Егорка-пастух

Николай Васильевич Успенский, 1871

«Был осенний вечер. Невдалеке от села Лебедкина, на опушке леса, сидел красивый парень, лет двадцати двух, в худом стареньком армяке, в низенькой шляпе, украшенной лентами. Он вил кнут, напевая песню и посматривая на табун барских лошадей, пасшихся в глубине леса; подле него лежал мешочек с хлебом, горсть пеньки с прядями конских волос и новый, недоконченный лапоть. Солнце уже закатилось. Изредка моросил дождь…»

IV. Сваты

Толпа мужиков и несколько баб, держа в руках жбаны с вином, ковриги хлеба, пироги, завернутую в скатерть баранину, стояли на крыльце. Хозяин без шапки встретил гостей, умильно говоря:

— Добро пожаловать, добро пожаловать…

— Мы маленько припоздали, сват, — заговорил сам Краюхин, одетый в дубленый полушубок, — за вином долго проездили: в город посылали… я хотел тебе удружить.

— Ну, благодарим на этом, — сказал хозяин.

Мужики вошли в избу, помолившись богу, снова поздоровались и начали раскладывать свои припасы на столе.

— Это чей же у вас такой? — спросил Краюхин, кивая на Ефима.

— Да чернолесский… пришел было передки поторговать… Человек тоже бедный…

— Что ж? — заметил Краюхин, — не замай… Ну что ж, сватики, — обратился Краюхин к хозяевам, — стало быть, с богом! пора помолиться в последний раз…

— Что ж? — плаксиво сказал хозяин, — давай бог час! Аксинья! вздуй огоньку, зажги свечку…

— Слава богу! — продолжал Краюхин, — попили винца вдоволь… дело сладили…

Хозяйка приставила к образу свечку, и все начали молиться в землю, приговаривая: «Христос господь, божия матушка!.. Сам Миколай-угодник и все родители…»

— Просим покорно! сват! что ж не садишься? мы пришли тебя угощать… И ты, сватьюшка… двигайся, двигайся дальше…

— Мне было некогда, — проговорила хозяйка, — ну, я сяду поближе: придется подать…

— Чего тут подать? у нас все тут есть. Дядя Евлам-пий! развязывай! Крой пироги-то…

Краюхин, стоя перед столом, расчистил свои усы, потер пальцами по животу, встряхнул волосами и взял в руки штоф.

— Просим покорно!..

— Пей, сват, сам, — сказал хозяин, — что в руках, то в устах…

— Ну, стало быть, будьте здоровы…

Остаток капель Краюхин брызнул в потолок, постучал опрокинутым стаканом себе по голове и объявил: «Вот так, чтобы наши молодые попрыгивали…»

— Пошли господи!

— Его святая воля!

— Помоги бог, что задумали, загадали…

— Авось невеста идет не куда-нибудь, а в богатый дом…

— Мы ее не обидим! — сказал Краюхин, — у нас и так баб мало… работой неволить не будем… была б только почетница…

— Своим добром хвалиться грех, — заметил хозяин, доставая кусок баранины, — а мы за ней плохого не замечали…

— Даст бог, заживем знатно…

— И жених — малый смирный…

— Я тебе, сват, по истинной правде скажу, — объявил Краюхин, — вот ему восемнадцать лет, и от него вот чего не видал… просто красная девка…

— Маленько лицом не вышел, — заметила хозяйка, — ну да стерпится — слюбится… Народ болтает, что он какой-то блажной…

— Это, я тебе скажу, природа такая! — воскликнула мать жениха, — на ем, должно, была младенческая…

— Да и насчет работы ничего… — подхватил Краю хин, — вот за водой все он ездит… это уж работа за ним… Ну, маленько недосмыслит чего, знамо, парень молодой… мы сами молоды были… Вон нонче умные-то понадели красные рубахи, пояса с махрами, лосные картузы — словно господа. А нашему брату за господами не угоняться…

— Да что говорить! — возразил один старик, — эти умные избаловались на отделку: пустились в воровство да в пьянство… Иной сошник али курицу стащит с перемета — все в кабак… Прежде их секли в конторе, а теперь сечь-то некому… Надысь мне кум Игнат рассказывал: чей-то лебедкинский малый пропил в кабаке кошку — заместо петуха…

— Что ты врешь? — раздались голоса.

— Истинная правда: к примеру, посадил ее в мешок и пустил под печку — к цаловальнику. Вот они умные-то!..

— Ах, домовой те расшиби! — удивлялись мужики, покатываясь со смеху…

— Сват! пора по другой! — сказал Краюхин, — видно, не затем принесена, чтобы ей стоять…

— С чего ж? давай…

Между тем хозяйка достала из-за пазухи красный платок и, подавая его Краюхину, сказала: «Вот, сваток, женишку…»

— Благодарим покорно! — сказал Краюхин и спрятал подарок в карман.

— А что, дядя Иван, — беседовали мужики, — извоз маленько поедался…

— Знамо дело, народ теперь отработался, ездока стало много. Я вот другой год смотрю и колес не стал шиновать. У господ земли много, намесь мы вдвоем у снарала цалковых двадцать сгладили у три дни… А то поедешь в извоз, где колесо, где лошадь оставишь, с одним кнутиком и придешь…

— Ноне, что говорить! народ поправится… господь хлебушка зародил…

— Эхма! — сказал хозяин, — у людей вон — скирды, у меня одна кладушка в семь копен… вот и живи целый год… у свата две четверти занял, а чем отдать?

— Слухай, сват! — заговорил Краюхин, — когда такое дело, вот тебе при свидетелях говорю: рожь твоя! я не гонюсь! у нас покелева слава богу! молодка заработает…

— Ну, благодарим…

— Мы друг об друге, а бог обо всех!.. да что ж мы пируем? — воскликнул Краюхин, — а где ж девка-то?

Все примолкли, ожидая появления невесты.

— Ну, что, сват! — проговорил хозяин, — не трогай!.. не ее дело…

Из-за перегородки вышла Параша.

— Как же не мое дело? — заговорила она, став среди избы и сдвинув брови на отца, — с Ванькой-то мне жить, — а не вам… он распустил губы-то, вы, что ль, их будете цаловать?..

— Стой, что ты, что ты!.. — вставая из-за стола, заговорила мать.

— Паранька! — закричал отец, — с чего это ты вздумала? в кои века… ах, господи Христос…

— Как вы хотите, — продолжала девушка, — а я не пойду… Хоть опейтесь до смерти! а мне не быть за Ванькой…

— Вот таэ и раз! — возопила хозяйка, — какой же родимец те научил?..

— Супротив родителев итить, — подхватил хозяин, — мы пили, пили… стало быть, года два харчились… а ты все дело хочешь попортить…

Конец ознакомительного фрагмента.