Как я разводила мух. Рассказы

Нина Заря-Абрамович

«Книга замечательно смешная и представляет собой жанровые сцены. Автор наследует двум Михаилам – Зощенко и Булгакову. Если вам покажется, что это пошлый дамский стеб, – не верьте: это трезвый реализм здравомыслящего человека. У автора множество житейских наблюдений и замечательный опыт, а что стиль репортерский и ирония сквозная – надо же чем-то защищаться нежной женской душе от разрушительного воздействия среды. Только бы она не стала пессимистом, как все юмористы.» А. Ивин, лит. критик

© Нина Заря-Абрамович, 2017

ISBN 978-5-4485-6501-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Записки филиппинки

Звонок в дверь.

— Кто там?

— Это ваша почтальон Дуся. Принесла письмо заказное!

Запускаю Дусю. Вскрываю конверт. Ух, ты! Письмо из Дарницкого суда. Ничего себе! Без меня меня женили! Наши украинские суды уже начали выносить вердикты без присутствия ответчиков.

Решение суда оказалось ну совсем негуманным. Взыскать с меня долг за жилищно-коммунальные услуги.

Вот тебе и Вовочка Черняев! Вот тебе и новый председатель нашего ОСМД! Выбрали же на свою голову! Первого нашего председателя Гошу Хомейко выгнали.

И теперь расхлебываем.

Гоша был, конечно, с прибабахами. Но с должниками боролся как-то по-свойски. Почти нежно. Ставил у ворот нашего дома дворника дядю Петю с самодельным шлагбаумом. И велел не пущать.

Однако эксперимент Гоши не прошел испытания жизнью. Народ у нас шустрый. Не только норовил через высокое ограждение сигануть, порой застревая на нем в позе

«собака на заборе». Ни туда. Ни сюда! Но и жалобы в прокуратуру начал строчить.

Но все это были «цветуечки», как говорит моя соседка Светка. Ягодки начались, когда новый председатель, Вовочка Черняев, начал сдавать соседей-неплательщиков в суд.

К Светке тоже пришла Дуся. И соседка тут же нарисовалась у меня в квартире. С аналогичным решением суда.

— И что теперь делать будем? Это уже не цветуечки!

— Не ругайся, Света. И так тошно.

— Как тут не ругаться! Это все новая власть! Отбирают квартиры у должников.

Выставляют на аукционы. Вон, на улице Институтской половину домов уже скупили!

— Надо на работу устраиваться. Хватит байдыки бить.

— Какая работа?! Работа не для меня. А тебе она нужна. А то ты возомнила себя писательницей. Ты уж меня прости, не хотела тебе говорить, но какая из тебя писательница? Всякий бред пишешь. Читать стыдно. А хоть бы копейку за это получила?

— Мой читатель пока в спячке. В глубокой. Да я еще в Лондон, на книжную ярмарку поеду!

— Какой Лондон? Ты о чем? Квартира горит! Тут срочно деньги надо платить по долгам. А она Лондоном бредит. Иди работать туда, куда тебя еще, может быть, возьмут.

— Куда это?

— На рынок. В няньки. В домработницы.

— Ни-ког-да!

Напуганная слухами о квартирных зверствах на улице Институтской, я зашевелилась. Надо срочно найти работу. Любую. Реальную. Лишь бы выплатить долг.

Я прошерстила Интернет. Но мне попадались или жулики, или сетевой маркетинг, что, впрочем, почти одно и то же. И вдруг вот оно! Реальная работа. То, что надо! Семьсот долларов в месяц! Чистыми! Жилье и питание — в качестве бонуса. Что за работа? Нет, это не лекции по писательскому мастерству в кружок любителей словесности. Все куда прозаичнее! Требовалась помощница по хозяйству в семью москвичей, из трех человек, живущих в горном ущелье под Геленджиком.

Домработница, прислуга… Нет, не хочу. Рабы не мы, мы не рабы. Это у меня свинцом сидит в голове, как, пожалуй, и у многих моих сограждан, рожденных в СССР.

Служанка…«Глазки тупо в пол, язык в ж… пардон, в одно место! И с ведром и щетками… по хоромам! Бр-р!..» — взбрыкнуло мое самолюбие. «Но семьсот долларов в месяц! И «все работы хороши, выбирай на вкус!» — предательски шевельнулось в моей черепушке.

На вкус… Вкусы, у меня, конечно, другие. Мне бы новых рассказов с дюжину забабахать. На роман замахнуться! В Лондон, на книжную ярмарку смотаться. Но все накрылось медным тазом одним решением Дарницкого суда.

Ждать помощи было не откуда. Мой родной муж выстраивал новую жизнь с новой женой в экзотической стране, где растут авокадо.

Я перечитала объявление еще раз. Оно было простым. Без этих барских выпендрежей по поводу опыта работы, рекомендаций, знания вип-гардероба, умения обходиться с хрусталем, картинами и прочей надуманной дребеденью.

От помощницы хотели всего лишь тишины, такта и понимания. Тебя не видно, не слышно, но ты всегда под рукой! Как та филиппинка в доме у господ. Нужная и незаметная.

Я представила развитие сюжета. Как на это объявление накинутся тучи дипломированных конкуренток. С курсами от какого-нибудь кадрового агентства «Золушка», поставляющего в богатые дома безропотных служанок. Но выберут меня, не испорченную этим опытом.

Почему? Я скажу вам. По секрету. Мои мысли в последнее время материализуются. Если я ярко начинаю представлять картинку.

И летать я буду Маргаритой на швабре, с подносами в руках: «Кушать подано! Чего еще изволите?» Вся такая предупредительная и изящно исхудавшая от нелегког рабского труда. А хозяин-барин, в синем бархатном халате, развалившись на шоколадном кожаном диване, с сигареллой в зубах, вожделенно и тайно от жены будет рассматривать меня на предмет «съедобности».

Нет, эта картинка мне явно не нравилась. А если вдруг повезет, и хозяин будет более вменяемый? И я, застенчивая Джейн Эйр, в крахмальном переднике, белоснежном чепце, со скромными телячьими глазками вдохновлю его на большую и чистую любовь?

Интересно, а вдруг мой барин, как и мистер Рочестер, прячет на чердаке сумасшедшую жену?

Ой! Заносит меня иногда…

— Полетаю! Корона не свалится! Крылья не отпадут, — уговаривала я себя. — Зато долг отдам. Подумаешь, самолюбие пострадает! Смотря, как к этому отнестись! Если, как к игре, развлечению, за которое еще деньги платят, то все прекрасно!

Дулю в карман и вперед, с утюгом в обнимку! Помощница по хозяйству в богатый дом — это же находка для писателя! Главное, дулю не выронить! И чтобы хозяева, не дай Бог, не узнали, что в их доме поселился разведчик-бумагомаратель. Иначе полный п…ц! Пардон! Полная чернобурка!

* По этическим причинам здесь и далее слово писец за-

менено словом чернобурка!

И что же мне написать моим потенциальным работодателям? «Всем требованиям соответствую. Работаю быстро, качественно. Буду незаметной и тактичной. Борщи у меня великолепные. А плов — язык проглотишь! Все соседи сбегаются!»

Насчет борща и плова я не соврала. Тут я ас! В других кулинарных изысках, каюсь, не сильна! Мой родной муж всегда нахваливал только эти мои шедевры. Но, как оказалось, одни борщи с пловами приедаются. Потянуло его на бутерброды с авокадо!

Мой бой-френд Кошарик, унаследовавший теплое место мужа, тоже балдеет от моей кулинарии. Пока.

Так что моим работодателям я высветила лучшие мои стороны.

Звонит телефон.

— Але?

О! Это моя подруга и однокурсница, жи-

вущая в Германии уже двадцать лет. Мэ-

рилин фон Брунненштрассе. В прошлом,

скажу вам по большому секрету, Машка

Дик. Тезка моя. А нынче известная в своем

городке Кляйнштатт писательница.

— Ну как твои дела, Маруся? Все в позе

«зю» сидишь? Роман уже начала?

— Какой роман, Мэрилин! У меня долг

за квартиру! И все очень серьезно. Уже и

решение суда получила о взыскании этого

долга.

И я рассказываю Машке о своих квар-

тирных проблемах и о возможной работе

прислугой.

— Так это же здорово! Я тебе уже зави-

дую! Это же гениально! Служанка в бога-

том доме! Сколько материала ты накопа-

ешь для новых рассказов! А может быть, и

на роман замахнешься!

— Ты думаешь?

— Представь, ты богатая писательни-

ца… — в ажиотаже начала развивать тему

подруга.

— Чего? Богатая? Ну, это ты погорячи-

лась…

— Молчи! Ты богатая писательница, и

тебе интересно самой наблюдать за бога-

тыми. Может, у тебя случится любовный

роман с хозяином дома? Или ты его соблаз-

нишь назло своей стервозной хозяйке, кото-

рая будет тебя унижать! Топтать твое само-

любие. Это же такой опыт! — эмоционально

внушала мне Мэрилин по телефону.

И если бы, не дай Бог, нас кто-то под-

слушивал, вот бы удивился! Совсем бабы

спятили!

— Ты не должна сидеть в позе «зю», как

основная масса писателей, — не унималась

подруга.

— С чего ты взяла, что все пишут в позе

«зю»? Донцова работает лежа. Гоголь пи-

сал стоя. А я вот пишу подпрыгивая!

— Я не о том! Писатель должен менять не

только позы, но и род занятий. Как Менде-

леев, который в паузах между клейкой че-

моданов совершал химические подвиги!..

Машка права. Этот принцип Менделее-

ва она уяснила твердо. Свою литературную

деятельность она чередует с «пуцалками».

Работает инкогнито в городском кафе «Си-

ний попугай». Администраторшей.

Напялит рыжий парик, загримирует

косметикой лицо до неузнаваемости — и

вперед, на работу! Подглядывает за гостя-

ми кафе, за коллегами и особенно за сво-

им шефом Герхардом. Изучает психологию

человеческого общения на практике. Маш-

ку зарплата не очень интересует! После ра-

боты в кафе она летит на своем велосипеде

домой, с багажом жизненных тем, сюжетов

и впечатлений. И сразу же бросается за

компьютер.

Машка такое накопала в своем кафе о

своем шефе! И уже целую повесть настро-

чила. О жизни голубых. Ее шедевр так и

называется: «Мой синий шеф».

Короче. Прислушаться к советам масти-

той подруги было разумно. Да и самой мне

хотелось сменить обстановку и развеяться!

И я решилась. Тут же написала письмо в Ге-

ленджик. Почти веря в успех. «Всем требо-

ваниям соответствую. Работаю быстро, ка-

чественно. Буду незаметной и тактичной».

Ответ пришел сразу: «Ваше письмо нас

заинтересовало. Вышлите, пожалуйста,

несколько фотографий».

Ничего себе! Сработало! У меня кольну-

ло в области души. Шутки шутками, но я

точно могу стать филиппинкой! Уж очень

четко я представила эту картинку! Неужто

москвичам придется отведать моего борще-

ца? Подсознание противилось этому. Но

разум кричал: «Надо!»

Я упросила Кошарика изобразить из

себя фотохудожника. Он нехотя оторвался

от телевизора, плова и бутылки пива.

Я готовилась к фотосессии. Фотографии

надо сделать хитрые. Красотка им не нуж-

на, однозначно! Девяносто процентов жен-

щин не потерпят у себя в доме смазливую

соперницу. Правда, и уродину тоже не за-

хотят. Кому охота портить интерьер? Нуж-

на была золотая середина.

Я вырядилась в платье мышиного цвета,

которое как-то с дури купила в «Хумане»,

сети магазинов секонд-хенд. Платье бала-

хонистое, для беременных, скрывающее

мои женственные округлости, соблазнило

меня своей ценой. Всего одиннадцать гри-

вень! В канун завоза новой коллекции! «Да

пусть полежит, — думала я, — вдруг, приго-

дится в жизни!»

Вот и пригодилось.

Свои роскошные длинные волосы цвета

«золотой радуги», как любит выражаться

Кошарик, я спрятала в скромном пучке,

напялив на себя шляпку цвета «испуган-

ная мышь».

Тут я должна похвастаться. У меня осо-

бенные волосы. Они волшебные. И ме-

няют свою окраску в зависимости от от-

тенков моего настроения. А поскольку

оттенки моего настроения всегда яркие,

но с разным окрасом эмоций: радость, вос-

торг, игривость, счастье, кураж, экстаз, — то

и мои волосы постоянно меняются. Их цвет

всегда разный. Медово-гречишный, медно-

шоколадный, малиново-клубничный, пунцово-

яблочный, мармеладно-апельсиновый,

золотисто-огненный. Чем выше градус

настроения, тем ярче цвет волос!

Челку я зализала пенкой с блеском. Дру-

гой не нашлось в нашей квартире.

На нос нацепила очки с прозрачными

окулярами, которые выудила из кучи раз-

ных очков в серванте. В глаза запустила

кротость и серьезность. И сразу прибавила

себе возраст. Этакая училка, бесполое су-

щество. Такие раньше часто встречались в

советских школах!

Мой Кошарик обалдел. Но ничего не

сказал, как настоящий мужчина. Он при-

вык к моим выбрыкам.

А я начала принимать антиэротические

позы. На фоне картины Кустодиева «Куп-

чиха за чаем», висящей на стене моей ши-

карной кухни. Лицо купчихи, смакующей

чай из блюдца, было совсем не кустодиев-

ским. И очень подозрительно напоминало

мое собственное. Вернее, это оно и было.

Хотя пышные формы, декольте были точно

купчихины. А из-под косынки-чалмы буй-

но выбивались мои золотисто-огненные

локоны. Настроение на картине у меня тог-

да было кокетливо-куражное!

Картина эта — подарок мне на день рож-

дения! Моя подруга Валька Бомбейкина

постаралась! Из хулиганских побуждений.

А может быть, из любви ко мне!

Кошарик диву давался, чего я себя так

уродую! Но я решила не посвящать его в

свои планы. Я придумаю другое объясне-

ние своему маскараду. Подруга — домра-

ботница? Нет, только не это. Надо щадить

самолюбие Кошарика. Иначе тоже на бу-

терброды с авокадо потянет!

Фотографии получились такие, как надо!

Типа, барышня скромна до обморока.

«Из всех кандидаток мы остановились

на вас, — пришел тут же ответ. — Когда вы

готовы приступить к работе?“ — „Хоть зав-

тра», — написала я, понимая, что ситуация

перестает быть легкомысленной.

Тут же раздался звонок. Это была Адель

Евгеньевна, моя хозяйка. Моя? Хозяйка?

Нда!.. Дожилась.

Нет. Лучше сказать иначе. Это была

Адель Евгеньевна, хозяйка дома, который

предстояло мне вылизывать.

Один хрен, как ни крути! Хоть с боку,

хоть в профиль!

У нее был строгий голос. Адель Евгеньев-

на спросила меня о семейном положении.

Я честно призналась, что в разводе. И явно

соврала, сказав, что к гражданам мужского

пола совершенно равнодушна. Следовало

притупить бдительность работодателя, на

всякий случай.

Адель Евгеньевна задала мне кучу во-

просов, вполне уместных для данной си-

туации. Я же, как истинная филиппинка,

уже входящая в эту романтическую роль,

вопросов не задавала.

— Я сама очень люблю вести хозяйство,

а вы мне будете в этом помогать, — вслуши-

валась я в приторно-слащавый голос буду-

щей хозяйки.

И вдруг я четко представила себе ее

образ. Маленькая злючка, спортивная,

какая-то вся в темных одеждах. Белокурые

волосы. Серые прозрачные глаза, жесткие,

холодные, со слезой. И почему-то в руках

кожаная плетка. Меня передернуло. Кар-

тинка вышла четкой, очень живой.

Напоследок хозяйка еще раз напомни-

ла, какой она желает видеть помощницу в

своем доме. Это должна быть особа тихая,

спокойная, неприметная, не обремененная

личными проблемами. «Филиппинка», —

чуть было не ляпнула я, понимая, что все

перечисленные определения ко мне ника-

кого отношения не имеют.

Мы быстро договорились с ней.

Я заполнила две сумки страшненькой

рабочей одеждой, найденной на задворках

гардероба, под стать серому «беременно-

му» платью из «Хуманы», обняла Кошари-

ка, приунывшего из-за расставания, дочь

Ленку, которая не скрывала своей радости,

и улетела в неизведанное.

Ужгородский поезд, заполненный

вуйками-гастарбайтерами, домчал меня за

ночь из Киева в Москву.

Светка-соседка была крайне удивлена,

когда, найдя меня по мобильному в районе

пограничного хутора Михайловский, узна-

ла, что я уже еду в Москву — выполнять ре-

шение Дарницкого суда.

— Так куда ты устроилась? Кем? — сгора-

ла от любопытства моя соседка.

— Ну, кем я могу еще устроиться, Света!

А то ты не знаешь! Всего лишь… тренером

по написанию рассказов! Мастер-класс еду

преподавать одному богатому москвичу.

— Да ты что? Неужели такое бывает? Я о

таком даже не слыхала!

— Еще как бывает! Народ с жиру бесит-

ся! И деньги дают хорошие! И крыша над

головой, и еда бесплатная!

— И деньги дают? Не может быть! Ты там

себе жениха еще найди! Богатого! Вот это

будет лучше всего.

— Найду!

В аэропорту Геленджика меня ожидал

джип «Порше Кайен» и его маленькая хо-

зяйка. Она была в черном спортивном ко-

стюме «Адидас», с черным стильным шар-

фиком этой же марки на шее, черных очках

от солнца поверх черной бейсболки. С гла-

зами прозрачно-серыми, жесткими.

Это была мистика! Образ, который я

представила мысленно еще в Киеве, вдруг

материализовался! Не хватало только плет-

ки в руках.

Дама окликнула меня, вычислив по фо-

тографии. Такую пропустить сложно!

Я была во всеоружии! В прозрачных оч-

ках, в фетровой мышиной шляпке, с пуч-

ком из спрятанных волос и зализанной

челкой. Мое коронное балахонистое платье

дико выглядывало из-под простенькой ку-

цей курточки.

Я смущенно улыбаюсь из-под очков. И

протягиваю хозяйке торт «Киевский». К

людям в дом надо идти с хлебом-солью!

— Ой! Мы все на диете! — говорит хозяй-

ка, с пристрастием разглядывая меня свои-

ми холодными глазами. Будто на фотогра-

фиях в Интернете не налюбовалась!

И мой ангел-хранитель мне настойчи-

во шепчет, что с этой дамочкой мне будет

сложно.

— А вы интереснее, чем на фото, — гово-

рит она с некоторым разочарованием.

«Красоту ничем не испортишь», — так и

хочется ляпнуть мне, но я скромно улыба-

юсь, потупив глазки.

Адель лет под сорок. Она хороша собой

и блондиниста. И пахнет от нее деньгами.

Все это я замечаю украдкой. Пялиться на

нее я не решаюсь.

Она уверенно ведет машину по крутой

горной дороге. Сладко, почти приторно

улыбается, не меняя холодного выражения

глаз. Мы о чем-то говорим, незначитель-

ном и уместном в подобном случае. Запо-

минается фраза, что в ущелье из Москвы

они приехали за здоровьем.

Разбитая грунтовая дорога вьется вдоль

горного ущелья. Я с тревогой слежу за ней.

Мы долго едем мимо старых дач, постро-

енных из того, что было, с покосившими-

ся заборами, и мне кажется, что путь наш

бесконечен.

В салоне из кожи цвета кофе с молоком

тепло и приятно пахнет. А там, за окном,

слякотно, холодно, бедно и противно.

«Куда меня везут? И что со мной будет?»

— вдруг мелькает в моей голове подленькая

мысль. Как я могла так опрометчиво дове-

риться случайным людям из Интернета?

Вон какое хитрое лицо у этой в «Адидасе».

И заливается соловьем. А вдруг она меня

возьмет в рабство? И я буду пахать за та-

релку супа в день. Под визжащее пение

ее кожаной плетки. Буду изможденной,

голодной, затравленной. И мои родные не

смогут меня найти. Ведь я не сообщила им,

куда еду. А когда мне все же удастся сбе-

жать от рабовладельцев, я уже буду с изло-

манной психикой и ни на что не годной.

Череду моих мазохистских мыслей рез-

ко прерывает конец путешествия.

Машина останавливается перед солид-

ными дубовыми воротами. Смелый полет

мысли неизвестного автора застыл в ри-

сунке кованого железа. Мы подходим к ка-

литке. Я с тревогой оглядываюсь назад. Со

всех сторон одни горы, поросшие лесом.

Дом-дворец в три этажа, обнесенный

высоким каменным забором, напоминает

гриновскую «Дикую розу», которая бело-

снежным облаком застыла среди серых

по-зимнему гор и казалась полным недо-

разумением в соседстве с убогими старыми

дачами.

Я залюбовалась дворцом. Его вычурная

роскошь и новорусский выпендреж были

вполне понятны и… внушали доверие. На

крыше примостились скульптуры белых

ангелов с крыльями. А на белоснежном

спуске крыльца, на перилах — гривастый

белый лев.

На фасаде дома красовался герб с золо-

тыми буквами «А.Е.», вычурный и с пре-

тензией.

«Адель Евгеньевна», — легко догадалась я.

Мои мелочные мысли о тарелке супа

улетучились сами собой.

Меня завели сначала в гостевой дом, где

мне предстояло жить и который восхитил

меня своим великолепием.

Это было совершенно новое прекрасное

жилище из двух комнат, кухни и ванной.

Со всей современной техникой и оборудо-

ванием. С дорогой мебелью и плазменным

телевизором. Адель уловила восторг в моих

глазах.

— А теперь я познакомлю вас со своим

мужем, — властно говорит Адель и ведет

меня во дворец.

На большом крыльце их дома я скольжу

и чуть не падаю. Ноги разъезжаются.

— Осторожно, тут очень скользко. Строи-

тели напортачили, — предупреждает Адель.

Я поправляю свою зализанную приче-

ску, серое «беременное» платье из «Хума-

ны», очки на носу и принимаю выражение

лица этакой задротки, как выражается моя

очень современная дочь Ленка.

В зале-студии, у тлеющего камина… О

Боже мой! Мистика! Вот же сила мысли!

На шоколадном кожаном диване, с сига-

реллой в зубах и в бархатном синем халате

возлежит хозяин-барин. Лысый мужик лет

сорока. С внешностью Андре Агасси.

— Гена! Это наша помощница. Мария, —

официальным тоном говорит Адель.

Гена невнятно что-то буркнул на мое

«здрасьте», равнодушно скользнул по мне

взглядом и отвернулся в телевизор. Совер-

шенно адекватная реакция нормального

мужика на синий штопаный чулок. «Ура!

— думаю я. — Это лучше, чем нездоровый

интерес к смазливой служанке». Как это

бывает сплошь и рядом, когда мужик не в

состоянии задушить в себе первобытного

человека. А молодая хищница, попавшая в

чужую семью, не может справиться с соб-

ственными инстинктами серой вороны.

А потом скандалы, слезы, причитания

законной жены, трусливые оправдания

неверного мужа, и, как правило, финиш,

когда ворону с треском изгоняют из чужого

гнезда. А нечего устраивать охоту на чужие

яйца!

В доме, кроме самой хозяйки и ее мужа,

никого не было. Если не считать трех ко-

тов. Они сидели в подушках на роскошных

диванах. В воздухе высветленной солнеч-

ной дорожкой плясала пыль с кошачьей

шерстью.

— Это Вареник, это Анфиса, а тот, черный,

Митяй, — любовно перечисляла Адель. — Вы

ведь, Мария, любите животных, правда?

— Обожаю, — поспешила соврать я, что-

бы не ляпнуть своего мнения о том, что для

меня животные в доме, на диванах, исклю-

чены. Только за его пределами! А если они

все же в доме, то это уже катастрофа!

Адель показала мне дом и все поместье.

Она водила меня по трем этажам, с гордо-

стью рассказывая о достоинствах своих

владений.

— А сейчас самое главное, — Адель ин-

тригующе взглянула мне в глаза, достала

из холодильника кусок сыра с дырками и

повела меня во двор, ближе к забору.

За решетками вольера с вычурными за-

витками кованого железа находились два

огромных волкодава. Они молча и злове-

ще смотрели на мня. А я на них. Это были

собаки-убийцы. Один — белый огромный

алабай. Другой — ротвейлер.

Только накануне по телеку, в новостях

показывали сюжет с алабаем, который от-

кусил девочке из Подмосковья пол-лица.

Это была той же породы азиатская овчарка,

хитрая и опасная, выведенная в Туркмении.

Ротвейлер был не лучше. Случаев с ротвей-

лерами, искалечившими людей, немерено!

— Дайте им сыра! Не бойтесь, — ласково

сказала Адель.

Мое сердце вздрогнуло и уплыло куда-то

в область пупка.

— Бубочки мои! Вы же у меня воспи-

танные. Людей не едите, — засюсюкала хо-

зяйка собакам. И уже, обращаясь ко мне,

с достоинством добавила: — Мы их хорошо

кормим. Мясом и форелью. Вас они не съе-

дят. Да, это серьезные звери. И если случит-

ся нас защищать, они убьют. Отчего вы по-

бледнели? Спокойно! Я хочу их приучить к

вам. Дайте им сыра!

«Мы так не договаривались! Вы меня не

предупредили о собаках! Я их боюсь до об-

морока и ни за что не приехала бы к вам!»

— хотела я сказать своему работодателю. Но

чего уж тут говорить? Я попала.

Дрожащими руками я протянула два ку-

ска сыра навстречу хищным мордам. Через

кованую решетку вольера. Алабай и ротвей-

лер лениво взяли лакомство из моих рук.

— Привыкайте к собакам. Они вас не

должны тронуть. Я надеюсь. Кормить их

будете вы, — жестко подытожила Адель.

Ночью я не спала. Я находилась в стрес-

се. Куда меня занесло?! Зачем я сюда прие-

хала?! Погибнуть на чужбине от зубов зве-

рюг? И кто меня будет искать в этом горном

ущелье, за высоким глухим забором? И ка-

кая тогда уж мне будет разница!

И мерещился мне всю ночь родной дом у

станции метро Позняки, моя жизнь, доселе

беспечная и счастливая. И Вовочка Черня-

ев, наш председатель, грозно потрясающий

в руках решением суда. Вот же выбрали на

свою голову! Ужо тебе! А за окном долго

кричала ночная птица и кто-то ухал.

В десять утра меня разбудил звонок.

Адель. Приглашала в дом, на чай. Я выгля-

нула в окно. С неба падали хлопья снега.

И горы, окружающие дворец, теперь уже

были молочно-белыми. Я напялила на себя

униформу и открыла дверь в сказочный

мир снежной зимы.

Когда я вышла из гостевого дома, меня

окружили собаки. Их выпустили из волье-

ра, а я и забыла о них, и пошла по двору.

«Спокойно. Без паники! Адреналин на

замок!» — приказала молча я себе. А вслух

спокойно произнесла, соблюдая беспечную

и миролюбивую интонацию:

— Ну что, пацаны! Как спалось? Чего

вам там снилось? Как жизнь собачья? А я

вот ни в одном глазу.

«Пацаны» понимающе шевельнули

хвостами. Вернее, тем, что от этих хвостов

осталось в результате упорного вмешатель-

ства человека в личную жизнь собаки. И

сопроводили меня до самого крыльца бар-

ского дома.

— Ой! Я смотрю, вас мои бубочки не тро-

нули! А я и забыла вас предупредить о том,

что собаки выпущены, — изумленно встре-

тила меня на крыльце Адель. — Ларису,

нашу бывшую домработницу, они не при-

няли. Алабай подмял Ларису, сел на нее и

не отпускал до нашего прихода. Она тоже

была из Украины. Откуда-то из Луганска.

«И где же эта Лариса? Не съели ли ее ваши

песики?» — хотелось мне задать вопрос.

Но надо было вести себя сообразно выбран-

ной мною роли безропотной служанки.

— Мы даем вам неделю испытательного

срока. Нам нужен родной человек в дом, —

сказала Адель.

Мы пили чай. Точнее, пила чай я одна.

Хозяйка, очевидно, не желая играть в де-

мократию со своей прислугой, только гово-

рила. О моих обязанностях.

Как выяснилось, обязанностей было

много. Дом в три этажа, баня, бассейн,

спортзал, летняя кухня, барбекюшница,

беседка, крыльцо дома. Все это предстояло

мне держать в чистоте и блеске.

Адель выдала мне тетрадь, с перечнем

моих обязанностей. Это напоминало школь-

ный дневник. И чье-то ослиное упорство.

Понедельник. Уборка: Парадное крыль-

цо. Дом. Баня. Бассейн. Спортзал. Летняя

кухня, барбекюшница, беседка. Стирка.

Глажка. Приготовление еды.

Вторник. Уборка: Парадное крыльцо.

Дом. Баня. Бассейн. Спортзал. Летняя кух-

ня, барбекюшница, беседка. Стирка. Глаж-

ка. Приготовление еды.

Среда и далее все повторялось с ослиным

упорством.

Помимо всего, мне предстояло кормить

собак. По особому рецепту. Мясо нарезать

мелкими кусками, заливать кипятком,

тщательно сливать воду, добавлять олив-

ковое масло.

Кормить трех котов.

Я взглянула на этот «дневник» и ужас-

нулась. Тут нетрудно и загнуться.

«Вот тебе и помощница по хозяйству!

Вот тебе и родной человек!» — обреченно

подумала я и мысленно нащупала дулю

в кармане. Это тебе не мастер-классы по

написанию рассказов, о которых соседка

Светка и не подозревала! Но мне же хоте-

лось сменить обстановку, найти новые эмо-

ции! Хотела — и получила! И моя полная

впечатлений жизнь началась.

Девять утра. Я уже во дворе. Идет снег. И

светит солнце. Горы вокруг поместья вели-

чественные. Слева, сразу за забором, вдоль

каменистого русла, журчит река. А воздух!

Прозрачен и чист до головокружения. По-

сле загаженного Киева я попала на курорт.

Попала!

Да ладно. Мыслить надо положитель-

но! Представляю, как здесь будет хорошо

весной.

Я убираю крыльцо. От снега. Метлой из

пластмассы голубого цвета. Крыльцо по-

крыто скользкой плиткой. Равновесие удер-

жать сложно. Я, как телушка на льду. Ноги

разъезжаются! Мгновение — и я падаю с ди-

ким криком на пол, получив метлой по лбу.

И какой дурак делал ступеньки из такой

гладкой плитки?! Это же надо иметь такие

мозги! Дятел! Наверное, гастарбайтеры.

Собаки тут же. У алабая глаза какие-то

человеческие. Холодные. Недоверчивые.

Смотрит испытующе. Обрубок его хвоста в

застывшем положении. И я понимаю, что в

любой момент могу стать жертвой нападе-

ния этой хищной твари.

Ротвейлер более простоват. На мои при-

ветливые слова повиливает своей бесхвос-

той задницей.

— Ну что, пацаны! Берите лопаты! И

вперед, снег убирать! Такова жисть!

«Пацаны» смотрят на меня непонима-

юще, но, кажется, нейтрализованы. Есть

меня не собираются. Пока.

Слова хозяйки о том, что алабай спосо-

бен убить человека, меня бодрят. И я, нео-

жиданно для себя, завожу мажорную укра-

инскую песню.

— «Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пид-

вела…» Эх! Ля! Тра-ля-ля!

Всех слов любимой народом песни я от

страха вспомнить не могу. Но зато источаю

положительную энергетику. Жить захо-

чешь, не то источать будешь!

Зверюги в такт моему пению весело

крутятся у меня под ногами, на скользкой

мраморной плитке. Их лапы тоже разъез-

жаются, и псы как будто приплясывают. У

ротвейлера коричневый копчик крутится

пропеллером. У алабая обрубок хвоста едва

заметно, но подвиливает.

Может, я так хорошо пою? А может, они

вовсе и не злые ребята!

Адель показывает мне, как надо при-

водить в блеск дом. У нее в прачечной це-

лый арсенал подручных средств. Швабры

разных мастей, невиданные щетки, упа-

ковки салфеток и шкаф флаконов с быто-

вой химией.

В доме, кстати, стойкий запах стираль-

ного порошка. И от самой хозяйки пахнет

букетом из французских духов и «Ариэля».

Странные люди! Ратуют за здоровье, за

чистоту дома, а загрязняют свой организм.

Вместо кислорода дышат всякой дрянью. За

здоровьем они приехали в горное ущелье!

Пока я изображаю из себя Золушку, хо-

зяйка тоже не сидит сложа руки. Она бук-

вально ходит за мной по пятам. Контроли-

рует качество работы. Проверяет чистоту

бумажной салфеткой.

Вижу, осталась довольна.

Да я и без контроля честно и добросо-

вестно могу трудиться. Я украинка. Хоть и

притворяюсь филиппинкой! Работящая и

выносливая. Недаром фашисты нас эшело-

нами вывозили в Германию на работы.

И москвичи припахать любят.

Как я доползла к вечеру до своего госте-

вого домика, уж и не помню. Зато спала,

как убитая. И никаких вредных мыслей!

Особенно про Вовочку Черняева.

Я кормлю их мясом и форелью. Собак.

Мясо — свежая говядина килограмма четы-

ре. На двоих. Кромсаю мясо в летней кухне.

Большим ножом. За десять минут целый

тазик. Уже наловчилась. Насобачилась.

Делаю все качественно. И не только пото-

му, что хозяйка постоянно присутствует за

моей спиной. Ведется видеонаблюдение.

Сейчас придет. Проверять, какими куска-

ми нарезано мясо. Если чуть больше по

размеру, начнет выговаривать.

Говядина псам на завтрак. Форель, све-

жайшая, цвета маренго, по две штуки на

нос. Это им на ужин. На обед — тазик су-

хого корма. Надо бы самой попробовать.

Форель.

Мясо в больших черных мешках два раза

в неделю привозит местный фермер. Два

огромных морозильных шкафа до потолка

забиты отборной говядиной для собак. Фо-

рель покупают на рыбном рынке. Кстати,

в озерце у беседки живет живая форель по

имени Фаина.

Псы терпеливо ждут, пока я расклады-

ваю им еду по кормушкам. Кормушки — в

вольере. Я все еще пою бравым голосом

украинские песни, когда собаки рядом. От

страха. Слова перевираю.

— «Нэсэ вода Галю — коромысло гнэться.

А за нэю Йванко, мов барвинок, въеться…»

Алабай носит гордое имя Шерхан. Он

заносчивый и неприступный. На длинных

ногах. И белый, как полярный медведь.

Морда вытянутая, как у трактора «Бела-

русь», зловещая. Глаза азиатские, хитрые.

В сравнении с ним ротвейлер Горд —

простой жлобок. Он не отходит от меня,

тычется носом мне в руки и начинает злоб-

но рычать на Шерхана, когда тот пытается

подойти ко мне близко. Ревнует. Этого мне

еще не хватало!

Шерхан младше Гордика на шесть лет.

Ему два года. У них тут своя дедовщина. В

такие моменты я тышком-нышком улепе-

тываю от греха подальше. За двери летней

кухни.

Сварганила и себе супец. Из «собачьего»

мяса. С луком, специями. Запах — на все

ущелье! Ем. Смотрю предвыборную агита-

цию по плазме. Про Жириновского, жесто-

ко обращающегося со своим ослом.

Где же Адель? Что-то долго ее нет?

Заходит Адель.

— Вы так быстро с мясом справляетесь!

Я вас уже готова полюбить! Я восемь лет

мясо крошила. Вы мне так помогаете! —

приторно-ласково признается Адель, до-

тошно разглядывая размеры нарезанных

мною кусков. И мне кажется, что из ее прозрачно-

серых глаз вот-вот потекут слезы.

Пробует суп. Вскидывает удовлетворен-

но бровки и забирает кастрюлю к себе в

дом. Потом мне приходит смс-ка: «Спаси-

бо. Очень вкусно. Поели с удовольствием.

Завтра приготовьте борщ».

Ну, вот и настал мой звездный час! Зав-

тра я им покажу класс! Украинский борщ

— мой конек!

Но мой борщ, вершина моей кулинарии,

которого я сварганила целую кастрюляку,

так и остался нетронутым! Хозяевам он не

понравился. Они любят жидкие щи. А в

моем борще ложка стоит!

Мы наблюдаем друг за другом. Я за Аде-

лью. Исподтишка. Адель за мной. Шпионит.

С пультом. По плазме. Лежа в подушках на

диванах зала-студии. Я передвигаюсь по

поместью, и каждый мой шаг фиксируется

видеонаблюдением.

Собаки сыты. Сидят во дворе, скучают.

Падает снег. Шерхан ловит пастью снежин-

ки. Гордик тяжело направляется ко мне. Он

тучный, закормлен и с трудом бегает.

Я кидаю им оранжевый мячик, найден-

ный на подоконнике летней кухни. Хочу

развеселить их. Шерхан бросается к мячу.

Но Гордик рычит, становится в боевую

стойку и прячет мяч в пасти.

Выходит на крыльцо Адель.

— Мария! Не надо давать им мяч! Ни в

коем случае! Мы этого не делаем! Они при-

выкнут по газонам топтаться! Или начнут

грызться, и их тогда только водой надо бу-

дет разнимать. В эти моменты вы им, смо-

трите, не попадитесь. Иначе они могут, не

разобравшись, и разорвать. Мои знакомые

все удивляются, как это у меня два кобеля

вместе живут! Вот же, выдрессировала, — с

гордостью говорит Адель.

Мячик я уже не бросаю собакам. Но мне

их жалко. Они скучают, ничем не занятые.

Никто с ними не играет. И хозяйка кричит

на них, когда они начинают бегать по за-

снеженным газонам. Бесцельное существо-

вание. Только кормежка три раза в день.

Я не выдерживаю и, пока хозяева па-

рятся в бане, бросаю каждому псу по па-

лочке, взятой в дровнике. Псы не сразу

понимают, что им надо делать. А потом

носятся остервенело по двору, заливаясь

счастливым лаем. Палочки раздроблены в

пыль. И мне не надо заметать следы моего

самоуправства.

Моя жалость к собакам вышла боком.

Мой пример оказался заразителен. Гордик,

более шаловливый, нежели Шерхан, ста-

щил вязанку дров и уселся грызть их на за-

снеженной клумбе.

Адель увидела эту картину и вышла из

дому с плеткой в руках. Она жестоко била

Гордика и кричала на него. Он лежал на

брюхе, поджав уши и обхватив лапами мор-

ду. А плетка мелькала в воздухе со свистом,

беспощадно. Под Гордиком на белом снегу

образовалась трусливая желтая лужица. И

я, чувствуя себя виноватой, убегаю подаль-

ше, чтобы не видеть этой печальной сцены.

За сетчатым забором, позади дома, гро-

хочет горная река. Чистая, каменистая. Я

прижалась к сетке, глядя на воду и горы.

Скоро весна! Будет солнце! Сойдет снег

с гор, и они станут зелеными. Можно будет

купаться в этой реке. А в хозяйском озере у

беседки растает лед и покажется наконец-

то рыба Фаина.

Звонок на мобильный. Это моя подруж-

ка Мэрилин фон Брунненштрассе из Гер-

мании!

— Привет, Маруся! Как ты там, в творче-

ской командировке? Роман начала? Мужа

хозяйского соблазнила?

— Ни то, ни другое.

— Ты чего, работать туда поехала? Я бы

на твоем месте…

Машка никак не уймется! Свою карьеру

писательницы она начала с детских стиш-

ков. В Германии, в маленьком городке

Кляйнштатте, уже вышли три ее книжки.

Для детей.

Но ни денег, ни мировой славы Машка

пока не добилась. Хотя была уверена, что

ее детские стишки скоро переведут милли-

онными тиражами на все языки мира. И,

может быть даже, издатели купят у нее ав-

торские права! Пожизненно. Как у Андрея

Куркова, известного везунчика!

Машка не унывала. Она бегала по шко-

лам и детским садам, договаривалась о

встречах с сопливыми детишками, своими

читателями, и их родителями. Она писала

красочные объявления. Клеила их на стол-

бах, в центре Кляйнштатта. Приглашала

горожан на платные «лезунги» — чтения.

За пять ойро! Однако на «лезунги» народ

упорно не желал ходить.

— Наверное, все дело в моем имени! — ре-

шила Машка.

И придумала себе звучный псевдоним.

Мэрилин фон Брунненштрассе. Частица

«фон» — для пущей важности. Признак

дворянского рода, владеющего богатыми

и могучими княжествами или графствами.

Типа, писательница вам не халям-балям!

Не лаптем щи хлебает! А голубых кровей.

Хотя чваниться новоиспеченной дво-

рянке было абсолютно нечем: ни земель, ни

замков у Машки, эмигрировавшей в Гер-

манию из Казахстана, не было. Был дом на

несколько семей, который Машкиной се-

мье выделило государство в аренду. А ря-

дом с домом — сиротливый старый колодец.

«Бруннен» по-немецки.

Вот Машка его и приватизировала. В

своей новой фамилии.

И сейчас по немецкому Кляйнштатту

разъезжает на велосипеде настоящая Мэ-

рилин фон Брунненштрассе. Владелица,

блин, колодца. В городке Машку все уже

знают. От мала до велика. Улыбаются ей

при встречах, когда она выписывает на ве-

лике за «бротхенами» с маком и повидлом.

Но стишки так и не покупают, жадюги!

— Наверное, стихи для детей — это не со-

всем мое, — сделала как-то открытие Маш-

ка. — Может, мне на роман замахнуться?

— Ну, замахнись! Все может быть! Рома-

ны имеют коммерческую ценность.

— А про что роман-то лучше написать?

— Ну, лучше, наверное, про любовь! Са-

мая благодарная тема.

Так Машка с моего благословения при-

нялась за роман. Сменила читательскую

аудиторию. От детишек к их родителям. И

наваяла шедевр под названием «33 эроти-

ческих сна».

— Мария! Закройте собак в вольере! —

кричит мне Адель. — Пришел Радик. Впу-

стите его. — И видя мое недоумение, уточ-

няет: — Это наш дворник, таджик.

— Гастарбайтер? Я не одна такая! — сры-

вается у меня.

— Мы снимаем таджику дачу рядом, —

рассказывает Адель. — Собак мы всегда за-

крываем в вольере, когда он приходит. Не

хотим собак к нему приучать. Не доверяем.

Закрыть собак! Легко сказать! Эти зве-

рюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряже-

ны. Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бо-

дро кричу псам.

— Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах,

как это смачно! Гордик! Шерик!

Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже

воротит. Их уже ничем не удивишь, ника-

кими вкусняшками.

Скорее они идут на мои эмоционально-

восторженные слова. Я бросаю свиные

уши каждому в кормушку, жду, когда со-

баки неохотно зайдут в вольер, и быстро за-

крываю за ними калитку на засов.

Заходит дворник. Лет пятидесяти сухо-

щавый азиат. Взгляд вопросительный. Ми-

гом считывает мою социальную принад-

лежность. По страшненькому прикиду и

синему в горошек переднику. Смотрит без

одобрения. И даже высокомерно.

Я чисто из вежливости здороваюсь пер-

вой. Таджик отвечает на приветствие и тут

же удивленно спрашивает:

— Вы собак не боитесь?

— Не-а… Они ласковые, как кошки.

«Полоумную домработницу взяли», —

вероятнее всего, подумал таджик. И тут

же меня припахал. Заставил включить ру-

бильник у ворот. Открыть окно в бойлер-

ной, выключить горячую воду в кране у

дровника. А я, по наивности, услужила. С

какого-то переляку. То сделала, то откры-

ла, то включила. Хотя это его работа.

Я прытко бегаю по поместью, с готов-

ностью выполняю указания таджика. И

вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо

используют. Будто я подписала договор об

оказании бытовых услуг этому таджику.

И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в

доме уже два года. А я новенькая. Как сол-

дат первогодка. И тут дедовщина! А может,

просто ревность? Или азиатская хитрость?

А снег валит! Целый день. Мой гостевой

домик уже в белом плену.

Таджик расчистил двор от сугробов, про-

рубил лопатой дорожки от барского дворца

к воротам. Заваленный снежными горами

вход в мой домик оставил нетронутым. И

мне пришлось самой откапываться.

Адель худеет. Ничего не ест. Пьет толь-

ко соки фреш, которые я выжимаю каждое

утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет

тут ей обеспечен, если верить Елене Ма-

лышевой с ее программой «Жить здорово».

Мне тревожно за Адель, и я, скинув с себя

обличье кроткой филиппинки, говорю ей

об этом.

— Я сама знаю, как мне жить, — высоко-

мерно осаждает мой пыл Адель.

И изнуряет себя на тренажерах. В спорт-

зале. Потом становится на весы, разочаро-

ванно смотрит на цифры. Сбросила всего

триста граммов. Ревностно всматривается

в меня и… предлагает мне взвеситься. У

меня — минус два килограмма. Я таю на

уборке дома.

Мы наблюдаем друг за другом. Мне она

уже понятна. Я же для нее, кажется, еще

загадка. Колбасы-сосисок не ем, от ветчи-

ны отказываюсь. Творожки в глазури игно-

рирую. Сгущенку и майонез с презрением

отвергаю. Насмотрелась «Среду обитания»!

Только здоровая пища!

Адель в недоумении.

Мы с ней в бассейне.

Я вылизываю бассейн. Шваброй с мах-

ровыми забубонами.

Бассейн шикарный, цвета белого золота.

Вода в нем — словно идеально обработан-

ный голубой топаз. Потолки высокие, как

в храме. Подсветки с бриллиантовым бле-

ском. Колонны величественные. Как зим-

ний кавказский хребет за высокими окна-

ми бассейна.

Адель кайфует в бассейне. Устраивает

показательные заплывы. В одну сторону

брасом. Назад кролем. И уже плывет на

спине. Демонстративно фыркает, нежится

в теплой глади, распластавшись лягушкой.

Я не люблю воду. Наверное, в прошлой

жизни я была «Титаником».

Фендебоберная махровая швабра, ку-

пленная вчера за тысячу рублей, все время

ломается. Спадает с ручки. И мне прихо-

дится помногу раз налаживать ее хитрый

механизм. Дорогие игрушки для богатых

лохов! Дурят наш народ, как хотят.

Адель все плавает. Я все на швабре

летаю.

А с потолка шикарного бассейна падает

штукатурка. По дорогим стенам и окнам

струится потный конденсат. А по углам

расползается зловещий грибок, любитель

влажности. Что-то не так сработали строи-

тели. Халтурщики!

Адель потеет во французской маске,

спрятав лицо в махровое полотенце. Она

лежит на диване в шелковых подушках.

Тут же ее Гена, в синем халате и с сигарел-

лой в зубах. Пялится в телевизор.

Я потею, протирая лестницу из ценно-

го бука, на трех этажах господского дома.

За эту буковую лестницу хозяева отвали-

ли миллион рублей. А она хрупкая и кро-

шится, как вафельные пирожные. На ней

уже оставлен четкий след от тапочка Гены,

как символ искренней веры хозяев в кри-

стальную честность строителей. И теперь

по лестнице все ходят бережно и босиком,

делая основной упор на поручни.

Сейчас я на уровне зала-студии, где раз-

леглись хозяева. Пот с моего лица льется

струями. Как конденсат по стенам их бас-

сейна. Поры открыты, кожа очищается!

Лицо сияет. Лучшая очистка для кожи,

между прочим! Натуральная.

Бутафорские очки сползли с моего мо-

крого лица. Косынка спала. Длинные шоколадно-

карамельные волосы рассыпались

по плечам. Мое бесформенное серое платье

из «Хуманы» сегодня в стирке. И я в узких

розовых брючках и в голубой футболке.

Чувствую, что он на меня смотрит.

У меня выражение лица предупредительно-

исполнительное, как и подобает настоя-

щей филиппинке. Маска, которую я не

снимаю уже почти месяц. У него… Да хрен

его знает, какое у него! Я не смотрю в их

сторону. Мое дело — швабра! И я продол-

жаю беззвучной и незаметной тенью пере-

двигаться по их дому.

Собакам от говядины и форели уже тош-

но. Они едят вяло и равнодушно. Я украд-

кой бросаю им сухарики и сыр. Но и от это-

го у них никакой радости.

Шерхан вообще воротит морду от миски.

И с любопытством наблюдает за черной

птицей с длинным оранжевым клювом, ко-

торая повадилась питаться с собачьего сто-

ла. И уже прописалась у вольера, на раз-

весистом дереве, а завидев меня, начинает

требовательно кричать, широко раскрывая

свой яркий клюв. И мне будто слышатся ее

каркающие слова:

— Маруся-я-я! Да-а-ай сыра!

Птица нагло ходит прямо у собачьей

морды, клюет только сыр «Пармезан», а су-

харики игнорирует. Разборчивая! И ухом

не ведет, что лишь миг — и она может по-

теряться в пасти волкодава.

Что это за птица? Я открываю ноутбук и

ищу птицу с оранжевым клювом. Она! На

фото — наша наглая приживалка. Это чер-

ный дрозд. Надо придумать ему кличку.

Коль уж он приручился и меня за свою хо-

зяйку принимает. Пармезан! Чем не клич-

ка для дрозда?

Адель вернулась из спортзала. Набега-

лась по дорожке. Красная и раздраженная.

И от нее пахнет «Ариэлем». И только в лет-

ней кухне воздух свежий. А на улице он

хрустальный.

Хозяйка собралась в город за покупка-

ми. Таджик Радик моет ее машину.

У Гордика сегодня день рождения. Адель

спрашивает меня, чего я хочу из еды.

— Да спасибо. Все есть. Разве что конфет

дешевых.

Адель молча уставилась на меня. В ее

глазах я читаю недоумение, злость и даже

обиду. И мне кажется, что вот-вот слезы

польются из ее прозрачно-серых глаз.

— Мы даже своим кошкам никогда ниче-

го дешевого не покупаем.

Вечером Адель принесла мне в летнюю

кухню два пакета с дорогими шоколадны-

ми конфетами. А собакам — куры-гриль в

серебристой фольге. И торт из фуагры. Псы

нюхнули торт и отвернулись.

Да, уж!

Таджик со мной не здоровается. Мужик

называется! И я делаю вид, что в упор не

вижу его, занятая своими обязанностями.

Я в доме. Он во дворе. Но мы все же пере-

секаемся, и эти встречи неприятны мне. Он

хмур и неприветлив. И умудряется почти

каждый день припахать меня. По мелочам.

А мне как-то неудобно отказать.

Два гастарбайтера в барском доме, объе-

диненные одним рабским положением, от-

кровенно враждуют!

И я начала закрывать дверь своего го-

стевого дома на ключ, чтобы хитрый азиат

не подбросил мне чего-нибудь из хозяйско-

го дворца. Украшения дорогие, например,

швейцарские часы или мобильные теле-

фоны, разбросанные по всему дому. Чтобы

не подставил меня. Он в дом не заходит, но

моет машины в гараже, который под домом.

И там есть вход в цокольный этаж. Если за-

хочет — проникнет.

Надо же! Увидел во мне, приехавшей

из Украины, даже не ровню, а человека,

еще ниже по уровню жизни. И, как всякий

холуй с психологией раба, начинает меня

принижать. Грузить. А перед хозяевами —

на задних лапках.

Интересно за всем этим наблюдать. Ско-

ро хозяева свалят в Москву.

Как будут разворачиваться события, и

не представляю. Надо красиво выйти из

этой ситуации. А то я себя знаю. И ментов

на него могу натравить, и вольер забыть за-

крыть… Если меня все это достанет. Но тог-

да меня выпрут досрочно. А мне еще полго-

да надо ишачить за квартиру.

Адель меня предупредила, чтобы я тад-

жику не говорила, что я из Украины. Иначе

участковый с меня будет брать по пятьсот

рублей за нелегальное трудоустройство.

С меня возьмешь! Шиш! Адель еще не

знает, что этот участковый пойдет у меня

по статье за вымогательство.

Ой! Опять занесло меня! Я тут «хто»? Я

же филиппинка, безмолвная, безропотная

и беззащитная! Качать права? Какие пра-

ва? На баррикады с метлой и поролоновой

губкой? Смешно!

Сегодня у нас был шоппинг. Ездили в

Геленджик. Сначала Адель выложила кру-

глую сумму за спортивную одежду в мага-

зине «Адидас». Набрала курточек с мехом,

без меха, костюмов спортивных, обувь. За-

валила пакетами весь салон машины. Она

любит марки «Найк», «Пума», «Адидас».

Это я уже просекла, с утюгом в обнимку. И

по безмозглой стирке.

Почему безмозглой?

Стирка беспощадная, ежедневная. Ма-

шинка работает постоянно. Все новые вещи

через несколько стирок становятся секонд-

хендом. Черный шарфик «Адидас», кокет-

ливо повязанный на шее Адель при встрече

в аэропорту, уже прокрутился в центрифу-

ге несколько раз. Потерял вид и форму. И,

как и многие вещи, был выброшен в мусор.

Не удивлюсь, если таджик, отвечающий

за чистоту мусорного контейнера, шлет

стабильно гуманитарную помощь к себе на

родину.

И по синему небу над Кавказским хреб-

том стройным косяком летят брендовые

шмотки в Таджикистан. К его жене и тро-

им детям.

И зачем так часто стирать! Будто шахте-

ры в доме живут!

У Адели в цоколе три гардеробные ком-

наты. Они напоминают небольшие бутики.

Для обуви. Одежды верхней. Одежды ниж-

ней. Адель может часами перебирать свои

вещи. Пока я здесь же, в цоколе: выглажи-

ваю шнурки, махровые салфетки и прочую

кухонную сволочь.

Прихоть хозяйки. Это чтобы шустрая

работница без дела не сидела!

После «Адидаса» мы едем в торговый

центр. Адель швыряет в тележку все подряд.

Пачками и коробками. Не глядя на ценни-

ки. Ананасы, манго, икру, соки, шоколад,

колбасы, сыры и другие деликатесы.

— Я сервелат лично для вас беру. Я его

не ем, — снисходительно обращается ко мне

Адель.

— Я тоже колбасу не ем, — парирую я.

Хозяйка меняется в лице, кажется, оби-

делась. И вот-вот слезы навернутся на ее

глаза.

Адель заполнила почти доверху тележку

продуктами и взяла… вторую тележку. Для

бытовой химии, швабр и метелок. Победо-

носно вскинула на меня свои прозрачно-

серые глаза.

— Это уже персонально для вас.

Меня передернуло от этого. И я отошла к

тележке с колбасой.

На кассе Адель выложила сумму, рав-

ную моей месячной зарплате.

Я не комментирую. И комментировать

тут нечего. У ее мужа налаженный бизнес в

Москве. Дома высотные строит. А мой муж

родной выстраивает затейливые пирами-

ды. В постели. С новой женой. И мне по-

хвастаться нечем. В отличие от Адели.

Мне даже показалось, что Адель дела-

ет все демонстративно. Красуясь передо

мной. Я никак не реагирую. Тратить день-

ги на такое количество ненужного товара!

И на продукты сомнительной пользы! Глу-

по. Даже если у тебя миллионы! Тем более

когда ты на диете! И изнуряешь себя каж-

дый день на бегущей ленте в спортзале.

Лучше бы вкладывала деньги в свое об-

разование. Вузов Адель не заканчивала.

Замуж выскочила в шестнадцать лет. За

одноклассника. В семнадцать родила дочь.

Анжелику.

Анжелику я видела издали, два раза. Мы

с ней не пересекались. В семь утра она уез-

жает в колледж, в Геленджик. А приезжа-

ет в девять вечера. Возят ее водители. Их у

них трое.

За рулем по дороге домой Адель начала

откровенничать!

— Я никогда ни дня не работала. Муж

меня любит. Это уже третий джип, кото-

рый он мне дарит. И никогда не предупре-

ждает. Все держит в секрете. Этот «Порше

Кайен» он мне подогнал к дому. И по теле-

фону попросил выглянуть в окно. Между

прочим, стоит двести тысяч долларов. Ма-

ленькая женщина рождена для любви. А

большая — для работы, — хвастливо поды-

тожила Адель.

Я, кажется, смутилась от таких слов. И

инстинктивно вжалась в сиденье молочно-

шоколадного салона. В сравнении с ма-

ленькой Аделью я не была Дюймовочкой.

— Адель! В доме повешенного не говорят

о веревке, — осмелела я.

Она не поняла моего замечания. Так

же, как не поняла меня, когда я сказала

ей на днях, что положила ключи от гара-

жа в «Джоконду». На кустарной коробке-

ключнице с портретом Джоконды золоты-

ми буквами было написано «Мона Лиза».

Не удивлюсь, если Адель только с коробкой

для ключей ассоциирует Мону Лизу.

Кстати, Адель боится потерять мужа.

Она мне рассказала о своей подруге, кото-

рой уже сорок лет и которую муж бросил

с двумя детьми, сменив на молодуху, при-

званную реанимировать способности му-

жика к постельным сценам.

Вот уж этот никчемный рыцарь! Камин-

ный аксессуар, жлобской атрибут многих

домов. И какой только мошенник-кустарь

выпустил его на рынок! И сам безрукий! И

славного рыцаря подставляет. С этого же-

лезного изваяния все время падают то со-

вок, то щетка, то это примитивное приспо-

собление для угля.

И мне все время приходится нагибаться

и вставлять за плечи рыцаря эти унижаю-

щие его причиндалы. А они все равно па-

дают на мраморный пол, да так звонко, что

три хозяйские кошки, сидящие на диванах,

содрогаются и смотрят на меня недовольно

и почти с презрением.

Сегодня понедельник. И я вновь выли-

зываю дом. В субботу только навела блеск

и красоту. Но за один день он опять зарос

грязью.

Бесполезный труд! В доме кошки. Они

линяют. Их шерсть летает в воздухе и плот-

ным покровом оседает на все. На мебель, на

одежду, на самих хозяев. Хозяева этого не

замечают. Кошки спят в хозяйских посте-

лях, валяются на диванах.

Впечатление, будто это их дом. Кошкин

дом! А хозяева у них в приживалах!

Была бы моя воля, я бы этих кошек…

Побрила бы на лысо!

Какая воля! Я филиппинка. И молча вы-

катываю с барской одежды кошачью шерсть

специальными липкими валиками, кото-

рых у Адели целый ящик в шкафу. А она,

подлая, — шерсть кошачья, — все летает.

Я сказала Адели, что борьба с шерстью

— курам на смех, если в доме три кошки. И

что здесь нужно что-то кардинальное.

Адель тут же умчалась в город. И при-

везла из магазина специальное средство.

Шерстеулавливатель. Под названием

«Вьюга-7». Это нечто похожее на малень-

кий пылесос размером со средний фона-

рик. Только на конце этого чуда техники

не только лампочка, но и широкая труба.

Направляешь трубу в воздух, включаешь

свет-прожектор и видишь, как шерсть ко-

шачья стройным косяком завьюживается в

этот шерстеулавливатель.

Самый лучший пылесос среди фонари-

ков! И самый лучший фонарик среди пы-

лесосов!

Я только диву даюсь. И не лень ей моз-

ги парить по всяким этим мелочам жизни.

Лучше бы выпустила этих паршивых ко-

шаков во двор, а сама Ремарка почитала.

Валяется книга в дорогой обложке на ее

стеклянном столике. Закладка на четыр-

надцатой странице. Уже месяц.

Я наблюдаю за ними, и вывод такой.

Они недавно обрели богатство! И Адель с

удовольствием исполняет роль хозяйки

большого дома, купившей на время домра-

ботницу из братской Украины и дворника

из солнечного Таджикистана.

Жизнь господ скучна. Они зависят от

дома, заваленного барахлом. И смысл их

существования, кажется, состоит только в

том, чтобы обслуживать этот дом руками

чужих людей и наблюдать за этими людь-

ми по видику.

Ну, пойдут поплавают в бассейне, ну по-

парятся в бане, ну погоняют по бегущей

ленте в спортзале, ну телек, ну шоппинг. И

все.

Скука!

Еда варится здесь в большом количестве

и не съедается. На второй день все летит в

мусорный контейнер! Тупой перевод про-

дуктов. Собакам человеческую пищу не

дают.

Я, кажется, перестала бояться собак. И

песни украинские пою уже не для них, а

для себя. Хотя с алабаем Шерханом все же

осторожна. Он хитер, как настоящий азиат.

Но, верю, Гордик защитит! Он не подпуска-

ет Шерхана ко мне ближе, чем он сам подпу-

скается мной ко мне, все норовя потереться

своим жирным бочком об мои колени.

Я открываю вольер после ухода двор-

ника.

— Пацаны! Выходите! На свободу с чи-

стой совестью!

Первым выбегает Гордик, грузный, не-

поворотливый, с трудом переваливается на

мускулистых лапах. Тычется носом мне в

ладони. Глаза преданные, влюбленные.

Я беру чесалку и чешу ему спинку, жир-

ные бока. И Гордик от удовольствия начи-

нает смешно попискивать.

— Ах ты, свинюка толстая, боров шелу-

дивый! Нравится, когда я тебя чешу! Ну,

хрюкай! Громче! Хрюкай!

В такие моменты Шерхан тут как тут.

Тоже хочет побыть свинюкой. Но Гордик

ревностно оберегает меня от его свинских

притязаний.

Тут по местному телевидению я узнаю,

что в Краснодарском крае решено сжечь

всех свиней. Оставить лишь по три сви-

ньи в личных хозяйствах. Для этого была

привлечена прокуратура и другие силовые

структуры.

Официальная причина такой крайно-

сти? Борьба с африканской чумой. А на

самом деле, как возмущается народ, дело

в банальной конкуренции. У губернатора

края большой личный свинокомплекс.

Так что в нашем хозяйстве полный по-

рядок. Всего две свинюки. Но зато какие!

Муж Гена все время валяется на дива-

нах, вместе с черным котом Митяем. И вся

его одежда, его мобильные телефоны, по

которым он контролирует свой бизнес в

Москве, все в черной кошачьей шерсти.

Ну, нравится мужику шерсть! Крепка,

видно, его генетическая память! Не дале-

ко эволюционировал он от своего перво-

бытного предка, облаченного в шерстяные

шкуры забитых зверей.

И мне так и хочется прокатить по Гене

липким валиком или направить на него про-

жектор шерстеулавливателя «Вьюга-7».

Гену не слышно. В доме командует

Адель.

Такие радости жизни.

У нас мелкий теплый дождик, от которо-

го почему-то смылся весь нос у гипсового

льва на парадной лестнице. Отвалились

пласты воздушного лепного декора на фа-

саде дворца. И откололся большой кусок от

белой колонны, подпирающей дворец.

Странно! Такое впечатление, что лев, ко-

лонны и лепнина не из гипса, как говорит

Адель, а из песка и известки.

Трава уже зеленая. Скоро весна!

Я летаю с пылесосом по дому. Я в одной

футболке. Все окна нараспашку. В доме

нет ни одной батареи. Все тепло от пола с

подогревом. Тут жарко везде. На каждом

сантиметре пространства.

А у меня на Позняках зимой дубак! Ка-

кой же я была самоуверенной, когда не

платила за вечно холодные батареи в своей

квартире! Считала глупостью выбрасывать

настоящие деньги за фальшивые услуги.

Тепло не доходило до моего шестнадца-

того этажа. Квартира промерзала так, что

голуби, заср… пардон, заселившие техэ-

таж, замерзали на лету и гулко падали на

бетонный пол, с которого был украден уте-

плитель еще строителями «Киевгорстроя».

Мы со Светкой-соседкой зимогорили в

дубленках турецкого производства и в чу-

нях из шерсти овец, выращенных в эколо-

гически чистых горах Закарпатья. В мо-

менты наших чаепитий пар клубился не

только от чашек с горячим чаем, но и от мо-

розного воздуха в наших квартирах.

А в актах, составленных комиссией из

нашего правления, значилось, что темпе-

ратура в наших квартирах соответствует

всем нормам. Хоть помидоры парниковые

выращивай! И нежных колибри разводи!

Неудивительно! Комиссия во главе на-

шего председателя Вовочки Черняева яв-

лялась стабильно в апреле — когда уже

была аномальная жара. А вызывали мы ее

еще в морозном феврале — когда в кварти-

рах наших зуб на зуб не попадал.

Адель нашла пыль на стойке с бильярд-

ными шарами. Я как-то не обращала вни-

мания на эту стойку, висящую на стене.

Она ткнула меня носом довольно грубо.

— Тут тоже надо протирать! Стойку, кий

и шары. Смотреть за всем надо.

Я тут же, нащупав дулю в кармане, ляп-

нула небылицу:

— Купите средство специальное.

— Какое еще средство? — оживилась в

любопытстве Адель.

— «Бильярдин №3». Средство для чистки

бильярдных шаров.

— Да-а? Не слышала о таком. Завтра же

поеду в город и куплю.

Адель вернулась из города в расстроен-

ных чувствах. «Бильярдина №3» нигде не

оказалось. Она фанатично объездила все

магазины Геленджика в поисках этого ми-

стического чистящего средства. И, кажется,

уже задолбала Гену, требуя узнать у знако-

мых в Москве про «Бильярдин №3».

— В Москве уж он точно есть, этот «Би-

льярдин №3»! — самоуверенно говорит ма-

ленькая Адель. И у них с мужем начинает-

ся из-за этого грызня.

Побеждает Адель. Женщина-командор.

Я меняю постель на господской кровати.

Интересно, Адель изобретательна в любви?

И мне вспоминаются детали романа

«33 эротических сна», автором которого

была моя неугомонная подруга из Герма-

нии Мэрилин фон Брунненштрассе. Сме-

нив сопливую аудиторию на озабоченную,

Машка наваяла супернетленку. И тут же

скинула мне роман на почтовый ящик:

«Прочти его и честно скажи свое мнение.

Только честно!»

Вечером я открыла свой ноутбук и ушла

с головой в роман.

Роман был про любовь. Хотя нет! Скорее

про эротику. Или про порнуху? Хрен его

поймет! Тут уж надо быть экспертом, чтобы

разобраться. Выявить зыбкую грань между

эротикой и порно…

Роман назывался «33 эротических сна».

Идею романа Машка взяла из собственной

жизни. Как-то она купила в комиссионке

кровать. Кровать красивая, украшенная

на спинках коваными фигурками людей,

птиц, животных. Но кровать чужая. По-

держанная. Неизвестно, кто на ней спал,

с кем и как, что чувствовал, как мыслил и

кем вообще был.

В итоге Машке начали сниться на этой

кровати эротические сны.

Каждый день, вернее, ночь ей видел-

ся новый сон. Машка просыпалась утром

счастливая и удовлетворенная. Сны были

настолько интересными, с такими драмати-

ческими любовно-сексуальными перипе-

тиями, что Машка начала их записывать. И

даже блокнот и шариковую ручку привяза-

ла к кровати, чтобы всегда были под рукой!

Так у нее и получился роман. «33 эроти-

ческих сна». Кровать вдохновила!

Вещи имеют свою биоэнергетику, кото-

рая может передаваться и влиять на чело-

века, предупреждают ученые. Вот и не верь

им после этого!

Пересказывать содержание романа

— дело неблагодарное. Сами понимаете.

Лучше всего купить роман. У Машки. С

ее сайта. Набрать в Интернете ее звучный

псевдоним — Мэрилин фон Брунненштрас-

се. И дело в шляпе. Блин, в колодце!

Честно высказать свое мнение о романе

у меня не получилось. Я похвалила произ-

ведение коллеги. Конечно. А что делать?

Критика только убивает творца. Обламыва-

ет ему крылья. А нам же так летать охота!

«Забавно, не избито, скандально… — с

трудом подбирала я банальные слова. —

Молодец! Давай дальше, в том же духе! От-

тачивай перо!»

Но, очевидно, Машка усомнилась в моей

искренности и дала почитать свой шедевр

соседям по дому — геру Клапссу и его жене

Пауле. Законопослушные бюргеры пенси-

онного возраста, которые всегда умильно

с Машкой раскланивались, а гер Клапсс

даже шляпу снимал.

Когда бюргеры прочли Машкин шедевр,

они тупо перестали с ней здороваться. Осо-

бенно категорично фыркала и воротила

свою пуританскую физиономию бюргерша.

При виде Машки. А сам гер Клапсс на Маш-

кины наивные вопросы по поводу вдруг

резко сменившегося настроения ответил:

— Фу! Как можно такое писать? Вам не

стыдно?

Я запуталась в этом тяжелом, с рюша-

ми пододеяльнике. Самая унылая работа

по дому — менять чужую постель. Тяжкие

Конец ознакомительного фрагмента.