Красная карточка

Николай Леонов

Глава 2

Спортивная база клуба «Литий» была обнесена металлической сетчатой оградой, сквозь которую просматривался угол зеленого футбольного поля и мечущиеся по нему фигурки игроков в желтых футболках. Полковник Гуров, старший оперуполномоченный по особо важным делам, объехал территорию базы кругом и остановил свой «Пежо» напротив ворот, над которыми висели жизнерадостные спортивные лозунги и рекламные щиты, на них яркими красками были изображены кроссовки и почему-то жевательная резинка удивительной морозной свежести.

Спутник и напарник Гурова полковник Крячко озадаченно приподнял бровь и вопросительно уставился на товарища.

— И куда это ты меня привез? — спросил он. — С каких это пор ты вдруг заинтересовался футболом?

— Ага, значит, ты в курсе, что это футбольное хозяйство? — обрадовался Гуров. — Я на это и рассчитывал. Сам я в этом действительно… Ну, в общем, это не моя грядка. Так что мне очень пригодится такой эксперт, как ты.

— Какой я эксперт? Обыкновенный болельщик, — скромно ответил Крячко, польщенный, однако, такой характеристикой. — А это база «Лития». Дерьмо команда. Навылет идет.

— Видишь, как здорово ты в этом разбираешься! — восхитился Гуров. — С таким помощником не пропадешь! Хотя, по правде сказать, нас интересуют не планы этой команды, а ее, как бы это сказать, история. Хотя и недавняя.

— А-а! Постой-постой! — оживился Крячко. — Кажется, я твой намек понял. С этим «Литием» на днях в криминальных новостях носились. Кого-то у них взорвали вроде? Неужели это дело на нас повесили?

— Повесили, Стас! — вздохнул Гуров. — Именно повесили. Как гирю. Я отбрыкивался как мог, но обстоятельства были против нас.

Под обстоятельствами Гуров имел в виду лощеного господина средних лет, на правой руке которого болтался «Ролекс» на ремешке из крокодиловой кожи. Этого благополучного господина Гуров обнаружил утром в кабинете генерала Орлова, куда был вызван самим генералом в обход секретаря, что с самого начала указывало на особое доверительное отношение. Генерал представил Арсения Петровича (так звали господина) как чиновника из правительства Москвы, курирующего спортивные игры, но в то же время намекнул, что тот же самый Арсений Петрович имеет очень прямое отношение к силовым структурам, то есть является практически коллегой.

— Знаю, что ты футболом не увлекаешься, — сказал при этом генерал, — но твой Крячко, я припоминаю, вроде болельщик. В случае чего, он тебе объяснит разницу между офсайдом и инсайдом. А вообще речь идет о безобразном покушении на футболиста. Арсений Петрович вот объяснит, что к чему…

«Коллега» был очень любезен и безо всякого высокомерия обменялся с Гуровым крепким рукопожатием. Речь его также была лишена какого-либо изыска. Он выражался просто и энергично, можно сказать, по-народному.

— Значит, так, полковник! Тут на днях одного из лучших наших защитников в собственном автомобиле взорвали. Грохнули, можно сказать. То есть он живой, слава богу, но в профессиональном плане все равно что мертвый. И вообще инвалид теперь человек. Ногу ему разворотило, а без ноги футболист — это все равно что песня без музыки, сам понимаешь. Нужно найти этих негодяев и наказать.

— Чтобы другим неповадно было, — вставил генерал.

— Точно, — кивнул Арсений Петрович. — Ведь этого Жмыхова планировали в «Динамо» покупать — соображаешь? Практически нанесен удар по правоохранительным органам. Да что там! Бери выше! Он ведь в сборную призывался, Жмыхов-то. Значит, задеты интересы государства, улавливаешь?.. Практически террористический акт получается!

— Вообще-то, терроризм — это не по нашей части, — сказал на это Гуров. — Тут бы службу безопасности. На федеральном уровне…

— Ну-ну, не надо преувеличивать! — снисходительно сказал Арсений Петрович. — Насчет терроризма я это так… образно сказал. Чтобы была ясна степень ответственности. А так это или обычная бытовуха, или разборки какие-то денежные. Ну что тебе сказать, деньги в этой сфере крутятся бешеные — контроль практически отсутствует, вот и возникают нежелательные эксцессы… Перетрясать это хозяйство будем, конечно, однако это процесс основательный, займет месяцы, а то и годы. Но игроков уродовать — это ни в какие ворота не лезет. У нас и так половина чемпионата — зарубежные гости. Своих футболистов скоро в Книгу Гиннесса заносить можно будет, а мы им тут ноги отстригать будем! Этот цинизм прекращать надо немедленно. Так что, полковник, ты разберись во всем этом и через неделю… ну, ладно, через десять дней доложи выводы.

— Лев Иванович справится, — убежденно заявил генерал. — Еще не было такого случая, чтобы он не справился. Найдем сукиных сынов, Арсений Петрович, не беспокойся!..

— Да как же — не беспокойся! — покрутил головой гость. — Я сам болельщик. Да и по должности положено… Душа у меня болит за футбол! Но тут и другой вопрос. Спонсоры у «Лития» — уважаемые бизнесмены. В того же Жмыхова немалые деньги вложены были. Что же теперь, все коту под хвост? А если завтра какому-нибудь варягу ногу оторвут? Это уже международный конфликт!

Гуров хотел заметить, что международные конфликты тоже не по его части, но все-таки промолчал и только тщательно записал все в записную книжечку — паспортные данные футболиста Жмыхова, адрес футбольной базы, адрес больницы, где Жмыхов теперь лечился, и прочую информацию.

— В прокуратуру загляни! — напомнил на прощание генерал. — Это дело следователь Забродин ведет. Он уже в курсе, что вы с Крячко влиты в его группу. Все главные улики у него.

Гуров в прокуратуру заглянул и убедился, что улик не очень-то много. Свидетелей преступления практически не было. Судя по всему, даже точного времени взрыва никто не знал. Раненого, окровавленного Жмыхова подобрали с тротуара прохожие, когда он сумел выбраться из машины. Взрывное устройство, размещенное в его машине, как показала экспертиза, было небольшой мощности, но исключительно целесообразно устроенное — вся сила взрыва была направлена на ступню человека, нажимающего на педаль. Результат в любом случае был предопределен заранее — после взрыва человек становился инвалидом. Однако точное происхождение пиропатрона определить было непросто — использовалось самодельное устройство из стальной трубки, которое можно было изготовить в любом гараже за пару часов. Начинен он был обычным порохом, достать его не составляло никакого труда. Так что в этом плане никакого оптимизма у следствия не было. Забродин посоветовал Гурову проверить все личные связи Жмыхова. Он был убежден, что мотивы преступления находятся в прямой связи с личными обстоятельствами футболиста.

— Мы тут ребят из его команды допросили, тренеров, — объяснил Забродин. — С криминалитетом Жмыхов вроде знакомств не водил. А вот насчет женского пола был невоздержан. Причем в отношении женщин вел себя цинично, потребительски, так сказать. Мог и семью разрушить. Вполне на этой почве могло что-то разыграться.

— Куда проще у него самого спросить, — заметил на это Гуров. — Как правило, люди, которых взрывают, хотя бы догадываются, за что их взрывают. Это не с балкона плюнуть.

— Так-то оно так, — согласился Забродин, — но Жмыхов пока на контакт не идет. Депрессия у него. Ногу-то ему доктора отхватили по самое колено. Он это как увидел, так и ушел в себя. Пока вообще ни слова никому не сказал. Так что ищи пока где-то рядом. Время терять ни к чему.

Гуров решил начать с очевидного — познакомиться с командой «Лития», где последние два года играл Жмыхов. Крячко в свои планы заранее посвящать не стал, надеясь, что тот все уяснит по ходу дела. А про Арсения Петровича распространяться не стал вообще, зная, с какой неприязнью относится его друг к «особым заданиям», контроль за которыми осуществляли люди, к сыску непричастные.

Пройти на территорию базы оказалось совсем не просто. У ворот их встретили дюжие мужики-охранники и довольно грубо потребовали пропуск.

— Может, это вас устроит? — преувеличенно любезно осведомился Гуров, демонстрируя свои красные «корочки». — Или тут режим, как на военной базе, и нужна подпись министра обороны?

Просмотрев удостоверение, охранники сбавили тон, но с обидой объяснили:

— Нам что сказали, то мы и требуем. Тут уже вон футболистов гробить начали. Категорически не имеем права пускать на объект посторонних. Но раз вы из милиции, то проходите.

— Нам бы с тренером поговорить для начала, — сказал Гуров. — Где его найти?

— Значит, Нилыча вы не найдете, — деловито объяснил охранник. — Он куда-то по делам отъехал. А у команды двусторонняя игра — Крапивин ее проводит, второй тренер, значит. Вот туда идите — там у нас тренировочное поле. Все там сейчас.

Гуров и Крячко пошли в указанном направлении и скоро оказались на краю зеленой поляны, которую они видели сквозь заграждение, проезжая мимо базы. По полю без особого азарта бегали игроки в одинаковой желтой форме. Чтобы как-то различать соперников, половина была наряжена в некое подобие нагрудников синего цвета. Слышались глухие удары по мячу. В качестве судьи среди игроков крутился невысокий худой мужчина лет сорока в тренировочном костюме. Иногда он свистел в свисток и выговаривал что-то игрокам сердитым надорванным голосом.

Гуров и Крячко немного понаблюдали за игрой.

— Вяловато как-то, — заключил в конце концов Гуров. — Теперь я охотно верю, что эта команда готовится навылет.

— Тут и верить не надо, — снисходительно заметил Крячко. — Любой школьник в Москве знает, что «Литий» — полный отстой.

Судья в тренировочном костюме, который наверняка и был тренером Крапивиным, будто услышал эти слова. Он все чаще стал поглядывать на двух незнакомцев, с независимым видом стоящих у бровки, и наконец занервничал и дунул в свисток.

— На сегодня закончили! — крикнул он. — Ты, Кузнецов, зайди потом ко мне, ладно? Остальные свободны!.. Завтра сбор ровно в восемь. Кто опоздает — будет с Нилычем объясняться, не со мной…

Говоря с игроками, он постепенно смещался к тому месту, где стояли оперативники, и наконец, как бы невзначай, столкнулся с ними.

— Что такое?! — спросил он раздраженно, взглядывая на высокого Гурова снизу вверх. — Кто пустил? Почему посторонние на поле? Что вы здесь делаете?

— Наблюдаем за игрой мастеров кожаной сферы, — с невинным видом сказал Крячко. — Любопытно же, как куются победы.

Тренер метнул в его сторону злющий взгляд и уже тоном приказа бросил:

— Вон отсюда! Еще он подкалывать будет!.. Пока я охрану не вызвал!

— Вообще-то, с вашей охраной мы уже познакомились, — пытаясь повернуть разговор в мирное русло, сказал Гуров. — Она нас сюда и впустила. Должен сказать, что поступили охранники в данном случае весьма разумно. Мы с коллегой из милиции. Вот документы. А вы, надеюсь, тренер Крапивин?

На удостоверение сотрудника МВД Крапивин посмотрел так, будто ему принесли внушительный счет за электричество, которого он не жег.

— Ладно! — буркнул он упрямо. — На вас не написано. У всех и так нервы на пределе.

— Это ясно! — ухмыльнулся Крячко. — Тут достаточно на турнирную таблицу взглянуть — и можно пить валерьянку.

Лицо Крапивина перекосила гримаса ненависти, но он сдержался.

— Все первыми быть не могут, — сказал он. — Ребята отдают все силы, но сезон выдался тяжелый. Между прочим, никто не заставляет вас болеть за «Литий». Впрочем, вы же, наверное, за «Динамо» болеете, — криво ухмыльнулся он. — Тоже не подарок!

— Это точно, — сказал Крячко. — Считайте, что мы с вами квиты.

— Вы не обращайте внимания на моего товарища, — добавил Гуров. — Он любит пошутить. К сожалению, не всегда получается. Мы вообще-то к вам по серьезному делу.

— Я понял, — хмуро сказал Крапивин. — Про Жмыхова спрашивать будете? Только мы вашим уже все рассказали. По два раза. И сюда приходили, и нас всех к следователю таскали. Еще-то раз зачем?

— Ум хорошо, а два лучше, — сказал Гуров. — Может, вы еще что-нибудь вспомните. Жмыхов как себя вел в последнее время? Был угнетен, сторонился людей? Или, наоборот, жаловался на какие-нибудь неприятности?

— А какие у него могли быть неприятности? — удивился Крапивин. — Между нами говоря, у таких людей, как Жмыхов, неприятностей не бывает. Это у других с ним неприятности. А у него шкура как у носорога.

— Вот как? Значит, у Жмыхова могли быть враги?

— А у кого их нет? Ясное дело, могли. Конечно, бомбу в машину подкладывать — это уж крайность, но не любили его многие.

— Чем же он так насолил людям? — поинтересовался Крячко.

— Ну, мало ли? — развел руками Крапивин. — Я вообще сплетни не люблю. Может, вы у него самого спросите?

— Он пока не идет на контакт, — кратко объяснил Гуров. — А нам преступника по свежим следам ловить надо.

— Я понимаю, но я в личную жизнь игроков не лезу, — сказал Крапивин. — Ты хоть что делай, а мне важно, чтобы ты на тренировке пахал и на поле выкладывался.

— Ну а на поле? — тут же подхватил Крячко. — Он же грубиян, ваш Жмыхов. Сколько у него желтых карточек в этом сезоне?

Крапивин посмотрел на него сумрачным взглядом, недовольно засопел.

— Жмыхов — жесткий защитник, — заявил он. — В современном футболе без жесткости нельзя. Ну а грань между фолом и жесткой игрой зыбкая, как вы понимаете…

— И все-таки, сколько он «горчичников» схлопотал? — не отставал Крячко. — Штук пять?

— Шесть, — сквозь зубы сказал тренер. — Или семь. Точно не помню. Какое это имеет отношение к делу?

— Кто знает? — сказал Гуров. — А вдруг кто-то из соперников решил таким образом рассчитаться со Жмыховым за его грубость на поле?

— Ерунда! — отрезал Крапивин. — В каждом матче кого-нибудь ломают. Если все травмированные начнут бомбы подкладывать…

— Так мы не обо всех говорим, — возразил Гуров. — Мы о конкретном случае. Который, как говорится, имел место. Нужно рассмотреть все варианты. Может быть, в адрес Жмыхова поступали конкретные угрозы?

— Не знаю. Не слышал про такое, — буркнул Крапивин и оглянулся.

На поле еще оставался один игрок. Молодой светловолосый парнишка самозабвенно жонглировал мячом, позабыв, кажется, обо всем на свете, в то время как вся команда уже скрылась в подсобных помещениях базы.

— Эй, Паницкий! — крикнул тренер. — Бросай все и шагай сюда! Разговор к тебе имеется. Кудесник мяча, понимаешь…

Обернувшись к Гурову, Крапивин пояснил:

— Парнишка старательный. И желание есть, и азарт, и скорость вроде неплохая, а на поле выйдет — теряется… Он в тот день Жмыхова последним видел. Вот с ним и поговорите.

Паницкий подошел, вежливо поздоровался, преданным взглядом уставился на тренера.

— Ты Жмыхова после игры последним видел, — сказал Крапивин. — Вот и расскажи товарищам из милиции, чего там такое было.

— А-а… Да ничего особенного не было, — с облегчением сказал Паницкий, поправляя мокрую челку. — Жмыхов первый со стадиона ушел. А я как раз за ним вышел. Не специально — так получилось. Я на метро спешил, а он на стоянку пошел, в машину садиться…

— А он тебя подвезти не мог? — спросил Крячко. — Чисто по-товарищески. На своей машине-то что ему стоило?

— Не знаю, — растерялся парнишка. — Я про это и не думал. Я всегда сам…

— Не принято это у нас, — сдержанно вставил Крапивин. — Это, знаете, как если бы в армии первогодок у «деда» закурить попросил…

— Ага! Вот это нам понятно! — обрадовался Крячко. — Это хороший штрих к портрету Жмыхова. Жесткий не только с чужими, но и со своими.

— Обычная субординация, — с досадой сказал Крапивин. — Можно подумать, у вас по-другому. Молодой есть молодой. Хоть в футболе, хоть в милиции… Нынешние молодые, конечно, с гонором. Еще ничего не сделал, а уже машину ему подай, квартиру в центре…

Крапивин невольно увлекся, видимо, тема была для него достаточно болезненной. Лицо Паницкого выглядело смущенным. Выходило, будто это он требует себе квартиру в центре.

— Да нет, я ничего, — пробормотал он. — У меня все нормально…

— Ладно, давайте вернемся к тому моменту, как ты вышел следом за Жмыховым со стадиона, — решительно сказал Гуров. — Не заметил, волновался он? Может быть, по сторонам оглядывался или спешил как-то сильно?

— Да нет, он спокойный был, — ответил юноша. — Он всегда спокойный, уверенный в себе. Одевается всегда классно, тачка у него классная…

«Этот тоже увлекся, — подумал с неудовольствием Гуров, глядя в горящие глаза парня. — Тачка, квартира… У них в голове что-нибудь, кроме материального вопроса, имеется? Нет, неудивительно, что эта команда в самом низу таблицы».

— Я думал, футболисты только про футбол и думают, — вслух сказал он. — Финтам каким-нибудь завидуют, мастерству. Как это у вас называется — дриблингу?

— А Жмыхов и футболист классный, — спохватился Паницкий. — Его на поле никто обойти не может. Алонсо вот подергался-подергался и спекся. Унесли на носилках. У меня так не получается пока, — вздохнул он. — Но я стараюсь.

— Не сомневаюсь, — со странной интонацией произнес Гуров. — Так что там дальше было? Ты со Жмыховым не разговаривал в тот момент?

— Нет, я в стороне был. Только видел, как к нему какой-то пацан подошел. По виду третьеклассник. Вроде автограф попросил. Жмыхов сначала у него листок взял, хотел расписаться, а потом чего-то рассердился и выкинул эту бумажку. На асфальт бросил. А пацан этот ушел.

Гуров и Крячко переглянулись.

— Что-то я не пойму, — насторожился Гуров. — Это у вас тоже заведено — на поклонников сердиться? Надо же — у него автограф просят, а он нос воротит! Звездная болезнь, а?

Крапивин, которому этот случай тоже, видимо, не очень нравился, попробовал найти объяснение.

— По-разному бывает, — сказал он. — Бывает, подойдет такой поклонник автограф просить, а сам даже фамилии футболиста не знает. Конечно, ребятам обидно. А тут тем более матч проиграли…

— Нервы ни к черту, — подсказал Крячко. — Алонсо на носилках унесли, а все равно без толку. И все-таки некрасиво получается. Здоровый мужик пацана обидел. И сам обиделся. Просто институт благородных девиц какой-то…

— Да нет, мальчишка вроде даже и не обиделся, — наморщил лоб, вспоминая, Паницкий. — Я видел — он веселый побежал куда-то, а Жмыхов все еще стоял с листком бумаги в руке. А потом бросил его под ноги и пошел.

— Так, может, мальчишка ему записку передал, а не автограф просил? — подсказал Гуров. — Подумай!

Паницкий подумал.

— Может, и записку, — наконец сказал он. — Я еще удивился, потому что у наших ребят вообще редко автографы просят.

При этих словах он виновато оглянулся на тренера, но тот сделал абсолютно каменное лицо, будто ничего не слышал.

— Ладно, не хочу навязывать тебе свое мнение, — продолжил Гуров, — но если взглянуть на ситуацию в этом разрезе, то получается примерно следующее — к Жмыхову после матча подходит неизвестный мальчик, передает ему записку. Тот читает и сердится. Так сердится, что бросает записку на асфальт. Я сильно исказил факты?

— Да нет, похоже, так оно и было, — ответил Паницкий. — Я просто не врубился. А сейчас понял. Письмо ему вручили. Точно! На конверт здорово похоже было. Такой длинный белый конверт.

— Ага, — сказал Гуров. — Ну что же, будем иметь это в виду как одну из версий. А теперь вы мне ответьте как тренер, что во время матча случилось? Юноша говорит, что Жмыхов некоего Алонсо так приложил, что того пришлось унести с поля?

— Бывает, — неохотно ответил Крапивин. — Момент спорный. Я сам его не видел, ничего конкретного сказать не могу.

— А и не надо, — вмешался Крячко. — У вас рабочая запись матча должна иметься. Вот вы ее нам и дайте на время. Мы сами посмотрим.

— Без разрешения главного тренера не могу, — отрезал Крапивин. — Это закрытая информация.

— Запись матча? — изумился Крячко. — Да бросьте! Или вы боитесь, что мы будем смеяться?

— В самом деле, — поспешил сказать Гуров, видя, как начинает закипать Крапивин. — Дайте нам эту кассету. Мы сегодня же ее вернем. Перепишем и вернем. Или вы предпочитаете, чтобы вас по этому поводу вызвали еще раз в прокуратуру?

Крапивин мрачно посмотрел на него, махнул рукой и пошел в сторону ближайшего здания. Оперативники терпеливо зашагали вслед за ним, а уже за ними с выражением почтительного любопытства на лице потянулся молодой Паницкий.

Крапивин больше не стал валять дурака и придумывать отговорки. Он молча отыскал в каком-то шкафу кассету с записью матча и вручил ее Гурову. Казалось, он был готов дать ему еще и денег, лишь бы избавиться от докучливых гостей. Но Гурову и самому уже хотелось уйти. Мысль о записке, полученной Жмыховым после матча, не давала ему покоя. Он чувствовал, что эта история имеет самое непосредственное отношение к дальнейшим событиям, и начало ее лежит где-то за пределами владений клуба «Литий».