Человекообразные

Ник Форнит

Некоторые вопросы сравнительного исследования повадок человекообразных в условиях метафизической или философской интоксикации. Мистический сюжет повести служит средством выражения, а не откровения. 18+ прежде всего, потому что раньше нет шанса понять.

© Ник Форнит, 2023

ISBN 978-5-0060-9275-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Некоторые вопросы сравнительного исследования повадок человекообразных в условиях метафизической или философской интоксикации. Мистический сюжет повести служит средством выражения, а не откровения. 18+ прежде всего, потому что раньше нет шанса понять.

Твари божьи

Утро было туманное, хмурное. Изгадив под собой ветку, большая сытая ворона неуклюже слетела вниз и, едва успев помахать веерами растопыренных перьев, тяжело умастилась на краю ржавого мусорного бака.

Она с большим неодобрением уставилась на не выспавшегося ментяру, который рядом прикуривал дрожащей зажигалкой. Тот сразу заметил это, стопорщил усы и, прошипев: «ну точно, как теща», стал торопливо расстегивать кобуру. Охреневшая от ужаса ворона успела кануть за железный борт.

— Как эти китаезные хлопушки уже надоели! — воскликнул невдалеке шатающийся на ветру дедок, выковыривая звук из уха грязным пальцем.

А прямо за стеной дома, в ухоженной квартире, очнулась ото сна не по годам полная Марфена и первым делом скосила глаза на прижавшегося к стенке мужа Василия, во сне страстно сжимающего свою подушку тонкими волосатыми руками. Марфена любила прямой и недвусмысленный секс и давно подметила лучшее время для него — поутру, когда у мужчины, видимо, проходят контрольную поверку его системы. Она даже назвала это явление с присущей женщине романтикой «утренним петушком». Петушок у Василия был своенравным. Марфена игриво пихнула тело мужа коленом, тот еще в сонном бессознании отвалился от стены, оказавшись на спине и с испугом распахнул глаза. Но теперь, когда освободившееся при раскрытии век натяжение кожи перестало удерживать петушок, Марфену постигло разочарование. Мимолетная философская мысль о не сложившемся счастье диалектически оформилась в твердое убеждение, что на завтрак у Василия будет овсянка.

От соседей донесся горестный звук упавшего навзничь предмета. Это Дмитрий Федорович, человек увлеченный своим здоровьем, забодал невзначай гладильную доску, когда на четвереньках совершал свою ежеутреннюю прогулку. По его убеждениям именно так ходили когда-то его предки, что обеспечивало им отсутствие остеохондроза. Аккуратные зарубки на косяке двери неопровержимо свидетельствовали, что спросонья его рост от пола до кончика носа был намного более мужественным и с этим не хотелось расставаться как можно дольше. Мягко ступая четырьмя конечностями, он носом отворил дверь в туалет и привычно высоко задрал нижнюю лапу. На низеньком столике в кухне, кроме диетически приготовленного педигрипала в мисочке его ждал разнообразный набор оздоравливающих препаратов и на десерт — стакан целебной янтарной жидкости, выработанной его же благодарным организмом.

Поодаль, уже в районе соседнего подъезда, профессиональный магистр всекосмического электричества Коровин с трудом выходил из нирваны. Женщины давно ему уже были не нужны вследствие полной самодостаточности. Удовлетворение он черпал из самого себя, безотказно потакая физиологическим капризам своей плоти, выплескивающей ему в чакры древнюю энергию. Он поднялся, подошел к окну и попытался открыть форточку. Но избыточное давление воздуха, образованное за счет кучи преющих носков, нешуточно препятствовало этому. Чтобы окончательно вернуться в зону действия земной реальности, Коровин приложился к трехлитровой банке с еще позавчерашней заваркой побегов чайного куста обыкновенного, на ходу трансформируя мерзкий вкус напитка в аромат столетнего амонтильядо.

Ну, за кем бы еще понаблюдать чтобы развлечься, — пессимистически озадачился заштатный терминал Вселенской Гармонии, фокусирующий на земном бытие прицел всепроникающих нейтринных пучков центральной звезды местной планетарной системы. В этой стране звезду ласково называли Солнышком, а была она, по сути, галактической термоядерной бомбой, готовой сжечь всю систему, стоит только ввести нужные коды.

Когда Солнце перевалило очередной меридиан, придуманный этими людишками, и вынуждено было брызнуть лучами на подслеповато-немытые окна заспанного города, с высоты ничем не отличающегося от муравейника, большим черным пятном разлившегося среди заснеженных лесистых просторов, в семье совсем другого матерого колдуна из кухни уже пахло свежесваренным кофе. Неудержимо разгораясь ненавистью при виде осточертевших пережаренных оладий, Анатолий вдруг с ужасом осознал конец. Неужели ради этого шесть лет назад он блеском астрального юмора и тантрической энергией страсти вскружил голову этой женщине? Так. Ненависть немедленно убрать. Он передернул бровью, обволакивая сознание уверенной силой умиротворения. В душной кухне можно было бы и форточку открыть, но разве же она догадается? Анатолий с наслаждением вдохнул еле заметный, с детства привычный аромат дымящейся внизу помойки и с недоумением воззрился на восходящее солнце. Погода… погода должна быть по сезону, а эта ду… глупая женщина со своими причудами опять наколдовала мерзкую слякоть. «О господи, да что же это я…» — Анатолий опять передернул бровью, чувствуя, что этот жест грозит стать нервным тиком. — «Нужно думать о хорошем! Ведь было же у нас что-то хорошее…».

Он вспомнил как они встретились в первый раз, как начали жить вместе, переполненные радостным ожиданием столь многого друг от друга, как наслаждались своими способностями, волшебным ощущением почти божественной силы и реальностью планов осчастливить всех людей. Почему-то сейчас говорить об этом вслух было уже неудобно. А так и оставшееся неосчастливленным человечество погрязало в своих пороках и, безусловно, само заслуживало той участи, в которой прозябало.

Все же нужно что-то менять…

— Аленушка, — услышал он свой голос и не придумалось, что сказать дальше. Она насторожено подняла глаза над чашкой, из которой пригубливала мелкими глоточками. «Неужели сейчас приласкает?» — подумалось с почти безрадостным безразличием, — «Когда же это было последний раз? Неужели ради этого осчастливила она его своим выбором среди многих других?».

Пауза зависла, и Алена сделала очередной горький глоточек. «Или опять предложит сходить к надоевшим Егоровым, чтобы, как и в другие пустые выходные дни, бренчать на осточертевшей гитаре песенки, которые нравятся только ему одному, и каждую из них запивать из быстро пустеющей бутылки…". Но почему ее опять все это беспокоит? Не лучше ли принимать Все Как Есть?

— Привет, шнурки, — пробасил сын-второклассник, заглянув на кухню. Он никогда не был голоден настолько, чтобы прельститься убого-непритязательным завтраком и питался по наитию своего организма, который лучше родителей знал, что и когда ему нужно.

— Ты ошибаешься, Рыжик, — рискнул пошутить Анатолий, — мы — предки, а ты — зародыш.

— Вы — шнурки, — процедил Рыжик и чуть было не сплюнул на ковер, но вовремя вспомнил вчерашний подзатыльник. Он вовсе не был рыжей масти, и окрас его всегда угрожающе вздыбленных волос был скорее пегим. Агрессивная независимость и энергия сына нравились Анатолию. Таким и должен быть сын колдуна, призванный не только унаследовать, но и приумножить способности своего шнур… предка. Анатолий даже не безосновательно побаивался его после нескольких случаев вулканических чирьев, возникших на его седалище и необъяснимо совпавших по времени с проведенными педагогическими экзекуциями.

— Я новую игру знаю, — компромиссно снизошел Рыжик.

Ну конечно, у его дружка из соседней квартиры случилась ангина, и играть стало не с кем. Анатолий решил принять Как Есть то, что его сын невольно пришел ему на помощь в попытке хоть как-то изменить серую обыденность. Другими же словами, просто опофигело отдался течению бытия.

— Играем в новую игру! — вяло-радостно объявил Анатолий.

Алена отставила чашку, вытерла платочком сопельку сыну и устало улыбнулась. Тот немедленно убежал за реквизитом.

— Вот! — он забрался на стул, закрывшись от всего света локтями, попыхтел с карандашом над листком бумаги и тщательно завернул его верх, оставив видным только нижнюю часть своего рисунка.

— Теперь ты дорисовывай, па! Но не все, маме оставь!

Анатолий взглянул на две вертикальные черточки, выглядывающие из скрытой завернутости и привычно напряг ясновидение. Ну, конечно, там голова человечка, а две полоски — его шея. Нужно пририсовать туловище где-то до пупка, оставив остальное жене.

Алена, в свою очередь, посмотрела на три черточки, выглядывающие из-под завернутости и напрягла свое ясновидение. «Ну, до чего может еще додуматься этот…» — снисходительно усмехнулась она и небрежно дорисовала свою часть.

Анатолий торжественно развернул коллективное творение и тихо офигел. Вдоль его позвоночника проложили тропу суетливые мурашки.

— Р… Рыжик, кто научил тебя рисовать Это? — выговорил он, стараясь не смотреть на жену и нервно комкая листок.

Рыжик потускнел, своим ясновидением остро предчувствуя очередную педагогическую репрессию.

— Танька… — шмыгнул он новой сопелькой.

«Так. С этой акселерирующей чертовкой его сын больше не водится. Хотя…» — Анатолий живо представил то, во что переходило нарисованное им туловище над плечами и то, во что оно превращалось внизу и заразительно расхохотался.

— Слушай, как ты могла подумать, что я нарисовал такое? — наконец спросил он жену, — ну, я же не такой примитивный, а?

— Да уж, раньше мы друг друга лучше понимали, — укоризненно заметила Алена.

— Хм. Действительно. Помнишь, как у нас все чудесно совпадало?

— Как не помнить…

— Давай попробуем, — Анатолий слегка задумался над пришедшей в голову идеей, — но сделаем это по Рыжиковой методике. Сначала ты напишешь что-нибудь, завернешь, а мне оставишь только последнюю строчку.

«Ну, вот, хоть какое-то занятие» — подумалось Алене, и она взяла немедленно принесенный счастливо избегнувшим расправы сыном листок, нагло выдранный из новой тетради.

— Нет! — заорал Рыжик, — Я вас знаю! Ты, ма, сейчас про любовь напишешь, а па сразу рассечет! Я щас скажу тебе, про что писать на ушко! — и он горячо зашептал мамочке. Та кивнула и на пару минут закрылась локтями, едва заметно улыбаясь как Джоконда.

Выкуривший на балконе сигарету Анатолий уселся за стол и, придвинув листок, с улыбкой чуть сдвинул завернутый край, чтобы лучше открыть последнюю строку. Бдительный Рыжик, не разобравшись и прекрасно сознавая свое превосходство в настоящий момент, смачно оттянул батяню по загривку своей маленькой ладошкой.

— Чо подглядываем?

Анатолий поморщился, сосредоточившись, легко понял, о чем идет речь и витиевато продолжил незатейливую мысль. — А теперь, снова ма! — потребовал Рыжик. Процесс продолжался, пока не закончилась страница.

Рыжик выхватил листок, развернул его, нерешительно потоптался и заискивающе сунул Анатолию.

— Па, сам читай вслух, а?

Анатолий взглянул и досадливо поморщился. Какая-то непонятная слабость и безразличие начали опустошать его мысли. «Вот, опять некто энергию отсасывает… вместо того, чтобы самому набираться…» — неприязненно промелькнуло в голове. Кто бы мог подумать, что этот пацан предложит писать про какие-то кактусы. А он воспринял колючки на свой счет.

— Раньше бы ты зарядила кончик фразы для меня, — как-то машинально упрекнул он. Алена хмыкнула и молча отобрала листок.

Анатолий подумал, что раньше даже при таком результате они, несомненно, нашли бы многочисленные и чудесные подтверждения своего необыкновенного взаимопонимания. Но сейчас это было уже ни к чему. Ну что ж, если нет прежнего понимания, он косо глянул не жену, не пора ли подумать о…

— Бери свою гитару и пойдем к Егоровым, — вздохнула Алена, чисто по-женски предугадав направление мыслей мужа и поспешив отвлечь этого большого ребенка.

Анатолий передернул бровью и достал новую сигарету.

— Можно я пока пойду на улицу? — чуть не хныча, попросил Рыжик, — Чтобы энергию не отсасывать…

— Ну уж нет! — грозно фыркнул Анатолий, вспомнив Танькины уроки.

Домой они вернулись поздно вечером, с висящим на руках полусонным Рыжиком.

Этой ночью Алена увидела первый из своих удивительно реалистичных и совсем не в ее обычном стиле снов, будто нашептанных кем-то. Она знала все о снах или думала, что знает, нисколько не засомневалась в важности и значительности виденного и, когда проснулась ужас наполнил ее душу самыми безжалостными предчувствиями. «Что же это со мной такая фигня творится?..» — растеряно подумалось, уединившись в туалете и машинально сматывая на руку мягкую бумагу из рулона.

Она ясно вспоминала все подробности.