Чудеса на земле сказочной. Высшая школа сказкотворчества. Ступень 2

Нина Валентиновна Изгарова

Сказки не только украшают жизнь любого народа. Они всегда служили и служат неким напоминанием, что помимо красивого содержания, выдуманные истории зачастую несут в себе и глубокую истину, способную открыть глаза на многие вещи. Не зря же наши предки не уставали повторять одно и то же: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам в урок!»В этой книге, как в заветном ларчике, лежат самые разные сказки. Они словно драгоценные браслеты и колечки ждут, чтобы вы их примерили на себя.

С доброй женой горе — полгоря, а радость вдвойне

Маленький фрегат гордо стоял у причала. Паруса, словно крылья белоснежной птицы, были готовы вспорхнуть на мачты, только цепь, заигрывающая с солнечными лучами, не спешила поднимать якорь, да матушка капитана, своенравная Ветта, не хотела отпускать сына в путь.

Матиас смотрел на весело развевающийся флаг на бушприте, на смешливую нахальную чайку, а в глазах стояла горечь. Мало того, что Ветта обещала не удерживать возле своей юбки, так теперь ещё и бранится. Только капитан должен быть ражим, твёрдым, и он, тряхнув головой, дал команду к отплытию.

Непривычному человеку море кажется скучным и безжизненным, но только не тем, кто связал с ним свою жизнь. Для них оно раскрывает свои тайны и свою красоту. Грозу не ждали, но неожиданно небо стало наливаться свинцом, а выспавшийся за ночь ветер расправлял свои мощные крылья. Матиас опасливо поглядывал на тучи, перекатывающиеся к востоку, могучие и громоздкие, словно сказочные слоны.

Жизнь в море приучила этого дюжего парня к разным неожиданностям, да и благоразумие с рассудительностью никто не отменял. Но ожидание чего-то необычного уже закралось в душу. Стеной обрушился дождь, и торопливые вихри потащили фрегат за собой. На попытки моряков управлять судном, стихия только усмехалась.

Матиас с ужасом понял, что их фрегат разваливается, но из-за ливневых потоков больше ничего разобрать не мог. Крики сливались с ветром и грохотом. Когда, наконец, ветру и дождю надоело это развлечение, и они притихли, капитан с ужасом осознал, что его, словно пушинку, несёт на рифы, а вокруг только обломки фрегата, да бушующие волны.

Очередная волна подняла его высоко на гребень и будто надоевшую игрушку бросила на скалы. Очнулся Матиас ночью. Будто исполинский зрачок небесного великана, любопытная луна ощупывала взглядом прибрежные скалы, подмигивали весёлые звёзды, и у самых ног ластилось море. С опухшими глазами, дергающейся головой, он то и дело утирал кулаком слезы, поминутно всхлипывая. Руки его тряслись.

─ Боже, неужели все погибли, ─ с большим трудом выдавил из себя несвязные слова, ─ это конец, ─ и вновь впал в забытьё.

Вновь Матиас очнулся на зелёной лужайке от громких криков. Туземцы тыкали в него пальцем и спорили, что делать с этим незваным гостем, появление которого их очень встревожило. Высокий темнокожий юноша с копной курчавых волос и приплюснутым носом кричал громче всех и показывал куда-то в гору. Матиаса подхватили за руки и за ноги, как добычу, и, под крики и пение поволокли к кратеру вулкана.

Цепенея от ужаса, он начал вырываться и хрипеть, но никто не обращал на это внимание. Его бросили у самого жерла, едва дымящегося вулкана. Зазвучали барабаны и туземцы начали ритуальный танец. Матиас попытался встать, но две мощные женские фигуры прижали к земле и начали наносить на лицо краску.

Он понял, что его хотят принести в жертву какому-то местному божеству, сбросить в кратер и громко нечленораздельно закричал, будто раненая птица. В последнюю минуту старый шаман остановил обряд, махнув рукой танцующим туземцам.

─ Белого пришельца принесло море, ─ громко и твердо сказал он, ─ вспомните, приход божества нам предсказали в старинных преданиях именно с моря!

Туземцы замерли, подхватили Матиаса, усадили на носилки, повесили на шею сверкающий камень на кожаном шнурке и понесли к жилищам. Только вождь племени мрачно смотрел на всё это действо, прикидывая, что может статься и власть над островом перейдёт к белокожему, если он и есть то божество, что было предсказано. Как же тогда быть ему, оставшемуся не у власти?

Матиас тоже размышлял, как же быстро поменялось его положение и в любой момент может всё вновь перевернуться. Одно хорошо, хоть он и молод был, но языки знал разные и худо-бедно понимал здешнее наречие. Его внесли в жилище, усадили на искусно сплетенную циновку, начали подносить разные кушанья, напитки, непрерывно кланяясь и что-то выкрикивая, по-видимому, заклинания, отгоняющее злых духов.

Потекли день за днём. Матиас осмелел и на правах божества слонялся по острову без дела. Пищей его снабжали исправно, убирали жилище, а вечерами собирались подле него, чтобы пропеть в его честь ритуальную песню и принести жертву. Однажды, когда неделю шёл проливной дождь, пришли с просьбой остановить. Вот тут Матиасу стало не по себе. Сейчас поймут, что он никакое не божество и быстренько к вулкану стащат. Его даже передёрнуло.

Он серьёзно посмотрел на туземцев, щёлкнув пальцами, взял в руки палку-колотушку и, сделав ей несколько непонятных жестов, указал на выход, думая про себя, как бы сбежать подальше. На его счастье к утру дождь прекратился, и всё племя явилось благодарить своё божество. Они пели, плясали и радовались совсем как малые дети.

Матиас грустил, уплыть с острова не представлялось возможным. Суда сюда не заходили и даже мимо не проплывали, у местных племён только утлые лодчонки для ловли рыбы. Сколько предстоит ему провести времени, здесь он не знал.

Местные молодые девчонки постоянно собирались у его жилища, пытаясь обратить на себя внимание, но Матиас скользил глазами по симпатичным личикам, а мыслями был в своих краях. На совете вождей племени решили, что божество надо женить, негоже ему одному жить. Долго спорили, чьи дочери ему подойдут.

И вот как-то к Матиасу пришёл вождь дальнего племени. Он привел своих дочерей и принёс в дар жемчужины, черепаховые щиты, кораллы. Смуглые, черноглазые девушки прямые и крепкие, сильные и задорные смотрели на божество с интересом.

─ Вот жены тебе, забирай любую, ─ сказал, ─ Нга похлебку вкусную варит, дом в порядке содержит. Хозяйка хорошая. Рут шить будет одежду, плести циновки, еще и птицу влёт бьёт. Банту детей родит красивых.

─ Зачем мне столько женщин? ─ удивился Матиас

─ Ты ─ бог, должен жить в достатке и удобстве, так решил совет всех вождей острова.

─ Я подумаю, ─ Матиас почесал в затылке, ─ завтра скажу своё слово, ─ ему приходилось поддерживать версию о своем будто бы божественном происхождении.

Утром, когда Матиас вышел из жилища, вокруг в ожидании решения сидело уже не одно племя. Завидев Матиаса, все взволновано стали перешёптываться. А самый старейший спросил, сделал ли он выбор. И если ему не подходят эти девушки, то сейчас приведут других, а этих сожгут на жертвенном костре, раз они не нужны божеству.

─ Нет, нет, я возьму ту девушку, что родит мне сыновей, кажется Банту, ─ испуганно сказал Матиас.

Туземцы от радости запрыгали, как дети и местность огласилась песнями. Тут же провели свадебный обряд, украсив невесту цветами и моментально раскрасив лицо её тело необычными узорами. А сестёр оставили помогать, мало ли, вдруг бог передумает и ему одной жены мало будет.

Банту, девушка тихая, скромная, по нраву пришлась Матиасу. Зажили они душа в душу. Прошло время, и родила ему жена сына. Но завистливые сёстры, выкрали младенца, а на его место птенца подложили, в пелёнки завернули и по обычаю краской узор нанесли. Изумился Матиас, как так? Почему птенец? Неужели так бывает? Да и племя заволновалось, как, мол, у божества да не дите, а птица получилась, уж не колдун ли он?

Ничего не сказал Матиас вслух. Живёт с женой дальше. Птенец оперился и улетел. А настоящий сынок в далёкой хижине спрятан надёжно. Прошёл ещё год, и родила Банту второго сына. Сёстры даже не показали ей дитё, опять спрятали, а вместо него котёнка дикого подложили. Недоумевает Матиас, ещё подозрительней стали туземцы. Но что поделаешь? Жена — не башмак, с ноги не снимешь.

Прожили еще годок, и вновь родился у них сынок. Сестрицам-завистницам уже привычно, припрятали там же малыша, а вместо него ящерицу подложили. Ну что тут делать? Молчит Матиас, а в душе дождь не пролившийся и буря одновременно. Обещали, что жена сыновей родит, а тут зверинец какой-то.

Стал он уходить из дома на другой конец острова, трясёт своей палкой-колотушкой да по несколько дней в жилище не возвращается. А воротится, молчит больше. Обвыкся уже за эти года на острове, всё обследовал, со всеми в ладу. Вот только с женой не очень повезло. А тут и туземцы призадумались, от кого зло идет. Вроде, как Матиас свой, привычный бог уже, много знает, помогает им. А женщина ему не пойми кого рожает.

Пока его не было, Банту сонным отваром опоили, в лодчонку утлую посадили, ящерицу, что в пелёнки завёрнута, с ней уложили и столкнули в море. Не может детей нормальных родить, пусть плывёт восвояси. Выживет или утонет уже им всё равно, как богам надо, так и будет.

Вернулся Матиас, а у него уже Нга хозяйничает:

─ Я теперь жена твоя, ─ говорит, ─ нет больше Банту, море её забрало.

А лодочка плывет себе, на волнах покачивается, тонуть не думает. Плачет Банту бедная, за что ей судьба такая досталась. А из пелёнок ящерка выползла, о дно стукнулась и стала девочкой маленькой.

─ Не тужи, матушка, все хорошо будет, ─ ножкой топнула, в ладоши хлопнула, тут же еда и питье у них появились, ─ подкрепись, матушка, у нас ещё дел много.

Поели они, Банту уснула. А девчушка вновь ножкой топнула, в ладоши хлопнула и вместо лодки у них корабль большой. На мостике капитан приветствует, матросы бегают. Матушку в каюту унесли, уложили там. Держит корабль курс на материк. К порту причалили. Девчушка вновь ножкой топнет, в ладоши хлопнет, и они во дворце очутились. Кругом все палаты красиво убраны, народ суетится, их с почетом встречает, песни величальные поёт.

Пообвыклась Банту немного к жизни непривычной, только грустит по Матиасу, по сыночкам своим, коих неизвестно куда дели, да и вообще, вон как жизнь перевернулась вся. Дивится, на дочку названную смотрит, а та только улыбается. Бежит времечко, быстро бежит, и дочка растет-подрастает не по дням, а по часам прямо. Видит тоску материну неизбывную и тоже печалится.

Вышла как-то утром из дворца, ножкой топнула, в ладоши хлопнула и в саду хижина появилась. Девочка в тот же миг ящеркой обернулась и исчезла. Заглянула Банту в хижину, а там три мальчонки, три брата. Растерялась она, к детям кинулась. Прижались они к матушке, обняли её, словно облаком ласковым теплым накрыло всех.

Рассыпалась хижина в миг, лишь солнышко медленно по каплям росы утренней растекается, стены дворцовые золотит. Пригляделась Банту, в траве два глаза желтых светятся, будто улыбаются и не то шёпот, не то шелест оттуда-то доносится:

─ К морю, к морю идите.

У причала их ждал маленький фрегат. Паруса, словно крылья белоснежной птицы, уже были готовы вспорхнуть на мачты, только цепь, кокетничающая с солнечными лучами, не спешила поднимать якорь, поджидая пассажиров. Весело развевался флаг на бушприте, и смешливая нахальная чайка с любопытством разглядывала откуда-то появившийся трап.

Едва успела Банту с сыновьями подняться на палубу, как фрегат, будто на крыльях, понесло по волнам прямо к острову. Ошеломлённые туземцы криками приветствовали судно, но когда увидели на борту Банту, попадали ниц, думая что жена бога прямо сейчас покарает их.

Изумленный не меньше туземцев Матиас взошёл на фрегат, обнял жену и детей. Отвыкший за столько лет от морских путешествий, бережно положил руки на штурвал и взял курс на запад. Перед ними раскрылось море, совсем не скучное и безжизненное, а наполненное тайнами и красотой. Что ещё надо человеку для счастья, когда рядом любимая жена и дети? Ведь с доброй женой горе — полгоря, а радость вдвойне.

А туземцы ещё долго вспоминали своего бога счастья и его волшебную колотушку.