Железяка

Николай Виноградов

Плывут по Волге вверх-вниз пароходики-трудяги. Интересно, а как на этих пароходах люди живут? Давайте вместе приоткроем краешек этого таинственного занавеса и заглянем внутрь одного из таких теплоходов, перевозящих бензин из Махачкалы в Ленинград. О-о, оказывается и здесь во всю бурлит жизнь и разгораются любовные страсти – клятвы верности, измены, ревность, любовные треугольники, душевные муки и страдания. Везде любовь, никуда от неё не деться.

Ч. 2

«От Махачкалы до Баку волны катятся на боку..», — вспомнились слова из песни, которые Вовка слышал ещё в юности. Тогда он даже и мысли не держал, что когда-нибудь побывает и в Баку, и в Махачкале.

Порт, где грузились бензином, находился от самого города Махачкала очень далеко, не меньше десяти километров. Кто-то поехал на автобусе разгонять тоску, у Володи денег не было. Виталик предлагал ему в долг, но тот отказался. На последние деньги, перед самым прибытием на борт этой железяки, он, как положено, купил пять бутылок водки для прописки. Одну оставил, чтобы распить отдельно с Кэпом, а остальные отдал на растерзание толпе, которых ей хватило только губы помазать.

«Сдалась мне эта Махачкала, — рассуждал Володька. — Я вообще не любитель песчаных берегов. Как в пустыне — жара да песок».

Фильм «Белое солнце пустыни» снимался как раз в Махачкале, недалеко от места, где грузились бензином. Володя сразу вспомнил этот фильм.

«И чего тут смотреть? Как молятся на своих ковриках бородатые мусульмане в выгоревших халатах? Или на тощих ослов? Вернее, ишаков. Не в том смысле, я уважаю любую веру, конечно, но это место мне как-то совсем чужое, не родное. Если бы судьба заставила меня здесь жить, я бы считал себя несчастным каторжанином. Ни травы, ни берёз, ни снега зимой. Скорее бы загрузиться и в обратку», — изнывая от жары, мысленно выговаривал он своё недовольство.

В железяку влезает пять тысяч тонн хорошего бензина. Кэп опять, уже в который раз, бегает на берег с презентами, чего-то мухлюет с балластной водой. Хитрый и ушлый, как двадцать пять евреев и один хохол вместе взятые. С берега пришёл довольный, чего-то, видимо, уладил, немного «навеселе». Вовка от нечего делать в штурманской отирался, смотрел сверху в иллюминатор на погрузку. В штурманской разрешалось курить. А вообще, курить разрешалось только в строго отведенных местах, в список которых, кроме мостика, входила и радиорубка. Но всё равно курили и в каютах втихаря. Не бежать же вниз, в курилку, среди ночи. Увидят — по-первоначалу штраф. Но все понимали, что на пороховой бочке сидят. Не зря же здесь гробовые платят. Парами бензина все дышат, а они кругом, спрятаться некуда. На палубу к танкам без особой нужды никто не ходит. Там вообще, кажется, пукни — и весь пароход взорвётся.

Кэп с берега почему-то не к себе в каюту, а сразу в штурманскую зашёл, чего-то прятал в стол с картами. Сунул и запер стол. Вовка кашлянул, чтобы Вась-Вася не сильно напугался.

— А-а, начальник. Ты чего в город не поехал? Там такие дыни, три копейки — тонна. О, слушай, выпить хочешь? Давай по чуть-чуть.

— Ферфатер в клюз! Почему бы и нет?! Когда нас примерно закончат грузить?

— Планирую завтра к обеду отчалить. Не нравится мне ихняя культура — верблюды плюются. Скорее бы слинять отсюда. Я тут от Таньки коньячок прячу, а то она при одном его виде сразу в гипноз входит, отказаться не может. У меня тут и пара конфеток осталось. Ну давай, за успех!.. Фу-у, ну и жара… за тридцать, наверное. Как тут люди живут? Я сейчас к ихнему главному ходил. Сидит такой, в тюбетейке, задница в два раза ширше, чем у моей Таньки, с кресла с обоих сторон свисает. Морда во-о, шеи нет, как у меня, но в галстуке, в костюме даже. И что главное — не потеет. А я весь потом истёк, как из парной. Ты вон тоже потеешь, гляжу.

Конец ознакомительного фрагмента.