Про любовь

Никита Белугин

Пара рассказов и пара стихов на тему о том, что такое любовь. Здесь ревности тема не меньше задета, ведь ревность с любовью — Луна и планета.

© Никита Белугин, 2024

ISBN 978-5-0064-7001-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ничего не меняется

В нашем селе произошла трагедия. Это для города, если бы произошло то же самое, что и у нас, то называлось бы не трагедией, а драмой. А для нашего десятитысячного посёлка это трагедия.

Молодая семья: жена, муж и маленький ребёнок. Ребёнок — пятилетний мальчик — ночевал в тот раз у дедушки с бабушкой. А в эту ночь папа семейства зарезал мать семейства, а после, нахлебавшись водки, поджёг дом и осознано сгорел в нём, — наверно, будучи уже в отключке, задохнувшись во сне.

Слухи распростронились быстро и я всё узнал почти в подробностях обо всём, что послужило виной греху. Впрочем, можно было и не узнавать, ведь можно и так легко догадаться, что виной греху была ревность.

Но я разузнал, послушал разные сплетни, дабы выяснить — было ли основание ревности. И из всего что я услышал, я сделал вывод в пользу всё-таки того, что основание было.

Сам я этих людей никогда не видел. По рассказам: муж был полненький работяга, а жена почти красавица, впрочем, тоже полненькая…

Я вовсе не репортёр и не собираюсь тут приводить подробное расследование, — да и нужно ли оно? Я разговорился на тему этой трагедии со своей бабушкой, — которой уже, к слову, восемьдесят шесть лет (тьфу-тьфу-тьфу, дай бог ей здоровья), — и вот она-то меня очень удивила…

Какой же я дурак, что люблю читать новости и смотреть передачи про преступления, а историю своей родной башки не знал. Она поведала мне, что её маму выдавали замуж, так сказать, «вслепую». То есть, до первой брачной ночи моя прабабушка не видилась с моим прадедушкой.

«Раньше все так выходили замуж». — как бы оправдывая эту дикость, смаковала свои воспоминания бабуля. Я, разумеется, стал сокрушаться — «Да как же это возможно, это же не по любви и т.д.» Бабушка резнно объясняла, что мол ничего в этом плохого нет и что родителям молодожёнов видней с их взрослого опыта — кто кому подходит…

«Зато люди были смиренней!» — с какой-то ноткой горечи в голосе сказала она. — «Не то что сейчас — кто во что горазд. В сорок лет уже развестись успеют по нескольку раз.»

Мне стало стыдно говорить на эту деликатную тему с бабулей, но я таки не удержался и спросил:

— А что, разве раньше не разводились или не изменяли?

Я понял по тёмным глазам бабули, что задел её за живое. Я подумал, что она сейчас замнётся и сменит тему. Но она неожиданно и даже с оживлением развила её.

— Изменяли, Серёж (это моё имя).

— И как изменяли? В публичные дома ходили? Так у нас, кажется, никогда здесь таких домов и существовать не могло.

— Домой приводили.

— Как это домой?! — открыл рот я от удивления.

— Ну вот так вота… — опять как бы с горечью произнесла бабуля.

— Да не может этого быть!

— Почему же не может? — лукаво взглянула мне в глаза бабубля, как мне показалось.

— А! Ну разве что какие-нибудь асоциальные элементы. — догадался я.

— Да не обязательно асоциальные. (бабушка несколько смутилась, но продолжила) Ты ведь знаешь дядю Женю?

— Это который через три дома от тебя живёт?

— Он самый…

— Бабуля, да он же святой человек! Что ты такое говоришь.

Признаться, я грешной мыслью подумал в этот момент, что бабушка сочиняет, что она может быть уже в моразме.

— Это он сейчас «святой», как ты выразился. А в молодости…

Дядя Женя был действительно в моих глазах одним из самых прекрасных людей, которых я встречал. Он с детства и до сих пор относился ко мне как к родному. Всегда первый с улыбкой приветствовал меня, задавал рутинные вопросы по поводу житья-бытья. И я всегда был уверен, что в случае какой нужды к нему можно будет обратиться и он поможет. Правда, случая такого не представлялось ниразу.

— И как же он приводил? Пока жены дома не было? — не обращая внимания на то, что подобен библейскому Хаму, задавал я свои вопросы.

Бабуля кажется не руководствовалась такими высокими материями, но отвечала скупо, — видимо не желая убивать во мне веру в людей.

— По всякому бывало. — скупо ответила она. — И все соседи это знали. Да и у самих-то этих соседей в большинстве своём ничуть не лучше…

Господи! Бабушка будто окатила меня ведром холодной воды! По её этой фразе, что и «у самих-то этих соседей ничуть не лучше», я сразу понял приблизительно о ком она говорит. И всё-то это люди успешные и ненуждающиеся, и у всех-то у них свиду всегда всё было хорошо.

Почему я это понял, что она говорит именно про тех успешных, а не про нищих и спившихся? Потому что посёлок у нас богатый и нищих, во-первых, очень немного, а во-вторых, с ними никто и не общается всерьёз.

Я ушёл от бабули, а по дороге домой задумался: это вот значит чем тогдашние люди были «хороши» в сравнении с современными — что дескать они не разводились (или не убивали), а просто терпели. Бабушка рассказывала мне конечно про мужские измены, про женские она не вымолвила ни слова. А если б я её допытал, то наверно она бы обнаружила в истории и разводы, и убийства.

А стало быть, раз ничего не меняется, то и сейчас так же жёны живут с предателями в одной семье, а мужья порой превращаются из благородных оленей в охотников…