Послушание Сталина. Кто Вы, товарищ Сталин.

Николай Фёдорович Шахмагонов, 2021

В 1945 году Александр Вертинский написал песню, посвящённую Сталину, в которой были такие слова: «Из какой сверхмогучей породы Создавала природа его?». Этот вопрос как бы отразил удивление и восхищение не только самого великого актёра, поэта и певца, но и миллионов людей во всём мире. В предлагаемой вниманию читателей книге автор отвечает на вопрос, как выдержал Сталин неимоверные нагрузки, выпавшие на его долю и в годы юности, и в годы служения России в революцию и гражданскую войну, а также в период социалистического строительства и подготовки к смертельной схватки с фашизмом, как сумел привести к победе советский народ в период Великой Отечественной войны и восстановления народного хозяйства, когда была обеспечена безопасности советской державы на многие годы вперёд. Всё просто и сложно – Сталин был не только государем великой державы, он был послушником Божиим, а его государственная деятельность являлась Служением. И Послушание, и Служение в данном случае категории духовные.

Государь или послушник.

Однажды мать Иосифа Джугашвили пришла в Тифлисскую Духовную Семинарию и попросила начальство отпустить с ней сына до конца дня по неотложным семейным делам.

Руководство пошло навстречу, и вскоре они уже шагали по узким и кривым Тифлисским улицам.

Иосиф поинтересовался, далеко ли они направляются и что это за семейные дела.

— Потерпи, — сказала мать. — Сегодня ты узнаешь очень много важного для себя. Сегодня ты узнаешь правду о своём отце!

— Об отце? Зачем мне эта правда? Вспоминать его не хочется… Как он относился к тебе!

— Тот, о ком ты подумал, не был твоим отцом! — обронила мать загадочную фразу.

— Что? Я не понимаю…

— Потерпи. Недолго осталось. Вон, видишь особняк? Там нас ждут… Просто прошу тебя — ничему не удивляйся. Сегодня ты увидишь очень близких друзей твоего отца — настоящего отца. Они тебе о нём всё расскажут!

Конечно, эта краткая информация ничего не открыла и ни к чему не подготовила — разве только к тому, что Иосиф решил ничему не удивляться и выслушать всё, что собираются ему сказать незнакомые пока люди. Он даже не стал расспрашивать мать, что это за странное заявление. Какой ещё такой, неведомый и тайный отец? Ведь он до сих пор считал своим отцом Виссариона, от которого никогда и ничего хорошего не видел и от которого натерпелась мать.

Особняк богатый. У входа швейцар. Иосиф отметил, что Екатерину Георгиевну он, судя по тому, как встретил, знал давно. Никаких вопросов не задавал, а сразу предложил пройти в гостиную на второй этаж:

— Ну вы знаете, в белую гостиную! — сказал он, поклонившись.

Мать и сын поднялись по мраморной лестнице. На втором этаже встретила горничная, которая распахнула перед ними дверь.

За покрытым светлой скатертью круглым столом Иосиф увидел двух незнакомцев — один был в полковничьем мундире, второй — просто в обычном гражданском костюме, подчёркнуто опрятном, хорошо подогнанном. Оба встали. Подтянутость и стройность полковника не удивили. А вот под гражданским костюмом второго незнакомца Иосиф безошибочно определил ту же самую военную выправку.

— Присаживайтесь, Екатерина Георгиевна, — с почтением, обращаясь к матери Иосифа, сказал полковник. — Вот здесь будет удобнее, — он придвинул стул и, повернувшись к Иосифу, прибавил: — И вы присаживайтесь, господин семинарист. Какой вы уже взрослый!

— И какое поразительное сходство! — прибавил второй незнакомец, подошедший ближе и неожиданно положивший на стол перед Иосифом фотографию военного в генеральской форме.

Иосиф взял фотографию, внимательно посмотрел на лицо генерала, от которого повеяло чем-то неизъяснимо родным, тёплым.

— Кто это? — вырвалось у него.

— Ваш отец! — пояснил человек, положивший фотографию. — Ваш отец, генерал-майор Генерального штаба Николай Михайлович Пржевальский!

— Где же он? Он тоже приехал? — спросил Иосиф, решив, что его просто таким образом хотели подготовить к важной встрече.

— К сожалению, он погиб, — вздохнув, сказал полковник, — погиб за Россию, за Веру, Царя и Отечество. Он, талантливый учёный и блестящий разведчик, отравлен на боевом посту — отравлен англичанами…

— Но как же? Мама? — Иосиф повернулся к Екатерине Георгиевне, словно желая найти подтверждение тому, что услышал.

Она лишь кивнула — мол, всё правда!

— Ваш отец был в Гори, — продолжил полковник, — Лечился после очередной экспедиции в Тибет. Жил у князя Маминошвили.

Он назвал год лечения — 1878-й. Иосиф посмотрел на мать, словно снова спрашивая, так ли это?

— Князь Маминошвили наш дальний родственник, — сказала Екатерина Георгиевна. — Я часто гостила в его доме. Было мне тогда двадцать два года. С Виссарионом дела не ладились. Дети, которые рождались в семье, умирали. И вот приехал Николай Михайлович! Приехал в начале года, прогостил в феврале и марте. Я как раз была у князя Маминошвили. С Виссарионом мы уже расстались. Встретились с Николаем Михайловичем и полюбили друг друга. Очень полюбили. А в декабре — девятнадцатого числа, на Николин день, родился ты! Мы мечтали о будущем, но… когда тебе было всего лишь десять лет, в семьдесят восьмом году, Николай Михайлович погиб…

— Я родился в семьдесят восьмом году?

— Да! Но записали семьдесят девятым годом. Нужно было скрыть, кто твой отец.

— Ведь он не просто генерал, дворянин — он сын императора Александра Второго, — пояснил полковник.

Трудно сразу переварить такую информацию, обрушившуюся на юношу, до сей поры полагавшего себя выходцем чуть ли не из самых низов, откуда удалось пробиться благодаря незаурядным природным способностям, позволявшим легко проходить даже сложнейшие предметы Духовной Семинарии.

Иосиф был в замешательстве. Что-то надо было спрашивать, что-то уточнять. Но столько нужно было спросить, что и не знал с чего начать.

— Что же случилось? Как погиб…, — он сделал паузу и наконец вымолвил то, что непросто вымолвить вот так, неожиданно: — Как погиб отец?

— Он выполнял важнейшую государственную задачу, — пояснил полковник, — Позади были четыре экспедиции. Впереди — пятая, во время которой предстояло дойти до столицы Тибета города Лхасы. Не просто дойти, а этим походом распространить влияние России на тот обширный район, стратегически важный в ближайшем будущем. Вот тогда-то англичане и постарались. Отравление Николая Михайловича сорвало достижения грандиозных планов.

Иосифу пока ещё трудно было охватить то огромное, важное, что было в планах отца. Пока он в большей степени верил на слово, потому что не верить этим людям, к которым привела его мать, не мог — они были не только симпатичны, они были не только очень расположены к нему, они внушали полное доверие.

Снова заговорил полковник:

— Я по поручению вашего отца, юноша, опекал вас с самых ранних лет. Ему это было сложно. Служба в разведке занимала всё время без остатка. К тому же он понимал, что враги будут мстить не только ему самому, но и его близким. Коварства англичанам не занимать — это бессовестные, беспринципные, жестокие и низкие люди. Запомните это, юноша. На всю жизнь запомните. Я продолжал опекать вас и тогда, когда Николая Михайловича не стало — на смертном одре он просил меня об этом. Ты вырос грамотным, хорошо подготовленным к испытаниям человеком. Нам известно, что ты интересуешься, — полковник незаметно перешёл в обращении на «ты», — не только духовной, но и светской литературой и что в кругу твоего общения немало бесовского отродья, с которым я, кстати, боролся, борюсь и буду бороться всю жизнь.

— Бесовского? — переспросил Иосиф.

— Ты читал роман Достоевского «Бесы»?

— Да, да, конечно. Потому и переспросил. Но разве ж мои знакомые из этой стаи?

— Да, все они бесы. И у всех у них задача сокрушить империю и пустить по миру Россию и все народы, населяющие её. Мы предлагаем тебе очень трудный и опасный путь. Путь борьбы за Россию.

— Он столь же опасен, как путь моего отца? — спросил Иосиф.

— Он ещё более опасен и ещё более важен, ибо речь пойдёт не о распространении русского влияния на какой-то новый, пусть даже очень важный регион, а о самом существовании России.

— Я немедленно порву со всем бесовским окружением.

— Этого делать не надо… Рвать не надо.

— А что же? Отчего же? — удивился Иосиф.

— Нам неизвестно, как сложится судьба России, мы можем только догадываться, что бесовская скверна глубоко проникла в русскую жизнь, что она поразила не только какие-то круги общества в низах. Она проникла во властные структуры, она пронизала всю вертикаль власти. Мы с товарищем представляем собой учреждение, в котором служат люди, беспредельно преданные Престолу, беспредельно преданные России. Ты готов встать в наши ряды?

В тот памятный день предстояло дать ответ на предложение серьёзных людей, офицеров разведки, которые знали его отца, которые были не просто его сослуживцами, но соратниками и единомышленниками.

— Что я должен делать?

— Ты готов? Готов к суровым испытаниям, готов не к службе, нет, готов ли к служению? К служению Апостольской Истине, удержание которой заповедано России?

— Готов! Что я должен делать? — повторил вопрос Иосиф, — У меня будет оружие?

— Твоим оружием станет Духовный Меч Русского Православия, меч, выкованный в жестоких сражениях с дикими ордами и Запада, и Востока. Орда Запада ещё коварнее и страшнее орд Востока, поскольку, если ордынцы во время нашествия, по точному определению Александра Невского, полонили тело, то западные Батыи и Мамаи стремились полонить и тело, и душу. Ты по роду своей учёбы знаешь, что спасти душу народа русского ещё более важно, чем спасти тело.

— Я готов принять Духовный Меч Русского Православия. Я готов стоять за Апостольскую Истину. И всё-таки, какие задачи передом мной?

— Предстоит стать своим среди бесовского отродья, предстоит продвигаться в их рядах по их бесовской иерархической лестнице.

— Для чего?

— Если Удерживающий, то есть Государь, который удерживает Россию от смуты, усилиями бесовщины будет изъят из среды, нужно быть готовым к перехвату управления у бесовского отродья, перехвату во имя России — каковой бы она ни стала после смут и потрясений. Но об этом ещё будет время поговорить и поговорить не раз.

Офицеры Генерального штаба стали прощаться. Разговор окончен. Теперь встречи будут тайными, встречи, на которых Иосифу придётся учиться с азов конспиративной работе в рядах бесовских.

После встречи в особняке Иосиф Джугашвили вернулся в семинарию и продолжал учёбу — иных указаний ему дано не было.

Но в мае 1899 года на выпускном курсе Тифлисской семинарии, когда он готовился к последнему экзамену, ему явился святой старец и призвал к себе. Начальство отпустило на время, но Иосиф в семинарию не вернулся. Тем старцем был архимандрит Иерон, настоятель Ново-Афонского монастыря.

В кратком благословлении он сказал Иосифу:

— Грядет царство зверя на Россию. Слуги антихристовы будут уничтожать Русский народ. А ты будешь уничтожать их. Иди!..

Игумен Иерон благословил Иосифа Иконой Избавительницей — главной святыней монастыря.

А однажды тёмной июльской ночью 1913 года Иосиф явился в Ново-Иерусалимский монастырь, что в подмосковном Воскресенске. Это — Русская Палестина, это столица исихазма. В монастыре во всех его обителях повторяются христианские святыни и сооружения Святой Земли.

Гостя ждали. Бесшумно отворились створки Святых Красных ворот Надвратного храма, и экипаж остановился у входа в подземную церковь Константина и Елены. Встретил духовный отец Иосифа, заменивший в деле его окормления ушедших в мир иной отца Иерона и святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Молились всю ночь. После чего Сталин клятвенно обещал чернецам, что сам навсегда останется Православным и будет помнить о Боге, что какие бы бури не пронеслись над страной, уничтожит врагов и вернёт все права Православной Церкви и Веру Православную народу Русскому вернёт.

Те физические, душевные, нравственные, моральные нагрузки, которые непрерывно сопутствовали деятельности Сталина мог выдержать только человек, духовность которого была невероятно высока, человек, который относился к своему высочайшему посту в государстве не как к месту кормления, а как к Послушанию…

Недаром Александр Вертинский писал с восхищением, недаром пел песню, в которой были такие слова:

Чуть седой, как серебряный тополь,

Он стоит, принимая парад.

Сколько стоил ему Севастополь!

Сколько стоил ему Сталинград!

И в слепые морозные ночи,

Когда фронт заметала пурга,

Эти ясные, яркие очи

До конца разглядели врага.

В эти черные, тяжкие годы

Вся надежда была на него.

Из какой сверхмогучей породы

Создавала природа его?

(…)

Недаром он восклицал в последующих куплетах…

И в боях за Отчизну суровых

Шли бесстрашно на смерть за него,

За его справедливое слово,

За великую правду его.

Как высоко вознёс он державу,

Вождь советских народов-друзей,

И какую всемирную славу

Создал он для Отчизны своей!

… Тот же взгляд. Те же речи простые.

Так же скупы и мудры слова…

Над военною картой России

Поседела его голова.

А поэт Феликс Чуев, тот самый Феликс Чуев, который выпустил уникальную книгу «Сто сорок бесед с Молотовым», посвящённую именно Сталину и его времени, написал стихи, ставшие песней:

Уже послы живут в тылу глубоком,

Уже в Москве наркомов не видать,

И панцерные армии фон Бока

На Химки продолжают наступать.

Решают в штабе Западного фронта —

Поставить штаб восточнее Москвы,

И солнце раной русского народа

Горит среди осенней синевы…

Уже в Москве ответственные лица

Не понимают только одного:

Когда же Сам уедет из столицы —

Но как спросить об этом Самого?

Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

Такой, что не отложишь на потом:

— Когда отправить полк охраны Вашей

На Куйбышев? Состав уже готов.

Дрожали стёкла в грохоте воздушном,

Сверкало в Александровском саду…

Сказал спокойно: — Если будет нужно,

Я этот полк в атаку поведу.

Родословная Сталина.

Но теперь настало время вернуться к тому, что услышал Иосиф во время встречи с сослуживцами и соратниками генерал-майора Николая Михайловича Пржевальского, которого мать назвала его отцом. А он услышал о том, что отец его отца, то есть его дед — император Александр Второй. От такого известия голова может пойти кругом.

Он, стыдившийся того, что отец горький пьяница и дебошир, издевавшийся над матерью, да и его нередко побивавший, вовсе не отец. А отец — в это трудно было поверить — генерал русской армии, и не просто генерал, а сын императора, пусть незаконный, пусть рожденный, когда Александр Николаевич был ещё наследником престола, но тем не менее, представитель правящей династии.

Думаю, читатели совершенно солидарны с этим вот возможным недоверием к невероятному сообщению. И хотя мать подтвердила то, что сказали соратники генерала Пржевальского, наверное, у юного Иосифа вопросов было столько, что не сразу и ответить могла на них его мать, Екатерина Георгиевна, урождённая Геладзе.

И действительно, в ту пору он, семинарист Иосиф, ещё не мог пронзить толщу лет своим пока далеко не Сталинским взором. Но мы, опираясь на законы литературного жанра, постараемся это сделать прежде, чем окунуться в удивительную и так до конца ещё не открытую биографию, того, кто спас не только Россию, но и весь мир от коричневой чумы.

Признаться, когда я давным-давно, ещё не прикасаясь к сталинской теме, услышал от кого-то — теперь уж и не помню от кого — что Сталин не только сын Пржевальского, но и внук императора Александра Второго, счёл это шуткой, ну или просто очередным розыгрышем — теперь это всё именуется фейком.

И читатели наверняка решат так же, как и я решил тогда. Но… Давайте не будем спешить с выводами, давайте обратимся к фактам, которые, как бы намеренно не замалчивались теми, кто постоянно следует принципам, озвученным ещё Львом Толстым, заявившим, что «история есть ложь, о которой договорились историки».

Обратимся к родословной Сталина, и начнём не из самого дальнего далека, не с императорской династии, а с той, которая была матерью Николая Михайловича Пржевальского, тем более её материнство никем и никогда не оспаривалось.

Матерью Николая Михайловича была смоленская красавица Елена Алексеевна — дочь помещика Алексея Степановича Каретникова, награждённого за службу Государеву личным дворянством и купившего имение в Кимборове, Смоленской губернии.

Быт дворянских усадеб девятнадцатого железного века… Как прекрасно описан он Тургеневым! А разве не предстаёт он перед нами в незабвенном Пушкинском «Евгении Онегине»!? Да, именно так расцветали в «дворянских гнёздах» несравненные Русские красавицы!

Как знать, быть может, и Елене Каретниковой была уготована судьбы Татьяны Лариной — замужество по воле родительской, переезд в столицу с вельможным супругом, а, может, и патриархальная жизнь в одном из соседских смоленских поместий, воспитание детей, хлопоты хозяйственные. Но Елена Каретникова самим Провидением была востребована на большее, хотя это «большее» оказалось незримым для обывательского ока.

Как и все девушки её возраста — дочери соседских помещиков, она получила образование домашнее, поскольку отец её, дворянин лишь в первом колене, стремился следовать общему для всех негласному правилу. И, конечно же, она увлекалась романами, конечно же, была мечтательна. И, конечно же, её волновала судьба Татьяны Лариной. А, быть может, и судьба другой Татьяны — Татьяны Болтовой, героини повести Василия Нарежного, быстро приобретшего популярность в начале века и наречённого литературной критикой первым Русским романистом. Но, кроме исторической повести «Татьяна Болтова», она не могла не прочитать столь же необыкновенно популярные «Славенские вечера», отличавшиеся напевным, лиричным, более поэтическим, нежели прозаическим слогом.

Сколько восхищения было адресовано в тех поэтических строках великим Державным мужам Земли Русской, сколько нежности посвящено и природе Русской, и Русским девушкам, рождённым этой славной Землёй. «Прелестна заря утренняя, когда ланиты её сияют на чистом небе; благоухающ ветр кроткого вечера, когда веет он с лона розы и лилии; блистательны прелести ваши, девы славенские, когда кротость души и спокойствие сердца изображают светлые взоры ваши!». Не может не взволновать очарование этих строк, посвящённых красавицам священной земли Русской, названной Нарежным «Славенской Землёю», ибо в давние, далёкие времена и Новгородская Русь звалась «Славенией».

Даже Библия не обошла вниманием славных дочерей Земли этой Славной. В главе 6 книги «Бытия» читаем:

«1. Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери;

2. Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал.

3. И сказал Господь (Бог): не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими); потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.

4. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

А славные люди, как говорит нам древняя книга славян «Книга Велеса», и есть славяне. Недаром же и поныне во всём мире столь ценятся женщины, рождённые на славной земле «славенской». И сознавая их необыкновенное достоинство, которое, увы, стало утрачиваться во времена западничества, первый Русский романист и стилист, которому немного было равных, Василий Трофимович Нарежный, обращался к своим современницам через «Славенские вечера», посвященные древности, в новелле, наименованной «Вечер VII: Ирена»:

«Не подражайте дщерям земель иноплемённых, которые славу свою полагают в искусстве прельщать, не чувствуя влечения сердечного. Тщеславятся они числом побед своих, коварством приобретаемых. Прелестью жизни называют они свободу буйную не покоряться святым законам стыдливости, лучшему украшению пола прелестного. Не подражайте им, дщери российские. Внемлите древней песне моей. Вы познаете, что победы таковы непродолжительны. Время откроет коварство, разврат, сокрытые под личиною кроткой любезности. Тогда исчезнет торжество мнимое, и преступная прелестница будет жертвою несчастною своих замыслов!».

Была причина в XIX веке восхищаться веками давними, как это делал Василий Нарежный в «Вечере VI»:

«Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Кто из сынов Славена воспомянет об вас без кроткого трепетания сердца и благодарной слезы на глазах — в дань памяти предкам, великим своими доблестями? Тогда величие и крепость духа возводили на верх славы и счастия и красота была наградою достойною. Не обладал тогда древний, измождённый сластолюбец юными красами дщери славенской, хотя бы обладал он златом Востока целого. Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Когда возвратитесь вы на землю Славенскую?».

Да, нравы века девятнадцатого, увы, отличались уже от нравов веков древнейших. И райскому цветку, распустившемуся на исконно русских Смоленских просторах, цветку, по имени Алёнушка, суждена была доля многих юных пташек-горлинок, вылетевших из дворянских гнёзд. Ей суждено было стать супругою нелюбимого…

Весною 1838 года, следующего за печальным годом России, выдана была первая Смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова за соседского помещика Михаила Кузьмича Пржевальского, человека некрасивого, угрюмого, скучного, да к тому же и летами её старшего.

Выдана была Смоленская Алёнушка по воле отца Алексея Степановича Каретникова, но против её воли. Правда есть одна немаловажная деталь — отец и сам не хотел того брака, даже за девять месяцев до того отказал от дома через чур настойчивому просителю руки дочери Михаилу Пржевальскому. И тем не менее, весной 1838 году он выдал дочь за нелюбимого ею человека. В те времена подобные браки не были редкостью. Во многих литературных произведениях они уже не раз осуждены.

Но мы не в праве строго судить Алексея Степановича Каретникова за то, что он выдал свою дочь против воли её за нелюбимого Михаила Пржевальского, поскольку побудили его к тому причины, прямо скажем, существенные и далеко не обычные. А прежде, чем коснуться этих причин, необходимо познакомиться поближе с самим Алексеем Степановичем.

Был он родом со Смоленщины, служил дворовым у господ, которые в ту пору владели деревней Кимборово. Когда время пришло, призван был на службу Государеву и за свой «гвардейский рост и физическую силу» назначение получил в фельдъегерский корпус, а за необыкновенное усердие в службе оказался включённым в свиту Государя.

В годы Отечественной войны 1812 года не раз был направляем с депешами особой важности к самому Главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Кутузову. К концу службы получил чин магазин-вахтёра, а при выходе в отставку награждён был чином коллежского регистратора и соответственно с этим пожалован личным дворянством по Указу Императора Николая Павловича, не ведая, разумеется, что судьба незримыми нитями свяжет его с сим великим государем России.

После выхода в отставку остался в Петербурге, где получил должность таможенного смотрителя на пакгаузе. Конечно, новоиспечённому дворянину не очень легко было войти в изысканное столичное дворянское общество, к тому же сплошь помешанное на западничестве и донельзя заражённое вольнодумством. Был он, как и всякий честный солдат, приверженцем Государя и не понимал мнимых прелестей западного безвластия, под личиной которого скрывалась жестокосердная тайная власть тёмных сил. Ему оказалось ближе общество купеческое, которое, может быть, и не отличалось особой манерностью, но, как принадлежавшее к среднему классу, обычно наиболее патриотичному, стояло за твёрдый порядок в Державе.

В этом обществе и познакомился Алексей Степанович с очаровательной (красоту Елене Алексеевне было от кого наследовать) дочерью купеческой Ксенией Ефимовной Демидовой. Алексей Степанович смог зажечь сердце красавицы, поскольку был не только роста гвардейского и сложения богатырского, но и умом и даже внутренней культурой выгодно отличался от остальных женихов, увивавшихся возле богатой невесты.

Без памяти влюблённый в красавицу Ксению, Каретников с трепетом просил её руки и получил согласие, как самой невесты, так и её богатого и властного родителя. Демидов дал за дочерью хорошее приданое, и молодые Каретниковы решили перебраться в деревню, где сделаться добрыми русскими помещиками и заняться воспитанием детей.

Алексея Степановича, естественно, притягивало родное Кимборово, и он уговорил наследников своего бывшего барина уступить деревеньку за сходную цену. Так и оказался на Смоленщине, да не один, а с красавицей женой. Провинциальное общество не было столь чванливым, как столичное — соседи приняли Каретниковых тепло и радушно, а новый кимборовский помещик отплатил им тем, что внёс новую, живую струю в провинциальную рутину. Приобщившись ещё во время службы Государевой к пению и музыке, Алексей Степанович создал в своём поместье небольшую хоровую капеллу, завёл музыкантов, и на балах в его доме было всегда одновременно и ярче, и веселее, и в то же время проще и уютнее, чем у других. Не забывал Алексей Степанович и о том, что вышел он не из барского сословия, а потому всегда готов был прийти на помощь бедным, да и просто попавшим в беду людям, никогда не обходил вниманием нищих.

Молва о хлебосольном помещике, интересном собеседнике, блестящем рассказчике быстро облетела округу, а со временем к этой молве прибавилась и молва другая — молва о необыкновенно красивой дочери, выдавшейся в признанную уже на Смоленщине красавицу-мать.

Среди соседей тотчас же нашлись и женихи, средь которых, правда, достойных не наблюдалось. Особенно досаждал один — отставной капитан Михаил Кузьмич Пржевальский, человек, по описаниям, «высокого роста, худой, болезненный и некрасивый, с мутными глазами и колтуном на голове», да к тому же ещё и бедный. Бедность, конечно же, не порок, особенно в представлении Алексея Степановича. И вовсе не бедность жениха отвращала от него и саму невесту Алёнушку, и её отца, а прочие вышепоименованные качества этого настырного претендента.

Род Пржевальских восходил к запорожскому казаку Корнилу Анисимовичу Паровальскому, поступившему в середине XVI века на службу к ляхам, угнетавшим окраинные или, как их именовали, украйные земли Малороссии, постепенно получившие название Украйны, а затем и Украины. Паровальский успел отличиться не только в боях с малороссами, но за «доблести» при разорении Полоцка и Великих Лук польский король Стефан Баторий в ноябре 1581 года возвёл его в шляхетство и пожаловал гербом «Лук», а фамилию повелел изменить на Пржевальский. В переводе с польского означает она — «идущий на пролом». И хотя этот идущий на пролом был осыпан множеством милостей, в числе которых жалование в 1581 году «пяти служб людей» в Сурожской и Велижской волостях, потомки его не пожелали ходить на пролом против России.

У Казимира Фомича Пржевальского, отца уже упомянутого нами незадачливого претендента на роль жениха Елены Каретниковой, что-то не сложилось с ляхами. Определённый на обучение в Полоцкую иезуитскую школу, он неожиданно бросил учёбу и бежал в Россию, воевать с которой в то время стало весьма и весьма опасно, а тем более совсем не прибыльно. Безвозвратно минули те времена, когда звероподляки бесчинствовали в Русских пределах. Брат Казимира Франц Фомич уже служил в Русской армии, воевал против Наполеона в чине майора. За отличие при Тарутине он был награжден орденом св. Анны 4-го класса, позже был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй. Очевидно, не без его влияния перешёл Казимир на сторону России и при крещении в Православную веру стал Кузьмой Фомичом.

Дослужился до штаб-капитанского чина и сын его Михаил. В 1835 году он вышел в отставку по болезни и поселился в Ельнинском уезде, где отец его Кузьма Фомич служил управляющим у помещика Пилибина.

И вот в 1837 году Михаил Пржевальский дерзнул просить руки Елены Алексеевны. Алексей Степанович был так возмущён, что не только отверг это предложение, но и вообще отказал Пржевальскому от дома.

Но…

Обратимся теперь к другому участнику описываемых событий, к Наследнику Престола, Великому Князю Александру Николаевичу. 2 мая 1837 года кортеж Великого Князя, отправленного отцом, Императором Николаем Первым, в путешествие по России, выехал из столицы. Наследника престола сопровождал поэт Василий Андреевич Жуковский. Император хотел, чтобы сын познакомился с Великой Державой, в управление которой ему предстояло рано или поздно вступить.

Маршрут путешествия был составлен самим Государем и пролегал по огромному пространству от Санкт-Петербурга через Новгород, Тверь, Ярославль и Кострому на Урал. Намечалось посетить Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, а затем возвратиться в Поволжье. Оттуда — через Воронеж, Тулу, Рязань, Смоленск и Бородино прибыть в Москву. Из Москвы через Владимир, Нижний Новгород и Муром предполагалось проехать на юг. А уже затем вернуться в Петербург. За полгода предстояло объехать всю Россию и даже побывать в Сибири.

«Ты первый из нас в сём отдаленном крае! — писал сыну Император, — Какая даль!.. Но какое и тебе на всю жизнь удовольствие, что там был, где ещё никто из Русских Царей не бывал…».

А Василий Андреевич Жуковский вспоминал: «Мы летим, и я едва успеваю ловить те предметы, которые мелькают, как тени мимо глаз моих».

Остановок было много, много интересных встреч, которые давали Великому Князю представление о России. Жуковский вспоминал, что вставали каждый день в половине шестого утра, а ложились за полночь. Великий Князь успевал вести путевой журнал и писать письма родителям. Жуковский с восхищением рассказывал Императрице Александре Фёдоровне: «Великий Князь постоянно пишет к Вашему Величеству, и Вы получаете от него обо всём самые свежие известия. Завидую ему в этой способности владеть пером во всякое время, с незапутанными мыслями, после величайшей усталости… Могу всем сердцем радоваться живым полётам нашего возмужавшего орла и, следуя за ним глазами и думой в высоту, кричать ему с земли: смелее, вперёд по твоему небу! И дай Бог силы его молодым крыльям! Дай Бог любопытства и зоркости глазам его: то небо, по которому он теперь мчится прекрасно, широко и светло: это — наша родная Россия!».

В путешествии соблюдались указанные Государем строгости и ограничения — никаких балов, никаких торжественных приёмов, никаких увеселений. Жуковский строго соблюдал инструкции. Когда проезжали Тулу, Василий Андреевич получил сообщение о болезни кого-то из родственников. Ну и вынужден был срочно отправиться в уездный городок Белёв, что на берегу красавицы Оки. В Калугу, а затем в Смоленск таким образом цесаревич долен был ехать без своего воспитателя. Отлучка Жуковского, самая краткая, имела чрезвычайные последствия.

Путь в Смоленск пролегал через уже упомянутое нами село Кимборово, достиг которого Великий Князь Александр Николаевич со свитою тёплым июльским вечером. Было решено заночевать у хлебосольного помещика Каретникова, чтобы в губернском городе появиться утром следующего дня.

Кимборово… Июль… Летний зной спадал только к вечеру. Повернули к дворянской усадьбе. Лихо развернулись кареты, сверкая в закатных лучах царскими вензелями.

Алексей Каретников, разумеется, был извещён Жуковским о том, что цесаревич остановится у него перед Смоленском. Всё необходимое приготовил к приёму дорогих гостей. Вышел хозяин навстречу высокому гостю, а за ним супруга с дочерью. По сторонам центральной усадебной аллеи челядь выстроилась.

Цесаревич легко выбрался, почти выпрыгнул из кареты, распрямился, поражая всех стройностью и выправкой, и не чинясь, нарушая этикеты, направился к хозяину. Да так быстро, что тот и слова приветствия, заготовленные заранее, позабыл.

— Встречай, братец, встречай гостей незваных, — весело заговорил цесаревич.

— Да что, да почто незваных, — заговорил Каретников. — Дорогие гости, пожалте, пожалте в мои скромные чертоги.

Цесаревич сделал знак, чтобы его сопровождающие следовали за ним, да тут словно споткнулся. Подойдя к семейству Каретникова, он замер перед его дочерью, красота которой сразу обожгла сердце. Боже мой, куда уж там до неё штатным дворцовым раскрасавицам, замученным столичным климатом петербургским. Кровь с молоком. Стройна, светловолоса, голубоглаза — подлинная русская красавица. И откуда такое чудо в глуши, в сельце невеликом, захолустном?

— Супружница моя, Ксения Ефимовна, — представлял меж тем Каретников.

«Красива, — отметил про себя цесаревич. — Есть в кому дочери быть волшебной, сказочной, неотразимой…»

Конечно, что-то сказал галантно. А сам-то, сам во все глаза на необыкновенную девицу…

— Дочь моя, Елена Алексеевна, — продолжил Каретников.

Редко цесаревич замирал перед столичными красавицами, а тут замер на мгновение и склонился, чтобы поцеловать руку, хотя хотелось в этот миг прикоснуться губами не только к маленькой милой ручке.

А она-то, Алёнушка, словно из прекрасной русской сказки, тоже замерла, и тоже забилось её сердечко в неведомых предчувствиях, чего-то неотвратимого, чего-то доселе казавшегося невозможным для неё, совсем ещё юной девицы.

А хозяин уже приглашал в дом на обед. В русских имениях в подобных случаях всё что по полудни — всё обед, даже если и сумерки густятся вокруг.

На обеде всё чинно, по этикету. Всё, да не всё. Словно в полусне цесаревич Александр и Алёнушка, ломая все планы родительские, сели рядышком во главе стола — ну не дать не взять — жених и невеста. Наверное, уже в те минуты ёкнули сердца родительские и у Алексея Степановича, и у Ксении Ефимовны. К чему приведёт такая вот влюблённость с первого взгляда, тем более, влюблённость молодых людей, столь неравных по происхождению. Это тебе не отставной офицер Михаил Кузьмич Пржевальский, что повадился в дом, надоедая сватовством, пока не дал ему Алексей Степанович от ворот поворот и отказал в приёмах. А тут — страшно сказать — наследник Российского престола, сын грозного императора Николая Павловича, о котором более чем наслышан смоленский помещик Алексей Каретников.

Как себя вести? Что делать? На обеде сидели родители Елены Алексеевны как на раскалённых углях. Здравицы произносили, гостей потчевали, а сами глаз не спускали с цесаревича и доченьки своей. Эх, пара то хоть куда. Друг другу под стать. Да только невозможна такая пара. Это в допетровские времена русский царь выбирал себе в жёны первую красавицу из сотен девиц России. И не так уж важна была знатность невесты, хотя, конечно, те, кто занимался поиском красавиц, представляли на выбор дочерей вельмож, которые отблагодарить могли. Закулисные пружины и тогда действовали.

Но настали времена другие. По правилам, установленным в угоду Западу, жениться наследник престол мог только на европейской принцессе, чтобы через принцессу эту, когда она станет императрицей, воздействовать на русского государя.

Эх, были б старые времена, допетровские, как славно могло всё закончиться! Цесаревич был по-настоящему очарован, и когда после обеда Каретников пригасил гостей прогуляться по саду, случилось для него событие, встревожившее не на шутку. Цесаревич исчез. А вместе с ним исчезла и его доченька-красавица. Ну не так, чтобы уж совсем исчезли. Просто удалились от гостей и хозяев, уединились в саду.

Что можно было ожидать от юного цесаревича? Следил Каретников краем глаза, да разве ж уследишь? Сад большой, имение вообще весьма и весьма солидное. Выйдя в отставку и женившись на богатой невесте из рода Демидовых, Алексей Каретников купил это имение у своего бывшего хозяина, помещика. Уж больно прикипел душой к этим местам.

И вот теперь по великолепному саду этого имения прогуливался с его дочерью не кто-то, а наследник российского престола.

Цесаревич и необыкновенная его спутница прошли немного по аллейке сада, а тут и беседка на пути, вся утопающая в зелени. Заглянули в неё. На столе книги.

Вот и тема для разговора…

— Что читаете? — с интересом спросил цесаревич.

— Писателя Нарежного, Василия Трофимовича Нарежного… Папенька из Смоленска привёз. Слог замечательный, напевный, — проговорила Алёнушка, пряча взор своих прекрасных глаз.

Цесаревич взял книгу, прочитал:

«Прелестна заря утренняя, когда ланиты её сияют на чистом небе; благоухающ ветр кроткого вечера, когда веет он с лона розы и лилии; блистательны прелести ваши, девы славенские, когда кротость души и спокойствие сердца изображают светлые взоры ваши!»

Он посмотрел на Алёнушку и сказал:

— Знаю, знаю… Это «Славенские вечера», посвящённые древности. Это новелла, кажется, «Вечер седьмой: Ирена»?

И он, внезапно вспомнив обилие иноземных девиц при дворе, пробежал глазами по странице, выбрал то, что брало за душу, пристально глянул на смоленскую красавицу и почти не глядя в текст, прочитал, видно, выстраданное в мыслях о будущем, о прекрасном, обо всё, что ожидает каждого великого князя в этой жизни:

«Не подражайте дщерям земель иноплеменных, которые славу свою полагают в искусстве прельщать, не чувствуя влечения сердечного. Тщеславятся они числом побед своих, коварством приобретаемых. Прелестью жизни называют они свободу буйную не покоряться святым законам стыдливости, лучшему украшению пола прелестного. Не подражайте им, дщери российские. Внемлите древней песне моей. Вы познаете, что победы таковы непродолжительны. Время откроет коварство, разврат, сокрытые под личиною кроткой любезности. Тогда исчезнет торжество мнимое, и преступная прелестница будет жертвою несчастною своих замыслов!».

Елена Алексеевна посмотрела на него с удивлением, и цесаревич, перехватив взгляд сказал с улыбкой:

— Удивлены? Бравый военный и вдруг понимает и способен прочувствовать такие строки?

— Нет, нет, что вы?! — попыталась возразить девушка.

— Не надо. Я же вижу и не обижаюсь. Просто мой воспитатель, мой главный, я бы сказал, учитель знаете кто? — и не дожидаясь ответа, назвал: — Василий Андреевич Жуковский. Слышали о таком?

— Ещё бы…

И прочитала…

Ах! Не с нами обитает

Гений чистой красоты;

Лишь порой он навещает

Нас с небесной высоты…

Цесаревич улыбнулся и сказал:

— Нет, нет. Тут не согласен. С нами обитает гений чистой красоты. С нами. Василий Андреевич мне говорил, что из этих его строк Пушкин взял в своё знаменитое стихотворение вот именно это. Помните: «Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты…» Вы, именно вы, милая Алёнушка, гений чистой красоты.

— Ну что вы, что вы?

— Не спорьте, не спорьте…

Цесаревич взял её руку, поднёс к губам и коснулся того места, где заканчивалась лёгкая перчатка.

— Настоящий мужчина, — продолжил он. — Обязан быть решительным, смелым, обязан быть властным, обязан уметь вести за собой в бой… Но он обязан чувствовать «гений чистой красоты», понимать прекрасное, владеть не только резким языком командным, но и языком изящной словесности.

Он снова коснулся её руки, полу-обнял за талию.

— Ой, нас, кажется, ищут, к нам идут.

Шёл граф Адлерберг. Больше никто не решался нарушить уединение цесаревича и прекрасной дочки хозяина имения. Но это уединение становилось уже, мягко говоря, слишком затянувшимся.

— Да, да граф! — кивнул цесаревич, упреждая какие-то слова, которые тот должен был произнести. — Мы идём. Что там?

— Вечерний чай…

— Ах, вечерний чай… Да, да… Мы сейчас. Ещё пару минут.

Цесаревич был в этом месте и в эти часы главным, самым главным. Он мог решать и делать, казалось, всё, что его душе угодно. Но это только казалось. И он в значительной степени являлся пленником этикета — тех ограничений, которые придумали себе люди, чтобы сделать свою жизнь сложнее, скучнее и неинтереснее. Ограничения в «многомятежных человеческих хотениях» — любимая фраза Иоанна Грозного — необходимы, но важно, чтобы они исходили не от нарочитого «держать и не пущать», а из сердца, из души, порождённые не только знаниями порядков и правил, а воспитанием — правильным, назовём его патриархальным, — воспитанием, которое всегда выше образования, превращающегося в образованщину, если нет воспитания.

Цесаревич Александр Николаевич с самого раннего детства демонстрировал свои образованность — не случайно, ведь у него были лучшие учителя — и воспитанность — ведь у него был необыкновенный, талантливый, чуткий, но в то же время, если нужно, требовательный и жёсткий воспитатель — Василий Андреевич Жуковский.

Ну а уж педагогом Жуковский являлся отменным. В молодости он проявил себя учителем нескольких поклонений своих племянниц по многим предметам, а в особенности по изящной словесности. Но и он однажды не выдержал искушения и горячо, до беспамятства влюбился в одну из своих учениц, с которой состоял в слишком близком родстве, чтобы надеяться на что-то серьёзное в их отношениях.

Отменное воспитание цесаревича тоже не смогло оградить его от влюблённостей во фрейлин. И вот теперь он снова оказался в плену своих чувств, быть может, самых сильных и искренних в его жизни.

Они вышли из беседки и направились к дому, перед фасадом которого уже собрались и хозяева, и гости.

— Алёнушка… Я не могу с вами расстаться. Одна мысль об этом убивает меня.

— Но что же делать? Мне тоже жаль, что вы уезжаете? Может, погостите у нас? — с надеждой прибавила она.

— О, нет. Увы. Мой батюшка-государь составил очень жёсткий план путешествия. И завтра меня уже ждут в Смоленске. А знаете? Я приглашаю вас с собой, в Смоленск. Вы согласны?

Что могла сказать Елена Каретникова, ведь она была и во власти своей влюблённости, и во власти своих родителей. А что могли сказать они? Как ответить на приглашение дочери в поездку? Но ведь она была в какой-то мере и во власти наследника престола!

Какая буря чувство пронеслась в родительских сердцах, когда они услышали из уст цесаревича — наследника престола российского просьбу отпустить с ним в Смоленск их юную доченьку, которую они берегли и лелеяли, которую охраняли от любых опасностей, в том числе и на любовной ниве?

Тут приходит некоторое сравнение об уже упомянутом вскользь случае на балу, хоть и весьма отдалённом по событийности, но похожим по сути своей.

Однажды на балу в Москве, во время празднований по случаю коронации, императора Павла Петровича пригласила на танец красавица Анна Лопухина. Этот случай описывается в разных вариантах. По одному из них, девица Лопухина, необыкновенно красивая, случайно подошла к императору — ошиблась. По другому варианту, она ошиблась намеренно и так мило стушевалась, что император был очарован в мгновение. Ну а далее… Далее самое интересное. «Гнусный турок Кутайсов», кстати впоследствии предавший своего благодетеля в роковую ночь 11 марта 1801 года, и отец Анны Лопухиной, тут же решили воспользоваться влюблённостью государя и сделали всё, чтобы завязался роман. Тем более, Павел Петрович, полный сил и энергии, оказался в весьма сложном положении. После последних родов его супруге Марии Фёдоровне врачи категорически, под страхом смерти, запретили выполнение супружеских обязанностей.

Но это было при дворе, где у многих прожжённых царедворцев повредились нравы. А тут… Тут российская глубинка!

Конечно, если бы не жестокий закон, по которому великие князья, а в особенности наследники престола, могли жениться только на заморских принцессах, можно было бы уповать на такое развитие отношений, которое могло окончиться супружеством. Но в данном случае, такой исход исключался полностью.

Ночь. Тёплая июльская ночь. Короткая ночь. Цесаревичу не спалось. Вышел на балкон. Кругом тишина до звона в ушах. Смолкло всё в господском доме, погасли свечи, потемнели глазницы окон. Где-то близко, за каким-то окном она, красавица Алёнушка. Сердце забилось, когда вспомнил лёгкие прикосновения, вспомнил кроткий, нежный голосок, блеск прекрасных глаз. Заставил себя вернуться в комнату, лечь, постараться заснуть, ведь день ждал сложный, хлопотный.

Но долго не спалось родителям красавицы Алёнушки. О чём только не передумали Алексей Степанович и Ксения Ефимовна, в каких переживаниях провели ночь, неведомо, да только поутру не смогли они найти убедительных аргументов, чтобы запретить дочери поездку в Смоленск. Не посмели они открыто высказать опасения, что цесаревич — наследник престола Российского, сын несгибаемого Николая Павловича окажется обыкновенным соблазнителем и обесчестит их доченьку. Вон Лопухин мечтал, чтоб обесчестили, да только там-то как раз всё завершилось лишь платоническим романом. А здесь?!

Но не будем забегать вперёд…

Вспомним, как объяснил свой поступок в кинофильме «Жестокий романс» Паратов… Голову потерял и тому подобное, а потому неповинен и точка. Конечно, неуместна аналогия между цесаревичем, будущим выдающимся государем, павшим от рук врагов России, и взбалмошным, себялюбивым и эгоистичным купчиком. Но… чувства, если они действительно очень сильны и искренни, порой не знают границ. Приглашая красавицу Алёнушку в поездку, цесаревич Александр Николаевич был охвачен лишь одним желанием — ещё хотя бы немного побыть с нею рядом. Увы, он не принадлежал себе, он не мог взять, да остаться погостить в Кимборово. Он был обязан сесть в карету и мчаться дальше, дальше и дальше по просторам России. Но у него было несколько дней на посещение Смоленска и на ознакомление со Смоленщиной. И он хотел, чтобы рядом была поразившая его красавица.

Утром поезд, составленный из карет с золочёными вензелями, пугая сельчан своей торжественностью, двинулся в путь. И в карете цесаревича рядом с ним умчалась из родительского гнезда, впервые одна, впервые в обществе молодого человека юная красавица Алёнушка Каретникова.

Пусть до Смоленска не очень долог. А цесаревичу хотелось, чтобы он длился вечно. И того же хотелось его необыкновенной спутнице.

В Смоленске торжественная встреча. Губернатор — статский советник Виктор Яковлевич Рославец — всего лишь несколько дней назад, 6 июля 1837 года, принявший этот важный пост у своего предшественника действительного статского советника Николая Ивановича Хмельницкого предупреждён. Хмельницкий, поэт и драматург, человек хорошо известный Александру Сергеевичу Пушкину, за восемь лет своего губернаторства Хмельницкий превративший Смоленск в литературный, читающий — насколько это возможно по тем временам — город, дал немало советов, как провести приём цесаревича, сопровождаемого известным литератором Жуковским. В городе было что показать. В 1831 году по инициативе Хмельницкого там открыта Смоленская губернская библиотека. Губернатор, используя свои литературные связи, сам комплектовал её книжный фонд. Он обратился к известным литераторам, со многими из которых был в добрых отношениях. На эту просьбу откликнулся в числе других и Пушкин, приславший свои книги и журналы с публикациями.

Губернатор восстановил знаменитые Молоховские ворота, построил военный госпиталь, открыл новые мануфактуры.

И вот Рославцу выпала задача встретить цесаревича Александра и выполнить программу, о которой его предупредил в специальном письме Василий Андреевич Жуковский. Ну что же, опереться было на что. Город поднялся из руин после ожесточённых боёв с врагом в 1812 году. «Просвещённая» и «высококультурная» Европа разрушила его настолько, что долгие годы после освобождения города губернаторам приходилось жить в Калуге и оттуда руководить деятельностью губернии, а главное — её восстановлением.

К приезду цесаревича город уже принял надлежащий вид, и в нём всё было готово для выполнения задач путешествия. Губернатор полагал, что сразу ждут дела, дела, дела… Ждал указаний Жуковского, уточнений задач, да вот Жуковский-то и не приехал, и вышло всё совсем не так. Граф Адлерберг взял на себя организацию мероприятий. Конечно, цесаревич со своей прекрасной спутницей посетил Смоленский театр, основанный в 1780 году и знаменитый тем, что первой зрительницей его была прабабушка Александра Николаевича императрица Екатерина Великая, побывал в госпитале, ведь там лечились воины русской армии, заглянул в библиотеку, не без желания Елены Алексеевны, ну а потом… Молодость есть молодость. Начались балы, балы, балы. Губернские вельможи с удовольствием откликнулись на такие вот предложения Адлерберга.

Что же мог сделать губернатор? Инструкции?! Так ведь и не спросишь ни у кого, можно ли их нарушать? От государя через Жуковского поступили загодя совсем иные распоряжения. Но к кому обращаться? Жуковского нет. А до государя далековато. Царедворцы же, сопровождавшие цесаревича, рядом. Как ослушаться их?

Закрутилось, завертелось…

В театре, в ложе цесаревич и его спутница — самая красивая зрительская пара. На балах, где они не отрывались друг от друга, самая красивая пара танцевальная.

Кто мог сказать, что следует, а чего не следует делать, кто мог сказать, как поступать влюблённым, которым ни минуты не хотелось быть друг без друга и которые, пользуясь полной свободой, ни на минуту не расставались целыми сутками.

Вот уж и время, отведённое на пребывание в Смоленске, закончилось. Вот уж пора бы мчаться дальше и дальше. Но куда же там?! Разве можно найти в себе силы оторваться от любимой.

И вдруг как гром среди ясного неба. В Смоленск прибыл Василий Андреевич Жуковский, совсем не имевший представления о том, что происходит. Прибыл и увидел своего воспитанника в обществе «гения чистой красоты».

Решение могло быть лишь одно. «Гения чистой красоты» немедля отправить к родителям, а цесаревича посадить в карету, чтобы продолжить путешествие по России.

Лишь 12 декабря Великий Князь переступил порог Зимнего Дворца. Жуковский впоследствии писал, что путешествие можно сравнить с чтением книги, имя которой — Россия. Но ведь и венчанием с Россией он назвал это путешествие неспроста.

Отгорело лето, отпылала золотая осень, отпуржила зима, и вдруг по весне Елена Каретникова неожиданно была выдана замуж за Михаила Пржевальского. Ларчик открывался просто. Выяснилось, что она ждала ребёнка, и как-то надо было прикрыть грех. Кто отец ребёнка? Документы об этом молчат, зато свидетельствуют они о других удивительных фактах. Едва Елена Алексеевна Каретникова была обвенчана с Михаилом Кузьмичом Пржевальским, как у неё родился сын, которого назвали Николаем. Случилось это 31 марта 1838 года. Так появился на свет Николай Михайлович Пржевальский, в будущем знаменитый учёный, что достаточно хорошо известно, и генерал-майор Главного разведывательного управления, что известно в меньшей степени.

Когда маленькому Николаю исполнилось пять лет, произошло событие удивительное. Михаил Кузьмич Пржевальский согласно Своду Законов Российской Империи, подал прошение в Смоленскую Духовную Консисторию на получение Свидетельства о рождении. А через некоторое время было выдано свидетельство. Да какое!

Вот оно. Судите сами:

«СВИДЕТЕЛЬСТВО

По Указу Его Императорского Величества из Смоленской Духовной Консистории.

Дано сие за надлежащим подписанием с приложением казённой печати штабс-капитану Михаилу Кузьмичу Пржевальскому во следствие его прошения и на основании состоявшейся в Консистории резолюции для представления при определении сына Николая в какое-либо казенное учебное заведение в том, что рождение и крещение Николая по метрическим книгам Смоленского уезда села Лабкова записано следующею статьею 1839 года апреля 1-го числа Смоленского уезда сельца Кимборова отставной штабс-капитан Михаил Кузьмич и законная его жена Елена Алексеевна Пржевальские, оба православного вероисповедования, у них родился сын Николай, молитвами имя нарек и крещение совершил 3-го числа села Лабкова Священник Иван Афанасьевич Праников с причтом, а при крещении его восприемниками были Смоленского уезда сельца Кимборова коллежский асессор кавалер Алексей Степанов Каретников и Черноморского казачьего полка генерал-майора и кавалера Николая Степанова Завадовского жена Елисавета Алексеевна Завадовская.

Города Смоленска сентября 18 дня 1843 года». (ЦГИА, ф. 1343, oп. 27, д. 6459, л. 6.)

Не случайно дата рождения установлена Указом самого Государя Императора, и этим же Указом поставлен вместо 1838, 1839 год рождения. Нужно было увести дату рождения подальше от года пребывания в Смоленске великого князя, будущего Императора Александра Второго, дабы избежать лишних пересудов и сплетен.

Ведь если бы это было просто ошибкой, Михаил Кузьмич Пржевальский и Елена Алексеевна сразу бы её заметили и попросили бы поправить. С другой стороны, не стали бы родители маленького Николая подавать прошение на получение свидетельства на четырехлетнего ребёнка, ибо, по существовавшим правилам, документы выдавались на детей пятилетних. И никто бы их прошения рассматривать не стал. Интересно также, что к книге, хранящейся в церкви села Лабкова, где была первичная запись по поводу рождения, доступ был ограничен специальным распоряжением. Её нельзя было взять, чтобы ознакомиться с записями. Музейные работники свидетельствуют, что подлинник этой метрической книги никогда, нигде и никому публично не был представлен. В Музее Пржевальского в Смоленской области была лишь рисованная копия листа метрической книги с упомянутой записью о рождении. Но она, вполне понятно, не может служить документальным свидетельством, так как в ней не указан год заполнения, не читается месяц рождения и не понятно какое поставлено число рождения. Подобные ограничения просто так не делаются. Следы запутывались умышленно.

Следует ещё добавить, что сам Николай Михайлович Пржевальский в письмах матери, когда это приходилось к слову, указывал годом своего рождения именно 1838-й.

Есть и ещё один любопытный факт. Было это уже несколько позднее, когда Николай Пржевальский учился в шестом классе гимназии, в городе Смоленске.

Среди учителей гимназии оказался один весьма неприятный тип. Очень любил всякие каверзы. Завёл даже журнал, куда записывал самые, даже мельчайшие прегрешения гимназистов. Скрупулёзно записывал, не только дни, но и часы проказ указывая. Ну и при случае начинал зачитывать провинившемуся, когда и что тот совершал прежде. И голос гнусавый, как у всякого зловредного человечка и тон нудно-назидательный. Терпели, терпели гимназисты, да и решили выкрасть этот талмуд и уничтожить.

Но кто это сделает? Задача не из лёгких, да и попасться можно.

— Кинем жребий, — предложил один из ребят.

Кинули. И надо же, свершить задуманное выпало Николая Пржевальскому.

Ну что ж, надо так надо. Сумел он всё сделать тихо. Журнал утащил и бросил его в Днепр.

Не следующий день разразился скандал. На подозрении по ряду причин оказался именно класс, в котором учился Николай Пржевальский.

Но ребята держались стойко. Виновника не выдали. И тогда их всех отправили в карцер. Тут-то и не выдержал Николай Пржевальский. Признался ради того, чтоб товарищей отпустили.

Ну что же. Решение было жёстким: из гимназии исключить. Всякие другие взыскания исключались, потому что обиженный учитель считал, что наказание должно быть суровым.

Елена Алексеевна примчалась к директору. Стала уговаривать сурово наказать, даже высечь, но из гимназии не исключать. Это теперь исключённый дорогу перейдёт, да в другую школу устроится, а то и в лицей. Ныне это название расшифровывается так — ЛИшение ЦЕлеЙ, ну и, конечно, знаний. Только что мне рассказали, как в одном таком лишенце учитель литературы, заметьте, литературы, вещает о том, что Русь всегда была лапотной, всё нам построили и создали варяги, да, почему-то литовцы, а Великую Отечественную войну нам выиграли американцы. Ну и далее в том же духе. Хорошо, что ученики в том классе, далеко не лишённые разума, подобно этой училке, а то бы ведь поверили.

Ну так вот, оказался Николай Пржевальский в ситуации сложнейшей, возможно, в те минуты и сам не понимал, в какой. Исключение из гимназии и… всё. Какие там в будущем научные географические открытия? Какая там работа в разведке? Остался бы неучем, сидел бы в деревне, как многие в ту пору, неудачники.

Просила, умоляла Елена Алексеевна. А директор гимназии резонно отвечал, мол, как же можно за такой проступок выговором то или даже карцером отделаться.

— Ну розгами накажите, только не исключайте.

— Э-нет, — возразил директор. — Если высеку гимназиста в шестом-то классе, сам из гимназии вылечу. Дворянина-гимназиста в этом возрасте только родной отец имеет права высечь. Больше никто. Таков закон Российской Империи.

Елена Алексеевна отправилась к попечителю учебных заведений. Тот только руками развёл. Ничем помочь не мог, но обещал подумать, а, когда она ушла, сел за стол, подвинул к себе лист бумаги и написал письмо в Санкт-Петербург. Знал попечитель, что не простой это гимназист — Николай Пржевальский, знал уже к тому времени давнюю, но памятную историю пребывания в Смоленске наследника престола Александра Николаевича. Знал и о том, что лично император вмешался в установление даты рождения этого отрока. Надо было как-то довести до сведения цесаревича, что отрок этот попал в беду. Писать цесаревичу напрямую попечитель права не имел. Депешу направил на имя графа Адлерберга.

Перенесёмся теперь в Санкт-Петербург, в кабинет цесаревича. Представим себе сцену весьма любопытную.

Вечерело и закатные лучи солнца пробивали наискось кабинет, когда на пороге появился граф Адлерберг, старый приятель цесаревича Александра Николаевича и участник его юношеских забав и приключений. Теперь же за столом своего кабинета сидел повзрослевший молодой человек в военном мундире, строгий, подтянутый. Он вопросительно посмотрел на вошедшего, отрываясь от бумаг.

Адлерберг пояснил свой визит, не дожидаясь вопроса:

— Пришло письмо от попечителя учебных заведений города, — он сделал паузу и закончил, хитро улыбнувшись, — города Смоленска…

Цесаревич сразу встрепенулся, словно почувствовав, что письмо касается именно его, и не ошибся. На вопрос:

— Что же пишет попечитель?

Адлерберг, сделав шаг к столу и развернув лист бумаги, ответил:

— Сообщает о том, что гимназист Николай Пржевальский совершил поступок, за который его собираются исключить из гимназии.

— Что же такого он совершил?

— Выкрал и выбросил в Днепр журнал, в котором преподаватель записывал прегрешения гимназистов, — сообщил Адлерберг.

— Зачем? — удивлённо спросил цесаревич.

— Донял гимназистов этот их преподаватель, ну и бросили жребий, кто выкрадет из канцелярии и уничтожит журнал. А когда в карцер отправили весь класс, гимназист Николай Пржевальский признался, что сделал это он. Директор гимназии принял решение об исключении…

— Вот даже как! — цесаревич встал из-за стола, подошёл к окну и, не оборачиваясь, попросил продолжить рассказ.

— Матушка гимназиста Елена Алексеевна Пржевальская, — Адлерберг снова сделал паузу и уточнил, — в девичестве Каретникова, дочь помещика из Кимборова, умоляет не исключать. Ну хоть высечь за проступок, но не исключать.

— Высечь? И что же?

— По нашим законам высечь дворянина имеет право только отец, — напомнил Адлерберг.

— Знаю! — сказал цесаревич. — Давай письмо.

Адлерберг положил исписанный лист бумаги на стол и с интересом посмотрел на цесаревича. Тот ещё раз пробежал глазами текст, усмехнулся и, склонившись над столом, написал резолюцию: «Высечь мерзавца и всего делов!». А затем поставил свою подпись.

— А почему это попечитель тебе написал? — спросил, подавая Адлербергу письмо.

— Да потому что к наследнику престола чиновник его ранга обращаться не может.

— Понятно. Отправь письмо немедля. А всё же молодец, этот негодник. Исполнил суворовскую заповедь — сам погибай, но товарища выручай.

Адлерберг покинул кабинет, а цесаревич снова подошёл к окну и задумчиво посмотрел на сочную зелень парка, на аллеи, открывающиеся из окон летней резиденции русских царей.

Кимборово, небольшое село Кимборово, помещик Каретников и его дочь, первая Смоленская красавица. Всё это вспомнилось остро, горячо, заставив забиться сердце.

Так закончилось венчание будущего Императора Александра Второго с Россией!

Когда меня спрашивают, не хочу ли сказать, повествуя о том случае, что Николай Михайлович Пржевальский являлся сыном Наследника Престола, впоследствии ставшего Императором Александром Вторым, отвечаю: утверждать этого ни я, никто другой не может. Но судите сами, отчего вдруг было проявлено столько внимания к смоленскому отроку и при выдаче свидетельства о рождении, и по поводу его провинности в гимназии? Кстати, и в дальнейшем Николай Михайлович Пржевальский пользовался вниманием при дворе, а на приёмах, на которых ему доводилось бывать уже в генеральском звании, знатоки протокола сразу отметили — занимал он место не по своему чину, а по тайному своему положению великого князя, хотя и не по имени, но, по существу.

Недаром русский консервативный писатель и мыслитель рубежа XIX-XX веков, отметив, что «всё, всё великое, священное земли имеет мистическую сторону», написал: «История есть своего рода теофания (непосредственное явление божества в различных религиях — ред.). В судьбах народов сказывается воля и цели Провидения. Слова Гамлета:"Есть Божество, ведущее нас к цели" — с полным основанием можно применить к истории… В русском самодержавии есть много мистического, но и мистика его должна быть, насколько возможно, выяснена только русским политическим самосознанием».

И далее указал: «Мистика русского самодержавия всецело вытекает из учения Православной Церкви о власти и из народных воззрений на Царя как на"Божьего пристава"».

Царская родословная

Ну а теперь обратимся к более далёкой родословной Великого послушника Земле Русской.

Можно верить или не верить в то, что Сталин был сыном Пржевальского. Это, как говорится, дело хозяйское. А вот факты остаются фактами. Повторим основные из тех, что изложены выше.

Николай Михайлович в Гори приезжал и в доме князя Мамилашвили встречался с Екатериной Георгиевной, урождённой Геладзе. Детей у неё с мужем не было. Все умирали, едва родившись.

Чтобы увести рождение Иосифа от отцовства Пржевальского, его день рождения перенесли на год. Такое случалось, и за примером далеко ходить не надо — ведь день рождения самого Николая Михайловича тоже перенесли на год, а метрические записи в книгах не сохранились. Кстати, тоже самое произошло и прабабушкой императора Александра Второго Екатериной Великой. Там тоже мудрили с датой рождения, и тоже исчезли все книги, которые могли пролить свет на то, когда же всё-таки родилась будущая государыня. Правда, там речь шла не о годах, а о нескольких неделях. Но об этом подробно будет сказано на последующих страницах.

Николай Михайлович Пржевальский регулярно посылал матери Иосифа, Екатерине Георгиевне, деньги на содержание и воспитание ребёнка. Кто-то скажет, мол, не на ребёнка. Ну а на что тогда? Факт получения Екатериной Георгиевной денег подтвердила её правнучка. Правда, она прибавила, мол, это ни о чём не говорит. Ой ли?

Ну и ещё один факт. Сталин приказал повесить в своём кабинете в Кремле портрет Николая Михайловича Пржевальского, а в 1943 году выезжал подо Ржев как раз в то время, когда должны были освободить имение Николая Михайловича.

Не слишком ли много совпадений?

Кратко перечислим и факты, касающиеся самого Николая Михайловича. С чего это вдруг сам император Николай Первый установил день рождения этого новорожденного смоленского дворянина? Ну и чем могла окончиться поездка в Смоленск Елены Каретниковой в обществе цесаревича Александра, в ту пору уже довольно опытного сердцееда, причём сердцееда, в тот, именно в тот раз, по-настоящему влюблённого. Для чего были изъяты документы, касающиеся точной даты рождения Николая Пржевальского? И с чего бы вдруг попечитель учебных заведение Смоленской губернии написал письмо Адлербергу в надежде, что тот сообщит о происшествии с гимназистом Николаем Пржевальским?

Что ж, копнём глубже. То, что Александр Второй сын Николая Первого, а Николай Первый — сын Павла Первого, сомнений нет и никогда не оспаривалось. Не оспаривалось и то, что Павел Первый сын Екатерины Великой. Но вот что касается отца Павла Петровича, тут существуют очень серьёзные факты, опровергающие отцовство Петра Третьего.

Историк, основатель и издатель журнала «Русский архив»

Пётр Иванович Бартенев вспоминал, что однажды император Александр III спросил его, «правда ли, что Павел Первый был сыном не Петра Второго, а графа камергера Сергея Васильевича Салтыкова».

Бартенев подтвердил этот факт, и тогда государь, сразу оживившись, заметил, мол, так что ж из рода-то выходит мы славного, ну и нас напрасно немчурой дразнят.

Уже в ту пору некоторые умники стали говорить о том, что Романовы то по крови не русские, а уж в наши то времена и вовсе стали подсчитывать процент русской крови в государях царской династии. Да вот только поспешили с этим делом.

Итак, мы установили, что отец Сталина генерал-майор Николай Михайлович Пржевальский является незаконнорожденным сыном Императора Александра Второго.

Стало быть, он имеет более чем прямое отношение к Династии Романовых, вернее сказать — что мы увидим в дальнейшем — к правящей династии.

После революционных битв и вихрей именно сын Пржевальского принял скипетр Государя Державы Российской, Советской России, которая с 1922 года стала именоваться СССР или Советским Союзом.

Послушаем, что по этому поводу говорил современник Сталина и его лютый враг, враг не только его самого, но и управляемой им Державы. Послушаем, что говорил Гитлер, почти истерически взывая к лидерам Западных стран, которых пытался сделать союзниками в борьбе со Сталиным и СССР:

«Сталин лишь претворяется, будто он герольд большевистской революции. На самом деле он отождествляет себя с Россией и Царями и просто возродил традицию панславизма. Для него большевизм только средство, только маскировка, цель которой обмануть германские и латинские народы».

Из воспоминаний соратников Гитлера известно, что «в течение своей жизни Гитлер не раз говорил о Сталине, особенно охотно в своих «застольных беседах», сочетая презрение к большевистскому лидеру с восхищением его методами правления».

То, что наследственность влияет на судьбу человека, порою, самым решительным образом, теперь уж не секрет. Было время, когда иные деятели пытались отрицать это, даже подделали под себя известное заявление Ленина о том, что кухарка может управлять государством. Ленин говорил несколько иначе — кухарка, получившая соответствующее образование, может управлять государством. Хотя и здесь мы встречаемся с серьёзной неточностью, быть может, допущенной умышленно. Как тут не вспомнить одно известное пророчество о том, что Императорскую Россию погубит Пугачёв из университета. Она, некоторым образом, отразилось в том, что произошло — Ленин как раз и оказался «Пугачёвым из университета».

Вот тут можно сослаться на труды нашего знаменитого мыслителя Ивана Александровича Ильина, который указывал на то, что образование без воспитания как раз и порождает «пугачёвых из университетов».

Ильин писал:

«Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно даёт в его распоряжение жизненно-выгодные возможности, технические умения, которыми он, — бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный — и начинает злоупотреблять».

Из этого философ сделал вывод о том, что «безграмотный, но добропорядочный крестьянин лучше образованного негодяя».

Поэтому-то образованные, но полностью лишённые воспитания негодяи из «гвардии» Ленина-Троцкого-Свердлова уничтожали добропорядочное крестьянство. Но враги России забывали прежде и забывают теперь, что в истинно Русских людях, в Великороссах заложена недюжинная сила. Она живёт в крови, в генах. И в генах Сталина жила память о Державных деяниях великих предков.

Как известно, родоначальником Династии Романовых был племянник первой и, что важно отметить, по-настоящему любимой жены величайшего Русского Государя Иоанна Грозного Анастасии, отравленной врагами России. Теперь уже достаточно опубликовано документов, доказывающих, что отравлены были и сам Государь Иоанн Васильевич и его мать Елена Васильевна Глинская, и его сыновья Иоанн Иоаннович, и Феодор Иоаннович.

Род замечательной Династии Рюриковичей пресёкся на младшем сыне Иоанна Васильевича, на Дмитрии Иоанновиче, которому не суждено было даже ступить на Престол Русский Царей.

Но в 1613 году на Московском Земском Соборе был избран новый Царь Михаил Фёдорович, и одной из причин избрания стало именно то, что он был племянником любимой в народе Царицы Анастасии. Хотя бы в этом, как казалось, будет соблюдена преемственность Династии, которая превратила Русь из отдельных княжеств в государство, способное противостоять многочисленным врагам.

Историки считают, что падение в пучину смутного времени, за период которого Россия лишилась половины своего населения, стало результатом отказа от государственной системы Рюриковичей.

Но вот началось возрождение — Русь снова была на взлёте. Одним из показателей этого взлёты было и то, что Украина (уточним, что само название «украина» появилось значительно позже) сама попросилась в лоно Державы Российской. Под руку Державы слабой не просятся. Просьба под могучую руку, а не воссоединение, поскольку под руку Московского Царя Династии Романовых перешли реестровое Войско Запорожское и население некоторых подконтрольных войску земель, находившихся на территории ныне сотканного образования под названием Украина. Термин же «воссоединение» придумали в 20-е годы ХХ века.

Итак, Русь на взлёте, а когда Русь на взлёте, правителей Запада, явных и тайных всегда, во все времена разъедала и разъедает злоба и ненависть. Как остановить взлёт? Очень просто — прервать Династию, уничтожить наследников престола.

Так было и при Рюриковичах во времена древние.

В VIII веке в Новгороде княжил Буривой, который вёл ожесточённую борьбу с варягами. Когда же потерпел поражение, вынужден был покинуть Новгород. Но Новгородцы не покорились варягам. Они попросили Буривоя прислать к ним на княжение его сына Гостомысла, под руководством которого и одолели варягов.

После победы над варягами началось долгое и славное правление Гостомысла. У Гостомысла было четыре сына и три дочери. Казалось бы, династия достаточно крепка. Но… Гостомысл был очень хорошим князем и сделал много важного и доброго для Новгородской Руси, укрепив её могущество и обороноспособность, а, следовательно, был ненавидим врагами Словении. И вот как-то так случилось, что все четыре его сына ушли из жизни преждевременно. Гостомысл лишился наследников по мужской линии. Случайность? Случайностей в вопросах престолонаследия никогда не бывало ни во времена давние, ни во времена, более близкие. Ведь Русскую Землю всегда окружали народы со звериными повадками, готовые в любую удобную минуту нанести коварный удар, чтобы пограбить, поглумиться над женщинами, детьми, стариками, словом, над теми, кто не мог дать сдачи. Многие из агрессоров ошибочно причислены к Славянам и Ариям. Они гораздо ближе к тому, что произошло от обезьян.

Не случайна и смерть всех четырёх сыновей Гостомысла при его жизни. Неслучайна, потому, что по законам престолонаследия Новгородский княжеский стол должен был перейти в этом случае к старшему сыну старшей дочери Гостомысла. А она, эта старшая дочь по имени Улита, была замужем за неславянином, то есть не за Арием, а за кем-то, если взять теорию Дарвина, произошедшем от обезьяны. В то время допускалось наследование княжеского стола по женской линии в тех случаях, когда прерывалась линия мужская.

Средняя же дочь Гостомысла по имени Умила, любимица новгородцев, была замужем за князем полабских славян Годлавом. И были у неё сыновья Рюрик, Трувор и Синеус. Но как обойти закон престолонаследия? Как отдать Новгородский стол своим родным Славянам? Гостомысл думал долго, переживал, и вдруг приснился ему однажды сон, что из чрева Умилы выросло большое дерево, с которого питается новгородский народ. Он счёл сон пророческим, и объявил о нём своему народу. Решение сделать наследниками сыновей Умилы было общим, но осуществить его помешала внезапная смерть Гостомысла. Нужно было отдавать престол сыну Улиты, но новгородцы воспротивились этому и направили депутацию к Рюрику, Трувору и Синеусу.

Посланцы новгородцев и других северных племён Словении явились к Рюрику, Синеусу и Трувору с предложением: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет, да поидите княжить и володеть нами».

Всё предельно ясно, но ясно для человека, способного мыслить. Действительно велика Земля Русская, а вот наряда или нарядника, то есть, руководителя в ней нет. Приходите и становитесь руководителями. Но те, кому хотелось показать, что для Русских людей, вообще, характерен беспорядок, умышленно прочли так, как им выгодно: «порядка в ней нет», хотя прочесть так, нужно было ещё умудриться, ибо наряд и порядок вещи разные. Наряд — это приказ, управление, власть.

Наши древние пращуры призвали на Русь прямых наследников любимого ими князя Гостомысла, чтобы они взяли в свои руки власть. Рюрик, Синеус и Трувор правили Словенией с 870 года. Рюрик пережил братьев, и после их смерти объединил все земли Словении в своих руках. Женат он был на норвежской княжне Ефанде, которая родила ему сына Игоря.

Из троих сыновей Умилы имел наследника только Рюрик. Здесь нужно заметить, что в отношении братьев Рюрика академик Борис Александрович Рыбаков писал: «Историки давно обратили внимание на анекдотичность «братьев» Рюрика, который сам, впрочем, являлся историческим лицом, а «братья» оказались русским переводов шведских слов. О Рюрике сказано, что он пришёл «с роды своими» («sine use» — «своими родичами» — Синеус) и «верной дружиной» — («tru war» — «верной дружиной») — Трувор). «Синеус — sine hus — «свой род». «Трувор — thru waring — «верная дружина».

Другими словами, в летопись попал пересказ какого-то скандинавского сказания о деятельности Рюрика (автор летописи, новгородец, плохо знавший шведский язык, принял упоминание в устной саге традиционное окружение Рюрика за имена его братьев».

Так что династия могла бы получить наименования не только династии Рюриковичей, но Гостомысловичей…

Впрочем, в данном случае нас интересует факт «случайного» уходу из жизни сразу четырёх сыновей успешного в государственной деятельности князя Гостомысла. Допустим… Это случайность, хотя верится слабо.

У читателя может возникнуть вопрос, отчего это мы столь далеко отходим от рассмотрения Династии Романовых. Ведь в первых главах доказывается, что предки Сталина — Романовы. Не буду забегать вперёд, но замечу, что всё это станет ясно из последующих глав рукописи. Переплетение Династий — дело таинственное, происходившее не без воли Бога тайной. И мы коснёмся этих тайн.

Устранение наследников престола — дело для тёмных сил Запада привычное. Особенно эти тёмные силы активизировались, когда их начинало пугать возвышение Руси. Хотя Русь всегда и во все времена никому не угрожала — угрозой для Запада было само могущество Руси.

Поднялась Русь при Гостомысле — и тут же удар по наследникам княжеского стола. Новый необыкновенный подъём пришёлся на эпоху Иоанна Грозного — деяниями этого замечательного Государя укреплялась Русь. Так случайно ли ушли из жизни все четыре сына Государя Иоанна Васильевича?

Разумеется, историки — выкормыши ордена русской интеллигенции — утверждают, что конечно же случайно. Точнее, они придумывают самые невероятные мифы о том, как Царь Иоанн Грозный лишился наследников.

Уже доказано, что второй по старшинству сын Иоанна и третий по старшинству Феодор отравлены, хотя выдумано, что царевича Иоанна сам Царь убил. Причём, как говорят историки — то есть специалисты по извращению прошлого — убил дважды. Один раз во время ссоры в покоях супруги Царевича, второй раз во время переговоров о мире с поляками. Один раз убил за то, что стал защищать супругу, которая, якобы, по мнению Царя была одета не так как следует, за что её распекал Иоанн Васильевич. Второй раз Царь убил сына за то, что он при выработке мирного договора встал на сторону крамольных бояр. Причём, по времени убийство состоялось до переговоров о мире. Но уж какие тут пустяки?! Ныне вон Запад истерично визжит, доказывая, что вооружённые силы Донецкой Народной республики сбили самолёт почти что из рогатки. Ну а то, что историки выдумали о том, что Царь дважды убил сына, неудивительно, ведь в Придуркаине обычно политики кончают жизнь самоубийством, делая обязательный контрольный выстрел, а бандиты, убегая от преследования, дважды сами убивают себя во время бегства. И всё сходит за сущую свидомодолбанутую правды.

А что случилось с первенцем Иоанна Васильевича и любимой жены его Анастасии Романовны? Оказывается его, ещё младенцем, «случайно» уронили в ледяную воду во время поездки на богомолье…

Даже в многосерийном лжефильме эпизод изобразили… Едет по воде карета, и вдруг вылетает из окна младенец и бух в воду… Случайно вылетел…

Ну а четвёртый сын был изведён в младенчестве… И снова фигурирует «случайность» — во время игры на свайку накололся.

А всё очень просто — при Иоанне Грозном Русь добилась грандиозных успехов. Надо было её остановить… И остановили. После истребления наследников Престола Россия скатилась в смутное время, при котором потеряла половину своего населения.

Нужно было что-то делать и с новой Династией. При Алексее Михайловиче Русь спокойно, без лишнего шума начала свой очередной подъём. Ну и опять тёмные силы Запада взялись за наследников Престола. Правда, решить все вопросы не успели, а потому удар нанесли по молодому Царю Петру Алексеевичу.

В интернете теперь немало материалов, в которых аргументированно доказывается подмена Царя Петра с целью уничтожения или, по крайней мере, ослабления России. Вот, к примеру, строки из статьи: «Петр Первый. Реформы, убивавшие Россию», размещённой на сайте «Кладовая знаний» 17 октября 2011 года. Найти статью и прочитать полностью очень просто.

В самом начале говорится: «Наиболее эффективный способ управления нами — подмена руководителя». Это утверждение ещё пригодится нам в дальнейшем.

Далее указывается, что в работе «Антихрист» Дмитрий Мережковский отметил полное изменение внешности, характера и психики у царя Петра I после его возвращения из «земель немецких», куда он поехал на две недели, а вернулся через два года. Русское посольство, сопровождавшее царя, состояло из 20 человек, и возглавлял его А.Д. Меньшиков. После возвращения в Россию это посольство состояло из одних голландцев (включая небезызвестного Лефорта), единственным из старого состава остался лишь Меньшиков. Это «посольство» привезло совершенно другого царя, плохо говорившего по-русски, не узнающего своих знакомых и родственников, что сразу выдавало подмену. Это понудило царицу Софью, сестру настоящего царя Петра I, поднять стрельцов против самозванца.

Как известно, стрелецкий бунт был жестоко подавлен, Софью повесили на Спасских воротах Кремля, жену Петра 1 самозванец сослал в монастырь, куда она так и не доехала, и вызвал свою с Голландии. «Своего» брата Ивана V и «своих» маленьких детей Александра, Наталью и Лаврентия ЛжеПётр умертвил сразу, хотя официальная история об этом рассказывает нам совсем по-другому. А самого младшего сына Алексея казнил, как только тот попытался освободить своего настоящего отца из Бастилии».

Не будем вдаваться в подробности, поскольку это — не наша тема. Заметим, только, что Сталин на знаменитом параде 7 ноября 1941 года не назвал Петра в числе великих предков, образы которых вдохновляют на подвиги. А ведь после революции едва ли не один Пётр не был сокрушён с пьедестала. И продолжал именоваться «великим». Почему же не назвал? Ведь какие мифы раздувались после революции о полководческом таланте Петра? Случайно Пётр не попал в список? Нет… В деяниях Сталина случайностей не было. Прекрасно знавший великое прошлое России Сталин, конечно, имел свой взгляд на Петра и его время. Инструктируя режиссёра фильма"Иван Грозный"Эйзенштейна и исполнителя роли Царя, Сталин сказал:

«Царь Иван был великий и мудрый правитель. Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в нашу страну не пускал, ограждая страну от иностранного влияния… Петруха открыл ворота в Европу и напустил слишком много иностранцев». (Цит. по: В. Кобрин. Иван Грозный. М., 1989, с.8).

Часто можно слышать о том, что Династия Романовых — прозападная Династия. Но позвольте… Ведь тот, кто называл себя Царём Петром, не Романов! Его издевательства над Россией невероятны, он за время царствования сократил население России, по мнению выдающегося нашего историка В.О. Ключевского, на треть, а по данным некоторых других историков — на 40 процентов! Для сравнения, в период царствования Иоанна Грозного население увеличилось вдвое.

Итак, династия Романовых пресеклась? Пресеклась. Далее дети пошли от Марты Самуиловны Скавронской, которую новый Царь, якобы, отнял у воеводы Бориса Шереметьева, а тот в свою очередь, нашёл где-то в Саксонии.

И совершенно напрасны потуги тех, кто рассуждает о малых долях русской крови у представителей Дома Романовых. Крови Романовых после ликвидации настоящего Петра там не оставалось. Но… лишь до определённого момента.

Что же было далее?

Известно, что Императрица Елизавета Петровна умышленно подобрала в супруги великому князю Петру Фёдоровичу невесту не знатную, которая не могла бы воспользоваться услугами придворный партий в борьбе за престол. Императрица понимала, что наследовать Российский трон её племянник по своим душевным и физическим качествам не может. Она стремилась быстро женить его, забрать ребёнка себе и воспитать как Наследника Престола. Но неожиданно её планы натолкнулись на препятствие, связанное с состоянием здоровья Великого Князя. Как выяснилось, Пётр Фёдорович не мог стать отцом…

Дело в том, что отцовство графа Салтыкова можно считать доказанным, тем более и сама императрица Екатерина дважды подтвердила это — и в своих «Записках», и в «Чистосердечной исповеди», адресованной своему избраннику Григорию Александровичу Потёмкину незадолго до венчания с ним. Напомню, что писала по этому поводу государыня:

«Марья Чоглокова, видя, что чрез девять лет обстоятельства остались те же, каковы были до свадьбы, и быв от покойной Государыни часто бранена, что не старается их переменить, не нашла иного к тому способа, как обеим сторонам сделать предложение, чтобы выбрали по своей воле из тех, кои она на мысли имела. С одной стороны выбрали вдову Грот, которая ныне за Арт[иллерии] Генер[ал]-пору[чиком] Миллером, а с другой — Сер[гея] Салтыкова] и сего более по видимой его склонности и по уговору мамы, которую в том поставляла великая нужда и надобность. По прошествии двух лет С[ергея] С[алтыкова] послали посланником, ибо он себя нескромно вел, а Марья Чоглокова у большого двора уже не была в силе его удержать».

То есть, после рождения сына, названного Павлом, Салтыков через чур разболтался по поводу того, что именно он отец наследника престола. Пришлось отправить подальше. Ведь слишком шаток был в те годы престол русских царей, слишком часто сотрясали его дворцовые перевороты.

В своих «Записках…» Екатерина Великая говорит о том, что сын родился после её самого близкого общения с Сергеем Салтыковым.

В 1774 году Екатерина Вторая в «Чистосердечной исповеди», адресованной своему избраннику Г.А. Потёмкину, коснулась этого вопроса. Дело в том, что с момента бракосочетания, то есть с 21 августа 1745 года, Елизавета Петровна безуспешно прождала 9 лет, когда же молодая чета подарит наследника. Увы… Всё было тщетно.

Екатерина Алексеевна вспоминала в 1774 году: «Мария Чоглокова, видя что через девять лет обстоятельства остались те же каковы были до свадьбы, и, быв от покойной Государыни часто бранена, что не старается их переменить, не нашла иного к тому способа, как обеим сторонам сделать предложение, чтобы выбрали по своей воле из тех, коих она на мысли имела; с одной стороны выбрали вдову Грот.., а с другой Сергея Салтыкова и сего более по видимой его склонности и по уговору мамы, которую в том наставляла великая нужда и надобность».

«Чистосердечная исповедь» адресована будущему тайному супругу, и потому Екатерина II деликатно, намёками касается щекотливого вопроса. В основном тексте"Записок…"она говорит о предложениях и советах, делаемых ей, более прямо и откровенно: «Во время одного из… концертов Сергей Салтыков дал мне понять, какая была причина его частых посещений. Я не сразу ему ответила; когда он снова стал говорить со мной о том же, я спросила его: на что же он надеется? Тогда он стал рисовать мне столь же пленительную, сколь полную страсти картину счастья, на какое он рассчитывал; я ему сказала:

— А ваша жена, на которой вы женились по страсти два года назад, в которую вы, говорят, влюблены и которая любит вас до безумия, — что она об этом скажет?

Тогда он стал мне говорить, что не всё то золото, что блестит, и что он дорого расплачивается за миг ослепления.

Я приняла все меры, чтобы заставить его переменить эти мысли; я простодушно думала, что мне это удастся; мне было его жаль. К несчастью, я продолжала его слушать. Он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться ни при большом дворе, ни тем более при нашем. У него не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приёмов, какой дают большой свет и особенно Двор. Ему было 26 лет; вообще и по рождению, и по многим другим качествам это был кавалер выдающийся».

А рядом — совершенно иной экземпляр — грубый, необразованный, косноязычный, так и не освоивший в должной степени русского языка, но научившийся бранным словам. Да к тому же ещё волочившийся за всеми женщинами подряд, которые принимали волокитство только благодаря титулу волокитчика, да из желания насолить Великой Княгине Екатерине Алексеевне, к которой испытывали жгучую зависть.

Но Екатерина вовсе не была такой, какою её постоянно стремятся выставить книжные и телевизионные знатоки тайн чужих постелей, то бишь «сплетники, — по меткому определению княгини Ливен, — хуже старой бабы». Если Екатерина и обращала внимание на ухаживания, то, как сама искренне восклицала: «Бог видит, что не от распутства, к которой никакой склонности не имею».

И ухаживаниям Салтыкова она сопротивлялась долго, вовсе не подозревая, что отчасти они вызваны не только его несомненным к ней чувством, но и настоятельными рекомендациями Марьи Чоглоковой, ответственной за рождение наследника.

Многое открывает в тайне рождения Павла Петровича то, что рассказала Екатерина в своих записках далее: «Между тем Чоглокова, вечно занятая своими излюбленными заботами о престолонаследии, однажды отвела меня в сторону и сказала: «Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьёзно». Я, понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием о привязанности своей к мужу, о своём благоразумии, о том, что нужно и чего не нужно для взаимной любви и для облегчения или отягощения уз супруга или супруги, а затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правила.

Я дала ей высказать всё, что она хотела, не прерывая, и вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумлённая, и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала: «Вы увидите, как я люблю своё Отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: представляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то последний». На что я воскликнула: «Нет, нет, отнюдь нет». Тогда она мне сказала: «Ну, если это не он, так другой, наверно». На это я не возразила ни слова, и она продолжала: «Вы увидите, что помехой вам буду не я».

По поведению Чоглоковой Екатерина не могла не понять, что всё идёт от Императрицы и что кандидаты в отцы наследника уже обсуждены, но выбор оставался за нею самой…

Владислав Ходасевич, собиравшийся писать большую книгу об Императоре Павле I, а потому скрупулёзно исследовавший и вопрос его появления на свет, писал: «Бездетность брака сердила и волновала Императрицу Елизавету Петровну. Недовольная и огорчённая поведением своего племянника, выказывающего все признаки если не сумасшествия, то, во всяком случае, крайнего слабоумия, Императрица была права, мечтая о передаче престола не непосредственно Петру Фёдоровичу, а будущему его сыну. Неограниченная власть и отсутствие точного закона о престолонаследии давали ей возможность со временем отстранить не оправдавшего её надежд племянника и объявить наследником ребёнка, который бы должен родиться от его брака».

Комментируя же описанный в «Записках Екатерины II» разговор с Марьей Чоглоковой, он сделал справедливый вывод: «Вряд ли заботливая Чоглокова действовала на свой страх. С большой вероятностью можно предположить, что между нею и Императрицей (Елизаветой Петровной — Н.Ш.) состоялось совещание, на котором решено было не замечать любовного увлечения молодой Великой Княгини и об этом решении довести до её сведения. Таким образом, у Екатерины были развязаны руки. Теперь она уже могла почти без всякого риска отдаться чувству, постепенно завладевшему ею. Этим чувством была любовь к молодому, изящному и решительному придворному Сергею (Васильевичу — Н.Ш.) Салтыкову. Ободрённая намёками Чоглоковой, а может быть и самой Императрицей, Екатерина окончательно перестала противиться его домогательствам. Осенью 1753 года роман перешёл в связь, а через год после того, 20 сентября 1754 года Екатерина родила ребёнка, наречённого Павлом. Это и был будущий Император».

Владислав Ходасевич, внимательно изучавший биографию Павла I, не мог обойти стороной его происхождение. Он проанализировал всё то, что было известно о способностях Петра Фёдоровича, и выяснил, что с помощью некоего Брессана, камер-лакея Петра Фёдоровича в Ораниенбауме отыскали «хорошенькую вдову г-жу Грот, согласившуюся «испытать» Великого Князя». Об этой вдове Грот Императрица упоминала в «Чистосердечной исповеди», написанной ею 21 февраля 1774 года и адресованной Григорию Александровичу Потёмкину. Пётр Фёдорович испытания не выдержал. Но надо было каким-то образом доказать обществу способности Великого Князя к деторождению, ведь Двор уже заговорил о романе Сергея Салтыкова и Великой Княгини Екатерины. Лучший способ бороться со слухами — распустить другие слухи. В распускании слухов принял участие и Сергей Салтыков, который, сумев втереться в доверие к Великому Князю, уговорил обратиться к врачам, которых сам и предложил, поскольку их задача была, если не вылечить, то, по крайней мере, объявить об излечении и хотя бы в глазах общества «сделать его настоящим мужем Екатерины».

Обращение к врачам не привело к излечению, и спустя три года, когда Екатерина родила дочь Анну, Пётр Фёдорович заявил в кругу близких ему друзей, что Бог знает, откуда берутся беременности у его жены, что он совершенно не причём и не знает, должен ли принимать на свой счёт рождающихся детей. Разве это не является ещё одним доказательством того, что Павел Петрович не его сын?!

Владислав Ходасевич писал: «Салтыков не только считал себя отцом ребёнка, но и позволял себе впоследствии намекать на это при иностранных дворах». В «Чистосердечной исповеди» Екатерина II сообщила: «По прошествии двух лет Сергея Салтыкова послали посланником, ибо он себя нескромно вёл, а Марья Чоглокова у Большого Двора уже не была в силе его удержать». Он был отправлен в Швецию и Саксонию с известием о рождении наследника Павла. В своих «Записках» Императрица упоминала об этом посольстве: «Я узнала, что поведение Сергея Салтыкова было очень нескромно и в Швеции, и в Дрездене, и в той и в другой стране он, кроме того, ухаживал за всеми женщинами, которых встречал». Кроме чего? Императрица не указала, но, скорее всего, ей не нравились его намёки на то, что он является отцом Павла.

Нередко можно слышать от читателей вопрос: если Павел сын Салтыкова, почему же он столь сильно похож на Петра Фёдоровича? Этот вопрос навеян исторической литературой, причём, в первую очередь, теми произведениями, которые «обслуживали» сохранение династической тайны, раскрытие которой могло быть не только неприятно, но и опасно для русского престола. Но разве кто-то пытался сравнивать портреты Сергея Салтыкова и Павла? А если сравнить, то можно убедиться, что в них очень и очень большое сходство.

А вот мнение Владислава Ходасевича относительно сходства Павла с Петром Фёдоровичем: «Дошедшие до нас портреты вовсе не позволяют заметить особого сходства Павла Петровича с Петром III, но много говорят о его сходстве с принцем Ангальт-Цербстским, его дедом со стороны матери, от которого унаследовал он характерные черты своего лица: некоторую одутловатость, выпуклый лоб и вздёрнутый нос. Что касается характера Павла Петровича, склада его ума, идей, которые им господствовали, то здесь он имеет лишь самое внешнее, самое поверхностное сходство с Петром III. Подобно последнему, Павел был раздражителен, резок, вспыльчив, настроение его часто сменялось одно другим. Он, как и Пётр III, чрезвычайно боялся, как бы не упрекнули его в недостатке самостоятельности. Но и другой сын Екатерины II, Алексей Бобринский, происхождение которого от Григория Орлова никогда никем не оспаривалось, обладал теми же свойствами, хотя условия его жизни давали ему на это гораздо менее права, чем Павлу».

Остаётся поразмыслить над тем, почему Елизавета Петровна, будучи дочерью лже-Петра, так заботилась о России? Ответ прост. Судить о людях надо всё-таки не по крови, а по делам. Елизавета Петровна, разумеется, не знала о подмене, эта тайна скрывалась тщательно. Она считала себя продолжательницей Династии Романовых. Елизавета Петровна была человеком верующим, именно вера Православная помогала ей пережить все муки, унижения и издевательства Императрицы Анны в страшный для России век «бироновщины». Противозаконно отодвинутая от наследования престола, Елизавета Петровна видела в жизни немного добрых минут. В те годы она сблизилась с людьми русскими, далёкими от европеизированной знати.

Так что же получается? Отец то Павла Первого — русский, мало того, род Салтыковых восходит в дальних своих коленах к Рюриковичам!

А сама Екатерина Великая? Давайте обратимся к достаточно проверенным источникам прошлого.

Знаменитый журналист-историограф Н.И. Греч, по словам современников, «весьма компетентный вследствие своего тесного взаимодействия с III Отделением Его Императорского Величества канцелярии, где ему были открыты многие документы», писал:

«Немецкая принцесса (будущая мать Екатерины Великой — Н.Ш.) происходила от русской крови. Принц Ангальт-Цербстский, был комендантом в Штеттине и жил с женой в разладе. Она проводила большую часть времени за границею, в забавах и развлечениях всякого рода. Во время пребывания в Париже, в 1728 г., сделался ей известным молодой человек, бывший при прусском посольстве, Иван Иванович Бецкой, сын пленника в Швеции князя Трубецкого, прекрасный собой, умный, образованный. Вскоре, по принятии его в число гостей княгини Ангальт-Цербстской, она отправилась к своему мужу в Штеттин и там 21 апреля 1729 г. разрешилась от бремени принцессою Софиею-Августою, в святом крещении Екатерина Алексеевна. Связь Бецкого с княгинею Ангальт-Цербстской была всем известна».

Кто-то скажет, ну это, мол, мемуары. Частное мнение автора. Хорошо… А как насчёт издания энциклопедического? Было такое в девятнадцатом веке: «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона». В Википедии о нём сказано, что это «универсальная энциклопедия на русском языке, изданная в Российской империи». В другом источнике указано, что он «справедливо считается одной из лучших русскоязычных энциклопедий, сохранившей свою справочно-научную ценность и для нас».

Обратим внимание на то, что он представляет справочно-научную ценность! Это важно, потому что в словаре говорится:

«Выйдя в отставку, он (Бецкой И.И. — Н.Ш.) путешествовал по Европе и, между прочим, в Париже был представлен герцогине Ангальт-Цербстской — Иоганне-Елизавете (будущей матери будущей императрицы Екатерины II), которая и в то время, и впоследствии относилась к нему очень милостиво…»

То есть факт знакомства и самых добрых отношений подтверждается многими источниками.

А теперь коснёмся некоторых деталей. Отступим несколько назад, во времена, когда ещё не родились ни будущая Императрица Екатерина Великая.

Ещё Россия стонала, вздёрнутая на дыбу преобразователем, пытавшимся превратить её в сырьевой придаток Запада. Ещё не сбросило русское воинство ярмо нарвского позора, в коем виноват был только тот, кто бросил неподготовленное и слабо вооружённое войско в пекло на авось. Ещё не вернулись домой русские воины, оказавшиеся в шведском плену…

Именно в то нелёгкое время, в самом начале XVIII века, и именно в шведском плену, появился на свет человек, которому суждено было сыграть великую роль в истории Русской правящей династии. Назвали его Иваном, а фамилию дали Бецкой. Так принято было в ту пору — давать внебрачным детям усеченные фамилии, обычно без первого слога. Так у Репнина, к примеру, внебрачный сын получил фамилию Пнин, ну а Бецкой — Бецкой стал носить таковую усечённую фамилию, потому что был сыном русского князя Ивана Юрьевича Трубецкого, род которого уходил в древности корнями своими к Рюриковичам.

Трубецкие — знатный род. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой (ум. 24 июня 1625) вместе с Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым руководил Первым ополчением и возглавлял Земское правительство с 30 июня 1611 по весну 1613 года, а после изгнания поляков вплоть до вступления Михаила Фёдоровича на трон был избран главным и единственным правителем государства. Он получил титул «Спасителя отечества» и был одним из претендентов на царский престол на земском соборе 1613 года.

Из этого рода и вышел отец Бецкого, князь Иван Юрьевич Трубецкой.

В 1698 году Пётр Первый пожаловал ему чин генерал-майора и сделал Новгородским губернатором, а когда грянула Северная войны,

вручил в командование дивизию, которую вместе с другими соединениями повёл на Нарву.

С этого похода и начались беды и злоключения Ивана Юрьевича Трубецкого, которые в то же время сыграли и благую для Отечества роль, ибо благодаря им появился на свет герой повествования.

Промозглой ноябрьской ночью, когда всё скрыла темень, хоть глаз коли, когда снег с дождём не переставали ни на минуту, нанёс удар по русским войскам, осаждавшим крепость Нарву, шведский отряд под командованием короля Карла XII. И отряд то невелик — всего тысяч 6 — да сплочён он был, по-боевому сколочен, а многочисленное русское войско, приведённое в эти глухие кроя, к крепости, окружённой лесами да болотами, хоть и превосходило его многократно, но было изнурено долгой и бесполезной осадой, голодом, холодом, да к тому же дезорганизовано бегством предводителя.

Предводителем же был сам царь Пётр. Тут уж точно нужно добавить — так называемый Пётр, потому как он, едва узнав о том, что шведский король Карл XII двигается на выручку осаждённым гарнизонам крепостей Нарва и Ивангород, бросил свои войска и поспешно удрал, пояснив своим подчинённым, что едет за подкреплениями. Таких примеров история ещё не знала. Это уже потом этакие «подвиги» повторил Наполеон, дважды бросавший свои войска на произвол судьбы — один раз в Африке, второй — после разгрома на Березине.

Так называемый Пётр бежал, даже военного совета не собрал. Что бы он мог сказать на военном совете русским генералам? Иноземным залётным генералам, которых было в войсках около сорока, да и командующему — герцогу де Кроа, и говорить ничего не надобно. Они своё дело крепко знали — все, во главе с герцогом, тут же бежали из-под крепости вслед за царём.

Бежали, кто куда, но в основном, конечно, к шведам. И сразу возник хаос, сразу началась паника, ведь слухи, распускаемые лазутчиками шведского короля, достигли цели в создавшейся обстановке мгновенно.

Вслед за иноземными генералами стали разбегаться целыми полками и солдаты. Но дивизия генерала Трубецкого, подобно очень немногим частям и соединениям, не оставила своих позиций. Трубецкой лишь развернул часть сил, чтобы прикрыть направление вероятного удара войск Карла XII. И грянул жестокий бой. Полки дивизии стояли твёрдо, несмотря на численное превосходство врага, действовавшего против них единственных продолжавших сопротивление. Когда соседи бросили свои позиции, враг зашёл во фланг и тыл, активно использовал артиллерию. Артиллерия русских была практически небоеспособна. Перед самой войной царь Пётр закупил у шведов, с которыми собирался воевать, орудия и боевые заряды. Абсурдность покупки выяснилась уже при первых бомбардировках осаждённой крепости. Ядра не долетали до стен Нарвы. И пушки оказались никудышными, и боевые заряды к ним негодными.

Трубецкой управлял боем до контузии. Близкий разрыв опрокинул его на землю и погрузил в небытие. Очнулся он уже в плену. Его заставили встать и толкнули к уже выстроенным в шеренгу пленным офицерами и генералам. На некоторых белели повязки — на руках, на головах…

Пленных повели в сторону тракта, который вёл от крепости в глубь Швеции.

Историк Пётр Михайлович Майков (1833—1918), так описывал действия дивизии князя Ивана Трубецкого:

«После отъезда Петра I, Карл XII подошёл к Нарве и 19 ноября, не смотря на страшную метель, напал на осаждавших. Шведы кинулись на дивизию князя Трубецкого и менее чем в 4 часа вал и 10 орудий главной батареи были уже в их руках. Сражение окончилось поражением русских, причём шведы взяли в плен всю русскую артиллерию, большую часть войска, около 780 офицеров, а также генералов: Ив. Ив. Бутурлина, князя Якова Долгорукова, Артамона Михайловича Головина, Имеретинского царевича Александра и князя Ивана Юрьевича Трубецкого».

Современник Бецкого, знаменитый князь Щербатов, в своём известном рассуждении «О повреждении нравов» указал, что князь И. Ю. Трубецкой, быв пленен шведами, имел любовницу, сказывают благородную женщину (выражение, прибавим мы от себя, собственно говоря, ничего не означающее в точности), его высшее дворянство, которое, по моему мнению, так прекрасно и так образовано, как ни при каком другом европейском дворе. Всего боле нас изумило то, что в стране столь неприятной, столь каменистой, являющейся отброском природы, можно было встретить двор столь приятный и вежливый».

Это было в Стокгольме, где Трубецкой встретил такую женщину и «уверил, что он вдов и от неё имел сына, которого именовал Бецким и сей ещё при Петре Великом, почтён был благородным и в офицерских чинах

и т. д.)».

Пётр Майков сообщил:

«Князь Трубецкой… был разменен на фельдмаршала Реншельда, взятого в плен в Полтавском сражении и возвратился в Россию».

В плену он находился, как известно, из биографии князя, восемнадцать лет. Значит, Иван Бецкой прибыл в Россию в четырнадцати или пятнадцатилетнем возрасте.

С разрешения шведского короля к Трубецкому приезжали в Стокгольм супруга с дочерями. Нет данных, на какое они приезжали время, но Пётр Майков, приведя «упоминания об отъезде» Трубецкого в Россию, указал, что «сознание справедливого долга одержало верх; князь покинул молодую иноземку, вернулся в Россию с сыном», причём… Бецкой увезён в Россию и усыновлён княгиней…».

Значит, роман, плодом которого явился Иван Иванович Бецкой, не был кратковременным, значит, князь всё-таки колебался, с кем ему быть — с любимой женщиной или с женой.

Словом, кипели страсти, пылали сердца, хоть и происходило всё это, по словам Щербатова, «в стране столь неприятной, столь каменистой, являющейся отброском природы».

Есть ряд версий биографии Ивана Ивановича Бецкого. Предполагают иные биографы, что князь Иван Юрьевич Трубецкой взял на себя отцовство ребёнка, рождённого в шведском плену, и что матерью его была старшая дочь, которую кто-то обрюхатил в России, и мать спешно повезла её в Стокгольм, чтобы спасти от позора. Потому-то супруга Ивана Трубецкого

«не только не оскорбилась связью своего мужа с иноземною особою, но усыновила мальчика и не делала никакого различия между ним и собственными детьми». В этом случает и отец, и мать Ивана Ивановича Бецкого — русские.

Князь решил учить сына (внука) военному делу. Ну а военное дело в России при Петре Первом и учёба военная оставляли желать лучшего. Каких-либо учебных заведений, кроме весьма знаменитой Навигацкой школы, не было. Отец же помнил, каковы последствия плохой подготовки солдат и командиров. Нарва осталась в памяти на всю жизнь. И он решил отдать его в Копенгагенский кадетский корпус, чтобы затем возвратить в Россию. То ли после окончания кадетского корпуса, то ли во время чего-то наподобие стажировки, Бецкой на учениях упал с лошади, был изрядно поранен прошедшим над ним эскадроном. В строю лошади, которая никогда не наступит на лежащего на земле человека, очень трудно соразмерить свою поступь, вот Бецкой и пострадал. После травмы Бецкой отправился в путешествие, намереваясь затем вернуться в Россию.

Пётр Майков, ссылаясь на других авторов, указывал что «привязанность Бецкого к отцу удерживала его при нём; он не захотел с ним разлучаться, приехал в Россию и записался в Коллегию иностранных дел, чтобы жить дома и продолжать заниматься своим окончательным образованием».

О своей учёбе в кадетском корпусе Бецкой, по словам Петра Майкова, уже значительно позже, в 1764 году рассказал Императрице Екатерине, когда представлял на утверждение свои рассуждения о воспитании «как будучи кадетом в Копенгагенском кадетском корпусе, ходил в караул, стоял на часах в ночное время и т.д.»

В России Бецкой был записан на военную службу, но затем направлен на дипломатическое поприще.

По словам Петра Майкова «канцлер Остерман обращал особенное внимание на способности Бецкого неоднократно и посылал его курьером к иностранным дворам. Его познания, ловкость, деятельность много способствовали его повышению, чему также сильно содействовало и покровительство Анастасии Гессен-Гамбургской», его родной сестры по отцу». Вот тут снова интересный факт. Старшая сестра Анастасия на протяжении всей своей жизни особо опекала Ивана Бецкого. Именно старшая сестра… А не был ли он действительно её сыном?

Затем Бецкой попал в Париж «где, по близким отношениям И. Ю. Трубецкого к В. Л. Долгорукому, и мог быть определён последним при посольстве, в качестве секретаря».

А в Париже, вполне естественно, не только служба занимала его.

Путешествие ли это было, или работа в посольстве, в данном случае не важно — важно, что Иоганна Елизавета «и в то время и впоследствии относилась к нему очень милостиво». Точнее не скажешь. Издание-то особого рода, выражения в нём точны. Лишнего не говорится. Да и не всегда обязательно писать напрямую.

Мы не будем спешить с выводами и делать заключения, а лучше попробуем разобраться с теми фактами, которые ни у кого не вызывали сомнений.

Получив новое назначение состоять при отце, Иван Иванович Бецкой через некоторое время выехал в Россию, простившись с Парижем, тем более, почти одновременно с ним столицу Франции покинула и Иоганна Елизавета. Она спешно отправилась к себе на Родину, поскольку, как выяснилось впоследствии, к тому были веские причины.

Бецкой вернулся в Россию «с депешами по секретным делам». Служил при отце генерал-фельдмаршале, в чине генеральс-адъютанта. Тут нужно уточнить. На слуху у нас чин генерал-адъютанта. В чём же разница? Да в том, что у Государей в ту пору были генерал-адъютанты, а у крупных генералов — генеральс-адъютанты. Так именовалась, говоря языком нынешним, должность, а звание… Воинское звание, к примеру, у Ивана Ивановича Бецкого при назначении было — майор, а вскоре он стал подполковником.

Долгое время этой темы никто не касался ни в литературе, ни в кино. А вот не так давно Борис Алмазов в статье «Екатерина Великая — русская?» об Иоганне Елизавете сообщил следующее:

«Её положение и жизнь были весьма незавидны. Собственно, если можно так выразиться, она принадлежала ко второсортной аристократии. Владения её супруга герцога Христиана Августа Ангальт-Цербст-Беренбургского, расположенное на клочке земли, некогда заселённого лужицкими славянами, нищенствовало. Иоганна Елизавета, происходившая из другого тоже обедневшего немецкого княжеского дома Голштейн-Готторпского (тоже нищего) всегда остро чувствовала свою бедность и своё положение приживалки при европейских дворах. В двусмысленном положении находился и Бецкой, который, однако, в отличии от герцогини, в средствах стеснен не был.

Иван Иванович был пригож, статен, блестяще образован, свободно говорил на нескольких европейских языках. Ощущая себя, безусловно, русским, он по воспитанию был совершенный европеец, да и в России к этому времени почти не жил. Но как это свойственно эмигрантам, вообще людям, долго живущим вне Родины, он был горячим патриотом, видя Россию в некотором ореоле собственных мечтаний. Русский без России, незаконнорожденный княжеский сын и безвестная немецкая аристократка, понимавшая свою роль марионетки в большой политике. Не исключено, что «встретились два одиночества…».

Борис Алмазов сделал и ещё одно удивительное заявления…

«В начале 1729 года Ивана Бецкого срочно отзывают в Россию из Парижа, а 4 марта 1729 года у Иоганны Елизаветы родилась девочка, получившая при крещении имя Софья-Фредерика — Августа».

Удивительно оно из-за указанной даты — 4 марта 1729 года!

Почему 4 марта? Ведь всем известно, что София-Фредерика-Ангальт-Цербстская — будущая Императрица Екатерина Великая — родилась не 4 марта, а 21 апреля (2 мая) того же, 1729 года.

Интересная мысль высказана в журнале «Чудеса и приключения»

«Золотой век» императрицы Екатерины II таит в себе множество тайн и загадок… Однако, пожалуй, главное — это тайна происхождения самой «Северной Семирамиды»… при каких обстоятельствах появилась на свет София-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, ставшая впоследствии Российской Императрицей. «Как при каких?» — спросит читатель, знающий из курса истории, что Екатерина II родилась 21 апреля 1729 года в семье наследного принца Ангальт-Цербстского герцогства Христиана-Августа и его супруги Иоганны-Елизаветы. Да, всё так: только малость не так!.. Когда София-Фредерика-Августа стала российской великой княгиней, немецкие историки перерыли все штеттинские архивы в поисках материалов о жизни её родителей в этом городе и не нашли ничего, даже метрических записей о рождении Ангальт-Цербстской принцессы. При немецком «орднунге» (порядке) такого не может быть, потому что не может быть никогда! Однако все материалы просто-напросто исчезли. Единственной причиной этого исчезновения историки посчитали тайну рождения принцессы и были правы…»

Были причины скрывать истинную дату рождения дочери Иоганны Елизаветы. Проскочила даже информация, что будущая Императрица родилась семимесячной. Словом, что-то было не то — поздновато, видно, вернулась к мужу Иоганна Елизавета после своего парижского романа с Иваном Бецким, и необходимо было как-то завуалировать то, что родила она дочку раньше срока.

Но всё это было уже в прошлом. В будущем же будет ещё немало интересных фактов, которые являются ярким подтверждением того, что парижский роман Ивана Ивановича Бецкого и Иоганны Елизаветы не прошёл бесследно…

При восшествии на престол Петр III вызвал Бецкого в Россию и назначил главным директором канцелярии строений, произведя в генерал-поручики.

И снова интересный факт.

Борис Алмазов в материале «Екатерина Великая — русская?» рассказал:

«Возвращаясь из Москвы в Петербург, после коронации, И.И. Бецкой ехал в третьей за государями карете — знак, говорящий о положении ближайшем к престолу».

Здесь автор не указывает, после какой коронации, хотя из текста можно понять, что он имеет в виду коронацию Петра Третьего. Но в других материалах говорится прямо: после коронации Петра Третьего. И опять же уточнено — «в третьей за государями карете». Но ведь Пётр Третий так и не успел короноваться. Тут авторы явно напутали. Вернее, напутал кто-то один, а остальные добросовестно переписали.

Вскоре после переворота, Императрица привлекла Ивана Ивановича Бецкого к деятельности по совершенствованию образования и воспитания в России.

В Википедии сообщается:

«Указом 3 марта 1763 года на него было возложено управление, а в 1764 он был назначен президентом Академии художеств, при которой он устроил воспитательное училище.

1 сентября 1763 года был обнародован манифест об учреждении московского воспитательного дома по плану, составленному, согласно одним данным, самим Бецким, согласно другим — профессором Московского университета А. А. Барсовым, по указаниям Бецкого. По мысли Бецкого, в Петербурге было открыто «воспитательное общество благородных девиц» (впоследствии Смольный институт), вверенное его главному попечению и руководству».

Иван Иванович Бецкой выполнял самые ответственные поручения Императрицы. Переписка между ним и Государыней была довольно активной, и вот тут Борис Алмазов указывает на весьма важную деталь. Бецкой подписывал официальные бумаги «без принятых в ту пору куртуазных словообротов: «Ваш верноподданный» или «слуга» или «раб», а весьма странно: «Вашего Императорского Величества Иван Бецкой». Это вопиющее нарушение этикета чопорного XVIII века».

В 1772 году в честь Ивана Ивановича Бецкого была выбита настольная медаль, на которой изображён его портрет с орденом Св. Андрея Первозванного на груди и сделана надпись: «Иванъ Ивановичъ Бецкой». Это на лицевой стороне. А на обороте изображены два ребёнка, которые, стоя на пьедестале у пирамидального обелиска, держали овальный щит с вензелем Ивана Ивановича. Там же, у обелиска, было выбито аллегорическое изображение России — женщина с двумя детьми, рядом с которой — аист и слон. Аист — символ заботы и милосердия, ну а слон — доброты и широты души. На втором плане оборотной стороны медали помещено изображение фасада Московского Воспитательного Дома с надписью: «За любовь къ Отечеству». И ниже: «Отъ Сената 20 ноября 1772 Года».

Разумеется, Бецкой заслужил награду, но случаев, когда подобные медали выбивались кому-либо при жизни, до того времени не встречались

Здесь напрашивается такая аналогия. В 1891 Российское Географическое Общество учредило Большую серебряную медаль имени Н. М. Пржевальского.

В годы революции все награды, которые напоминали о Российской Империи, были отменены. Однако вскоре после окончания войны 29 августа 1946 года постановлением Совет Министров СССР была вновь учреждена Золотая медаль им. Н.М. Пржевальского. А у Сталина в кабинете в числе других появился портрет Николая Михайловича Пржевальского…

Личная жизнь Ивана Ивановича Бецкого в те годы сокрыта тайной. Правда, известно доподлинно, что у него была незаконнорожденная дочь Анастасия Ивановна. Фамилию ей дали — Соколова. И, видимо, не случайно. Когда Екатерина жаловала её в свои камер-фрейлины, рядом с нею был Григорий Орлов. Ну а сестра, пусть сестра будет роду соколиного — Соколова?

Анастасия Соколова была выдана замуж за Осипа Дерибаса. И вот в 1779 году, когда императрице Екатерине доложили, что у Анастасии Дерибас начались предродовые схватки, она собралась к ней столь стремительно, что ей даже не успели подать к подъезду императорский выезд. Недолго думая, Государыня отправилась в путь на первой попавшейся на глаза карете. Успела вовремя и приняла роды, как простая повивальная бабка.

Можно ещё добавить, что она крестила обеих дочерей Анастасии — внучек Ивана Ивановича Бецкого.

В истории немало таких фактов, документального подтверждения которых просто быть не может и за давностью лет, да и по причине того, что в своё время скрывать правду было крайне необходимо.

В 1876 г. русский историк-археолог и библиограф Петр Бартенев писал:

«У Бецкого был секретарём швед Марко Иванович Хозиков… он один мог оставаться при Бецком в то время, когда посещала его Екатерина, и у внуков Хозикова сохранилось вполне определённое семейное предание, что, входя в комнату к Ивану Ивановичу, Государыня целовала у него руку».

Полагаю, что каждому ясно, кому могла целовать руку Государыня.

По словам Бартенева, однажды Екатерина Вторая во время назначенного ей врачами кровопускания заявила:

«Пусть из меня вытечет вся немецкая кровь и останется одна русская».

Это ли не намёк на то, что отцом её был русский и пусть незаконнорожденный, но сын русского князя, род которого восходил к Рюриковичам.

Императрица писала о природных русских:

«Русский народ — есть особенный народ в целом свете. Он отличается избирательным умом, великою силою. Я знаю это по двадцатилетнему опыту. Бог дал русским особые свойства… Верю, взойдёт звезда Востока, откуда должен воссиять свет, ибо там (в России) больше, чем где-нибудь хранится под пеплом духа, мощи и силы».

Сообщение «Известий ЦК КПСС»

Сначала всё казалось легендой — и то, что Николай Михайлович Пржевальский — сын императора Александра Второго, и то, что он отец Сталина. Но разговоры о том постепенно нарастали ещё в девяностые годы.

Однажды, после встречи с читателями, на которой я коснулся сталинской темы, уже за полночь, мне позвонил один из слушателей и, сообщив, что в прошлом был сотрудником спецслужб, привёл некоторые факты из биографии И.В. Сталина, которые буквально потрясли меня. Первую свою публикация по этой теме я, не имея документальных подтверждений, предложил читателям в качестве легенды, которая может быть правдой. Брошюру назвал «Сталин и Пржевальский».

Но уже тогда мне были известны некоторые факты, достоверность которых не вызывала сомнений. К примеру, в № 11 «Известий ЦК КПСС» за 1990 год сообщалось, что И.В. Сталин родился не в 1879 году, как считалось официально, и не 21 декабря, а 19 декабря 1878 года… «Известия ЦК КПСС» — орган серьёзный и документы в нём приводились серьёзные. «Перестройка» ещё не успела к тому времени привести в негодность партийную печать. Сплетни там ещё не печатались.

Промелькнуло в печати и ещё одно сообщение. Внучка Сталина Екатерина Яковлевна сообщила, что Николай Михайлович Пржевальский действительно был в Гори в 1878 году и действительно встречался с будущей матерью Сталина. А когда уехал, вплоть до своей кончины посылал ей деньги. Правда, Екатерина Яковлевна тут же прибавила, что это ещё ни о чём не говорит, и что она привыкла считать своим прадедом Виссариона.

Для чего же перенос даты рождения? Можно с большой долей достоверности предположить, что он был сделан с таким расчётом, чтобы Сталин никак по времени не мог быть сыном Пржевальского.

Я касаюсь давних публикаций, чтобы постепенно, говоря языком военным, ввести читателей в обстановку, безусловно, на первый взгляд сложную, даже фантастическую.

Обратимся к публикации в газете «Мир новостей». Автор — Сергей Петрунин. Название: «Сталин Иосиф… Николаевич?» Читаем: «Версия о том, что настоящим отцом Иосифа Виссарионовича был не грузин Джугашвили, а русский путешественник, исследователь Дальнего Востока и Центральной Азии, первооткрыватель дикой лошади, смоленский дворянин Николай Пржевальский, родилась не на пустом месте.

Всё началось между второй экспедицией учёного к озеру Лоб-Нор и в Джунгарию (1876 — 1877) и его третьим походом в глубины Тибета (1879 — 1880). Зимой и весной 1878 года Пржевальский поправлял здоровье на Кавказе, заезжал и в Гори, где, будучи гостем князя Маминошвили, познакомился с его дальней родственницей, приехавшей в город из соседнего села, двадцатидвухлетней Екатериной Джугашвили, урожденной Геладзе. Она выросла в деревне, но к тому времени семья Геладзе давно уже переехала в Гори… Екатерина обучилась грамоте, что ещё во время её детства считалось привилегией наиболее знатных князей, помещиков и священнослужителей.

Пржевальский… был очарован красотой юной и образованной грузинки. Встречался с ней и проводил время к взаимному удовольствию обеих сторон.

Но Екатерина к тому времени была уже четыре года как замужем за Виссарионом Джугашвили, сапожником из села Диди-Лило. Её муж вначале получил славу известного на весь город мастера, имел много заказов и смог открыть собственную мастерскую.

…Все трое детей, рожденные Екатериной от Виссариона, умерли в младенческом возрасте… Родившийся через некоторое время после отъезда Пржевальского четвёртый ребёнок Екатерины Иосиф (он же Coco) рос здоровым и крепким. Жизнерадостный и общительный, он всегда был окружен товарищами.

В 1885 году Джугашвили старший уехал на работу в Тифлис, а князь неоднократно передавал матери Сталина значительные суммы присланных со смоленщины «алиментов». Об этом косвенным образом свидетельствует и внучка Иосифа Виссарионовича. Она не считает своим прадедом Пржевальского, но находит «внешнее сходство просто поразительным», а самое главное — соглашается с тем, что Пржевальский останавливался в Гори, а потом «высылал деньги Катерине». И высылал, как отмечено в других источниках, столько средств, что князь, который исполнял функцию «доверенного лица» путешественника и «банкира» его переводов, помогал Иосифу до конца своей жизни».

Далее Сергей Петрунин приводит ещё более примечательный факт:

«Когда большевики-ленинцы захватили в России власть, а ученик Пржевальского Козлов продолжал свои экспедиции в Монголию, о его почившем учителе, великом исследователе Центральной Азии, генерал-майоре и почётном члене Петербургской Академии наук, именно по причине происхождения «забыли». Но сразу же после войны, когда красный Русский Царь окончательно стёр «ленинскую гвардию» в лагерную пыль и политика «пролетарского интернационализма» с её верой в мировую Республику Советов всё больше стала заменяться державно-патриотической, то он не замедлил вернуть стране её символы и героев. В числе самых первых начали именно с Пржевальского — в 1946 году была учреждена золотая медаль имени этого ученого, а, возможно, и отца победителя германского фашизма, принявшего по словам Черчилля «Россию с сохой, а оставившей — с атомной бомбой».

О том же, что Сталин сын Пржевальского, свидетельствуют и многие другие публикации. Добавим, что сын не просто путешественника, а генерал-майора Главного разведывательного управления Генерального штаба. Существенная деталь. Под видом многих экспедиций Пржевальский занимался разведкой, вопросами безопасности России. Не случайно он и погиб в одной из экспедиций. Он был разведчиком высочайшего ранга. Не многие разведчики носили генеральские звания. Н.М. Пржевальский был лично известен Государю Императору. Только ли потому, что был учёным и разведчиком?

Вот какую зовущую к размышлению информацию прислал о Пржевальском один из моих читателей. Она опубликована в одном из периодических изданий — Ежеконцертнике «Звоны». Борис Тарасенко рассказывает: «У предков автора «Общей Химии» (Глинок) Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888)… сторговал сначала, пол-усадьбы, а потом и всю усадьбу на берегу озера Сапшо. Генерал-майора Пржевальского (1886) привлекла не только красота озера, но и схожесть его с озером Байкал». В Сапшо впадает несколько ручьев, вытекает из него только один… На «Малом Байкале» есть острова. Один из них получил название Погранный, так как, во время мирного сосуществования двух хозяев одной усадьбы, рыба в Сапшо была поделена сетью, проходившей именно через этот остров. Береговой периметр озера равен примерно 10 км. В музее-усадьбе Пржевальского, где Николай Михайлович соорудил деревянный водопровод, стоит его гипсовый бюст, очень похожий на скульптурные портреты Сталина. Работники музея мне рассказали, что Николай Михайлович был холост, но женщин не чурался. Наведывался он и к жене местного мельника… Она во время войны, перед смертью, открыла своей дочери тайну её рождения. С тех пор некая, очень похожая на Николая Михайловича дама часто приезжала на памятные годовщины Пржевальского в одноимённый поселок, тщательно избегая излишней огласки и юбилейных президиумов». Борис Тарасенко высказал интересную мысль. А что если Николай Михайлович Пржевальский специально старался тайно оставить наследника, который бы потом сыграл серьёзную роль в судьбе оказавшейся на краю пропасти России? Просто в усадьбе родилась девочка, и она не могла быть пригодной к той роли, которая выпала Сталину?

Я вижу улыбки на лицах некоторых читателей. Не спешите. Вспомним о мистических началах Русского Самодержавия, которое «не могло быть устранено по произволу». Добавлю: разве можно отрицать, что в жилах Пржевальского текла Августейшая, Царская, Богом данная кровь? И неужели такая могучая сила, как Русское Православное Самодержавие, не могла обезопасить себя от гибели, когда времена гибельные не раз были предсказаны Государям Великой Державы. Неужели Православное Самодержавие, рождённое «не без Бога воли тайной», сложа руки, ожидало, когда настанет царство зверя? Почему архимандрит Иерон вдруг призвал к себе именно Иосифа Джугашвили для благословения на подвиг послушничества во имя России — подвиг государственного управления? Не потому ли, что он был сыном Пржевальского и внуком того, в ком текла Августейшая кровь? Впрочем, каждый может сам найти ответы на поставленные вопросы, поскольку по понятным причинам документальных подтверждений отцовства Александра Николаевича и Николая Михайловича нет.

Но почему же никто не хочет признать очевидное?

Не кажется ли вам удивительным, дорогие читатели, то, с какими истеричными воплями кидаются историки, принадлежащие к так называемому ордену русской интеллигенции, на каждое упоминание о том, что Сталин является сыном видного учёного и блистательного русского разведчика генерала Пржевальского, а вовсе не какого-то сапожника пьянчушки?

Думаю, что прежде, конечно, надо пояснить смысл этого самого термина «орден русской интеллигенции», тем более, что касаться его придётся в книге не однажды. Ну а потом уже развить высказанную мысль, или, как говорили либерасты из ельциноидной думы «додумать мысль»…

Так что же такое интеллигенция? Давайте разберёмся.

Религиозный мыслитель Русского зарубежья Георгий Петрович Федотов писал, что интеллигенция это специфическая группа, «объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей» — это «псевдоним для некоего типа личности…, людей определённого склада мысли и определённых политических взглядов». Недаром Константин Петрович Победоносцев в своё время писал Вячеславу Константиновичу Плеве: «Ради Бога, исключите слова «русская интеллигенция». Ведь такого слова «интеллигенция» по-русски нет. Бог знает, кто его выдумал, и Бог знает, что оно означает…».

Министр Внутренних Дел В.К. Плеве пришёл к выводу о нетождественности интеллигенции с понятием «образованная часть населения», о том, что это «прослойка между народом и дворянством, лишённая присущего народу хорошего вкуса».

Он, в частности, писал:

«Та часть нашей общественности, в общежитии именуемая русской интеллигенцией, имеет одну, преимущественно ей присущую особенность: она принципиально и притом восторженно воспринимает всякую идею, всякий факт, даже слух, направленные к дискредитированию государственной, а также духовно-православной власти, ко всему же остальному в жизни страны она индифферентна».

Вот такое племя боролось и борется ныне с правдой о прошлом Отечества Российского, вот такое племя боролось и борется с настоящим, порою, не отдавая себе отчёта, что ждёт его в будущем. Ущербность ума не позволяла и не позволяет предвидеть свою судьбу, которая в прошлом оказалась ужасной и кровавой и не может быть благополучной в будущем.

Военный историк Генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов, так же, как и Плеве убитый бомбистом-интеллигентом, писал:

«Попробуйте задать нашим интеллигентам вопросы: что такое война, патриотизм, армия, воинская доблесть? 90 из 100 ответят вам: война — преступление, патриотизм — пережиток старины, армия — главный тормоз прогресса, военная специальность — позорное ремесло, воинская доблесть — проявление глупости и зверства».

Думаю, аналогии, напрашивающиеся из двух последних цитат, читатели проведут сами. Слишком ещё ярки воспоминания о пережитом страной в эпоху развала и мракобесия, в эпоху ельцинизма, в эпоху зарождающегося звериного, криминального капитализма. Всё это вершили потомки тех, кто извращал великое прошлое Отечества Российского, кто подменял понятия о чести, долге и доблести, кто в 1905 году поздравлял телеграммами японского императора с победой над Россией, а в годы Первой мировой призывал к поражению собственной страны.

Эти, по словам писателя А. Бушкова, «ненавидящие свою страну, не знающие и не понимающие своего народа, отвергающие как «устаревшие» все национальные и религиозные ценности, вечно гоняющиеся за миражами, одержимые желанием переделать мир по своим схемам, ничего общего не имеющим с реальной жизнью, без всякого на то основания полагающие себя солью земли интеллигенты разожгли в России революционный пожар».

И добавим: многие из них сгорели в нём дотла. Но, разжигая пожар, они действовали всеми возможными методами, основываясь на пресловутой «свободе совести», то есть, — свободе от всякой совести, ибо совесть — согласованная весть с Богом, а орден русской интеллигенции составляют воинствующие безбожники.

Мыслители Русского зарубежья убедительно доказали, что «русская интеллигенция находится за пределами Русского образованного класса», что «это политическое образование, по своему характеру, напоминает тайные масонские ордена».

Михаил Леонтьевич Магницкий (1778–1855) раскрыл тайны зарождения Ордена русской интеллигенции, ставшего после запрещения в 1826 году Государем Императором Николаем Первым масонства, идеологическим и духовным заместителем тайных обществ. Он писал:

«При сём положении классического иллюминатства, на что ещё тайные общества, приёмы, присяги, испытания? Содержимая на иждивении самого правительства ложа сия (О.Р.И.), под именем просвещения образует в своём смысле от 20 до 30 тысяч ежегодно такого нового поколения, которое через два или три года готово действовать пером и шпагою, а в течение каждого десятилетия усиливает несколькими стами тысяч тот грозный и невидимый легион иллюминатов, которого члены, действуя в его видах и совокупно и отдельно, и даже попадаясь правительству на самих злодеяниях, ничего показать и открыть не могут, ибо точно ни к какому тайному обществу не принадлежат и никаких особенных вождей не знают. Каждый такой воспитанник через 10 или 15 лет по выходе его из университета, может командовать полком или иметь влияние на дела высших государственных мест и сословий». («Русская старина», 1889, № 3, с.615-616).

М.Л. Магницкий в 1831 году обратил внимание Николая Первого на «особый язык» масонского ордена иллюминатов, идеологемы которого помогали распознать таких очень с виду неявных членов О.Р.И.

Вам знакомы эти слова: «дух времени», «царство разума», «свобода совести», «права человека». Антипод «свободы» — «фанатизм» и обскурантизм». Он же предложил делить масонство на политическое, духовное, академическое и народное.

Свобода совести как бы освобождала от Православной совести, следуя которой человек шёл Путем Правды, высшей Божьей Правды. Свобода позволяла идти иным путём — говоря словами Иоанна Грозного, путём утоления «многомятежных человеческих хотений».

«Свобода совести»? Что это? Вдумайтесь. Это свобода от совести. Такое просится объяснение. Свобода от совести позволяла исполнять предначертания тёмных сил, направленные против Православной Державы, против народа и его Праведной веры. Задача этих сил — повернуть Державу на путь к катастрофе, нарушив её исторически сложившийся уклад жизни, подменив духовные ценности. Исторически сложившийся уклад каждого народа, по меткому определению Константина Петровича Победоносцева, драгоценен тем, что не придуман, а создан самой жизнью, и потому замена его чужим или выдуманным укладом жизни неминуемо приводит к сильнейшим катастрофам. А этапы этого пути таковы. Ложные идеи и действия правителей на основе ложных идей, создают почву для изменения психологии руководящего слоя. Усвоив чуждые национальному духу или, что ещё хуже, ложные вообще в своей основе политические и социальные идеи, государственные деятели сходят с единственно правильной для данного народа исторической дороги, обычно уже проверенной веками. Измена народным идеалам, нарушая гармонию между народным духом и конкретными историческими условиями, взрастившими этот дух, со временем всегда приводит к катастрофе.

Об этом нам говорят со страниц своих трудов консервативные мыслители прошлого, об этом предупреждают современные мыслители. Белорусский писатель и мыслитель нашего времени Эдуард Мартинович Скобелев в книге «Катастрофа» пишет:

«Гибель народа начинается с утраты идеала. Даже и самый прекрасный идеал будет отвергнут, если он опаскужен и извращён. Вот отчего попечение о чистоте идеала — первая заповедь подлинно национальной жизни».

Поперёк движения, согласованного с этой заповедью, и стояли западники, которые составляли Орден русской интеллигенции.

Орден русской интеллигенции зародился в первые годы царствования Императора Николая Первого именно потому, что при этом Государе масонские ложи лишились возможности действовать спокойно и безопасно, разрушая Державу. Всё усугублялось тем, что в период правления Императора, которого мы знаем под именем Александра Первого, масоны ничего не таились и не страшились, ибо при нём было гораздо опаснее быть Русским патриотом, нежели масоном, ну прямо как при Горбачёве и Ельцине сотрудником КГБ или позже ФСБ было быть опаснее, нежели шпионом, особенно американским.

Легко представить себе, сколь многотрудно было затягивать гайки после долгих лет распущенности, вольнодумства, издевательства над национальной культурой, над патриархальным укладом, даже над верой. Ведь дошло до того, что даже сама вера Православной именоваться права была лишена и называлась Греко-латинским вероисповеданием.

Но и после запрещения масонства положение поправлялось с трудом, ведь престол окружали прежние, зачастую даже вовсе не люди, а нелюди, да и общество, так называемое, светское, состояло из особей с тёмными душонками.

Внучка Михаила Илларионовича Кутузова Д.М. Фикельмон писала Вяземскому: «Я ненавижу это суетное, легкомысленное, несправедливое, равнодушное создание, которое называют обществом… Оно тяготеет над нами, его духовное влияние так могуче, что оно немедля перерабатывает нас в общую форму… Мы пляшем мазурку на все революционные арии последнего времени».

Неудивительно, что те современные сочинители выдумок о прошлом, которые являются наследниками историков — выкормышей ордена русской интеллигенции, с такой яростью отстаивают лживые интеллиgенские мифы. Но почему же всё-таки им так не хочется, чтобы Сталин был сыном Пржевальского, а Пржевальский — сыном Цесаревича Александра Николаевича, впоследствии ставшего Императором Александром Вторым?

На первый взгляд, может показаться так… Мол, ну какая разница? Суть не в том, чей сын Сталин, суть в том, что он сделал на посту правителя Державы СССР. Для кого-то действительно этот спор просто интересен и всё-тут. Посудачить можно, поудивляться этакому повороту вещей. Но люди посвящённые в таинства развития исторического процесса, как с одной, так и с другой стороны баррикад прекрасно понимают, что это не праздный вопрос, что это вопрос наиважнейший.

Открытие Дарвина на Западе приняли на «ура», точнее нет, не на «ура!», поскольку этот победный клик не их. Там приняли на «вав» и «ес» утверждения о том, что все они произошли от обезьян. Я говорю «они», потому что в действительности Дарвин прав — они, там, на Западе, в том числе и за океаном, произошли от этого животного, да животными в абсолютном большинстве по многим параметрам и остались. Я говорю «они», а не «мы», потому что мы то, как раз не подходим под теорию Дарвина, о чём, кстати, свидетельствует Библия.

Откройте Библию. Найдите Книгу Бытия и прочтите главу шестую. Там значится:

«Когда люди начали умножаться на Земле, и родились у них дочери, тогда Сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал.

…В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

Так родились славяне. Во «Влесовой Книге» о славянах прямо говорится: «И так мы пребываем славными, ибо славим Богов наших». И далее: «А были мы Русскими славянами, которые Богам славу поют и потому — суть славяне». То есть славные.

Почти все революционеры, как точно выразился наш замечательный мыслитель, творивший в Русском Зарубежье, Иван Лукьянович Солоневич, были ублюдками и питекантропами. И происхождение их оставляло желать лучшего. И вдруг тот, кто сумел переиграть их, да мало того, ещё и наказать за издевательства над Русским народом и Россией, оказывается выше их не только по душевным и духовным качествам, не только по организаторским способностям и военному таланту, но ещё и по высокому происхождению. Мало того, при дальнейшем рассмотрении вопроса, он оказывается ещё и наследником Русских Государей!!! И не только Романовых, но и Рюриковичей, о чём будет рассказано на последующих страницах книги.

Разве ж такое можно допустить? Нет, нет и нет. Только сын пьяницы, только бандит и бомбист с детства, примкнувший к революции и так далее. Выкормыши ордена, являющегося духовным наследником масонства, не могут допустить проникновения в массы правды о Сталине. Ложь их столько же беспардонна и беззастенчива, как, к примеру, ложь о том, что «славные» с позволения сказать, воины некоей части суши, покрытой салом по имени Придуркаина не причастны к атаке известного Боинга 17 июля 2014 года. Здесь мы видим сами, каковы размеры лжи. Но что касается Сталина, там ложь не видна невооружённым глазом. Там всё запутано профессионально и не менее нагло. Об этом мы ещё поговорим…

Кто-то обидится… «Братская» Украина названа Придуркаиной… Но позвольте, как ещё оценить это злокачественное новообразование? В 90-е два доблестных уркопилота не справились с истребителем-бомбардировщиком и угробили во Львове на празднике каком-то воздушном около сотни человек, да ещё и изранили колючей проволокой, которую тащил за собой брошенный ими самолёт сотни… В 2001 году взяли да сбили «по ошибке» Ту-154 над Чёрным море. Причём отпирались столь же яростно, как и в июле 2014 года. А постоянные самоубийства политиков и прочих известных урков, как правило, двумя выстрелами, то есть с одним контрольным. А превращение в смердящее болото Киева? Прошла информация, что даже памятник Владимиру Крестителю серьёзно повредили, чего не делали ни революционеры, ни петлюровцы, ни гитлеровцы. Ну да что там перечислять…

Сталин резко выделялся из окружения и партийного и правительственного. Недаром в современной песне (конечно, не исполняемой открыто, но записанной на электронные носители) есть такие слова: «Как ждали всё, что скажет Сталин, когда не знали, что сказать…» Кстати, сегодня можно подставить вместо Сталина — Путин и будет столь же точно. Ну а для юмора — «Сегодня ждём, что скажет П-ссаки, чтоб от души похохотать». П-ссаки — это уровень тех, о ком писал научные труды Дарвин. Сталин — это уровень тех, кто приходит на Землю не без воли Бога тайной!

До революции родословные были предметом гордости Родов Российской Империи. Родословные можно было проследить до времён незапамятных. Это ведь как история государства. Государства Российского но не какого-то другого. Известная Истина — во главе Державы стоит Самодержец, во главе государства — Государь, ну а во главе страны — всё, что только можно придумать, начиная от п-резидентов, кончая всякими там премьерами и прочим барахлом. Не случайно высокодуховное слово Верховный как бы сроднилось и слилось со Сталиным, не случайно учёные — создатели Концепции Общественной Безопасности России и Достаточно Общей Теории Управления уже с первых лет правления Путина стали звать его Государем! А Ельцина звали П-резидентом… Причём ещё при его п-резиденстве.

Так вот, страны, которые имеют славную историю, уходящую в глубину веков, могут ещё стать государствами, но США, которые могут расшифровываться и как Соединённая шайка Америки, не способны подняться от уровня злокачественного новообразования до уровня Государства. Вот и накачивают сами себя величием, причём вот-вот лопнут от непомерной гордыни… А между тем, гордыня всегда приводит к погибели. Соединенные штаты — эта сатанинская шайка — давно уже на краю гибели. Потому что зарождалось это странное злокачественное новообразование на крови индейцев, от которых предки нынешних ублюдков, позарившихся на земли Малороссии и Новороссии, зверски зачищали «жизненно-важные» для себя территории. Как видим, гордиться нечем этой стране.

А вот и России, и её народам есть чем гордиться — нет, не пестовать гордыню, а гордиться деяниями своих предков. Да вот только среди тех, кто оседлал ниву сочинительства, к сожалению, оказалось очень много таковых, которым, подобно американцам, гордиться родословной не приходится — нечем гордиться. Вот они и набрасываются со звериной ненавистью на тех, что плоть от плоти Русской Земли, на тех, кто созидал Великую Державу, кто вёл её сквозь шторма и бури истории.

Эти звери, проникшие в Русский Мир и мир тех народов, которые добровольно связали свои судьбы с Русским Народом, и тем и спаслись — эти звери, возненавидевшие, прежде всего, Русский Народ, стремятся извратить прошлое. Они стараются ни в коем случае не допустить сияния правды о тех событиях и о тех людях, которые выступили вершителями судьбы России.

Могут ли они допустить, что Сталин принадлежит к Династии созидателей России, что он был продолжателем дела Русских Царей? Нет, они такого поворота допустить не могут. И не важно, верят они или не верят в свои бредни — они пользуются правилом сил зла — «клевещи, клевещи — что-нибудь да останется». Далеко не надо ходить за примером. Вот вам — июль 2014. «Славные» военные странного новообразования сбивают пассажирский самолёт — им не привыкать. Но они нагло лгут, перекладывая свою вину — благо и это им не в первой.

Лгут и клевещут все, кто по странному стечению обстоятельств называется людьми, людьми на самом деле не являясь. Лгут и клевещут, забывая, а может, просто не понимая или не желая понять, что клевета является смертным грехом…

Клевета, как учит Церковь, «является выражением недостатка любви христианской или даже обнаруживает ненависть, приравнивающую человека к убийцам и поборникам сатаны: «Ваш отец дьявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в Истине, ибо нет в нём Истины; когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец, и отец лжи (Ин. 8, 44)»;

«Дети Божии и дети дьявола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» (1 Ин. 3,10); «Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нём пребывающей» (1 Ин. 3,15).

И далее можно прибавить:

«Клевета является выражением недостатка любви христианской или даже обнаруживает ненависть, приравнивающую человека к убийцам и поборникам сатаны». (Православный Букварь, Том: Е-К"с.1013).

То есть, как говорит нам Благовествование Спасителя (на иноземный лад «Евангелие»:

«Всякий, не делающий правды, не есть от Бога» (1 Ин. 3, 15).

Замечательный Русский исследователь старины Иван Егорович Забелин тоже оставил нам в завет свои мысли о том, как надо подходить к изучению и описанию великого прошлого и мнение своё о том, как на деле мы это делаем. Увы, я говорю «мы», ибо то, что писал И.Е. Забелин на рубеже XIX — XX веков, актуально и по сию пору.

И.Е. Забелин же словно предвидел то, что будет происходить в наши дни через толщу десятилетий. Впрочем, он писал с натуры. Так, увы, было и так есть:

«Наше русское возделывание истории находится от древних совсем на другом, на противоположном конце. Как известно, мы очень усердно только отрицаем и обличаем нашу историю и о каких-либо характерах и идеалах не смеем и помышлять. Идеального в своей истории мы не допускаем. Какие были у нас идеалы, а тем более герои! Вся наша история есть тёмное царство невежества, варварства, суесвятства, рабства и так дальше. Лицемерить нечего: так думает большинство образованных Русских людей. Ясное дело, что такая история воспитывать героев не может, что на юношеские идеалы она должна действовать угнетательно. Самое лучшее как юноша может поступить с такою историею, — это совсем не знать, существует ли она. Большинство так и поступает. Но не за это ли самое большинство русской образованности несёт, может быть, очень справедливый укор, что оно не имеет почвы под собою, что не чувствует в себе своего исторического национального сознания, а потому и умственно и нравственно носится попутными ветрами во всякую сторону.

Действительно, твёрдою опорою и непоколебимою почвою для национального сознания и самопознания всегда служит национальная история… Не обижена Богом в этом отношении и русская история. Есть или должны находиться и в ней общечеловеческие идеи и идеалы, светлые и высоконравственные герои и строители жизни, нам только надо хорошо помнить правдивое замечание античных писателей, что та или другая слава и знаменитость народа или человека в истории зависит вовсе не от их славных или бесславных дел, вовсе не от существа исторических подвигов, а в полной мере зависит от искусства и умения и даже намерения писателей изображать в славе или унижать народные дела, как и деяния исторических личностей».

Вот вам и ключ к пониманию истории, ключ к её изучению. Исследователя добросовестного, честного, добропорядочного всегда безошибочно узнает и почувствует сердце Русского человека, почувствует и примет. И так же точно отвергнет всякого рода гадзинских, очерняющих Великое прошлое России.

Иосиф Виссарионович Сталин неоднократно повторял: «После моей смерти много мусора нанесут на мою могилу, но придёт время и сметёт его».

Мусору, действительно, нанесли много, и время сметать его настало.

Гениальные люди обозначают эпоху

Понять феномен Сталина, явление которого научно предвидел выдающийся русский консервативный мыслитель и богослов Константин Леонтьев, практически невозможно, если оторваться от событий прошлого России, если не вникнуть в основные уроки летописания Русского Самодержавия, начиная со времён Андрея Боголюбского.

Патриот славянофил И. Аксаков писал: «Гениальные люди являются обыкновенно фокусом, в котором сосредоточивается творческая энергия за целую эпоху: неудивительно поэтому, что они сами обозначают эпоху в жизни человечества».

Учёные, мыслители, писатели, общественные деятели, кто на уровне научного предвидения, что мы наблюдали в трудах Константина Леонтьева, кто в работах более позднего времени, вначале робко, затем всё увереннее говорили о величайшем для судьбы не только России, но и судеб всего мира явлении И.В. Сталина.

«Богоизбранный», «Богоданный», или, как выразился писатель-патриот Сергей Николаевич Семанов «Иосиф Первый Великий» — эти эпитеты идут вразрез с официальной антигосударственной и антиправославной пропагандой о нём. Что делать? Махрово расцвела свобода злословия, что, кстати, предвидел И.В. Сталин.

А что пишет наш современник Председатель Исполкома Всеславянского Собора имени Минина и Пожарского Владимир Попов:

«Есть только одно имя, громоносную известность которого можно сопоставить с известностью Имени Христа Спасителя. Это имя — Сталин».

Право читателя соглашаться или не соглашаться с этой формулировкой Владимира Попова. Кто-то скажет, мол, ну хватил! Но, повторяю, право каждого человека высказываться своё мнение. И если этот отзыв слишком высок, нам известны и отзывы диаметрально противоположные, истеричные, полные ненависти. Не будем их приводить. Право каждого записать себя в клеветники, то есть в когорту равных человекоубийцам.

Нужно заметить, что написанное В. Поповым подкреплено предвидением выдающегося русского консервативного мыслителя Константина Леонтьева.

Вот что писал он, размышляя о неизбежном торжестве социализма, то есть справедливого общества, не основанного на рабстве одних и рабовладении других:

«Найдётся и для него (социализма — Н.Ш.) свой Константин… Хорошо — кабы так.., что какой-нибудь Русский Царь, — быть может, и недалекого будущего, — станет во главе социалистического движения (как св. Константин стал во главе религиозного — «Сим победиши!»).

Во главе социалистического движения, подчеркнём — сознательного, охранительного движения встал именно Иосиф Виссарионович Сталин, который памятен людям старшего поколения как Верховный. Впрочем, не ошибусь, если скажу, что для большинства Русских слово «Верховный» ассоциируется именно со Сталиным. Само же это слово имеет мистический характер. Консервативный Русский мыслитель Николай Иванович Черняев по этому поводу писал:

«В России Верховная власть есть синоним Самодержавной власти Императора Всероссийского. Поэтому у нас эпитет «Верховный» может, строго говоря, употребляться только тогда, когда дело идёт о прерогативах Императорского Величества».

Из этого само собой вытекает и название главы «Сталинский социализм, как Самодержавие нового типа». Почему самодержавие и почему нового типа? Такой вопрос может возникнуть у читателя. Постараемся ответить на него…

Что представляло собой Самодержавие в России при династии Рюриковичей? На фактах прошлого мы не можем не отметить постоянное, поступательное развитие Самодержавной идеи от царствования к царствованию. И не можем не заметить нарастания сопротивления «аристократических элементов», выступающих против смягчения эксплуатации, против наступления Русских Царей на рабовладельческие порядки.

Православная Самодержавная мысль не замирала на месте. Лев Тихомиров по этому поводу писал:

«Управительные учреждения Московской монархии слагались в тесной связи с народным социальным строем. По самому типу своему Верховная власть принимала под своё покровительство всех подданных, никому принципиально не отказывала в доверии, и всех готова была признать, как более или менее годную служебную для своих «государевых дел» силу».

Мы можем убедиться в милосердии Верховной власти на примерах из царствования Иоанна Грозного, когда Царь, принимая обряд венчания на Царство и Миропомазания на Царство, прощал даже врагов Самодержавия в надежде, что милосердие умиротворит их и исправит их души. И не вина Верховной власти в том, что не всегда это милосердие доходило до сознания «аристократических элементов», во всяком случае, той части, которая не знала и не хотела знать ничего, кроме своекорыстного «многомятежного человеческого хотения».

Другое дело народные массы. Русские Самодержцы стремились по мере возможностей опираться на трудовой народ. Развитие Царской власти, по мнению Л.А. Тихомирова, не душило народного самоуправления, но ободряло и развивало его.

«Отсюда и вышло, — отмечал мыслитель, — что общий тип управительных учреждений Московского государства, несмотря на массу частных недостатков, происходивших от младенчески невежественного состояния собственно юридических знаний, складывался в нечто очень жизненное, в полном смысле идеальное, к сожалению, не только оставшееся неразвившимся, но впоследствии, по неблагоприятным обстоятельствам, даже захиревшее».

Одним словом, теория и практика Самодержавной власти переживала периоды постоянных подъёмов и резких падений.

Почему же Бог попускал падения? Видимо, лишь таким путём можно было добиться понимания народными массами важности укрепления Самодержавной власти, подлинной заступницы слоёв народа, угнетаемых «аристократическими элементами».

Во все века эксплуататоры и угнетатели в равной степени, прикрываясь мифами о «преимуществах» подлинной демократии, стремились обмануть народ и незаметно для него ужесточить гнёт.

Чего стоило Русской Земле забвение Православных принципов, провозглашенных первым Русским Царём (не по имени, а по существу) Андреем Боголюбским?

Едва произошло отступление от этих принципов, как возобновились усобицы, ослабла Русь, и, как следствие попала под тяжелейшее ордынское иго. А ведь принципы эти родились не случайно: они даны были в Откровении Пресвятой Богородицы!

Что принесло Русской Земле забвение Православных принципов, проведённых в жизнь Дмитрием Донским?

Возобновление междоусобиц, уже казалось искоренённых, и как следствие продолжение жестоких вражеских набегов на Русь.

Что принесло Русской Земле забвение Православно-Державных принципов, провозглашённых и внедрённых в жизнь Иоанном Грозном с помощью Опричнины?

Отрыв от идеалов Православного Самодержавия, при котором Царь в деяниях своих ограничен Православной совестью, следование которой полагается священным долгом, привело к скатыванию к утолению «многомятежных человеческих хотений». Это ясно обозначилось при вступлении на престол Василия Шуйского, который вопреки Православному Закону и Православным традициям, вместо того, чтобы привести подданных к присяге, сам присягнул боярской олигархии, чем поставил себя в зависимость от неё.

Одна из причин падения Самодержавия Рюриковичей в том, что Царская власть опиралась не только на народные массы, не только на Земские Соборы — гениальное изобретение Иоанна Грозного — но и на «аристократические элементы», на боярство.

Не всё боярство было плохим. Немало замечательных героев дал этот слой. Но он дал, к сожалению, и Курбских, и Адашевых (боярин не по происхождению) и других изменников. Почему? Да потому, что аристократический класс, класс угнетателей всегда был и остаётся питательной средой для крамолы, измен и ересей.

Не народ, не духовенство, а именно боярская олигархия привели в конечном свете Россию к смутному времени, которое лишило её 7 из 15 млн. человек…

Россия была спасена Царём Иоанном Грозным. Не им самим, но и его гением, созданной им православно-церковной и государственно-державной системой власти — Земско-Поместной Соборностью.

По закону, введённому Иоанном Грозным, словно предвидевшим страшные смутные времена и династический кризис, Земско-Поместный собор мог созвать при отсутствии Царя и Митрополита Московского (Патриаршество было создано при Феодоре Иоанновиче) один из митрополитов.

Этот гениальный закон Грозного Царя и дал нам первого Государя новой династии, которому Московский Земско-Поместный Собор 1613 года поклялся в верности за себя и всех потомков на вечные времена.

Если бы Закон Грозного соблюдался вечно, по-иному сложился бы ход событий прошлого России.

Подвиг Иоанна Грозного, подвиг государственного и православно-церковного служения, был высоко оценён народом и русской Православной Церковью.

Недавно житель (он подписался р.б. Владимир) Нижнего Новгорода, добросовестный исследователь прошлого, православный исследователь, прислал в журнал «Николо-Шартомский благовестник» письмо по поводу выхода в свет сборника «Кто вы, товарищ Сталин?» В нём он сообщил факт, умышленно утаённый прозападными историками. Привожу строки из письма:

«Что касается Великого Русского Царя Иоанна IV Васильевича Грозного, то он был канонизирован в 1624 году первым Царём династии Романовых Михаилом Фёдоровичем и его родным отцом, Патриархом Московским и Всея Руси Филаретом Никитичем (так его звали при жизни). Более того, 10 июня того же года обреталось святое тело «Царя Ивана».

Но в дальнейшем забвение принципов, провозглашённых Московским Земско-Поместным Собором, созванным по Закону, завещанному Грозным Царём, привело к упразднению Соборности на Руси и, как следствие, сначала к Церковному расколу 1666 года, затем к отходу от Православного Самодержавия, падению в западный абсолютизм и петровское чужебесие.

Сорока процентами населения заплатила Россия за петровское реформаторство, которое явилось первым шагом к разрушению Царской власти.

Что принесло России забвение принципов, выраженных в девизе: «Православие, Самодержавие, Народность», который лёг в основу политики Императора Николая Первого, направленной к возврату допетровских порядков на Руси?

Самую страшную и кровавую революцию. «Бытоулучшительные партии» не только не улучшили быт народа, но уничтожили при помощи «диктатуры сволочи» (определение И.Л. Солоневича) от 40 до 70 млн. русских людей, именно в годы революционной бойни и красного террора.

Только своевременный перехват И.В. Сталиным управления из рук убийц и своевременное удаление из властных структур этих убийц и наказание их, спасли Россию и Русский народ.

Так кто же все-таки И.В. Сталин? Созидатель или революционер? Ведь революция и революционер понятия, диаметрально противоположные созиданию и созидателю.

Видный консервативный мыслитель русского зарубежья Иван Лукьянович Солоневич дал очень точную характеристику революции и революционерам в своей книге «Диктатура сволочи»:

* «… социальная революция есть прорыв к власти ублюдков и питекантропов…»;

* «… теория, идеология и философия всякой социальной революции есть только «идеологическая надстройка» над человеческой базой ублюдков»;

* «социальные революции устраиваются не «социальными низами», а биологическими подонками человечества; и не на пользу социальных низов, а во имя вожделений биологических отбросов; питекантроп прорывается и крушит всё, пока захваченное врасплох человечество не приходит в себя и не отправляет питекантропов на виселицу»;

* «если есть сливки, то есть и подонки. Если есть люди, творящие жизнь, то есть и люди, её уродующие»;

* во время революции «власть подбирала окончательный люмпен-пролетариат и, как свору собак, спускала их на настоящих трудящихся. Власти на жизнь и на смерть эти своры не имели, но они имели власть на донос, что, во многих случаях, означало то же самое…» (Иван Солоневич. Диктатура сволочи. М., Русское слово, 1995 г., с.28-31).

Мы не будем подробно касаться «подонков, ублюдков и питекантропов», как назвал Иван Солоневич революционеров. Дела их известны. Заметим лишь, что даже краткой характеристики «виднейших» из них, тех самых, по коим так стенает демократическая печать, достаточно, чтобы понять, кто и зачем делал революцию.

Вот, к примеру, Зиновьев Григорий Евсеевич, настоящие имя и фамилия которого Овсей-Герш Аронович Родомыльский. Это по отцу. А фамилия матери Апфельбаум. Так сообщается в Биографическом энциклопедическом словаре «Империя Сталина» (Автор К.А. Залеский). Там же приводятся и факты, характеризующие революционера-питекантропа: «Один из главных организаторов террора, Зиновьев после убийства М.С. Урицкого предложил «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице». Под видом рабочих как раз и выступили упомянутые И. Солоневичем люмпены, а вовсе не трудящиеся. И уничтожали они совсем неповинных в убийстве, а просто ненавистных Зиновьеву и К* людей. Убил же Урицкого, как известно, Кенигиссер.

Что же касается интеллигентов, то они, собственно, и получили то, за что боролись, ведь Урицкие и Зиновьевы появились, отчасти, благодаря позиции, которую заняла русская интеллигенция по отношению к Самодержавию — предательской позиции.

Прав И. Солоневич, писавший с иронией:

«Русский профессор так же добросовестно взывал к революции, как впоследствии эту революцию отринул».

А вот его высказывание о молодежи:

«Русская молодежь в феврале 1917 года была революционной почти сплошь. Через год именно эта молодежь пошла в белые армии всех сторон света».

И он не мог обойти вниманием интеллигенцию:

«Низы русской интеллигенции были революционными почти сплошь, и через год начался их великий исход из социалистического отечества в капиталистическую заграницу… И вся столетняя философия русской интеллигенции оказалась тем, чем она была все сто лет: словесным блудом и больше ничем».

Эта философия была губительной для России, и напомню, что Борис Башилов справедливо отметил:

«Русская интеллигенция находится за пределом русского образованного класса. Это политическое образование, по своему характеру напоминающее тёмные масонские ордена».

Целью русской интеллигенции, выросшей всё из той же питательной среды «аристократических элементов», было разрушение Православной Церкви, Русского национального государства и борьба со всеми проявлениями русской самобытной культуры.

Из тех же «аристократических элементов», из того же класса угнетателей народа, которые противостояли Самодержавию Иоанна Грозного и в конце концов привели Россию к Смутному времени, вырос орден русской интеллигенции, породивший предателей, раскачавших лодку Самодержавия Романовых, породивший изменников министров и изменников генералов, свергнувших насильственно Государя Императора Николая Второго и ввергнувших Россию в новую кровавую смуту.

На чьей стороне и с кем нужно было быть Иосифу Виссарионовичу Сталину в период революционных событий? С питекантропами от революции? Или может быть с генералами-масонами, которые, предав Царя, но сами, сметённые питекантропами, бросились в объятия вековых западных врагов России? С кем быть? Этот вопрос вставал в те же годы перед каждым патриотом, ибо не было той третьей силы, которая бы устраивала честного и порядочного человека. Эта третья сила, светлая сила Русского Православного Самодержавия, пусть изрядно подъеденная предательством, пусть ослабевшая, вплоть до революции оставалась в лице Удерживающего, в лице Царя. Она рухнула в марте 1917 года. Все последующие силы, и Временное правительство, и правительство, перехватившее власть в октябре 1917 года, были враждебными для Русского народа и для России.

Но эта третья сила все-таки негласно и незримо существовала, тайно восприняв то дело, которому служили Русские Цари.

Эта сила была столь тайной и негласной, что не оставила конкретных и точных документов о своей деятельности, и потому судить о деяниях её можно лишь по результатам их.

Именно Сталин объединял эту силу, именно в Сталине была заключена она, хотя никак не проявлялась и не обнаруживала себя в то время, и лишь только теперь может быть обнаружена с позиций нынешнего времени и только хорошо вооруженным знаниями взглядом. Добавлю, не просто знаниями, а знаниями, стоящими на православно-церковной основе.

Давайте ещё раз коснёмся того, кем был И.В. Сталин. Председатель исполкома Всеславянского Собора имени Минина и Пожарского (мы на него уже ссылались) утверждает следующее:

«Ещё в своей ранней автобиографии Сталин назвал себя осетином (в отличие от других этносов Кавказа и Закавказья, осетины — потомки древних аланов — арийцев). В своём последнем фильме-исследовании И. Смоктуновский доказывает, что отцом Сталина был великий Русский путешественник Пржевальский. Отсюда то уникальное воспитание, которое постоянно демонстрировал Сталин. Согласно последним данным, Сталин не находился в ссылке под Верхоянском, а в это время тайно окончил Академию Генерального штаба. Этим объясняются энциклопедические познания Сталина в военном деле, классическом искусстве и науке управления государством».

Но тогда отчего же Сталин, если он сын знаменитого путешественника (менее известно, что генерал-майор Н.М. Пржевальский видный военный разведчик), если он офицер Российской разведки, внедрённый в большевистскую организацию, отчего он, когда в связи с крушением Императорской власти миссия его сама собой завершилась, не пошёл сражаться с революционной властью, а встал на сторону этой власти?

Вот тут особенно важно разобраться, на чью сторону встал Сталин?

Эту власть олицетворяли Троцкий и К*. Об уже упомянутом выше Зиновьеве в Биографическом энциклопедическом словаре «Империя Сталина» К.А. Залесский пишет:

После предложения Зиновьева дать право люмпенам стрелять всех подряд «были созданы «тройки», которые развернули в Петрограде вакханалию красного террора. За короткое время в городе, где было много представителей «эксплуататорских классов», погибли десятки тысяч человек.…На протяжении 10 лет Зиновьев был всесильным наместником Петрограда, в период его господства не прекращались террор и преследования «классовых врагов». В том числе Зиновьев организовал массовую высылку дворян и буржуазии на север, где большинство погибло (теперь, находя эти массовые захоронения, демократы пытаются свалить их на Сталина, умалчивая о «кровавых банях» Зиновьева, Троцкого и К0). В обществе одно имя Зиновьева вызывало страх и отвращение, и его называли «кровавым Гришкой»… (Указ.сог.с.184).

Известны и задачи Троцкого:

«Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, и не белая, а красная, в буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках её укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путём террора, кровавых бань мы доведём Русскую интеллигенцию до полного идиотизма, до животного состояния… А пока наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, о, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть всё Русское! С каким наслаждением они уничтожают Русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, академиков, писателей…» (Цит. по: Война по законам подлости. Минск. ЗАО «Православная инициатива». 1999. с.6).

На первый взгляд может показаться, что Сталин, встав на сторону революции, оказался в этом сатанинском стане. Но по одну сторону баррикад с этими кровавыми иудами он был лишь внешне. Он отстаивал не их власть, он отстаивал Россию, её территорию, на которую покушались извечные её враги, пригревшие генералов-изменников, ставших вождями белого движения.

Об этом времени, находясь в эмиграции, Великий Князь Александр Михайлович писал:

«Британское министерство иностранных дел обнаруживало дерзкое намерение нанести России смертельный удар…

Вершители европейских судеб, по-видимому, восхищались своею собственною изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России.

Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали своих добровольцев к священной войне против Советов, с другой стороны, на страже русских национальных интересов стоя не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшего Российского государства, апеллируя к трудящимся всего мира…».

Приведя эту цитату в своём труде «Россия. Век XX. 1901 — 1939» писатель Вадим Кожинов сделал вывод:

«Нынешнее модное поклонение (в частности по закону контраста) Белой армии привело к тому, что в царских офицерах и генералах, служивших в Красной Армии, хотят видеть корыстных приспособленцев. Однако у умирающего в Париже великого князя Александра Михайловича не было, да и не могло быть никаких «практических мотивов» для подлаживания к большевикам. Он думал только о судьбе России… И к его приведённым только что словам, без сомнения, с чистой совестью присоединились бы многие из десятков тысяч служивших в Красной Армии генералов и офицеров…».

В ходе гражданской войны и иностранной военной интервенции на сторону Красной Армии перешли 14390 офицеров, то есть каждый седьмой.

Тем не менее, в период ельцинизма, когда дело защиты Отечества откровенно осуждалось, и началось восхваление Белого движения. Но разве Белое движение не опиралось на деньги, а где и на штыки Антанты? И разве молодая Красная Армия выступила против Императорской власти в России? Информация подверстывалась так, что будто бы Красная Армия свергла Царя. А ведь Красная Армия невольно стала противницей именно тех, кто сверг Царя, как ни парадоксально это звучит.

Предали Царя и участвовали в его свержении именно те, кто стал вождями Белого движения. И сражались они с Советами не за восстановление Самодержавия, которое сами разрушили, а за личные интересы, за то, чтобы установить эксплуататорский строй, но уже без Царя, мешавшего беспределу и беззаконию, не позволявшего угнетать народ.

Сталин не мог быть с питекантропами революционерами. И он не был с ними. В «Завещании» Сталин признался: «Я никогда не был настоящим революционером…».

Сталин не мог быть и с вождями белого движения, запятнавшими себя тяжелейшим клятвопреступлением. Ведь все они, вступая на стезю военную, давали клятву, слова которой и сегодня не могут не взять за душу:

«Клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови…

В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей клятвы, целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь».

Напомним слова из этой священной клятвы. Посудите сами, как же велико было падение нравов, если клятву эту, клятву перед Всемогущим Богом, предали забвению высшей чины армии, алчно погнавшиеся за утолением своих «многометежных человеческих хотений»!

Генерал Иванов, получивший приказ Государя навести порядок в столице, преступно не исполнил его и продался заговорщикам. В конце гражданской войны он, удирая от наступающих войск М.В. Фрунзе, умер от тифа.

Генерал Рузский, арестовавший Государя под Псковом, куда Его заманил изменник генерал Алексеев и издевавшийся над Помазанником Божьим, требуя отречения, понёс ещё более суровую кару за богоотступничество. В 1918 году он был изрублен чекистами в Пятигорске и заживо зарыт в землю.

Генерал Корнилов, имевший наглость арестовать Государыню, Великих Княжон и Наследника Престола, погиб в Екатеринодаре, когда в белый стан залетел единственный артиллерийский снаряд и поразил его осколком в висок…

Адмирал Колчак, командовавший могучим Черноморским флотом и палец о палец не ударивший во имя спасения Государя, а торопливо присягнувший временному правительству, был после долгих издевательств спущен под лёд красноармейцами.

Грех клятвопреступления не позволил белой армии достичь победы.

Конец ознакомительного фрагмента.