Бюро «Канун», или Ужасы Ивота

Николай Ободников (2019)

Ивот — городок стеклянных шариков и паранормальной активности. Десять лет назад его потрясла чудовищная волна самоубийств, получившая название «Канун». И вот сейчас, спустя много лет, над Ивотом вновь нависают ужасы «Кануна», когда кошмары и полуночные призраки черным потоком наводняют улицы городка, оживают самые зловещие слухи и городские легенды, творятся нечистые ритуалы и призывается древнее неземное зло. И только Лунославу и Булату по силам положить конец потусторонним ужасам. Ведь эти двое — единственные сотрудники бюро, созданного злом, чтобы бороться со злом…

Глава 5

Перед нами улица Новая Старого Ивота. Новое в старом. Очередная игра слов, очередная ирония. Однако в этом случае ирония бьет ключом, издеваясь над здравым смыслом, потому что все дома на этой улице — новые. Этакие мини-особнячки. Этакий мини-бомонд. Но давайте обратим внимание на дом под нетипичным номером «0».

В «нулевом» обитают Пимоненко — самодостаточная и матриархальная семья. Расположим ее членов в порядке значимости. Вот увядающий дед Агафон. Вот десятилетняя Вика. А вот и ее тридцатипятилетняя мама — Шурочка, высокомерная особа с узкими ноздрями, словно созданными для того, чтобы запихивать в них монетки. Ах да, с ними еще проживала старая трехцветная кошка по кличке Дульсинея. К слову, Шурочка ее на дух не переносила. Она вообще мало кого любила. Являясь в доме основной добытчицей, она же была в нём и главной кровопийцей.

Да, Шурочка Пимоненко терроризировала свою семью, но больше всего она, конечно, любила терроризировать мужские гениталии. И, если по какой-то причине ей это не удавалось, горе в ее лице нисходило на домочадцев. И сегодня был как раз один из таких дней…

Итак, улица Новая, Старый Ивот, поздний вечер…

Неудовлетворенная и оттого злая Шурочка зашла домой. Она сняла туфли и швырнула их об холодильник. Надоели, новые купит. Как назло, домашние уже спали, а Шурочке ой как хотелось на ком-нибудь сорваться. Тут к ней подбежала Дульсинея, и молодая женщина с удовольствием поддала ей ногой.

— Усато-блохастая лошадь! — взвизгнула Шурочка. — Еще затяжек на колготках своими лапищами понаделаешь! А ну, пошла, зараза такая!

На шум выбежала заспанная Вика. Увидев, что Дульсинея, хромая, убегает, девочка заплакала.

— Мама, зачем ты это сделала?! — всхлипнула она и забрала кошку к себе в комнату.

— Потому что могу! — крикнула ей вслед Шурочка.

Из зала выглянул проснувшийся дед Агафон:

— Нехорошо это — животинку бессловесную обижать!

— Тебя, калоша старая, спросить забыли! — огрызнулась Шурочка. — Дармоеды! То уроки вам, то лекарства! Я спать, и только попробуйте мне тут мяукнуть или кашлянуть!

Она поднялась к себе в спальню на втором этаже и закрылась. Она была зла, не удовлетворена, а еще она очень хотела спать. Выругавшись еще раз в адрес домочадцев, Шурочка переоделась, угрюмо легла в кровать и почти сразу уснула.

Наступила полночь, и молодая женщина раздраженно проснулась от чьего-то присутствия в спальне. Она включила лампу и с удивлением обнаружила, что в комнате никого не было.

— Кто здесь? Вика, если это опять ты со своими кошмарами, я тебе клок волос выстригу! — недобро пригрозила Шурочка.

Неожиданно кровать под ней затряслась. Шурочка попыталась спрыгнуть на пол, но с ужасом поняла, что руки и ноги ее не слушаются. Она была парализована. Кровать между тем поднялась в воздух, и Шурочка беззвучно завизжала. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге показалась Дульсинея. Кошка, у чьей тени были вытянутые рожки, недобро посмотрела на женщину.

— Спаси и сохрани!.. Спаси и сохрани!.. — едва слышно прошептала перепуганная Шурочка.

Дульсинея по-хозяйски прошла в спальню, и дверь за ней сама захлопнулась. Кошка запрыгнула на грудь парализованной женщины, зловеще посмотрела на нее и протяжно промяукала:

— Три-и-инадцать ле-ет! Сро-ок!

После этого кошка лизнула Шурочке расширенные от страха глаза, и та забылась черным сном…

Наутро Вика обнаружила, что Дульсинея пропала. Она обыскала весь дом, заглянула в каждый уголок, но кошки нигде не было. Наконец зареванная Вика уселась на коленях у деда на кухне.

— Это всё ма-ама! Это всё она виновата-а! Это она ее так стукнула, что та убежала! — прорыдала девочка. — А вдруг наша Дуська больше не вернется?! А вдруг… а вдруг…

— Ну-ну, милая, — прошамкал дед Агафон. — Кошки такие животинки — погуляли, котят нагуляли, вернулись.

— А вдруг наша Дуська не такая животинка-а?..

Раздались шаги на втором этаже, и вниз спустилась Шурочка. Вид у нее, как обычно, был злой и раздраженный.

— Мама! — сердито кинулась к ней Вика. — Ну зачем, зачем ты так нашу Дусю?!

Шурочка непонимающе посмотрела на дочь, отпихнула ее, подошла к кошачьим мискам и мстительно раскидала их ногой. Затем Шурочка, громко хлопнув дверью, ушла на работу. Вика заревела. Дед Агафон вздохнул.

Прошел день. Наступил вечер. Кошка так и не вернулась. Дед Агафон и Вика занимались своими делами, с невольным страхом ожидая возвращение главы семейства. Наконец к дому подъехала машина, и в дом вошла отстраненная и недовольная Шурочка. Никому ничего не сказав и даже не поужинав, она пошла к себе. Дед Агафон и Вика облегченно вздохнули и тоже легли спать.

Однако ночь выдалась неспокойной. Около двух часов после полуночи по дому разнеслось голодное чавканье. Оно доносилось из-за двери Шурочкиной спальни — хотя мужчин та сегодня не привела. А также оттуда послышались зловещее урчание и странные звуки, напоминавшие катание по полу большой куклы. Дед Агафон и Вика перепугались, но зайти и спросить, что случилось, не решились. Закрывшись вместе в одной комнате, они просидели так до рассвета…

На следующие день и ночь необычная ситуация повторилась. Шурочка окончательно стала сторониться домочадцев. Кушала она, судя по звукам, только у себя и только по ночам. Что она ела — неизвестно, но еду с собой никогда не брала. Чем она занималась — тоже оставалось загадкой. Но чавкающие и малопонятные звуки за ее запертой дверью красноречиво говорили о том, что там происходит что-то дурное…

Так прошло три дня. Наконец дед Агафон не вытерпел и решил разузнать, что творится по ночам в Шурочкиной спальне. Переждав, когда чавканье и урчание за дверью дочки стихнут, а звуки катания — пропадут, он осторожно вошел к ней. От увиденного дед Агафон чуть не заорал, едва успев зажать себе рот. У спящей Шурочки были рожки, а из ее рта торчали нечеловеческие кривые зубы, похожие на колотый шифер. Но больше всего деда Агафона напугал огромный, покрытый волдырями длинный язык, которым Шурочка во сне поправила себе волосы.

— Мать моя мамка! Боже ж ты мой божеский, боже! — прошамкал дед Агафон и, пятясь, покинул спальню дочки.

Он спустился на первый этаж и подковылял к кухонному столу, на котором лежала местная газета. Накануне он приметил в ней одно занятное объявление. Дед Агафон схватил телефон и, несмотря на неурочный час, неуклюже набрал номер.

— Алло? Милый человек!.. Ой, беда! Беда у меня стряслась!.. — перепуганно произнес дед…

Так у бюро «Канун» появилось их следующее дело.

К «нулевому» дому улицы Новая подъехал уазик болотного цвета. Машина была куплена Лунославом и Булатом вскладчину для нужд бюро, и теперь их поездки всегда начинались со спора, кто поведет. Сыграв напоследок в «камень-ножницы-бумага» в очередном подобном препирательстве, они вышли.

Булат горделиво оглядел опрятный и дорого́й дом:

— Мы, похоже, становимся знаменитостью, шаман-брат! Смотри, какая домина у клиента!

— Местные ненормальные всегда знамениты, — заметил Лунослав. — А мы сразу и местные, и…

–…и ненормальные! — хохотнул Булат. — Отжег прямо в точку, братец! Прямо в точку!

Они подошли к дому, возле которого на качелях возились Вика и ее подружка — Веселина.

— А я вот че знаю! — сказала Веселина. — Если одну и ту же кошку кормить в одном и том же месте целых тринадцать лет, то знаешь, что с ней будет?

— Ну и что с ней будет? — спросила Вика.

— Сказать? Сказать-сказать-сказать?

— Ну, хватит! Скажи, вредина!

— Она станет — злым оборотнем! Вот так! Поэтому я свою Мурку всегда кормлю в разных местах — и на столе, и у себя в кровати!

— Ой, а мы Дуську там же кормили — у шкафчика!.. — И Вика, вспомнив пропавшую Дульсинею, расстроилась.

Лунослав с умным видом записал услышанное в блокнот, а Булат с таким же умным видом покрасовался перед девочками «косухой».

— Здравствуйте, — настороженно сказала им Вика. — А вы к кому?

— Мы к Агафону Лавровичу, — вежливо кивнул ей Лунослав. — Он нам звонил по о-о-очень важному делу.

— Ага, прям посреди ночи! — сплюнул Булат и, устыдившись своего поступка, затер плевок ногой.

— Ой, так вы дяди, о которых говорил дед? — обрадовалась Вика. — Пойдемте-пойдемте! У нас тут такое! Такое!

Лунослав и Булат проследовали за ней в дом, и девочка привела их на кухню, где задумчиво сидел дед Агафон.

— Агафон Лаврович? Мы… — начал было Лунослав.

Дед Агафон остановил его экономным взмахом руки и отрешенно прошамкал:

— Дочка моя, Шурочка-то, стала совсем нелюдимой… Раньше хоть, бывало, обругает нас, попрекнет чем… А сейчас ни слова — ни-ни! Даже с работы ее этой, чудо-богаческой, звонили, спрашивали, что с ней. Обедать там перестала. Диво! Что ест-то?! Ни там, ни с нами не кушает! Беда, беда с ней лютая приключилась. Вы бы ее ночью видели! Опростались бы! — И он подробно всё рассказал: и про звуки, и про увиденное, и про характер Шурочкин — злой и бабский.

— А она такая не от рождения? — уточнил Булат.

— Ась?

— Говорю, Шурка ваша раньше во сне нормальная была? Или она зубами к стенке спала, и вы потому ни хрена не видели?

— Когда, говорите, это всё началось? — торопливо перебил Лунослав товарища, пока тот еще что-нибудь не ляпнул.

— А вот как Дуська пропала, так и началось, да.

— А вы найдете мою кошку, дяди? — с надеждой спросила Вика.

— Конечно! — важно кивнул Булат. — Ха! Да я вообще самый известный ловец кисок на районе!

— Булат! — одернул его Лунослав. — У тебя что, запор мысли и понос речи?!

— Чего? Я же про настоящих кошек говорил!

— Так что, люди добрые, возьметесь за наш случай? — И дед Агафон горестно смахнул слезу.

— Мы за все случаи беремся, дед, — заверил его Булат. — Готовы проверить всё! Вообще всё! Даже сигналы о человечине в шаурме!

— Нам бы ее комнату поглядеть, Агафон Лаврович, — сказал Лунослав и достал Черномикон.

Дед Агафон согласно кивнул и провел их по дому. Однако осмотр спальни Шурочки, равно как и всего остального, ничего не дал.

— Вам бы двух часов ночи дождаться, люди добрые, — произнес дед. — Тогда-то вся чертовщина и начинается.

— Хм, похоже, придется, — обескураженно заключил Лунослав.

— Да, ядрен батон! Луня! Это же наша первая засада! — сча́стливо воскликнул Булат. — Засадим злу по полной!

Лунослав неохотно согласился с прозвучавшим лозунгом. На том и порешили.

Лунослав и Булат оставили уазик перед бюро и вернулись в дом семьи Пимоненко незадолго до предполагаемого возвращения Шурочки. Дед Агафон отвел их в гостевую комнату, что была рядом со спальней женщины, и удалился. Булат тут же развалился на кровати и блаженно закрыл глаза.

— Эй, а кто зло стеречь будет?! — возмутился Лунослав.

— А ты со своей книжкой на что? — зевнул Булат. — Вот и бди, колдун! И мне по-своему бдеть не мешай! Когда будет надо, я все-е-ех одной левой… Э-эх!

Однако ждать им пришлось недолго. К дому подъехала машина, и задремавший Булат незамедлительно проснулся. Лунослав приложил палец к губам. Шурочка тем временем тайком прокралась в свою спальню, закрыла за собой дверь на ключ и приготовилась к своему еженощному действу, приносящему ей удовлетворение и сытость…

— Так, где-то в два часа наш выход. Врываемся, как только услышим чавканье! — напомнил Лунослав и погладил спокойный Черномикон.

— Блин, а тебе бы понравилось, если бы ты ночью «чавкал», а к тебе вломились, а? — буркнул Булат, поворачиваясь на другой бок. — Чавк-чавк, а тут нате — гости!

— Я вот не чавкаю, когда ем!

— А я и не про еду, балбес!

— Так она… она же не только чавкает! — возразил Лунослав, едва скрывая мандраж. — Она еще и выглядит по ночам как-то… необычно!

— Ха! По ночам многие выглядят необычно! Тоже мне — новость!

Они замолчали. И вдруг в ночной тишине раздались те самые звуки, о которых говорил дед Агафон. Было похоже, что кто-то очень вкусно кушал — с каким-то мстительным и зловещим удовольствием, изредка при этом урча. С Булата сразу же сошел весь сон.

— М-да, это определенно не то «чавканье», — разочарованно заключил он, прислушавшись. — Ну что, шаман-брат, готов?

— Нет! — огрызнулся Лунослав. — Мы же собираемся ворваться к хозяйке дома — в запертую спальню!..

–…в которой она так загадочно чавкает, — важно кивнул Булат. — Ну так что — погнали наши городских?

— Фу-ух! Господи, ладно, погнали, — смирился Лунослав.

Они тихо вышли. В коридоре их уже поджидали перепуганные дед Агафон и Вика. Булат строго показал им, чтобы они держались подальше. Те кивнули. После этого Лунослав и Булат подкрались к двери в спальню, и подозрительные звуки тотчас пропали. Сотрудники бюро обескураженно переглянулись.

— Хитрая! Улики прячет! — вдруг сообразил Булат.

Он выбил ногой дверь, и они с Лунославом ввалились в спальню. Шурочка в одном халатике спокойно сидела на полу между двух зажженных свечей, не сводя хищного взгляда с ворвавшихся молодых людей. К ужасу Лунослава, ее рот и руки были перемазаны кровью. Капало даже с подбородка.

— Ну что, брат шаман, затеем переговоры с «хозяйкой дома»? — саркастически поинтересовался Булат.

— Мы со злом переговоры не ведем! — И Лунослав показал трясущийся Черномикон.

— Принято.

Внезапно Шурочка подскочила к Лунославу и ударом босой ноги выбила жуткий фолиант у него из рук. Она сейчас же закричала от боли: Черномикон обжег ее, оставив струп на бледной ступне. Однако это не остановило Шурочку, и она пнула оторопевшего Лунослава прямиком в пах. Молодой человек скрючился и тоненько запищал.

— Ядрен батон, ты… ты че так — не по-мужски?! — растерялся Булат.

Шурочка злобно посмотрела на него, и ее волосы затрепетали в потоках потустороннего ветра. Взгляд у нее стал совсем уж лихим и безумным. Из головы женщины вылезли противные рожки, зубы уродливо подались наружу, а из безобра́зного рта показался чудовищный и длинный язык с волдырями.

— Это что, чупакабра? — удивился Булат.

— Боже ты мой! Это — демон! — простонал с пола Лунослав.

— Главное, что не женщина. Значит, и колошматить ее можно по-взрослому!

Булат прыгнул на Шурочку-демона, и та по-лягушачьи лягнула его, откинув в модный стеллаж с лифчиками. Затем кошмарная женщина обхватила языком Черномикон и, поскуливая от боли, подняла его под самый потолок. Задымившийся фолиант стал недоступен для сотрудников бюро.

— Это же моя мама, дураки! — В комнату со слезами на глазах вбежала Вика. — Мама! Мама! Ты не сердись и не болей! И… и верни мне Дуську!

Лунослав, который от боли в паху едва мог говорить, прокряхтел:

— М-мы ее вылечим!

— И тебя, ядрен батон, вылечим! — ласково передразнил его Булат, выбираясь из остатков стеллажа. — Это уже хрен вылечишь, дрищ-колдун!

Тут в спальню на своих стареньких ножках влетел дед Агафон с охотничьим ружьем. Вскинув оружие, он зажмурился и выстрелил. Картечь, никого не задев, сбила карниз. Шурочка-демон подшагнула к старику и с жутким смехом выбила у него ружье.

— Мама?.. Это же наш дед!.. — крикнула Вика, но ближе подойти не рискнула. — Н-не надо, пожалуйста! Я даже не буду на тебя больше злиться из-за кошки!..

Шурочка-демон, не прекращая хохотать, похлопала деда Агафона по лысине, словно напакостившего питомца. Булат торопливо подобрал ружье и точным выстрелом перебил уродливый язык демона. Черномикон с остатками ротового отростка нечисти влажно шлепнулся на пол. Шурочка-демон взбешенно обернулась, отбросила деда Агафона и направилась в сторону Булата.

— Бу! — невозмутимо сказал тот, зная, что магазин ружья пуст.

— Поп… попробуй Черномикон! — крикнул Лунослав.

— Я же неуч для твоей вредной книжки!

— Да долбани ты ее им!

— О!

Лунослав уже понял, что Черномикон в равной степени мог и поглотить, и изгнать порождения зла. И сейчас жуткий фолиант, судя по причиненной демонической женщине боли, явно был не прочь перекусить чем-нибудь потусторонним.

Булат подхватил Черномикон и двумя ударами «перекрестил» Шурочку-демона. Ту затрясло, и она, ко всеобщему изумлению, превратилась в кошку — пропавшую Дульсинею, у которой теперь было три хвоста. Дульсинея зашипела и, жалобно мяукая, побежала к Вике.

— Хрен тебе, чертов ты, ядрен батон, перевертыш! — проорал Булат и с размаху приложил кошку Черномиконом.

Спальню озарила черная вспышка, и жуткий фолиант высосал из кошки-демона ее про́клятую душу. Осталось лишь безжизненное тельце с тремя хвостами. Черномикон же получил свой второй черный лист. Обнаружив это, Булат присвистнул и вернул фолиант товарищу.

— А где м-мама? — растерянно спросила Вика.

— Надо вскрыть пол, — мрачно произнес Лунослав. — Здесь есть люк?

— Что ты, милый человек! Отродясь такого в домике-то нашем не бывало! — ответил дед Агафон, не прекращая креститься.

— Ну-ка, дед, посторонись! — И Булат подошел к двум свечам, так и не упавшим во время схватки.

Немного повозившись с изучением паркета, он нашел, какие из дощечек были съемными, а затем убрал их… Под полом нашлась мертвая Шурочка. Скрюченная женщина была наполовину съедена. Укусы на ее теле принадлежали кошке. Гематомы и царапины на нём указывали на то, что с телом еще и по-кошачьи «играли». Стало очевидно, что чавкающие звуки, слышимые все эти ночи, были звуками пожирания человечины…

И если это было удивительно и страшно, то еще более удивительным и страшным оказалось то, что сказала Вика.

— Это тебе за кошку, мама, — холодно произнесла она и ушла.

Повисло жуткое молчание.

— Ну всё, дед, пойдем мы, — наконец неловко сказал Булат и помог напарнику подняться. — Ты бы это… смотрел за девочкой, что ли.

— Да, всего доброго, Агафон Лаврович, — попрощался Лунослав, держась за ноющий пах.

Они вышли на улицу.

— Похоже, девочка будет в маму, — хмуро сказал Булат.

— Не хотелось бы… — отозвался Лунослав.

— И не будет!

После этого они разошлись по домам, где каждый из них в этот поздний час нашел себе дело по потребностям: Лунослав снимал отек с гениталий при помощи замороженного горошка, Булат же погрузился в изучение объявлений в Интернете.

На следующий день они вернулись к дому семьи Пимоненко, и Булат подарил Вике красивого черного котенка. А на прощание он строго-настрого наказал девочке кормить его в разных местах. Ведь неизменным для кошек должно быть только одно место — для лотка, не так ли?

Из всего случившегося вытекает закономерный вопрос: а что станет с человеком, если он будет кушать на одном и том же месте тринадцать лет подряд? Это кажется немыслимым, невозможным, диким. Но если вы всё же решите примерить этот абсурд на себя, то будьте готовы — вы можете сойти с ума. Так или иначе, подобная история является хорошим примером кармического воздаяния. Или злу просто нужен повод? Кто знает…