Король бьет даму

Николай Леонов, 2012

Рядом с особняком бизнесмена Николая Амосова найден труп его дочери Даны с огнестрельным ранением. На место преступления срочно отправляются полковники Гуров и Крячко. Едва они прибыли туда, как стало известно, что убит также и брат Амосова Виктор. Причем убит из пистолета, принадлежащего Николаю Амосову. Начав выстраивать в хронологическом порядке события, Гуров выяснил, что незадолго до гибели Дана звонила некоему человеку по имени Никита. А дальше начались сплошные тайны…

Глава первая

Утренняя прохлада приятно освежала лицо, подставленное ветерку в раскрытое окно автомобиля. Заканчивалось лето, последние августовские деньки баловали москвичей своим теплом. Впрочем, скорое наступление осени многих не так уж и огорчало, а некоторых даже радовало, поскольку они еще не успели отойти от недавней июльской жары, от которой порой некуда было скрыться в буквальном смысле слова.

Полковник Гуров посмотрел на встроенный кондиционер в автомобиле и усмехнулся. Сейчас он уже не держал его включенным постоянно, уже даже и подзабыл о том, как спасался с его помощью от затхлого тепла, исходившего практически отовсюду: стен зданий, асфальта, автомобильных сидений с толстым покрытием… А ведь это было совсем недавно! Человеку свойственно быстро забывать о плохом и привыкать к хорошему. Сейчас Гуров катил на работу в полном комфорте: ветерок обдувал салон и без дополнительной техники, а температура воздухе в столице в дневные часы не превышала плюс двадцать четыре, что после сорока казалось просто оазисом.

Остановив машину у Главного управления внутренних дел, где работал уже много лет, Гуров поднялся по ступенькам и прошел к своему кабинету. Он был заперт, посему пришлось лезть в карман за ключом: Станислав Крячко, его верный друг и коллега, с которым они делили этот кабинет на двоих, еще не соизволил явиться на работу. Впрочем, до начала рабочего дня было еще почти десять минут, Гуров сам пришел несколько раньше только потому, что его сегодня разбудила сработавшая сигнализация соседской машины, которая завыла под окнами еще до полного наступления рассвета. Гуров аж подскочил, по инерции дернулся было к телефонному аппарату, попутно подтягивая стул, на котором лежала кобура с табельным пистолетом внутри. Несколько секунд ушло на то, чтобы полковник сообразил, что тревога ложная, и, проклиная и изобретателя всех сигнализаций в целом, и соседа, выбравшего из всех сигналов самый резкий и назойливый в частности, снова забрался в постель. Но сколько потом ни ворочался, пытаясь вернуть сладкое состояние сна, ему это не удалось, и в половине шестого он отправился в душ, а затем на кухню варить себе кофе.

Крячко появился минуты через три, и по его виду Гуров понял, что Станислав, в отличие от него, выспался превосходно. Крячко, от природы довольно добродушный и уравновешенный человек, выражавший свое возмущение или недовольство скорее развлечения ради и то недолго, неспешной, даже вальяжной походкой вразвалочку вошел в кабинет. Протянув Гурову руку, улыбнулся, кивнув в сторону окна, из которого струились утренние солнечные лучи, и заговорщицки произнес:

— Погодка-то, а?

— Да, — меланхолично отозвался Гуров.

— А сегодня последний рабочий день недели, — выразительно добавил Крячко.

— Да, — снова согласился Гуров.

— Чего «да»? — покосился на него Станислав. — Я хочу сказать, что в законные выходные не мешало бы отдохнуть по-человечески!

— Что ты понимаешь под этими словами?

— Ну… — Крячко запнулся, но тут же предложил первый пришедший ему в голову вариант: — На рыбалку, к примеру, махнуть!

— Кажется, ты прекрасно знаешь, что рыбалка — как-то не мое увлечение, — усмехнулся Гуров. — Равно как и сбор грибов. С этим тебе лучше к Петру обратиться, он известный поклонник тихой охоты.

— Да ну его! — отмахнулся Крячко. — С ним на отдыхе со скуки помрешь. Ну, не хочешь на рыбалку, можно в баньке попариться. С пивком холодненьким…

— Замечательная альтернатива! Главное, к погоде имеет самое прямое отношение! — не сдержал улыбки Гуров.

— А что нам до погоды? Можно в любое время года устроить себе прекрасный досуг, — безо всякой логической связи аргументировал Крячко. — Если подойти к этому вопросу с умом, конечно. Ну, ум у нас, слава богу, имеется…

— Спасибо на добром слове, — ввернул Гуров, приложив руки к груди.

— Даже два, — не обращая внимания на его реплику, продолжал Станислав, косясь на друга и давая понять, что под наличием ума он в первую очередь имел в виду собственную персону, а Гурова внес в столь почетный список лишь из уважения к их давней дружбе. — Стало быть, нужно лишь твое согласие, а уж как потратить выходные с пользой, я придумаю!

— Вообще-то, я обещал Марии посетить ее спектакль, — засомневался Гуров.

— Посетишь! — тут же подхватил Крячко. — Насколько я знаю, она не в детском утреннике участвует, все спектакли в ее театре идут вечером. Так что до семи часов мы вполне все успеем.

— Что же я — из бани в театр поеду, что ли? — возмутился Гуров. — С веником под мышкой?

— Ладно, давай перенесем на воскресенье! — ничуть не смущаясь, тут же предложил Станислав.

— Не знаю, подумать надо, — буркнул Гуров, которому, с одной стороны, действительно хотелось расслабиться, тем более что лето заканчивалось, а выбраться в отпуск обоим сыщикам так и не удалось. Такой прерогативы из всего главка удостоился лишь генерал-лейтенант Орлов Петр Николаевич, их непосредственный начальник и старинный друг на протяжении не одного десятка лет.

— Да чего тут думать? — искренне удивился Крячко. — Надо соглашаться, и все дела! В конце концов, было бы желание, а уж как именно отдохнуть, можно придумать и по ходу. Я тебе могу навскидку предложить сразу несколько вариантов. Ну, чего ты вздыхаешь?

— Неизвестно еще, какая погода будет в выходные, — сказал Гуров, чтобы отвязаться от Крячко. Размышлять сейчас о предстоящем отдыхе он считал несвоевременным: через три минуты должна была начаться планерка, да и вообще впереди еще целый рабочий день.

— А какая она еще может быть? — развел руками Станислав. — Такая, как ей и положено! Всю неделю стояла теплынь!

— Ты же знаешь, что, по закону подлости, погода портится именно в выходные!

— Давай проверим! — загорелся Крячко и шагнул к столу. — Включи-ка Интернет!

Гуров, зная, что Крячко теперь не отстанет, послушно подключил соединение. Станислав тут же навис над ним, выдернул из его руки мышь и зашуршал ею по столу. Потом стал набирать в поисковике «прогноз погоды на завтра», при этом тесня Гурова своим грузным телом все дальше и дальше. А так как печатал Станислав одним пальцем, процесс мог затянуться надолго.

— Полегче, ты меня чуть со стула не свалил, — пожаловался Лев Иванович.

— Ну, дай я сяду! — тут же сказал Крячко, бесцеремонно усаживаясь на его стул и принимаясь недовольно ерзать, так как стул был жестким.

Гуров вздохнул и стал поодаль, наблюдая, как шевелятся непослушные толстые пальцы Крячко.

— Вот! — удовлетворенно проговорил Станислав. — Погода ожидается ясная! Что и требовалось доказать! Если, конечно, наши синоптики не врут.

— Так, давай слезай уже с моего места! — прикрикнул на него Гуров.

— Ха! — хлопнул себя по коленке Станислав, делая вид, что возмущен репликой друга. — Между прочим, я имею такое же право пользоваться Интернетом, как и ты! А ты ведешь себя как единоличный пользователь!

Интернет в кабинете Гурова и Крячко был один, при том, что компьютеров было два — на столе у каждого. Причем второй появился здесь не благодаря казенному снабжению: его приволок из дома сам Станислав, после того как его сын начал злоупотреблять видеоиграми и спалил блок питания. В главке компьютер сначала посоветовали выбросить, в силу устаревшей модификации, но Крячко посмотрел на «умников» столь тяжелым взглядом, что местные умельцы быстренько подлатали машину, сделали апгрейд, насколько это было возможно, и заменили старые детали. Затем Станислав торжественно водрузил компьютер на свой стол, разнеся по всему отделению, что лично обустраивает рабочее место, не надеясь на милость начальства.

Генерал-лейтенант Орлов инициативу Крячко одобрил и даже публично похвалил на планерке, призвав и других оперов следовать его примеру. Однако подключать Интернет к компьютеру Станислава и, соответственно, оплачивать его генерал-лейтенант считал делом разорительным, посему решил, что сыщикам вполне хватит одного Интернета на двоих. При случае он всякий раз упоминал о том, что главк финансируется крайне плохо. И что вообще они должны ему сказать спасибо за то, что он подключил им «безлимитку», хотя вполне мог посадить на более дешевый лимитированный тариф.

— Тогда бы ты, Станислав, постоянно туда не лазил, не смотрел бы без конца турнирную таблицу — где там в ней болтается твой любимый «Спартак»! — говаривал генерал-лейтенант.

— А ты, старый скряга, даже не знаешь, как эту таблицу загрузить! — парировал Крячко, который при каждом удобном случае тыкал Орлову в глаза, что отсутствие постоянного доступа в Интернет мешает его работе и крайне негативно сказывается на ее результатах.

Перепалка эта продолжалась уже давно, и Гуров в душе был согласен с Крячко, что Интернет у каждого должен быть свой. Мало того, что это действительно необходимо в работе, так его еще сильно раздражало, что Крячко в любой момент, когда ему взбредало в голову, подходил к гуровскому компьютеру и, не спрашивая, чем занимается Лев, лез со своими проблемами и в его отсутствие частенько копался в настройках, пытаясь изменить их на свой лад. Так как в компьютерных технологиях Крячко не был особым гением, его самодеятельность приводила к тому, что Гурову потом приходилось тратить кучу времени, чтобы вернуть все обратно. В результате нововведений Крячко постоянно что-то не ладилось: то буквы становились такими крошечными, что их невозможно было разобрать, то куда-то бесследно исчезала привычная панель, то экран вдруг приобретал какой-то фантасмагорический цвет…

Словом, Гурову очень не нравилось, когда без его ведома копаются в его компьютере. Он вообще был по натуре собственником. Но запретить Крячко даже прикасаться к его технике не мог: из-за этого двоякого Интернета трудно считать себя его полновластным хозяином. Не раз они обращались к Орлову с этим вопросом, но генерал-лейтенант всегда отвечал уклончиво и просил подождать. И сейчас Гуров невольно наступил Крячко на любимую мозоль, подняв злободневную тему.

— И вообще, сколько будет продолжаться это безобразие? — тут же набычился Станислав. — Почему я должен вечно клянчить у тебя Интернет? Я, полковник главка, опер по особо важным делам! Не могут кабинет обеспечить необходимыми вещами! Позор!

— Ладно, вот сейчас будет планерка, там как раз сможешь высказать начальству свой гнев, — взглянул на часы Гуров и, направляясь к двери, добавил: — Только если ты на нее опоздаешь, его выразит начальство!

— А-а-а! — махнул рукой Крячко, которого чем-чем, а орловским гневом было не запугать.

Он двинулся следом, размахивая на ходу руками и продолжая бубнить что-то себе под нос. Гурову удалось-таки испортить его прекрасное с утра настроение, хотя Лев совершенно этого не желал.

Зато генерал-лейтенант Орлов выглядел весьма благодушным, даже планерку провел в облегченном режиме, никого не распекал и доклады оперативников выслушал без замечаний. Уже собираясь всех распустить, он вдруг многозначительно, с какой-то странноватой улыбкой произнес:

— Гуров и Крячко, попрошу задержаться. Ненадолго.

Когда они остались втроем, Крячко покосился на своего шефа и с подозрением спросил:

— Что это ты сияешь, как медный таз?

Орлов укоризненно покачал головой и со вздохом обратился к Гурову:

— Лева, как ты только работаешь с таким грубым человеком?

— Сам удивляюсь, Петр, — ответил Гуров. — Мне нужно надбавку к зарплате просить. За вредность. И год за два зачислять.

— А мне за три! — не остался в долгу Крячко. — А к надбавке еще и молоко, потому что я весь пропитан страшной отравой — гуровским ядом!

— Запросы у вас, я смотрю, не слабые, — заметил Орлов.

— А что толку? — хмыкнул Крячко. — Все равно никто не компенсирует! Про Интернет я сколько времени вам твержу, Петр Николаевич? А результата никакого! Мне надоело постоянно у Гурова побираться. К тому же стул у него жесткий, от него у меня уже мозоль на заднице скоро вскочит!

— Вот как раз насчет этого я вас и позвал! — с какой-то торжественностью в голосе произнес Орлов, отчего распалившийся было Крячко осекся на полуслове.

— У тебя есть средство от мозолей на заднице? — съязвил Гуров.

Орлов издевательскую реплику своего любимца проигнорировал и, выдержав паузу, довольно проговорил таинственным голосом:

— Думаю, что многие ваши просьбы могут быть решены в самое ближайшее время! У нас появился спонсор. Так что можете высказывать пожелания.

— Я могу даже список написать! — с готовностью вскочил с места Крячко, демонстрируя, что готов мчаться в кабинет строчить список самых важных нужд.

— Сядь! — остановил его Орлов и погрозил пальцем: — Никаких списков! А то знаю я вас! Вы сейчас начнете кричать, что вам положен не только Интернет, но и мягкая мебель, и бассейн в кабинет плюс личная секретарша каждому!

— Неплохо! — мечтательно произнес Крячко. — И чтобы еще массаж умела делать!

— Вот придешь после такой работы домой, тебе жена массаж сделает. Скалкой, — пригрозил Орлов, отлично осведомленный о крутом характере супруги Станислава.

— Подождите, а кто у нас спонсор-то? — вмешался Гуров, которого интересовала суть вопроса, а не хождения вокруг да около. — Кто обратил внимание на наше доблестное, но явно забытое богом заведение?

— Амосов Николай Николаевич. Слышали такое имя?

Крячко скривился и посмотрел на Гурова. Тот лишь пожал плечами, давая понять, что впервые слышит эту фамилию.

— Эх, не знаете вы героев своего времени! — со вздохом посетовал Орлов.

— Точно! — фыркнул Крячко. — Герои! Небось какой-нибудь бывший бандит, нахапавший в свое время денег с помощью рэкета и торговли наркотой, а теперь выбившийся в крупные предприниматели, решил продемонстрировать, какой он хороший! Типичное отмывание денег!

— Так, Крячко, если тебе не нравится — можешь отказаться из принципиальных убеждений! — с притворной строгостью сказал генерал-лейтенант.

— Да я что, я молчу! — мгновенно пошел на попятную Станислав. — Просто хотелось полюбопытствовать, кто этот хороший человек, за кого мне теперь свечки в церкви ставить?

— Ох, уж не юродствовал бы! Когда это ты в церковь-то ходил последний раз? — с легким ехидством перебил его Орлов.

Крячко собирался было что-то ответить, но Гуров, зная, что трепаться и хохмить Станислав может до вечера, опередив его, спросил:

— Так кто он вообще такой, этот Амосов?

— Довольно разносторонний человек, занимается разноплановым бизнесом, имеет несколько фирм, — принялся перечислять Орлов. — У него фирма, торгующая цветными металлами. А главное, он возглавляет благотворительный фонд «Надежда» и старается помогать наиболее нуждающимся организациям и частным лицам. Например, снабжает деньгами больных детей, которым требуется дорогостоящее лечение.

— Где ты откопал-то такое сокровище? — удивился Лев.

— Места нужно знать, — хитро прищурился генерал-лейтенант. — Но дело не в этом, а человек он и в самом деле хороший, вот и решил нам помочь.

— Петр, я восхищаюсь твоей способностью вызывать симпатию в людях! — присвистнул Гуров. — Раскрутить такого человека на спонсорскую помощь — это нужно талант иметь!

— А то, — довольно потирая руки, ответил Орлов. — Не цените вы своего начальника!

— Петр, мы ценим, ценим, — сложив руки лодочкой, закивал Крячко. — У меня даже первое практическое предложение в связи с грядущими финансовыми вливаниями: повестить в вестибюле нашего здания твой портрет! В золоченой раме!

— Тогда больше ни на что другое не останется, — благоразумно заметил Орлов.

— Что, так мало денег дает? — разочарованно протянул Крячко.

— Достаточно, — отрезал генерал. — А ты что хотел, каждому сотруднику — личный автомобиль?

— Вообще-то было бы неплохо, — согласился Крячко, — но лично я ограничился бы сплит-системой, современным мощным компьютером с Интернетом и новыми унитазами! А то в наш туалет зайти страшно. Позор главка! Хоть горшок с собой из дома приноси!

— Насчет унитазов ничего сказать не могу, — осторожно покачал головой Орлов, — а Интернет тебе будет.

— И сплит-система? — тут же уточнил Крячко.

— Подумаем, — уклончиво ответил Орлов.

— Не боись, Станислав! — насмешливо бросил Гуров. — Разве ты не знаешь, что спонсорская помощь обычно делается напоказ? Так что, думаю, что как раз насчет унитазов можно не волноваться, их и заменят в первую очередь! Поскольку туалет — место общественное. А вот твой Интернет и сплит-систему в твоем кабинете никто не оценит, так что придется тебе потерпеть.

— Я и так всю жизнь терплю, — вздохнул Крячко.

— Не грусти, — похлопал его по плечу Гуров и перевел взгляд на Орлова: — Это все, что ты хотел нам сказать?

— А что, мало?

— Сложно сказать, поскольку пока одни слова. К тому же никакой конкретики. Вот когда этот Амосов реально что-то сделает, тогда видно будет. А пока мы пойдем. Работать.

Судя по виду Крячко, он с удовольствием посидел бы еще в кабинете Орлова, но Гуров уже тянул его за рукав. Пришлось подняться и следовать за ним. Однако у дверей Станислав все же не утерпел и обернулся:

— Имей в виду — первый компьютер мой! — предупредил он Орлова и вышел в коридор.

Дана сидела в своей комнате на подоконнике раскрытого настежь окна и бесцельно смотрела вдаль. Настроение у нее сегодня было задумчивым и даже меланхоличным. Впрочем, в последнее время ее можно было часто застать в таком состоянии. Дана и сама до конца не могла сказать, что являлось тому причиной, чувствовала только, что в ее привычной жизни, продолжавшейся двадцать три года, наступают серьезные изменения. Да и в ней самой, Дане. Например, она ощущала, что у нее вдруг появилось безразличие к тому, что было интересно еще совсем недавно — к учебе, работе, друзьям…

А ведь она сама просила отца ее трудоустроить еще до того, как закончила институт. Отец не отказал, хотя и был несколько удивлен такой просьбой. Но в конце концов одобрил и взял Дану к себе в одну из фирм. Пока что помощником главного бухгалтера, но Дана и этому была рада. Она обладала весьма деятельной натурой, и ей не нравилось сидеть дома и мучиться от скуки, а хотелось все свободное время проводить с пользой. Такой она родилась, никто специально не вырабатывал в ней этих черт. Сколько Дана себя помнила, никто особо не напирал на то, что она должна сама прокладывать себе дорогу в жизни.

В семье всегда царил хороший достаток, по крайней мере, Дане хватало того обеспечения, что выделял отец. Было ощущение стабильности и покоя, финансового благополучия, и Дана чувствовала, что вряд ли когда-нибудь положение сильно пошатнется. Тем не менее она стремилась учиться и работать. Не для того чтобы в поте лица зарабатывать хлеб насущный, а потому что ей было интересно. Ей так хотелось.

Институт, правда, закончила не с красным дипломом, но не по причине нехватки способностей, а опять же из-за отсутствия стимула. То есть то, что было интересно, схватывалось на лету, повторялось и изучалось дома, сдавалось на «отлично» и надолго оставалось в голове. То, что интереса не вызывало, — лишь наспех прочитывалось, кое-как запоминалось и забывалось сразу же после экзамена. В памяти сохранялось лишь то, что действительно было полезно и могло пригодиться Дане в дальнейшей практической жизни.

На работе в фирме отца все сразу пошло на удивление быстро и гладко. Собственно, удивляло это только опытных сотрудников и отца, сама же Дана была уверена, что все будет в порядке. Отец, видя не мнимые, а самые что ни на есть реальные успехи дочери, стал поглядывать на нее так, словно совершил некое открытие. Он вдруг понял, что, пропадая на работе с утра до вечера, уделял дочери совсем мало внимания и многое в ней прошло мимо него. А Дана, оказывается, давно уже выросла и являет собой вполне сложившуюся самостоятельную личность. Не совсем такую, какой он себе ее представлял. Во взгляде отца, его интонациях и жестах Дана стала замечать уважение и чувствовала гордость.

Она говорила себе, что докажет, на что способна. Кому именно докажет, она и сама толком не знала, поскольку никто не требовал от нее никаких доказательств. Но не потому, что принимали и любили и без демонстрации успехов. Ее просто не замечали, во всяком случае, так ей казалось. Отец с головой был погружен в бизнес и считал, что заниматься воспитанием дочери — обязанность матери, а он обеспечивает их обеих — это его функция. Мать поступила проще и, как она считала, прогрессивнее: наняла няню и педагогов еще до того, как Дана пошла в школу. В детский сад ее, разумеется, не отдавали, и она постигала основы знаний дома. Возможно, что-то положительное в этом и было, поскольку впоследствии учеба и впрямь давалась ей легко. Более того, Дана поняла, что ей нравится учиться.

Окончив институт, Дана не удовлетворилась этим и пошла на юридические курсы, планируя получить еще и второе высшее образование. Нехватку родительского внимания она компенсировала похвалой и оценками преподавателей. Она словно хотела переплюнуть саму себя, постоянно загружаясь новыми увлечениями. Коньки, плавание, танец живота — все перепробовала. Как она сама говорила, ее угнетает сидение дома без дела. Мать недоуменно пожимала плечами: «Так и в гроб себя вогнать можно!»

Вот кто совершенно не тяготился своим праздным существованием, так это мама! Она, в общем, тоже находила себе занятия, только они не были столь активными, как у дочери. Салоны красоты, массажные кабинеты, пляжный отдых, кафе, а после — домой, в ванную с ароматическими маслами… Вот такой досуг был по-настоящему комфортным для матери, так она чувствовала себя удовлетворенной. Например, она обожала просто сидеть в шезлонге, вытянув стройные ноги солнцу. Или лежать, загорая, на траве, расстелив на ней удобный матрас. Справа — журнал, на случай, если станет совсем скучно, слева — тарелка с ягодами, сверху — солнышко, а если станет слишком припекать, то есть шляпа с широкими полями. Мать любила спокойствие, а Дане нужна была бурная деятельность. Обе давно к этому привыкли и не пытались переделать друг друга.

И вот теперь, когда так многое уже сделано, Дана вдруг захандрила. Не то чтобы она забросила работу или свои увлечения, нет, просто все чаще и чаще домочадцы видели ее притихшей, молчаливой и о чем-то сосредоточенно размышляющей.

Вот и теперь, сидя на подоконнике, Дана смотрела на раскинувшийся двор и думала.

Приоткрылась дверь, и Дана, нехотя повернув голову, увидела мать. Она стояла на пороге, одетая в купальный костюм, с перекинутым вокруг бедер ярко-бирюзовым парео. Неизменная широкополая шляпа в левой руке, на ногах сандалии… Мать наверняка приготовилась к своему ежедневному ритуалу — лежать на зеленой лужайке за домом, подставляя тело последним солнечным лучам.

Сегодня был выходной, и отец по традиции еще вчера вечером отправил их с матерью в загородный дом на отдых. Сам он должен был приехать сегодня вечером и остаться до завтра. К концу воскресенья всей семьей обычно возвращались домой, а в понедельник Дана с отцом отправлялись по делам. Впрочем, мать могла оставаться за городом, что она себе порой и позволяла, так как у нее никаких дел в столице не было.

— Господи, Дана, ты опять сидишь на подоконнике! — воскликнула она. — Так же и свалиться недолго!

— Здесь невысоко, — усмехнулась девушка.

— Ты ужинать будешь? Галина Павловна тебя звала, специально со стола не убирает. Я уже поела.

— Мама, ты же знаешь, у меня скоро пробежка, я не могу наедаться перед ней.

— Ах, да! У тебя же еще и пробежка! Господи, не понимаю, зачем она тебе нужна?

— Ты и не поймешь, мама, — слабо улыбнулась Дана. — А мне нравится.

— Да бегай, пожалуйста, — пожала плечами мать. — Сколько ты будешь круги нарезать?

— Полчаса, как обычно. Совсем немного.

— Я давно хотела тебе сказать. Ты бегаешь в лесу, людей там почти нет, к тому же вечером. Это опасно! Вдруг что-нибудь случится?

— Ты это уже говорила, — махнула рукой Дана. — Но я не понимаю твоих опасений. Что может случиться?

— Да мало ли что! — Мать не смогла ничего конкретизировать и лишь вздохнула. — Хотя бы в выходные можно обойтись без этих пробежек? В понедельник пойдешь на стадион!

— Пойду, — согласилась Дана. — И на пробежку сегодня пойду!

— Ладно. — Поняв, что спорить бесполезно, мать поправила солнцезащитные очки и сказала: — Значит, я за домом, если понадоблюсь.

— Не волнуйся, не понадобишься. Отдыхай спокойно, — и Дана снова отвернулась к окну, погрузившись в свои мысли.

Она думала о событиях двухмесячной давности, вспоминала их и пыталась понять, как отразились они на ее теперешней жизни. Казалось бы, ничего не изменилось, по крайней мере внешне. А вот внутри все было по-другому, но знала об этом только Дана. Ну, и еще Никита, и то не до конца…

Вспомнив о Никите, Дана встрепенулась. То, что происходило с ним в последнее время, заставляло ее нервничать. Ей казалось, что он что-то скрывает от нее, хотя раньше ничего подобного не наблюдалось. Они во всем доверяли друг другу, делились всем. Так повелось с самого первого дня знакомства. Дана задумалась. Собственно, с этого самого дня прошло-то чуть более трех месяцев, и ей казалось, что они с Никитой знакомы чуть ли не всю жизнь!

Она прекрасно помнила тот день, точнее, вечер конца мая, когда вокруг все начинает цвести, воздух наполнен ароматами сирени, акации, и такое ощущение, словно его опрыскали изысканными духами с запахом, который не создаст даже самый искусный парфюмер.

Была точно так же, как и сегодня, суббота, но Дана не поехала за город в Привольное, а отправилась в клуб вместе с подругой Оксаной. Как же она потом благодарила судьбу за то, что поддалась на ее уговоры и отказалась ехать на дачу! Иначе могла никогда не встретить Никиту…

Нет, он не показался ей суперменом, героем или тем, кого мечтает встретить девушка ее возраста, независимо от социального положения. Он не был похож на принца, и у него не было не только белого коня, но и мало-мальски приличного автомобиля. Да и не предвиделось. Но это не волновало Дану. Она была уверена, что и автомобиль, и коня, и даже карету сможет купить себе сама, и даже без отцовской помощи. У Никиты оказалось куда большее, по ее меркам, достоинство: он умел слушать и проявлял к Дане искренний интерес, в этом Дана была уверена, потому что он не знал, кем она является на самом деле. Не знал, что ее отец — владелец нескольких магазинов и глава благотворительного фонда. В клуб она приехала в повседневной одежде, в какой ходила на работу, и так и сказала ему, когда он осмелился задать ей какой-то незначащий вопрос:

— Я только что с работы. Устала и хочу есть. Будешь со мной?

Спросила так просто, и естественно, что он так же легко согласился. Ему вообще с ней было легко, и даже тогда, когда он узнал, чья она дочь, в их отношениях ничего не изменилось.

Весь вечер они просидели за столиком и проговорили, кажется, обо всем на свете. Дана видела, что Никита, по обывательским меркам, ей «не пара», что ее родители если и не выступили бы категорически против их отношений, то явно воздержались бы от восторгов в его адрес, но все равно упрямо тянулась к Никите и даже пригласила после кафе поехать к ней домой, радуясь в душе, что родителей нет, и чувствуя себя школьницей, собирающейся прогулять уроки.

Она знала, в какой ужас пришли бы родные, узнав, что дочь привела в их дом парня, с которым была знакома несколько часов. Еще больше были бы потрясены, узнав, что она провела с ним ночь. Дана и сама поражалась себе. Всегда считала себя серьезной и разумной, а тут поступила так опрометчиво! Если бы ей об этом сказали несколько дней назад, она бы не поверила. И тем не менее девушка ни о чем не жалела.

Любовником Никита оказался неискушенным, но и это ей в нем понравилось. Нравилось его смущение, стеснение и опасение ее разочаровать. Мужчины, с которыми ей доводилось общаться за годы юности, отличались крайней самоуверенностью. Но даже не это отталкивало от них Дану, а их самолюбование. Никто не думал о Дане как таковой, каждый стремился лишь понравиться ей, произвести впечатление, заставить восхищаться, не особо заморачиваясь тем, что чувствует она сама. Дана, которая и так в глубине души страдала от недостатка внимания и любви, моментально закрывалась. С Никитой же все было иначе.

Конечно, со временем родители узнали об их отношениях. Скандала, к счастью, не произошло. Мать все пыталась узнать, с кем Никита живет и с кем дружит, намекая на то, что его компания может оказаться сомнительной. Дана видела, как та после посещения Никиты проверяет, все ли на месте, а перед его приходом прячет особо ценные вещи и наличность. От этого становилось противно, и она стала назначать встречи на нейтральной территории. Отец в своих оценках был сдержан, пробормотал что-то типа «время все покажет и расставит» и сразу же отправился в свой кабинет, сославшись на то, что у него много работы.

Раньше Дана обиделась бы, расстроилась из-за такого отношения, но сейчас была даже рада. По крайней мере, родители не станут докучать ей и не будут мешать жить так, как она хочет.

Мать с отцом, видимо, между собой решили, что Дане вскоре самой надоест Никита и она легко с ним расстанется. Однако время шло, а их отношения становились все крепче и доверительнее. Летние дни пролетали быстро, и вот уже замаячила на горизонте осень. Летом Дана нечасто ездила на выходные за город, предпочитая проводить время с Никитой. Последние недели были исключением, и связано это было как раз с тем, что у Никиты начались какие-то «непонятки»…

Странности Дана заметила еще в середине августа, когда Никита вдруг стал каким-то нервным, замкнутым, чего не было раньше. Попыталась расспросить — он уклонился от прямых ответов, сославшись на плохое самочувствие, загруженность… Работа у него и впрямь не из лучших. В промоутеры обычно идут те, кто еще не успел получить образование, либо те, кому его получать уже поздно. А посему приходилось стоять на улице по несколько часов в день, вручая прохожим приглашения посетить магазин. Сейчас еще ничего, потому что лето, а осенью или зимой совсем худо. Дождь, мороз, ветер — ничто не освобождает от работы, не является уважительной причиной. Собственно, можно, конечно, не выходить, но тогда ничего и не заплатят. В общем, куда ни кинь — всюду клин.

Дана неоднократно предлагала поговорить с отцом, чтобы тот взял Никиту к себе, в одну из фирм, но Никита категорически отказывался, считая такое положение унизительным.

— Но ты же не можешь постоянно работать промоутером! — убеждала его девушка. — Если хочешь чего-то достичь, нужно учиться!

— А я и буду учиться, — отвечал он. — Но только не на деньги твоего отца. Извини.

И при редких теперь встречах Никита смотрел на нее как-то виновато, да и от самих встреч пытался уклониться. Дана ломала голову, размышляя, что могло стать причиной таких перемен с его стороны, и пришла к выводу, что все дело в той самой тайне, которую она не так давно доверила Никите. По времени все совпадало. Но вот только… Почему он ведет себя таким образом? Он понял, что с Даной что-то не так? Или проболтался кому-то об этом, а теперь чувствует себя виноватым, предателем? Или… У Даны все куда-то ухнуло от этой мысли. Он, может быть, просто потерял то, что она доверила ему?

Она слезла с подоконника и принялась ходить по комнате. Если так, то, конечно, он будет нервничать, потому что рано или поздно ответ держать придется. И он это отлично понимает и просто оттягивает неприятный момент. Но как же он мог так поступить? Или это произошло случайно? Ведь Дана предупредила его, что это очень важно!

Нет, так больше продолжаться не может. Она должна расставить все точки, выяснить все как можно скорее, иначе это приведет к плачевным последствиям, не говоря уже о разрыве их отношений.

Дана порывисто прошла к своему столу, взяла сотовый телефон и набрала номер Никиты. Он не отвечал, но она упорно набирала номер вновь и вновь. Наконец послышался тихий голос Никиты:

— Да…

— Привет. — Дана хотела, чтобы голос прозвучал по-деловому, однако не вышло.

В ее интонациях явственно проступали и тревога, и нежность, и облегчение от того, что Никита наконец ответил — словом, отразились все эмоции, которые она переживала за последнее время. Разумеется, Никита это почувствовал, понял, что Дана волновалась и скучала по нему. Быстро пронеслась мысль о том, что еще совсем недавно она и не подумала бы скрывать от него это… Как какая-то мелочь может все изменить!

— Никита, нам необходимо встретиться, — продолжала Дана, взяв себя в руки и стараясь говорить сдержанно и твердо. — Нет, не в удобное время, — решительно перебила она его, — а сегодня! Да, сегодня. Нет, я за городом, но ты можешь подъехать сюда. Я скоро отправляюсь на пробежку, так что встретимся в лесу, примерно через сорок минут. Я как раз закончу тренировку. И вот еще что. Захвати, пожалуйста, то, что я дала тебе тогда дома. Ты понимаешь, о чем речь. Нет, никаких возражений! — Дана повысила голос, сама не ожидая от себя подобной жесткости. — Я жду тебя ровно через сорок минут на тропинке. До встречи.

Она решительно нажала кнопку разъединения связи. Потом, подумав, и вовсе отключила телефон, чтобы Никита не мог перезвонить и отказаться от встречи. Но Дана была уверена, что он придет. Обязательно. Разговор с Никитой придаст ей уверенности, по крайней мере, после него появится определенность, а это уже облегчение. Сколько еще можно жить с этой неясностью?

Дана подошла к гардеробу у стены и принялась одеваться. Вечерняя и утренняя пробежки были для нее обязательны. Она сама придумала себя это занятие, никто не заставлял. Как-то взглянув на себя в зеркало, решила, что выглядит несколько крупновато для своих лет, и тут же начала принимать меры. Если решила худеть — значит, физические нагрузки и никакого мучного и сладкого! Всякие чудо-таблетки, чаи, пояса для похудения она с презрением игнорировала, потому что не верила в их действие. Спорт и диета, лучше этого еще пока никто ничего не придумал. Родители иногда даже удивлялись ее силе воли: например, она сама не позволяла себе пропускать пробежку, не делала никаких скидок и поблажек. Если находилась в городе, ходила на стадион, если на даче — бегала по тропинке в лесу. Там было удобно: народу нет, запах свежей листвы, покой и умиротворение, очень здоровая атмосфера, и птички поют, и даже ягоды ежевики растут, Дана их порой рвала на бегу. Насобирает горсточку, бросит в рот — и дальше побежала. Для фигуры только полезно.

Она надела белую футболку с коротким рукавом, мягкие свободные шорты, стянула русые волосы в хвост, на лоб повязала атласную ленту и, спустившись вниз, обулась в кроссовки. Домработница окликнула ее, предложив ужин, но Дана отказалась, сказав, что придет не раньше чем через час.

Выйдя во двор, заглянула за угол и сделала несколько шагов… Мать, как обычно в это время, лежала на лужайке. Широкие поля ее яркой шляпы прикрывали лицо. Дана всегда удивлялась ее привычке: загорать лишь телом, пряча от солнечных лучей лицо. Мать же объясняла это тем, что ультрафиолетовые лучи старят кожу. В конце концов, это было ее личное дело, и Дана предпочитала не спорить по этому незначительному поводу. Сейчас она лишь хотела предупредить мать, что вернется не через полчаса, а немного позже.

— Дана! — Непостижимо, как та заметила ее из-под своей шляпы! К тому же издали! — Ты надолго?

— Пожалуй, я сегодня немного задержусь, — честно ответила девушка, не объясняя причину. Потом чуть подумала и все же добавила: — Хочу побольше побегать.

— Ох, смотри! — зевнула мать, снова укрываясь от солнца, которое уже клонилось к закату, и пробормотала себе под нос: — Делать тебе нечего!

Дана пересекла двор и прошла на дорогу, ведущую к лесу. Показалась знакомая вытоптанная тропинка, по которой она всегда начинала свой маршрут. Сегодня она решила, что тридцати минут будет вполне достаточно, а остальное время можно посвятить разговору с Никитой. Но сейчас лучше не думать об этом. Пусть все пройдет так, как пройдет! В конце концов, если сейчас строить всякие предположения и мысленно вести с Никитой несуществующий диалог, этим можно все только испортить.

Дана ступила на тропинку и сразу же прибавила скорость. Тропинка была очень удобной: она шла ровно, без крутых изгибов, делая широкий полукруг. Добежав до его края, Дана обычно поворачивала обратно. Так она поступила и на этот раз.

Добежав до конца тропинки, которая дальше разветвлялась на две, обе из которых вели к выходу из леса, развернулась и побежала обратно, стараясь дышать ровно и не слишком глубоко. Все-таки не зря она бегает каждый день, результат налицо: поначалу мучилась одышкой, теперь же просто летает, без всяких усилий. Нужно, пожалуй, подумать о том, чтобы увеличить нагрузку…

Так, вон за тем деревом ягодный куст, нужно чуть притормозить и сорвать ежевики. Дане очень нравилась эта дикая, слегка терпкая ягода. Она попробовала увеличить темп, как вдруг споткнулась. Машинально сделала шаг, споткнулась вновь, левая нога зацепилась за правую, и Дана резко упала вперед, лицом вниз. До ягодного куста оставалось не больше метра…