Пролог
Смотреть было наслаждением.
Для тех, кто не понимает… Видеть, как огонь пожирает то, во что ты вложил столько надежд и денег — это ни с чем не сравнимое наслаждение. Вот он и смотрел. И жар пламени обжигал ему лицо, и дёргались от огня веки, и корчились волосы, и липким потом покрывалось тело — и это было наслаждением.
Генерал этого не понимал. Генерал опять надоедал ему:
— Верховный, вы стоите слишком близко к огню. Это опасно.
Пришлось обернуться. Ответить:
— Благодарю вас, генерал.
Да, слишком близко… Но этот генерал просто не знал, что смотреть так близко — это наслаждение. Сначала генерал требовал приказаний, а его люди бросались искать источники возгорания, порывались тушить и эвакуировать. Сейчас к генералу опять подбежали с докладом, и тот натянул гермошлем — а всё потому, что не чувствовал и не понимал.
Генерал снова рапортовал:
— Верховный, радиационный фон повышен. Наденьте хотя бы гермошлем.
Пришлось повернуться. Ответить ему:
— Благодарю вас, генерал.
Да, фон повышен… Но этот генерал просто не знал: когда ты смотришь, как горит терминальная хроно-камера, как полыхает её машинный зал, как в рое огненных светляков исчезает контейнтмент и плавится циркониевый блок, фон радиации и должен быть повышен — и это было наслаждение.
Генерал в своей солдафонской ущербности опять подступил к нему:
— Верховный… Мать и дочь! Только прикажите!.. Мы ещё можем их спасти!
Пришлось скосить глаза и бросить небрежно:
— Благодарю вас, генерал.
Да, мать и дочь… Но этот генерал просто не знал: главное достоинство пламени в том, что оно убирает последствия и ответственность. Когда проблема становится обременительной — в топку её. И вот теперь он смотрел. И бездна адского пламени сжигала ему лицо, и билась кровью в висках, и жёстким оскалом корёжила рот — и это было ни с чем несравнимо.
И только когда наслаждение стало невыносимым, он повернулся к генералу. Приказал чуть слышно:
— Отзовите своих людей. Мы уходим… Благодарю вас, генерал.
****
