Форсаж на крови

Николай Леонов, 2018

Оперативникам становится известно о существовании подпольного клуба ночных автогонщиков. Внушительные ставки и регулярные заезды приносят немалый доход организаторам незаконного бизнеса. Полковники МВД Гуров и Крячко решают выяснить, кто реально руководит автомобильной «рулеткой». Для этого они внедряют в тусовку стритрейсеров своего человека. Однако дальнейшие события повергают следователей в настоящий шок. Выясняется, что ночные автогонки – только ширма, за которой скрывается масштабный кровавый криминал…

Глава 1

— Куприянов Виктор Петрович. Шестьдесят девять лет. — Держа на весу кожаную папку, оперативник зачитывал собственноручно сделанные записи и в этот момент был похож не столько на представителя власти, сколько на студента, всю ночь корпевшего над докладом, способным улучшить его выпускную оценку в семестре. Гуров, слегка покачиваясь на носках, пристально всматривался в лицо собеседника. — Но несмотря на то, что девять лет назад коллеги с почестями отправили Виктора Петровича на заслуженную пенсию, он остался работать… Причем в той же должности — главврачом шестой городской больницы… Вплоть до сегодняшнего утра, товарищ полковник…

Оперативник запнулся и невольно покосился в сторону смежной комнаты. Дверь была прикрыта лишь наполовину. Из помещения шаркающей походкой вышел пожилой седовласый мужчина в допотопном двубортном костюме темно-коричневого цвета. В руках у него был саквояж. Гуров приветствовал медицинского эксперта легким кивком. Старик ответил ему тем же, затем примостился на краешке дивана в гостиной. Саквояж пристроил в ногах. Лев невольно улыбнулся. Самуил Маркович тоже относился к числу тех пенсионеров, которые упорно продолжают трудиться, невзирая на возраст.

Крячко, расположившись немного левее напарника, не особо внимательно вслушивался в доклад оперативника, думая о чем-то своем и при этом беззвучно шевеля губами. Гуров недовольно покосился в его сторону и спросил у оперативника:

— Причина смерти?

Тот снова уткнулся в папку:

— Самоубийство, товарищ полковник. И нет никаких видимых причин считать иначе. Куприянов повесился в собственном кабинете на люстре при помощи брючного ремня. Дверь была заперта изнутри, и пришлось ломать замок, чтобы попасть в кабинет.

— Предсмертная записка есть?

— Никак нет. Причины, побудившие его к такому отчаянному поступку, Виктор Петрович предпочел не разглашать. Ни записки… Ни каких-либо других намеков…

Лев снова бросил на Крячко недовольный взгляд:

— А можно сейчас сосредоточиться на деле, полковник Крячко?

Станислава тон напарника нисколько не смутил. Он лишь равнодушно пожал плечами:

— А какое тут у нас важное дело, полковник Гуров? Самоубийство? Без записки, без признаков насилия… Я все правильно понял, лейтенант?

— Так точно, товарищ полковник.

— Тогда, выходит, мы просто зря прокатились. Раз нет состава преступления…

— А вы что скажете, Самуил Маркович? — обратился Гуров к медэксперту. — Каково ваше профессиональное мнение?

— Ну… Ты меня таки знаешь, Лев Иванович. — Старик достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый контейнер с лекарственным препаратом, машинально встряхнул его, свинтил крышку и сбросил на сухую ладонь две капсулы. — Я не привык торопиться с выводами. И вам, молодые люди, тоже не советую… Согласно проведенному мною предварительному осмотру никаких ярких насильственных признаков не выявлено. Кроме следа удушения, конечно… Но я вас умоляю, господа! Вы, как и я, не вчера родились. И не первый день работаете… — Он неторопливо сунул обе капсулы под язык. — Так что давайте-таки не будем бежать впереди паровоза. Официальное заключение будет готово сегодня во второй половине дня, Лев Иванович. Наберешься терпения?

— Наберусь, — ответил тот и вновь повернулся лицом к оперативнику: — Как была обнаружена жертва, лейтенант?

— Жена Виктора Петровича, Елизавета Андреевна, проснулась утром и, не обнаружив мужа в постели, отправилась на его поиски… Кабинет, как я уже и говорил, товарищ полковник, оказался заперт. Это ее, мягко говоря, обеспокоило. Она звала мужа, но тот не откликался. Не знаю, был ли он на тот момент еще жив или нет… В этом вопросе нам тоже, видимо, придется дождаться официального заключения…

— А вот в данном случае это таки как раз и необязательно, — подал голос Самуил Маркович. — На этот вопрос я готов ответить вам прямо сейчас, не дожидаясь официального заключения… Смерть наступила в интервале от двух до трех часов ночи. Стало быть, как вы понимаете, на интересующий вас момент господин Куприянов был уже мертв.

— Ну, стало быть, так, — охотно согласился оперативник и вновь вернулся к своим записям в кожаной папке. — В любом случае беспокойство Елизаветы Андреевны возросло еще больше, и она кинулась звонить… В «Скорую» и в полицию… Мы приехали раньше «Скорой», товарищ полковник. Так что… По факту тело было обнаружено мной.

— Ясно, — кивнул Гуров. — С Елизаветой Андреевной уже пообщались, лейтенант?

— Не успел. — Оперативник опять запнулся и опять покосился на дверь смежной комнаты. — Дело в том, товарищ полковник… Когда мы… Когда мы обнаружили тело в присутствии женщины, с ней случилась самая настоящая истерика. С ней не то что поговорить…

— Я понял, — перебил Лев лейтенанта. — А как она сейчас?

— Немного лучше. Ей вкололи успокоительное. Она… в спальне.

— Мы поговорим с ней, — решительно заявил сыщик. — Я и полковник Крячко.

— А я, Лев Иванович? — негромко осведомился медэксперт. — Я могу пока быть свободен? Отпустишь старика? Сегодня много говорили за сильные магнитные бури, и мне таки было бы спокойнее, находись я поближе к дому. Да и пищу мне велено принимать строго по расписанию. Любое отклонение от нормы… В моем-то возрасте, Лев Иванович.

Гуров открыто улыбнулся старику:

— Конечно, Самуил Маркович, можете ехать. Но я жду от вас официального заключения сразу же, как только оно будет готово.

— Всенепременно, Лев Иванович. Всенепременно.

Эксперт подхватил с пола саквояж и все той же шаркающей походкой направился к выходу. Крячко проводил старика взглядом и, осторожно дернув Гурова за рукав, негромко спросил:

— Можно я тоже отлучусь, Лева? Ненадолго? Чего тут вдвоем делать, в самом деле? Картина-то ясная. Банальный суицид.

— А в чем дело, Стас? У тебя тоже пища по расписанию? Или опасаешься магнитных бурь?

— Не. У меня все сложнее, Лева. — Крячко оставался серьезным, совершенно не обратив внимания на иронию напарника. — Проблемы личного характера. Ты ведь знаешь, последнее время я делаю все возможное, чтобы поставить личную жизнь на нужные рельсы, а тут… — Он вынужден был умолкнуть, наткнувшись на холодный взгляд напарника, потом откашлялся и так же осторожно добавил: — Можно мне хотя бы позвонить?

— Нет! — Гуров остался непреклонен. — Отложим твои проблемы на некоторое время. Чуть позже я тебя выслушаю. Обещаю… А теперь пошли.

— Как скажешь, — буркнул себе под нос Станислав и тихо процедил: — Тиран!

Оба сыщика двинулись в смежную комнату, оставив лейтенанта в гостиной.

Елизавета Куприянова, ссутулившись, сидела в кресле на фоне окна и даже не подняла глаза на вошедших. Обе ее руки были пропущены между колен. Длинные седые волосы растрепаны, красный махровый халат немного съехал на сторону, обнажив часть острого сухощавого плеча. Женщина-врач методично и неторопливо складывала медикаменты в рабочий чемоданчик, склонившись над разобранной постелью.

— Мне вас оставить? — повернула она к ним голову.

— Как вам угодно, — ответил Лев. — Вы нам не помешаете.

Взяв стул, он поставил его напротив Куприяновой и сел. Крячко занял место на краешке кровати.

— Елизавета Андреевна… Вы сможете ответить на пару наших вопросов? Мы из уголовного розыска…

— Из розыска?.. Почему? У нас что-то пропало?

— Нет. Думаю, нет. — Гуров предпринял попытку ободряюще улыбнуться, но женщина никак не отреагировала. — Мы хотели поговорить с вами о вашем муже, Елизавета Андреевна…

— Ах да! О Вите… — По правой щеке Куприяновой покатилась сиротливая слеза, на мгновение зависла на подбородке, а затем, сорвавшись, упала на пол. — То, что он сделал, — ужасно! Ужасно и непростительно… Такой грех!.. Зачем он так?

— Именно это мы и пытаемся выяснить.

— С ним все будет в порядке?

— С кем?

— С Витей… Вы говорили с ним? Как он?.. Он ведь будет в порядке? Верно?

Крячко посмотрел на врача и, встретившись с ней глазами, спросил:

— Что вы ей вкололи? Это, типа, не перебор?

— Нет, — захлопнув чемоданчик и сочувственно окинув взглядом Куприянову, покачала головой врач. — Мы дали ей только успокоительное. В пределах нормы. А ее нынешняя реакция — это не более чем шок. Он пройдет. Конечно, потребуется какое-то время, но пройдет. Мы приняли решение поместить Елизавету Андреевну в стационар. Оставлять ее сейчас без присмотра опасно. Действие препаратов не продлится вечно, так что понаблюдать будет нелишним. Мы заберем ее сразу же, как вы закончите.

Гуров протянул руку и ласково тронул женщину за локоть. На его прикосновение она никак не отреагировала, продолжая молча смотреть в одну точку.

— Елизавета Андреевна, скажите, вы не замечали ничего странного в поведении вашего мужа в последнее время? Может быть, он был чем-то встревожен или обеспокоен…

— Мы ничего от нее не добьемся, Лева, — покачал головой Крячко. — Во всяком случае, не сейчас.

Но Куприянова удивила и его, и его напарника. Она вздрогнула, и в ее глазах вдруг появилось осмысленное выражение.

— Вы правы, — заговорила она, — я замечала… Не заметить было просто нельзя… Я ведь знаю Витю как облупленного. Мы ведь без малого пятьдесят лет вместе. В апреле следующего года будет юбилей. Витя хочет отметить его по-особенному. Без друзей, без родственников… Только мы вдвоем. Так он сказал. Я не знаю, что он задумал… — Тонкие губы Елизаветы Андреевны тронула легкая грустная улыбка. — Можете спросить его, если хотите, но он не скажет. Задумал какой-то сюрприз, я уверена… А уж если он задумал сюрприз, то подробности из него клещами не вытащишь. Будет только молчать и загадочно улыбаться. Уж я-то знаю…

— А что вы заметили в последнее время, Елизавета Андреевна? — напомнил Гуров. — Вы сказали, что что-то заметили. И ведь это не связано с предстоящим юбилеем?

— Нет. Витя был расстроен. Очень расстроен. И ко мне это не имело никакого отношения.

— А с чем это было связано?

— Не знаю. Об этом он тоже не говорит. Он всегда все держит в себе. Такая натура… Но я же не слепая… Позавчера, например, он вообще не поехал на работу. Для Вити — это нонсенс. Но он не поехал… Целый день провел у себя в кабинете. Ходил из угла в угол, звонил кому-то, даже ругался… Я слышала. Не то, что он говорил, а его интонацию. А потом… Потом всю ночь не спал. Пил лекарства. От сердца. Выпил их больше обычного. Я очень волновалась, спрашивала его, в чем дело, но он упорно молчал. Не то чтобы он не доверял мне… Не думаю. Скорее не хотел беспокоить… Я думала, что он и на следующий день не поедет на работу. Вчера… После такой бессонной ночи, и вообще… Но все произошло совсем наоборот. И мне кажется, это первый случай в жизни, когда я не смогла угадать его настроение. Он уехал на работу с самого утра. И провел там весь день. Ни разу не позвонив мне, кстати… Такого тоже прежде не случалось… А когда вернулся… Отказался от ужина и сразу заперся в кабинете. Я звала его, но он попросил оставить его одного.

Раз Витя хотел побыть один, я отнеслась к этому с пониманием… И не стала больше его беспокоить. К кабинету не подходила, рано легла спать, а утром… — Женщина запнулась, и по щеке вновь покатилась одинокая слеза. Тонкие губы слегка задрожали.

— С какого телефона он звонил и ругался, Елизавета Андреевна? — поспешил направить воспоминания вдовы в иное русло Лев. — С городского? Или с мобильного?

— С мобильного. В Витином кабинете нет стационарного аппарата.

Гуров обернулся к напарнику и коротко кивнул. Крячко понял его без слов. Поднявшись с кровати, он покинул спальню и прошел в кабинет покойного Куприянова. Лейтенант, бестолково топтавшийся в гостиной, тенью проследовал за полковником. На пороге комнаты Станислав невольно остановился. Тело Виктора Петровича все еще болталось по центру комнаты. Лицо мертвеца посинело. Брюки, лишенные ремня, сползли ниже колен, обнажив семейные трусы с розочками. В распахнутую настежь форточку со свистом врывался холодный ветер.

— Почему он еще тут? — не оборачиваясь, спросил Крячко.

— Так это… Распоряжение полковника Гурова. Он сказал ничего не трогать до его приезда. Вот мы и не трогали…

— Снимите тело, — распорядился Станислав. — Вы же прекрасно знаете, что медэксперт уже завершил свой осмотр. Вы — идиот, лейтенант?

— Ну, я…

— Это был риторический вопрос, — буркнул Крячко, проходя к рабочему столу покойного. Мобильный телефон лежал рядом с недопитым бокалом вина.

— Нам нужен кто-нибудь из оперативников… — Могучий широкоплечий мужчина, едва переступив порог кабинета, без спроса взял стул и разместился напротив майора Старовойтовой. Смерил ее снисходительным взглядом, машинально отметил глубокий вырез блузки и тут же демонстративно уставился в сторону. Следом за мужчиной в кабинет скромно протиснулась и женщина, но в отличие от него далеко отходить от двери не стала. — В дежурке нас направили сюда.

— И верно направили. — Ольга выдвинула верхний ящик стола и убрала в него стопку документов. — Чем могу помочь?

Мужчина удивленно изогнул левую бровь. Короткая стрижка, большая голова и сплюснутый нос делали его похожим на бойцового пса. Не хватало только боевых шрамов. Но шрамов не было.

— Вы, полагаю, ничем, — хмыкнул он и тут же бросил через плечо, обращаясь к своей спутнице: — Чего ты там встала, Зин? Проходи уже! Что за привычка торчать за спиной? Знаешь же, что я терпеть не могу вертеть башкой понапрасну… Так как мне увидеть кого-то из оперативников этого отдела? — Последний вопрос адресовался Старовойтовой.

— Я — оперативник этого отдела.

— Вы? Вы же — баба. Баба — оперативник? Это прикол такой?

На пару секунд в глазах Ольги блеснул недобрый огонек, но она совладала с эмоциями и сухо ответила:

— Во-первых, не баба, а женщина. А во-вторых, я — майор уголовного розыска. Старовойтова Ольга Викторовна. Если вам недостаточно одного моего слова, могу продемонстрировать удостоверение. И наконец, в-третьих, переходите уже к сути дела. У вас какой-то вопрос? Хотите сделать заявление?

Некоторое время мужчина хранил молчание, недоверчиво глядя на Ольгу. Затем неопределенно хмыкнул:

— Ладно. — Он словно делал Старовойтовой одолжение, снисходя до разговора с ней. — Раз тут такие правила… Пусть будет женщина. В конце концов, мне наплевать. Лишь бы отнеслись с пониманием, а не как обычно. Я терпеть не могу, когда деньги налогоплательщиков уходят хрен знает куда, а никто нигде не чешется. Меня зовут Валентин. — Мужчина протянул руку через стол, рассчитывая на пожатие, но Ольга предпочла проигнорировать его жест. Валентин вновь неопределенно хмыкнул: — Ну да… Вы же женщина… Я не подумал… А это моя жена Зинаида. Зинка! Да поди уже сюда! Не беси меня! Возьми стул и сядь.

Женщина подчинилась. Правда, она не взяла стул, а прошла вперед и заняла место с края дивана, расположенного вдоль длинной стены. На Зинаиде было неприглядное, мышиного цвета шерстяное платье и высокие сапоги. Светлые крашеные волосы забраны в тугой пучок на затылке. Она негромко поздоровалась с Ольгой, и та ответила ей тем же. Затем майор вновь перевела взгляд на мужчину:

— Итак, я вас слушаю, Валентин.

— Я буду предельно краток. Терпеть не могу, когда кто-то долго рассусоливает не по существу! У нас пропала дочь, майор… Я хочу, чтобы вы нашли ее. Нет, даже не так. — Валентин недовольно засопел. — Я уверен, что нашу дочь похитили. И я хочу, чтобы вы нашли как ее, так и тех ублюдков, которые это устроили. Понимаете меня?

— Валя, но мы ведь не можем знать наверняка… — осторожно подала голос Зинаида, но муж так грозно зыркнул в ее сторону, что она предпочла за благо умолкнуть.

— Я знаю наверняка, Зина! Я знаю, и этого достаточно. Машка не могла испариться сама по себе! Ведь так? И уйти из дома без предупреждения она тоже не могла…

— Погодите, — вмешалась в дискуссию супругов Старовойтова и неторопливо положила перед собой пустой бланк. — Давайте по порядку. Когда пропала ваша дочь?

— Ее похитили!

— Хорошо, — не стала спорить Ольга. — Когда ее похитили?

— Позавчера. Позавчера вечером, если быть точным. Она отпросилась у меня погулять, и я видел в окно, как Машка села в машину к этому упырю. Кстати, номер машины я записал, так что вам несложно будет найти его через базу данных… Или как вы там это делаете…

— А что за упырь?

— Это молодой человек, с которым Маша встречается, — попыталась объяснить Зинаида, но уже в следующую секунду была безжалостно прервана грубым окриком супруга:

— Зинка! Не беси меня! Я терпеть этого не могу, ты же знаешь… И не вводи следствие в заблуждение. Что значит «встречалась»? Машка познакомилась с этим выродком всего неделю назад, если не меньше. И это называется «встречалась»? Ответьте, майор!

Старовойтова быстро сделала несколько коротких записей и тактично откликнулась:

— Я не могу отвечать за отношения вашей дочери. К тому же все это пока только эмоции. Рассказывайте дальше.

— А чего еще рассказывать? Мне кажется, я уже все сказал. Машка села к нему в машину позавчера вечером, и больше мы ее не видели. Она не пришла ночевать! Понимаете? Ни в тот день, ни вчера. Такого не было прежде…

— Вам звонил кто-нибудь? — Ольга сделала еще несколько записей.

— Кто?

— Не знаю. Похитители. С требованием выкупа, например.

— Нет. Никто не звонил.

— Письма, сообщения…

— Ничего такого не было. — Валентин нахмурился: — К чему вы клоните, майор? Говорите прямо. Я терпеть не могу, когда меня держат за дурака! Вы намекаете на то, что если никто не потребовал выкупа, то не было и никакого похищения?

— Мне кажется это логичным. — Манера общения заявителя раздражала Старовойтову все больше и больше. Она могла осадить мужчину, но ее сдерживало присутствие Зинаиды. Супруга Валентина и без того выглядела слишком затравленной. — А вам нет?

— Мне — нет! Если Машку не похищали, значит, она сама свалила? Без спроса? Так по вашей логике выходит?

— Мы не можем исключать такой вероятности…

— А я говорю вам, что такого быть не может! — Валентин резко поднялся на ноги, уперся ладонями в столешницу и буквально навис над Ольгой. — Я сам воспитывал свою дочь! И я знаю, на что она способна, а на что нет! Если вы найдете этого упыря, то найдете и Машку! Делайте, как я говорю!

— Валя, не заводись, — нервно заерзала на краешке дивана Зинаида. Казалось, женщина готова расплакаться в любую секунду.

— Заткнись!

Чаша терпения майора переполнилась. Ольга тоже поднялась на ноги и тоже уперлась руками в поверхность стола. Причем ее пальцы вроде бы случайно опустились на пальцы Валентина и придавили их. Мужчина попытался выдернуть руку, но не смог, лишь болезненно поморщился. Старовойтова изобразила на лице одну из самых добродушных своих улыбок.

— Давайте поступим так, Валентин, — спокойно произнесла она, глядя собеседнику в лицо. — Вы не будете указывать мне, что и как делать. Не будете кричать на свою жену в моем присутствии. И вообще будете вести себя согласно установленным нормам.

Он вновь попытался выдернуть пальцы, но вновь попытка не увенчалась успехом. К тому же боль в руке распространилась выше, почти до самого локтя.

— Ну что, мы договорились? — спросила Старовойтова.

Валентин коротко оглянулся на жену. На лбу мужчины выступили капли пота. Лицо заметно побледнело. Казалось, еще секунда, и он потеряет сознание. Боль ползла по руке все выше, подобно обвивающей ствол дерева анаконде.

— Договорились.

— Вот и славно. — Ольга убрала свою руку, заняла прежнее место за столом и продолжила заполнение бланка. — Присаживайтесь, Валентин. Присаживайтесь, и мы поговорим с вами как цивилизованные люди. Я понимаю ваше беспокойство, но и вы должны понять меня. Почему вы все же решили, что вашу дочь похитили?

Валентин сел. Потер онемевшую руку, не сводя глаз со Старовойтовой. Вся былая спесь слетела с него, как по мановению волшебной палочки.

— Потому что я знаю свою дочь, — повторил он, но уже без прежнего апломба. — Маша не так воспитана. Она не могла уйти сама. Не предупредив, не позвонив… Да, я обеспокоен, майор, и мое беспокойство небеспочвенно. Поверьте мне.

— Я верю. Как зовут вашу дочь? Полное имя.

— Демьяненко Мария Валентиновна.

— Возраст?

— Восемнадцать.

Некоторое время Старовойтова молча писала, не поднимая головы и не задавая новых вопросов. Рукав ее блузки на правой руке немного задрался, и Валентин заметил край татуировки. Что-то похожее на рыбий плавник.

— В последнее время в поведении Марии вы не замечали ничего необычного? Беспокойство? Нервозность? Агрессию?

— Нет, — уверенно заявил Валентин. — Ничего такого не было. Если, конечно, не считать необычным тот факт, что Машку угораздило связаться с этим отморозком.

— А вы что скажете, Зинаида?

— Я согласна с Валей, — тихо ответила женщина. — Ничего необычного не было. Маша… Она — хорошая девочка… И воспитанная. Даже если на час задерживалась дольше оговоренного срока, всегда звонила. А тут… Я не знаю, похитили ее или нет, но… Я очень волнуюсь. Тут что-то не так, Ольга Викторовна. Определенно что-то не так…

— А что с Машиным мобильником? — спросила Старовойтова. — Не отвечает? Или выключен?

— Выключен.

— Ясно. — Ольга сделала очередную запись. — А теперь вернемся к парню, с которым она уехала. Помимо упыря, выродка и отморозка, у него есть реальное имя?

— Николай, — первым ответил мужчина.

— А фамилия?

— Фамилии мы не знаем. Говорю же вам, они познакомились с Машкой около недели назад. Официально он нам представлен не был. Честно говоря, я и не думал, что у них может дойти до чего-то серьезного. Они с Машкой очень разные, и я не понимаю, что она могла в нем найти… А я терпеть не могу, когда чего-то не понимаю. Меня это бесит!

— Не заводитесь, Валентин, — добродушно посоветовала Старовойтова и многозначительно посмотрела на него. Он понял ее намек. — Лучше постарайтесь припомнить… Вам известно хоть что-то об этом молодом человеке?

— Он вроде механик, — с неприкрытым презрением сообщил Валентин. — Работает в каком-то СТО на окраине города. Точного места не назову. Но ведь я уже сказал вам, что у меня есть номер его машины…

— Я помню. И это нам очень пригодится в поисках.

— Маша еще говорила, что он увлекается уличными гонками, — все так же тихо добавила Зинаида. — Вскользь упомянула, а я почему-то запомнила. Мне показалось это диким, а Маша, напротив, сказала, что это очень увлекательно. Она наблюдала за одной из таких гонок.

— Где проходили эти гонки?

— Она не говорила.

Старовойтова снова склонилась над бланком и сделала несколько записей. Закончив писать, пододвинула бланк к сидящему напротив Валентину:

— Ознакомьтесь с заявлением и подпишите его. В специально пропущенном месте укажите марку и номер автомобиля, на котором уехала ваша дочь. И еще… На всякий случай, мне понадобятся все ее контакты. Подруги, бывшие парни, просто знакомые, с которыми она общается чаще остальных…

— Хорошо, — откликнулась Зинаида, в то время как ее муж углубился в изучение документа.

Сыщики предъявили на входе в больницу свои служебные удостоверения и направились к лифту. Гуров нажал кнопку вызова. В кармане куртки Крячко запиликал мобильник, Станислав достал его, бросил взгляд на экран, поморщился, но отвечать не стал. Сунул аппарат обратно в карман.

— Так что у тебя там стряслось, Стас? — покачав головой, спросил Лев. — Что за проблемы личного характера?

— Даже не вспоминай! — Лицо Крячко омрачилось еще больше. — Самая настоящая засада! Хлеще не бывает, Лева! Я уже третью ночь провожу без сна.

— Ну, я думал проблемы такого характера для тебя давно уже не проблемы.

— Не. Тут другое. Я провожу третью ночь без сна один. В метаниях. Ты ведь в курсе, что я пытаюсь наладить отношения с Олей?

— В курсе, — ответил Гуров. — И, насколько я знаю, пока безуспешно.

— За последние два месяца у вас было два официальных свидания, которые ничем не закончились. Или я чего-то не знаю?

— Все так, — вынужден был признать Крячко, но ни грусти, ни разочарования в его голосе не было. — Только какое это имеет значение, Лева? Два свидания или десять… Я вижу прогресс по ее глазам. По ее взглядам, жестам… Поверь мне на слово, старик. Я в этом деле специалист.

— Тогда в чем проблема?

Крячко ответил не сразу. Лифт миновал четвертый этаж. Установившееся на некоторое время молчание нарушало только напряженное посапывание Станислава. Лев не торопил его. Он знал, что долго играть в молчанку напарник не сможет. Это было не в его правилах.

— Где-то месяц назад я совершил серьезную ошибку. — Станислав несколько раз энергично дернул головой, похрустывая шейными суставами. При этом его взгляд был обращен не на Гурова, а на закрытые двери лифта. Он словно говорил сам с собой. — То есть на тот момент я, конечно, не догадывался, насколько серьезной станет эта ошибка… Короче, я встретил одну старую знакомую… Как истинный джентльмен не буду называть ее имени… Мы поужинали, немного выпили, я пригласил ее к себе… И…

— Дальше можешь не продолжать, — остановил его Гуров. — Я догадался, чем закончилось дело.

— Ну да… Все так и было. — Крячко раздосадованно скрипнул зубами. — Наутро тоже была привычная схема — мы разбежались, как в море корабли. Я и думать забыл об этом инциденте. А три дня назад она звонит мне и сообщает, что у нее задержка. И что с большой долей вероятности я стану отцом. Утверждает, что, кроме меня, у нее ни с кем не было близости. У меня было такое чувство, словно я хук в челюсть пропустил…

Двери лифта открылись. Гуров первым покинул кабину и огляделся. По длинному светлому коридору в сторону сыщиков двигалась женщина средних лет в белоснежном халате. Крячко остановился за спиной напарника. Когда женщина поравнялась с ними, Лев вежливо обратился к ней:

— Простите, вы не подскажете, как нам найти кабинет главного врача?

— Предпоследняя дверь справа, — указала рукой в дальний конец коридора женщина. — Только главного нет… Есть его зам. И он же временно исполняющий обязанности главного…

— Господин Златогорский? — уточнил сыщик.

— Совершенно верно.

— Благодарю вас.

Гуров двинулся по коридору в заданном направлении. Крячко едва поспевал за напарником.

Дойдя до нужной двери, Гуров постучался и, не дожидаясь ответа, решительно переступил порог кабинета. Темноволосый мужчина лет сорока с зализанными на косой пробор волосами и гладко выбритым до синевы подбородком быстро поднялся из-за стола. Он с первого взгляда понял, кто к нему пожаловал, и на мгновение мелькнувший в синих миндалевидных глазах испуг совершенно не понравился сыщику.

— Златогорский Сергей Александрович? — Лев расстегнул пиджак и одновременно выудил из внутреннего кармана служебное удостоверение. — Мы из уголовного розыска. Главное управление. Моя фамилия Гуров. А это полковник Крячко.

Златогорский вышел из-за стола и стремительно кинулся навстречу визитерам. На удостоверение Гурова он даже не взглянул. Крепко пожал ладонь полковника двумя руками. Затем точно таким же сердечным рукопожатием наградил и Станислава, после чего затараторил:

— Проходите, господа, проходите. Да… Златогорский — это я. И я ждал вашего визита… С самого утра. Даже успел изрядно переволноваться, честное слово… Хотите чай? Или кофе?.. Или?.. Я даже не знаю, как нужно встречать представителей власти… Да еще при таких обстоятельствах. Мне никогда еще не приходилось общаться с полицией. Для меня это как… В общем, не знаю… Вся эта ситуация с Виктором Петровичем буквально выбила меня из колеи. Трудно поверить, что случившееся — реальность, а не какая-то безумная выдумка. Это как… Это как… — Златогорский силился подобрать какое-нибудь сравнение, но не мог.

— Как хук в челюсть, — подсказал Крячко.

— Что? — временно исполняющий обязанности главного врача удивленно перевел на него взгляд.

— Мы присядем, Сергей Александрович? — тут же перехватил инициативу разговора Лев, не забыв при этом наградить напарника суровым взглядом.

— Да, конечно. Прошу вас.

Златогорский указал рукой на диван. Дождался, пока сыщики сядут, и только после этого сам разместился в кресле напротив, по-женски скрестив ноги и переплетя пальцы рук. Испуг по-прежнему таился в уголках его синих глаз, и это настораживало Гурова. Он смерил Златогорского долгим пристальным взглядом. Сергей Александрович был облачен в розовую рубашку, черные со стрелками брюки и начищенные до блеска туфли.

— Из ваших слов, Сергей Александрович, я понял, что вам уже известно о самоубийстве Виктора Куприянова, — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес полковник.

— Увы, — потупил взгляд Златогорский. — Нам позвонили и сообщили почти сразу же. Сначала из больницы, куда поместили бедняжку Елизавету Андреевну, а потом и из полиции… А буквально через полчаса со мной связались из Министерства здравоохранения… Учитывая то, что я был замом Виктора Петровича на протяжении последних шести лет, мне предложили… Да что там предложили! — Врач расплел пальцы и в сердцах махнул рукой. — Никакого предложения и не было. Меня фактически поставили перед фактом… Сказали, что я должен занять место покойного Виктора Петровича…

— А вы этого не хотели? — со скучающей интонацией бросил Крячко. Он даже зевнул при этом, слегка прикрыв рот ладонью.

Златогорский вздрогнул. Испуг в его глазах стал более явным.

— Боже мой, нет! Вы можете мне не верить, но я действительно не хотел этого. — Сергей Александрович быстро переводил взгляд с Гурова на Крячко и обратно. — Должность зама меня вполне устраивала. Я не стремился к большему. Никогда! Главврач — это большая ответственность. Огромная ответственность. Зачем мне лишняя головная боль? Посудите сами… А сейчас… Меня назначили временно исполняющим обязанности. Это пока не такая ответственность. Но если решат убрать приставку «и.о.»…

— А ее уберут? — На этот раз вопрос последовал от Гурова.

— Не знаю, — пожал плечами Златогорский. — Это будет решаться в министерстве. В самое ближайшее время, я полагаю. С меня либо снимут приставку «и.о.», либо назначат кого-то другого. Но… Я надеюсь, что вы не подозреваете меня? Вы ведь не думаете, что это я все подстроил? Довел Виктора Петровича до самоубийства?.. Звучит абсурдно, но вы подозреваете или нет?

— Скажем так, Сергей Александрович, — ответил Гуров после непродолжительной паузы, — мы не исключаем такой возможности. Вы — первый, кто выигрывает от смерти Куприянова.

— Нет! — В голосе Златогорского прорезались визгливые нотки. Он вновь сплел пальцы рук. — Ничего я не выигрываю! Говорю же вам, место главврача — ответственный пост, и я не желаю его. Никогда не желал…

— Хорошо, — не стал спорить полковник. — А от кого первого вы узнали о самоубийстве Куприянова, Сергей Александрович?

Златогорский растерялся. Вопрос сыщика обескуражил его и поставил в тупик. Он несколько раз нервно сморгнул.

— Так это… Я ведь уже сказал вам. Сначала позвонили из больницы, куда…

— А кто именно позвонил?

— Я… Я не знаю… Это была женщина… — Златогорский с каждой секундой нервничал все больше. — Кажется, она представилась как-то, но я… Я не запомнил. Я был так ошарашен услышанным.

— Ошарашены? — Гуров слегка подался вперед, и диван скрипнул под весом его тела. — То есть вы хотите сказать, что эта новость прозвучала для вас неожиданно, Сергей Александрович? О самоубийстве Куприянова?

— Конечно! Конечно, неожиданно!.. А как могло быть иначе?

— Иначе могло быть так, что Куприянов уже накануне сообщил вам о своем намерении.

На этот раз Златогорский все-таки не выдержал и вскочил на ноги. Но Лев не собирался останавливаться на достигнутом. Он намеревался дожать медика:

— По нашим данным, Сергей Александрович, самоубийство Куприянова произошло в интервале от двух до трех часов ночи. И прямо перед этим он сделал последний звонок со своего мобильника. Вам. Звонок состоялся в час тридцать восемь…

— Нет-нет-нет! — Златогорский заметался по кабинету, как пойманный зверь в клетке, обхватив при этом голову двумя руками, от чего прическа его утратила свою первоначальную прилизанную укладку. — Он ничего не говорил мне! Клянусь вам! Я не знал!.. Я не знал, что он собирается сделать! Поверьте… Вы должны мне верить.

— Хотите сказать, что Виктор Петрович позвонил вам в половине второго ночи только для того, чтобы пожелать сладких снов? — усмехнулся Крячко.

Златогорский резко остановился. Сдавил ладонями виски. Испуганный взгляд сфокусировался на какой-то абстрактной точке в пространстве.

— О господи! — на выдохе произнес он. — Этого я и боялся… Боялся, что об этом звонке станет известно и что… Я окажусь под подозрением. Господи боже мой! Зачем?.. Зачем он только звонил мне!

— Вот и мы хотим знать: «зачем?» — невозмутимо откликнулся Гуров.

— В тот момент я еще ничего не понимал… Только сегодня, когда стало известно о смерти Виктора Петровича, я понял, к чему был этот звонок. И понял, что это может существенно навредить моей репутации… Вызвать подозрения… Но вчера… — Сергей Александрович занял прежнее место в кресле. Положил руки на колени. Его пальцы слегка дрожали. — Я уже спал, когда раздался этот злополучный звонок. Виктор Петрович разбудил меня. И я… Я плохо соображал со сна…

— Что он сказал?

— Да в том-то и дело, что ничего толком не сказал. Спросил только, готов ли я завтра принять все дела… Временно занять его место… Но о самоубийстве не было ни слова. Он даже не намекнул на это… Я решил, что речь идет об увольнении. Об окончательном решении уйти наконец на пенсию, не более того, поэтому я сказал ему, что готов. Он поблагодарил меня, пожелал удачи, кажется, и повесил трубку. Вот и весь разговор. Уверяю вас! Или вы хотите сказать, что не дай я свое согласие, Виктор Петрович не решился бы?.. Получается, я подтолкнул его? Да?

Гуров и Крячко коротко переглянулись. Речь Златогорского показалась им обоим вполне искренней. Врач выжидательно смотрел на сыщиков.

— А днем раньше? — задал новый вопрос Гуров. — В тот день, когда Куприянов не вышел на работу? Нам известно, что тогда он тоже звонил вам несколько раз.

— Шесть звонков, если быть точным, — ввернул Крячко.

— В тот день… — Златогорский наморщил лоб, вспоминая. — Да… Наверное, звонил. И не единожды, вы правы. Но в тех звонках вообще не было никаких намеков… Они все были исключительно по работе. Я солгал бы вам, если бы сказал, что последние пару-тройку дней Виктор Петрович вел себя как обычно… Нет. Это было не так. Он был взволнован, обеспокоен чем-то. Я видел это… Все видели. И я даже, помню, поинтересовался, в чем дело, но Виктор Петрович ничего не ответил. Он не стал со мной делиться. А звонки в тот день, когда его не было на работе… Говорю же вам, это были какие-то обычные рабочие моменты.

— Жена Куприянова сказала, что Виктор Петрович ругался по телефону.

— Это не со мной, — живо открестился Златогорский. — Ничего такого… Честное слово! Со мной он не ругался. Может, с кем-то другим… Ведь он наверняка звонил в тот день не только мне.

— Это правда, — кивнул Гуров. — В тот день звонки были адресованы не только вам. И с остальными абонентами мы тоже побеседуем. Непременно. А что было на следующий день, Сергей Александрович? Вчера. Елизавета Андреевна сообщила нам, что ее муж весь день провел на работе. Это так?

— Да. Он был здесь.

Златогорский немного успокоился, но пальцы, лежащие на коленях, продолжали мелко подрагивать.

— Чем он занимался?

— Не могу вам точно сказать. Я вчера почти не видел Виктора Петровича. Он почти весь день провел в хирургическом отделении.

— В хирургическом? — Гуров вновь многозначительно переглянулся с напарником.

— Да. Он и в кабинете своем… В этом кабинете… — Сергей Александрович сделал широкий жест рукой. — Был только с утра, а потом появился к концу рабочего дня. Но сидел тут долго. Что-то около полутора часов. А потом уехал домой… Так и не сказав мне, что его обеспокоило… А ночью — звонок… Ну, об этом вы уже знаете, — понурился Златогорский. — Я говорю вам правду. Поверьте мне… Мне нечего скрывать. Да и незачем.

— Разберемся, — сухо ответил Крячко.

— Мы хотели бы наведаться в хирургическое отделение, Сергей Александрович, — поднявшись с дивана, сказал Лев, — и задать пару вопросов заведующему. Ермаков, кажется, его фамилия? Верно?

— Да. Ермаков Дмитрий Ульянович.

— Нам нужно с ним пообщаться. И с его замом тоже.

— С Перекатновым?

Полковник кивнул.

— Можете это устроить, Сергей Александрович?