Он попросил награду..Праздник в Аталыке и даровать свободу всем кого собирались казнить! Эмир вытаращил глаза и несколько мгновений смотрел на старого везира, а затем разразился хохотом — Награда?!! Два десятка висельников на воле?! Праздник для города?! Ох-хо-хохо! Ах-ха-хаха! Можно подумать, что повергли второго Бабека — Хурремита! Веселье для аталыкской черни! Дахир поняв, что эмир в добром расположении духа, улыбнулся. Везир выждал когда стихнет смех повелителя и заговорил — О, мой эмир! Сам того не желая, выбрав такую странную награду, Магир оказывает нам большую услугу! Клянусь, Кораном, но бахчи нет цены! Арбиль посмотрел на него с недоумением — Какая услуга?! Что преступники выйдут на волю?! Что чернь будет веселиться, славя Магира, безродного волка, сына дорог и ветров?! Старик махнул ладонью — Узники на воле? Да через неделю там будут новые ждать участи своей! А вот слава о милосердии великого эмира полетит далеко! Люд будет знать, что мы не только разим, но и милуем! Что мы щит для правоверных, караем виноватых, но снисходительны и можем прощать! Повелитель крякнул — Да ты мудр, и хитер, словно шайтан, мой Дахир! Клянусь Аллахом, по лицу твоему вижу, что это еще не все! Везир погладил бороду — Что до Магира.. то..ты знаешь о повелитель, что не все так просто в этом мире греха. Кто то будет славить Магира, кто то завидовать. Но самое главно, что люди дороги, разными глазами будут теперь глядеть на дарваза! И разные помыслы оживут у сердцах их! Арбиль понимающе протянул — Я понял..Я все понял. Кто то станет льстить ему, кто то будет завидовать. Наверняка найдутся те, в чьих глазах Магир упадет. Ведь он убил брата по крови, человека дороги. Убил не по тому, что это нужно было ему самому, а потому что получил приказание! Мой старый Дахир, ты, соткан из мудрости. Старый царедворец кивнул головой — Деяние Магира будет возвеличено! О нем глашатаи будут оповещать всех! А вот для людей дороги.. пусть тоже будет праздник! Аталык радостно шумел предвкушая веселье. Молва несла слух о небывалом подвиге Магире, превращая его в сказочного палвана. Мертвая голова Курбана по прозвищу Менгу, смотрела единственным глазом на город, насаженная на длинный кол. Магир чувствовал взгляды людей. Кто то глядел льстиво, кто то восхищенно, в чьих то взорах светилась ничем не прикрытая зависть. Вечером, в одном из покоев дворца, Дахир собрал людей дороги. Им так же было суждено праздновать. Стол ломился от угощений, вин, сладостей. Магир бегло оглядел сотрапезников. Те же, кто и делил трапезу с ним в прошлый раз. Но нет толстого Гафура и не будет никогда, в райские сады Аллаха отправились Артык и Курбан. Что то сжало душу Магира, какое то странное предчувствие. Он своим звонким голосом начал читать поминальную молитву. И что было в его голосе, что такое, что даже самые заросшие мхом души, самые окаменевшие сердца, облизывавшиеся, лишь на богатый стол, затихли и вслушались. Дарваз молитвенно сложил ладони, словно приглашая всех почтить память умерших. Трапеза разгоралась, вино и еда исчезали в бездонных глотка, шумнее и развязнее становились сотрапезники. Кто то тянулся с чашей к Магиру, не сколько человек бросали в его сторону взгляды, явно далекие от дружелюбия, два брата Мирза и Салих, перешептывались, время от времени искоса поглядывая на дарваза. Наиль, который пришел на трапезу уже пообщавшись с дурманным зельем., вдруг сделал просительный жест ко всем, как бы призывая дать ему слово. Головы пирующих повернулись к нему. Наиль чуть качнулся — Велик Аллах, братья! Милость его безгранична! А нам, редкая удача выпала! Нам, безродным бродягам, людям дороги, чей удел закончить свою жизнь в руках палачей! С нами за столом пирует сам Магир, великий Магир! Обласканный великим эмиром и судьбой! Первый среди нас!. На лице Магира мелькнуло удивление. Зрители начали переглядываться, а Наиль продолжал — Великий Магир! Он настолько велик, что он теперь не только первый среди нас! Он теперь держит наши судьбы в кулаке! Ему приказал великий эмир и голова Курбана красуется на шесте, прикажет везир, и любой из нас будет звать смерть в объятих кола и огня! Великий Магир! Он всегда такой, словно отмеченный ангелами! Полон великодушия, словно сказочный Рустам! А чем же он лучше нас? Чем судьба его чище, скажите мне?. Раздались удивленные голоса — Да он не в себе! Он наносит оскорбление сотрапезникам! Кто то попытался силой усадить Наиля на место. Но тот вывернулся со змеиной ловкостью и разгорячась, выкрикнул — Да!!! Курбан был зверем, родился воином и умер им! Он, не пытался быть благостным и чистым, как Магир! Он был таким, какой есть! И не надо прятать глаза, как невесты перед брачной постелью! Вы знаете это! Мы, все, порождение шайтана! Мы, призраки дорог! Мы льем кровь, но не играем в святых и не носим добрых личин, как дарваз. Кто то выкрикнул — Клянусь Кораном! Наиль прав! Нельзя быть улемом и носить копыта!. Из угла басовито ответил мрачный Хаким — Закрой свой лживый рот! В человеке должна душа оставаться, хоть в самом грязном! Шум стал всеобщим. Наиля силой усадили на скамеечку. Он вырывался и продолжал выкрикивать брань. Внезапно, словно по команде все стихло и лица повернулись к Магиру. Человек дороги смотрел на своих сотрапезников, на тех с кем свела его судьба, спокойно и грустно. Со стороны казалось, что его не задевает и совсем не касается назревающий скандал, уже пахнущий кровью, но было видно что судорожно пальцы его вцепились кисточку праздничного халата. Внезапно он поднялся во весь рост и четко и спокойно звучал голос его — Видит Аллах! Тропы судьбы связали всех нас! Сделали братьями по крови! Я скорблю о Курбане! Клянусь небом! Тысячу тысяч раз я попрошу у него прощения, когдв наши души встретятся! Упрек разрывает мое сердце, упрек в том, что я готов распорядиться судьбой любого из вас! Горек он и не справедлив! Все знаю, что не ценит Магир собственную шкуру и отдаст свою жизнь, не думая! Раздались крики — Мы знаем дарваз!! Ты, верный друг, ты, готов выручить и отдать последнее! Магир повернулся к Наилю — Ты настоящий друг! Черным было бы сердце твое и глухой душа, если бы не было в нем скорби о Курбане. Два раза он вырывал тебя из объятий могилы. Когда пал под тобой конь, а, ты, был ранен, он, отдал тебе своего скакуна, а сам спасался бегом. А когда, ты, попал в зиндан, он, выволок тебя из ямы, хотя у самого была рана на руке и он тащил веревку зубами!». И все увидели что срипит зубами Наиль, что слезы стоят в его глазах и всем стало на миг жутко, словно в черную бездну заглянули люди дороги. Магир тряхнул своими чудными кудрями! — Послушайте, что скажет вам мой язык! Всем предстоят тропы судьбы! Всем сужден судный путь! Но главное, что бы ни делал ты, куда бы не заносил тебя ветер странствий, помнить, что, ты, человек и рожден матерью! Одобрительный гул голосов прервал его — Красиво сказал дарваз! Тебе бы не ветер судьбы в братья кликать, а улемом — ученым быть!. Наиль подошел к Магиру и попытался улыбнуться — Прости дарваз! Прости меня, брат! Горе помутило разум мой! Даже если жил недостойно, надо умирать с честью. Мрачный Хаким возник рядом — Что за человек, ты, Магир?!! Что за сердце у тебя?!! Ты убиваешь, мастеришь, играешь Ты, иногда, потрясаешь своей ловкостью и свирепостью!! Ты жалеешь всех! Ты хочешь остаться человеком! Разные дороги суждены всем, но вот тебе рука моя, Магир Когда тебе потребуется помощь ты скажи лишь слово свое! И скажи мне, дарваз, ты уверен, что сможешь сохранить в этой грязи, в этих играх шайтана сердце свое и душу?!!! Я спрашиваю потому, что чувствую на шее своей острие ножей палачей. Магир коснулся губами его заросшего волосом уха — Не знаю, брат! Но я мечтаю умереть человеком, даже если не удастся человеком прожить свой век! Уже перед рассветом расходились сотрапезники. Магир вышел на двор. Горели костры, лениво переговаривались стражи. Алая полосочка зари уже выглядывала из за отрогов. Только тут Магир почувствовал как устал за эти дни и ночи. Он, не торопясь, прошелся по двору, полюбовался на коней, затем вернулся в покой и упав на теплую, душистую, кошму мгновенно, уснул, по детски крепко и беззаботно. Он спал весь день, весь вечер. Ночь уже раскрывала Аталыку свои объятия. Словно огромным черным крылом неведомая птица обнимала подлунный грешный мир. И ни кто не ведал, что кому сулит рассвет. Спал, не зная своей судьбы Магир, по стариковски ворочаясь и вскрикивая, то просыпался, то уходил в мир снов старый Дахир, чему то страшно улыбался во сне эмир Арбиль, разбрелись словно ночные хищники, по своим убежищам, люди дороги, кто то шагал уже в предрассветном сумраке, вновь измеряя ногами дорогу и тягаясь с не ласковой судьбою Магир проснулся среди ночи, ощутив на себе чей то взгляд. Еще находясь в полусне, он, молниеносно ухватил рукоять кинжала, всегда лежавщего под подушкой. И только после этого он стряхнул с себя сон и открыл глаза., почти сразу узнав в потемках свирепое лицо Хакима. Бывший караванщик предостерегающе поднял руку — Я не со злом пришел к тебе, Магир-дарваз! Прости, что час не урочный, но не будет другого времени! Магир тряхнул головой — Что же..Коли так, рад гостю. Садись, пусть умной будет беседа! Хаким усмехнулся какой то мысли — Умная беседа… Послушай меня, Магир. Я, давно не верю людям, может быть по тому, что давно нет правды ни в делах, ни в словах людских. Кругом звери и каждый готов запустить клыки в глотку соседу! Магир, чуть зевнул, прикрыв ладонью рот — Истину, ты, вещаешь. Но не стоило ради нее будить меня, почтенный. Кстати, ты, за спиной держишь гератский нож, будь добр держи его в руке, впереди!» Хаким потер бороду» Ох, шайтан! Увидел! Так вот, дарваз..Я хочу поговорить с тобой. Я давно не верю никому и ничему, но, ты из тех, в ком еще осталось вложенное Аллахом!» Магир кивнул — Слушаю тебя почтенный!. Хаким перешел на шепот — Я долго думал..Я думал с того дня когда мы сидели за столом. Помнишь? А потом когда ты отправил к Аллаху Курбана, когда недавно пировали все. Я долго думал, Магир. Мир наш, яма зловонная. А те с кем свела нас судьба давно перестали людьми быть. Ты это знаешь сам. Собеседник придвинулся поближе к позднему гостю — Явно не за тем явился ты, что бы изливать душу мне. Чего хочешь ты, Хаким?! Бывший караванщик долго молчал. Затем решительно тряхнул головой — Днем умер Наиль. Дурманного зелья оказалось слишком много. Он сперва пел, а затем упал на бок, захрипел и не встал больше!. Магир сложил ладони — Да примет Аллах душу его.!! Так чего хочешь ты, Хаким?!. Медведеобразный мужчина едва слышно шепнул — Я хочу умереть свободным! Умереть человеком! Понимаешь, Магир! Дарваз качнул головой — Понимаю. Ты, хочешь бежать, уйти из Аталыка? Ты же знаешь, что если не настигнут убийцы эмира, то встретят палачи того края куда прибежишь. И горячей встреча будет, ох, горячей!. Хаким сжал огромный кулак — Знаю, но для того что бы уйти, нужно быть уверенным, что эмиру будет не до поисков какого то бродяги, человека дороги!. И едва слышно, он, шепнул — Главный яд не в эмире. Страшнее старый Дахир. Ядовитая гадина. Его дыхание отравляет пострашнее чем запах шайтана..Я убью его. А потом покину Аталык навсегда. А если не получиться уйти, то дам последний бой… и уйду из жизни человеком! Человеком, а не волком, дарваз! Магир оглянулся по сторонам — Это не возможно. Старик боится за свою жизнь. Не верит никому. Почти не покидает дворец! Поздний гость хмыкнул — Знаю, но завтра пятничная молитва, а в этот день он едет в мечеть вести беседы с улемами. Я.. я постараюсь сделать так, что бы он попал на беседу шайтаном. Прощай, дарваз. Нам видно не суждено увидиться в мире этом. А в том.?!.Узнаем ли мы друг друга? А ты.. если.. что.. попроси милости у Аллаха.. для грешного Хакима. Чисто сердце твое и дойдет твоя молитва!. Утро стояло над Аталыком. Уже призвал к молитве муэдзин. Старый Дахир не спеша ехал по городу. Верные стражи, из наемников — карлуков, расположились чуть впереди и сбоку. Рядом с Дахиром, почтительно склонившись, ехал главный смотритель тюрьмы в Аталыке. Его имя внушало ужас самым храбрым. Что то беспокоило старика, что то, словно соринка в глазу, царапало. Вот наконец и поворот на улочку, где располагалась главная мечеть. Дахир повернул голову к тюремному смотрителю — А, что почтенный Зулум-Закария, славное утро послал Аллах!. Тот чуть наклонился и в тот же миг отточенный нож пролетел буквально в пол-пальце от головы Дахира и вонзился по самую рукоять, в горло тюремщика! Дахир втянул голову в плечи и согнулся в седле. Стражи, не глядя на свесившееся с седла тело тюремного смотрителя, ринулись, разгоняя ранних прохожих, искать то место, откуда дерзновенная рука посмела метнуть нож. Вскоре с гиканьем и воем, они, неслись к небольшому, глинобитному, дувалу, шагах в двадцати в стороне. Огромный, заросший черным волосом, человек, с легкостью, вскарабкался наверх и страшным ударом сбив подлетевшего стража, оказался в седле и пришпорив коня, вылетел на главную площадь Аталыка. Воины уже толпой обступили его. Сзади дребезжал голос Дахира, оправившегося от страха — Живым! Берите его живым!. Всадник поднял коня на дыбы и молнией засверкала сабля в его руке. Он не надеялся бежать. Хаким просто хотел дорого продать свою жизнь. Он, рубился, вкладывая в каждый удар всю свою боль, всю свою ненависть, отчаяние храброго человека. Потеряв в беспощадной рубке троих, карлуки расступились. В руках двоих мелькнули арканы. Пьяно качнувшийся в седле, залитый кровью, Хаким, презрительно, улыбнулся и последним движение вонзил в свой окровавленный бок, короткий, широкий нож. Ярости старого везира не было предела. Брань сыпалась на головы стражей, на сбежавшихся зевак..Арбиль молча смотрел на старого везира, на его трясущиеся руки. Затем повернулся к низенькому столику, несколько минут перебирая четки, а уж затем тихо сказал — Ты жив и не ранен, мой верный везир! Хвала Аллаху! А вот как объяснишь, ты, мне, что пеплом от костра рассыпаются все за мыслы наши, а? И кто скажет, козни какого шайтана замешаны здесь?. Дахир судорожно глотнул воздух — Мой повелитель, столь глубока мысль твоя, что я прах ног твоих не постигаю… Эмир коротко и жестко перебил — Все ты постигаешь, мой верный везир..Ты, стараешься обдумать ответ и оправдать себя. Он жестом подозвал Дахира и растянул на столике лист пергамента — Вот смотри. Это ковер земли. Смотри везирь. Вот наше владение. Сжато оно не добрыми соседями. Газневиды в любой момент готовы вцепиться в глотку и сожрать. Кочевники живут набегами. В Мавераннахре смуты и войны, в Сеистане роды делят земли и льют кровь, без конца. Мы знаем много о том, что творится, но велик Аллах..ненависть пошла по нашим пятам. Люди дороги..Клинок в руках наших, глаза и уши наши. Что происходит с ними?. Может объяснишь мне мудрость твою?! Почему рвут они все чаще петлю повиновения, почему идут неудачи, словно смеется шайтан над нами, а? Дахир вздохнул — Позволь сказать мой повелитель. Люди дороги лишь орудие в руках умелых. А оно может тупиться, может отказать. Ах, черная неблагодарность! Большинство из благодетельствованных мною, висельники, головорубы, отродье шайтана. Но и они тоже не бездушны. Словно звери они рвут цепи и силки. Готовы умереть, но пробуют ломать свою судьбу.! Эмир усмехнулся — Мало этого, начинают кровь лить, как Курбан или, какая низость, покушаются на твою жизнь драгоценную, как Хаким или сдыхают от дурманного зелья, как Наиль.!! Везир согласно кивнул — Да это так, мой повелитель. Кому можно верить в этом мире греха? Ну кому?!! Порой я смотрю в их глаза и пытаюсь понять..Понять, что на сердце у них? У людей дороги? Какие замыслы лелеют они? Эмир не торопливо потянулся к столу и машинально подбросил на ладони дирхем — Они живут рядом с людьми, среди людей! И все людские пороки..Все чем наделил Аллах присуще им..И только поняв, что движет ими можно заставить их повиноваться. Мой везир, ты, отбираешь их из зинданов, с рынков, рабов, отнимаешь хлеб у палачей! Но можно ли положиться на их верность, после всего, что произошло в последние месяцы?! Внезапно лицо старика исказилось, оскалились острые зубы и он уставился на эмира, словно желая вцепится повелителю в горло. Это было настолько не ожиданно, что Арбиль не заметно положил ладонь на рукоять дамасского кинжала. Скрежещущим голосом старик заговорил — Все книги полны мудрости! Все советуют брать людей дороги из самых честных, самых умных, самых верных! Где взять их!? Повелитель, да, где я возьму их?! Самый порядочный, самый мудрый, донося, проливая кровь, видя смерть и пытки, черствеет! Да это бы пол-беды! Утратив сердце, он, начинает предаваться порокам!! Висельники забывают благодарность! Они порочны по душе своей! А как может проникнуть в чужую душу, тот у кого по роже шайтан проскакал?! У кого все пороки на лбу написаны?! Старик почти кричал, прямо в лицо эмиру., задыхаясь, словно переживая вновь момент, когда мелькнуло мимо головы лезвие ножа! Эмир вдруг дружески улыбнулся — Не стоит так горевать и горячиться, мой верный слуга… Надо решать, что делать дальше. Можно отправить в обътия палачей тех кто остался в Аталыке из людей дороги. За ними столько грехов, что жалеть о них не кому, а шайтан их заждался! Можно.. помнишь, ты, говорил о людях жизни и людях смерти. Того, кому нет веры, отправить в путь..отправить в сады райские, руками врагов наших. Того, кто еще хранит пламень веры в сердце поощрить, милость оказать. Послать туда откуда можно вернуться. Успокоившись, старик улыбнулся — Ты мудр, повелитель..Цена жизни многих из них не велика..Но, у палачей своей работы хватит… Пусть они сперва сослужат службу свою у стремени нашего..А.. там… Он махнул рукой и прибавил — Звезда среди сброда этого — один Магир, вот для него Аллах с шайтаном не пожалели ничего. Но вот в чем дело повелитель..Сомнения камень лежит на сердце моем..Эмир заинтересованно кивнул — Продолжай Дахир. Везир погладил бороду — Он слишком долго сидит здесь, общается с этими выкидышами шайтана. И порочные мысли могут прийти в голову и ему. А он видит и чувствует людей. Он свой, в каждом доме, от дворца до лачуги. Ах, как важно нам знать, чем живут правители, черный люди, купцы в Банакенте, Баласагуне. Пусть он идет туда. Просто посмотрит, послушает. Пусть музыка дорог зазвенит в его сердце. Резать глотки и грабить есть кому, а вот видить жизнь..Дано не всякому. Эмир, по волчьи, втянул воздух ноздрями — А не уйдет ли, он, почуяв волю?. Дахир мотнул седой головой — Куда и к кому? Во многих местах его помнят и ждут. Палачи и кожа казней. А там где не знают? Кому нужен, он, на чужбине? Да и в любой момент можно убрать его руками врагов наших. А их хватает. Арбиль прищурился — Мы заговорились, мой верный везир. Сейчас время славного тоя. Достархан уже накрыт. Какую баранину приготовили повара, а какой плов с лимоном!!.Магир, не спешно, шел по тропе, ведущей в Баласагун. То и дело его обгоняли всадники, отряды воинов, караваны купеческие из Балха, Термиза, Абиверда, Хорезма. Дарваз с наслаждением вдыхал воздух весны, чувствуя как встряхивается и пробуждается в теле и душе любовь к жизни. Стражи у городских ворот, осматривавшие товары и взимавшие дань с караванщиков, лишь мельком бросили взгляд на странствующего кудрявого дарваза, с походной сумкой, и неизменным рудом в руках, и занялись своими делами снова. Ах как шумел базар! Чего здесь только не было!!.Магир с удовольствием и знанием дела, оглядывал, цокая языком, кашмирские и бухарские клинки, чеканную, гератскую и кундузскую посуду, седла из Коялыка и халаты из Исфагана, фрукты из Мазендарана, халаты и сапоги из Гиляна. Всем великолепием красок сверкал базар, многоголосица речи, говоров оглушала. Как же все это было знакомо ему, страннику по жизни, побратавшемуся с ветрами и солнцем! Внезапно, он, услышал громкий голос продавца расхваливающего свой товар — А вот книги! Воистину книги! Источник мудрости! Вечный источник, питающий сердце и душу! Дарующий наслаждение разуму! Вот труды великого Ибн Сины, вот славный, непревзойденный Бируни, вот мудрость великого Ибн Русте. Покупайте правоверные! Дарваз подошел к лотку. Торговец мигом оценил покупателя и улыбнулся широко — Я вижу странника — дарваза, по одежде! Люди твоего сословия любят наслаждение и веселье! Вот, покупай. Недорого, за пять дирхемов отдам. Трактат о науке наслаждения любовью» Ветка персика!». Магир едва сдержал едкую усмешку — Да нет, почтенный. Трактаты о любви хороши для всех, но другого просит сердце мое! Книготорговец понял его по своему — А.. наверно, ты, не умеешь читать и писать?!! Может, ты, хочешь, что бы ученый писец, за два — три гитрифи, написал за тебя послание или прочитал чью то весточку. Так я могу тебе сослужить такую службу! Кудрявая голова Магира отрицательно мотнулась — Нет почтенный! Я хочу посмотреть! Есть ли у тебя стихи, рубаи, касыды, поэмы, великих Рудаки, Хайяма, Фирдоуси?! От изумления брови торговца полезли на лоб — Да, видно, ты учен и грамотен, дарваз! Есть конечно. Но могу предложить тебе вот это. Велики познания твои, но вот этот поэт. Его знают и любят, даже те кто преклоняется перед мудростью Рудаки и Фирдоуси.! Дарваз не доверчиво хмыкнул и взял в руки книгу на обложке которой было выведено арабской вязью» Благодатное знание «» И через несколько мгновений мир исчез для него. Почти не слушая бойкого торговца, он расплатился, и не в силах оторваться от удивительных, литых строк, пошел дальше. Его толкали, недоуменно натыкались, грубо окликали, но мир сосредоточился на удивительных стихах Юсуфа Баласагуни, так было написано на первой странице, выведено тонким каламом!

Конец ознакомительного фрагмента.