Реактор. Черная быль

Олег Александрович Якубов (2021)

Это книга не только о Чернобыльской катастрофе, но, прежде всего, о том, как Чернобыль прошел через судьбы людей, корежа их, ломая, испытывая на прочность, а самых сильных — закаляя. В бытность свою репортером, автор несколько месяцев проработал в Чернобыле. Он единственный журналист, которому удалось побывать внутри разрушенного четвертого энергоблока. Среди многочисленных государственных и общественных наград писателя особое место занимает медаль «Участнику ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС». Содержит нецензурную брань.

Пролог

— Профессор, он проснулся! Проснулся! — кричала что есть сил медсестра, и эхо ее звонкого голоса разносилось по длинному и гулкому коридору госпиталя.

— Тише, деточка, тише, — попытался урезонить ее профессор. — Не знаю, кто там у вас проснулся, но вы сейчас всю больницу точно разбудите.

— Ну как кто? — недоуменно переспросила медсестра. — Этот… как его… Электроник.

— Какой еще Электроник? — уже не на шутку рассердился профессор Левин. — Извольте, голубушка, выражаться ясно и точно, вы в конце концов медработник, а не торговка базарная, чтобы голосить тут истошно. — И словно устыдившись излишней резкости, добавил уже вполне миролюбиво: — Выкладывайте по порядку, что случилось и какой-такой проснулся Электроник, что об этом надо кричать во весь голос.

— Так это, Геннадий Семенович, мы про себя того, что в колбе, так называем. Ну, фильм такой есть — «Приключения Электроника», неужели не видели?

— Это вы, в силу своего весьма юного возраста, детские фильмы пока еще смотрите, а я про этого Электроника только со слов внука знаю. — Профессор внезапно запнулся и снова строго спросил: — Погодите, погодите, это вы что, Гелия Леонидовича Электроником прозвали?

— Ну да, его, — смущенно подтвердила медсестра. — Я же говорю, проснулся он…

— Быть такого не может, ему спать еще как минимум часа четыре. А ну, пойдемте, посмотрим.

Больной лежал в прозрачной капсуле, сплошь обмотанный и обвешанный трубками, шлангами, всевозможными медицинскими приборами и датчиками. Он не шевелился, но смотрел вверх широко открытыми глазами.

— Что ж вам не спится, Гелий Леонидович? — недовольно пробурчал профессор, но увидев, что больной шевельнул губами, мгновенно запротестовал: — Не отвечайте, голубчик, не отвечайте. Сейчас мы вам в капельницу добавим кое-чего, и вы у нас еще поспите, а то вы нам всю картину портите.

Через пару минут больной снова сомкнул веки. И снова он оказался в кошмаре того жуткого сна, который снился ему здесь, в госпитале, всякий раз, когда он засыпал даже на несколько минут.

…В каком-то невероятном рубище, состоявшем всего из нескольких лоскутов ветхой ткани, он стоял посреди бескрайнего выжженного до черноты поля. Вокруг не было ничего живого — ни зверя, ни птицы, ни даже кустика какого. И весь ужас заключался в том, что он отчетливо понимал — больше во всей Вселенной не осталось ничего и никого живого. Только он. Он один. С этого бескрайнего поля нельзя было уйти — ноги не слушались его. В предчувствии безысходности мутнело сознание. И когда остатки разума, казалось, уже покидали его, он просыпался. Еще несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, пока не веря, но уже понимая: черное поле осталось в небытии, а он снова живет…