Нигде нет кисельных рек с молочными берегами, и нет земли, похожей на рай. Поэтому эмиграция похожа на маленькую смерть: умираешь и оставляешь прежнюю жизнь со всеми привычками, бытом, друзьями, родными… И потом рождаешься вновь, прошедший через тысячи крещений. И, если у тебя хватит сил жить дальше с любовью и нежностью, не огрубев душой, значит ты прижился на новой земле.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цветы эмиграции предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 5. Смоленская область и Сочи
Погромы пошли по всей Ферганской долине: преследовали турков-месхетинцев, которые были депортированы в Узбекистан из Грузии в 1944 году. Жгли их дома, избивали мужчин камнями, железными цепями убивали женщин и детей. Началось с того, что один турок-месхетинец дурно обошёлся с покупательницей-узбечкой: продал ей плохую клубнику. К истории с клубникой постепенно добавляли другие факты, получалось, что какие-то пришлые обижают узбеков на их же земле.
Уцелевших в страшных событиях турков-месхетинцев вывезли в разные места.
«18 июня 1989 год — Смоленск», — отметил Шахин в небольшом календаре и напротив поставил крестик; второй после с начала погромов в Кувасае.
16 282 человека вывезли авиацией из Ферганской долины в шесть областей РСФСР. Семья Шахина попала в маленькую деревню в Смоленской области, далеко от родных краёв, почти на другом конце страны. С собой они привезли документы и печать. Печать страха на лице. Дети притихли и боялись выходить на улицу. Айгуль отказывалась ходить в магазин за хлебом, потому что там обзывались и называли чурками. Шахин боялся за жену, её улыбка исчезла с красивого лица, а в больших глазах застыла тревога. Длинные пальцы постоянно теребили край платка, которым она замотала голову и половину лица. Абиль перестал разговаривать. Только однажды спросил, правда ли, что они турки-месхетинцы и за что их так наказали? Отец доступными словами объяснил детям историю своего народа и своей семьи. Он пытался хоть иногда развеселить детей: рассказывал, как он женился на их матери, самой красивой девушке в Кувасае, потом родилась Айгуль, маленькая, всего 3 килограмма весом.
— А я? — спросил Абиль.
— 3800 — настоящий богатырь, ты же мужчина, родился сильным и смелым.
Беда. Настоящая беда пришла к ним. Их выбросили на другую планету, разместили в полусгнивших домах и забыли. Посовещавшись, переселенцы попросили у председателя колхоза стройматериалы и инструменты: надо было привести полусгнившие дома в порядок до наступления зимних холодов. Соседка зашла к ним познакомиться, поохала, что будут жить в таких условиях. Принесла необходимую посуду, погладила по голове Абиля и ушла домой. Айша скребла кастрюли, мыла чашки и ложки, удивляясь, что и этого хватало для жизни.
Странно. Можно жить и так. По одной ложке и вилке, четыре тарелки со щербатыми краями, старая алюминиевая кастрюля и ржавый рукомойник, криво прибитый к стене. Кровать с железным панцирем, пуховые одеяла, которые Айша выбивала на улице с остервенением, старый матрас с желтыми разводами и сбившимися в кучу комками ваты.
Однажды она нашла в ящике старого комода альбом со слипшимися страницами и фотографиями, пожелтевшими и скрюченными по краям от времени. На неё смотрели весёлые лица, молодые и старые. Иногда на обороте можно было прочитать написанные карандашом имена и даты. Лица повторялись. Даже не вдаваясь в подробности, можно было проследить историю семьи, жившей когда-то в стенах этого дома.
Жилистая рука мужчины в цветной рубашке обнимает покатые женские плечи, женщина склонила голову набок и улыбается. Конечно, это молодая пара, они любят друг друга. Это видно по их глазам, по счастливым глазам.
Дом, наверное, срублен перед войной крепкими руками хозяина. Он думал прожить здесь долгую жизнь, вырастить детей, нянчиться с внуками. После сенокоса за стол садилась большая семья, молодой мужчина уже стал дедом. Вот он легонько касается ложкой лба внука: не лезь поперёк батьки в чугунок за кашей. Все дружно смеются.
Нет, Айша ошиблась. На обороте снимка размашистым почерком выцветшая старая надпись: «Куковенко Павел Сергеевич, 1932 год». Год, когда проходила массовая «ликвидация кулачества как класса». Расстрелян или сослан на Соловки этот Куковенко? Уцелела ли семья, куда могла быть выслана как враждебный элемент? Потом в этот дом пришли те, кто выселил хозяев. Потом и они куда-то исчезли, бросили отобранный дом, который так и не стал им родным.
Интересно, когда обнищала эта деревня с пустыми глазницами окон, скособочившимися крышами и заросшими крапивой огородами? На дворе стоял июнь 1989 года.
А люди? Когда стали такими? Неужели все нормальные полегли в боях с фашистами в годы Второй мировой войны, а в деревне остались больные телом и душой? Жители, не привыкшие думать и работать, держали свои жилища в грязи. Из сельпо выходили с буханкой хлеба и бутылкой дешёвого пойла, если заканчивался самогон, который гнали с упоением и любовью. Пили из больших гранёных стаканов и с подозрением смотрели на чужаков, которые не употребляли сивуху и бормотуху. Как так?
Турки-месхетинцы не пили, потому что алкоголь был запрещен их предками строго и безоговорочно. И поэтому они угощали гостей чаем и сладостями. У них не принято было есть одному, дерзить старшим, осквернять рот грязными словами и бранью. Странные чужаки казались местным белыми воронами, прилетевшими неизвестно откуда со своими странными привычками.
— Что поделать, — вздыхали турки-месхетинцы.
— Хотят нами дыры залатать, чтоб мы здесь были рабочей скотиной, — один из них стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули алюминиевые кружки с чаем.
— Талоны дали, чтоб закрыть нам рты, — выкрикнул с обидой чей-то голос.
— С талонами в магазин заходить страшно, смотрят, как на зверей.
Вскоре председатель колхоза, корявый мужичок в кепке, увещевал односельчан:
— Погорельцы они, остались без крова, пожалеть их надо. И они повернутся к нам лучшей стороной. Посмотрите на наши запущенные поля, работать некому. Радоваться надо, что подмога прибыла.
— Ну да, подмога, — хихикнул кто-то.
— Обидите кого из них, будете отвечать по закону, — погрозил кулаком собравшимся, — поняли меня или нет.
Пришлых взяли на работу.
Инженер-производственник, основатель торговой фирмы, Шахин стал работать на ферме. Председатель колхоза ткнул пальцем в заваленные навозом хлева:
— Убрать, вычистить. Задача ясна?
— Ясна, — ответил Шахин и взялся за лопату. Зачерпнул жидкое месиво и поздравил себя с началом трудовой деятельности на новом месте. Потянулись дни. В резиновых сапогах и телогрейке он месил навоз вместе с коровами с утра до вечера, приходил домой без сил и улыбался. Улыбался детям, рассказывал им разные небылицы о том, как можно увеличить надои молока. Айша с жалостью глядела на его впалые щёки и потускневшие глаза. Всего за несколько месяцев муж похудел и не казался больше добряком-толстячком, как в прежние времена. Дети рассказывали ему, как у них дела, подружились ли с кем-нибудь:
— Нет, с кем тут знакомиться, одни старики вокруг, — хмурился сын.
— Я с бабой Нюрой познакомилась, — хвалилась дочь.
По выходным они семьёй уходили в лес. Бродили между деревьями и выискивали грибы. Самой глазастой была Айгуль, она звонко смеялась и взмахивала руками, увидев рыжики, спрятавшиеся под мохнатой елью. Смех разносился далеко в лесу и застревал где-то в высоких макушках деревьев. Срезанные грибы они складывали в старую плетёную корзину, которую подарила баба Нюра Айгуль. Шахин следил за детьми, чтобы они не убегали далеко, заблудиться здесь можно было легко.
Ближе к обеду Айша расстилала на поляне дастархан и раскладывала нехитрую еду: чёрный хлеб и хрустящие огурцы. Огурцы брызгали соком, и они смеялись, на время забыв о страхе. После обеда Абиль ложился на спину и смотрел на облака, которые лениво двигались по небу, яркому и чистому. Он смотрел и вспоминал друзей, с которыми носился на улице с утра до вечера. С кем он будет учится в новой школе, возьмут ли они его в футбольную команду? Мысли прерывал голос отца, надо собираться домой. Дома сестрёнка с матерью чистили грибы и жарили их на ужин с картошкой. Грибы, жареные с картошкой, стали в доме основным блюдом после переезда из Узбекистана.
Айша возилась по дому и думала чаще всего об одном и том же: зимой дети не смогут учиться. Школа находилась в соседнем селе за несколько километров. Как туда добираться по снегу?
Зря Айша переживала. Зимы они не дождались.
Несмотря на предупреждение председателя колхоза, местные решили проучить приезжих, чтоб нос не задирали и не отказывались от угощения, не брезговали пить вместе с ними самогонку. Способ был обычный: пускали «петуха».
— Сейчас они попляшут у нас.
— Посмотрим на кадриль-компот без самогонки.
Они прошли к входной двери и продолжали тихо разговаривать:
— Петух славный будет.
— Жаркий, — поддакнул кто-то.
— Лей, не жалей.
— Где спички? Ну, это по-нашему, — засмеялся невидимый. — А теперь бегом отсюда, завтра досмотрим кино.
Айша услышала шорох и подошла к двери. Раздались голоса, потом смех:
— Плесни ещё, чтоб жарче было.
Она помчалась назад в комнату, разбудила мужа и детей. Стали спешно собираться.
Шахин показал детям на окно, раскрыл створки рамы и помог им спрыгнуть вниз. Убедившись, что они стоят на земле, передал им наспех собранные вещи. Задами, чуть ли не на цыпочках, прошли к своим знакомым — таким же туркам-месхетинцам, чтобы предупредить их о своём отъезде. До рассвета просидели у них, советуясь, что же делать дальше, если и здесь повторятся ферганские события.
— Будь что будет. Нам некуда ехать такой оравой, чем я буду кормить пятерых детей, да и денег нет у нас, — мрачно ответил хозяин дома. Женщины сидели молча, от страха даже не плакали.
На следующий день Шахин с семьёй тряслись в поезде, бежали прочь из Смоленска.
— Если вдруг что-то случится, обратитесь к моему другу, его зовут Лев Давыдович, он живёт в Сочи, — сказал им когда-то брат Айши, приехавший проститься перед отъездом в Канаду.
— Что может с нами случиться? — весело засмеялся Шахин. — Я родился здесь и вырос, это моя Родина.
— Всякое, — коротко ответил брат жены, огорчённый их недальновидностью. Так и не смог уговорить родственников поехать вместе с ним в Канаду.
Случилось. Бледные и потерянные, они опять бежали, опять спасались. Айша тряслась от страха, представив, что могла бы не проснуться и не услышать возню поджигателей.
В Сочи прибыли утром. Айша зашла в телефонную будку и стала набирать номер. От волнения палец дрожал и соскакивал с диска, она набирала повторно, крутила диск с цифрами и горячо шептала:
— О Аллах, сделай так, чтобы он ответил.
— Да, — раздалось в трубке.
Невысокого роста, полноватый мужчина прищурился, вглядываясь в них, потом поднял руку в приветствии. Айша бросилась к нему, обняла, как будто они знали друг друга тысячу лет, и заплакала. Горько и отчаянно.
— Ну хватит, живые все, это самое главное. Затопите Сочи в слезах, — утешал её Лев Давыдович.
— Простите, сама не знаю, чего разрыдалась.
— Радоваться надо, что встретились.
Дети потерянно смотрели на плачущую мать, никогда прежде она так не рыдала.
Лев Давыдович обнял детей за плечи:
— Устали в дороге. Сейчас поедем в гостиницу. В самую лучшую. «Жемчужина» называется, слышали?
— Нет, — замотали головами дети.
— Забронировал вам семейный номер с питанием. Сейчас быстро доберёмся, машина недалеко.
Они ехали по извилистым дорогам и с интересом разглядывали город. Абиль прилип к окну так сильно, что нос расплющился.
— Ой, что это за деревья? — воскликнула Айгуль.
— Пальмы.
— Море! — подпрыгнул на месте Абиль, оторвавшись от стекла.
— Насмотритесь, ещё надоест, — засмеялся Лев Давыдович, наблюдая за дорогой.
«Жемчужина» сразила их наповал. Один Шахин ничему не удивлялся, он тревожно думал о чём-то, вытирая пот со лба.
— Не переживайте, платить вам за гостиницу не надо. Ваш родственник обо всём позаботился, — обратился к нему Лев Давыдович и поднялся с ними вместе на одиннадцатый этаж. Осмотрел просторный номер и остался доволен:
— Отдыхайте, набирайтесь сил. Надо отвлечься от пережитого, постарайтесь успокоиться. Завтра с утра взрослых прошу ко мне в офис, а детьми займётся моя помощница.
Проводив Льва Давыдовича, они спустились вниз, чтобы пообедать.
— Ого, — сказала Айша, увидев огромные тарелки в руках официанта, и взяла в руки столовые приборы.
— Так? — спросили дети, неловко пытаясь отрезать кусочек мяса. Шахин засмеялся и разрядил обстановку:
— Не давите сильно на нож, тарелка расколется пополам.
Все дружно рассмеялись. Первый раз за последний год, наполненный тяжелыми событиями и переездами, они смеялись как в прежние времена, весело и беззаботно. Всего-то дел — научиться правильно кушать, было бы что, а уж с ножами и вилками они справятся.
Вкусно. Всё было вкусно. Суп, который назывался харчо, кусочки мяса на палочках, похожие на шашлык из молодого барашка, и компот из фруктов.
Сытые и довольные, они медленно гуляли по набережной вдоль моря. Абиль крутился волчком возле родителей и ныл, просился окунуться в воду.
— А можно завтра на пляж? — теребил он то мать, то отца.
— Можно, накупаетесь вдоволь, — смеялись родители, — вода ещё тёплая.
Для детей наступили весёлые дни, а взрослые каждое утро уходили в офис и возвращались после обеда, усталые и вымотанные, без сил и настроения.
Они штудировали вопросы эмиграции. Лев Давыдович в первый день сказал им:
— Мне легче помочь вам обустроиться в Сочи, но здесь вы опять окажетесь в тяжёлом положении. Местная власть недовольна, что месхетинские турки переезжают в Краснодарский край, а не остаются в тех местах, где им предписано жить. Даже номерные знаки автомобильные придумали с буквами «ЗКК» — меченые, словно кресты на стене вашего дома. Препятствуют в получении документов, не разрешают получать детям среднее образование, не говоря уже о высшем. Поэтому вам лучше бы настроиться на отъезд, как советует ваш брат. Он не видит другого выхода.
Лев Давыдович разложил на столе газеты:
— Я собрал статьи о ферганской резне и нынешнем положении месхетинских турок в Краснодарском крае. Эти данные советую выучить наизусть и добавить к ним рассказ, что случилось с вашей семьей в Кувасае и в Смоленской области. Вы должны быть готовы ответить на вопросы, кто вы, откуда ваши корни и какое положение сейчас у людей вашей национальности. Будьте внимательны к датам, запомните хронологию событий.
Дома Айша читала вслух газетные статьи. Шахин и дети внимательно слушали её. Они никогда прежде не интересовались историей своего народа, да им это и не надо было. Отец немного рассказывал из того, о чём читала сейчас Айша: их вывезли откуда-то из Грузии в Среднюю Азию и Казахстан. Дед разыскал свою семью уже после войны в Узбекистане, и именно в среднеазиатских республиках турок-ахыска стали называть месхетинцами. Когда в 1974 году им разрешили вернуться жить в прежние края, грузинские власти их попросту не впустили на свою территорию. В большинстве своем турки-месхетинцы оставались в Средней Азии до конца 80-х годов.
Дети съёжились. Шахин постукивал костяшками пальцев по столу, как делал всегда, когда нервничал и хмурился. Далее Айша стала читать про разжигание национальной вражды. Это они уже знали: многие узбеки начали задиристо себя вести с людьми других национальностей:
— Русские — в Рязань, татары — в Казань. Так к 1989 году в Узбекистане начался подъём национализма.
Шахин успокоил жену, когда она как-то вернулась расстроенная с рынка. Ей продали одну пачку соли, хотя она просила десять:
— Только для узбеков, — засмеялся ей в лицо продавец.
И страшный июнь 1989 года тоже им всем запомнился. Абиль и Айгуль рвались на улицу, а их заставляли сидеть дома у соседей. Оказывается, начали происходить вещи пострашнее: узбекские ваххабиты сгоняли турок-месхетинцев в резервации, отнимали у них имущество, издевались над ними и убивали мужчин. Хвала Аллаху, у них только дом сожгли. А вывезли их не одних, 17 тысяч отправились в нечерноземные районы РСФСР. Позже ещё около 70 тысяч турок-месхетинцев, проживавших в других районах Узбекистана, также были вынуждены покинуть республику. Сухими словами автор статьи описывал всё, что случилось с ними в Кувасае. Все пригорюнились. Даже дети сидели смирно и не спрашивали ни о чём. Айша опять заплакала.
— Похоже, у тебя краники открылись в глазах: водичка течёт без остановки, — пошутил Шахин. — Смотри, родинка на щеке почти размылась.
Оба улыбнулись, вспомнив, как он напевал ей в молодости популярную песенку:
Я встретил девушку,
Полумесяцем бровь,
На щёчке родинка
И в глазах любовь.
Песню как будто написали про Айшу: чёрные брови полумесяцем, тёмная родинка на правой щеке и в глазах — любовь. Любовь к мужу, подаренную ей Аллахом.
На следующей встрече Лев Давыдович подвёл их к огромной карте мира, взял в руки указку и стал рассказывать о разных странах: их названия, численность, основной состав населения, климатические условия, процент мигрантов и сумму выплачиваемого пособия по безработице. В конце рассказа он обратил внимание на Германию, официально принимающую беженцев из Ферганской долины, турков-месхетинцев.
— Возможно, вам надо эмигрировать именно в Германию, — сказал он, заканчивая свой рассказ.
Иногда дети приходили вместе с родителями и слушали, о чём говорят взрослые. После обеда гуляли по городу и любовались морем, тёмно-синим до самого неба. Волны уплывали назад, потом приближались к берегу, как их тревожные мысли о неизвестном будущем и страшном прошлом, которое они не могли забыть.
— Мам, пап, вам не нравится в Сочи? Может быть, останемся жить здесь, я ещё дельфинов не видел и в горах не был, вон в тех!
— Сынок, город красивый, но мы должны уехать отсюда. Не задавай лишних вопросов, лучше запоминай, о чём рассказывает Лев Давыдович.
— Ладно, — согласился Абиль, жалея, что так и не увидит дельфинов.
Почти через месяц в офисе раздался звонок:
— Семье Курбановых выдали визу сроком на две недели. Они должны быть 9 июня в аэропорту Домодедово в 14.00, необходимые документы у руководителя группы.
Лев Давыдович задавал вопросы, записывал что-то в блокнот и довольно кивал.
Положив трубку, он поздравил Шахина и Айшу, ещё раз напомнил, чтоб проверили документы.
— Да, не берите много вещей, чтобы не вызвать подозрений у таможенников в Германии.
— У нас нет вещей, только сумка и детские рюкзаки.
— Отлично.
Они разволновались: какой будет дорога, неужели окажутся в безопасности и больше никуда не придётся бежать; но как жить в чужой стране? Они уедут навсегда и никогда не вернутся на родину, никогда…
Лев Давыдович попрощался с ними ещё вечером: передал привет от брата Айши, который хвалил их за правильное решение.
— Спасибо большое за всё, — искренне поблагодарили они.
— Детей берегите, особенно сына, хороший он у вас, в Европе не так всё просто.
Лев Давыдович встал из-за стола, показывая, что проводы закончились.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цветы эмиграции предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других