Напутствие

Олег Александрович Овсянников

Пытаясь понять себя, ты рано или поздно придешь к богу.Автор вступил на ниву литературного творчества в 1993 г., напечатав роман «Чистилище» в журнале «Наш современник». В 1994 г. роман был признан одной из лучших публикаций года.

© Олег Александрович Овсянников, 2018

ISBN 978-5-4490-7786-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

— Скажу вам братцы по секрету, нет ничего лучше гусиной охоты! — Георгич сделал паузу и с сожалением посмотрел в окно. Поезд, набирая скорость, медленно выбирался из Москвы. — Гусь, птица хитрая, — подытожил рассказчик, — можно даже сказать организованная. Прежде чем стая на поле сядет, разведчиков высылают. Те покружат над местом, каждую кочку изучат. Плюс ко всему, нюх как у собаки. Человека за версту чуют. Поэтому и выходит, ежели что не так, только вы их и видели. При таком раскладе, большим умельцем надо быть, гуся промышлять, — Георгич хитро прищурился и, почему-то шепотом, добавил, — секрет знать надо.

Сидоров, не прекращая нарезки колбасы, тут же вмешался:

— Знаем мы твои секреты, проходили! Вот так и нас в прошлом году интриговал, мол, высший пилотаж, только профессионалу по зубам. Ну, мы и попались, идиоты! Пришли вечером на поле, выкопали ямы по пояс. Вокурат могилы. После этого Георгич и открыл свой секрет. Надо навозом обложиться и залечь, а сверху тебя им же и прикроют, еще и сеном припорошат. При такой маскировке гусь не за что не догадается. И все мы на гиблую фантазию подписались. Сгоняли в лесничество, закупили телегу навоза. Георгич собственноручно отмерил дерьма на ямку, даже ружья измазали. Ну, зарыли нас под утро, одни носы торчат, лежим, ждем. А он, — Сидоров показал пальцем на притихшего Георгича, — с панталыки ведь не сантехников сбил. Среди нас банкиры, коммерсант, писатель, все в засаде. Тишина, туман над полем клубится, солнце вот-вот взойдет, где-то вдалеке курлыканье журавлиное, а тут пять уважаемых мужиков лежат в дерьме по самые уши, и ждут сраных гусей. А премудрый Георгич с лесником в кустах водку жрут спозаранку. До нас истина дошла именно в момент, когда появились птицы. Кто-то хихикнул, и тут, братцы, началось. До конца дней не забуду! Так что вы особо на инициативы не поддавайтесь.

— Ну, вот тебе благодарность за науку! — Недовольно пробурчал Георгич. — Сколько с тобой, Вовка, возился, пока охотником сделал?! Забыл, каким лопухом начинал?

— Это точно! — Согласился Сидоров, — водку дуть в три горла, вот и вся наука! По началу с охоты мышь дохлую не привозил.

— А чего, дичи не было? — Спросил Николай.

— Ну, какая дичь, подумай! — Возмутился Сидоров. — Обычно, как сейчас, вчетвером собираемся, а пойло запасаем на взвод. И пока Георгич с егерем водку не вылакают, ни какой охоты. Меня с первой попытки переломанного привезли. Если память не изменяет, в январе дело было, морозы лютые стояли. Вот это и сгубило. Сел наш славный Георгич со товарищами в избушку и принялись мы глушить сердешную, а надобность справляли не выходя из дома, прямо с крыльца. За три дня нассали следопыты пригорок, а когда я надумал потревожить природу своим присутствием, при выходе из избушки поскользнулся и упал, получив серьезную травму.

— Мрачную картину рисуешь! — Подытожил Георгич. И, подумав, предложил: — Доставай, родимую, вспрыснем за успех нашего безнадежного дела!

— Ну, вот, видели?! — Развел руками Сидоров, — как тут бороться?

Стол снарядили быстро. На секунду замерли, любуясь делом рук.

— Ну-с, приступим! — Дал команду Георгич и с хрустом свинтил пробку с бутылки.

— Чур, Митьке не наливать! — Отодвигая стакан в сторону, предупредил Сидоров.

— А чего так? — Опешил раздающий.

— А он у нас феномен. На него алкоголь перестал действовать. Он водку как воду переводит, ведрами. Только плюется от горечи.

— Да ну! — Удивился Георгич. — И давно это братан?

— Да с год, как отрубило. — Нехотя отозвался Митька. — Кайфа никакого.

— Погоди, погоди, — ставя бутылку на стол, заинтересовался Георгич. — Ты мне разъясни секрет.

— Да, все равно не поверите. — Замялся Митька. — Сон раз приснился. Мне пить запретили. Проснулся, как завороженный. Сначала думал — иллюзия. Попробовал. Такая гадость, скажу вам, это заливное!

— Ну, кому как. — Возразил Георгич.

— Точно. — Согласился Митька.

— Бедняга! — Посочувствовал Сидоров. — Вот так всего лучшего в жизни лишился. — И, дернув Георгича за рукав, попросил: — Может, все-таки, раздашь?! Нам сны не снились.

— Ну, давай! — опомнился Георгич, — приступим.

Первую осушили быстро, почти не закусывая. Воздействие алкоголя сразу проявилось на лице Георгича, разгладив морщины добродушной улыбкой.

— Вот, тебе, Митька, повезло! Такую красоту увидишь. — Изрек Георгич блаженно щурясь. — Ну и охота, конечно, дело увлекательное. Вон, Сидорова, за уши не оттащишь. Он когда на птицу идет, собаку обгоняет. А все почему? Азарт! Видимо сидит в нас звериное, все царем природы себя утвердить желаем.

— Да я не по этому делу, Георгич. — Возразил Митька. — Мне Колька рыбалку роскошную обещал. Ну и всякие изыски на плезире, за деньги собственно.

— Не приврал нисколько Николай, не сомневайся! — Успокоил Георгич. — Это же Михайловское озеро, рядом река великая — Северная Двина. Места чудные, леса вековые. Там даже на полуострове монастырь был преподобного Антония, Сийского чудотворца. Так в тихую погоду звон колокольный слышится. Тут, испокон, и зверя и рыбу добывали. Сейчас заповедник. А вот по границе его самая охота. Егеря откуда-то дебаркадер уволокли и поставили на прикол недалеко от берега. Привели в божеский вид, и вышла неплохая гостиница. За тридцать зеленых в день, ты получаешь снасти, места прикормленные, с рыбой. Жратвы от пуза, а по вечерам приезжают бедрастые дивчины Гальки. Одним словом, Европа.

— Ты смотри, прямо сервис пятизвездочный! — удивился Митька.

— А ты думал?! Там все солидно поставлено. — Подтвердил Сидоров. — Даже психологию изучали. Жор, рыбалка, охота, все в стоимость входит. А вот кайф, за отдельные деньги покупай. А там пьется как в Сахаре.

— Ну, а если уединиться в тишине захочется, возможно? — Допытывался Митька.

— Да ты что?! — Возмутился Сидоров. — До Архангельска километров 300, от Холмогор 150 озеро огромное, через него протекает река Сия. Протоков не счесть. Там чуть зазевался и гудбай, не найдут. Места дикие. Мы раз с Барановым Серегой на кабана зимой поехали. Вывели нас егеря к тропе, по которой свиньи на кормежку ломятся, подождали, ну нету зверя. Сан Саныч торопится, все мнется, а мужик обстоятельный. Вот увидишь его, мастер. А тут, ну надо куда-то. Серега его уговорил. Ты, мол, иди, а мы еще часик покараулим и вернемся. Не успел он скрыться, выходит из зарослей хряк размером с запорожец, и прет на нас. Мы, не долго думая, с двух рук дуплетом. Кабан, без звука набок. Подходим, лежит туша огромная. А у Баранова дурацкая привычка. Чего не подстрелит, обязательно запечатлеть трофей надо. Для данной цели и фотоаппарат таскает. А тут на наше счастье Сан Саныч возвращается, выстрелы услышал. Вот его Серега и просит момент увековечить. Меня, значит, на свинью усадил, сам встал, ногу на рыло, на ружье облокотился, напыжился, и кричит: «Давай, Саныч, снимай!» Тот только примерился, а свинья как хрюкнет, и давай подыматься. А у него клыки, что сабли. Мы втроем как чесанули, очнулись только в лесу. Стоим с Барановым без ружей, босяком в снегу. От страха с низкого старта из валенок выпрыгнули. Спасибо Сан Санычу, вывел. А свинью, видимо, мы в лоб жиканом оглушили, она и очнулась. Вот такие там дела творятся, Митька. — И, достав вторую бутылку из-под стола, предложил Георгичу: — Ну, приступим?!

Так и попивали до самого места назначения, пока зычный голос проводницы не возвестил: «Поезд прибывает на станцию „Узловая“, стоянка одна минута». Вагон покинули организованно и сразу на пироне были встречены кряжистым мужичком лет пятидесяти.

— Сан Саныч, родной! — Заголосил Сидоров и бросился обниматься.

Георгич продемонстрировал фронтовые объятья, крест на крест. Николай обошелся крепким рукопожатием. Митьку представил Георгич:

— Это новенький, зовут Дмитрий. Решил приобщиться к прекрасному. Правда, прибыл по мокрому делу.

— Чего?! — Не понял Саныч.

— Да рыбак он, — успокоил егеря Георгич, — пацифист. Предпочитает истреблять природу без шума и суеты.

— А, ну тогда, ладно! — Заулыбался Саныч. — Этого добра у нас завались. Ну, что ж, господа хорошие, поехали. — И, показав рукой на стоявший неподалеку УАЗик, предложил: — Прошу грузиться.

Расстояние от станции до озера преодолели за шесть часов, как один из этапов «Кемел-трофи» с буксовками в грязи. То, что в Европе воспринимают экстримальным испытанием, в России является обычной дорогой домой. Озеро чудесной жемчужиной сверкало среди дремучего леса, будто Божьей слезой проявляя свою чистоту и девственность. Митька даже на мгновение замер охваченный величием небесного творения. Противоположный берег, окаймляли невысокие горы. Мрамор, зеленью малахита, светился в лучах заходящего солнца. Голубая вода, преломляя закатные лучи, вспыхивала лазурью.

— Ну, как, прибило впечатление?! — Потревожил Митьку Георгич. — А люди тут живут с рождения, и им эта красота, что тебе Кремль. Ты лучше вот куда гляди. — И показал рукой на покачивающийся недалеко от берега, свежевыкрашенный корабль. — Люкс со всеми удобствами.

На лодке переправились на борт дебаркадера, и, разместившись, собрались все вместе в кают-компании, где за накрытым столом их встретил Сан Саныч. Подождав, когда все усядутся, объявил:

— В честь прибытия дорогих гостей, от лица всего егерского персонала, прошу принять.

Видимо этих слов ждали. Тут же открылась дверь, и две девушки в нарядных сарафанах внесли плетеную бутыль литров на двадцать с зеленоватой жидкостью.

— Рекомендую. — Многозначительно изрек Саныч. — Настояно на золотом корне. После употребления и укрепляет этот самый «корень».

Сидоров, хихикая, полюбопытствовал:

— А кто гарантию дает?

— Вот к изготовителям все претензии. Прошу любить и жаловать, Галя и Валя.

Галя, краснощекая брюнетка с добротно скроенной фигурой, игриво покачивая бедрами, заверила:

— Если что, мы ответим за качество.

— Вот это дело! — Подвигая свободный стул поближе к себе, согласился Сидоров.

В бутыли на вид не убавилось, когда за столом запели. Первым затянул Георгич. Обняв Сан Саныча, проникновенно глядя друг другу в глаза, грянули давно любимую песню: «Артиллеристам Сталин дал приказ». Даже Николай, борясь с желанием съехать под стол, поддерживаемый Валей, изо всех сил надрывался, стараясь попасть в унисон с поющими, но не выдержав напряжения, обмякнув, уронил голову в тарелку. Тут же спешно был эвакуирован в каюту и уложен спать. Убытие бойца отметили, стоя, выпив по полному стакану. Рыжеволосая Валя, переключившись на Митьку, навалилась на него большой грудью и, подпевая очередному шедевру, зашарила под столом, почему-то тиская рукой Митькино колено. Видимо «золотой корень» действовал на представителей обоих полов, или желание доказать качество напитка торопило изготовителя. Митька, без особого энтузиазма принимавший участие в празднике, все чаще стал ловить себя на мысли, что после того злополучного сна, его жизнь явно перекосило. Трезвый взгляд кардинально менял оценки и ощущения. В нем еще боролось желание вернуться к привычному состоянию, но невозможность подобного страшно пугала. За последнее время Митька перепробовал разные способы одурманивания, пил водку ведрами, но затуманить сознание так и не смог. Наверно реагировала химия тела, любые инородные вещества выталкивались с помощью поноса или рвоты. Вот и сюда приехал скорее для осознания произошедшего, а не для банальной рыбалки. И праздник песни больше тяготил, чем радовал. Оставаться сторонним наблюдателем, констатируя деградацию человеческой личности под воздействием алкоголя, было не особо приятно, а выражение неудовольствия, чревато гневной реакцией отдыхающих. И Митька терпел, подпевая очередным музыкальным шлягерам, тиская потную пьяную Валю с надеждой поглядывая на бутыль. Под утро родимая сделала свое губительное дело. После очередного стакана затихла распаленная соседка, пустив слюну и тихонько посапывая. Почувствовав границу возможного, ретировался Сидоров, с натугой потащив вяло шевелящуюся Галю. Георгич с Сан Санычем приняв на посошок, обнявшись, исполнили незабвенный куплет «Шумел камыш, деревья гнулись» и покинули помещение не прощаясь.

Оставшись один, Митя прошел на корму, решив перед сном успокоиться тишиной. Озеро просыпалось, ветерком разгоняя утреннюю дымку. Солнце еще не взошло, но темнота стремительно таяла. Солнечные лучи, бликами пробегая по воде, устремились к темнеющему лесу. Вслед за ними, из камышей, выплыла лодка, и словно в видении растаяла в тумане. Митька потер глаза, улыбнулся и пошел спать.

Разбудила песня. Военная тематика преобладала в репертуаре Георгича. На этот раз он яростно надрывался, старательно выводя: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой». Нестройный хор поддерживал солиста. В кают-компании праздник продолжался. На середине стола красовалась виновница торжества, плетеная бутыль, и жидкости в ней не убавилось. А вот бойцы, в борьбе с посудиной, явно проигрывали. Николай, сидящий в обнимку с раскрасневшейся Валей, обреченно взирал на емкость. Сидоров тискал объемистую Галю, показывая всем видом, что добился доступа к телу. И только Георгич с Сан Санычем демонстрировали искреннюю любовь к носительнице чудесной жидкости, изредка поглаживая и нежно похлопывая бутыль. Митьку встретили веселым ревом, но, вспомнив, как выразился Георгич, что он «объект не нашего поля деятельности», позвали повариху Матрену и велели накормить. Подали гречневую кашу с мясом и кувшин кваса. Насыщаясь, Митька с ленцой поглядывал на разворачивающийся праздник. Солировал Сидоров. Скорей всего, его понесло, что иногда случается при попадании алкоголя на старые дрожжи. Результатом брожения, как правило, бывает бахвальство. В этот раз предметом гордости явились охотничьи рассказы. По утверждению Сидорова, кого он только не стрелял. А так как «спич» предназначался восхищенной Гале, размеры добычи приближались к эпохе динозавров. Хихикающий Георгич, в местах повествования, особенно ярко описывающих подвиги Сидорова, пихал локтем Сан Саныча и закатывался трубным хохотом. Однако, решив сделать паузу для наполнения стаканов, Георгич остановил спектакль.

— Сидоров, хорош трепаться! Тебя послушать, нам тут делать нечего. Ты лучше раздай порции. А для одураченной аудитории, поясню. Год назад поехали утку брать, Сидоров тогда еще средненько удар держал. Попили, как водится, дня два и на натуру. А Сан Саныч под водку домашних огурчиков принес кадку. Все один к одному, крепенькие, аккуратненькие и вкусноты необыкновенной. Ну, каждый и прихватил на закуску. Прибыли на номера, расположились. Сан Саныч ушел куда надо и шуганул утку. Стая, аккурат, над нами понеслась, только успевай валить. Сидоров с двух стволов пальнул, и, с дури, одну подранил. Она прямо перед носом у него спланировала. Крыло волочит по траве и семенит в камыш. Сидоров в припрыжку за ней. Ружье перезарядил, припал на колено, бах! осечка, вторым стволом, бах! опять осечка. Гусь нырк, и нету. Сидоров ружье об землю и матом. Мы подоспели, успокаиваем, ну надо такому случиться. Сан Саныч подобрал ружье, переломил и зашелся от смеха. Этот зверобой вместо патронов огурцы в стволы затолкал. Говорит, карманы перепутал.

— Да это я так, пошутил. — Отмахнулся Сидоров, пытаясь подвинуть бутыль. — Лучше помогите, а то уроню, не дай бог.

Николай с Сан Санычем поспешили на призыв.

Митька, воспользовавшись паузой, подсел к Георгичу:

— Мне бы как-нибудь на рыбалку попасть. У вас тут своя свадьба, а мне в тягость, на сухую.

— О чем речь?! — Отреагировал Георгич. — Саныч, экипируй любителя, и проинструктируй где тут окунь пожирней.

Егерь решил моментально исполнить просьбу друга. Митьку обули в сапоги по пояс, одели жилет с множеством карманов, и, подогнав к корме лодку с мотором, приступили к назиданию:

— Значит, поедешь туда, — показал рукой вдоль правого берега Саныч, — там будет заливчик, в него речушка впадает. Чуть подальше, у скалы, помост деревянный, вот там прикормлено. Лови, не хочу! В лодке снасти от спининга до закидушки. Вперед и с песней, студент!

Этими словами Саныч закончил напутствие и, ухватив за талию, пытающуюся втиснутся в плавсредство Валю, потащил всю компанию обратно к столу. Митька сел в лодку и, заведя мотор, направился к месту лова. Пришвартовав посудину к помосту, выгрузил снаряжение. Нацепив наживку, позабрасывал все снасти. Сел на стульчик и, оглядевшись, ахнул от окружающей красоты. Наверное, только городской житель может оценить совершенство природы, непроизвольно сопоставляя грандиозность создания с собственной никчемностью. Именно такая нетронутость поражает не искушенную душу варвара. Он на мгновение пугается греха вторжения в замысел Божий. А здесь Митька почувствовал не просто спонтанную гармонию присущую дикой природе, а идею. Все вокруг, сочетаясь в едином порыве, воздействовало на человека без его воли, растворяя в общей законченности. Не прошло и пяти минут, а уже благостная пустота разливалась внутри, выключая все тревоги и волнения. Звуковой фон медленно угасал, окутывая, словно ватой, и в приглушенной тишине нежно зазвучал колокольчик.

— Извините, у Вас клюет.

Реальный голос вернул из прострации. Митька ошалело замотал головой. Перед помостом буквально в десяти метрах в лодке стоял человек.

— Чего? — переспросил Митька.

— Клюет у Вас, подсекайте. — Повторил незнакомец.

Митька схватил удочку и, почувствовав рывок, потянул на себя. Вытащив приличного карася, принялся отцеплять крючок. Закинув в очередной раз, поблагодарил незнакомца.

— Спасибо за помощь. Может я Ваше место занял?

— Нет, нет! — Успокоил лодочник. — Здесь всем хватит. Просто хочу предупредить, закидушку на руку не наматывайте, там кольцо в помосте есть, вот за него леску и привяжите. Тут сомы килограмм на двести встречаются. — И, оттолкнувшись веслом, поплыл дальше.

Митька глядя в след советчику подумал, что буквально минуту назад собирался намотать толстую леску закидушки на руку. Почему-то послушав незнакомца, сделал, как он велел. Еще не успела скрыться лодка, как сильный толчок тряхнул помост, и леска, натянувшись, струной запела над водой. Митька, чуть не упав, попытался потянуть, но кто-то намного сильнее его, с другой стороны, дернул к себе. Около часа он совершал попытки одолеть рыбину, но могучее противодействие сводило усилия к нулю. Тогда Дмитрий плюнул на все и, прихватив единственного карася, решил вернуться на дебаркадер. Его появление было бурно отмечено компанией. Карася, как первый трофей, водворили на стол. А предприимчивый Георгич, предложил обмыть, на что все ответили дружным согласием. Правда, Сан Саныч поинтересовался:

— А что, вообще не клевало?

— Да нет, — успокоил Митька, — на закидушку так дернуло, чуть помост не снесло.

— Ну, а ты чего?! — включился в разговор Георгич.

— Да как только не тянул, а ничуть не сдвинул.

— Вот дела! На закидушке леска толстенная, поводок из стальной проволоки пол тонны выдерживает. Со всей ответственностью утверждаю. Предлагаю помочь рыболову.

Согласие ехать изъявили Сан Саныч и Георгич. Сидоров, не отрывая рук от тела изрядно распаленной Гали, предпочел остаться. А на просьбу Вали, Георгич мудро изрек:

— Рыбу ловить, не щи варить. Не бабское это дело!

Загрузившись в лодку, быстро домчались к месту предстоящего поединка. Стоило только Георгичу взять в руки вяло лежащую леску и слегка дернуть, как кто-то рывком, натянул снасть до предела.

— Серьезная чушка! — Констатировал Сан Саныч. — Придется повозиться.

Вдвоем принялись, метр за метром, вытаскивать рыбину. Длительное время продолжалось противостояние, и все же, напрягая все силы, рыболовам удалось сломить сопротивление. И когда на поверхности появилась голова, Митька от неожиданности вскрикнул. Размером с бычью, только без рогов, башка на самом деле могла напугать. А когда яростно брыкающуюся тушу подтащили к баркасу, Георгичу пришлось раза четыре со всего размаха огреть обухом топора, чтобы успокоить. Втащить в лодку так и не смогли. Подцепив багром, отбуксировали к дебаркадеру, и только лебедкой доставили на борт. Двух метровым бревном лежала рыба у ног победителей. Сан Саныч, обойдя трофей, со знание дела объявил:

— Сом убийца!

— Как это? — удивился Митька.

— Вот такие рыбины сами на рыбаков охотятся. Прикусит наживку и легонько подергивает. Неопытный рыбак подсекает, сом с нежным упрямством подается. Рыбак по натяжке определяет улов килограмма на два, от счастья леску на руку наматывает и начинает вытягивать. Вот тут и следует, со всей дури, рывок. Жертву сносит в воду, а прожорливая уродина утягивает беднягу на глубину. Ну а потом жуют потихоньку.

— Прямо пираньи какие-то! — Отступив от туши подальше, заметил Сидоров. — Ты, Митька, молодец, что закрепил леску за стальное кольцо. Профессионал!

— Да нет, — почесал голову ошарашенный Митька, — все не так было. Я как раз леску на руку намотать собирался. А тут мужик на лодке посоветовал как правильно.

— Вот за спасителя твоего стоит выпить. — Решил Георгич. — А Матрена пусть займется продуктом.

— Саныч, а кто это был, не знаешь? — Уже вслед уходящим, крикнул Митька.

— А Бог ведает. Тут многие шляются. — Успокоил егерь. — Хотя, пузырь ему поставить обязан. Сейчас лежал бы под корягой, и жевали тебя тепленького.

— Вот им праздник обломился. — Пошутил Георгич и неожиданно запел. — Дельфин и русалка, они, если честно, не пара.

Выпивать принялись азартно, благо появился повод. Приготовленную рыбу Матрена принесла в тазу. Удачливость Митьки вызвала у Георгича желание увлечь добытчика завтрашней охотой. Было обещано необыкновенное зрелище. Митька, не в состоянии противостоять соблазну, согласился. Сидоров притащил двустволку и, объясняя устройство, потребовал пристрелять оружие. Все заинтересованные лица проследовали на правый борт. Закинув пластиковую бутылку в воду, зарядили ружье. Сидоров, подталкиваемый стремлением продемонстрировать меткость перед восхищенной Галей, на вскидку, почти не целясь, саданул дуплетом.

— И, как всегда, не попал! — Констатировал Георгич. — Вот сейчас было показано, как не надо стрелять. В этом деле основное изготовка. — И, перезарядив ружье, передал Митьке. Тот, подержав в руке, приложил к плечу и выстрелом разнес мишень в клочья.

— Знатно! — Похвалил Саныч. — Где научился?

— Да в армии приходилось пользоваться, — отшутился Митька. И, передав оружие Георгичу, попросил: — Завтра разбудите, если все-таки соберетесь на охоту. Пойду посплю, а то что-то утомился.

Ночь прошла беспокойно. Компания куралесила на всю катушку. Пару раз в дверь скреблась обездоленная Валя. Но Митя, противопоставив позыв плоти ожиданию увидеть пьяную бабу с устоявшимся запахом перегара, выбрал одиночество. Утром, как не странно, разбудил на вид трезвый Георгич. Собрались желающие поохотиться на берегу. Лицо Сидорова показывало степень порока приобретенного за последние дни. Николай болезненно переживал свое вертикальное положение, стремясь прислониться к опоре или присесть. Только Сан Саныч с Георгичем по-молодецки хорохорились в ожидании развлечения. Шли долго, под предводительством егеря. Только однажды сделав привал, все же достигли небольшого озера с густо поросшими камышом берегами. Здесь Сан Саныч предупредил вести себя тихо и объяснил, что с Георгичем разведут по номерам.

— Стоять на отведенной тебе позиции следует замертво, чтобы не пересекать секторы огня. А то, перестреляете друг друга, к чертовой матери! — Закончил инструктаж Георгич.

Взяв с собой Митьку отправился по правому берегу озера. Пройдя метров сто, остановился у кряжистого дуба. Топнув ногой, приказал:

— Вот здесь замри как вкопанный. Утку погонят точно на тебя. Вали сколько сможешь. Уразумел?

— Да все будет в норме, Георгич. Только назад пойдете, про меня не забудьте. — Попросил Митька, поправляя ружье на плече.

Оставшись один, зарядил оружие и, прислонившись к дубу, прислушался. Из камыша доносилось кряканье. Птица не догадывалась, что остались минуты. Когда спасая жизнь, придется нестись сквозь тучи смертельной дроби. Это напряженное ожидание потревожил спокойный голос:

— Мужчина, можно Вас попросить, от дерева отойдите.

— Это еще почему? — Удивился Митька обернувшись к незнакомцу. Незваным благодетелем оказался недавний рыбак, так вовремя подсказавший о креплении лески. — А я Вас поблагодарить хотел! — Сразу забыв об охоте, отозвался Митька, и, не дожидаясь ответа, пошел на встречу. Не успел пройти и метра, как раздался хлопок. Вслед за этим десяток уток, отчаянно хлопая крыльями, взмыли вверх. Автоматной очередью прокатились выстрелы, прореживая стаю. Со свистом прилетевшая дробь ударила в ствол дерева, отколов кору. Митька остолбенел. Отметены свинца, расположились как раз на уровне головы, именно в том месте, где только что стоял. Он даже не испугался, просто ясно понял, секунда отделяла его жизнь от смерти, и спасителем был все тот же, неизвестно откуда взявшийся человек. Незамедлительно подошел к мужчине в длинном брезентовом плаще.

— Вы кто? — Поинтересовался Митька.

— Фрол Плиний младший. — Ответил незнакомец и протянул руку.

— Дмитрий Угрюмов. — Пробурчал растерянно Митька, обмениваясь рукопожатием.

— Дмитрий Угрюмов, если захотите меня найти, мой дом у одинокого утеса, прямо во впадине. Ваши товарищи знают место. А теперь разрешите откланяться. — И, сделав поклон головой, незнакомец скрылся в кустах.

Не далеко послышались голоса Георгича и Сидорова:

— Митька, иди помогай трофеи собирать.

К дубу вышли радостные охотники, неся по связке убитых уток.

— Ну, вот, Георгич, говорил тебе, он пустой как барабан! Тут кроме сноровки опыт немаловажную роль играет.

— Ну, ты чего, Мить, стрельнул хоть раз?! — Спросил Георгич.

— Ты сюда посмотри, — показал на дерево Митька, — за секунду до выстрела отошел! — сорвавшись на крик, заорал: — Какой мудак на утку картечью заряжает?! Это, во-первых. И какой осел палит по горизонтали?! Мне бы сейчас башку снесло!

Георгич побледнел и, подбежав к дереву, рукой провел по отметинам.

— И впрямь картечь! О Господи!

Сидоров, бросив уток, ткнул Георгича пальцем в грудь:

— Это Коля, зенитчик. Я еще обратил внимание, прямо передо мной птицу в лоскуты распустило. Вот, урод! Мы у него оружие конфискуем. Ты только, Мить, успокойся, он не со зла, поверь.

— Сам знаю, по пьяни. Только мне от этого не легче. — Почти мирно согласился Митька, и решительно постановил: — Все, больше с вами не ходок. Только рыбалка на удочку!

Вскоре собрались все участники узаконенной бойни. Убитых уток насчитали несколько десятков. Сложив тушки в единую кучу, Георгич произнес обвинительную речь в адрес пристыженного Николая. Преобладала не нормативная лексика. Аргументацией служили следы от выстрела и конфискованные патроны с картечью. Николай пытался оправдаться спешкой при сборах, особенно делая упор на добровольную помощь при упаковке боеприпасов подруги Вали. На что Георгич предложил засунуть все оружие вместе с Валей Николаю в одно место, а, распаляясь по ходу перечисления, отправил туда же всю дичь с дебаркадером и родней. Даже Сидоров побледнел, с испугом поглядывая на объемный зад Николая. Приговор объявил Сан Саныч — до окончания охоты, оружие нарушителю не выдавать. Все согласились с подобным решением и, прихватив трофеи, двинулись домой.

К их встрече готовились. В кают-компании добытчиков ждал накрытый соленьями, овощами, рыбой и хлебом стол. В центре которого, величаво красуясь, наполненная до краев, возвышалась бутыль. Прибавилось и участников. Появился небольшой мужичок с окладистой бородой по имени Трифон, и две расчудесные девушки Люся и Нюра. Матрена, приняв мясные припасы, организовала помощниц, и закипела на кухне работа. Трифон гордо похвалился, что внес свою лепту в праздник в виде оленьей ноги, добытой в утренней охоте на дальнем кордоне. Не дожидаясь основных блюд, решили размяться по маленькой, и закружило. После второй грянули «Артиллеристам», подтянулась молодежь и праздник степенно начал набирать обороты. Митька, не дожидаясь буйного разгула, решил поскорее уладить свои дела. Подсев поближе к Сан Санычу, так, между прочим, поинтересовался:

— А кто такой Фрол Плиний младший?

— О! И ты сподобился чудака узреть! — Засмеялся егерь и, перекрывая песню, закричал: — Трифон, поди сюда! Расскажи ему про чокнутого. — Затем смекнув, удивленно спросил Митьку: — А ты откуда его знаешь?

— Да сегодня встретил. — Решив не вдаваться в подробности, ответил Митька.

Подвинув стул, рядом расположился подоспевший Трифон, и слету принялся объяснять:

— Тут, года два назад, археологическая экспедиция промышляла, наскальными рисунками интересовалась. Вот он вместе с ними и прибыл. Толи орнитолог, толи практолог, но то, что кандидат наук, точно знаю. Они свое дело сделали и уехали, а этот остался. Книгу пишет, явно головой тронулся, по всему видно. По документам Фрол Таиров, а сам каким-то «плинтусом» представляется. Определенно мужчина малость не в себе. А так, безобидный. Рыбкой, грибками балуется, иногда пропадает куда-то, может чего ищет. Мы его не трогаем, блаженный.

— Сан Саныч, а никак к нему съездить нельзя? Охота древности посмотреть. — Попросил Дмитрий.

— А какие проблемы?! Он в медвежьей пади, тут не далеко. Ты все равно без дела маешься. Завтра Трифон и покажет. Хочешь, у него на пару дней оставайся, мы все равно на кабана в затон пойдем.

— Только он тебе ахинеей башку проточит. — Предупредил Трифон.

— Да не понравится, вернется! — Успокоил Сан Саныч.

Тут же выключившись из темы, все с головой окунулись в веселье. Вновь спонтанно возникший хор исполнил «Хасбулат удалой», с надрывом протяжно подвывая. Только появление съестного, поданного в огромном блюде, прервало исполнение. Приступили к трапезе с тостами и прибаутками. На этот раз чудотворная жидкость, принятая в изрядном количестве, подвигла молодежь к танцам. Сан Саныч приволок откуда-то баян и Трифон, с умением свадебного музыканта, исполнил попури из шлягеров семидесятых годов. Почему-то делая основной упор на песню Чебурашки, хрипло подпевая «Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам». Девчонки, с первых аккордов ринулись в пляс, пытаясь затащить с собой кавалеров. Митьку Валя, схватив за руку рывком борца сумо, вынесла в центр и, притоптывая, закружила вокруг с дурным всхлипыванием. Дмитрий, зная, противиться бесполезно, грузно затоптался на месте, с интересом поглядывая, как захваченные животным порывом мужчины, втягиваются в ритуальный пляс, поддаваясь безудержному влечению плоти. Даже Георгич и Сан Саныч ринулись тискать девок, хихикая и охая. Напрыгавшись до пота, Митька вывалился из клубка тел и, присев в уголочке, опять с раздражением почувствовал себя лишним на празднике жизни. Радость не проникала внутрь, будто водой окатывая кожу, стекала вниз, не принося свежести и веселья. Опять захотелось одиночества, и под шумок вышел из кают-компании. На палубе остаться одному не получилось. Сюда Георгич привел пышную повариху Матрену и, для удобства прислонив к стенке, порывисто принялся мять, пытаясь путем подножки завалить на спину. Дмитрий, стараясь не испортить борьбу нанайских мальчиков, незаметно ретировался к себе в каюту и, плюхнувшись на койку, попытался заснуть. Но, видимо этот день отличался повышенным магнитным фоном или какой другой аномалией, обитателей дебаркадера потянуло на любовь. По крайней мере, так казалось по звукам, доносившимся из-за стены. И как только в дверь заскреблись, и нетрезвый голос Вали позвал, Дмитрий, не раздумывая, затащил к себе девушку.

Побудку произвел Трифон, с баяном пройдя вдоль кают, дуэтом с Георгичем исполнив в полный голос: «Нас утро встречает прохладой». День открыли купанием в обязательном порядке. Полумертвые люди, попадая в целебные объятья прохладной воды, оживали на глазах. Дмитрий, вместе со всеми принявший участие в водных процедурах, ощутил необыкновенную легкость источаемую водами волшебного озера. Будто заново родившиеся, свеженькие, все собрались в кают-компании. Георгич, прежде чем гости принялись завтракать творогом, яичницей и плюшками с чаем, огласил программу развлечений. Наступивший четверг был объявлен банным. Все мероприятия перенесли на берег, где у егерей срублена баня. Ответственными за доставку бутыли, назначили Сидорова и Николая. На попытку Дмитрия что-то сказать, Георгич отреагировал мгновенно:

— Митьку Трифон отвезет в распадок к утесу. Матрена соберет продукты на три дня. — Заметив, как заулыбался Митька, добавил: — Бытие определяет сознание. — И, постучав пальцем по бутыли башней возвышавшейся на столе, закончил: — А сознание определяет потребности. Вот и выходит, потребности определяют бытие.

Дмитрий, покачав головой, посоветовал:

— Георгич, менять тебе напиток надо. Так ты до теории относительности допьешься.

— Вот с этого и начнем. — Заявил Сан Саныч, и потянулся к бутылке.

Митьке понадобились усилия, дабы теребя то Матрену, то Трифона, отрывая от приятного занятия, добиться отплытия. Наконец, его снарядили. И, провожая всей компанией, отправили в поход. На двух лодках, под крики: «Возвращайся скорей, Одиссей!», Дмитрий с Трифоном отчалили. На приличном ходу минут сорок шли вдоль берега, затем свернули в протоку. Пристали к пологому берегу и Трифон, показывая рукой на избушку прилепленную впритык к расщелине утеса, пояснил:

— Вот там и живет Фрол. Мужик он добрый. А если надоест, дорогу домой знаешь. — И, развернув лодку, заторопился назад.

От берега к бревенчатой избушке пролегала тропа, выложенная камнями и проросшая мхом. Дмитрий, с некоторым волнением, прихватив сумки, направился к дому. У самого крыльца его остановил голос:

— Здравствуйте! — И из-за дома, на встречу вышел вчерашний незнакомец. — Вы не стесняйтесь, заходите. Мне кое-что доделать надо, так что располагайтесь.

Ожидая с первых минут проявления ненормальности, Дмитрий упрощенную встречу списал на явное нездоровье хозяина. И, решив не особо обращать внимание на нарушение этикета, воспользовался приглашением. Рубленный из бревен дом, внутри скорее напоминал баню для городского жителя. Деревянные лавки, стол, шкафы, все было сделано рукой опытного плотника, но без особых изысков. Две комнаты, кухня, прихожая, и огромная печь, сложенная из камня. «Вот и вся планировка», — отметил про себя Дмитрий, и, уже вслух, похвалил:

— Мило. Скромно, но со вкусом.

— Приятно, что Вам нравится. — Заметил появившийся из-за шкафа незнакомец, и, успокаивая опешившего Дмитрия, объяснил: — Тут еще одна дверь есть, она прямо в сарай выходит, там дрова, припасы. Ну, типа черного хода.

— А, ну, да. — Еще не совсем понимая, согласился Дмитрий, и, пытаясь поддержать разговор, решил сразу прояснить ситуацию. — Вот, воспользовался Вашим приглашением. Желаю ознакомиться с археологическими открытиями. Так сказать в гости, — замявшись, выдавил: — Фрол Плиний младший.

Хозяин радостно заулыбался:

— Вот так действуют клишированные стереотипы. Человечество выстроили в одну линейку и заставили рассчитаться на первый второй, и стоит кому-то сказать восьмой, как это вызывает панику. Лучший способ освободиться от домаганий, выйти из строя. Вы запомните Дмитрий. Если что, называйте себя, к примеру, Опавший лист, и человечество тут же оставит Вас в покое.

— Спасибо за совет. — Печально поблагодарил Дмитрий. — Но, если можно, используйте мое имя.

— Конечно, конечно! — Успокоил хозяин, и, не делая паузы, предложил: — Может быть, я покажу Вам наскальные рисунки?

— Пожалуй. — Согласился Дмитрий.

— В таком случае, прошу за мной. — И, повернувшись, Фрол проследовал к шкафу. Сразу за ним оказалась неприметная дверь. Фрол снял со стены фонарь и вышел из дома. Подойдя к расщелине, жестом поманил Дмитрия. Спускаясь вниз, все глубже уходили в пещеру. С нарастающим беспокойством Дмитрий поглядывал по сторонам.

— Извините, Фрол, а куда мы, собственно, направляемся? — Относительно ласковым голосом поинтересовался новоявленный турист. Проводник, не замедляя шага, успокоил:

— Сейчас увидите, тут не далеко осталось.

Но еще минут пять они петляли в кромешной темноте, пока Фрол не остановился. Достав из кармана зеленый камень в форме куба, пристроил в углубление стены. Медленно мерцая, она забрезжила зеленоватыми бликами. Постепенно проявилось помещение правильной круглой формы с купольным потолком. Эффект был невероятным. Светились стены, полы, источая яркость изнутри. Это выглядело так неожиданно, что Дмитрий пораженно крутил головой не находя объяснений. Фрол, желая усилить впечатление, повернул камень в нише, и невидимые лампы, поменяв цвет и мощность, преобразили помещение до неузнаваемости. Под куполом возник рисунок очень выразительной геометрической формы, а стены покрылись словно ворсом, и легкая волна побежала по ним, создавая колыхание. Не имея понятия, с чем столкнулся, Дмитрий решил пошутить: «Вот значит, как жили неандертальцы?!». Фрол засмеялся, по достоинству оценив юмор.

— Мне кажется найдено уникальное решение дизайна. Отделочные материалы преображают реальность с помощью света, меняя интерьер. Я насчитал до тридцати комбинаций. Фрол, а что это такое, в принципе?

— Вот на эту тему нам стоит поговорить. Только дома. — Фрол вынул из ниши камень и, прихватив фонарь, направился в обратный путь. В доме, все больше интригуя молчанием, завозился в прихожей. И, достав две удочки, улыбаясь, предложил Дмитрию: — Нам бы рыбки половить, а то вечером есть захочется. — Не дожидаясь согласия, вышел из дома и направился по тропинке к лодке. Дмитрий, повинуясь, вслед за хозяином залез в посудину и, оттолкнувшись от берега, медленно отплыли.

Неторопливо загребая веслами, Фрол принялся восторгаться открывшимся пейзажем волшебного озера. Делая упор на то, что подобных мест на земле существует не много. Они каким-то чудодейственным способом влияют на человека, со временем меняя характер и мировоззрение. Люди, поселившиеся здесь надолго, рано или поздно, приходили к религиозному успокоению, находя внутреннее осознание и замыкаясь от окружающих. Никто не мог понять, почему они тяготели к одиночеству, уходя в глубь, неизведанных бескрайних лесов. Случаев исцеления в этих местах не счесть. Но странное дело, стоило человеку прийти за облегчением тела, он находил смирение души, теряя всякий интерес к своим житейским страстям. А Дмитрия все подмывало спросить о таинственной пещере, но, боясь спугнуть, томительно ждал, когда рассказчик сам начнет объяснять происхождение находки.

Добравшись до заливчика, причалили к поваленному дереву. Фрол забросил удочки и, уставившись на поплавки, застыл в оцепенении. Дмитрий, не испытывая охотничьего азарта, более не желая терпеть молчание, решил на прямую выяснить ситуацию:

— Фрол, зачем было мне показывать пещеру, если ты даже не собираешься ничего объяснять! Если это глупый прикол, то классную штуку вы открыли, прими мои поздравления. Советую возвести гостиницу, возить туристов. Богатым человеком будешь. Есть на что смотреть. Вот сталактитами обвесить, прикрутить дискотеку, сюда со всего света ломиться начнут.

Фрол засмеялся:

— Хорошо, изволь! Ты знаешь, что такое Гиперборея?

Дмитрий замялся:

— Наверное из алгебры или геометрии.

Фрол посуровел:

— Так и знал! Все изначально объяснять придется. Начнем с того, ты не случайно тут оказался, и о пещере кроме нас, не знает никто.

Дмитрий даже заерзал от неожиданности, от чего лодка, накренившись, чуть не зачерпнула бортом воду.

— Вот что, Фрол! Со мной за последнее время столько неожиданностей происходит, одной больше, одной меньше, удивляться не приходится. Так что давай, выплескивай информацию.

— Хорошо, слушай. — Согласился Фрол. — В истории человечества существует тайна. О ней поминают все известные религии. Это неведомая земля. В легендах народов волшебную страну называли по-разному, но описывали одинаково. В скандинавском эпосе она располагалась на востоке. Блаженная страна Азов, со священным городом Арартом, где люди не знали смерти, где путник находил небесный свет и вечную жизнь. На Тибете существовала Шамбала, жители которой обладали бессмертием и владели абсолютным знанием. Но Геродот упоминает еще об одной цивилизации, Гипербореи. Он утверждает, страна находилась на крайнем севере. А такой гигант античности, как Плиний старший, которого все авторитеты считают самым беспристрастным ученым, так описывает гиперборейцев — «народ этот достигает весьма преклонных лет и прославлен великими достоинствами». Легенды утверждали, что именно там находятся петли мира, и крайние пределы обращения светил. Домами для жителей являлись рощи и леса, там неизвестны раздоры и болезни. Смерть приходила по желанию, от пресыщения жизнью. После вкушения старости они бросались со скалы в море, считая самым счастливым способом погребения. Плиний заканчивал словами — «нельзя сомневаться в существовании загадочного народа». Известна карта Герхарда Меркатора, одного из выдающихся картографов всех времен. Опираясь на древние знания, он изобразил Гиперборею, как Арктический материк, окружающий северный полюс. На эту тему наслоились легенды о цивилизации Титанов. Стоит вспомнить о существовании мистической страны Туле. Весь мир до сих пор спорит об Атлантиде. Со временем все переплелось до неузнаваемости, вызывая улыбки у маститых ученых. Но как ни странно, только одна составляющая всех эпосов и мифов не вызывает сомнения — везде присутствует «гора мира». О ней говорится в древних религиях как об источнике мироздания, создателе земли, будущего и прошлого. Когда мы получили сведения о наскальных рисунках, то направили археологическую экспедицию Новосибирского отделения Академии наук. Но меня лично меньше всего интересовали древние графити. Я всегда со смехом представлял, как через тысячу лет раскопают какой-нибудь подвал, и всем миром будут пытаться понять надпись «Спартак-чемпион» или «здесь был Вася». Ко всему прочему, меня влечет совсем другое и, приехал я сюда разобраться в случаях исцеления на берегах Михайловского озера. Да и некоторое упоминание о священной прародине человечества, где не было смерти и зла, а царствовала любовь и добро, указывало на эти места. А если подумать, это был золотой век, о котором мечтает христианство. Именно здесь, во сне, мне пришло откровение, и проявилась расщелина. И когда экспедиция исчерпала свой ресурс, я остался один, объявив себя сумасшедшим, вызвав подобным поступком сожаление у своих коллег. Но в наш век чужие проблемы никого не интересуют. — Фрол замолчал и внимательно посмотрел на Дмитрия. Тот сидел как завороженный. — Мне открыли и тебя. Ты — последователь. Я дважды спас тебя от смерти. В прошлой жизни ты умер, а сейчас находишься в пространственном узле перехода, не сознавая свершившегося факта.

Дмитрий ничего не понял из прослушанной лекции, но именно в этот момент поплавки бешено задергались, и Фрол принялся подсекать рыбу. Буквально за пять минут они выволокли четырех огромных карпов и, свернув снасти, направились в обратный путь. По прибытии собрались готовить уху. Фрол принялся чистить рыбу, а Дмитрия, свободного от трудов, так и распирало поговорить. Поразмыслив, неожиданно пришел к странным выводам, и, не откладывая в долгий ящик, решил поделиться сомнениями с хозяином дома:

— Фрол, а тебе не кажется, что ты великий выдумщик?! Убедил себя, что спасаешь мне жизнь, выполняя миссию, а это может быть всего лишь череда случайностей. Вон, в восьмидесятом году с товарищем хотел поехать в Сочи, билет на самолет купил. Накануне нажрались до поросячьего визга, и опоздали на самолет, а он возьми, да разбейся. Нам даже повестки о гибели прислали. Ну и какая тут миссия?! Мне что теперь на бутылку водки молиться? В пещере стены светятся и что чудного?! Может мох, какой или неизвестные науке простейшие фосфорицируют, а ты вокруг целую теорию выстроил. Позови ученых биологов, они тебе в раз растолкуют.

Рассуждения Дмитрия допекли Фрола, он, в раздражении, бросил рыбу на стол:

— Ты меня и в правду за идиота принимаешь?! Оправдываться, только доказывать свою несостоятельность. Жуль Верна, тоже считали мечтателем, а большинство его фантазий воплотилось в жизнь. Гиперболойд Беляева объявили бредом, а сейчас лазер везде, о нем даже дети знают. При всей человеческой эрудиции мы в состоянии понять о себе не более внешнего вида, все остальное догадки и предположения. Нашей очевидной памяти от силы пять тысяч лет. А возраст земли, миллиарды. И не факт, что большинство времени она была питательным бульоном. На ее поверхности разворачивались великие цивилизации, существующие совершенно на других принципах. И вполне возможно, что утилизация отходов их жизнедеятельности принципиально отличалась от нашей. А мы все кладбища ищем, по костям картину мироздания воссоздать пытаемся. Забывая, что человек анализирует факты, опираясь всего-лишь на знания, накопленные за период своего сознательного существования. А у нас они на уровне дятла. Нас как обезьян дрессируют, а мы возомнили себя создателями. В космос летаем, как собак запускали, так и нас посылают. А откуда все берется и почему, объясняем эволюцией. Я тебе, Дмитрий, наглядно продемонстрирую, не космический корабль, а нечто совершенно иное, что перевернет твое мировоззрение. Может тогда поймешь, что человечество не эволюционирует, а деградирует. — Фрол решительно направился к двери и настойчиво позвал: — Дмитрий! Попрошу за мной.

Опять темными лабиринтами проследовали в пещеру. Фрол, повозившись, зажег стены желтым светом с зелеными переливами.

— Чтобы это не было, но иллюминация явно вставляет. — Заметил Дмитрий.

Фрол, не обращая внимания на реплику, прошел в центр пещеры к круглому постаменту. Упершись руками в поверхность, бесшумно сдвинул крышку, открыв нишу в глубине. Дмитрий подошел, и удивленно заглянул в образовавшийся склеп. Внутри словно ворсом, он был покрыт мхом зеленого цвета, на ощупь словно бархат, с легким свечением.

— Что такое? — поинтересовался Дмитрий.

— Давай поговорим потом. Ты мне доверься, не пожалеешь. — Успокоил Фрол.

— Ладно, — неожиданно быстро согласился посетитель.

— Раздевайся. — Скомандовал хозяин пещеры.

— Ну вот! Начали о науке, а кончается все — гнусными предложениями. — Забубнил Дмитрий, расстегивая брюки.

Фрол, не обращая внимания на критику, ушел куда-то вглубь и вернулся, неся полное ведро воды. Осторожно вылил воду в нишу и, заметив, как свечение усилилось, заулыбался. Повернувшись к стоявшему в трусах и носках Дмитрию, вежливо попросил:

— Придется сексуальный наряд снимать.

— Извращенец! — огрызнулся испытатель, но немедленно подчинился. — А теперь что делать?

— Залезай внутрь. Ложись и просто расслабься.

Фрол помог Дмитрию расположиться. И пока тот пристраивался поудобней на мягкой подстилке, неожиданно задвинул крышку. Замурованный, попытался испугаться, но именно попытался, страха не было. Внутри ниши свет, разгораясь, поменял цвет на розовый, влажный мох стал нагреваться и появился запах. Аромат разлился необыкновенный. Слегка волнующий Легким покалыванием, словно током, пробежал по телу озноб. Дмитрий расслабился, погружаясь в приятную истому. Еще мгновение и сознание окутало туманом, выключая действительность. Но шелест песка и призывный плеск волны, разбудили спящего. Дмитрий открыл глаза и с улыбкой взглянул на изумрудное море, расстилавшееся у ног. Зачерпнув ладонью золотистый песок, ощутил теплоту и, засмеявшись, поднялся. Он чувствовал легкость, совершенно по-новому воспринимая собственное тело. И еще умел летать, и не сомневался в обретенном качестве. Сделав буквально два шага, оттолкнулся от земли, захлебываясь восторгом, полетел над морем. Берег удалялся, превращаясь в черточку на горизонте. И когда вокруг осталось только море, сложив руки, бросился в глубины, с шумом врезавшись в воду. Словно черепаха, поплыл к коралловому рифу, россыпью бриллиантов сверкающему в глубине. Стайки разноцветных рыбок принялись кружить вокруг, приглашая к игре. Словно гигантские елочные фонарики, сменяя цвета висели медузы, медленно переливаясь. Подплыв к скале, сел на выступ, с изумлением разглядывая обитателей подводного мира. Проплывая совсем рядом манта, взмахивая гигантскими плавниками, словно крыльями, накрыла своей тенью. Но больше всего удивило, за хвост рыбины уцепилась девушка, с распущенными волосами, беззаботно болтающая ногами. Они увидели друг друга. Дмитрия потянуло к ней неведомой силой. Он почувствовал, что девушка идеал, мечта всей жизни. И движением руки оттолкнувшись, вылетел из воды. Взмыв высоко, стал парить кругами словно орел, ожидая подругу. Она выпрыгнула из воды, подлетев, тряхнула головой, обдав брызгами. Он взял ее за руку, и пара в стремительном полете помчалась к берегу. Им не надо было говорить, они жили мгновением. Их вела любовь, и они были любовью. Их сердца бились в унисон, дыхание соединилось в блаженстве. Две половинки нашли друг друга, образовав целое. Их полет, был полетом мечты, воплощенной в действительность. Они стояли на высоком утесе и порыв ветра, подхватив, понес над коврами лугов с небесными цветами. Они слышали пение птиц и понимали смысл любви. Им был подвластен мир, они были частью его великолепия. Дмитрий первый раз не чувствовал бренности своего тела, обретя бессмертие. И в мгновение, когда появилось желание взлететь выше неба к звездам и там загореться новой планетой, раздался голос: «Просыпайтесь. На первый раз хватит». С трудом разомкнув губы, Дмитрий прошептал:

— Гад ты, Фрол! Ты мне всю жизнь испортил!

— Точно, я себе тоже самое говорил! — Засмеялся Фрол. — Одевайся, страдалец. Простудишься.

Тихим и смирным явился в дом Дмитрий, отрешенно наблюдая за приготовлением обеда. Он молчал опустошенный полностью. Но паузу нарушил Фрол:

— Страдалец! Картошку с грибами есть будешь?

— А куда рыба делась? — поинтересовался Дмитрий.

— Уничтожена мною вчера. Что я, голодать должен?! — доложил хозяин.

— Не понял?!

— Да все просто и ясно. Ты два дня спал в пещере.

— Как это? — привстал со своего места Дмитрий. — Минут пять прошло, не больше.

— Там, — не прекращая нарезку овощей, заговорил Фрол, — вечность. Она не определяется границами. Просто была заданность погружения, ты ее исчерпал.

— Стой, Фрол! — почесывая затылок, прервал собеседника Дмитрий. — По порядку объясни, что это было, наркота, глюки?

— Ни то и не другое. По моему мнению, геперборейцы развивали духовные качества человека, овладевая знаниями основ миропорядка. Став, по сути, творцами последующих цивилизаций. Эта «гора мира» функционирует по неведомым законам, и как устроена не дано понять. Можно только догадываться. Если мы дошли в технологиях до жидких кристаллов, то следующий шаг, построение схем молекулярным способом в едином монолите, так называемые нано-технологии. Питание автономное, статическое напряжение и геомагнитные колебания земли. То, что испытал ты, каким-то образом, возможно, проецировать многим пребывающим в подобном состоянии. Это не сон, скорее погружение в анабиоз. Время пребывания можно регулировать количеством воды, заливаемой в нишу. Картины счастья одна из функций горы, основная задача подготовка к переходу.

— А это что такое? — задал вопрос Дмитрий.

— Точно не знаю, но думаю, перевод индивидуального сознания, наделенного жизненным опытом, в иной план существования. Возможно, они сами создавали миры и уходили туда по своему желанию, аналогию с подобным можно обнаружить в пантеоне богов древней Греции и Рима. Отголоски своеобразных построений, существующих рядом с нами, легко найти в античной литературе.

— Подожди, — прервал повествование Дмитрий, — ты сам то, веришь во все сказанное?

— Не только верю, а готов уже уйти. Мне необходимо подобрать последователя. А что до фантазий, то запомни, больше на земле пророков не будет. Наступает эра вдохновителей. Кому надо, те поверят. А кто всю жизнь у корыта с жором проводят, посмеются. Им участь горькая уготована. Так что поезжай мил человек назад в охотничий стан, пока там панику не подняли. Подумай, а если что, возвращайся.

Дмитрий сразу принял предложение хозяина и без лишних сборов приготовился к отъезду. Фрол проводил до лодки и, оттолкнув посудину от берега, еще долго стоял, провожая гостя. Причалив к дебаркадеру, Дмитрий заулыбался. Над волнами притихшего озера неслись рулады хорового пения. Исполняли блатной репертуар, звучала классика жанра: «По тундре, по железной дороге». Солировал явно Георгич, выделяясь мощностью тембра. Дмитрия встретили ревом и, на перебой, ринулись обниматься. Вырвавшись из объятий, Дмитрий остолбенел, узрев на столе все ту же бутыль, наполненную под завязку. Показав на нее пальцем, спросил:

— Она чего, не кончается?! — и, не дожидаясь ответа, сам себе объяснил, — Это лампа Алладина, и вы ее превратили в посудину с вечным пойлом.

— Точно! — пьяненько хихикнул Николай, — И пока не выпьем джина до дна, никуда не уйдем. — И, икнув, добавил: — Это новое прочтение сказки по-русски.

— Ладно, трепаться! — Успокоил компанию Георгич. И, похлопав Дмитрия по плечу, предложил: — Садись, поешь. Небось, отощал там, с ботаником! — И, ухватив стакан, зычно грянул: «Бывали дни веселые». Компания тут же подхватила, и понеслось. Дмитрий, накладывая еды в тарелку, огляделся по сторонам, узнавая все те же лица, но несколько измененные за прошедшие дни. Сидоров порозовев, от трудов пастельных, сидел в обнимку уже с двумя дородными дивчинами, изредка от избытка тиская их по очереди. Николай, потрясенный алкогольной токсикацией, пребывал в состоянии постоянного опьянения средней тяжести. Георгич с Санычем, бойцы закаленные, только вошли в рабочий ритм, орлами поглядывая на окружающих. Ну а девчонки, явно не обделенные мужским вниманием, светились удовольствием. «Вот оно, простое человеческое счастье», — отметил про себя Дмитрий и, вспомнив все недавно испытанное, не выдержав, громко засмеялся. А на вопрос Саныча: «Ты чего?», сквозь смех ответил: «Небо с болотом сравнил», и, заметив удивленные глаза, успокоил: «Кайф!».

К вечеру, распаленные весельем, пошли купаться. Молодежь, раздевшись до гола, прыгала и плескалась. Только Георгич с Санычем, сидя на пригорке, умиленно поглядывали на ярмарку тел, изредка перекидываясь репликами типа: «Галька достойная девка! Да и Валька ничего!». Митька, поддавшись общему веселью, с удовольствием возился в воде с объемными женскими телами. С Сидоровым они подкидывали девок, играя в глубинные бомбы. Только однажды Дмитрий обронил никому не понятную фразу: «Если попал в болото, не пыжься и не дуйся на его обитателей».

Нарезвившись вдоволь, собрались, как выразился Георгич, на «вечерний чай». Выкатили ведерный самовар, баранки и ватрушки, с медом и вареньем, принялись очищать организм, правда, чередуя безвредную жидкость с порцией алкоголя. Пели лирическое. Особенно хорошо выходила «Сняла решительно пиджак наброшенный». Здесь уже солировали дамы. Вкладывать столько эмоций в подобный сюжет, могут только женщины пережившие подобное. Расходиться стали темной ночью. Дмитрий даже и не заметил, как к нему в номер проникла Надя, девушка со знатной грудью и великолепными бедрами. Оценив достоинства доставшегося богатства, Дмитрий счел идиотством отказываться, назвав даму персиком, обнял незваную гостью.

Утренний распорядок объявил зычный голос Трифона. Сначала завтрак, а затем запланированный поход за грибами на приз лесничества. В кают-компании Дмитрий подсел к Геогичу:

— Я тут подумал, на досуге, хочу на месяц задержаться. Мне здесь бальзам на душу. Заплачу лесникам баксов пятьсот, поживу у Фрола, ну а припасы они мне подкинут.

Георгич внимательно посмотрел на собеседника:

— Смотри, лес затянет. На моей памяти подобное бывало, срубили избу в глуши и одичали, послав к едрене фене все человечество. А хотя тебе видней! Еще вопрос, где лучше?! Дерзай, Дмитрий! Я сам, если честно, к старости сюда переберусь. Ей Богу!

— Ну и чудненько! — поблагодарил Дмитрий, подхватив под руку Саныча, что-то зашептал ему на ухо.

Лодка причалила к пристани и Дмитрий, сложив ладони рупором, зычно позвал:

— Фрол, где ты?! Встречай подопытного! — послушав эхо, Дмитрий обречено изрек: — А в ответ, тишина и не видно ни зги. — И принялся самостоятельно выгружать припасы, перетаскивая в избу. За полезным занятием не заметил появления хозяина. Фрол, стоя в стороне, подождал, когда гость затащит последний мешок, и только после этого объявил:

— Зверь ты в работе!

— Спасибо за помощь! — смеясь, подытожил Дмитрий. — Ну вот, Фрол, прибыл для дальнейших экспериментов. Времени куча, так что можешь начинать подготовку.

— Ладно, уговорил. — Сразу согласился Фрол, и скорым шагом направился в дом, позвав на ходу: — Следуй за мной. Пожалуй, преступим.

Дмитрий сорвался с места, догнав хозяина у входа в расщелину, попридержал за рукав:

— Да погоди ты! Я еще толком и не понял, что делать надо.

— Слушай, Дмитрий, — вкрадчиво начал объяснять учитель, — не знаю как, но думаю, гиперборейцы обучались познанием множественности вариантов возможного развития человеческой жизни. Им не надо было забивать голову науками, базирующимися на измерении и изучении свойств материи. Их технология могла виртуально проецировать погруженному в анабиоз человеку упущенные варианты неосуществленных жизненных путей. Учитель, находящийся в таком же состоянии, мог присутствовать при явленной проекции, корректируя, или скорее объясняя, происходящее. Память и знание, полученные в результате обучения, после пробуждения остаются. Ты способен осознать себя в различных ипостасях своего существования. В конечном итоге ты реализуешь все свои возможности, обретя единственно правильный путь, который и есть твоя сущность. — Заметив, что Дмитрий с начала лекции стоит, как истукан, не мигая, попытался успокоить: — Не бойся, мне тридцать вариантов изменения пришлось прожить, пока не понял. И не забывай, у меня советчиков не было! Я чуть от страха не крякнул. А ты не один. Так что вперед, студент!

И опять лабиринтами они проникли в пещеру. На этот раз малиновым светом с желтыми вкраплениями переливались стены, а сфера потолка пульсировала гибкой спиралью. Фрол подошел к стене и, задвинув какой-то блок, открыл нишу с углублением вроде склепа. Затем, набрав воды, аккуратно вылил в ложе, внимательно определяя уровень с черточками на дне. Дмитрий, наблюдая за манипуляциями, непременул поинтересоваться:

— А это для чего?

— Не знаю. — Искренне пожав плечами, ответил Фрол. — Только так оно действует. А ризки, фиксируют продолжительность процесса и количество вариантов. Вот сейчас, после полива, появятся растения вроде мха или грибов. Именно они ответственны за вывод из организма токсинов и обогащение наших клеток кислородом, выделяя вещества способные погрузить нас в анабиоз. А по истечению означенного времени и разбудить. В естественной флоре подобных растений не существует. Как включается механизм воздействия, понятия не имею. Я тебе уже говорил, мне кажется, он построен на молекулярно-кристаллическом уровне и аппарат сама скала.

Дмитрий, заговорщиски понизив голос, прошептал:

— А ты не боишься, что кто-нибудь найдет пещеру?

— Ах да, — спохватился хозяин, — совсем забыл! Система охраны. В пещеру не то, что посторонний человек не войдет, даже зверь. Мышь, да что там мышь, муха попасть не может. В каждом отдельном случае включается избирательный, индивидуальный метод защиты. Или ультразвуковые сигналы, или блокировка визуальных каналов, не знаю. Но только по каким-то причинам меня пустили, да и тебя выбрали тоже. Ты кто по профессии?

— Да, в основном, барменом двадцать лет отработал. — Почему-то засмущался Дмитрий.

— Вот видишь, наверно там с барменами проблема! — явно съязвил Фрол и, заглянув в нишу, заметил, что мох, плотным ковром покрыл ложе. — Ну, что?! пора! Раздевайся, познавай вечность!

— А ты? — почему-то испугался Дмитрий.

— Да не сомневайся! С тобой буду. — Показав рукой на второе ложе, объяснил: — Мы с тобой, головами соприкасаясь, вместе твою жизнь проживем.

— Ну ладно! — успокоился ученик и, раздеваясь, уже весело, спросил: — А чего мне надо делать?

— Вот главное! — Фрол на секунду задумался. — Необходимо вспомнить жизненную ситуацию, или человека, или даже предмет, который, по твоему мнению, мог изменить жизнь, развернув течение в другую сторону.

— Этого у меня сколько хочешь. Только скажи, в каком периоде копаться? — спросил Дмитрий.

— Ну, скажем, относительно сознательном, — Порекомендовал Фрол, залезая в нишу.

Дмитрий незамедлительно последовал примеру, расположившись в другом углублении. Вода была теплая, а нежное прикосновение мха слегка щекотало тело. Он хихикнул, устраиваясь по удобнее.

— Ну, давай, рассказывай, — попросил Фрол. И Дмитрий, глубоко вздохнув, принялся вспоминать историю, которая, по его мнению, могла кардинально изменить жизнь.

— Сначала стоит рассказать предысторию, а то сложно понять ход событий. Семья моя состояла из матери и двух братьев. Младшим по возрасту был я, с разницей в пять и семь лет. Ютились мы в однокомнатной квартире. Сейчас, с позиции прожитых лет, мне ясно, что особой любви между нами никогда не было. Причиной являлось наличие разных отцов у каждого из братьев. И, соответственно клан родственников, принимавших в свое окружение только близких по крови. И в семейном раскладе только у меня не было даже номинального папаши, ибо, являясь плодом безрассудной любви, даже в метрике был записан на мать. Подобный инцидент обрек меня на статус «бедного родственника» с рождения. — Дмитрий на секунду прервался, чувствуя возникновение легкого запаха, с привкусом мяты и чего-то еще очень сладкого. Голова закружилась, и время воспоминаний ожило. Растворенные в прошлом события, поглотили, выплеснув переживания и ощущения забытого времени. Заговорили действующие лица тех событий, и Дмитрий исчез, растворившись в мальчике Мите, двенадцати лет отроду.

Открывая дверь, вошел в квартиру своего детства. И, бросив портфель, забежал в комнату. За столом сидел старший брат, старательно выписывая что-то из раскрытой книги в толстую тетрадь. Не поворачивая головы, лениво приказал:

— Вымой руки, и иди на кухню. Разогрей картошку.

— Некогда. На тренировку опаздываю. — Огрызнулся Митька, в спешке переодеваясь.

— Что там, в школе? — поинтересовался брат.

— Да как всегда, тягомотина!

— Помни нашу договоренность. Учись, как хочешь, но чтобы мать в школу не дергали.

— Да знаю! — Уже из кухни отозвался Митька. — Ладно, я побежал. Валер, может дашь пятнадцать копеек на мороженное.

— А в лоб не хочешь? — моментально отреагировал старший брат. И что-то вспомнив, уже у самых дверей остановил Митьку окриком: — Подожди! Поди сюда на секунду.

Подчинившись, Митьке пришлось вернуться. Но гримасой он выразил всю гамму чувств.

— Не строй рожи! Слушай внимательно. Значит так, — замялся брат, — я на лето уеду с сестрой, ну твоей тетей Валей на Украину. Кольку забирает отец на дачу. Ты остаешься с матерью. Вот тут есть одно «но».

— Да не тяни ты, опаздываю! — поторопил Митька.

— Ладно, значит так. Мать нам всю свою жизнь отдала, горбится с утра до ночи, чтоб поставить на ноги, о себе не думает. А тут нежданно-негаданно приключилась любовь. Появился мужичок. У него там какие-то сложности в семье, ну и мать просит, пока нас не будет, чтобы здесь пожил.

— Да ради Бога! — сорвавшись с места, уже в движении прокричал Митька. И, словно показывая слайды, внимательным зрителям, включилась другая картинка.

Митька, войдя в комнату, встречает сидящего на диване мужчину в шароварах и майке. Аккуратно сложив газету, недобрым, колючим взглядом, тот посмотрел на Митьку и, специально слащавым голосом, с нотками издевательства, попросил:

— Мне необходимо с Вами поговорить, Дмитрий. Мне кажется, мы не можем найти общий язык. Нам стоит объясниться, по-мужски.

Дмитрий, всматриваясь в одутловатого человека с залысинами и выпученными глазами, опять испытал по всему телу дрожь неприязни. Это было даже не отвращение, которое человек испытывает при виде змеи или жабы, а омерзение, будто вляпался в дерьмо или рвоту. Подобное накатило на Дмитрия уже в первую встречу с сожителем матери. Льстиво-угодливый человек с короткой бородкой, и в обязательных костюмах, это сразу понял. Мальчонка, с лету, нутром, раскусил его сущность, и объявил войну. Он домогался конфликта, искусственно провоцируя мать, и та поддавалась, становясь орудием мести. По миллиметру прощупывая Митькину жизненную позицию, Владимир Александрович искал слабости, пытаясь нанести удар. Мальчик чувствовал опасность. Выросший на улице, научился определять врага сразу, как бы тот не маскировался. И то, что предстоит стычка знал, но старался оттянуть неизбежное, жалея мать, и надеясь дождаться приезда братьев. То, что ухажер заставил мать пойти в школу расспрашивать об успехах сына, ни к чему не привело. Все учителя, в один голос, твердили, он талантлив, но предпочитает спорт учебе и поэтому удовлетворен тройками. Мать подобная оценка не расстроила, даже наоборот. Встреча с инспектором по делам несовершеннолетних, также не дала «положительных» результатов. Было заявлено, с тех пор, как Дмитрий занялся спортом, он исправился, длительное время не совершал правонарушений, и вообще, стоит поднять вопрос о снятии с учета. По всему выходило, Владимиру Александровичу никак не удавалось исподволь спровоцировать конфликт чужими руками. Но, мастеру подлости и доноса, невозможно было пережить поражение. Уразумев, что краеугольным камнем положительных метаморфоз является спорт, где талант Дмитрия реализовался полностью, и в свои двенадцать лет он уже был кандидатом в сборную СССР. Сожитель решил именно туда нанести удар, рассчитывая сломить ребенка, растоптав его независимость. Но повода для наезда, как назло, не находилось. И вот сейчас, пока Дмитрий, проследовал на кухню разогревать обед, Владимир Александрович залез к нему в портфель, и, достав дневник, обнаружил годовую двойку по пению. Именно этот предмет не особенно давался мальчику. Не потому, что не хотел петь, напротив, исполнял музыкальные произведения самозабвенно. Любимая песня учителя «Вечерний звон» в исполнении Дмитрия повергала в шок не только класс, но и всю школу. Слова «Вечерний звон», он выговаривал с придыханием, с нежностью пытаясь вложить в них всю неизрасходованную детскую любовь, но вот «Бом-бом», взрывалось подобно атомной бомбе. Учитель плакал, но Дмитрий упорно твердил, что таков авторский замысел. Результатом дискуссии и явилась злосчастная двойка. Вот за нее и уцепился Владимир Александрович. Раскрыв дневник, положил на стол и, ухмыляясь садистской улыбкой, принялся ждать мальчика. Дмитрий поел, и, как всегда опаздывая, заскочил в комнату за сумкой. Слащавым голосом, сожитель попытался остановить ребенка:

— Не стоит спешить, Митя. Вы скрыли двойку, и на тренировку не пойдете!

Дмитрий сначала даже не понял о чем речь. Его занятия спортом были табу для всех, и никто в семье не имел права вторгаться в эту сферу. Запрет постороннего человека, им был воспринят как оскорбление. Ответ последовал незамедлительно:

— Да пошел ты, урод! Своих детей воспитывай!

Владимир Александрович аж подпрыгнул от удовольствия. Вот оно, святое, до чего нельзя дотрагиваться. Вскочив, бросился к входной двери и, закрыв замок, положил ключ в карман.

— Нет, Митя, решение по важному вопросу мы примем, когда придет твоя мать. — И с особой издевкой, добавил: — Необходимо хорошо учиться, чтобы заниматься физкультурой.

Поступок сожителя потряс Дмитрия. Он побледнел и, не находя выхода, растерялся. Но волна злости на холеного упыря, наполнила решительностью. Подхватив сумку, подошел к балконной двери и принялся открывать задвижку. Почувствовав, что добыча ускользает, и Дмитрий готов прыгнуть со второго этажа, Владимир Александрович враз лишился хваленого хладнокровия, и с криком кинулся на парня. Обхватив руками сзади, рывком повалил на пол. Зажав голову между коленей, подхватил лежащее у батареи удилище от спиннинга, с остервенением принялся хлестать по спине мальчика. Придавленный коленями к полу, Митя не сопротивлялся, даже не кричал, только по-звериному скрипел зубами. И жуткое молчание возбуждало палача. Он потерял рассудок, избивая ребенка изо всех сил. Только когда кровь проступила сквозь рубашку, опомнился, и отпустил мальчика. Сев на диван, Владимир Александрович, довольный собой, оскалил зубы, и опять ласково попросил:

— Ты, Дмитрий, не обижайся. Тебе отца не хватает, и доброй порки. Мы с твоей матерью, наверное, распишемся, и я займусь твоим воспитанием.

Мальчик поднялся с колен, и молча ушел на кухню. Теория дворовой драки учит бойца, если ты не в состоянии выиграть поединок в прямом столкновении, то, с атаса используя момент, всеми силами нанеси удар, ибо другого шанса у тебя не будет. Дмитрий, вступивший в поединок, действовал по правилам уличного боя, полностью сконцентрировавшись на победе. Зайдя на кухню, немного подождал, успокаиваясь и просчитывая шансы, взял утюг и решительно зашел в комнату. Довольный победой Владимир Александрович лежал на диване. Читая газету, что-то напевал себе под нос. Дмитрий подскочил к обидчику и, с размаху ударил утюгом по голове. Кровь брызнула на стену, долетев до потолка. Мальчик бросил орудие и, посмотрев на хрипящего сожителя, вышел из квартиры. На лестничной клетке остановился у соседней двери и позвонил. Вышла соседка. Митя, не здороваясь, закричал:

— Тетя Катя! Я убил ухажера матери. Вызови скорую а я пошел в милицию.

Дмитрий добежал до отделения и, заскочив в дежурную часть, выпалил милиционеру:

— Я убил человека. Адрес: улица Советская дом пятнадцать, квартира семь.

Тот, буднично записал, и, без эмоций, проводил мальчика в кабинет инспектора по делам несовершеннолетних. Женщина, выслушав сбивчивый рассказ, сочувственно заметила:

— На этот раз, Митенька, все! Будем оформлять в спец приемник. Временно находиться будешь здесь, пока мать не придет, а там решим.

Ему поставили стул в углу, он сел и затих. Уже под вечер в комнату вошел начальник милиции с папкой в руках. Подойдя к Мите, внимательно оглядел правонарушителя, и изрек:

— Ну что, доигрался, убивец?! — и, видимо от щедрот душевных, крепкой рукой похлопал по спине.

Дмитрий застонал, и упал со стула на пол, потеряв сознание. Очнулся от боли, когда стали отрывать рубашку от запекшейся кровью спины. Сразу бросилось в глаза лицо начальника, удивленное и растерянное. С каким-то страхом он смотрел на спину мальчика, лежавшего на столе, не в силах отвести взгляда от липкого месива, покрытого растрескавшейся коркой крови. Придя в себя, в голос заорал:

— Ну, гад! Еще жертвой уголовника прикидывается. Страдалец от любви! — Затем, видно что-то решив, приказал: — Парня перевязать, и ко мне в машину!

Дмитрия забинтовали, усадив в ГАЗик с мигалкой, доставили в травмпункт. Там сбежался весь персонал смотреть на дело рук изверга. А старый доктор, аж прослезился, отмывая раны от крови. Заключение написал, на трех страницах размашисто расписавшись. Начальник приобщил документ к делу, и вместе с мальчиком отбыл в больницу, где находился потерпевший. В палату зашел с Дмитрием, и, подойдя к кровати, на которой лежал Владимир Александрович, молча протянул бумаги.

— Что это? — еле слышно прошептал бедолага.

— А приговор тебе лет на девять, а то и моменто морэ, с такой статьей на зоне не живут.

— Как же так? Ведь он меня убил! — заканючил встревоженный пациент.

— Ну-ну, будет! — успокоил начальник. — Врачи утверждают, что у Вас легкое сотрясение и рассечение кожного покрова на голове. Он ведь Вас плашмя, гражданин, ударил. А вот что Вы с ребенком сделали! Гадство сплошное.

Тут в палату ворвалась мать и, окинув тревожным взглядом присутствующих решив, что пострадавшим является сожитель, подлетела к постели и заголосила:

— Володечка! Прости его неразумного! — и, переполняясь эмоциями, с криком: — Только приди домой, выпорю! — бросилась на сына.

Дмитрий отшатнулся, а начальник, перехватив безумную женщину, попридержал за плечи. Увидев, как у Дмитрия наворачиваются на глаза слезы, ласково попросил:

— Ты, сынок, иди, в машине посиди. А мы тут поговорим.

Минут через сорок начальник вышел вместе с матерью из больницы. Она, пристыженная, с опущенными глазами подошла к сыну и, как-то неловко, скомкано, попросила:

— Не обижайся на меня, я все перепутала, дура.

Начальник глубоко вздохнул и постановил:

— Значит так, заявление забрали, дела не будет. — А затем, немного стыдясь, принялся объяснять мальчику: — Понимаешь, мы его урода привлечем, но и тебя без наказания не оставим, ты же у нас на учете, с подвигами, личность. Вот и решили, лучше тебе на свободе университеты проходить.

Их отвезли домой. С этого момента что-то случилось в семье. Произошедший случай старались не обсуждать. Мать частенько не ночевала дома, продолжая встречаться с кавалером. Приехавшие братья почему-то осуждающе поглядывали на Дмитрия, заговорщески шушукаясь с матерью. По всему выходило, виноват был в крахе личного счастья, Митька. Ближе к осени, под каким-то дурацким предлогом, был отправлен жить к неизвестной тетке Таисьи, которую в глаза до встречи не видел. Да все бы не беда, но была родственница сектанткой, и в доме постоянно собирались такие же черные вороны, замотанные в платки, и бубнили каждый вечер что-то нудное и протяжное. Почему-то их вера особенно ненавидела электричество, тетка Тая выкрутила пробки, и с темнотой зажигала свечи. Но и это вынес бы Дмитрий, если не посты. Питалась вся долбанная команда какой-то гадостью, называя скоромным. Дмитрий решил, что Господь не мог заповедовать своим служителям, потреблять в пищу полусырые, тухлые продукты, и, помучившись пару месяцев, убежал на огород, где стоял сарай, сбитый из досок, с электрической лампой и летним водопроводом. Но не суждено было продлиться его мытарствам долго, за ним приехал средний брат, и торжественно объявил, что именно его родственники решили предоставить убежище отщепенцу.

И опять произошел скачок в реализации прошлых видений. Дмитрий жил на Крапоткинской, в центре Москвы, в пяти комнатной квартире. Вселению предшествовал, длительный разговор с номинальным родственником. Он представился Наумом Максимовичем, и сухо доложил, что является одним из известных адвокатов. Затем были продемонстрированы члены семьи, сын Юра, с виду озорной, веселый парень года на три старше Дмитрия, и домработница Нюра, сумрачная, немного испуганная женщина лет пятидесяти. Наум Максимович попросил Дмитрия называть его дядей, и повел к своей сестре. Правда, перед визитом заткнул кусками ваты нос, что слегка удивило Дмитрия. Юрка демонстративно достал платок и смочил одеколоном из бутылки, стоящей на столе. Закончив процедуру, по длинному коридору, проследовали в дальнюю комнату. По мере приближения Дмитрий почувствовал, как нарастает отвратительный запах мерзкого коктейля из мочи, кала и гниющего мяса. Войдя в комнату, все понял. Сестра была полностью парализована и безмолвной тушей лежала на кровати. С трудом, открыв рот, она издала бессвязное бормотание, таким образом, приветствуя вошедших. Наум Максимович с искренней жалостью посмотрел в глаза сестре и, погладив рукой по голове, ласково успокоил:

— Сонечка, сей молодой человек, родственник. Он будет помогать Юре, ухаживать за тобой. — Вернувшись в кабинет, хозяин, оставшись один на один с Дмитрием, откровенно предложил: — Я все прекрасно понимаю, и в курсе Ваших трудностей. Можете считать, что хочу воспользоваться Вашим положением, но предлагаю компромисс. Вы выполняете не вполне приятную работу по уходу за моей сестрой, а это — дважды в день переворачивать, мыть и менять белье. А так же попытаетесь стать товарищем моему аболтусу, у которого только девки на уме. Да, для начала, можете ему передать, что я знаю о его увлечении табако курением, и прошу прекратить воровать у меня сигареты. — Сделав паузу, заглянул в блокнот, и тут же продолжил: — Со своей стороны, обязуюсь прилично содержать Вас, устроить на обучение, и не препятствовать спортивным занятиям, что, по моему мнению, может плодотворно повлиять, как положительный пример, на моего сына. У Вас есть время подумать. Жить Вы будете в комнате с Юрой.

На этом официальная часть закончилась. Новый друг, не давая возможности опомниться, сразу принялся рассказывать о семье, показывая квартиру. По его словам выходило, что делать можно все, что захочешь, с условием выполнения возложенных обязанностей. Единственным запретом являлось посещение кабинета хозяина, и приставание к клиентам, часто заходящих в дом. Все остальное никого не волновало. В тот же вечер Дмитрий испытал шок, проделывая вместе с Юркой процедуру вечернего моциона с парализованной Соней. Набрав тазик теплой воды, и взяв мочалку с мылом, преодолев барьер тошнотворного запаха, вошли в комнату. Юра, не обращая внимания на мычание, привычно скинул одеяло, и, упершись руками в бок больной, попытался перекатить тело на живот. Дородная Соня только колыхалась от потуг, и тогда Юра зло закричал:

— Что стоишь? Помогай!

Дмитрий, превозмогая брезгливость, воткнулся руками в скользкое, рыхлое тело, и, что есть силы, надавил. Вдвоем они перевернули несчастную женщину. Юра, как опытный санитар, принялся губкой обмывать пролежни на спине и бедрах. А Митьку, увидевшего на клеенке желтую, вонючую жидкость, рвало, судорожно и жестоко. Подобная реакция рассмешила Юрку. Он в одиночку закончил процедуру и даже помог Митьке убрать за собой. В коридоре философски заметил:

— Человек универсальное создание, ко всему привыкает. И, как говорит мой отец, многие венценосные особы почитали святым долгом подобную заботу о ближнем.

А Дмитрий, слушая товарища, подумал: «Наверное, данное испытание не самое худшее, что предстоит пережить, пожалуй, стоит согласиться. По крайней мере, я не кому не должен».

Так пролетели два года. Он изредка посещал семью, все более отдаляясь. По истечению отпущенного срока, мученица Софья преставилась. Однако скорбное обстоятельство, не побудило Наума избавиться от Митьки. За время совместного проживания он к нему привык и даже более, разочаровавшись в беспутном сыне, все внимательней приглядывался к Митьке, часто по вечерам приглашая на беседу. Наум Максимович в юридических кругах был фигурой легендарной. Его считали основателем золотой пятерки адвокатов, способных взяться за любое гиблое дело и выиграть. Он однажды даже рассказал Дмитрию, о героическом начале своей карьеры. В Минске, после войны, году в пятидесятом, разыскали десяток полицаев, принимавших участие в уничтожении гражданского населения. Правительство решило провести показательный судебный процесс, и во исполнение всех процессуальных норм, назначило им адвокатов, из числа молодых неоперившихся недавних студентов. Формировать группу защиты поручили Науму Максимовичу, и тот, помятуя о том, что процесс приобретает международный интерес, собрал вокруг себя талантливых и одаренных юристов. Специалисты отмечали блистательную работу защиты. Зубры обвинения даже не удосужились хотя бы мало-мальски оформить доказательства вины обвиняемых, упирая на эмоциональную сторону. Защита, в пух и прах, громила сырые доказательства, пользуясь просчетами обвинения. Присутствующие в зале и на площади перед зданием суда, не понимая, тонких изысков и блистательных ходов юридической мысли, интуитивно почувствовали, что кровавых мерзавцев хотят увести от заслуженного наказания и возненавидели защитников. Их встречали ревом и шквалом оскорблений. А когда наверху поняли, что в очередной раз вляпались, и подставить молокососов, загубив их карьеру не получится, решили сменить состав защиты. Наум смеялся:

— Нас вывозили из Минска на бронетранспортере. Боялись расправы.

И здесь, впервые, Дмитрий задал вопрос, заставивший юриста потерять самообладание:

— Наум Максимович, а разве не безнравственно было защищать палачей, нелюдей?

— Не понял?! — подался вперед хозяин. — Как ты сказал? Безнравственно?! Ты хотя бы, понимаешь, смысл произнесенного слова? — и, поймав себя на том, что кричит, опять обрел ледяное спокойствие одев на лицо, маску равнодушного созерцателя. — Послушай, юноша! И запомни на всю жизнь. Безнравственно было назначать защитниками молодых неопытных ребят, ожидая от них срыва процесса, заранее готовых обвинить в провале. Ведь нас выбрали не случайно, мы были новой волной в юриспруденции. Грамотные, знающие, способные вырабатывать тактику защиты. При нашей системе доказательств, где превалирует признательно-свидетельский фактор, а не вещдоки, при грамотной работе со свидетелями, можно развалить любой процесс.

Именно с этой беседы Наум, кажется, выбрал Дмитрия продолжателем своего дела. Он стал рекомендовать ему книги для чтения, а главное, потихоньку, не напрягая, пытался приобщать к своей профессии, правда, избрав для этого не совсем разумный метод. Он давал Дмитрию дела, просил ознакомиться и высказать свое мнение. Внимательно выслушивая, равнодушно рассказывал о тактике защиты, а, выигрывая дело, несколько торжественно зачитывал оправдательный приговор суда. Стоит учесть, что занимался Наум Максимович сложнейшими уголовными процессами, как правило, связанными с убийством. Услуги его стоили баснословных денег, и нанять светилу мог только человек обеспеченный. Клиенты, доверившись ему, были откровенны, что являлось одним из условий работы адвоката. Очень скоро Дмитрий в этом убедился. По необъяснимой прихоти, Наум как-то раз попросил его спрятаться за книжный шкаф, и послушать исповедь преступника. Митьку окатили подробности убийства с оценкой переживаний и описанием сцен насилия. Разбор дела, каждый раз, становился все детальней. Наум требовал составить психологический портрет преступника, определить вменяемость и, если Митька буксовал, давал ему надлежащие книги, через некоторое время, опять возвращаясь к теме. Дмитрий даже не заметил, как втянулся. Вместо «Графа Монте Кристо» и «Трех мушкетеров» он читал дела серийных убийц, мысленно представляя место преступления, внутренне ощущая ужас жертв и восторг исполнителя. От подвижек собственной психики спасал спорт. Он остервенело занимался на тренировках, добиваясь лучших результатов. Вскоре начались поездки за границу, откуда он возвращался отдохнувшим. Но стоило попасть домой, как с необъяснимым упорством, опять включался в предложенную Наумом игру. Беседы по вечерам, с обсуждением уголовных дел, становились неотъемлемой частью жизни. А так как Наум Максимович еще и консультировал множество юристов, дел было невпроворот. Подобное погружение в смрадную сторону человеческой деятельности не могло пройти безнаказанно. Внутренний протест нарастал, грозя вылиться в нечто ужасное. Последней каплей к принятию решения послужил клиент, совершивший преднамеренное убийство своей жены и дочери. Закрепив свои отношения с богатой женщиной законным браком, и вступив в совместное владение имуществом, он долгое время вынашивал план овладения недвижимостью. Медленно, с холодным расчетом, приучал своих домашних к лесным прогулкам, рыбной ловле, и небольшим туристическим походам. А когда женщины вошли во вкус, собирая грибы и ягоды, с удовольствием пользуясь дарами природы, осуществил задуманное. Просто добавил в одно из блюд достаточное количество разнообразных ядовитых грибов. Засыпав приготовленное снадобье в кастрюлю, любящий муж отбыл в командировку, обрекая на мученическую смерть жену, дочь и к несчастью, приехавшую тещу. План сработал, за маленьким исключением. Следователи обнаружили на месте происшествия книгу «Растительные яды» с закладкой на странице, озаглавленной «Съедобные и ядовитые грибы». Это и послужило основанием к возбуждению уголовного дела. Клиент, тщедушный человечишка с внешностью обтертого интеллигента, донимал Наума Максимовича причитаниями о допущенной ошибке. Каждый раз настойчиво рекомендуя свалить все на дочь покойной, обвиняя в намерении покончить жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Выслушивая торопливые сбивчивые рассуждения, Дмитрий, сидя в своем убежище за книжным шкафом, испытал чувство жуткого омерзения и, какой-то необыкновенной силы, злость. Это не была все затмевающая животная ярость, наоборот, холодное расчетливое стремление уничтожить. Именно в подобное состояние впадают хищники, выходя на охоту. После ухода клиента, поговорив с Наумом Максимовичем, Дмитрий ушел к себе. Засыпая, впервые не боролся с кошмарными миражами преступлений. Мир ужасов больше не преследовал, он вошел в него полновластным участником.