Пятна

Николай Дубчиков

Эпидемия смертельной чесотки. Лекарства нет.Выжившие люди разделяются на закрытые общины, чтобы защититься от мародеров и «чесоточников». Семнадцатилетняя Юля лишилась дома и теперь скитается с отцом и друзьями в поисках убежища, но им везде не рады. Добро пожаловать в мир, где жизнь измеряется в банках тушенки, где один укус одичавшей собаки может стать последним, где выживают самые жестокие и расчетливые. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 7. Бараны или волки?

Хирург поставил на стол два полных стакана. Кочерга и Люба недоверчиво покосились на красный напиток. Сложно было назвать эту субстанцию аппетитной, да и на лекарство оно никак не походило.

— Чего это? — поинтересовалась шатенка.

— Кровь.

— Че? Кровь…? Охренеть. Сам её пей! Мы тебе упыри, что ли?! — возмутился Костя, сжав увесистые кулаки.

Доктор невозмутимо осушил стакан и вытер губы:

— Эта кровь — лекарство, благодаря которому я всё еще жив. Я же говорил, как давно заразился?

— Чья кровь-то? Свиньи? Собаки? — Кочерга недоверчиво понюхал стакан.

— Пробовал этот вариант… увы, не помогает. Только человеческая кровь замедляет развитие болезни. Поймите правильно, я не говорю, что моя метода излечивает — как видите, пятна еще видны, если присмотреться внимательно. Но после каждой порции крови они бледнеют, а зуд прекращается полностью. Проблема в том, что кровь надо пить регулярно, иначе пятна вновь проявляются, вместе с остальной симптоматикой. А доноры ко мне в очередь не выстраиваются.

— Так ты сюда нас привёл, чтобы кровь выкачать? — Люба отступила за спину жениха.

Хирург с тяжелым вздохом приложил ладонь к глазам, всем своим видом показывая, какую глупость только что услышал.

— Нет, ваша кровь не подходит. К сожалению. Иначе я зарезал бы вас вчера ночью и сделал запас на неделю. Нам нужна кровь здоровых людей. Чистых.

— Не чешется, говоришь? — в голосе Кости уже сквозило любопытство.

Тонкие губы Хирурга растянулись в улыбке. Он и не ждал, что новые знакомые тут же кинутся хлебать кровь залпом. Все так реагировали на первых порах. Предыдущие компаньоны тоже сначала воротили нос, а затем лакали, словно котята молоко.

— Я предлагаю сотрудничество. Вместе легче добывать кровь. Ведь совсем не хочется умирать молодыми, верно? — водянистые глаза доктора с каким-то особенным блеском уставились на Любу. Та глупо приоткрыла рот и кивнула в знак согласия.

— Да, моя терапия нестандартна, но она действенна. Как говорили древние: de gustibus non est disputandum — о вкусах не спорят. Хочу заметить, это не кровь в чистом виде. Скажем так — это коктейль на основе крови с дополнительными медикаментозными компонентами. Я долго подбирал дозировку и нашел оптимальное соотношение.

Хирург соврал, он подстраховывался. В стакане была обычная кровь. С предыдущими подельниками доктор дал маху, когда сразу выложил всю правду, и больше не хотел наступать на эти грабли.

— Ладно, хуже уже не будет, — Кочерга пригубил, облизнул окровавленные губы и выпил залпом. Костя схватился за живот, едва сдерживая рвотные позывы, но через пару мгновений пришел в себя.

— В первый раз не очень приятно, но затем на вкус не обращаешь внимания, поверьте моему опыту, — доктор открыл холодильник и налил даме остатки Лёниной крови, — так вы с нами?

Люба растерянно посмотрела на жениха, затем на «лекарство».

— Хлебай, не ломайся.

— Гадость, — икнула шатенка, стукнув по столу опустевшим стаканом, — а пивом запить можно?

— Сегодня никакого алкоголя, — категорически отрезал Хирург.

Кочерга приуныл, но спорить не стал. Доктор с удовлетворением наблюдал за процессом приручения новых компаньонов. Скоро им предстояло испытание потруднее, чем выпить стакан крови.

— Поскольку вы опустошили мои запасы, то пора их пополнить. Сырье всегда должно быть свежее, в обычном холодильнике кровь долго не хранится. Без специального оборудования она быстро теряет свои лечебные свойства.

— В этой дыре еще есть электричество? — Люба обвела взглядом простенькое убранство дома.

— У меня на крыше солнечные батареи. Плитка на газе работает, вон баллон стоит. Вода из скважины, жить можно. Давайте вернемся к текущим заботам. Нам пора на охоту. С каждым разом искать чистых всё сложнее. В город соваться опасно, я стараюсь действовать в глухих местах. Может, у вас есть кто на примете?

Кочерга почесал грязную макушку. Люба задумчиво сдвинула брови и щелкнула пальцами:

— Знаю одну тётку. Она мне дальняя-предальняя родственница. Чудная малость…

— Её психическое состояние меня не волнует.

— Я когда заразилась, жрать было нечего, пришла к ней за помощью. Попросила, хоть пачку макарон мне через забор бросить. Так она камнем швырнула. Тварь конченая, — миловидное личико шатенки исказилось злобой.

— А почему ты думаешь, что она еще здорова? — уточнил Хирург, по-змеиному покачивая головой из стороны в сторону.

— Зимой дело было, сейчас не знаю. Она первая, кто в голову пришла, других вариантов у меня пока нет.

— И где проживает твоя полоумная тётушка?

— В Пластуновской. Раньше она мало с кем общалась. Нелюдимая баба. И животных терпеть не могла. Поэтому есть шанс, что чистенькая.

— Пластуновская? Хм… давненько я не заглядывал в те края. Стоит разведать. Завтра утром выходим.

— А мы это… её совсем того или как? — Костю охватил легкий мандраж. Несмотря на всю свою брутальность и воинственность, перспектива «мокрого» дела его заметно нервировала.

— Ну, если тётушка согласится отдать добровольно полтора или хотя бы литр своей крови, то убивать необязательно. Но на моей памяти никто такой щедрости не проявлял. Люди существа жадные.

Легкий смешок Хирурга, вместо ответной улыбки вызвал у бродяг спазм внизу живота и волну колючего холодка вдоль позвоночника. Глядя на этого субтильного доктора с узкими плечами и тонкими руками, они поняли, что он гораздо сильнее и опаснее, чем, кажется с первого взгляда.

— Заранее предупрежу. Кровь необходимо выпускать из живого человека. Главное — чтобы сердце работало, из трупа много не вытечет, — Хирург достал скальпель и перевел взгляд на Костю, — поэтому стрелять в голову, как только увидишь цель, не стоит. Иначе всё дело насмарку. Но я думаю, вы быстро усвоите эти нюансы, главное без самодеятельности. Usus est optimus magister.

— Опыт — лучший учитель, — неожиданно перевела шатенка.

— Ты че, мать, на латыни шпрехаешь? — опешил Кочерга и шлепнул подругу по заднице.

Люба поморщилась от его грубых ласк:

— Препод по физике в школе часто так талдычил, вот и запомнила. Больше я не гу-гу.

«Эти, пожалуй, даже лучше, чем Макар, Васька Щербатый и остальное отребье. Послушнее будут, сговорчивее. Особенно когда эффект от терапии моей увидят. Осталось их в деле проверить», — Хирург потирал холодные ладони, обдумывая далеко идущие планы.

— Мы у тебя остановимся или другую хату искать? — Кочерга обвел взглядом скромное жилище доктора. Мебель, обои, линолеум, люстра — весь интерьер дома говорил, что ремонт тут не делали лет тридцать.

— Располагайтесь на втором этаже, а я здесь посплю, — хозяин кивнул на диван в гостиной, где прирезал Игорька.

Люба поскребла зудящую макушку и понюхала грязные каштановые волосы:

— А помыться есть где?

— Организуем. Я уже год соседской баней пользуюсь.

— Ох, и попаримся мы сегодня, Любаша, — развязно протянул Костя, обнимая подругу за талию. Та игриво хихикнула и виновато взглянула на Хирурга.

— Договоримся на берегу: с меня — лекарство, с вас — дисциплина и ответственность. Никаких попоек, грабежей и мародерства без моего разрешения. Тут недалеко трупик одного паренька лежит, обугленный такой, могу показать. Мой бывший компаньон, к слову.

— За что ты его? — напрягся Кочерга.

— Сам виноват. Решил с дружками инициативу проявить, в казаков-разбойников поиграть. Перестреляли их как уток, а Игорек один уцелел. Ну как уцелел… раненый едва ко мне дополз. Не смог я его спасти, так на моих руках и умер. Жалко мальчишку, но что поделаешь, глупость и самонадеянность сгубила. Поэтому если наш уговор нарушите, то я сразу курс лечения прекращаю. И можете проваливать назад в своё райское гнездышко системы «вагончик-бытовка».

Люба беспокойно заёрзала на стуле. Когда перед глазами замаячила перспектива победить болезнь, возвращаться к прежнему образу жизни сразу расхотелось:

— А быстро… ну… кровь эта быстро начинает действовать?

— Всё индивидуально. Вам сейчас нужно по сто миллилитров через день. Потом реже, как облегчение почувствуете. По цвету пятен сразу станет понятно.

— Я согласна.

Кочерга тоже кивнул, протягивая жёсткую мозолистую ладонь:

— Мы в деле, док. Ты — бригадир, вопросов нет. Командуй.

На следующее утро троица выдвинулась в дорогу. Погода испортилась, весны как не бывало. Моросил дождик, ветерок обдувал холодом лицо, пытаясь забраться под складки одежды и пробежаться мурашками по спине. Но путники терпели. Даже Люба не жаловалась, хотя доктор опасался, что модель раскапризничается и придется слушать её нытьё.

— Костя, давно хотела сказать: ты, когда побреешься, на Майкла Рукера похож.

— Чё еще за хрен?

— Темнота, это актер голливудский.

— И чё, он крутой?

— Круче всех, — улыбнулась шатенка, поглядывая на жениха.

Кочерге польстило сравнение:

— Ну, тогда ладно. Просто не люблю я этих современных педиков голливудских. Вот раньше нормальные были мужики, Сталлоне там или Брюс Уиллис.

Разговоры о кино немного скрасили монотонный маршрут, до Пластуновской добрались к вечеру. Станице перевалило за двести лет и еще недавно её населяли почти двенадцать тысяч человек, а теперь жизнь теплилась лишь в редких домиках. Ни патруля, ни охраны — власти давно махнули рукой на этот кусок земли, а местные организовать оборону не смогли или не успели.

— Славное местечко, всё как я люблю, — Кочерга втянул стылый воздух с легким запахом тухлятины, разглядывая сожженные дома, разбитые машины и горы мусора на улицах.

— Тётка на другом краю живёт, минут тридцать еще, — предупредила шатенка.

— Через центр не пойдём, лучше крюк сделать. Тише едешь — дальше будешь, — прошипел доктор, озираясь из-под козырька мятой бейсболки.

Никто не встретился им по пути. Лишь в нескольких домиках бродяги заметили отблески свечей, вся остальная станица безжизненно погружалась во мрак ночи.

— Задержимся тут? Пошарим по хатам? — от жадности Костя даже высунул язык.

Хирург промолчал, а спустя пару минут указал на висельника с отрубленными руками. Покойник болтался на цепи под кроной тополя.

— Один уже пошарил. Не все местные передохли, кто-то еще охраняет порядок.

Шатенка резко остановилась и тоскливо прикусила нижнюю губу:

— Опоздали. Вон её дом.

Люба кивнула на обгоревшие стены с почерневшей треснутой штукатуркой. От жара покорёжилась даже входная металлическая дверь. Оплавленные рамы пластиковых окон уродливо перекосились и теперь напоминали картину Дали «Утекающее время».

— Жаль. Давай искать другое место для ночлега.

— Постойте, я сейчас, — не дожидаясь разрешения, Люба шагнула вперед.

Калитка «вышла на пенсию» и теперь лишь бесполезно поскрипывала на одной петле. Входную дверь давно взломали. Щелкнула кнопка фонарика и слабый луч заскользил по стенам прихожей.

— Ты не пойдешь за ней? — удивился доктор.

Костя стоял с кислой отстраненной физиономией:

— Че я там забыл? Вот нахрен она туда попёрлась?! Рухнет последняя балка и получит по котелку своему пустому.

— А почему не остановил?

— Ну её! На Любку если блажь найдёт, то не переспоришь. Пусть сходит, коли охота.

Пока Кочерга бранился на улице, Люба миновала кухню и вошла в спальню. Здесь сохранилась только железная кровать, под которой вперемешку с пружинами валялись обугленные кости. Уцелевший череп с нижней челюстью лежали на кучке слипшегося пепла.

— Здрасьте, тетя Рая. Забавно, да? В прошлый раз ты меня булыжником угостила, вопила, чтоб я в аду горела, а, видишь, как вышло всё? Кто сгорел-то?

Люба презрительно плюнула на почерневшие останки и пошла назад. Её спутники не теряли время. Пока доктор стоял на стрёме, Костя шустро выстеклил раму ближайшего дома. Осмотр жилища не принес особенных результатов, хозяева вывезли все мало-мальски ценное, даже скрутили краны из ванной.

Бродяги разделили на троих холодный ужин. Пришлось спать на полу, но, главное, под крышей. Хирург очнулся первым. За окном рассвело, но из-за низких облаков все казалось таким серым, угрюмым, промозглым, что даже не хотелось выходить из дома. А надо. Вчерашний план провалился, с новым пока не ладилось, но сидеть на месте в их положении было нельзя.

«К городу придется возвращаться. Там на периферии легче чистых разыскать. Опасно конечно. А что делать?»

Этот вопрос все время терзал доктора. Он чувствовал себя наркоманом, жизнь которого зависела от очередной дозы, но её невозможно было купить за деньги, поэтому каждый раз приходилось переступать через себя и убивать, убивать, убивать. По иронии судьбы, человек, который считал своим призванием заботиться о здоровье других и спасать жизни, теперь эти жизни регулярно отнимал. Но моральные принципы уже мало терзали Хирурга. Тяжело убить было лишь в первый раз, ну, может еще чуть-чуть — во второй, а затем «рука набилась».

— Скрипнули половицы. Кочерга в семейных трусах вышел из соседней комнаты:

— Ну че там? Пойдем на разведку или как? Не хочется с пустыми руками возвращаться, да?

— Местные сразу поймут, что мы что-то вынюхиваем. Днем мелькать на улице рискованно.

— Да тут, может, три калеки осталось? Если боишься, давай я пошукаю. Да ты не смотри так строго, я наш вчерашний уговор помню, поэтому и советуюсь заранее.

Ревущий гул с улицы заставил их замолчать. Мимо промчался «УАЗик» с открытым кузовом.

— Пять человек сверху плюс водитель и пассажир. С ружьями. А может и посерьезнее арсенал имеется. Вот тебе и калеки, — почесал переносицу Хирург, — уходить надо, меняем тактику.

Через пару часов троица с большими предосторожностями выбралась из станицы. Но только они миновали перечеркнутый знак «Пластуновская» как вновь услышали шум мотора.

— О, вернулись, — пропыхтел Костя из придорожных кустов.

— Нам бы тоже машину, — мечтательно вздохнула Люба.

Однако доктор вдруг перевел разговор в иное русло:

— А вы знаете, почему станица называется Пластуновская?

— Ну… в честь какого-нибудь Пластунова? — неуверенно предположила экс-модель.

— В казачьем войске пластунами называли разведчиков. Им по службе на пузе часто ползать приходилось, чтобы поближе к неприятелю подобраться, пластаться то есть. Или пластом лежать в засаде. Таких обычно из бедняков набирали, кто коня себе позволить не мог и пешим ходил. В их честь и назвали это местечко в старину.

— А на черта нам этот урок кубановедения? — пробурчал Кочерга.

— Указатель увидел, вспомнилось… мы сейчас как эти пластуны, лежим, прячемся.

Люба встала на колени, вытащила колючки из волос и посмотрела по сторонам:

— Никого. Долго еще валяться будем?

Костя злобно дернул её за рукав:

— Цыц, баба! Куда вылезла без разрешения?! Спалишь нас, дура!

Чтобы придать весомость своим словам, Кочерга отвесил подруге тяжелый подзатыльник.

— Больно! — Люба перепугалась и обижено захлюпала носом. Хирург не лез в разборки «молодоженов», хотя и порицал подобные манеры даже в такое тяжелое время.

Переждав минут десять, бродяги двинулись дальше. Все шли в подавленном настроении. Костя уставился на свои грязные ботинки и даже начал жалеть, что встретил доктора. Раньше всё было проще. Он знал, что умрет и прожигал последние месяцы жизни в пьяном угаре и разврате. Но ситуация изменилась. Хирург дал ему шанс, пусть маленький, туманный, но все-таки шанс на жизнь. И Кочерга за него ухватился.

В этом году Косте должно было исполниться сорок. Но его потрепанная, заросшая щетиной рожа выглядела значительно старше, особенно после славной попойки. Кочерга не верил, что доживет до этой сокровенной для многих мужчин отметки, после которой у большинства со зловещей скоростью развивался кризис среднего возраста. Не верил, но хотел. И в короткие перерывы между пьянками он скрежетал зубами в бессильной злобе, чувствуя, как смерть копается в его теле, прокладывая себе всё новые ходы.

Шахта. Большая живая шахта. Вот чем для клещей было тело носителя. Тысячи невидимых глазу паразитов рыли свои бесчисленные ходы, углубляясь все сильнее. Как правило, самый ад для пятнистых начинался ночью, а к утру букашки вновь затихали.

До жилья Хирурга оставалось чуть больше часа, но вдруг Люба указала на макушки дальних деревьев:

— Дым.

— Не просто дым, а костёр, — заинтересовался доктор.

— Ну, фраерок какой-нибудь сидит, собаку жарит. Нам-то что?

Шатенка облизнула потрескавшиеся губы:

— А если чистый?

— Проверим. С разных сторон зайдём. Вы прямо двигайте, а я с тыла обойду. Костя, главное в голову и сердце не стреляй, нам пациент нужен живым, — напомнил Хирург.

В тени высоких пирамидальных тополей сидел старик. В его бороде застряли крошки сухарей, а морщинистое обветренное лицо чуть подрагивало от напряжения. Бродяга доел последние харчи, понимая, что ужинать будет нечем. Да и завтракать тоже. И вообще ближайшие дни придётся поголодать. Впрочем, к этому он привык.

Кожу скитальца покрывали пятна, правда, не такие как у чесоточников. С возрастом они выступали у многих стариков. Этот дед пережил детей и внуков, но его самого смертельная чесотка обошла стороной.

«Вот только зачем?» — каждый день спрашивал старик, устремляя глаза к небу. Он ждал ответа от Бога, но тот молчал. Говорят, молчание — золото, но в данном случае оно скорее походило на ртуть, которая ядовитыми парами отравляла старику душу. Одиночество убивало его так же верно, как медленный яд.

Усталость взяла своё, бродяга задремал. Он услышал шаги, подскочил, но поздно — двое незнакомцев подошли слишком близко.

— Ребята, у меня ничего нет. Ни крупинки, — испуганно пробормотал старик, уставившись на мужика с пистолетом и молодую девушку.

— Ты здоров? — прохрипел Кочерга.

— Что? Я? Ох, у меня столько болезней, что пальцев посчитать не хватит.

— Ты знаешь, о чем я. Чесотка? Клещи? Ты чистый?

— Чистый, чистый! Рубаху могу снять, если нужно. Хоть всего осмотрите! Я не опасен…

— Хорошо, — пухлые губки Любаши вытянулись в недоброй улыбке. Хирург был уже в трех шагах позади старика. Хлесткий удар палкой — и жертва без сознания повалилась на землю.

— Ноги вяжи, я рот заклею, лишний шум ни к чему. Подальше оттащим. Раз-два — взяли. Да не туда, вон к тому дереву давай. Подвесить надо, так кровь лучше стекает, — деловито командовал доктор.

Но с первой попытки не получилась. Ветка предательски хрустнула, старик рухнул головой вниз и сломал шею.

— Зараза! Что ж так не везет-то! — взвизгнул Хирург, — быстрей, поднимай, надо хоть малость успеть слить!

У Кочерги даже во время самого сильного похмелья и то меньше дрожали руки. Ему приходилось убивать, но не так хладнокровно, расчетливо и цинично. А вот Люба вела себя на удивление спокойно.

Крови получилось нацедить меньше литра. Доктор разочарованно сунул бутылку в рюкзак.

— Живей. Идем готовить лекарство. Чем кровь свежее, тем лучше.

— А этого куда? — Кочерга взглянул на посиневший труп и стыдливо отвел глаза.

— Потом ветками закидаем и сожжем. Что сгорит, то сгорит. Да что ты такой бледный, не из тебя же кровь выкачали? Костя, приём? — Хирург пощелкал пальцами перед носом Кочерги, — Включайся давай. Не маленький уже. Убивать нам много придётся. Понимаешь? Убивать, чтобы жить. Да, другого пути нет. А вы как хотели? Не нравится моя метода — подыхайте.

Доктор накинул рюкзак и быстро пошел к дому. Люба и Костя переглянулись.

— Иди. Я догоню. Сразу тело сожгу, похороню деда, а то совсем по-скотски получается. Как барана его зарезали.

— Ты сам определись, кто ты? Баран или волк? По мне, так лучше в стае, чем в стаде, — в серых глазах Любы сверкнули кровавые искорки. Ей понравилось охотиться.