На рыбью ногу. Маленькие повести и рассказки

Николай Новиков

«Смирение и кротость – вот что украшает человека, делает его приятным и милым для окружающих. А если к этому добавляется горячее любящее сердце, то все это делает человека «солью земли, свечой, которую ставят на подсвечнике, чтобы светить всем в доме». (Из истории Николо-Бабаевского монастыря).

Андреич

Ляксей Андреич — так его звала супруга, женщина дородная, звезд с неба не хватающая и очень сердобольная. Были Алексей и Галина хорошей семейной парой. Он кочегар и плотник-она доярка и скотник. Забот до… обязанностей по… дети сорняки-где посадили-там растут. Времени на все не хватало. Народ в глубинке старился и умирал рано… доживший до пенсии — считай, олимпийский чемпион по продолжительности жизни. Но счастливой семейной паре было только до себя. Ни тебе телевизера, ни магнитофона. В доме, окромя русской печи, сундук, родительская кровать, да пару лавок с соломенными матрасами… не вру… даже в 80-х жили кое-кто так. Ни чего удивительного… вытряс соломку, положил свежей и вдыхай до поры до времени хлебный дух! Гигиена опять же. Ни блох, ни вшей, ни мышей. Соломку под коровку-опять экономия и приварок! Но чистота и порядок в доме и на не крашенных полах были идеальные. Дети, привыкшие к порядку, в порядок, чистоту и удобство, окончив школу, улетели безвозвратно. Родителей стали стыдиться. А они живут себе и еще деньжат подкидывают-много ли в деревне денег надо на жизнь? Алексей рубил дома и бани. (Основательный мужик.) Галина же вилы отставила в сторону, осталась на дойке-только мой титьки коровам-автоматика сама все управит, правда и додаивать приходилось… аппараты… На зиму Андреич приходил в школу соседскую за 5 километров кочегарить. Пыльно правда… но в тепле… и через два дня. Водку не пил-все в дом. Очень любил рыбалку… прям маниак!

Весной в апреле, уже, когда последний лед покрывался полуметровым слоем воды, уходил на дальнее озеро на промысел. Брал в колхозе лошадь, грузил туда немного сенца, самодельные охотничьи лыжи, поесть…и в путь. Участковый однажды не вытерпел и решил вытропить «браконьера.» Долго шел холодным лесом. Прятался с фотоаппаратом по окустьям и камышам. И вернулся домой довоооооольной! И с рыбой. А все дело в том, что Андреич выходил, как каскадер-смертник, на последний подводный бой с рыбой чуть не по пояс в воде и на лыжах! Такой вот коленкор… Когда берега у озера прихватывал свежий морозец, спускался он на зимовальную яму 12—ти метровой глубины-эк экстремал! И пробив пешней хрупкий лед, устроившись на заботливо привязанном к заднице пеньке, поставленном на лыжи — ну не стоять же в талой водичке! — дергал одну за одной рыбину. Кукан был из бельевой веревки, да куда денется добыча, хоть и вода по верх льда! Зрелище было завораживающим. Рыбаку надо было еще и вовремя смотаться на берег. (Жадность до добра, как известно…) Алексей, чуя не ладное, мог быстро сматывать манатки — пенек тебе тут спасательный круг, — лыжами приходилось жертвовать, но редко. Да и состругать новые дело плевое.

Засмотрелся, однако, милиционер, как завороженный, и чуть все не проглядел. Лед без хруста расступился под Андреичем… и тот как торпеда по холодку… с пеньком в обнимку.

— Ааааа!

Все-равно в следраз один пойдет. Не жадный он… нелюдимый просто… своеобычный. В упряжке его поджидало сухое белье, брал всегда предусмотрительно, бутылка «водки» — именно чисто для растирания, и кусок сала с картошкой и хлебом. Потянул он за веревочку из озера, одна за одной щуки валом. Только в мешки складывай. Целая поленница! Сложил, погрузил да позвал домой зазевавшегося участкового.

— Домой часом не отделаемся! А дома Галюнька ждет в баню-опять на душе радость!

Забавно было смотреть на участкового с мешком за плечами. Добрый был Алексей, но в меру. После «купания» еще везти начальника милицейского с пяток километров, а ему, рыбаку, еще лошадку рассупонить, да рыбу поразнесть по своим да нашим. (Эх и набаловал он свояков. Те ждут и до лета нос не суют на воду… тепло и сети любят… но это ихнее.)

В.Г.Щелоков (фрагмент восстановленной картины «На Воложке»)

Раз взял знакомых он на «разлив» — это когда водохранилище затапливали, затопили и не одну тысячу гектаров строевого леса. Не глубоко… да и тиной пока не заросло-завелась рыба. Много. И лесу можно было напилить бесплатно — стоит себе поди и по сей день-только не ленись! Взял с собой на мероприятие директора школы с ребятишками. Напросился начальник. Июнь. Тепло. Комаров на воде нет. Навалили за полдня лесу на большой плот, земли накидали, чтоб пожара не было, увязали все прутьями, да проволокой, палатку поставили, лапнику соснового для постелей надрали. Жерди вместо весел и «ай да»! И сразу на пять дней. Хорошо на воде! Постоял на одном месте, половил рыбку и дальше на чистую воду, чтоб чаек скипятить, да пообедать. И так раза четыре за день. Только за ребятишками мотри, лишь бы сонные не бухнулись воду.

Всласть наловились! Уехал директор домой, а Андреич остался. Лесу порубить — попилять. К зиме готовился. Дармовой лес-то затопленный, бесхозный! Но через неделю жена забила тревогу — «КАРАУЛ!» — не было в жизни чтоб муж домой по две недели не приходил. Поехали искать… с собаками… А, он лежит себе на бережке и рыбу ловит! Лесу понавалил!

Озеро Тергольское

Поругались они тогда с Галей первый раз в жизни.

Не долго радовался Алексей удачному мероприятию по добыче и транспортировке до дома леса. Кубов 60 наструячил, а может и более! Стал он быстро худеть. Отправил фельдшер его в заводскую больницу силой. Что рентген, что ФГДС, входивший уже в моду, — приговор один. И откуда он взялся на свежем воздухе-рак… последняя стадия. (Не удержался, открыл до времени конверт с диагнозом). Понял-дело худо! Галька в рёв. Обматерил он её… и пошел домой за 60 километров пешком…один. Без автобуса. О чем думал? Что вспоминал? Кто знает?

Пришла к закрытию сельмага на следующий день бледная тень Лексея Андреича. Пришел в он сельмаг и купил пару ящиков «Тройного одеколона»… что ему… деньги были. Как-то, особенно скоро, дали ему первую группу инвалидности — вот-те и «домовина» с рыбалкой! Любого крючком завернет и «Лазаря запоешь». Да кому он, кроме Гальки своей, нужен? Она и утеха в печали, и друг по жизни, и мама и психотерапевт в одном лице. Не вылечила… не помогла… Суровый нрав Андреича выполз гадкой змеёй наружу. Он запил.

Пил «Тройной»…Провонял!

Жил в бане, как монах в затворе. Одеколон за пару месяцев закончился…

Заканчивалось и здоровье Андреича. Скелет, да пара ушей…на ножках.

В.Г.Щелоков (фрагмент восстановленной картины «Морозный день»)

Галька с год отпаивала его парным молоком, да чаем с чагой и травами. Ну живут себе год… два… три… пять. Не захотел умирать Ляксейка! А уж на седьмой десяток повалило давно. Они с Галюнькой знай себе идут по жизненному пути и дружку подпирают — не валятся. И Закончить бы рассказку на мажорной ноте, но не могу.

Случилась в собесе районном ревизия. Всех «перворазрядников» — «первогруппников» удумали попереписать, да найти упырей, ворующих народные деньги. Понапишут себе, мол, диагнозов и живут за чужой счет! И приехали к такому «преподонку», как выразились, аж пять человек. Участкового не слушают. Подлогом диагноз называют. Засадить грозят. Не может раковый больной жить так долго-жулик! — в тюрьму его! АТУ!

Андреич осерчал было, разорвал справку ихию, правда потом одумался-как без пенсии? Ему все одно… либо так… ибо иначе… все копейка. Но инвалидность с него «добрые люди» сняли… вот тебе и «совецкое времё»…

А рыба-то никуда не делась из озера. Пока есть силы и бани еще рубил Андреич. Много жил и долго. Только не спеша. Жена научила, говори: «За все тебе слава, Боже!» Сама так жила… и ушла с такими же словами… только много раньше. А он все жил и жил….

Слава Богу!

Так уж видно устроен русский народ, живет в ожидании перемен к лучшему. Обещали же после революции 17-го… и в 30-е… и в 45-м…и в 60-х…а про позднее время лучше помолчу-многие и так знают. Про правителей нонешней генерации-умолчание. Не нашего оне духа. Не пахнут… воняют. И у такой вот милой фигуры с запашком прорезаются «ушки» чужеродные… а вроде у нас мама с папой их делали… Жаль Россию-Матушку. А что делать и кто виноват поспрашиваем у покойника Достоевского с Чернышевским вкупе.