Офисное кресло и вуду-жаба

Нина Запольская, 2018

Эротическое фэнтези. Рецепт счастья по-русски. Весёлые и правдивые истории восьми браков, шести способов выйти замуж и одного побега со свадьбы от мудрой мамы. Все браки случаются на Небесах, но начинаются они на Земле порой с тяжёлой травмы колена. Бухгалтеру Верочке (пока не замужем) сначала не повезло, но оказалось, что судьба нарочно приготовила ей офисное кресло, чтобы отвезти на нём к будущему мужу. И это только начало волшебной сказки о превращении скромной девушки в роскошную красавицу, о злых чарах пластического хирурга Кощева и о любящем сердце Сергея, дизайнера из Москвы.И свадьбой приключения влюблённых не заканчиваются.

3. Никогда не бойся перемен

Глава, из которой можно узнать, что от предательства мужчины страдают не меньше женщин.

А ещё: мотобар, квест и что придумывают некоторые матери, чтобы выдать замуж своих дочерей.

Дверь за Ритой захлопнулась, и стало тихо.

Гораздо тише, чем бывает, когда уходит человек. Крылов стоял и смотрел в пустую прихожую, словно кончилась его жизнь, которая ушла, закрыв за собой дверь так, что только косяки не своротила. С жизнью это случается иногда. Он улыбнулся и, привалившись спиной к стене, опять застыл в оцепенении. К вечеру Рита сумеет убедить себя, что их разрыв произошёл по его вине. Пожалуй, она уже сейчас так думает.

Он закрыл глаза, жалея жизнь, и вдруг захлопал в ладоши, разгоняя тишину. Вскричал:

— Вот только не надо себя жалеть! Не надо! Об этом! Думать!

Прислушался. Кажется, тишина уползала прочь на своих мягких, лишённых всякой материальности лапах. По крайней мере, она сделалась не такой тихой, как раньше. Он огляделся в поисках Своей Любимой Книги. Увидел её и бросился к полке. Открыл наугад, ткнул пальцем в страницу и громко, с выражением прочитал: «Никогда не бойся перемен — иначе мечты так и останутся мечтами!»

Он решительно полез на антресоль и вытащил свой чемодан.

— Мы набираем силу, когда освобождаем физическое пространство! — прокричал в лицо тишине, в лицо своей жизни, чтобы они знали, стервы.

Принялся собирать Ритины вещи, которых осталось, конечно же, много. Ходил по комнате, безжалостно сгребал пузырьки, пилочки, щётки, тряпки и швырял в чемодан, стараясь ничего не пропустить. Потом закрыл чемодан, отнёс в прихожую и поставил, придвинув к двери ногой. К самой двери. Вплотную. Рита явится за своими вещами, конечно, и сразу увидит. Вернулся в комнату, глянул на пилон и сказал жёстко:

— А вот пилон я никому не отдам, мать вашу!

Он подтянулся на пилоне до потолка и повис на одной руке. Как бандерлога.

Надо было начинать другую жизнь.

****

На следующий день на новом месте работы он увидел девушку.

Её везли на офисном кресле по коридору две другие девчонки, наверное, в туалет. Они улыбались, едва сдерживая хохот, вот только самой девушке было не до смеха: она смущалась, краснела, не зная, куда деваться. У неё оказался разорван мениск — серьёзная травма, и он знал, что это такое. Вечером он подвёз девушку с работы домой. Её звали Верочка.

Девушка оказалась тихой, таинственной, похожей на заколдованную принцессу с пепельными, поднятыми вверх волосами и по-детски гордым ртом. Сначала Крылов пожалел её из-за колена, а потом… Он не понял, как это случилось, но потом, когда Верочка немного поправилась, они начали проводить вместе и выходные.

А сначала, спустя неделю на новой работе, его вызвала к себе менеджер по управлению персоналом Елена Михайловна. Крылов ещё во время своего оформления заметил её странный, совсем не профессиональный интерес к себе. Она выспрашивала подробности о нём скорее с житейской стороны: кто его отец и мать, где работают его братья. Крылову стоило большого труда отвечать вдумчиво и следить за своими словами. И вот теперь он сидел у стола кадровички и с удивлением понимал, что та смущается.

— Сергей, хочу признаться, что вы произвели на меня очень благоприятное впечатление, — начала Елена Михайловна издалека.

Крылов склонил голову. А что тут скажешь?

— И у меня есть к вам личная просьба, — сказала она и замолчала.

Крылов опять кивнул, изобразил бровями «я весь внимание» и поощрительно улыбнулся.

Елена Михайловна потупилась и произнесла, наконец:

— У меня есть дочь… Красивая девушка, умная и образованная, но вот в отношениях с молодыми людьми ей не везёт. И я не знаю, в чём тут дело. И, как мать, беспокоюсь. Вы понимаете меня?

— Безусловно, Елена Михайловна, — поощрил её Крылов, хотя не понимал совершенно, к чему она клонит.

— А клоню я вот к чему, — продолжила объяснения та, словно читая его мысли. — Не могли бы вы сходить с моей дочерью в театр? И рассказать мне о том, какое она произвела на вас впечатление? Для меня это так важно! Я совершенно не знаю, что она за человек. Может, она молодым людям не интересна?

Видимо, разглядев удивление в его глазах, Елена Михайловна поспешно вскричала, поднимая холёные белые руки в успокаивающем жесте:

— Билеты я куплю!

— Но дело не в билетах, разумеется, Елена Михайловна, — произнёс Крылов и спросил с улыбкой: — А что подумает об этом ваша дочь?

— О, не беспокойтесь. Это я беру на себя! — На немолодом ухоженном лице кадровички читалось искреннее страдание.

И Крылов дал согласие, хотя в душе, конечно же, осознавал, что Елена Михайловна не так проста, как хочет выглядеть. Но ему было всё равно, с кем и куда идти. Лишь бы не проводить одному ещё один тихий вечер в своей опустевшей квартире.

Как в склепе.

****

На выходные из своего Замкадья приехал Цыган, лучший друг, прозванный так ещё девчонками в институте за чёрные кудри, брови с изломом и лихую удаль.

Цыган пристально посмотрел на него с порога и сказал:

— Э, брат. Да ты совсем квелый.

— Худо мне, Мишка, — согласился Крылов. — Меня словно заговорили-заморочили.

— Тогда я, как твой лечащий врач, прописываю тебе курс чувственных удовольствий, — объявил Цыган.

Крылов неясно улыбнулся.

— И никаких мне, пожалуйста, эдаких улыбочек, — заявил Цыган. — Поедем кутить! По-нашему. По-гусарски…

— Я согласен, — ответил Крылов и, посмотрев на второй, пассажирский шлем, сиротливо лежащий на полке в прихожей, добавил: — Я тебе дам свою старую мотокуртку и наколенники.

Цыган кивнул и наставительно произнёс, поднимая указательный палец:

— Запомните, корнет! Иногда чёрная полоса в жизни становится полосой взлётной…

Они оделись и поехали на мотоцикле Крылова. На выходные Москву покинули дачники, убравшись с улиц огромной урчащей змеёй автомобильных пробок, и город зиял пустотой, прозрачен и светел. Старенький китайский байк под их тяжестью ехал медленно, натужно, и они могли вовсю наслаждаться полупустынным городом, который принадлежал сейчас только им.

По Москве разлеглась золотая осень. Казалось, что она раскинулась основательно и надолго и не уйдёт никогда, и никогда не исчезнет из города её высокое синее небо, и её щемящее тёплое солнце, и вовек не сойдёт эта блеклая жёлтая краска с принадлежащих ей деревьев.

Новинский бульвар сразу же окружил их каменной гостиничной и жилой громадой. Смоленская-Сенная площадь подавила напыщенной и важной высотой здания МИДа, но уже приближалась логическим завершением Большой Дорогомиловской улицы набережная Тараса Шевченко… Река-Москва сверкала тёмным, осыпавшимся серебром и множественным отражением урбанистически небоскрёбных шпилей. Мост Багратион изо всех своих сил старался удержать собой расходящиеся, уползающие в стороны речные берега. Бульвар Украинский дымился цветами, утренней свежестью и запахом дождя. Прямолинейный Кутузовский проспект с проёмом Триумфальной арки тёк широко, щедро и по-хозяйски снисходительно.

Скоро эта поездка по осенней Москве стала казаться нереальной, но Крылова начал беспокоить мотоцикл: левое перо вновь потекло. На скорость это не влияло, но было обидно. Он свернул к любимому мотобару — осмотреться, да и перекусить, время наступало обеденное.

Возле мотобара бестолково крутился парень — на его новом «тигре» пропала зарядка. Крылов улыбнулся: всё в мире относительно. Иногда старый китайский байк лучше «свежего» британца.

Они с Цыганом помогли парню растолкаться, и он уехал.

****

В баре «Ночные Пингвины», как и во всех мотобарах мира в такое время, было тихо, малолюдно и совсем не воняло, как в пиратских тавернах, жареной рыбой, кислым дрянным винцом, сальными свечами и сигарным дымом.

Здесь, даже наоборот, работал кондиционер. Музыка играла тихо — невнятная и бесстильная, как музыка в Макдональдсе. За стойкой сегодня работал бармен Короед. Он приветствовал вошедших радостным возгласом: «Салют, Серёга! Располагайтесь, парни!»

Они сели за крайний стол: столы здесь стояли длинные, явно рассчитанные на большие компании. Крылов покосился на Цыгана. На его демонически-красивом лице застыло видимое безразличие, но Крылов знал по опыту, что тот уже сделал выводы, незаметно рассмотрев всех посетительниц, если они присутствовали, или разглядывая их в данную минуту.

Он угадал. Скоро Цыган спросил тихо, не поднимая глаз:

— А почему здесь все девчонки такие страшные? Это что? Красивые мотоспортом не увлекаются, что ли?

— Почему страшные? — удивился Крылов. — Вон — две девочки в явном качестве… Сзади.

Цыган обернулся. Крылов оценивающе поглядел на друга. Цыгану шла мотокуртка, делая его и без того широкие плечи ещё объёмнее. Отросшие чёрные волосы рассыпались у него по шее тугими кольцами. Цыган многозначительно улыбнулся Крылову, залихватски взъерошил обеими руками примятые шлемом волосы на лбу и поднялся — высокий, поджарый.

Крылов тоже поднялся, чтобы перекинуться парой слов с Короедом. Через минуту Крылов оглянулся на Цыгана и понял, что тот решительно не знает, как выйти из неловкого положения — он стоял возле девчонок с удивительно смятым лицом. Крылов крикнул ему через зал:

— Мишка, ты нам нужен! Быстрей!

Цыган чуть ли не галопом бросился к барной стойке, постоял секунду ошалело и сказал Крылову лихо, одновременно косясь на бармена чёрным глазом:

— В жизни всё относительно, мать твою! Если в одном месте тебя послали — то в другом просто заждались!

Бармен захохотал и протянул Цыгану через стойку густо татуированную руку.

— Дай пять, брателло, — сказал бармен довольным баском. — Это прекрасная мировоззренческая позиция. Я закажу постер с этими словами и повешу его здесь на видном месте… Чтобы все парни знали и помнили.

Принесли еду, и они вернулись за свой стол. Ели молча: Цыган всё не мог оправиться от недавнего конфуза, а Крылов думал о женской сущности, неприметно поглядывая на девчонок, которые отшили Цыгана. Что удивительно, те тоже косились на них исподтишка, а на лице одной даже читалось плохо скрываемое сожаление.

Минут через сорок в заведение ввалилась целая толпа байкеров — все в крутом экипе, ну, просто «реальные кабаны». Они направились к тем самым девчонкам. Раздались приветственные вопли и поцелуи.

— Так вот почему они меня отшили, — довольно пробормотал Цыган, откидываясь на спинку стула. — А я-то распереживался. Ха!

Цыган явно приободрился, он оживал на глазах. И тут Крылов увидел, что к ним направляется парочка «реальных кабанов» — оба высокие, молодые, а в своей защите — мощные и непробиваемые. Глаза их были сощурены, а подбородки закаменели и выдвинулись вперёд. Крылов не стал дожидаться начала драки. Он опрокинул свой стул, схватился за две верхние ножки и, наступив на нижние, рванул стул на себя. Скоро он уже стоял с двумя тяжёлыми ножками в позиции для боя. Цыган тоже вскочил и застыл рядом с Крыловым, готовый прикрывать его спину.

Байкеры растерялись, они не ожидали такой быстрой и однозначной реакции. Тут им закричали из их компании:

— Мужики, мы уходим! Время поджимает!

Толпа байкеров вместе с девчонками двинулась к выходу. «Реальные кабаны» глянули в последний раз на Крылова и Цыгана, что-то невнятно буркнули и пошли догонять своих.

Цыган шумно и облегчённо выдохнул. Хохотнул:

— А я уже хотел кричать: «Пионеры наших бьют!»

Крылов в ответ растянул губы в неясной улыбке и направился к барной стойке. Сказал бармену виновато, доставая деньги:

— Прости, Короед. Я опять развалил у тебя стул. Вот возьми. И за стул, и за еду…

— Да ладно! Хорошо, что дело до драки не дошло. Видел я, как ты владеешь боем с двумя палками, — ответил бармен, взял деньги и спросил, ухмыляясь: — И где ты так навострился наносить скоростные удары?

Цыган опередил Крылова.

— Ясен пень, где, — делая круглые глаза, воскликнул он. — Конечно же, в монастыре Шаолиня. Честное буддистское!

— Пойдём, — позвал его Крылов. — У нас с тобой ещё квест сегодня.

****

Крылов шёл вниз по четырёхмаршевой лестнице позади Цыгана, который первым, как всегда, впрочем, бесстрашно бросился вперёд.

Лестница едва освещалась. Ступени маршей были каменные, неровные, стёртые подошвами тысяч и тысяч людей, когда-то по ним ходивших. Тяжёлый воздух здесь поражал сыростью и тленом, от осклизлых стен пахло плесенью, и откуда-то снизу тянуло просто могильным холодом. Звуки его шагов медленно и гулко растворялись в тишине. Крылов остановился, держась за стену рукой, почему-то поднял глаза и посмотрел наверх. На какое-то мгновение ему показалось, что где-то там, наверху, на недосягаемой высоте неясно плавились закатным светом узкие витражные стекла. Потом они погасли, и наступила сумеречная темнота, и в этом полумраке, внизу, едва слышался шелест шагов Цыгана, продолжавшего спускаться всё так же быстро.

«Запросто шею сломишь, такая темнотища на этом квесте», — подумал Крылов, уже собираясь окликнуть Цыгана.

И тут снизу заструился свет, обозначивший, впрочем, довольно явственно самые нижние лестничные марши. Крылов заторопился и прибавил шаг. Он шёл всё быстрее и быстрее, надеясь догнать Цыгана, но того всё не было, как черепахи в одной из апорий Зенона. Лестница кончилась и перешла в длинный, освещённый только у самого пола коридор, и через какое-то время Крылов уже почти бежал, гнался за Цыганом изо всех сил, временами останавливаясь, чтобы вглядеться в сумрак и прислушаться.

В коридоре вокруг него было полно невидимых людей, которые шаркали ногами, кашляли и смеялись, переговариваясь. Какие-то двери со скрипом открывались и закрывались, совсем рядом кто-то звал кого-то, кто-то окликал Крылова, но когда он оборачивался, то никого не видел. Потом впереди раздалось шлёпанье босых ножек, и отчаянный детский голос стал звать: «Мама! Мама!»

Крылов рванулся вперёд, но неожиданно свет погас, и по его лицу словно мазнуло чем-то мокрым и тёплым. Тяжело запахло кровью или железом, свежим, как в механическом цехе.

Он брезгливо вытерся рукой, и тут вдруг справа от него со скрипом растворилась дверь, и в самой глубине приоткрывшегося пространства забрезжило утренним светом, и словно неясные тени заколыхались в этом пространстве, у самого пола. Он шагнул внутрь. Дверь за ним тут же захлопнулась с громким треском. Крылов обернулся и дёрнул дверную ручку, потом дёрнул ещё раз, потом со странным шуршанием выбежал на середину залы и лихорадочно закрутился, оглядываясь в испуге.

Зала была высокая и узкая, ребра сводов её терялись во тьме где-то высоко над головой. Каменный пол залы устилал сухой камыш, который и шуршал громко, отчётливо при каждом его шаге. Мертвенный свет шёл непонятно откуда.

На одной стене висели гобелены с изображениями странных битв: кто-то мчался на лошадях, кого-то преследовали, развевались боевые стяги. По другой стене, между высокими стрельчатыми окнами, помещались луки, копья и щиты. Огонь пылал в резном каменном камине, таком огромном, что, казалось, в нём можно было зажарить быка. Вдоль стен виднелись покрытые коврами скамьи.

В конце залы стоял огромный стол. На нём что-то лежало, вытянутое, длинное, накрытое, словно с головой, заскорузлыми тряпками с неприятными на вид коричневатыми пятнами. Подходить к столу совсем не хотелось. Крылов опять заозирался и только тут увидел ещё одну дверь. Он бросился к ней, потянул на себя, надсадно, с усилием распахивая тяжёлую, дубовую, резную, неимоверную её ширь и замер в оцепенении…

Проёма не было. Кирпичная стена с неаккуратными потёками свежего строительного раствора преграждала ему путь.

— Твою мать! — выругался Крылов и испуганно отпрянул от стены, не представляя, что делать дальше.

Тут послышалась приглушённая трель звонка, и в зале вспыхнул яркий электрический свет. Какая-то смуглая женщина заглянула к нему, потом вошла и сердито спросила:

— Молодой человек, вы как сюда попали? Этот зал ещё только готовится к экспозиции. Здесь работают декораторы…

Когда Крылов вышел на улицу, Цыган ждал его перед входом, обнимая за плечи, справа и слева, двух колоритных блондинок.

— Ты чего так долго? — спросил Цыган и сделал к нему шаг, увлекая за собой девушек. — Мы тут тебя уже заждались… Познакомься. Настя и Оля.

Девушки заулыбались Крылову. Одна сказала удивлённо:

— Ой! Кажется, у вас кровь на щеке.

Вторая повернула голову к Цыгану и произнесла с сожалением, продолжая прерванный разговор:

— Обидно, что нам в этом квесте не удалось спасти малыша.

— Зато перед вами теперь мы — два малыша и оба мужского пола. И вы можете спасти нас, — сказал Цыган, притягивая девушек к себе.

Те многозначительно захохотали.

****

Название спектакля прекрасно отражало суть происходящего на сцене.

А на сцене шёл водевиль — самый излюбленный в России первой половины ХIХ века жанр с незамысловатым сюжетом, с романсами и куплетами, лихо закрученной интригой и танцами между действиями.

Рассказ шёл о сватовстве молодого человека, готового влюбляться с полуслова и полувзгляда в каждую привлекательную молодую девицу. И не просто влюбляться — а ещё тут же готового жениться на оной. Молодых девиц в спектакле было три, а ещё в сюжете присутствовали две дамы — матери девушек и богатый коннозаводчик — отец молодого человека. Героям приходилось выбирать между правдой и ложью, подлостью и благородством и решать вопрос о цене любви и денег. А уж там, где заходит речь о богатстве, у некоторых матерей, да и отцов тоже, применимы все хитрости и уловки, какие только существуют на свете.

Крылов встретился с дочерью кадровички Елены Михайловны у метро. Девушку звали Ирина. Выглядела она прекрасно — хорошенькая, изящная и со вкусом одетая. Крылов преподнёс ей розу в знак уважения. До театра дошли быстро: он уверенно вёл девушку за собой в уличной толпе, та ему что-то пыталась говорить в спину. В буфете она опять всё порывалась ему что-то рассказать в подробностях, но было тесно от зрителей, шумно и неловко разговаривать. Крылов слушал Ирину и вежливо улыбался.

Публика в зале состояла в основном из женщин зрелого возраста, которые, рассаживаясь дружными компаниями, занимали чуть ли не половину ряда. Что компании этих «театральных дам» состояли сплошь из подруг и знакомых, Крылов убедился сразу, в начале спектакля. Не успела на сцену между танцующим кордебалетом выбежать одна из главных героинь, как дамы зашуршали пакетиками, угощая друг друга принесёнными из дома явствами. Шуршали они громко. И так же громко переговаривались, расхваливая своё угощение.

— Я слышала, что в Петербурге ценится скромность. Интересно: кем и как дорого? — говорила юная героиня на сцене.

— Маш, попробуй моих котлеточек, — бубнила за спиной Крылова театральная дама своей подруге. — И передай Юле.

— Папенька! Обними меня! Я влюбился! — восторженно кричал со сцены в зал нежносердечный юноша.

— Попроси мне огурчика, — шептала своей соседке любительница театра впереди Крылова.

Насыщались они долго. Крылов пробовал с упрёком оглядываться на женщин, вздыхал с нарочито удручённым видом и даже делал им замечания. Дамы не сдавались. Они ели до тех пор, пока всё, видимо, не съели.

В антракте Ирина делилась с ним впечатлением от спектакля. Наверное, впечатления были яркие, потому что девушка радостно смеялась после каждой фразы. У Крылова уже трещала голова и от её смеха, и от музыки, и от шуршания пакетов театралок. Он злился, но успокаивал себя тем, что Ирина возбуждена театром или даже знакомством с ним. Это льстило. Крылов улыбался, что-то ей отвечая.

Во втором акте театралки больше не ели — наверное, еда кончилась. Но теперь от них запахло неприятно и резко, как застарелыми кремами: или в переполненном зале стало жарко, или в антракте они совместно, всем коллективом, надушились чем-то. К тому же одна вытащила телефон и заговорила, подробно о чём-то рассказывая. Те, кому не позвонили, принялись разговаривать друг с другом.

А на сцене разворачивалась интрига, весёлая, непринуждённая. Пылкий юноша влюблялся то в одну девицу, то в другую. Крылов подумал, что ему не хватает вот такой лёгкости в жизни. Наверное, так и надо… Вскружила тебе голову одна, потом ты переключился на другую. Затем на третью… Ведь в водевиле герои, если грустят, то недолго, если ссорятся — так исключительно для того, чтобы тут же помириться, а женятся — сразу и по любви. И не надо страдать, как страдает он, и не надо мучиться, просыпаться ночами и крутиться на постели без сна в ожидании сигнала будильника. И, наверное, только в водевиле искреннее, настоящее чувство всегда преодолевает все препятствия.

«Всё! Решено! — подумал Крылов. — Я теперь буду жить, как в водевиле!» Он уже радовался, что согласился на эту авантюру с театром. Театр — это супер!

Так он и сказал Елене Михайловне на следующее утро, когда та подошла к нему на работе:

— Театр — это всегда прекрасно. А водевиль — просто школа жизни…

— А как вам показалась моя дочь? — спросила кадровичка настороженно, явно робея.

— Ирина — хорошенькая девушка, весёлая и умная. С нею есть, о чём поговорить, — ответил он честно.

— Я могу взять вам билеты в другой театр, — сказала кадровичка, уже довольно улыбаясь.

— Ну, Елена Михайловна, — прервал её Крылов. — Теперь мы с Ирой сами как-нибудь. Мы обменялись телефонами.

И он ещё встретился с Ириной, потом они созванивались, разговаривая долго, и Крылов понял, что с девушкой общаться невозможно: она очень много говорила. Нет, она хорошо говорила, остроумно, весело, но она это делала беспрестанно, не слушая его, не слушая себя, и даже себя прерывая смехом — взрывным, счастливым, радостным. Вставить свой ответ в её поток слов просто не представлялось возможности. Да он уже и не стремился к этому. Он только смотрел на неё, улыбался и думал, как замечательно иметь подругу, которой интересны твои ответы… И которая разговаривает для того, чтобы послушать его.

Но он сделал попытку и пригласил Ирину к себе, ещё у двери закрыв ей рот поцелуем. Целовал долго, работая языком и руками. И даже ногами, оглаживая её бедра снаружи и изнутри… Набрал быстро воздуху и в то же мгновение начал целовать её снова. Отпустил, посмотрел пьяными от страсти глазами на неё — смятую, придушенную, ошеломлённую — и повлёк к кровати, подхватив на руки.

Сначала она притихла, потом произнесла, с хриплым смешком:

— Одними поцелуями ты не отделаешься.

Да он и не собирался останавливаться на поцелуях. Он был готов порвать, раздавить, втиснуться, влезть языком, руками, коленями и всем телом в её сладкую мякоть, в её нежно взлелеянную сердцевину. Он был счастлив вобраться в неё полностью и умереть там, сойдя с ума после мучительной судороги оргазма… Так он и сделал. И не раз сделал, не давая ей передышки, решив для себя: пусть она лучше стонет, чем говорит. А когда он всё-таки остановился — она опять заговорила. Он даже не понял — о чём.

Пообщавшись вот так мучительно с Ириной, звонить ей и встречаться с нею он перестал. И прекратил отвечать вежливыми и неловкими улыбками на вопросительные взгляды её матери-менеджера по персоналу. И скоро та от него отстала, и Крылов вздохнул спокойно.

Но тогда он ещё не знал, какую роковую роль сыграет Елена Михайловна в его дальнейшей жизни.

****