Ветер снимает шляпу

Наташа Корсак, 2023

Невероятные события творятся в крошечном английском городке накануне Рождества! Лавка, где торгуют редкими зонтами, превращается в арену для чудес. Знаете ли вы. сколько всего ветров существует и как их зовут?.. Известно ли вам. как с ними связаны привидения? Здесь это не унылые призраки в белых одеждах, которых мы побаиваемся. а сильные и ловкие создания, каждый со своим характером, дружелюбные и совсем наоборот. История о невозможной любви, пронесённой сквозь годы, трогательна и необычна. А симпатия, зарождающаяся между двумя другими героями, светла и стремится к преодолению любых препятствий… И пусть для этого придётся повернуть время вспять – оно того стоит!

* * *

© Издательство «Четыре», 2021

© Издательство «Четыре», 2021

I

Он потерялся. Такое случается с юными ветрами во время ранней Зимы.

В ту пору Ей вздумалось явиться в середине октября. А к Хэллоуину вся Англия уже обрядилась в трёхметровые полосатые шарфы и клетчатые твидовые пальто на лисьем меху. Рыжие тыквы-фонарики, наследницы старика Джека, брезгливо фыркали, когда Зима касалась их своими тощими скрипучими пальцами в надежде соскрести с атласных боков лакомую восковую корочку.

А впрочем, фыркали все: старые фермеры, цветочники, почтальоны, торговцы овощами, пронырливые поварята, уличные артисты, продрогшие влюблённые, бродячие собаки и коты. Никто не ждал Зиму. Ни раньше. Ни в срок.

Никто, кроме детей. Те с нетерпением взирали на небо и гадали, когда же лютая гостья пошлёт им хоть одну снежинку. Затем ещё одну и ещё. Столько, чтобы из них можно было слепить множество снежных шаров, снеговика, похожего на полицейского — мистера Хантера, или неприступный замок, каким заправляла сама Снежная королева.

Но Зима не спешила радовать мальчишек и девчонок. Совсем наоборот: узнав, что их отцы и матери, бабушки и дедушки, не очень-то ей рады, она призвала на помощь отряд потомственных ветров. Со всех концов света. Из каждого уголка Земли. Чтобы вместе с ними ещё хлеще запугать фермеров, цветочников, почтальонов… Дальше вы знаете.

А Он не хотел прислуживать Северной Зиме. Он не был с ней знаком лично. Там, где Он родился, зима была южной — мягкой и воспитанной. Она носила бархатные перчатки и тесно дружила с весной и осенью. И Ему никогда раньше не приходилось морозить людей, пугать их ночным воем. Всё, что Он умел, — это бережно перелистывать страницы их толстых книг, щекотать девичьи ресницы и разносить по утренним улочкам ароматы пробуждающихся трав и цветов…

Но Северная Зима приказала явиться всем ветрам! Любой отказ Она приняла бы за преступление века.

— Ох, это какое-то стихийное бедствие! — воскликнула Джоди Глоу, врываясь в лавку «Амбрэллас тайм». — Зима окончательно свихнулась! И не думает отступать!

— Куда же ей отступить? Сегодня только первое декабря, — проскрежетала миссис Лайтрейн, хозяйка лавки. Простуда не покидала её уж семь дней, и престарелая англичанка старалась тратить поменьше сил на разговоры. — Тебе нужно быть терпеливой. Нам всем нужно быть терпеливыми. В конце концов и зима пройдёт! Так всегда было и будет! Наступит весна, и всем на свете снова понадобятся наши зонты! Это ли не счастье? — заключила она.

— Знаете, миссис Лайтрейн, пожалуй, вы правы. Но вот ветер, гадкий ветер! Мне кажется, будто он нарочно преследует меня в любое время года. А я больше всего на свете терпеть не могу ветер! — пытаясь собрать растрёпанные волосы в дамский пучок, ответила Джоди. — Ах, миссис Лайтрейн! Я принесла вам горячее какао! — опомнилась она.

— Благодарю! О, какой аромат, Джоди… — устремив свой нос к сладким струйкам пряного дымка, восхитилась миссис. — Джоди, раз уж ты здесь, отправляйся-ка за прилавок. Сегодня немного работы. И завтра тоже. Все грустят по домам. А ведь скоро Рождество… — Она зажмурилась от солнечных лучей, как кошка, и будто невзначай спросила: — Когда ближайший поезд до Лондона?

— Вы хотите уехать?

— Хочу. Хочу провести рождественские деньки со старой подругой! Ох, она приглашает пожить у неё до конца декабря. Стоит ли отказывать?

— Ой, что вы! Миссис Лайтрейн, я справлюсь! А вот Лондон наверняка будет рад вашему приезду!

— О да. Пренепременно будет счастлив. Я привезу ему, Лондону, несколько отличных зонтов! — рассмеялась миссис Лайтрейн. — Один подарю дорогой Грейси, другой миссис Кеннеди, а тот, что с красной ручкой, — мисс Уотсон. Третий, пожалуй, заслужила миссис Треверс… Нет-нет! Я не собираюсь грабить собственную лавку! Но Джоди, согласись, наши зонты должны жить! Им не место на пылящихся полках.

— На наших полках ни пылинки, — обиженно сказала Джоди, но на всякий случай провела по одной указательным пальцем.

— Ах, милая! Не время для обид. Какао просто восхитительно! — мягко улыбнулась миссис. — Итак, я оставляю тебя на целый месяц. И надеюсь, что ты будешь с такой же любовью относиться к нашим зонтам, как и старая миссис Лайтрейн. То есть я! Присмотри и себе один. И пусть он защитит тебя от всякого ветра. Считай, что это мой подарок на Рождество!

— Миссис Лайтрейн, ми-ми-миссис Лайтрейн, благодарю вас! — оживилась юная мисс Глоу. И набросилась на хозяйку с жаркими объятьями и поцелуями.

— Ох, ох! Детка, задушишь старушку! — закашлялась миссис Лайтрейн, — А ведь я ещё хочу сплясать Sir Rogerde Coverley^[1] на твоей свадьбе! Да с каким-нибудь глазастым ирландцем.

— Но я не собираюсь замуж! Все сегодняшние мужчины, и особенно эти ваши ирландцы, ветреные! От них жутко пахнет базиличной водой и сигарами! — заявила Джоди.

— Что верно, то верно! А вот ныне покойный мистер Лайтрейн всегда благоухал… радостью! И он лучше всех танцевал Sir Rogerde Coverley! А что ещё нужно, когда тебе восемнадцать и вся жизнь сладкий вихрь?! — мечтательно промурлыкала миссис Лайтрейн, но тут же добавила: — Подбери самый лучший зонт! Только не вздумай прятаться за ним от любви, детка. Если ей захочется, она переломает ему все спицы. И тогда я буду весьма огорчена.

Джоди кокетливо хмыкнула. Добавила горстку вишнёвых маршмеллоу в своё какао, и со словами: «А я уже давно его выбрала» бросилась в подсобку за деревянной стремянкой.

Дело в том, что зонт, так полюбившийся Джоди, висел высоко-высоко, чуть ли не под самым потолком. Он был в полстержня выше своих собратьев. Его спицы завораживающе переливались, словно тонкие сосульки при свете луны. А его купол из голубого перламутра снисходительно поглядывал на чёрные и серые макушки своих соседей по лавке. Безусловно, в «Амбрэллас тайм» обитали зонты и других известных оттенков: парочка тёмно-синих, парочка тёмно-зелёных, и даже парочка тёмно-претёмно-бордовых экземпляров.

И всё-таки почтенные господа предпочитали более традиционные солидные зонты чёрного или серого цвета. Таких в лавке водилось с десяток, а в сезон — и того больше! Миссис и ныне покойный мистер Лайтрейн мастерили их собственноручно. Когда-то им помогал и их сын — Фрэнсис Лайтрейн. Но году в тысяча девятьсот каком-то он без вести пропал. Затем не стало и самого мистера Генри Лайтрейна. И овдовевшей хозяйке пришлось создавать зонты в одиночку. Вскоре зоркие глаза, как и ловкие руки, перестали её слушаться. И любимая работа превратилась в затейливое испытание. Но миссис не могла забросить дело всей своей жизни. Она продолжала трудиться, хотя бы и в память о покойном муже.

Итак, для своих зонтов миссис Лайтрейн выбирала самую лучшую фурнитуру (где-то в провинции Поющих Дождеводов). Месяцами ждала её. Летела на почту и возвращалась оттуда с огромными картонными коробками, где аккуратно почивали новенькие спицы, ручки, пружины, бегунки и прочие нужности для поддержания окружностей. Ткань для зонтичных куполов миссис Лайтрейн выделывала сама. Как? — Она об этом никому никогда не говорила. И все думали, что каждый зонт бережно обтянут дорогим эпонжем, испортить который может лишь самый бессовестный торнадо. Мастерица и не думала разубеждать в этом своих покупателей.

Лишь один-единственный зонт в лавке не принадлежал всецело престарелой миссис. Тот, что выдумал её сын Фрэнсис. Выдумал, да и пропал…

— Джоди! Милая! Куда же ты? — спохватилась миссис Лайтрейн, — Ох, неужели ей вздумалось достать самого Мистера Дестени?..

Так с почтением миссис Лайтрейн называла изобретение сына. Тот самый перламутровый зонт. Она никогда не говорила ни Джоди, ни кому другому, кто его запридумал. И почему зонт не продаётся ни за шиллинги, ни за доллары, ни за драхмы. Ни за любые другие деньги.

Но однажды Джоди услышала, как в одном телефонном разговоре с кем-то не слишком понятливым миссис Лайтрейн произнесла:

— Мистер Дестени не продаётся. Что ты себе возомнил? Нет, я не старая сумасшедшая! Послушай-ка: не продаётся, и точка, — она сделала короткую паузу, глубокие вдох и выдох и с жаром бросила: — Прощайте, сэр! И больше не вздумайте подсылать своих дружков в мою лавку! Тьфу на вас, вам всем здесь не рады. А Мистер Дестени сам вправе выбирать себе хозяина!

Когда Джоди спросила, кто такой назойливый хочет заполучить самый красивый зонт в лавке, миссис Лайтрейн побледнела, лихорадочно перекрестилась, а затем попросила принести ей побольше какао с корицей. Так их разговор и закончился.

Сменились сезоны. Но Джоди запомнила, как в тот ноябрьский вечер миссис Лайтрейн строго распорядилась, чтобы лучшие изобретатели Англии прислали ей ловушки и другие противостихийные аппараты, которые смогли бы не только определить силу и направление ветра, но и прогнать его в случае особых завихрений.

Так на черепичной крыше «Амбрэллас тайм» появились ветроловы и флюгеры, с виду — точь-в-точь мельницы гномов. Медные машины-воронки, кричащие будто сломанные сирены, закрепили на кривой трубе. Те на лету хватали ветер, пережёвывали и выплёвывали от лавки подальше, до неузнаваемости изменив его направление (во всяком случае, так было написано в инструкции). На двери и окна лавки изобретатели повесили невидимые сети кулис. С приближением ветра они становились красными и мигали. И если бы вы взглянули на эти сети сквозь увеличительное стекло, то наверняка бы заметили в каждом сплетении алую собачью пасть, из которой вылетал такой прескверный лай, что ни одному ветру и не снилось.

Из-за всей этой странной истории с изобретениями жители городка тут же прозвали миссис Лайтрейн умалишённой. А кое-кто даже перестал с ней здороваться. Другие пугали её лавкой непослушных детей. Люди думали, что «всеми этими вертушками» престарелая хозяйка изгоняет привидений. Вот только их в лавке отродясь не было!

И лишь одна-единственная Джоди Глоу, однажды заглянувшая в «Амбрэллас тайм» в поисках зонта для своего батюшки, поняла — лучшего места для временной работы и размышлений о будущем ей не найти.

В лавке, как и в нескольких метрах от неё, никогда не дул ветер! Чтоб вы понимали: Джоди не кокетничала, она и правда его терпеть не могла.

— Джоди! Милая, вернись! — вновь позвала миссис Лайтрейн.

Но вместо ответа услышала торжественный звон серебряных колоколов Церкви За серым ильмом. Наверняка звонил сам отец Годфри Олдмен. А это значило, что он уже украсил свою обитель рождественским можжевеловым венком и зажег на нём первую, лиловостатную свечу.

И только миссис Лайтрейн торжественно перекрестилась, как вдруг дверь лавки неловко распахнулась и внутрь без приглашения влетел… ветер! Самый что ни на есть настоящий, только такой лёгкий и кроткий.

Миссис Лайтрейн сразу же поняла: или бедняга потерялся, или сошёл с ума.

— Эй, кто бы ты ни был! Убирайся вон! — прохрипела она. — Как ты прошёл сквозь ловушки?

И пока Он (да, это был именно Он) укрылся под грудой тёплых старых вещей, которые миссис Лайтрейн приготовила для нищих и обездоленных, та схватилась за первый попавшийся под руку зонт, раскрыла его и зазвенела спицами.

— Не прогоняйте меня, — прошептал Он, — я скоро и сам уйду!

— Откуда мне знать, что ты не притащишь за собой сотню других?! — нахмурилась хозяйка.

— О, вы понимаете по-ветренодождевому? — радостно воскликнул Он. — Я и не думал услышать ответ! — и Он резво выскочил из-под вязаных шарфов и свитеров, перевернув всю стопку сверху вниз. — Может быть, вы мне и поможете? Я… я так рад!

— А зря! — хмыкнула миссис Лайтрейн прищурила правый глаз и замахнулась зонтом прямо… куда? Она и сама не знала, куда целиться. Ведь Он, кроткий ветер, был абсолютно невидимым… Но она всё-таки шлёпнула зонтом по воздуху. Тот обиженно взвизгнул.

А Он, ветер, снова затаился под старыми вещами.

— Больно. И обидно, — разочарованно отметил гость.

— Вылезай оттуда, — пробурчала миссис, — и катись куда подальше. А-то девочку мне ещё напугаешь!

— Я и рад бы «куда подальше», но там, за дверями, — они! Большие ветры. Я не хочу к ним, — ответил Он.

— С чего бы это? — ехидно спросила миссис.

— Устал пугать людей. Устал морозить! Да и не умею я. Хочу домой.

— Ути-пути, — усмехнулась миссис Лайтрейн. — Ложь! Всё, что говорят ветры, — сплошная ложь. Убирайся! И передай тем, что «побольше»: миссис Лайтрейн ещё достаточно молода, чтобы наподдавать вам всем своим острым зонтом! Пуф-паф и ути-пути! — рассвирепела она и ловко запустила наконечник зонта в гущу старых свитеров.

И без того напуганный ветер никак не ожидал укола серебряным наконечником. Он сжался до мышиного вздоха и чуть было не распался на триллион бриллиантовых снежинок. Но внезапно почувствовал нечто необычное. Это был гнев в его сердце. Тот, что в два счёта превращает любой комнатный сквозняк в грозный ураган.

Подбросив свитера и ворсистые брюки (вместе с перепуганной молью) в воздух, Он издал страшный вопль, будто подстреленная птица, и принялся биться о стеклянные витрины и срывать с петель осенние зонты. Он и сам не заметил, как прихватил с собой пару старых мужских перчаток, твидовое пальто в зелёную полоску и тёплый серый котелок. Весь этот джентльменский набор теперь метался за ним из угла в угол и никак не мог самостоятельно опуститься на землю.

А миссис Лайтрейн продолжала гонять Его своим острым зонтом и всё приговаривала:

— Вон, вон отсюда! Ах, негодяй! Стащил мои вещи! Брось всё немедленно!

В этот самый миг вернулась Джоди. Со скрипучей стремянкой в руках. Увидев разгневанную миссис Лайтрейн и вещи, летающие в воздухе словно по приказу волшебной палочки, она замерла.

— Брысь, брысь, брысь! — кричала хозяйка лавки незваному гостю.

— Миссис, миссис Лайтрейн… — пролепетала Джоди. — С кем это вы там говорите?

Но старая миссис как оглохла.

И тут летающие вещи ещё яростнее рванули ввысь.

Ветер оказался под самым потолком, скудно освещённом раскачивающейся антикварной люстрой. Тут-то Он и наткнулся на Мистера Дестени. Зонт беззвучно раскрылся, и его купол замерцал серебром больших и маленьких небесных созвездий.

Зоркий Стрелец тут же направил против ветра свои крылатые стрелы. Лев, облизнувшись, взревел. Дева нахмурилась на поражение, Малая и Большая Медведицы оголили железные клыки, а Скорпион от хвоста до клешней налился ядовитым пунцовым соком.

Всё вокруг зонта наполнилось небесно-синей материей: потолок, стены, пол, витрины и окна «Амбрэллас тайм». Всё вокруг мерцало и светилось, будто в лавке торговали вовсе не зонтами, а вспышками северного сияния.

Джоди зажмурилась. Миссис Лайтрейн, скрестив на груди ладони, затаила дыхание. А Он, чуть не ослепнув от волшебного света, перепугался, мигом отпрянул от зонта и, пристыженный, бросился прочь.

— Верни шляпу! — потребовала миссис Лайтрейн.

Но беглец этого уже не слышал. Не успел он вернуть хозяйке и подхваченные им вещи… Вот так и летел: пальто шиворот-навыворот, перчатки — одна на стороне запада, другая у изголовья востока, и серый котелок вверх тормашками.

Ещё чуть южнее — и, возможно, Он свернул бы на верную дорогу. И она привела бы Его домой. Но в тот день Его поджидали буйные ветры. Окружили свирепым холодом и завыли печальнее стаи голодных волков.

— Бежать, значит, вздумал?! — задиристо пропел розовопёрый Сирокко, рождённый в жарких африканских пустынях.

— В той лавке мы бы его никогда не достали, — прошипел сизобородый Борей, сын бурного северного ветра. — Старуха расставила мощнейшие ловушки. Прошлой зимой я уже пробовал пробиться сквозь них, чтобы испытать судьбу, но пожалел об этом! Они пережевали меня похлеще коровы, что с утра до ночи мусолит свою жвачку.

— Гадость какая! — воскликнул порывистый Фён, который обожал дуть с гор в долину. — Дурак ты, брат, судьбу испытывать! Я б не полетел!

— Ты трус, Фён! — огрызнулся Борей. — А вот этот красавчик, глядите-ка, вылетел от старухи живым-невредимым!

— Как так вышло? — вздёрнул свои кудрявые рыжие брови песчаный Самум, шквалистый ветер Аравии.

— Да потому что Он ещё и не ветер вовсе! А непонятно кто! Он даже не левконотос^[2] и не бриз^[3]! Тьфу, позор! Ёж сильнее чихает, чем Он дует! — фыркнул Борей.

— Замолчите все! — остановил галдёж властитель полярных широт, белоглазый великан Близзард. — Да… Он, быть может, ещё сам не решил, каким ветром стать. Слишком молод. Слишком красив. И так нерешителен. Какой сезон ты дуешь, парень? — спросил он у юного ветра.

— Всё прошлое лето, — склонив голову, ответил Он.

— Лето… — задумчиво хмыкнул Близзард. — А я начинал с ноября. Давно это было. Люди тогда покрывали плечи львиными шкурами… а пещерные костры горели ярче любого огня в камине. Как зовут тебя, парень? — и древний буран прищурился.

— Я не знаю, — признался ветер. — Никто прежде меня об этом не спрашивал. Я что-то между бризом и зефиром, только легче, что ли…

— Вот потому ты так просто и преодолел все ловушки, — рассмеялся Близзард. — Ты сам не знаешь, что ты за ветер! А откуда им тогда знать?..

— Близзард! — прорычал Самум. — Давай развеем Его над землёй! Чего ты с ним церемонишься?!

— А мне кажется, Он должен узнать своё имя! — огрызнулся в ответ Близзард. — Порой из лёгкого летнего ветра может вырасти порядочный смерч, ураган, торнадо! Стоит лишь понять, во имя чего ты готов расти, парень. Или во имя кого!.. Есть у тебя своё привидение? — внезапно спросил Близзард.

— Кто? — растерялся ветер.

— Кто-кто! Привидение! — цыкнул фиолетовым языком Сирокко. — Друг то есть. У каждого нормального ветра есть своё привидение. И наоборот.

— О да! Вместе с привидением можно натворить много разных дел! — забавно закивал головой Фён. — А ещё привидения знают всякие интересности про людей. Потому что сами когда-то были людьми.

— Моё привидение наверняка сейчас скучает без меня, — нахмурился Борей. — Я сказал ему, что буду в замке Цепеша к началу декабря! И вот где я?.. А ведь мы хотели устроить туристам из Чикаго весёлый приём! Ох, навылись бы!

— Привидения нужны нам, чтобы вместе пугать людей? — переспросил Близзарда юный ветер.

— Не совсем… — прохрипел тот. — Людей пугать не обязательно. Они и так вечно чего-то боятся! Привидения — неприкаянные души, что скитаются по свету в поисках ответов, которые не получили при жизни, когда они ещё были людьми или животными. А когда эти ответы находят, их души успокаиваются, превращаются в сладкий пар и навсегда покидают землю…

— При чем здесь ветер? — не понимал Он.

— С ветром веселее, — спокойно ответил Близзард. — Порой привидения без ветра не могут даже пошевелить рукой или ногой! Ветер открывает перед ними двери и окна, смягчает стены. Ветер оживляет их голоса и мысли. А если благодаря ветру привидение освобождается от вопросов, мучающих его до ломки хвоста, то такой ветер вправе называться «вольным». Он может сам выбирать, где и с какой силой будет дуть. Хоть на самом Нептуне! А может и вовсе раствориться в воздухе, оставив «вольную песнь» взамен своего дыхания.

— А вы… вольный? — робко спросил Он Близзарда.

— Нет. Мои привидения, а их у меня уже три сотни, не собираются на покой! Бесстыжие. Им просто хорошо и весело. Есть среди них и бывшие артисты, и военачальники, алхимики и даже убийцы! Я их всех люблю, — признался Близзард.

— А мне что делать? — с недоумением прошептал Он.

— Дуть, как все нормальные ветры… — процедил Борей.

— Зима устала. Да, сегодня лишь первое декабря. Но злыдня уже задумалась о покое, — протянул Близзард. — Если хочешь жить достойно, найди себе прехорошенькое привидение. Может, оно и научит тебя уму-разуму. А там, глядишь, ты и поймёшь — во имя чего или кого тебе дуть. Я вижу, ты ветер. Крошечный, но не мелкий. Как только найдёшь себя, назови своё имя. Так, чтобы мы все его услышали.

Не успел Близзард договорить, как колокола Церкви За серым ильмом вновь запели свою предрождественскую песнь. Ветры вздрогнули. В небо чёрными брызгами ворвались громадные птицы. Это были вóроны — стражи церкви и верные друзья святого отца Годфри Олдмена.

Птицы спланировали над церковью. И, опустившись на коренастую башню, давай переминаться с ноги на ногу. В такт поющим колоколам.

— Красиво звонят эти колокола, — заметил Близзард.

— Красиво, — заворожённо повторил ветер. — Я хотел бы взглянуть на них поближе. Но эти птицы… они кажутся мне неприветливыми.

— Какой же он трус! — присвистнул Сирокко.

— Вороны не птицы. Они почти что люди, только крылатые, — усмехнулся Близзард, — Запомни, парень: там, где вороны, всегда найдётся и привидение.

— Красиво звонят, — вновь произнёс Он. — Так, может, я полечу?

— А кто ж тебя держит-то, ветер? Только шляпу сними! — расхохотался Близзард.

Да так сильно, что случайно сломал старому серому ильму парочку верхних ветвей. Дерево заскрипело и, разозлившись, проткнуло землю корнями. Земля вздулась, и Близзард виновато зажмурился.

А Он, поклонившись буйным ветрам, взмыл к самым облакам.

Но ни шляпа, ни пальто, ни перчатки не спешили покидать его. Они будто приклеились на самый лучший в мире клей. Вот так и приземлился Он на башню с колоколами — в шляпе и скомканном пальто. Правда, никому до него и дела не было.

Кроме зоркого осторожного Кейси. Он-то и одарил ветер своим кар-карским презрением.

— Кар-ра-кур, здрас-с-сте! Мистер Летающая шляпа? — проговорил бурый ворон (а размером он был с сытого британского кота!).

— Здравствуйте. Я не шляпа. Я ветер. А вы ворон, я знаю, — учтиво улыбнулся нежданный гость.

— Знаешь так знаешь. Помолчи. Видишь, мы пританцовываем? — заважничал Кейси.

— Ага, — кивнул ветер. — А зачем?

— Скоро Рождество! И зима, кажется, больше не злится на людей, — ответил ворон. — Только ты не пританцовывай, а то всех нас тут расшвыряешь!

— Я спокойный, — сказал ветер. — А отчего эти колокола так красиво звонят?

— Ты глупый, — отрезал ворон. — Видишь человека? Это наш брат — отец Олдмен. Он почти ворон, только без крыльев… и ест поменьше. Так вот, когда он звонит в колокола, серебро рождает поистине ангельскую музыку!

— Почему? — ветер присмотрелся к святому отцу.

— Потому, что он и счастлив, и страдает в одно время!

— Как это возможно? — не понимал ветер.

— Ты глупый. Это я уже говорил? — прокаркал ворон. — Он счастлив, потому что скоро Рождество и сегодня он зажёг в честь этого первую лиловостатную свечу! А страдает он из-за своего бесстыжего братца.

Тут ворон хотел вновь подпрыгнуть, как вдруг кто-то схватил его за хвост и выдернул оттуда длиннющее перо.

— Ай! Негодяй! — вскрикнул Кейси.

— Что с тобой, ворон? — спросил ветер.

— Это всё Вард! Кар-кар-варррд! Живо покажись, и я тебя клюну! — разозлился ворон и давай вертеться вправо-влево, щёлкая клювом по холодному воздуху.

— Но здесь никого нет, — сжался ветер.

— Вот именно что есть! — заявил ворон.

— Эй, Кейси, что там у тебя? — внезапно обратился к ворону отец Олдмен. — Снова Вард?

Кейси обиженно кивнул. И повернувшись к святому отцу хвостом, продемонстрировал отсутствие своего самого прекрасного длинного, блестящего пёрышка.

Всполошились и другие вороны. Все они знали, что с Вардом лучше не связываться. Особенно, если тот решил набрать себе новых перьев, чтобы писать ими гаденькие записки отцу Олдмену.

— Вард! Где ты, Вард? — воскликнул святой отец. — Перестать безобразничать! Скоро великое Рождество! Ты можешь быть чуточку добрее и смиреннее?

— Не хочу! Не буду! — вдруг раздалось из ниоткуда.

И ветер увидел, как кто-то схватил Годфри Олдмена за грудки и закружил его в быстром танце (что-то вроде польки). Святой отец вырвался и принялся читать молитву, да с большим усердием оживлять голоса колоколов.

Внезапно над башней раздалось:

— Прекрати звонить, Годфри!

— Покажись, Вард! Покажись! — потребовал святой отец.

— Эй, а ты что здесь делаешь? — вдруг услышал ветер шелестящий шёпот. И увидел пред собой не то дым, не то фиолетовый туманец.

— Я ищу привидение! — неожиданно для самого себя выпалил ветер.

— Я — привидение! — кивнул туман и прошептал: — А ты что, ветер? С виду не похож. Мелкий какой-то…

— Нормальный я ветер, — пробурчал Он.

— Тогда запусти меня в церковь. Мне нужно попасть в расщелину моего витража. Там мой дом. Гадкий Годфри выкурил меня из церкви. Теперь живу на башне. Мне здесь худо. Я не переношу звона колоколов!

— Может быть, тебе проще покинуть это место? — спросил ветер, — Отправиться куда-нибудь. Скажем, на юг?

— Зачем на юг? Здесь, на этом месте, мой дом! Я сам его построил. К тому же у меня здесь назначена встреча… — возмутился фиолетовый дымок. — А этот хам-грубиян Годфри выкурил меня и… goodbye my love, goodbye! А я буду жить здесь и пугать этого хама, пока он не сойдёт с ума!

— Получается, ты мстишь ему?

— Получается, так! А тебе-то что, ветер-недоветер? Не хочешь дружить — не надо. Я себе другого подыщу…

— Ладно. Подыщи. Как тебя там зовут, Вард? Всего хорошего, Вард! — сказал ветер и уже хотел покинуть башню, как вдруг услышал:

— Не улетай! Я взволнован… Ты первый ветер, что говорит со мной. И раз уж ты здесь, давай подружимся? Вот я — Вард! Вард Олдмен. Младший брат того святоши.

— А совсем не похож… — протянул ветер.

— Ну да! Он пока не такой фиолетовый. Но всё это дело времени. Чуть позже, если захочешь, я проявлюсь. Однако сначала нам нужно проникнуть внутрь. А тебя как зовут?

— Э-э-э… Просто ветер.

— Просто ветер… Забавно. Значит, будешь Уильямом!

— Почему это Уильямом? Как-то булькающе и длинновато…

— Значит, просто Уилл. Все приличные люди в Англии были Уильямами: Шекспир, Блейк, Тиндейл, Кекстон, Уоллес^[4]… Один я — Вард-неудачник.

— Уилл так Уилл! — кивнул ветер и пожал Варду его холодную и колючую, будто кактус, руку. — Отныне друзья!

Примечания

1

Sir Rogerde Coverley — весёлый английский танец, известный ещё со времён Средневековья. Пользовался популярностью на балах XVIII–XIX вв.

2

Левконотос — сухой и тёплый ветер, иначе называемый «белым»; обычно он приносит за собой жаркую погоду.

3

Бриз — обычно лёгкий ветер, который дует на морских побережьях или на берегах крупных водоёмов.

4

В данном случае Вард Олдмен имеет в виду драматурга Уильяма Шекспира, английского поэта и художника ХIХ века Уильяма Блейка, учёного, переводчика Библии Уильяма Тиндейла, первопечатника Уильяма Кекстона и военачальника, регента Шотландии Уильяма Уоллеса.