Магические секреты для скептиков. Несколько историй из жизни современной ведьмы

Ната Чеботарь

Одни называют их стервами, другие – ведьмами. Но бесспорно одно: перед магией женской независимости мужская логика совершенно бессильна.

Невидимое наследство

Старые тетки говорили, что Асина пра-пра-прабабка по материнской линии была ведьмой. Ее, конечно, не сожгли на костре, потому что от древнего Средневековья ее отделяло добрых несколько столетий, и она, конечно, дожила до глубокой старости. Кроме того, сжигать ее, собственно, было не за что, потому что относилась она к белым ведьмам, то есть, если и прибегала к колдовству или заговорам, то исключительно в благих целях. Старуха отошла в мир иной, как рассказывали родичи, успев перед смертью передать свои знания одной из внучек. Та, в свою очередь, когда пришло время помирать, также не стала уносить магические секреты с собой в могилу, а передала своей последовательнице.

Все женщины в их роду умели отводить хворь, нашептывать на удачу, мастерить обереги, снимать сглазы, порчу и привороты, были изумительными травницами и никогда не отказывали в помощи тем, кто к ним обращался. Так и продолжалась эта почти эстафетная передача тайных знаний и хитростей от поколения к поколению до тех пор, пока не родилась Ася.

И вот тут случилось самое обидное: на словах Асе никто ничего передать не успел, потому что маминой бабке отчего-то вздумалось отправиться к праотцам гораздо раньше появления на свет ее долгожданной правнучки. Впрочем, она могла бы наделить своим даром и Асину маму, но та была совершенно невосприимчива к подобным вещам, называла все магические премудрости несусветной глупостью, так что бабка еще при жизни на нее рукой махнула: «И в кого только пошла такая? Толку с тебя, как с козла молока». Но магия просто так никогда никуда не девается, она не может просто взять и исчезнуть. Она всегда рядом, всегда вокруг, такая же реальная, близкая и невидимая, как и все известные боги, если только в них веришь.

Ася поверила сразу, как только оказалась в руках старой толстой акушерки, которая, пытаясь заставить малышку заплакать, больно хлопала по ее маленькой попе. Асе совсем не хотелось плакать, наоборот, она была очень рада своему рождению и хотела поскорее увидеть маму и улыбнуться ей и всему миру. Но когда вместо плачущей гримасы акушерка увидела на ее сморщенном и припухшем личике неумелую улыбку, то удивилась и почему-то совсем недовольно сказала вслух: «Вот чертовка, она еще и лыбится!», и посильнее шлепнула Асю по розовой попке.

— Никакая я не чертовка, я — фея, — крикнула ей в ответ Ася.

Но, поскольку взрослые люди, как правило, не верят в магию, а потому уже давно перестали понимать язык младенцев, акушерка приняла Асины слова за обычный плач. Это ее почему-то развеселило: «Ну вот, совсем другое дело! Улыбаться будешь дома, а здесь надо глубоко дышать и громко кричать».

— Вот дура, — хотела было сказать Ася, но тут же спохватилась: во-первых, акушерка ее все равно не поймет, а во-вторых, незнакомая миловидная старушка, что всё это время тихо стояла у пеленального столика, строго погрозила пальцем, как только это самое «дура» появилось в Асиных мыслях. Старушку, впрочем, никто, кроме Аси, не замечал. Врачи, акушерки и санитарки ходили сквозь нее, будто ее и не было. Но Ася-то видела своими глазами: она есть.

— Мамочка, ты видишь старушку, что стоит справа от столика? — спросила Ася, оказавшись в объятиях счастливой роженицы. — Кто она? Почему с ней никто не разговаривает? Я ее знаю? А ты ее знаешь? А она тебя знает? — вопросы сыпались один за другим, еще бы: молчать столько месяцев — кому понравится?

— Маленькая моя, ну что ты так раскричалась? Хватит, хватит плакать! Засыпай, крошка, ты очень устала, — мама укачивала Асю на руках, пытаясь успокоить. От мамы так сладко и вкусно пахло, что Ася просто потеряла голову от блаженства. Уже засыпая, она подумала: «Я спрошу у нее об этом завтра».

Назавтра Ася проснулась в незнакомой палате. Мама стояла над ее колыбелькой и улыбалась. Рядом с мамой стоял красивый высокий мужчина и, обнимая мамины плечи, беспрестанно шмыгал носом и вытирал глаза рукавом.

— Доченька, доченька моя, — повторял он осипшим от волнения голосом.

Ася внимательно посмотрела на гостя и, узнав его по знакомым интонациям, воскликнула:

— Здравствуй, папа! Наконец-то мы встретились! Я так люблю твой голос и ту песенку, что ты пел мне, когда я была у мамы в животике. Папочка, папочка, ты такой красивый! Ты даже еще красивее, чем я думала! Ой, только представьте, какая я у вас буду красавица, когда вырасту! Папочка, а когда ты заберешь нас домой? А ты уже купил мне того большого плюшевого мишку, которого показывала тебе мама две недели назад? А моя комната уже готова? А какую ты купил мне коляску? Только не розовую, пожалуйста! Пусть будет сиреневая или даже зеленая. А кроватка у меня будет с балдахином?

— Лидочка, почему она постоянно плачет? — папа обеспокоенно посмотрел на маму, — У нее что-то болит? Или она голодна? Ну же, возьми ее на руки и успокой. Мне кажется, ребенку нельзя так много плакать.

— Не волнуйся, ничего страшного не происходит, — улыбнулась мама, — поплачет и успокоится.

— Иди сюда, моя крошечка, — мама взяла Асю на руки и стала укачивать.

— И ничего я не плачу! Я с вами разговариваю, как вы не понимаете?! Мамочка, хватит меня болтать, я же недавно поела! Хватит, говорю же! Мама, перестань, пожалуйста, я совсем не хочу спать! Не надо меня укачивать, меня сейчас вырвет! — кричала Ася, но мама, конечно, ее не понимала. Мама ведь была обычной, такой же, как все. И папа был обычным. А вот бабушка наверняка была волшебницей, если умела понимать даже мысли. Кстати, где же она?

— Мам, а где бабушка, — спросила Ася, но тут же вспомнила, что для мамы ее слова — просто «вяки», и умолкла. Замолчать — было единственным способом избежать укачивания, которое ей так не нравилось. Младенцам вообще многое не нравится, и чтобы их не выводило из себя непонимание взрослых, они предпочитают подольше и почаще спать.

— Ты такая красивая, доченька. Если бы была жива моя бабушка, она бы сказала, что ты настоящая сказочная фея, — шептала мама, глядя на малышку. И если бы Ася уже не уснула и услышала эти слова, то подумала бы, что некоторых взрослых все-таки еще можно научить понимать младенцев, ведь маме это почти удалось. Сквозь сон Ася еще успела подумать о том, что когда-нибудь надо обязательно объяснить маме, что смерти нет, и что ее бабушка (Асина, стало быть, прабабушка) жива и даже приходила ее проведать, но мама ее почему-то не видела.

Бабушку Ася тоже больше не видела. Ни в роддоме, среди посетителей, ни дома, после выписки, среди гостей. Ни через неделю, ни через две, ни через месяц она так больше и не появилась. Со временем Ася и вовсе перестала ее ждать, но ощущение того, что бабушка всегда где-то рядом, никогда ее не покидало.

Бабушка учила ее тому, чего не умели другие дети, и Ася с благодарностью принимала эти тайные знания. Все недоумевали: как ей это удается?

Она с легкостью находила пропавшие вещи; могла предсказать погоду и заставить родителей взять зонты, даже если небо было ясным, без единого облачка; могла назвать номер троллейбуса за несколько минут до его появления из-за поворота; безошибочно определить, в какой руке у папы за спиной находится яблоко или конфета; она точно знала, через сколько минут раздастся телефонный звонок, или когда и кто постучится в их дверь и прочее, прочее.

Она умела снимать боль, едва прикоснувшись ладошками к человеку, которому было плохо. Сначала взрослые принимали это за совпадения. Но однажды маленькая Ася предсказала своему папе операцию на животе, и через два дня ему в действительности пришлось в срочном порядке удалять лопнувший аппендицит.

В другой раз Ася предупредила мамину сестру о том, что ей стоит быть осторожнее за рулем, а спустя пару часов та позвонила и сообщила, что едва не попала в аварию.

С тех пор к словам девочки стали относиться серьезнее. Это было невероятно, но с маленькой Асей считались не только родители, но и ближайшая родня. Одни спрашивали, стоит ли им покупать машину, другие — надо ли менять место жительства, третьи просили подсказать, куда лучше вложить свои сбережения. Это могло казаться смешным, но все Асины советы всегда оправдывались и приносили наилучшие результаты.

Взрослые говорили, что у девочки хорошо развита интуиция. Но Ася-то знала: все еще проще. Обо всем ей рассказывала бабушка. И советы давала. И подсказки. И девочка ее всегда понимала. Не словами — мыслями, ощущениями, чувствами — тем, чему взрослые отчего-то практически перестали пользоваться. И если бы бабушка сейчас жила в одном измерении с Асей и была таким же человеком, как все, она бы могла научить свою правнучку гораздо большему. Но бабушка жила в своем мире, а Ася в своем.

Так девочка и выросла. И стала почти обычной, почти как все. Иногда верила в себя, а иногда нет. Иногда забывала, что способна на все, если только захочет, и позволяла неудачам брать над ней верх. Иногда вспоминала, что вера способна творить чудеса, и одерживала победы даже там, где ей сулили поражения. Она была всего лишь одной из многих в этом огромном городе. И все же — немного особенной. Она, может быть, и не владела всеми тайными знаниями, но все же была к ним много ближе, чем все, кто ее окружал.

Скажет сейчас какой-нибудь скептик и ворчун: нет никакого волшебства, и не существует никакой магии. Все это всего лишь проявление интуиции или внутреннего голоса, помноженные на способность мыслить логически и делать выводы из причинно-следственных связей. И не существует никаких фей и ведьм. Может, и так. А может, и нет. Как знать, как знать? Но Ася знала наверняка.