Пирамиды богов

Никита Андреев

Отставной разведчик-нелегал Лис смертельно болен. Он решает отыскать бывшего агента МИ-6 и поблагодарить за спасенную жизнь. Поиски вновь возвращают его к старому делу о пропаже странного артефакта – статуэтки истукана острова Пасхи, найденной в Великой пирамиде в Египте. Используя свой опыт, знание языков и искусство перевоплощения Лис решает разгадать вековую загадку. На его пути встает могущественная организация, жаждущая заполучить артефакт и поставить человечество на грань уничтожения.

Глава 3

***

Москва. Россия

Голованов остановился у двери начальника. На широкой стальной табличке нанесена надпись: «Заместитель директора по операциям». Голованов улыбнулся, представив свою фамилию, следующую за высокой должностью. Он был уверен — это еще очень далекое, но все же будущее. Слишком долго он сидит на стуле и пишет бесконечные отчеты по чужой оперативной работе. Будь они прокляты. Он достоин гораздо большего. Все поручения выполняет в срок, но начальство в упор не хочет этого замечать. Он оперативник, его место в тылу. Нужно только доказать, сделать что-нибудь настоящее, значимое. Голованов был уверен — такой момент наступил. Он вцепиться в него зубами и не отпустит. За ценой не постоит.

Голованов вошел после стука и на миг замер. Полковник Мамонтов отсутствовал на своем могучем кресле, изготовленным по спецзаказу, чтобы уместить его жирную задницу.

— Эм, Геннадий Павлович? — сказал он в пустоту.

— Что тебе Голованов? — ответил голос, откуда то из-за двери. — Заходи, давай уже! Тепло не выгоняй!

Голованов впорхнул в кабинет и уставился на начальника. Мамонтов отошел от чайника, помешивая горячий кофе. Голованов представил: он хватает чашку и выливает кипяток начальнику на его лысую башку. После чего кожа съеживается и стекает по заплывшей шее, стирая навсегда эту отвратную ухмылку.

— Ну, говори, давай уже. Заплесневел что ли?

Голованов выпрямился, выпучив вперед грудь.

— Геннадий Петрович, по моему запросу пришла оперативная информация: Серебряный Лис вылетел из Берлина в Мадрид. Он забронировал гостиницу Сентро Мадрид. Также я получил подтверждение наличия у подозреваемого рака желудка в запущенной форме. Врач подтвердил, что без амбулаторного лечения и, учитывая, его физическое состояние ему осталось жить несколько месяцев.

Мамонтов плюхнулся в кресло. На толику секунды Голованов успел взмолился, чтобы оно развалилось.

— Продолжай следить за его перемещением. Видимо, решил нагуляться перед смертью. Докладывай об изменениях.

Голованов с трудом победил порыв организма выбежать из кабинета.

— Геннадий Петрович, я досконально изучил его досье и сделал вывод, что есть вероятность его обращения в иностранные спецслужбы или даже в прессу. Если…

— Поверь мне Голованов, — перебил Мамонтов. — Когда он знал важные государственные тайны, ты еще титьку у мамы посасывал. Сейчас ему нечего им сообщить.

Голованов задрожал. В голове возникли обрывки воспоминаний: уроки по контролю за эмоциональным и физическим состоянием в стрессовой ситуации. Он убрал руки за спину и растопырил пальцы. Сухожилия напряглись до предела, снимая с мозга стрессовую нагрузку.

— Он может рассказать о письме и заложенной бомбе. Мы же никуда не сообщили. Я боюсь, нас обвинят, что не среагировали на потенциальную террористическую угрозу, а также допустили побег за границу человека, обладающего сведениями о государственной тайне. Очевидно же — он сошел с ума. Кто знает, что он там наговорит журналистам. Даже если соврет, потом будет сложно опровергнуть. Я… — он сделал неловкую паузу, собираясь с силами перед решающим рывком — Я считаю, его нужно задержать.

Голованов по-лакейски выпрямил спину.

Мамонтов сделал глубокий глоток. Желудок зажурчал неприкрыто громко. Ни капли, не смутившись он погладил себя по отвисшему пузу.

— Кто ближе всех из оперативников?

Голованов мгновенно представил в голове секретную карту расположения оперативных сотрудников в Европе. Ему захотелось соврать все что угодно, лишь бы не произносить это ненавистное имя.

— Волк, — выдавил Голованов. — Но завтра он должен вылететь в Париж.

Мамонтов задумался и поглядел на календарь. Эти секунды показались Голованову вечностью.

— Ничего, перенесет. Пусть перехватит его и допросит. Дальше работает по ситуации.

Голованов понял, что момент настал.

— Геннадий Петрович. У Волка серьезная задача в Париже — завтра намечена встреча с Оливье Мартелом. Ему незачем отвлекаться на такие мелочи. Я изучил все досье и операции Лиса. Я хотел бы сам поехать.

Мамонтов замер на глотке. Голованов впервые увидел взгляд, о котором ходили бесчисленные слухи среди коллег. Он почувствовал себя маленьким мальчишкой, попавшимся отцу с недокуренной сигаретой.

— Ты меня не понял что ли? Волк!

— Так точно. Понял.

Если бы у него сейчас был при себе пистолет, он бы выпустил целую обойму в этого жирного ублюдка.

Голованов вышел за дверь. Его трясло от злости. Волк — это имя снова встала на его пути. Он ненавидел этого самоуверенного выскочу, который получает все на золотом блюдечке, пока Голованов грызет себе путь собственными зубами. Все из-за его папаши — отставного генерала внешней разведки. Лучшего дружка Мамонтова.

Голованов не обратил внимания, как смял на столе папку с документами на подпись. Секретарь смотрела на него с невозмутимым спокойствием. Ей слишком часто приходилось видеть людей в таком состоянии после аудиенции начальника.

Натянуто извинившись, он направился к себе. Голованов не замечал никого вокруг, изрыгая про себя проклятия на происходящую несправедливость. Чем он хуже? Волк появился здесь всего три года назад, плюет на все правила и уже на оперативной работе.

Когда Голованов дошел до своей двери, его озарила мысль. Окрыленный внезапной идеей, он опустил жалюзи и выключил свет.

Голованов сел в свое кресло преисполненный оптимизмом. Теперь он сделает то, о чем мечтал много лет. Он отомстит.

***

Парла. Испания

Пилар Перес всматривалась в стопку историй болезней. Она обязана разложить их до одиннадцати утра, но вот уже час не решалась даже взять в руки. Ее отвлекал поток нескончаемых мыслей. В голове до сих пор громыхал голос главного врача: «Глупая дура!»; «Чем ты думала?»; «Ты нас подставила!». Этот разговор состоялся утром, когда она сообщила ему по телефону о странном журналисте, заинтересовавшимся одним пациентом. К ее удивлению, сеньор Сантьяго примчался уже через несколько часов с группой неизвестных ей мужчин и вызвал ее в свой кабинет. Облокотившись на стол, он курил прямо в кабинете, что было категорически запрещено. Начальник был неимоверно зол и одновременно испуган.

«Как вы смеете на меня кричать? Другая бы на моем месте испугалась, умолчала и вы бы не узнали об этом звонке. Я не дала ему никакой информации о пациенте, за исключением того, что он и так знал» — Эту фразу она заготовила перед входом, но от страха так и не решилась озвучить. Впервые в своей жизни она чувствовала себя такой униженной и беспомощной.

Откуда ей было знать, что информация даже об имени некоторых пациентов строго секретна? При принятии на работу никто не проинструктировал о таких тонкостях.

Что же будет, если этот журналист все-таки приедет? Конечно, она получила инструкции от сеньора Сантьяго: незамедлительно сообщить ему и постараться сделать все, чтобы до его прихода журналист не ушел. Значит, ей придётся врать. А это у нее получалось в жизни хуже всего.

Утро выдалось на редкость спокойным. Врачи и медсестры заняты своим делом наверху и до сих пор никто ее не потревожил. Она допивала чашку холодного кофе, уставившись в монитор.

Ей овладело нестерпимое чувство любопытства с первой секунды, когда она покинула кабинет главного врача. Пилар перерыла всю картотеку в поиске истории болезни Джеймса Гаррисона, включая старый архив начала прошлого века. Итог — ни одного упоминания. В электронной базе данных он также уже не числился. Видимо, ошибку по поручению главного врача быстро устранили. Однако ей удалось запомнить номер палаты. Это было то самое крыло, куда вход разрешен только очень узкому кругу врачей. Говорят, там содержат особо буйных и опасных пациентов: насильников, убийц, педофилов. Они сидят в одиночных камерах и каждую ночь спят пристегнутыми жесткими ремнями к кровати.

Ее передернуло от ужаса.

И что такое мог натворить этот человек, чтобы быть настолько известным, дабы о нем хотели снять передачу и одновременно засекреченным? Она попыталась отыскать информацию о нем в интернете. Опять ничего.

— Буенос диас сеньора, — отвлек ее мужчина с сильным французским акцентом.

Пилар вздрогнула. Она совершенно не заметила, как он вошел. Она вмиг свернула страничку поиска с именем Джеймса Гаррисона.

— Буенос диас сеньор, — вымолвила она, наконец. — Чем могу вам помочь?

Мужчина с густыми седыми волосами свободной рукой поправил усы, затем сделал несколько шагов к стойке, опираясь на тонкий костыль.

— Мое имя Оливье Морель. Я отец Софи Ламбер. Хочу повидать свою дочь.

Пилар не поверила своим ушам. При упоминании этой истории по спине до сих пор пробегал холодок.

Софи Ламбер попала сюда по решению суда, признанная невменяемой за убийство своего четырехлетнего сына. На суде она заявила, что убить его заставил внутренний голос, сообщивший о надвигающимся конце света. Несколько недель назад она сбежала из своей палаты, непонятным образом проскользнув через охрану. Затем раскупорила окно и выбросилась с третьего этажа, приземлившись спиной на ограждение. Женщина скончалась через несколько часов в реанимации. Поговаривали, что это была уже восьмая попытка самоубийства за последние пять лет.

— Вы не могли бы присесть, я сейчас приглашу заведующего, — сказала Пилар, стараясь сохранить ровный голос.

— Лучше я постою милочка, сесть и встать для меня одна трагедия.

— Мы вам поможем, не переживайте.

Старик не сдвинулся с места.

Пилар набрала номер, но никто не ответил. Она вышла в коридор и попросила медсестру срочно найти заведующего.

Через несколько минут размеренным шагом спустился Эммануэль. Он был как всегда безупречен: выбрит до зеркального блеска; волосы стоят аккуратным ежиком. Когда мужчина проследовал мимо, Пилар незаметно вздохнула его бриз. Снова тот самый аромат, что каждый раз сводил с ума. И почему такие мужчины никогда не обращают на нее внимание?

Свет солнца пробивался через высокие витражи и на его фоне, халат Эммануэля казался белее снега.

— Доктор Гарсия, — он протянул руку.

Старик ответил слабым рукопожатием.

— У вас есть собой какие-нибудь документы? — спросил Эммануэль.

— Зачем? — удивился старик.

— По нашим данным у Софи родители погибли много лет назад.

Старик призадумался.

— Ах, да моя бывшая жена и ее второй муж погибли в девяносто первом. Это был ее отчим. Она взяла его фамилию после нашего развода, — Он пошарил карманы куртки, — паспорт, видимо, оставил в отеле.

— К сожалению, я не имею права, — начал Эммануэль.

Старик подошёл вплотную и схватил доктора за руку.

— Прошу. Я очень болен, — костыль с грохотом упал на пол. — Она моя единственная дочь. Я хочу увидеть ее в последний раз. Я должен попросить прощения. Я непутевый отец. Умоляю.

Старик заплакал, повиснув на руке заведующего, как на поручне. Пилар подбежала и перехватила его сзади.

— Она умерла, — вырвалось у нее. Пилар не смогла сдержать слез. — Мне очень жаль, она покончила с собой.

Старик закряхтел и обмяк. Эммануэль перехватил его за плечи и оттащил к дивану.

— Дура! Реанимационный набор живо. Звони сто двенадцать.

В холл вбежали санитары, рывком забросили худое тело на носилки и направились наверх. В реанимационной пациента положили на стол. Множество людей в белых халатах прибежали по сигналу вызову.

— Пульс хорошо прощупывается, тахикардия, — сказала женщина врач, — Кто он?

Эммануэль объяснил, взяв вину за сообщение о гибели дочери на себя.

— А вас не учили, как нужно сообщать родственникам? — грозно отозвалась она.

— Я не…

В комнату ворвался главврач.

— Санитары скорой помощи уже поднимаются. Как он?

— Стабильно, — ответила женщина — Просто обморок.

— Пусть забирают, — отмахнулся он и ушел.

Когда прибывшие санитары скорой помощи вышли в холл с носилками, Пилар заметила, что старик дышал. Она глубоко вздохнула от облегчения, однако, руки до сих пор неконтролируемо дрожали. Ей предстоял еще один очень не приятный разговор. Пилар не имела права сообщать посетителям о состоянии здоровья пациентов. Такое право есть только у врачей. В тот момент она будто отключилась от своего сознания. Жалость и сострадание взяли управление мыслями в свои руки.

Старика на носилках загрузили в машину и увезли. Как потом указали в отчете: из коридора клиники пожилой мужчина непонятным образом исчез и растворился в толпе.

Старик больше не хромал, и даже наоборот шел вприпрыжку от переизбытка адреналина. Усы и парик он выбросил в мусорное ведро по пути в гостиницу.

Лис очень торопился, вскоре они заметят пропажу.

***

Волк сидел у своего компьютера в недоумении. Только что пришло задание по зашифрованному каналу связи. Он перечитал письмо несколько раз, проверил соблюдение всех сопутствующих протоколов в надежде, что произошла ошибка.

Ошибок нет.

Кроме того смущало не только задание, но и подпись исполнителя. На миг он решил, что это специально спланированный саботаж. Если так, то Голованов действительно самый тупой кретин на всем белом свете. Разуверившись в своих подозрениях, он вышел на балкон.

День выдался солнечным. Волк навалился на перила, наблюдая за стаей голубей на соседней крыше. Если абстрагироваться от архитектурных различий, можно с легкостью ощутить атмосферу родного города. Через неделю он должен был вернуться в Санкт-Петербург. Завтра задание должно быть исполнено и тогда — заслуженный отпуск. А еще он планировал посмотреть матч Зенита с Локомотивом и новые перспективы его совершенно не радовали.

Он соскучился по родителям и собаке, по своим друзьям и разгульной ночной жизни. Посетив несколько местных клубов, он разочаровался в красоте европейских женщин и скучной культуре отдыха. Все что ему сейчас требовалось — это хорошая компания русых красавиц и бутылка текилы.

Волк вернулся в комнату и еще раз перечитал сообщение. Итак, задача проста: обнаружить бывшего нелегала, у которого на старости лет поехала крыша, и тот возомнил себя террористом-подрывником, угрожавшим взорвать Академию внешней разведки.

На первый взгляд задание проще некуда, однако, в этом и заключалась основная проблема — с ней мог справиться даже студент. Использовать оперативника-профессионала, с его послужным списком по меньшей мере глупо.

Волк еще раз посмотрел на подпись исполнителя. Вероятно, дело в нем? Этот неудачник решил, таким образом, ему отомстить и сорвать завтрашнюю операцию? Что он наговорил Мамонтову? Волк схватил телефон, выбрал номер и замер в ожидании. А может быть это очередная проверка? Он вспомнил многочисленные тренировочные задания, которым его подвергало СВР. Однако все они были там — в родных границах, под присмотром руководства. А здесь он один, или все-таки нет? Ни для кого не секрет, что добрая половина сотрудников посольств занимается шпионажем. Волк сам с этого начинал еще в Пекине два года назад. Тогда он чуть не попался при передачи секретных банковских сведений от местного чиновника. Вот это были времена.

Он принял душ, начистил до блеска туфли и спустился на ресепшн. Договорился о продлении номера еще на одну ночь, а также попросил перенести его вылет в Париж на день позже. Он твердо решил действовать согласно полученным инструкциям, вспомнив главное правило, которое еще отец вдолбил ему с детства — приказы не обсуждают. Кстати, он в очередной раз напомнил себе связаться с отцом и уточнить о его самочувствии. Несколько дней назад мать прислала смс, где сообщила, что отец сломал лодыжку, упав с крыши дачного домика, в попытке заменить протекающую кровлю. Смс заканчивалось фразой — «… вот так всегда». Мать часто употребляла эти слова, когда срабатывало ее: «я же говорила». Отец славился своим чрезвычайным упрямством. Если что-то задумает, его не отговорить. Пару недель назад в последнем разговоре Волк убеждал его дождаться возвращения сына чтобы починить крышу вместе. Папа в очередной раз поступил по-своему. Вот так всегда. Хорошо это или плохо, но в последние годы мать стала часто употреблять эти слова и в адрес сына, добавляя при этом — «яблочко от яблони».

К центральному входу отеля Сентро Мадрид на улице Аточа подъехал черный мерседес. Волк осмотрелся и быстрым шагом пошел к входу. У дверей он вдавил кнопку сигнализации. Охранная система просигналила в ответ. Как жаль, что служебный автомобиль нельзя забрать в Питер. Там бы он вдоволь насладился вниманием падких на дорогие автомобили девчонок.

Он остановился на ресепшене.

— Буенос Тардес сеньор, чем могу служить? — спросила девушка в строгом синем пиджаке и затянутыми в тугой хвост волосами.

Волк навалился на стойку. Накаченные бицепсы хребтами выпирали из облегающей футболки. Каждый волосок на голове, пропитанный гелем знал свое место. Узкая бородка ровной линией тянулась вниз от ушей по кромке лица, расширяясь к подбородку. Волк снял очки-авиаторы с желтым отблеском стекол и повесил душкой на ворот футболки.

— Здравствуйте Мария, — сказал он, прочитав имя на бейдже. — Хочу связаться с одним из постояльцев.

Она подняла телефонную трубку.

— Номер комнаты?

Волк зацепил большим и средним пальцем ручку со стола и принялся вертеть ей, из стороны в сторону.

— Я не знаю номера комнаты.

Девушка положила трубку, на ее лице промелькнула нотка разочарования.

— Мне жаль сеньор.

— Скобелев, — вставил Волк.

— Сеньор Скобелев, мы не имеем права разглашать личную информацию постояльцев.

Волк заговорил приглушенным голосом.

— Дорогая Мария. Мой отец старый больной человек. У него проблемы с памятью. Он обещал позвонить по прибытии. Я очень переживаю все ли с ним в порядке. Отказывая мне, вы рискуете его жизнью.

Мария вздохнула с неприкрытым отчаянием.

— Мария, ваши великолепные глаза не могут отказать. Только не сегодня. Человек в беде.

Она осмотрелась и решительно подвинулась ближе.

— Представим, что вы знали номер. Хорошо?

Волк подмигнул.

— Скобелев Игорь Сергеевич.

Она вбила имя в графу поиска.

— Такого жильца не зарегистрировано.

— Как это??

— У меня сказано, что бронь на Игоря Скобелева была снята вчера автоматически — клиент не явился.

Волк выдавил улыбку и попрощался. Девушка попыталась предложить непутевому «сыну» обратиться в полицию или местные больницы, но он уже никого не слышал вокруг себя.

Выйдя на улицу, Волк оперся на стальные перилла и задумался.

Старик, оказывается, не так прост на первый взгляд.

***

Лис бросил на стол кипу пластиковых пропусков, которые ему удалось стащить со стола Пилар Перес. Внимательно изучив каждую карточку, он отложил в сторону наиболее подходящий вариант. Согласно дате выдачи: Гарсия Лопез устроился в лечебницу всего неделю назад. Лис надеялся, что за такой короткий срок работника могли не запомнить в лицо. И часто ли вы обращаете внимание на уборщиков?

Лис достал из бумажника заранее заготовленные и нарезанные фотографии; выбрал одну по размеру и аккуратно приложил к карточке. Через полчаса новый пропуск был готов. По графику, который ему удалось рассмотреть на столе Пилар, Гарсия должен выйти в двухчасовую смену сегодня в восемь вечера. Следовательно, у него был только один шанс, чтобы беспрепятственно попасть в больницу. Кроме того по пути в реанимацию он отлично изучил расположение коридоров и кабинетов.

Лис позвонил Гарсия и, представившись, напарником попросил его подмениться. Гарсия на радостях не заметил подвоха.

Лис выпил обезболивающее по графику. Современной медицине нужно отдать должное — она научилась снимать боль, иначе бы он давно пустил себе пулю в висок. Но побочные действия вносили существенные сложности в жизнь, особенно сейчас. Главными из них оставались слабость и сонливость. Лис волочил ноги к кушетке, чтобы отдохнуть оставшиеся несколько часов.

Он развернул газету. На главной странице напечатано фото большого деревянного креста, с распятым Иисусом, водруженным на помост. Большая толпа паломников проносила его по многолюдной улице. В статье рассказывалось о прошедшем накануне празднике Семана Санта, что в переводе означало: «Страстная неделя». Предшествующий пасхе праздник собирал в свои ряды тысячи людей и отмечался очень масштабно. На последней странице в хронике происшествий, располагалась крошечная заметка, обведенная ручкой о молодой девушке, покончившей с собой в местной психиатрической клинике.

***

13:32

07 февраля 1985г.

Рим. Италия

Лис сидел несколько минут в тишине, слушая короткие гудки. Очевидно, что Виктора задержали. А значит, они вычислят эту квартиру довольно быстро. Нужно срочно уходить.

Лис собрал вещи. В тайнике под ванной хранился еще один пистолет, много наличности и новый паспорт на имя Люка Пекарда. Лис подстриг волосы ножницами максимально коротко, наклеил тонкие усики, уничтожил все улики и отпечатки.

Он взял такси и направился в торговый квартал, где планировал сменить одежду. По дороге его не отпускали мысли о Викторе. В чем он мог проколоться? Что они теперь знают о нем? Лис не мог и не имел права пытаться помочь напарнику, тем самым поставить результат операции под угрозу. Его задача заполучить идола и доставить на родину. Это самое главное, ничто и никто не может быть важнее. Нельзя допустить, чтобы идол достался противнику.

Сменив одежду на более удобные джинсы и кроссовки, он вернулся на капитолийский холм. Существовала вероятность, что Виктор быстро расколется. А значит, контрразведка оставит в Палаццо Консерваторе засаду.

Другого выхода у него не было, придется рисковать.

Лис бродил по окрестностям до самого вечера, прикупив в магазине фонарик и набор инструментов. Время от времени он обходил здание Палаццо Консерваторе, чтобы проверить на месте ли полиция. Начиная с семи вечера, он обосновался неподалеку от музея в лесопарковой зоне. Не было никаких сомнений, что после произошедшего руководство музея оставит усиленную охрану. Джеймс Гаррисон имел преимущество. Место тайника для идола и путь был заранее спланирован. Лису же требуется начать с нуля, да еще и обогнать соперника.

К девяти часам вечера ночь уже вовсю хозяйничала на капитолийском холме. Последние автомобили полиции покинули здание. Музей закрыл все двери, а значит — час пробил. Пока Лис находился в засаде, он изучил схему и историю Капитолийского музея, благо подробная брошюра продавалась в соседнем магазине. В 16 веке на месте не сохранившегося храма Юпитера было построено Палаццо Каффарелли. Дворец примыкал с задней стороны к Палаццо Консерваторе и на сегодняшний день являлся частью Капитолийского музея. Южнее главного входа располагалась дверь, ведущая в подвалы. Другого варианта без шума проникнуть во дворец, за такой короткий срок ему не удалось придумать. Возможно, Джеймс Гаррисон сумел выдать себя за охранника и уже сейчас направляется вниз за своим тайником. Если так, то нельзя терять ни минуты.

Лис перелез через старый кирпичный забор, опоясывающий парк. Пробежал под аркой и оказался на окраине здания у двери. Макушки деревьев шумели, развиваясь на ветру. Медленно капал дождь. Пока Лис возился с замком с помощью двух отверток, дождь разыгрался не на шутку. Он надеялся, что шум воды и ветра заглушит его потуги с металлической дверью.

На открытие замка ушло больше времени, чем он рассчитывал. Лис выругался. Такое впечатление, что эту дверь не открывали со времен средневековья. Вода с мокрых волос стекала по лицу, мешая обзору.

Зацепив, наконец, нужную звездочку, он с силой рванул на себя и дверь с протяжным скрипом отворилась. Осмотревшись по сторонам в поиске свидетелей, он проскользнул внутрь. Лис включил фонарик и осмотрелся. Комнатка была крохотной и больше походила на временный склад ненужного хлама. К счастью слева в углу он заметил то, что искал. Тяжелая деревянная дверь с мощным стальным засовом вела в подвал, откуда сквозило затхлостью. Она оказалась не заперта.

Лис спустился по пологой лестнице. Мокрые кроссовки шваркали по полу и грозили выдать его местонахождение местным привидениям. Толстые стены были выложены из сколотого почерневшего кирпича. Они обеспечивали хорошую звукоизоляцию, благодаря которой он не слышал ни единого шороха извне. По внешним стенкам просачивались ручейки дождевой воды. Та, что не успевала впитаться в землю, смешивалась с вековой грязью, издавая непередаваемую вонь. Чтобы избежать лишнего шума Лис двигался медленно, аккуратно окуная ноги в черную вязкую жижу.

Лис прошел прямо по низкому сводчатому коридору несколько десятков метров, не сворачивая, и по его расчетам был уже рядом с входом в подвалы Палаццо Консерваторе. Действительно впереди он заметил, что коридор сужался и резко уходил вниз.

Лис остановился на краю и посвятил лучом фонаря. Когда то здесь стояла дверь. Перепад высот оказался небольшим — около двух метров. Однако достаточно крутым, чтобы спокойно удерживаться на ногах. Окрас стен и качество кирпичной кладки существенно изменилось. Очевидно, в этом месте два здания соединялись. Он на правильном пути.

Зажав фонарик в зубах, Лис растопырил руки в форме буквы «Т» и направился вниз. Ладони путались в зарослях паутины. Ноги проскальзывали по грязи. Дойдя практически до самого низа, он расслабился и в какой-то момент правая нога соскользнула. Лис рухнул копчиком на каменный пол и прокатился по грязи несколько метров. Фонарик выпал из рук.

Лис лежал в зловонной луже, окруженный кромешной темнотой. Попытавшись приподняться, он закряхтел от боли. Внезапно услышал нарастающий звук. Направление невозможно определить, звук был повсюду. Что-то многочисленное шипело, хлюпало по грязи и быстро приближалось.

Лис не успел подняться на ноги. Крысы заскочили на него как на поверженного животного в прерии. Он судорожно отползал назад, хватая невидимые пищащие тушки и отбрасывая в стороны. Острые зубы вгрызались в кожу на ногах, потом на животе. Одна тварь уцепилась в плечо.

Лис забыл обо всем, его пронзил ужас. Он резко перевернулся на живот, сдавил насмерть нескольких особей своим весом и вскочил на ноги. Затем побежал в сторону фонарика, сдирая с себя оставшихся пожирателей.

Когда он осветил место нападения, живые крысы уже пожирали мертвых. Раны от укусов горячо зудились. Перепугавшись, что заразиться какой-нибудь крысиной чумой, он принялся панически осматривать себя и насчитал десяток укусов по всему телу. Тело бросило в жар; закружилась голова; легкие задыхались от нехватки свежего воздуха.

Через некоторое время Лис взял себя в руки. Причиной его состояния могла стать обычная паника и самовнушение. Он закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и почувствовал облегчение. Не было никаких сомнений, что как только все закончится, ему потребуется врач.

Подвалы Палаццо Консерваторе больше походили на лабиринт, в котором Лис несколько раз заплутал, прежде чем нашел выход. По дороге он придавил еще парочку крыс и насладился их предсмертными воплями.

Поднявшись на несколько ступеней, Лис потянул дверь на себя и та с легкостью поддалась. Он высунул голову, осмотрел коридор — никого. Залитые кровью полы старательно отмыли.

Лис перезарядил пистолет и направился в сторону выставочных залов. Первый оказался пуст. Лис взглянул на то место, где вчера обнаружил Рауля Весге. Освещаемая лунным светом, через стеклянную крышу, статуя Марка Аврелия переливалась отблесками золота.

Лис зашел в следующий зал и увидел на полу тело. Мужчина лежал на боку. На нем была форма охранника, фуражка укатилась в противоположную сторону зала. Так как отсутствовали следы крови, а пульс находился в пределах нормы, Лис сделал вывод, что охранника усыпили.

Из глубины музея приближались шаги. Моментально отпрыгнув к стене, он спрятался за статуей голого мальчика, сидящего на пне и вытаскивающего из ступни занозу.

Невысокий Мужчина шел уверенной походкой. Он затормозил перед охранником, толкнул его ногой и, удостоверившись в глубоком сне бедолаги, направился дальше. Миновав статую, он внезапно остановился. Лис услышал, как незнакомец принюхивается и понял, что нужно действовать.

Он выскочил из-за спины и направил пистолет мужчине в затылок.

— Стоять! — сказал Лис по-английски.

Мужчина не шелохнулся. Он был одет в форму охранника, на голове бейсболка.

— Подними руки и медленно повернись.

Тот повиновался. Лис заметил по плавным движениям абсолютное спокойствие и сосредоточенность. Это был англичанин — плотный, если даже не сказать с небольшим лишком на боках; возрастом около тридцати пяти.

— Джеймс Гаррисон, не так ли?

Мужчина пожал плечами, с неподдельным интересом наблюдая за каждым движением Лиса.

— Сейчас мы вместе пойдем туда, куда ты шел и ты отдашь его мне, — Лис пытался говорить намного грубее, чем обычно.

Мужчина сжал губы.

— А куда я шел?

— Я знаю, ты спрятал его в подвале. Ну же, иди вперед! — Лис сделал шаг навстречу и между ними осталось не более полутора метров.

К его удивлению мужчина никак не отреагировал.

— Что вам нужно? — спросил он.

Лис скрипнул зубами. Он вложил большой палец руки в ладонь и надавил на него сверху остальными четырьмя. Мужчина с занятным любопытством отреагировал на хруст.

— Выверни карманы, быстро! — гаркнул Лис.

Мужчина бросил на пол содержимое: деньги, ключи, какие-то бумажки.

— Где идол?! Говори, или я застрелю тебя — взбесился Лис.

Мужчина в ответ только рассмеялся.

— Айван, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!

— Руки не опускать!

Мужчина продолжал улыбаться, обнажив ровные белые зубы.

— Вы русские всегда начинаете говорить с акцентом, когда нервничаете. За один день сразу два штуки. Если не Айван, то, как там тебя?

Лис замолчал.

— И, кстати, ты оправдываешь поговорку. Ты действительно прошел через дерьмо, чтобы сюда попасть, — мужчина расхохотался. — Или это у вас в СССР одеколоны такие?

Лис внезапно почувствовал себя растерянным.

— Заткнись! Иначе выстрелю. Я не шучу!

Мужчина покраснел от смеха, на глазах выступили слезы.

— Можешь стрелять, потому что я вообще не понимаю, что ты от меня хочешь. Ты случаем здание не перепутал?

Лис поднял пистолет чуть выше головы и выстрелил. Мужчина вздрогнул, но остался стоять на месте. Он пробежал глазами по окрестностям вокруг и приложил указательный палец к губам.

— Чшш, не шуми. Ребят разбудишь.

— Где статуэтка? Говори, или следующая пуля будет в лоб. Я клянусь!

Мужчина пристально смотрел Лису в лицо. Он чуть заметно опустил брови на глаза.

— Ну же?! — Продолжал Лис. — Веди меня!

Незнакомец развел руки в стороны.

— Мне идти задом?

— Повернись, черт тебя подери!

Улыбка не сходила с его лица. Мужчина развернулся и пошел прямо.

— Вы русские постоянно все усложняете. В каждой пачке сигарет ищите заговор.

Он остановился у дверного проема.

— А ты знаешь, я уже передумал. Я хочу на воздух.

Мужчина сделал резкий рывок рукой и включил на стене сигнализацию. В помещении вспыхнули красные лампы и завизжала пожарная тревога.

— Да какого хрена ты это сделал? Нас обоих арестуют.

Виновник спокойно повернулся.

— Тогда не нужно терять ни минуты. За углом выход. До стоянки восемнадцать метров. Там моя машина, на полу ключи.

Лис был в бешенстве.

— Нет, ты сначала отдашь мне его. Быстро вперед.

Мужчина не двигался.

— Пожарная часть в полутора минутах езды. Здесь собраны мировые шедевры стоимостью в миллионы. Полиция прибудет еще быстрей.

— Чертов псих! Где она говори, или убью! — Лис подошел вплотную и приставил еще теплое дуло ко лбу.

— Убьешь — провалишь миссию. — Он протянул Лису ладонь — Джеймс. Очень приятно.

Лис схватил заложника за шиворот и толкнул к выходу. Снаружи они перелезли через забор и побежали к стоянке. С обратной стороны здания уже слышался шквал сирен.

Они остановились у синего фиата.

— Ты за руль — скомандовал Лис и сел назад.

Автомобиль, не включая фар, выехал на дорогу и скрылся в темноте.

— И куда вас подвести? — спросил Джеймс.

Лис осматривался через заднее окно в поисках преследования.

— Не ерничай.

— Куда едем?

— Вези к себе, — сказал Лис и его обуял сухой кашель.

— Ты думаешь, мы на этой колымаге до Ливерпуля доберемся?

Еще мгновение назад Лис планировал застрелить этого клоуна, если тот еще раз попытается пошутить. Но сейчас он не смог удержаться от смеха.

— Не думал, что ты оценишь, — с гордостью сказал Джеймс.

Лис протер глаза. Шли вторые сутки без сна. Пугало только то, что на горизонте он не видел никаких предпосылок к отдыху.

— Я знаю, зачем ты все это делаешь. Ты пытаешься меня провоцировать, держать в постоянном напряжении. А еще ты уверен в том, что я ради задания готов на все: буду целовать ноги, танцевать перед тобой, умолять. Только ты ошибаешься англичанин. Мне плевать на тебя. Я вывезу тебя из страны. На первом же допросе ты расскажешь даже биографию своего двоюродного прадедушки. Это я тебе гарантирую. Не таких раскалывали. А будешь ерепениться я прострелю тебе ноги в коленях, и всю жизнь будешь ползать. Тебе ясно?

На этот раз улыбка померкла на его лице. Лис смотрел в глаза в отражении зеркала заднего вида и впервые читал в них обеспокоенность.

— Ты знаешь мое имя, а я не знаю твоего. Разве это справедливо?

— Иван.

— Приятно познакомится, Айван.

— Не Айван, а Иван!

— Ииииван, — протяжно выговорил Джеймс. — Эй, а ты мне нравишься. Волевой, целеустремленный. У нас слухи ходят, что вы ребята стальные как яйца Сталина. Всегда хотел познакомиться с одним. Опыт перенять.

— Не дождешься.

— Угу. Обстоятельства не очень удачные, правда?

— Хватит заговаривать мне зубы! Думаешь, я настолько глуп?

Джеймс остановил автомобиль у трехэтажного жилого здания.

— Приехали.

Они вышли из машины. Лис шел сзади чуть поодаль. Пистолет был нацелен точно в область печени. Он не промахнется и Джеймс это знал. Лис тщательно оглядел окна, близлежащие здания и автомобили в поиске засады.

Они поднялись на второй этаж и остановились у квартиры под номером «22».

— Предупреждаю если там засада, тебя я точно заберу с собой.

— Неплохо, — подметил Джеймс. — Я запомню.

Англичанин распахнул дверь. Лис спрятался у него за спиной. Они медленно вошли. Квартирка была небольшой с минимум мебели. По внешнему виду Лис понял, что здесь прожили не больше пары дней. В других комнатах никого.

Лис сел на кушетку. Ноги горели от усталости. Джеймс стоял посреди комнаты, расправив руки в сторону.

— И что теперь?

— Ночью ты проведешь меня внутрь. Отдашь статуэтку и отвалишь, — Лиса снова пробрал приступ кашля. На этот раз более продолжительного. Он решил, что надышался пыли в этом забытом богом подвале.

— Так просто отпустишь меня? Хм, разве вы не должны при случае убирать свидетелей. Тем более вражеских агентов? Я читал выдержки из ваших правил. Там четко сказано.

— Нет никаких правил, вы олухи, — перебил Лис. — Мы не убийцы.

Лис осознал, что последнюю фразу его рот выговорил с трудом. Он попытался повторить, однако язык уже не слушался. Его окутало бессилие. Голова неконтролируемо запрокинулась. Пистолет упал на пол. Уши с трудом могли разбирать звуки и отделять их друг от друга. Тело обмякло, упало на кушетку. Последнее, что он увидел перед тем как черная пелена окончательно поглотила его сознание: выбитая дверь; люди в масках с оружием избивают Джеймса; большие глубоко посаженные глаза через черную маску смотрят на него свысока.

— Ну и воняет от тебя, — сказал тот на чистом итальянском. Фраза эхом улетела в небытие.

Лис стоял в валенках по щиколотку в снегу и не мог пошевелиться. Мама что-то громко кричала. Она бежала навстречу со всех ног к своему маленькому сыну. Лис подумал, что мама должно быть очень расстроена и он — тому причина. Возможно, за это он получит ремнем. Как вчера. Только вчера он понимал за что.

Накануне Лис решил залезть на старый бабушкин сервант и перевернул полку. Много красивых стаканчиков разбились об пол. Мама была расстроена. Она кричала, затем почему то винила во всем папу, которого он никогда не видел.

Что он сделал сейчас? Стоит в нескольких метрах от дома. Нога застряла в толще снега. Мама прыгнула ему навстречу. Ногам стало холодно. Они кубарем упали в снег и все потемнело. Стало тяжело дышать. Будто сервант свалился на него в отместку за хулиганство.

Когда мама встала, Лис увидел свои валенки. Они разломились и теперь были вмяты в снег. Какой-то дядя вышел из красивой машины и громко закричал. Наверное, он тоже хотел наругать его. Зачем же он тогда проехал по его валенкам? В чем ему теперь ходить на улицу?

Лис встал и направился к дому.

Его голые ноги ступали по примятой свежей траве. В высоких зеленых кустах жужжали кузнечики; пчелы в изобилии наедались пыльцы, а разноцветные бабочки нежились на полуденном солнце. Он совершенно не понимал, куда направляется.

Теперь он бежит. Его преследуют. Сначала ты раздавило валенки, а теперь хочешь раздавить и его. Как бы быстро Лис не бежал, машина все равно догоняет.

Лис свернул в кусты, там ему не проехать. А как дальше? К мамке то придется вернуться. Пусть лучше его бьет, а не ее. Лис выдержит. Когда этот ублюдок заснет, он возьмет нож и всадит в его жирное пузо. Он обязательно отомстит.

Лис очнулся в одиночной камере на деревянной кровати без матраса. Его трясло от холода. Раны от крысиных укусов были наспех обработаны и обмотаны грязными бинтами.

Он обнял колени чтобы согреться. Неизвестно — какой сегодня день или час. По скромным подсчетам он здесь не меньше пяти дней. Сколько пролежал без сознания — неизвестно. Его десять раз водили на допрос. Правый глаз заплыл от многократных ударов; волосы прилипли к коже засохшей кровью; голова была раздута от многочисленных гематом. Лис знал не более, чем им уже было известно. Виктор рассказал все.

В одном он был даже благодарен. Они спасли ему жизнь, чтобы теперь медленно ее отнять. Потеря сознания стала первым симптомом геморрагической лихорадки. В обычных случаях болезнь развивается медленней. Но, учитывая множество очагов крысиных укусов, и как оказалось ослабленный иммунитет, болезнь одолела мгновенно. Первые дни рвало безустанно; кишечник сжимало горячими тисками. Он бился в бесконечных конвульсиях. Врачи кормили отвратными пилюлями — это помогло.

Затем в дело вступили сотрудники итальянской контрразведывательной службы «Д» (Дифеза). Они требовали раскрыть личности всех нелегалов в стране. Нужно отдать им должное — им хорошо известны подробности профессиональной подготовки советских разведчиков. Поэтому ребята из Дифезы выбрали самый проверенный на их взгляд способ — не верить не единому слову, пока не услышат то, что хотят. Они не скупились любыми методами воздействия. Возле камеры ставили людей, которые без умолку кричали, скрежетали зубами, плакали, умоляли о помощи. Каждые полчаса в камеру входил охранник. Лис обязан встать, иначе подвергался жестокому избиению. Все тело покрывалось черными синяками, отчего он стал похож на африканца.

Лис сидел в углу крохотной камеры, поджав онемевшие ноги. На голову капал конденсат с потолка. С замиранием сердца, он слушал любые шорохи за дверью. Дифеза не отступит. Его либо замучают до смерти, либо используют как разменную монету в торге с СССР. Свои от него откажутся, без зазрения совести — это правильное решение. Отправляясь в любую точку мира, он брал на себя всю полноту ответственности и в случае провала был вынужден разгребать все в одиночку. Этому учили. К этому готовили психику.

Однажды во время учебки, его подняли ночью с кровати три человека в маске. Связали и увели в маленькое помещение, где пытали несколько суток, не давая ни еды, ни воды. Гадить приходилось под себя. Раздевали догола, а затем в помещении понижали температуру. Все это время на голове был мешок, и уже на второй день началась клаустрофобия. Все это сопровождалось постоянными стуками по стенам, скрипом металла, шуршанием целлофана. Люди кричали нечеловеческим голосом прямо в уши. И всего-то ему требовалось рассказать меню своего ужина накануне. Как сейчас он помнил — это была солянка и пюре с голубцом.

Сидя в своей камере на холодном бетоне, он представил сочный голубец и горячий бульон солянки. В желудке защемило.

На последние сутки Лис почти потерял рассудок. Еще немного и больше никаких вопросов он вообще не сможет воспринимать. Это было самым тяжёлым и полезным испытанием. Местным итальяшкам стоило бы поучится, тому, как нужно раскалывать людей. Не достаточно просто причинить физическую боль, ее можно выключить и этому его тоже обучили. Гораздо эффективней вторгнуться в сознание, унизить, изничтожить человеческую сущность.

К камере приближались шаги. Сердце съежилось до размера грецкого ореха. Замок провернулся несколько раз. Дверь со скрипом отворилась. В комнату ворвался невыносимо яркий свет. Лис сжался в углу, прикрыл глаза руками. В проеме стояла черная тень.

— На выход! — скомандовала она.

Лис прошуршал спиной вверх по стене. Каждый шаг давался ему с невыносимым трудом. Он приближал его к очередным пыткам и на этот раз Лис не уверен, что выдержит. Тело изнывало от бессилия вследствие симптомов лихорадки и отсутствия нормального питания. Кожа на лице и шее покрылась паутиной кровоизлияний.

Конвоир отошел на шаг назад, чтобы дать ему проход. Глаза все еще не могли привыкнуть к свету. Впервые провожающий был один. Вероятно, они решили, что Лис больше не представлял никакой опасности. К сожалению, они были правы.

Конвоир закрыл камеру и повел заключенного по коридору. Свет исходил из нескольких почерневших от пыли лампочек, однако и этого было достаточно, чтобы слепить его привыкшие к темноте глаза. В небольшое окно под потолком Лис заметил, что снаружи уже ночь. Ноги плелись босиком по холодному камню. Из-за рта выходил ледяной пар.

Когда они дошли до нужного поворота, Лис продрог так, что начинал терять сознание. Он уже знал дорогу, поэтому без команды конвоира повернул направо. Внезапно мужчина схватил его за плечи и повел прямо, ускоряя шаг. Не проронив ни слова, он толкал заключенного в неизвестном направлении.

В какой-то миг Лису показалось, что он уже не шевелит ногами. И действительно, конвоир нес его на руках.

Лис почувствовал укол в плечо. Через мгновение волна тепла окатила его с головы до ног. Окружающий мир обрел четкость, мышцы приятно покалывали.

Он пришел в себя на заднем сидении фиата. Приподнялся. Автомобиль стоял на слабоосвещённой улице у большого серого здания. Лис сразу узнал его — советское посольство в Италии.

Спаситель — конвоир повернулся с водительского сидения. Лицо украшала широкая белоснежная улыбка.

— А ты молодец Айван. Не то, что твой дружок. Уважаю идейных.

Джеймс завел машину и указал взглядом на вход.

— Здесь тебя не достанут.

— Почему? — слово пришлось выжимать из сухой глотки силой.

— Я же сказал, что ты мне нравишься. Только не советую тебе говорить своим обо мне. За измену сядешь. Считай это моей услугой коллеге.

Лис еще раз осмотрел окрестности и попытался вспомнить предшествующие события. Нет, он действительно не спал.

— Тебя ведь тоже арестовали.

Джеймс почесал подбородок.

— Скажу так. У МИ-6 хорошие связи с итальянской разведкой. Думаю ты заметил, что у КГБ не очень.

Джеймс рассмеялся, но завидев опустошенность в лице Лиса, быстро замолчал.

— Я не могу здесь долго оставаться, — сказал Джеймс.

Лис вышел из машины, не проронив ни слова.

— Прощай Айван.

Когда автомобиль уже скрылся из виду, Лис постучал в дверь. Единственное, что он помнил в последующие дни это — бесконечные уколы и горсти таблеток. Через неделю его тайно переправили в Москву. Около месяца он пролежал в больнице, отвечая каждый день на одни и те же вопросы. Всю вину за провал операции он взял на себя, чем сильно разочаровал руководство ПГУ КГБ. Историю побега от итальянской контрразведки он выдумал. К моменту возвращения главный секретарь ЦК КПСС Черненко умер. Новый генсек Горбачев только вступил в должность и слабо представлял происходящее в ПГУ. Провал операции спустили на тормоза. Лиса отстранили от нелегальной деятельности на несколько лет. А к концу восьмидесятых снова отправили на передовую. На этот раз в Германию защищать государственные интересы ГДР.

Виктор вернулся на родину через год в результате обмена на захваченных ранее итальянских разведчиков. К его большому удивлению, его встретила не тюрьма за измену родине, а распростёртые объятия семьи и коллег. Лиса среди них не оказалось. Он посчитал, что и так сделал для него сверх меры. Они встретились через много лет, уже после распада страны, которую защищали. Виктор попросил прощения и пообещал отплатить, если не в этой жизни так в следующей.