Сынок министра

Николай Леонов, 2009

Обокрали сынка крупного министра – девица легкого поведения утащила у него колье стоимостью в несколько сотен тысяч долларов. А он эту драгоценность должен был подарить своей невесте – дочке другого министра. И если все узнают, при каких обстоятельствах колье пропало, – свадьбе не бывать. Да еще подмокнет репутация больших родителей. Знаменитому сыщику Гурову, конечно, на их репутацию наплевать. Ему поручили найти пропажу, и он обязательно ее найдет. Но когда он напал на след воровки, то обнаружил ее труп в ванне с водой. И что теперь – никаких следов? Нет, Гуров уверен – следы остаются даже на воде…

Глава 3

Следует отдать должное господину Забуруеву — он обо всем позаботился заранее. Никаких проблем с посещением загородного дома министра у Гурова не возникло. Правда, прежде чем они с референтом попали в строго охраняемый поселок, их машину останавливали на трех кордонах и придирчиво проверяли документы. Но у Забуруева были наготове необходимые пропуска, и все сошло как нельзя лучше.

Последней преградой был глухой каменный забор и железные ворота вокруг особняка, утопавшего в зелени вековых сосен. Пока Забуруев общался с обитателями дома через переговорное устройство, Гуров вышел из машины и с наслаждением вдохнул свежий, пахнущий смолой воздух.

— Хорошо тут у вас! — невольно вырвалось у него.

Референт внимательно посмотрел на него и сказал с некоторой обидой:

— У кого это «у вас»? Мне приходится тут бывать почаще, конечно, чем вам, но только по служебной необходимости. Так что «у вас» — это не ко мне. Рылом не вышел!

— Ну, у вас все еще впереди, — добродушно заметил Гуров. — Кто знает, может, вас ждет блестящая карьера? И потом, все-таки вы здесь свой человек. Это я незваный гость.

— Почему незваный? — не принял шутки Забуруев. — О вас позаботились. Незваным гостям пропуска не выписывают.

Пока они беседовали подобным образом, ворота открылись — совершенно бесшумно, — и посетителей встретил человек в строгом костюме, при галстуке, с ослепительно белоснежными манжетами, выглядывавшими из рукавов. Гуров сам предпочитал строгий стиль в одежде, но вынужден был признать, что здесь, вне столичной суеты, на фоне густых сосен, дачной тишины и голубого неба, наряд этого человека выглядит неоправданно официально. Видимо, министр был строг и держал свою обслугу в ежовых рукавицах.

Их провели через широкий двор мимо цветущих кустов роз, серебрящегося фонтана, яркого шезлонга, забытого кем-то на зеленой лужайке, и впустили в дом. Здесь человек в галстуке оставил их в комнате с окнами во всю стену, попросил немного подождать, а сам куда-то удалился. Впрочем, Гуров не успел обменяться с Забуруевым даже словом, как человек возвратился в компании мужчины, по небрежному виду которого можно было смело утверждать, что он к обслуге никакого отношения не имеет. Гуров догадался, что это и есть младший Панченко собственной персоной.

Панченко можно было дать лет сорок. У него было одутловатое бледноватое лицо с крупными чертами. Мягкая линия подбородка свидетельствовала о недостатке характера. Панченко был небрит и заметно нервничал. Одет он был в домашний халат и шлепанцы. Редкие волосы на голове были мокры и тщательно расчесаны. Видимо, сил у него хватило на единственную уступку правилам хорошего тона — причесаться, прежде чем встретиться с гостем.

Он поздоровался с Гуровым, стараясь держаться по-хозяйски, с видом барина, но в глазах его таилась тревога, и это от Гурова никак не могло укрыться.

— Здравствуйте, — сказал Гуров. — Если не ошибаюсь, Виталий Андреевич? Моя фамилия Гуров. Лев Иванович. Старший оперуполномоченный по особо важным делам. Звание мое — полковник. Говорю это потому, что вижу в ваших глазах сомнение. Хочу, чтобы вы поняли — к вам прислали не лейтенанта из районного отделения милиции. Отношение к вам самое серьезное, поэтому я надеюсь на такую же серьезность с вашей стороны.

— Постараюсь, — пробормотал Панченко. — Вы, кстати, производите впечатление вполне порядочного человека. Когда отец сообщил мне, что сюда пришлют милиционера, я, каюсь, и в самом деле вообразил себе эдакого сутулого лейтенанта в нагуталиненных сапогах…

— Спасибо за комплимент, — иронически произнес Гуров. — Мне уже давно никто не говорил, что я похож на порядочного человека. А вы, похоже, действительно готовились ко встрече с каким-то крайне неприятным человеком. Откуда у вас такая неприязнь к лейтенантам милиции? Какие-то воспоминания юности?

— У меня была вполне благополучная юность, — с вызовом ответил Панченко. Он хотел добавить что-то резкое, но, поймав глазами ледяной взгляд Гурова, передумал. — Мне сейчас не до дискуссий о лейтенантах. Вы не представляете, в каком дерьме я оказался!

Тут он вдруг запнулся и с подозрением посмотрел на Гурова снизу вверх. «Наверное, сработал все-таки предохранительный клапан, — подумал Гуров весело, — свою подноготную выкладывать, — это не то что милицию ругать! Как дошло дело до откровенного разговора, так его и заклинило».

— Где мы могли бы спокойно поговорить, Виталий Андреевич? — спросил Гуров.

Панченко озабоченно оглянулся, словно попал в это место впервые и ничего тут не знал. Потом махнул рукой и раздраженно сказал:

— Роман Дмитриевич! Владимир Сергеевич! Вы можете быть свободны!

Забуруев и второй мужчина покорно вышли. Панченко посмотрел им вслед, потер ладонью лоб, словно соображая, что теперь делать, и неожиданно предложил:

— Лев Иванович, может быть, выйдем наружу? Не возражаете?

— Как вам будет угодно, — ответил Гуров. — В принципе, не имеет значения, где задавать вопросы. А также отвечать на них. Лишь бы толк был.

Через какую-то боковую дверь Панченко вывел Гурова из дома и повел по аккуратной, выложенной каменной плиткой аллее к старым соснам, росшим на большей части территории, прилегающей к особняку. Земля под соснами была чисто выметена и освобождена от сухих веток и прочего мусора.

— Итак, я должен ответить на вопросы, — начал Панченко. — А знаете, вы были правы — это совсем нелегко. Пожалуй, я чувствую себя не в своей тарелке. Все это так сложно, так трудно объяснить… Боюсь, вы можете меня неправильно понять, а мне этого очень не хотелось бы…

— Это не в моих интересах — понимать вас неправильно, — заметил Гуров. — Мне нужна правдивая информация. Мне не нужны домыслы. А как раз там, где отсутствует информация, там появляются всякого рода домыслы, слухи. А это уже не в ваших интересах. Давайте действовать так, чтобы наши интересы совпадали. Я не стану вторгаться в ваши интимные проблемы, но картину происшедшего мне придется восстановить. Итак, что же произошло двадцатого мая? Референт вашего батюшки кое-что рассказал мне. Но это лишь эскиз, так сказать. Мне хотелось бы иметь картину очевидца.

— Очевидца, да… — пробормотал Панченко. — Хотел бы я быть очевидцем. Увы, я был самым непосредственным участником! Но, впрочем, это все лирика… Что произошло? Так кинули меня! Грубо и вульгарно кинули. Как последнего лоха.

— Это тоже лирика, Виталий Андреевич, — заметил Гуров. — Не отвлекайтесь. Чем конкретнее будут ваши сведения, тем вам самому будет легче их излагать. Я намеренно назвал вас очевидцем. Рассказывайте так, будто вы были очевидцем событий, и ничего более.

— Ладно, попробую. В общем, двадцатого мая мы решили немного выпить. Несколько приятелей, общение с которыми ни к чему не обязывает. Мой двоюродный брат-журналист, мой коллега по работе, мой бывший одноклассник. Называть фамилии?

— Фамилии мне известны. Можете упоминать их в ходе повествования — я не ошибусь.

— Прекрасно. Итак, мы немного выпили. Знаете, у меня скоро свадьба. Наверное, вам уже известно социальное положение моей невесты… Строго между нами — этот брак отнюдь не по любви. Можете относиться к этому как угодно, но это союз двух кланов, извините за пафос! Все оформлялось так же долго и торжественно, как если бы вступали в союз два государства. Вряд ли вы способны представить себе всю эту процедуру. Короче говоря, что касается лично меня, ощущение такое, будто тебя отправляют послом в страну, где всегда жара и нужно постоянно носить галстук. Перед такой командировкой я позволил себе расслабиться, — Панченко криво усмехнулся.

— Я понял. Дальше.

— Мы были у Курносова, потом заехали на минуту ко мне, потом отправились в клуб «Палитра». Все было прекрасно. Нам ничто не угрожало. В «Палитре» с нами тем более ничего не могло случиться. Но, должен сказать, настроение у меня в тот вечер было не самое лучшее. Если вы вспомните, что я говорил насчет предстоящего брака, вы меня поймете.

— Уже понял, — сказал Гуров. — Прошу вас не отвлекаться. Что же было дальше?

— В момент, когда мы заходили в клуб, я был немного в эйфории, — признался Панченко. — В эдакой меланхолической эйфории. Боюсь, этот момент испарился из моей памяти. Но когда мы пришли в ресторан и сели за столик, появился Курносов и привел с собой женщину.

— Кто такая? Курносов объяснил, откуда она?

— В том-то и дело, что ничего не объяснил. Да мне показалось, что он сам ее только что подцепил. Толька Курносов вообще-то мимо красивой бабы просто так пройти не может. Ну, и эту, видно, где-то тут же в клубе подцепил. Скорее всего. Назвалась она Аленой. Больше, разумеется, никаких паспортных данных у нее никто не спрашивал. По-моему, кто-то интересовался, где она работает, но она как-то ловко уклонилась от ответа. А меня, признаться, в тот момент все это не очень интересовало.

— А что вас интересовало, Виталий Андреевич?

— Ну, сами понимаете, — замялся Панченко. — Бывают такие женщины — как озарение. Вот смотришь на нее и думаешь — эх, черт подери, где же ты был раньше? Что-то было у нее в лице, в глазах — такая чертовщинка…

— Понятно, — сказал Гуров. — Чья была идея поехать к вам домой — ваша или этой женщины?

Панченко пожал плечами.

— Знаете, идеи как таковой не было. После того как она появилась за нашим столиком, мы еще немного выпили, и мы с Курносовым слегка поцапались. У меня вообще настроение стало ни к черту.

— Почему? — поинтересовался Гуров.

— Ну-у, не знаю, как это объяснить. Наверное, сильно нервничал в связи с женитьбой. А тут эта женщина. В конце концов, может у меня испортиться настроение? Короче, я вспылил и ушел из ресторана. Я просто не видел смысла в таком состоянии продолжать веселье. Это уже не веселье, а фарс получался… Ну, а на улице меня неожиданно нагнала Алена и принялась сочувствие выражать. Не помню точно, что она говорила, что я говорил… В общем, как-то так получилось, что мы сели в мою машину и поехали ко мне домой.

— Алена догнала вас одна? Рядом никого не было, не заметили?

— Мне думается, одна, — сказал Панченко. — Да и разговаривали мы совсем недолго. Потом мы приехали ко мне, я отключил все телефоны на всякий случай и… — Тут он замолчал, и на лице его появилась болезненная гримаса.

Гуров терпеливо ждал, пока Виталий Андреевич соберется с духом. Наконец тот снова заговорил.

— Я не буду вдаваться в подробности… Эта банальная история знакома любому мужчине. Основная моя ошибка была в том, что я открыл сейф и предложил Алене померить колье моей невесты… Ах, я кретин! Никогда себе не прощу этой глупости! Так лажануться!

— Ситуация, конечно, неприятная, — рассудительно заметил Гуров. — Но не стоит так убиваться. Не все еще потеряно. Такие вещи трудно быстро сбыть.

— Вы не понимаете! — с досадой воскликнул Панченко. — Дело не в вещи! Я же говорю, все расписано заранее. Моя невеста уже фотографировалась, надев это колье. Эта вещь имеет краеугольное значение. Это как кирпич в стене дома. Не будет кирпича — будет зиять дыра. Как мы объясним исчезновение драгоценности? Родственники жены захотят узнать, что случилось. А если они выйдут на свидетелей моего легкомыслия? Получается, я сам надел на проститутку колье моей невесты! Такие вещи женщины не прощают — даже деловые женщины.

— Да, наверное, — согласился Гуров. — Но все равно отчаиваться не стоит. Вы мне лучше скажите, как случилось, что колье перешло к этой Алене? Она отняла его силой?

— Ну что вы! Просто… Просто мы занимались любовью, выпивали, дурачились. Она красовалась в этом колье, будь оно неладно! А потом я попросту уснул. Уснул как сурок! Ладно бы, если бы мне, как в криминальных романах, подмешали в вино клофелин! Нет, я заснул сам! Алена просто собралась и ушла.

— В доме есть охрана? — спросил Гуров. — Вы, кстати, где проживаете?

— У меня квартира на Новом Арбате, — сказал Панченко. — Охрана в доме есть. Но кто станет останавливать роскошную женщину, которая идет налегке — у нее была только маленькая сумочка — и обворожительно улыбается?

— Действительно, — пробормотал Гуров. — Но видеть ее могли. А скажите, кто из мужской компании знал о существовании колье?

Панченко наморщил лоб и забормотал, вспоминая:

— Так, Геннадий не знал, это точно, он вообще только недели три как вернулся из Италии… Его сейчас вообще ничего не интересует, кроме собственных рассказов об Апеннинском полуострове… Астахов не знал. Таких людей в семейные секреты не посвящают… Курносов знал! В общих чертах. Я ему сам рассказывал, — Панченко пристально посмотрел на Гурова. — А вы полагаете, кто-то из них мог навести эту женщину? Сомневаюсь! Ведь все получилось спонтанно, экспромтом, и все могло сорваться из-за любой незначительной мелочи. Так грабежи, я думаю, не планируют. Да и зачем тому же Курносову? Я ему нужен для стабильности его бизнеса. Он из-за этого готов передо мной ковром стелиться, а тут ограбление! Нет, может, я рассуждаю по-дилетантски, но я не вижу смысла в том, что вы сказали!

— А я ничего и не сказал, — хладнокровно заметил Гуров. — Я только спросил у вас, кто мог знать о существовании колье. Выходит, скорее всего, Алене о его существовании сообщили вы сами?

— Да вот и нет, — мрачно усмехнулся Панченко. — Сообщил-то как раз Курносов. В шутку. Мол, друг мой женится, колье уже для невесты куплено… После этого я и психанул. Я ведь понял, для чего он это сказал. Ему не хотелось эту Алену упускать. Она вроде на него внимания не обращала, а его это задевало…

— Значит, Курносов сообщил, что у вас имеется дорогое колье, и после этого вы с Аленой покидаете ресторан — почти одновременно — и едете к вам домой. Проводите вдвоем ночь, а под утро ваша партнерша исчезает, прихватив с собой колье…

— Плюс три тысячи долларов наличными и золотые запонки — подарок отца на день рождения, — добавил Панченко.

— Да, это мало похоже на спланированное ограбление, — задумчиво заключил Гуров. — Больше смахивает на игру в рулетку. Нашей приятельнице повезло, и она вытащила счастливый билет. Хотя вполне допускаю, что поначалу она хотела лишь поужинать в приличном месте. Но когда ваш приятель обмолвился о вашей будущей женитьбе и упомянул о свадебном подарке, эта деловая женщина решила рискнуть и, как мы видим, не прогадала. Сыграло свою роль и ваше меланхолическое, как вы выразились, настроение.

— Мне от ваших объяснений ничуть не легче, — буркнул Панченко. — Ну да, я совершил ошибку. Но, мне кажется, милиция для того и существует, чтобы искать преступников, а не читать мораль потерпевшим!

— Вот тут вы что-то путаете, уважаемый Виталий Андреевич. У меня и в мыслях не было читать вам мораль. Это не мой курятник. Я просто пытаюсь рассуждать вслух. Но если вы будете меня постоянно сбивать, мы с вами далеко не уедем.

Панченко, угрюмо молчавший, неожиданно остановился и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направился по дорожке обратно к дому.

— Ладно, я все вам рассказал, — изо всех сил стараясь говорить спокойно, произнес он. — Не будем выяснять отношения. У меня не подходящее для этого настроение. Вы работаете с людьми столько лет — должны меня понять. И не пытайте меня больше. Все, что я мог вспомнить, я уже вспомнил.

— Договорились, — согласно кивнул Гуров, хотя рассчитывал на продолжение разговора. — Все — так все. Мы с вами должны напоследок решить парочку технических вопросов, и на этом можно будет закончить. Вы упомянули о фотографии вашей невесты, где на ней надето то самое колье. Нельзя ли получить копию этой фотографии? Сами понимаете, нам было бы желательно иметь изображение драгоценности.

— Это можно, — хмуро ответил Панченко.

— Тогда еще одна просьба, — невозмутимо продолжал Гуров. — Не смогли бы вы сами привезти эту фотографию к нам в главк? Дело в том, что я рассчитываю на вашу помощь в составлении словесного портрета этой Алены. Заодно вам покажут фотографии всех аферисток, занимающихся подобным промыслом, — возможно, среди них вы узнаете и ее.

— А без этого нельзя обойтись? — неприязненно спросил Панченко.

— Боюсь, что нельзя, — твердо сказал Гуров. — Если только вы не раздумали искать колье…

— Хорошо, как-нибудь заеду к вам в главк, — неохотно согласился Панченко. — Я вам предварительно позвоню.

— Только не затягивайте это дело, — предупредил Гуров. — Время идет, и у нас остается все меньше шансов поспеть к сроку. Это не в ваших интересах, Виталий Андреевич, затягивать расследование.

Панченко отмолчался, но Гуров по его лицу видел, что тот едва сдерживается, чтобы не сорвать злость на госте. Сейчас Гуров нисколько не удивлялся высказыванию референта Забуруева о том, что сын начальника склонен к истерическим реакциям. Сложные жизненные вопросы Виталий Андреевич, похоже, привык решать именно таким способом — обвиняя всех окружающих в своих бедах. У него были для этого возможности. Но, вероятно, он просто еще очень боялся грядущих последствий своего минутного легкомыслия. Наверное, будущие родственники были людьми чрезвычайно серьезными, не склонными к шуткам и розыгрышам.

— Я приеду сегодня же, — буркнул наконец Панченко, отводя в сторону сердитый взгляд.

— Вот и славно, — сказал Гуров как ни в чем не бывало. — Тогда заодно еще одна просьба, Виталий Андреевич. Хотелось бы провести экспертные мероприятия в вашей квартире. Там могли остаться отпечатки пальцев, волосы, какие-то еще следы…

Панченко покачал головой и сказал вежливо, но непреклонно:

— Не думаю, чтобы там что-то осталось. Все уже убрано, посуда перемыта, белье в прачечной. Мне как-то не приходило в голову, что милиции захочется копаться у меня в квартире. И вовсе не хотелось оставлять сувениры на память о том вечере. Так что ничем вам тут помочь не смогу, Лев Иванович, сожалею!

Гуров по глазам видел, что ни капельки он не сожалеет, а, наоборот, рад, что пресек попытку опера оказаться в своем жилище. «Лучше бы ты берег его от сомнительных женщин», — подумал Гуров, но вслух ничего говорить не стал.

На подходе к дому они увидели длинную фигуру Забуруева, который терпеливо дожидался Гурова, стоя столбом у края изумрудной лужайки.

Уже в автомобиле, выезжая из поселка, референт неожиданно спросил:

— Ну и как вам Панченко-младший, Лев Иванович?

Гуров пожал плечами. Забуруев вздохнул и продолжил:

— Отец-то, Андрей Борисович, совсем другой по характеру. А этот не орел. Нет, не орел! — И с сожалением покрутил головой.

Гуров с любопытством посмотрел на него и еще раз пожал плечами.

— Что выросло, то выросло, — буркнул он.