Мщение справедливо

Николай Леонов, 1995

Гуров расследует убийство высокопоставленного чиновника, застреленного на глазах его друзей – людей, облеченных властью. Кому было выгодно это преступление? Кто его совершил? Как оказалось, эти вопросы занимают не только Гурова…

Глава 1

Полковники Гуров и Крячко занимали один кабинет, столы стояли боком к единственному окну, «лбами» друг к другу, таким образом, сыщики сидели друг против друга, глаза в глаза, хотя и были закадычными друзьями, изрядно надоели друг другу. У каждого за спиной, в углу, стоял сейф, еще один письменный стол находился у стены, слева от входной двери, за которым «гости» и подчиненные порой писали рапорта, объяснения, заявления и, конечно, бесчисленные жалобы.

— Если на сыщика не «катят бочки», значит, он не сыщик, а сторож садового участка, — говорил порой Крячко и следил, чтобы на гостевом столе всегда лежали папка с чистой бумагой и шариковая ручка, которая регулярно исчезала.

Станислав, обнаружив очередную пропажу, записывал подозреваемого в краже на страничку отрывного календаря, грозился привязать шариковую ручку к ножке стола и клал на «жалостливую» папку новую, которую сам недавно позаимствовал в чьем-нибудь кабинете.

В общем, кабинет старших оперов главка угро никак не походил на каземат, в котором зачастую плакали мужчины, рыдали женщины, матерились менты, некоторые в генеральских погонах. Никто в этом кабинете никого и пальцем не тронул, но человек очень болезненно реагирует, когда ему в лицо говорят о нем правду. А добывать правду и порой излагать ее вслух являлось профессией хозяев этого обычного канцелярского кабинета.

Гуров работал в сыске двадцать лет. Высокий, стройный, элегантный, с задумчивыми светлыми глазами под темными бровями, он очень нравился женщинам и крайне не нравился начальству.

Крячко был ниже ростом, круглее в талии, проще лицом и одеждой, любил балагурить, жаловаться на жизнь и внешностью и манерами временами походил на знаменитого солдата Швейка.

Сыщики знали друг друга давно, пережили и взаимную неприязнь, и недоверие, ссорились и вновь шли рядом, порой ползли, сплевывая кровью. Они были очень разные, но их прочно объединяли такие качества, как честность, которая не мешала порой хитрить и недоговаривать, верность своему слову, опыт розыскной работы, дружба и взаимная любовь, которой они стеснялись и порой говорили друг другу вещи достаточно неприятные.

У Гурова и Крячко был еще один друг — генерал, начальник главка Петр Николаевич Орлов. Гуров знал его без малого двадцать лет, работал с ним в одной опергруппе МУРа, когда Орлов был не генералом, а старшим группы и отнюдь не другом. Работа в розыске — не война на передовой, не будем кощунствовать, но это мужская «соленая» работа, где тоже грязи и крови хватает и мало не покажется. Крячко пришел в группу Гурова спустя два года, так что эти три человека работали бок о бок черт знает сколько времени, так как жизнь в сыске считать день за день несправедливо, а никакого коэффициента еще не придумали.

Кабинет оперов находился в одном коридоре с генеральским, и, когда секретарь сообщила, что «сам просит заглянуть», сыщики через несколько секунд вошли в «предбанник». Хозяйка приемной, влюбленная в начальника и в обоих сыщиков, причем в каждого по-разному, взглянула на вошедших строго и сочувственно, тем предупреждая, что ничего хорошего друзей не ждет и шуточки следует оставить здесь, молча кивнула на дубовые двери. Женщина работала у Орлова давно, соответственно и давно знала оперативников, но и ее опыта не хватало, чтобы понять — данное предупреждение излишне, так как вызов не самолично, а через секретаря говорил сам за себя.

Крячко распахнул перед Гуровым тяжелую дверь, состроил подружке «рожу», демонстративно одернул пиджак и вошел следом за другом.

Орлов был в мундире, который терпеть не мог и надевал в случаях крайней необходимости. Петр Николаевич меньше месяца назад получил вторую генеральскую звезду. Гуров моментально просек, что Петр сей момент вернулся с выволочки, не стал переодеваться, значит, торопится, настроение у друга говенное не только из-за недавнего разговора в верхах, но и в связи с тем, что генерал в мундире и вроде бы хвастается повышением в звании. Стараясь разрядить обстановку, Гуров сказал:

— Добрый день, Петр Николаевич. — В официальной обстановке они разговаривали на «вы».

Однако Крячко, хотя тоже все понимал, не сдержался и по-строевому четко произнес:

— Здравия желаю, господин генерал-лейтенант!

Орлов даже не изобразил желания приподняться, махнул короткопалой рукой, буркнул:

— Располагайтесь. Не знаю, кто из вас хуже: один хитер и неискренен, второй не способен из вежливости прикинуться человеком тактичным.

— Что выросло, то выросло. — Гуров прошел через небольшой кабинет и пристроился на любимом подоконнике.

Крячко занял «свой» стул, оглядел скромный кабинет, не соответствующий должности хозяина, и серьезно, даже душевно сказал:

— Петр Николаевич, разрешите мне в ХОЗУ словечко сказать? Вам вмиг надлежащие апартаменты выделят.

Орлов не ответил, даже не взглянул, расстегнул пуговицы, ослабил узел галстука, почесал лысеющую макушку, потер нос-картофелину, вздохнул:

— Шестьдесят, и никуда не денешься. Сколько по утрам утюгами ни махай, какой водой ни обливайся, меньше ни на один день не станет. — Он грузно повернулся к Гурову. — Ты, парень, который день из отпуска возвратился, о своих родителях ни слова, вроде не чужие. Все там же, в деревне, под Херсоном? Здоровы? Ты привет от меня передал?

— Обязательно. — Гуров кивнул. — Отец к дому веранду пришпандорил собственноручно, горд до ужаса, кланяться велел. Мама просила целовать, она такая же красивая, только совсем седая.

— Да, жизнь. — Орлов крепко потер лицо ладонью. — Как и следовало ожидать, ФСК в деле по убийству Скопа Игоря Михайловича уперлась… — Он выругался, что случалось редко. — Решили, что мы должны подключиться к делу.

— Что значит подключиться? — возмутился Крячко. — Казалось просто, налетели, теперь обратный ход? Дело было спервоначалу наше. Теперь уже это ихний поезд ушел, а не наш.

— Станислав! — Гуров произносил имя друга с ударением на втором слоге, отчего оно звучало по-иностранному. — Кто ведет следствие в прокуратуре?

— Гойда, дружочек твой, — ответил Орлов. — Ему и поклонись; когда коллеги, отчитываясь, в словах путаться начали, старший следователь прокуратуры твое имя назвал.

— Игорь Федорович, — усмехнулся Гуров, — отнюдь не худший следователь, считай, нам повезло.

— Кому повезло? — От возмущения Крячко начал заикаться. — Хоть какая-то справедливость должна существовать?

— Это вряд ли, — ответил Гуров. — И не плюйся вслед ушедшему поезду. Решение уже принято, не наезжай на Петра Николаевича, защитить нас обязан был министр, а не начальник главка. А министр наверняка рта не раскрыл. И никого в верхах не интересует, что со дня убийства прошла неделя, и кто должен был начинать по горячим следам — отвратительное выражение, в жизни не видел горячего следа — тоже не интересует, и как мы будем с тобой кувыркаться, всем, кроме Петра, наплевать.

— Ты отпуск не догулял, считай, на работу еще не вышел, а Петр Николаевич может внезапно заболеть. Вы меня оба старше и кругом главнее, но в житейских делах я вам обоим фору дам. В это дело лезть нельзя. В контрразведке ребята битые, раз они отступились, значит, точно — петля. Когда Скопа грохнули, ты, гений, грядки в деревне копал. Ты основных свидетелей знаешь? Помощник по безопасности, заместитель начальника охраны Президента, председатель думского комитета и вице-премьер. Он же хозяин фазенды, на веранде которой и уложили трупик. Тебе это надо? Нас всех перевешают!

— Станислав, веди себя прилично, не плюйся, — сказал Орлов. — Никого не тронут, в России не принято наказывать виновных. Меня отправят на пенсию, и только, давно пора. Они и дело нам передали, потому как заранее определили, кого отдать легче. Начальник главка генерал-лейтенант уволен! Звучит солидно. Множество заказных убийств не раскрыто, будет еще одно. Конечно, время у нас украли, затем подставили, но в политике такие правила. Ты же не удивляешься, что в футбол играют только ногами и головой, хотя руками удобнее. Парни, вы бы видели, как они на меня поглядывали. Я и слова не сказал, и не от стеснительности, а чтобы удовольствия им не доставлять. Они ожидали, я попытаюсь сопротивляться.

— Нам передали розыскное дело? — Гуров отошел от окна, закурил. — Успеха они не добились, но семь дней оперативники чем-то занимались, отсутствие результата — тоже результат. Важно знать, что ребята проделали, и не топтать проторенные дорожки.

— По-моему, ты учишь меня жить. — Орлов взял лежавшую на углу стола тоненькую папочку, протянул Гурову. — Осмотр места, заключение врача, фотографии, опросы трех охранников. Да, забыл, поручение прокуратуры и заключение эксперта по баллистике.

— За семь дней? — Гуров взял тоненькую папку.

— Лев Иванович, не прикидывайся недоумком, не получается, — сказал зло Крячко. — Я знаю, что ты более-менее в курсе, дело казалось легким, дилетантским, «соседи» курируют зону, оказались на месте первыми и захотели отличиться.

— Пять минут назад ты возмущался, утверждал, что дело было изначально наше, ментовское, теперь вроде как защищаешь гэбэшников.

— Я не защищаю, а понимаю, каждый служивый желает выслужиться, — огрызнулся Крячко. — А папочку ты взял зазря, абсолютно напрасно.

— Прекратите. — Орлов тяжко поднялся, начал стаскивать мундир. Крячко подскочил, принял у начальника мундир, взвесил на руках. — Тяжела ты, шапка…

— Могу дать сфотографироваться, — перебил Орлов. — Будь другом, повесь в шкаф, дай мой пиджачишко. Лева, я понимаю, ты со следователем прокуратуры ладишь. Он просил срочно позвонить.

— Я с каждым приличным мужиком могу поладить. Игорь Федорович в порядке, мы с ним в фазенде бывшего спикера работали.

— Извините, парни, но такую жизнь придумал не я. Удачи! Докладывать ежедневно, — сказал Орлов.

— Обязательно. — Гуров кивнул и направился к дверям.

— И вам, Петр Николаевич, спасибо, — сказал Крячко, открывая перед Гуровым дверь.

— Полковник Гуров, надеюсь, вы понимаете? — Орлов кашлянул.

— Они не понимают, но мы им объясним. — Крячко юркнул из кабинета и поспешно прикрыл за собой дверь.

Когда сыщики вернулись в свой кабинет, Гуров бросил полученную папку на стол Крячко, сел в свое кресло, подвинул телефон и сказал:

— Господин полковник, назначаю вас старшим по розыску преступника, совершившего данное убийство. Ознакомьтесь с материалами, доложите свои предложения, а я пока переговорю с прокуратурой. — И начал набирать номер.

— Убили замминистра, а вы шутить изволите. — Крячко уселся напротив Гурова, раскрыл папку, вытряхнул из конверта фотографии. — Хорошо, никто тебя не слышит.

Гуров согласно кивнул, услышал в трубке знакомый, чуть шепелявый голос, сказал:

— Здравствуй, Игорь Федорович. Гуров беспокоит. Спасибо за протекцию, материал получил.

— Здравствуй, Лев Иванович, — ответил следователь прокуратуры Гойда. — Не стоит благодарности, свои люди.

— Прокуратура и розыск — свои люди? — Гуров вздохнул. — Это нечто новое. Оставим, Игорь Федорович, ты в деле с первого дня?

— Производил осмотр места.

— Прекрасно. Когда встретимся?

— Сейчас. Вы подъедете в прокуратуру?

— Лучше ты к нам. У тебя будут мешать, заходить, звонить. Машина есть или за тобой заехать?

— Выделяли… — Гойда никогда не ругался матом, пробормотал нечленораздельное. — Сейчас выезжаю.

— Ждем. — Гуров положил трубку. — Со следователем нам повезло.

— Мы вообще счастливчики. — Крячко сложил документы и фотографии в папочку, перебросил ее на стол Гурова. — Лев Иванович, ты как полагаешь, мы с тобой вполне нормальные или все-таки того?.. — Он прокрутил пальцем у виска. — О чем угодно мы способны говорить несерьезно. Убили человека, мы подшучиваем друг над другом, пикируемся.

— Ты видел, как работает патологоанатом? Как он разговаривает, распиливая человеческий череп, слышал? Конечно, следует следить за собой, не превращаться в циников. Однако, извини, Станислав, за повторы, но что выросло, то выросло. Лучше мы уже не станем.

Старший следователь горпрокуратуры Игорь Федорович Гойда был невысок, округл, быстр в движениях и аккуратен в словах, умный, дотошный, в меру циничный. Они познакомились с Гуровым около двух лет назад, работая по убийству горничной на фазенде тогдашнего спикера парламента, особо не сдружились, но симпатизировали друг другу, что во взаимоотношениях сыщика и прокурорского чиновника случается не часто.

Когда Гойда вошел, Гуров взял у него плащ, уступил свое место, предвидя, что Станиславу придется писать, а сам Гуров, слушая, любил расхаживать по кабинету.

— Здрасьте, здрасьте, орлы-сыщики, — сказал Гойда, зябко потирая свои маленькие ладошки и усаживаясь на предложенный стул. — Значит, в такой обстановке вы и творите свои беззакония. — Ловко открыл портфель, выхватил из него канцелярскую папку с тесемочками.

— Творим, Игорь Федорович, кто без греха? Знакомься, мой напарник Станислав Крячко. — Гуров кивнул на друга. — А это, Станислав, наш новый начальник, следователь-важняк, зануда и буквоед, но дело знает.

— Знакомы. Ты, Лев Иванович, обеспамятовал. И то, скажу, почти два года минуло, а делов-то провернулось: парламент разогнали, расстреляли, Думу собрали, Чечню изничтожили. — Он встретился взглядом с Гуровым, замолчал и продолжал деловито: — Заместитель министра финансов Скоп Игорь Михайлович убит выстрелом из винтовки в 19 часов 12 минут 24 марта 1995 года на веранде дачи, принадлежащей на правах личной собственности вице-премьеру правительства России Барчуку Анатолию Трофимовичу. Пуля пробила лобную кость, застряла в черепе. Смерть наступила мгновенно. Выстрел произведен с расстояния сорока восьми метров, винтовка брошена на месте выстрела. После изъятия пули и проведения соответствующей экспертизы доказано, что найденная винтовка является орудием убийства.

Гойда собрался добавить, мол, картина, в принципе, знакомая, выполнена простенько и со вкусом, но, глянув в хмурые лица сыщиков, воздержался, пробормотал невнятно, что должно было означать матерную ругань.

— Продолжай, не стесняйся, — сказал Гуров, присаживаясь на край ничейного стола.

— В момент убийства на веранде находились хозяин, президент коммерческого банка, сопредседатель множества чего, миллионер Якушев, имя-отчество запамятовал, председатель одного из комитетов ЛДПР Олег Кузьмич Еркин.

— Где-то я похожую фамилию слышал, — пробормотал в задумчивости Крячко.

Еще бы! Разве забудешь фамилию родного министра! Гуров глянул на друга презрительно, сказал:

— Извини, Игорь Федорович.

— Свои люди, — кивнул Гойда и продолжал: — Помощник Президента Юрий Олегович Ждан и заместитель начальника охраны Президента Егор Владимирович Яшин. Жены отсутствовали, мальчишник собрали по случаю обмывания данной дачи. В доме находились еще двое из прислуги, четыре охранника сидели на кухне. Выстрела никто не слышал, винтовка была с глушителем. Никто ничего не видел, у всех стопроцентное алиби.

— «Следствие закончено — забудьте!» — сказал Крячко, положив подбородок на скрещенные ладони.

— Ты заткнешься? — тихо спросил Гуров.

— Младшего обижаете, я лишь напомнил название знаменитого итальянского фильма. Фамилию маэстро забыл. Ну, извини!

Гуров махнул на Крячко рукой, повернулся к Гойде, спросил:

— И что у тебя имеется?

— Труп и начальство, что же еще?

— Мои коллеги неделю копали и ничего?

— Какие-то машины проверяют, ничего конкретного. Когда поедешь смотреть?

— Завтра поутру. А чего ФСК вцепилась? Почему не вызвали сразу территориальных розыскников? Что-то казалось? Что-то блестело?

— Лев Иванович, у них поймешь? В чем дерьмо — тебе понятно. Высоких гостей надо работать, а они — «да», «нет», «не знаю», «занят». Ясно, стрелок пришел со стороны, но непричастность всех присутствующих я принять не могу, а работать не дают. Потому и контрразведчики отступили.

— Теперь нужен мент-говновоз, который бы всю эту ароматную кучу на себя взвалил и тащил до упаду. Чуть погодя все спустят в канализацию.

— Ты в горловину не пройдешь, у тебя плечи широкие. — Крячко поднялся из-за стола и неожиданно застучал костяшками пальцев по столу. — Этих людишек надо заставить исповедоваться. Нужен железный характер. А железнее тебя — только отбойный молоток, и то, как ты сам любишь повторять, «это вряд ли»!

— Знаешь, за что я тебя особенно люблю? — усмехнулся Гуров.

— Знаю! — Крячко вытер ладонью пот со лба, встряхнул мокрыми пальцами. — Признаю, ты гений. Но для них ты — никто. Про себя я не говорю. Ты же понял, они Петра хоронят — первого сыщика России. И вообще, дискуссия закончена. С самолета мы прыгнули, не хочешь открывать парашют — не открывай, я тебя на себе донесу. Ребята, хотите свежий анекдот?

Гойда смотрел на друзей изумленно, затем неуверенно сказал:

— Мне нравится ваш оптимизм, но сложность в том, что эти люди и в прокуратуру не являются, а уж в милицию не придут абсолютно точно.

Гуров задумчиво улыбался и молчал. Крячко в своем эмоциональном всплеске выдохся и уже жалел о сказанном, и не оттого, что испугался, а сочувствовал Гурову, который на самом деле отнюдь не железный и вообще — «на хрена козе баян?».

— Нормальные люди с возрастом умнеют, — пробормотал он. — Видно, я принадлежу к иной категории.

— Это вряд ли, — спокойно возразил Гуров. — Ты просто хитрый мужик, знаешь, чтобы меня запрячь, надо сначала разозлить. У нас есть сто причин заниматься этим делом. Во-первых, приказано, чего вполне достаточно. Исповедоваться, конечно, никого не заставишь. Не те люди. Игорь, говоришь, они в прокуратуру не являются?

— Все вежливо, Лев Иванович, звонит помощник, приносит извинения, мол, готовят срочный документ для Президента, или другое вранье, и просит встречу отложить.

— Я понимаю. — Гуров кивнул. — Мы люди не гордые — сами залетим на огонек.

— Не примут. — Гойда развел руками. — Десяток способов существует. Позавчера я в приемной вице-премьера Барчука попытался шуметь, так он сам, лично, из кабинета вышел, извинился, я чуть со стыда не сгорел.

— Ничего, у нас предохранители здоровые, выдержим, — заметил Крячко.

— Игорь, у высокопоставленных свидетелей просматривается очень слабое место. Когда они данный факт как следует усвоят, мы козырями сравняемся.

— Какое место? Чего ты задумал? Докладывай, следствие ведет прокуратура.

— Обязательно. Вот ты и дай мне поручение повторно произвести осмотр места преступления.

— Что ты там найдешь?

— Вдохновение.

— Об узком месте сейчас не скажешь?

— Без вдохновения не получится, — серьезно ответил Гуров. — Они тебя так сразу закрутили, что ты ослеп. Со мной такое случалось неоднократно. Завтра поутру мы со Станиславом выезжаем на фазенду господина Барчука. Ты, господин полковник, на своем ворованном «Мерседесе» заезжаешь за мной в восемь.

— Подаренном, — огрызнулся Крячко.

— Известно, каждый жулик утверждает, мол, не украл, подарили.

Видимо, у Гурова созрел некий план, который с каждой минутой сыщику нравился все больше, и он весело продолжал:

— Игорь Федорович, тебе известно, что мы отсюда сбегали в частный сектор? Решили обогатиться за счет знаний, полученных на службе Отечеству. Но остатки совести пробудились, и мы возвернулись, но корысть уже заела. Я, как более скромный, прихватил у «капиталистов» «Жигули», новенькую седьмую модель, а господин Крячко, истинно русская душа, упер «Мерседес-190».

— А двухкомнатную квартиру с дырявыми полами, клопами и крысами кто на трехкомнатные апартаменты поменял? — Изображая судью, Крячко поднялся и вытянул в сторону Гурова указующий перст.

— Стас, закладываешь друга по-черному. Грешно.

— Я с детства в Павлика Морозова играл, потому и в ментовку служить пошел.

— Не богохульствуй, мы ментовку как угодно ругать можем, не без греха она, да и мать родная, но меру знай, — строго сказал Гуров. — Значит, договорились, завтра поутру выезжаем.

Супруга Крячко с дочкой уехала на лето к родне; он поднялся ни свет ни заря и явился к Гурову, когда тот, издеваясь над организмом, делал гимнастику.

— Завтрак готовь, не люблю, когда меня разглядывают, — сказал Гуров, впуская друга и проталкивая в кухню.

Крячко послушно загремел посудой, но время от времени подсматривал, как начальник «качается» на тренажере, затем, проделав серию кувырков в разные стороны, начал падать на пол. Эта часть гимнастики всегда потрясала Крячко: друг падал виртуозно, словно каучуковый, как профессионал, переворачивался, вставал в полный рост, вновь опрокидывался, тут же оказывался на ногах, проделывая все это почти бесшумно. И это при росте сто восемьдесят с лишним и весе свыше восьмидесяти килограммов, а о возрасте лучше не вспоминать, начинали лезть в голову нехорошие мысли о собственных годах. И хотя Станислав был моложе друга чуть ли не на пять лет, однако сороковник не за горами, на улице зовут «мужик», скоро «отцом» величать начнут.

Когда Гуров занимался в тренировочном костюме, то смотрелся мужиком ладно скроенным, крепким, не более того. Но после душа, в плавках, еще не окончательно вытеревшись, он вошел на кухню переливающимся тугими мышцами суперменом. Увидев в глазах друга иронию, Гуров принял позу культуриста и рекламно оскалился.

— Меняй коньки на санки, шлепай прямо в Голливуд. Обучишь меня массажу, я при тебе прокормлюсь.

Сам Крячко спортом почти не занимался, но от природы был ширококост и здоров на удивление, хотя тугой животик уже видимо круглился.

— Насчет Голливуда не уверен, но у меня отец, отставной генерал-лейтенант, пашет на земле. Как конь двужильный, и рядом борозда всегда найдется. Так что мы с тобой действительно не пропадем.

Крячко глянул на шрам на груди Гурова, знал, что под лопаткой у него рубец значительно толще, и спросил:

— А мне ты скажешь, что конкретно учуял в деле?

— Некогда! — Надев халат, Гуров принялся за яичницу. — Начни тебя с ложечки кормить, ты вообще мышей ловить перестанешь. Думай, шевели ушами, мы с тобой историю убийства одновременно слышали.

Дом, вилла, замок или, как сейчас модно называть загородные строения, фазенда вице-премьера Барчука находилась всего в нескольких километрах от Окружной и в двух километрах от шоссе, неподалеку от Клязьминского водохранилища. Здесь строилось одновременно десятка три кирпичных уродцев самой причудливой формы. Несколько крепостей уже готово, среди них и четырехэтажный замок Барчука стоял на небольшом возвышении и поглядывал на подрастающее поколение с кривой усмешкой.

Над стройплощадками мотались разноцветные журавлиные шеи кранов, под ними топали, месили весеннюю грязь мужики в телогрейках, одни — в касках, другие — в ушанках, третьи — вообще с босыми головами. Чувствовалось, работа идет споро, даже весело: здесь, хоть и не шахта и не дальний Север, платят достойно, да еще приплачивают.

Измызгавшись по дороге, «Мерседес» Крячко смотрелся среди других чумазых иномарок нормально, внимания не привлекал.

— Хозяева заезжают взглянуть на строительство родового имения, — сказал Крячко.

— Для имения земли маловато, соток по тридцать-сорок, не более, — задумчиво ответил Гуров. — Я, конечно, не большой знаток Руси, но и спьяну в старину таких уродов не громоздили. Ведь для себя строили, детям, внукам, а из таких башен удобно лишь круговую оборону держать.

— А чего такие махины громоздят? Семья-то наверняка раз-два и обчелся. — Крячко обломил тоненькую веточку с набухшими почками. — Капитал зарывают, торопятся, пока у кормушки стоят, а шуганут, так на зарплату нынче и шалаш Ильича не построишь.

— Недобрый ты, Станислав. — Гуров повернулся к бледному, но уже пригревающему солнцу.

— Нормальный российский мужик, к воровству давно пообвыкший. А ведь просто как! Проверка яйца выеденного не стоит. Спросить декларацию о доходах, положить рядом строительную смету и поинтересоваться, мол, откуда дровишки?

— Любопытный, переобувайся, а то в твоих штиблетах с шоссейки не сойдешь. — Гуров забрался в машину, скинул туфли, натянул резиновые сапоги, прихватил заготовленный рюкзак, где, аккуратно завернутые, лежали две бутылки водки, шмат ветчины, огурцы, стаканы, иное необходимое.

Уже законченный дом, принадлежавший «на правах личной собственности» господину Барчуку, чуть ли не единственный был обнесен двухметровым железным забором, только красной звезды не хватало и КП с часовым — форменная воинская часть. Но одна стена у забора отсутствовала, на смежном участке громоздился длиннющий кран.

Оперативники торопливо обошли участок, пока не оказались с незащищенной стороны.

— Мужики, чего потеряли? — окликнул их ладный мужчина в телогрейке, с распаренным и обветренным лицом. — Тут не музей, может по голове так шлепнуть, что она враз с тапочками сравняется.

В говорившем не чувствовалось злобы или загнанной усталости. И Крячко ответил в тон:

— Мы верткие, в нас сразу не попадешь. Приехали глянуть, что у вас получается.

— Нормально. А вы кто такие, если не секрет? — Мужчина подошел вплотную, достал пачку «Явы», закурил. — Не угощаю, вы наши не курите. — Он взглянул на Гурова, угадывая в нем старшего.

— Прохожие мы, — усмехнулся Крячко. — Хотели домишко себе приобрести или построить. Да больно у вас тут все размашисто, нам бы поскромнее.

— Как быстро строите? — отодвигая Крячко в сторону, спросил деловито Гуров. — Вон тот домишко, к примеру, за сколько поставили? — И указал на четырехэтажный замок Барчука.

— Как понимать — «поставили», господин хороший? — Рабочий сильно затянулся, выщелкнул недокуренную сигарету. — Если фундамент, коробку под крышу и накрыть голый кирпич — это одно…

— Работаете в две смены, в три? — перебил Гуров.

— Как платят, так и работаем. — Строитель смачно сплюнул, собрался уходить. — Небось секретарем обкома служили? Так то время кончилось, надо денежки на бочку…

— Не плюйся, еще попить попросишь. — Гуров взял его за рукав, дернул на себя. — Сколько дней от нулевого цикла до последнего плафона? Вопрос понял?

Русский мужик всегда уважал силу, взглянул на Гурова с пониманием.

— Строитель?

— Вроде того.

— Сейчас все сменилось, не поймешь, я вроде сменного мастера. Семеном звать.

— Гуров. — Полковник пожал протянутую руку, затем перевернул пустой ящик из-под цемента, вынул из кармана газету, застелил, сел, указал Семену на место рядом. — Станислав, плесни мне чуток, зябко стало.

Крячко распорядился быстро, аккуратно.

— Тебе не предлагаю, Семен, у тебя служба. — Гуров ловко выпил, хрустнул огурцом. — Бригады постоянные, комплектуетесь в фирме?

— Так. — Семен кивнул и взглянул на бутылку в руках Крячко с сожалением.

— Налей человеку, только не светись, — сухо сказал Гуров, выждал, пока Семен выпил, и продолжал: — Так за сколько эту уродину поставили?

— Мы там не работали; когда мы фундамент клали, они отделочные работы начали.

— Что же вы, фундамент клали зимой?

— Копали осенью, потом перерыв сделали…

— Сезонных рабочих брали?

— Я же говорю, зимой стояли, тут пара сторожей ошивалась…

— Огляди подъездные пути. — Гуров кивнул Крячко, вновь повернулся к Семену. — Говоришь, все свои, знакомые?

— У них свои, у меня свои, ты, видать, с головой, соображаешь, каждый объект сколько людей требует?

— Понятное дело. — Гуров плеснул еще грамм по сто. — А заболеет кто, другой по пьянке не выйдет? Ты можешь пособника со стороны взять?

— У меня денег нет, чтобы из своего кармана платить. — Семен отодвинул стакан, затем не удержался, выпил и поднялся. — У нас с этим строго. Вчера на свадьбе был, оттого и позволил.

— На воздухе вмиг оттянет. — Гуров убрал бутылку и стаканы, свою порцию незаметно вылил. — Вижу, организовано у вас серьезно.

— Так тут каждая бригада сама по себе. Никто не знает, сколько соседу платят.

— Вижу, не обижают.

— Думаю, не обижают, народ кругом трезвый, за место держатся. Капитализм в действии.

— И со стороны не берут? — вновь спросил Гуров.

— Растрепался с тобой, спасибо за угощение. — Семен кого-то увидел или сделал вид, что увидел, и заспешил к крану.

Как писал следователь Гойда, у основания этого крана и нашли винтовку. Гуров сидел почти на месте стрелка. Кирпичная собственность вице-премьера громоздилась практически рядом. Сыщик понимал, что такое ощущение возникало из-за размеров дома. Сейчас веранда была закрыта, жалюзи опущены, поверху еще витиеватая решетка. В общем, условия для стрельбы неважные. Ну, в тот вечер окна были открыты, жалюзи раздвинуты, хотя погода рассиживаться на веранде никак не располагала. Люди вышли на веранду якобы на несколько минут, хозяин хвастался обустройством и вывел одного из гостей под пулю. А решетка-то довольно густая и наверняка не съемная, сквозь такую помеху может только настоящий мастер стрелять.

Подошел Крячко, тоже взглянул на дом и веранду, сказал:

— Для снайпера смешное дело. — Он повернулся к крану. — Шоссейка, по которой мы подъехали, огибает строительство и вскоре возвращается на Дмитровку. А в принципе сюда подъехать и уехать можно по-разному. Машину можно оставить за любым поворотом, у брошенной бытовки, неработающего крана.

— Спасибо, ты настоящий сыщик. — Гуров кивнул на рюкзак с посудой и закуской: — Сидор возьми, и пошли, а то мы слишком долго тут светимся.

— Один выпей, другой убери, все по справедливости.

— А где ты встречал, чтобы все по справедливости? — удивился Гуров.

— В дом не пойдем? Так зачем мы сюда пилили?

— За вдохновением, Станислав. — Гуров широко зашагал по вязкой земле, выбрался на шоссейку, начал топать, пытаясь стряхнуть с сапог грязь.

Крячко подобрал обрывок газеты, зашел в лужу, аккуратно обмыл сапоги.

— Багажник у моего автомобиля не примет твою обувку. Придется тебе ее в руках до Москвы везти.

— Тиран и собственник, — тяжело вздохнул Гуров, шагнув в лужу, и последовал примеру товарища.