Я не тормоз

Нина Дашевская, 2016

Обычный человек так бежит, когда на поезд опаздывает. А для Игната – нормальная скорость. Самое то, на роликах или на самокате. Так лучше ощущаешь связь с миром, а в нем всё интересно: и люди, и город, и музыка, и книги… да всё. И мыслей об этом у Игната полно. Своих, ни у кого не занятых. Только вот делиться он ими не любит, да и не с кем – кто же за ним поспеет? Хотя Игната все любят. Он это случайно как-то понял – удивительно, да? Но он много чего, оказывается, еще не догоняет. Например, что у него друг есть на самом деле. И не один. Или что некоторые всерьез собираются жизнь посвятить помощи другим людям… Ничего, он не тормоз, догонит. В общем, да, иногда и самокатному ангелу надо отдохнуть. Повесть «Я не тормоз» писательницы Нины Дашевской, уже хорошо известной и полюбившейся читателям по книгам «Около музыки», «Вилли», стала победителем конкурса детской книги «Книгуру» в 2015 году.

Лёвка

Я забираю Лёвку из садика. Это моё частое дело; иногда оно случается довольно некстати, но в целом я это люблю. Мне нравится, как Лёвка мне радуется.

— Иг! На-а-ат! — кричит он. Слышит мой самокат, когда я ещё только подъезжаю к их площадке.

И воспитательница меня любит. Одна. Вторая — нет, она противная, и её не любит ни Лёва, ни я. Полная взаимность. И она мне всегда на Лёвку жалуется. А та, которая любит, — никогда. Хотя обе одинаково пихают мне в руки Лёвкины мокрые носки и грязные майки — он всегда обливается, каждый день почти. И у него там есть запас чистого, каждый день ему приносим это чистое, а забираем вот что. Я бы на него злился, если бы сам не был таким безруким. Но у меня уже лучше, не каждый день проливаю. Лёвка тоже вырастет и научится. К пакету с грязными вещами я привык.

Мы вешаем его на самокат. Потом Лёвка встаёт ближе к рулю, ставит ноги в какую-то там балетную позицию, чтобы мои ноги тоже поместились. И мы мчимся вместе. Мчим!

Очень неудобно, конечно, вдвоём, потому что Лёвка иногда тоже пытается рулить. И если вверх, и если бордюры — ужас как неудобно, я весь взмокший привожу его домой.

Зато вниз!

Это называется даунхилл. Когда вниз, под гору, и можно не толкаться, просто летим! Наша общая масса увеличивает скорость.

У-у-у-ух!

Ч-чёрт, навстречу выскочил парень на роликах. Вот же псих, я еле успел затормозить! Куда смотрит, не видит, что я с ребёнком?!.

Ну да. Он не виноват. Он просто ехал так быстро и не предполагал, что кто-то тоже может гнать в таком темпе.

Ладно, без травм, и хорошо.

— Совсем уже! — кричит ему в спину Лёвка.

— Не надо, Лёвка. Не ругайся. Мы тоже, знаешь… Превышаем.

* * *

Такое удовольствие — лететь по пустому переходу. Потому что никогда асфальт не бывает таким гладким, как плитки в переходе. Тем более я только что из метро — ноги задеревенели столько стоять. И если никто из прохожих не мешает, то — ух!

Боковым зрением замечаю человека, который стоит, просто стоит. Или продаёт что-то, или денег просит… А, ну да. Костыли.

Вот же, а. Я будто сразу виноват, что могу вот так наворачивать на самокате своём, а он — нет.

Проезжаю мимо, потому что уже разогнался. И ещё потому, что… Ну, у меня есть деньги. Но они не мои как бы. «Будешь сам зарабатывать — можешь раздавать направо и налево», — сказал мне как-то папа. Это я тогда Ященко денег дал в долг, он просил очень. До сих пор, кстати, не отдал. Забыл, наверное. А напомнить неловко.

Буду сам зарабатывать — тогда да. А так неловко мне. Не знаю, как правильно в этой ситуации; и уехал уже давно оттуда, не думать бы. Но думается само.

* * *

Когда торопишься, главное — не забывать дышать. Пока не увидишь на часах 8:30, ты ещё не опоздал, даже если ты за сто километров. Я передвигаюсь в пространстве быстро, заоблачно быстро. Прибавляю скорость, и время пути стремится к нулю. Стремительно стремится. Время — стремя. Надо будет использовать когда-нибудь. Что общего у слов «стремительный» и «стремя»… Так, о чём я… А, стремится к нулю. Мне кажется, если я поднапрягусь, то время станет отрицательной величиной. И я окажусь в точке В раньше, чем вылетел из А.

* * *

А, вот. Ещё. Давно было, Лёвка совсем маленький был. Я домой пришёл и вдруг слышу его голос:

— Гад! Гад!

Что это ещё такое?!. В садик он ещё не ходил, откуда нахватался таких слов?!.

— Гад! — радостно кричит он, выскакивает из комнаты и обхватывает мою ногу. Так это он меня ругает, что ли?!.

— Да, — кивает радостная мама, — это Игнат пришёл, Игнат!

…И тут до меня доходит. Это моё имя! Никакой не «гад», а «Игнат», он так выговаривает!

— У-у-у, ты что, не слышишь?!.

Мама радуется новому Лёвкиному слову и даже не замечает, что моё имя ругательно звучит!

— Ну вы меня и назвали… Ужас какой-то, — я вздыхаю, стаскиваю кеды. И думаю, как будет круто, когда Лёвка будет мне на улице кричать «Гад!» на весь двор!

…Так и вышло. Правда, этого слова «гад» никто не замечал, кроме меня. А я целую неделю дрессировал его:

— Лёва, скажи: Иг-нат! Не «гад», а «Иг-нат»!

— И-гаад! — старался Лёва.

И что вы думаете? Уже через неделю он научился! Чисто-чисто! Правда, до сих пор в его исполнении моё имя звучит раздельно: Иг Нат. Будто двойное, как в книжке какой-нибудь фантастической или в кино.

* * *

Когда Лёвка был совсем младенцем, он очень орал. Ну, постоянно просто. Переставал только, если взять его столбиком, чтобы голова из-за моего плеча назад смотрела, и так с ним надо было ходить; и желательно стихи какие-нибудь читать заунывным голосом. Тогда он такой становился тихий, как зайчик. Я для него даже Пушкина выучил, о царе Салтане: легко учится, только не забыть, когда что повторять. И к «белка там живёт ручная» я обычно думал, что Лёвка уже уснул. Подойду спиной к зеркалу, а сам через другое плечо смотрю: спит? Нет, хлоп-хлоп глазищами.

Конец ознакомительного фрагмента.