Там, где мы служили

Олег Верещагин, 2014

Земля далекого будущего медленно возрождается после ядерной войны. Восстановлению цивилизации препятствуют властолюбцы, поощряющие древние кровожадные культы, каннибализм, терроризм. С бандитскими группировками борются конфедеративные Роты, созданные двумя возрожденными Империями – Англосаксонской и Русской. Рядовой Джек Брейди проходит через страшные испытания, едва не теряя рассудок, и мечтает только об одном – о том, чтобы войны никогда больше не повторялись. Он, как и его товарищи по оружию, которым от пятнадцати до двадцати с небольшим лет, готовы на все, лишь бы «убить войну»…

Глава 2

Духи холмов

Синим огнем обжигает она —

Песня в Раскате Грозы!

Черного золота ночи не жаль!

Бесам себя не спасти!..

А. Земсков

1

«Заспав» первую усталость, Джек никак не мог уснуть снова. Похоже, и остальные чувствовали примерно то же самое, только Иоганн преспокойно и очень тихо спал, завернувшись в накидку.

Холодно, впрочем, не было, особенно для ребят, родившихся и выросших в краях, где плюс пять в июле считалось не таким уж ужасом; более того, кто постарше, причем не так уж намного, ворчали, что «вот в наше время было минус пятнадцать, и ничего, а сейчас…». Ночь оказалась достаточно теплой. Будь Джек дома, в Англии, он бы решил, что сейчас начнется гроза. Но ему объяснили еще вечером, что тут по ночам такое — обычное дело, с моря, на дне которого все еще бурлят глобальные горячие «котлы» гейзеров, тянет теплую влагу. Его поразило, что тут, где в принципе можно было уже давно распахать земли, развести стада, местные жители жили каннибализмом! Кое-как разбрасывали в едва отошедшую землю мутировавшее просо, его вечно не хватало — и приварком было мясо соседей. И чужих, пришельцев, конечно. Да это еще ладно — этот ужас был и в Англии; что было пищей для Трех Кланов^[40], в конце концов? Но тут-то — тут даже не пытались как-то из ужаса вылезти! Словно были всем довольны! Этого он не мог ни понять, ни принять.

Эрих достал из кармана пачку писем в разных степенях затрепанности и, поудобней улегшись на живот, начал их внимательно перечитывать. Лицо немца почти сразу стало грустным, а губы слегка улыбались.

— Браунид офф^[41], — сказал Ласло, полулежавший рядом с Джеком.

— А ты? — спросил тот.

Венгр улыбнулся почти так же грустно, как немец, довольно долго молчал, а потом пояснил:

— Я… Знаешь, почему я пошел воевать? Я тебе говорил, что я из Эгера? — Джек кивнул. — Эгер в свое время был крепостью, в свое время отбил атаку стодвадцатитысячной армии…^[42] чьей-то, я не знаю, если честно… и устоял! А что такое сегодня мой город? Тоска и тишь… Мертво все. Даже кто власть — черт его знает, русские с вашими ходят, как вокруг тарелки с горячим гуляшом… Мои родители и не почесались, у них еще трое мальчишек… братья мои, младшие. И все здоровые, без отклонений! Попал сюда. — Ласло улыбнулся уже задумчиво. — Сам видишь: был обожжен, ранен, стал хорошим пулеметчиком… Сначала радовался, что убрался из Эгера. Сейчас думаю по-другому… Я туда обязательно вернусь, если останусь жив. Я хочу, чтобы мой Эгер был таким, как раньше — домом гордых людей… Но тосковать? — Ласло качнул головой. — Нет. Я не оставил дома ни любви, ни тепла… ни даже девчонки. Вообще ничего… да и никого.

— А у Эриха девчонка есть?

— Есть. Он тебе еще покажет фотку… Какую музыку любил слушать? — неожиданно спросил он.

Джек пожал плечами:

— Да какую… Фолк, бард. Как все.

— А, я тоже… А тут вон Андрея с его гитарой слушаю и больше ни на что не претендую. Только на гуляш.

— Про гуляш ты второй раз уже говоришь… А что это такое-то? — полюбопытствовал Джек.

Ласло с удовольствием пояснил:

— Рубят лук, мелко-мелко, и обжаривают его в свином жире до такого… золотистого цвета. Потом посыпают красным перцем, добавляют говядину, кубиками… майоран, соль, заливают водой и тушат, тушат, тушат, помешивают… Когда жидкое почти совсем выкипит, добавляют немного вина. Лучше всего токайского. Это хорошее вино такое, его у нас раньше делали, ну и сейчас вроде бы собираются, когда погода более-менее установится… Мясо потушится, можно класть картошку кубиками, красный перец — стручки чистят, чтобы семян не было, режут полосками — и помидоры. Заливают водой заново и варят минут двадцать. Кладут мучные клецки и подают на стол. — Венгр вздохнул и добавил: — Гуляш больше никто делать не умеет! Одни венгры… Только продукты все достать трудно, редко получалось готовить.

— А что такое клецки? — спросил Джек, сглотнув слюну, — по рассказу Ласло, штука была вкусная; Джек любил острое, а в его родной, отечественной, кухне острого было мало и раньше, а уж сейчас и вовсе…

— Такие мучные штучки… вроде шариков, вареные… — помогая себе руками, показал Ласло.

— Эй, — подал голос Эрик, убравший письма. — Что до еды, то…

— Не рассказывай о сосисках с кислой капустой, — попросила Елена.

— Да ну их, это баварцы выдумали разную фигню! А я из Вестфалии! Какой у нас айсба-а-ан…^[43] — Он протянул последнее слово и даже зажмурился. — Так вот, берут…

— Лучшая вещь — это все равно лэмб^[44], — не выдержал Джек. — Лэмб с картошечкой фри…

— Если хотите жрать, так и скажите, — вновь вмешалась Елена.

Юноши посмотрели друг на друга и рассмеялись^[45].

— Вупперталь и сейчас город немаленький, — сказал Эрих мечтательно. — Семь тысяч человек! А было, говорят, семьсот тысяч… Знаете, какие у нас парки?! И вот хотите верьте, хотите нет, а они уже зеленеют! — гордо выпалил немец — совсем не похоже на себя. — Мы как-то старую библиотеку разбирали, такое там прочитали… Перед той войной было у нас до темной тьмы каких-то чужаков, вроде этих вот махди. Отбивали у честных немцев работу, девчонок… Отец даже рассказывал… Правда, потом, когда все началось, наши сразу отбили у них охоту жить; чего ждали, не пойму? Но все равно было уже поздно… — Он печально покачал головой.

— Как вы под русскими-то оказались? — с легкой подковыркой спросил Джек. И выругал себя мысленно.

Но немец не обиделся.

— Ну вот так получилось. Я, если честно, не знаю… Не нашлось у нас никого, кто всех бы вокруг себя собрал… А русские — что русские, чем они плохи? — И не удержался: — Уж точно лучше англосаксов.

— Зато двадцать лет всем вокруг жить не давать — на это у вас вожди нашлись^[46], — буркнул Ласло.

Эрих даже с какой-то гордостью шевельнул углом рта и сообщил:

— У Эльзы отец был пиратом, кстати… Совсем мальчишкой еще… — Потянулся и заявил: — Поеду в отпуск — сразу женюсь на Эльзе… Джек, Густав, вы не видели мою девчонку? — Он полез в карман и достал аккуратно заделанное в полиэтилен фото. Цветное. — Вот она, Эльза, — в голосе Эриха прозвучала настоящая нежность, лицо стало откровенно сентиментальным.

Джек пододвинулся ближе. С цветного снимка на мир ясным и спокойным взглядом смотрела хорошенькая голубоглазая блондинка, рослая, крепкая, с чуточку вздернутым носиком и доброй, немного растерянной улыбкой.

— Она сниматься боится, — сообщил Эрих, тоже любуясь снимком, как будто впервые.

— Краси-ивая, — сказал Густав.

Джек тоже кивнул. У него с девчонками всегда были сложные отношения. Постоянная была одна — познакомились в летнем рабочем лагере, когда им только-только по двенадцать исполнилось, целых три года они встречались, а потом появился выпускник их школы, а ныне — Его Императорского Величества джолли^[47] с наградами за несколько «дел» за морями-океанами и… Прошел уже почти год, а Джек никем так и не заинтересовался.

— Вот такая она, моя Эльза, — гордо сказал Эрих, убирая фото. — Мы учились вместе, и я как-то не замечал, какая она — долго не замечал… — Немец быстро, но без стеснения поцеловал фото и убрал его. Потом слегка вызывающе посмотрел по сторонам.

— Он каждый раз боится, что будут смеяться, — шепнул Ласло Джеку. — Если тебе понравилась его Эльза, считай, что ты его друг.

Андрей, все это время ворошивший палочкой угли с краю костерка, вскинул голову.

— Эрих, а ты когда-нибудь был в музеях?

— Мм? Был, конечно. Мы даже в школе начали делать музей… только это теперь уже без меня…

— Лежат под стеклом снимки. Иногда — вот такие же девчонки. «Фотография такой-то, жены такого-то, убитого там-то…»

Эрих засмеялся и что-то сказал по-немецки. Потом добавил:

— Я не думаю об этом. Зачем? Если я буду жив, то фотка, может быть, окажется в музее с надписью: «Фотография фрау Эльзы Зильбер, жены мэра нашего города герра Эриха Зильбера, героя боев там-то и там-то».

Вокруг костра засмеялись — весело, открыто, искренне и так громко, что Иоганн проснулся и посмотрел на часы, после чего без единого слова опять уснул.

— Все может быть, — согласился Андрей. — Все может быть, все может статься — в трусах резинка оборваться… Кто знает, какими мы станем в будущем.

— Я знаю, — суховато сказал Дик. — Ты знаешь. Все знают, только боятся себе в этом признаться по старой и не нашей памяти… Ты вот что, Эндрю… спой-ка нам.

— И погромче, — добавил Ласло. — Пусть ублюдки слышат, что мы здесь. И их не ждем.

Андрей как ни в чем не бывало кивнул:

— Жаль, что гитара в лагере осталась!.. Ладно. Слушайте… — Он задумался, покусал костяшку пальца. Все притихли, подались ближе, а Андрей наконец рванул — резко, весело:

Неизбежен топоров

стук,

Если валят мужики

лес,

Неизбежно упадешь

вдруг,

Если телом на мечи

лез,

Но пока еще стоит

ствол,

Но пока не тяжек груз

плеч,

Ты идешь, как и раньше

шел,

Чтобы землю свою сберечь!

И тряхнул головой, улыбнулся — в свете костра блеснули зубы…

…Некоторое время все молчали, потом разом задвигались; Иоганн вдруг сказал:

— Здорово ты поешь, Эндрю. Спал — и то проснулся.

— Ну и нечего, — буркнул Андрей с легким смущением и принялся вновь ворошить угольки.

Джек оглянулся в темноту. И передернул плечами. Может быть, красные уже скрываются там, за кустами, у корней деревьев, в ночи? И готовятся стрелять… Где остальной взвод? А если не успеют? Что тогда?.. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он весело спросил:

— Товарищ сержант, а расскажите, как воевали со столбами?

— О-о-о… — Андрей откинулся на спину и, закрыв лицо шлемом, притворился убитым наповал. Иоганн посмотрел исподлобья на своих бойцов, делавших вид, что их тут нет.

— Уже растрепали, — обвиняюще произнес швейцарец. — Ну вы ублюдки, друзья мои.

— Да что ты ломаешься, как крекер? — глядя в сторону, сказала Елена. — Рассказывай.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

40

«Забытые кланы». В период Безвременья, когда проблема голода встала особенно остро, часть выживших обитателей Шотландии, выбирая «легкий путь», обратилась к каннибализму и практиковала его довольно длительное время, совершая набеги на соседей (как шотландцев, так и англичан). Вскоре после начала распространения власти «Фирда» отряд хускерлов из двадцати человек при поддержке ста человек местного йоменского ополчения и сотни бойцов кланов Фэркухарсон, Шоу, Гордон и Грант полностью уничтожил ополчение людоедов из пятисот боевиков в сражении при Анкрам Муре. Вслед за этим были вырезаны и сами кланы, за исключением детей до 3–4 лет. Клановые имена забыты.

41

Скучает по дому (англ. армейский жаргон).

42

Турецкой.

43

Свиные ребрышки.

44

Мясо молодого барашка.

45

Может показаться, что набор продуктов в разговоре штурмовиков слишком разнообразен для этого времени. На самом деле еще недавно было намного хуже. К счастью, еще в доимперский период большинство самоорганизовавшихся коммун сумело хорошо воспользоваться довоенными разработками в гидропонике и искусственном освещении. Многие ученые даже приходят к выводу, что без этих достижений человечество, скорее всего, не смогло бы выжить, несмотря на мужество его новых лидеров и всеобщие самоотверженные усилия сплотившегося вокруг них населения. Огромную роль сыграло то, что в первый же год Безвременья отряд русских добровольцев совершил рейд на Шпицберген. Там еще до войны под эгидой ООН было построено подземное Всемирное семенохранилище на случай всемирной катастрофы. Персонал семенохранилища большей частью присоединился к русскому отряду, и они совместно обеспечивали сохранность фондов, одновременно самоотверженно проводя научную работу. И фонды, и результаты работы в 10 году Безвременья были переданы Большому Кругу РА в Великий Новгород, а оттуда безвозмездно распространялись по всем коммунам, согласным с политикой РА и «Фирда».

46

Это на самом деле так. Значительная часть выживших германцев (и скандинавов) — особенно на побережье — в период Безвременья промышляла настоящими пиратскими набегами, добираясь даже до южноафриканского побережья. Это, кстати, требовало немалого умения и мужества — в тогдашних условиях бушующих морей и океанов.

47

Морской пехотинец (англ. армейский жаргон).