Игра по чужому сценарию

Наташа Труш

Так уж женщины устроены, что до последнего верят каждому слову того, кого любят, даже там, где верить нельзя, где вранье лежит на поверхности. Сомневаясь в чем-то, они сами придумывают оправдание словам и действиям, и проживают в этом иллюзорном состоянии еще достаточно долго.Ах, глупые влюбленные коровы, лопоухие спаниели, а на самом деле – несчастные женщины, которым просто не хочется видеть очевидное. Потому что они ужасно боятся потерять то, что сами себе придумали.

Отчаянным и озорным барышням

Танюшке и Тасеньке.

Месть — это блюдо, которое подают

холодным…

© Наташа Труш, 2018

ISBN 978-5-4483-3073-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Таранов крутил в руках карандаш, и пытался вслушаться в слова барышни, сидящей по ту сторону стола. Впрочем, «барышня» — это лишь потому, что посетительница была женского пола. Выглядела она мило и симпатично, даже можно сказать — молодо, но по паспорту ей был «полтинник с хвостиком», а она кокетливо улыбалась, строила Таранову глазки, и трещала без умолку, рассказывая бесконечную историю любви.

Продираясь сквозь «кустовые хризантемы» и «голландские розы на длиннющих стеблях», которые обожатель дарил барышне в начале их бурного романа, Таранов попытался, было, поторопить рассказчицу, но она укоризненно посмотрела на него и сказала:

— Если коротко, то вы сути не поймете, как не понял ее этот ваш, мягко говоря, недалекий, участковый. Тут каждая деталь важна. И я прошу вас выслушать меня до конца…

Таранов обреченно кивнул, и дама затараторила дальше. Но и через полчаса они продвинулись не очень далеко: после роз и хризантем, как и положено по сценарию любовного романа, у парочки, познакомившейся на просторах Интернета, начались продолжительные посиделки в кафе.

«Наверное, у него уже кофе из ушей выливался», — думал об аферисте Таранов, прекрасно понимая, чем закончится это многословное вступление, но даму не перебивал — все-таки за нее ходатайствовал сам начальник РОВД, потому как дама была чуть ли не лучшей подругой его то ли жены, то ли тещи.

Утром у Таранова зверски болела голова, и если бы не планерка, он бы просто свернулся калачиком на диванчике, и поспал от души. Как чувствовал, что головной боли ему добавят. Так и вышло.

— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — устало сказал полковник Михеев после томительного заседания, и все поняли, к кому относится эта фраза. У Константина Афанасьевича Михеева и Олега Таранова были особые, почти приятельские, отношения. А «Штирлицем» своего подчиненного Михеев звал не просто для прикола. Таранов только с виду был таким простецким, а на самом деле отличался от других сотрудников отделения тем, что мгновенно схватывал суть дела, великолепно анализировал ситуацию, умело руководил людьми, видел все гораздо дальше своего района и собственного носа, но при этом хранил верность отделу, как жена декабриста.

Ну, и еще было за что именно так называть Олега Васильевича Таранова. Кто-кто, а полковник Михеев хорошо был осведомлен о том, где его подчиненный получал специальную выучку.

— Садись, Олег Васильевич, поближе, — по-дружески похлопал Михеев по столу, когда они остались с Тарановым вдвоем в кабинете. — Ты что скуксившийся какой-то? Не выспался?

— Выспался, — Таранов потер виски. — Но вот башка разваливается. Наверное, к непогоде…

— Ну, ты даешь! «К непогоде»… А что тогда мне говорить?! — Михеев сочувственно посмотрел на макушку своего заместителя, как будто там можно было разглядеть следы головной боли. — Васильич! Не в службу, а в дружбу, помоги, Христа ради! Бабы дома навалились так — не продохнуть. Короче, у них подруга есть, не то экстрасенс, не то гадалка какая-то. Обнес ее ухарь один. Жених. Ну, она с заявлением пришла в отдел, а ее отфутболили. Вот она по случаю жене с тещей и нажаловалась. А они мне пней вставили! В общем, я пообещал, что ты ее примешь…

Таранов посмотрел на Михеева красными, как у больного быка, глазами и «мыкнул».

— Болит? — сочувственно спросил Михеев.

— Не то слово! А тут еще вы, Константин Афанасьевич, со своими бабами и экстрасенсами…

— Слушай! А может она тебе… того…???

— Что «того»??? — Таранов непонимающе посмотрел на начальника.

— Ну, это… Голову поправит!

Таранов, будь на месте Михеева кто другой, сам «поправил» бы с яркими эпитетами и в сто этажей все, что он думает по поводу экстрасенсорных способностей «Тамары Георгиевны Селениной» — так было написано на листочке, вырванном из блокнота, который подсунул ему под руку начальник.

— Иди, Таранов! Она уже ждет. Посмотри, что там можно сделать…

Таранов тяжело встал и двинулся к выходу. Старый паркет скрипнул под его ногами. Михееву стало безумно жалко коллегу. И так работы воз и тележка, а тут еще он с разными бабскими глупостями. «Ну, приду домой, я вам покажу кузькину мать!» — мысленно пообещал Михеев жене и теще, и придвинул поближе папку с неразобранными документами, которые принесла ему секретарша.

–… он так ухаживал, так ухаживал… В общем, Олег Васильевич, за мной в жизни ни один мужчина так не ухаживал, поэтому понять меня можно. Ах, к сожалению, эмоции к заявлению не приложишь! — дама вздохнула и взглянула на Таранова. Он механически крутил в пальцах карандаш, и, казалось, был полностью погружен в свои, совсем не относящиеся к делу Тамары Георгиевны Селениной, мысли.

— Простите, Олег Васильевич, вам…плохо? — Селенина внимательно посмотрела на начальника уголовного розыска.

— Ничего, — Таранов процедил слово сквозь зубы. — Продолжайте. Просто, голова болит…

— Нет! Это не возможно! — Тамара Георгиевна театрально взмахнула маленькими своими лапками — пальчики блеснули многочисленными колечками. — Голова — это очень серьезно! И плевать на головную боль, как это часто делают люди — это безрассудство. Но вам со мной повезло! Поверьте: голова — это мой профиль.

Селенина вспорхнула с насиженного места и закрутилась вокруг Таранова, производя руками какие-то причудливые пассы.

— Сейчас вы почувствуете облегчение, а через пять минут вы не вспомните о вашей голове, — Селенина положила руку на раскалывающуюся от боли тарановскую бритую под «ежик» голову.

Он хотел, было, усмехнуться: еще никому не удавалось избавить его от болей, которые периодически мучают его после давней операции, но где-то внутри него в этот момент, словно, свежий ветерок пронесся. Это можно было сравнить с эффектом леденца «Холодок», что тает под языком и холодит внутренности. Только тут «Холодок» чудом попал в кипящий мозг подполковника Таранова.

Он прикрыл глаза, а через минуту почувствовал, как боль уплывает.

— Вам лучше? — вытащил его из другого мира голос Тамары Селениной.

— «Лучше» — не то слово, — Таранов покрутил головой, словно проверяя ее на прочность. — Мне хорошо. Спасибо за это говорят?

— Спасибо я вам скажу, если вы меня дослушаете до конца, — мягко поправила его Тамара Георгиевна. — А голову могу полечить. Причем, не надо никуда ездить — я сама к вам сюда приду.

Таранов покраснел слегка. И это не укрылось от дамы.

— Не думайте ни о чем таком! Я от души…

— А я и не думаю «о таком», — сказал Таранов и еще больше покраснел. — А с головой… Ну, ежели поможете — буду благодарен.

— Вы лучше жениха моего найдите… — Тамара Георгиевна враз погрустнела. — Стыдно, прямо как мадам Грицацуева…

— Обещать не буду. Искать будем. Давайте-ка, дальше рассказывайте, а то мы отвлеклись…