Осторожно! Влюбленная ведьма!

Наталья Шевцова, 2023

Во имя справедливости и женской солидарности Кэссиди и её подруга Пенелопа возьмутся за невыполнимое и неблагодарное (как впоследствии окажется) дело – наказать неисправимого ловеласа, который разбил сотни и сотни невинных, наивных девичьих сердец.О том, почему дело отмщения ловеласу, столь угодное Богине (по мнению двух подруг) оказалось невыполнимым и неблагодарным – читатель узнает прочитав книгу.В тексте:Цикл: Любовь Зла или Университет Магического Искусства, книга 1- первая большая любовь и первое же в ней большое разочарование- благотворительная месть, одобренная самой богиней, которая тоже женщина,– женская солидарность- настоящая дружба- скандинавская мифология и фейри- много юмора и приключений

Глава 7

Александр распахнул дверь и перешагнул порог с той особой стремительной уверенностью, которая обычно отличает хозяина помещения от гостя. Чисто по инерции сделал ещё шаг и застыл с широко распахнутыми глазами и ртом…

— Что за?.. — ошалело прошептал он, растерянно оглядываясь по сторонам.

Может он ошибся кабинетом? С надеждой подумал он. С надеждой, которая умерла, как только он увидел свою ехидно ухмыляющуюся подопечную, восседающую в его кресле и за его столом. Точнее, не совсем его: его кресло было черным, а не желтым, а стол… И вообще вся мебель!

Его бесценная сделанная на заказ из цельного массива черного ореха мебель…

Александр закрыл глаза и замотал головой, стряхивая с себя наваждение. Вероятней всего, это просто иллюзия. Сказал он себе и, щелкнув пальцами, смело открыл глаза. И… тут же снова закрыл. В следующий раз, прежде чем открыть глаза, он их протёр, но и это тоже не помогло: стены и мебель в его кабинете по-прежнему сражали наповал буйством красок.

Осознав, наконец, что он имеет дело не просто с иллюзией, а с заклятием изменения цвета, которое, чтобы снять, даже ему придётся повозиться, он тяжело вздохнул. При этом, с очередным вздохом подумал он, ещё не факт, что ему удастся вернуть мебели именно тот особый оттенок, который так великолепно гармонировал с остальным интерьером кабинета. Черный орех — не только благородное, но и самолюбивое и своенравное дерево, которому могло очень не понравиться подобное над ним измывательство.

Александр тяжело вздохнул в третий раз и покачал головой. Ничего не скажешь. Просто замечательно. Убил бы! Но нельзя. К огромному его сожалению…

Снова вздохнул, развернулся, сделал шаг назад, очень осторожно и тщательно закрыл за собой дверь, затем вновь повернулся к не скрывающей того, что она весьма и весьма довольна своей проделкой, Кэссиди и вкрадчиво поинтересовался:

— Это как же надо было постараться, чтобы стены моего кабинета порозовели от стыда, мебель пожелтела и позеленела от негодования, а стол — посинел от бешенства?

— Стол не посинел, этот цвет называется фиалковый, — деловито поправила девушка. — Кстати, фиалковый — это цвет ваших глаз, так что, можете себе польстить, когда я всё это делала, то думала… — она томно вздохнула, стрельнула глазками и, закусив нижнюю губу, известила сладким голосом — …о вас.

Вслед за чем подмигнула и одарила ослепительной улыбкой.

— Стол под цвет моих глаз, значит, — насмешливо повторил мужчина. — Что ж спасибо, буду знать.

Часто захлопав ресницами, девушка озарила его ещё одной яркой как само солнце улыбкой.

— Всегда пожалуйста.

Александр хмыкнул и, сузив глаза, принялся внимательно изучать розовые стены, точнее, изображенные на них белоснежные семейники с желтыми уточками.

— А когда ты располагала их, — кивнул он то ли на уточек, то ли на рейтузы, ты тоже обо мне думала?.. — неодобрительно покачав головой, усмехнулся он. — Кстати, что ты там строчишь? Новый список пакостей?

— Да я тут… — притворно замялась девушка. — Просто… письмо родителям пишу…

— Жалуешься на меня злобного, высокомерного и бессердечного… — понимающе кивнул мужчина.

— И вовсе нет! Во всём письме нет ни слова не о вашей злобности, не о высокомерии, не о бессердечии, — тоном невинности, оскорбленной в своих лучших чувствах, возразила Кэссиди. — Всё, от первого до последнего слова, исключительно сухие факты! Более того, я специально для родителей записываю всё по свежим следам, так сказать, чтобы потом чего-нибудь не забыть или, не дай Триликая, перепутать или, что ещё хуже, допридумать…

— То есть, ты всё-таки пишешь им обо мне? — насторожился мужчина.

— Угу! А о ком же ещё! Вы моё, самое яркое впечатление за сегодняшний день! — иронично отозвалась девушка.

Александр слишком хорошо знал Кэссиди, чтобы не почувствовать в её словах подвох. Он в мгновение ока оказался за её спиной.

— Так-так, и что же ты там пишешь? — склонившись над девушкой, проговорил он.

Его глаза едва только пробежались по первым строчкам, а у него уже начал дергаться правый глаз. Не уверенный, что прочитал правильно, он резко выхватил листок из рук своей подопечной.

— Чрезвычайно грубое и крайне болезненное насилие. Причем не только моральное, но и физическое!? — прорычал он. Его фиалковые глаза метали молнии. — Которое повлекло за собой значительные телесные увечья, которые, ты уверена, не пройдут бесследно для твоего физического здоровья!? Но это же несусветная, подлая и мерзкая ложь!

— Подлая и мерзкая ложь?! — совершенно искренне возмутилась девушка. — Да, как вы смеете?! А вот это что, по-вашему? — поинтересовалась она, резким, театральным движением оголив правое плечико, на котором красовался еле заметный синячок. — И ещё вот! — она ткнула мужчине под нос запястье правой руки, на котором остался след от одного из его пальцев. — Что это, я вас спрашиваю?! И прежде чем вы хотя бы заикнётесь о том, что эти следы побоев я сама себе поставила, хочу напомнить вам о заклинании правды! Что касается меня, то я проверку на нём пройду, а вот вы…

— Вот черт! Я не хотел! — тихо пробормотал молодой человек. — Извини, Кэсси, я вовсе не хотел сделать тебе больно… Я просто не рассчитал силу. Хорошо, ладно! — он нервно взъерошил свои волосы. — Ты, конечно, преувеличила, но и я тоже был не прав, так что проехали… Но насчёт вопиющего по своему кощунству надругательства, в результате которого я якобы втоптал в грязь твоё человеческое и ведьмовское достоинство и то, что я лишил тебя чести — это уже чистейшей воды ложь! Не было такого!

— Вы на глазах моих двух поклонников, моей лучшей подруги и этой вражины Джессики спеленали меня, взрослую женщину и могущественную ведьму, как младенца… И как вы думаете, я при этом себя чувствовала? — вопрос был явно риторический, потому что она сразу же сама на него и ответила. — Вот именно, я чувствовала себя попранной, оскорбленной, оскверненной, растоптанной, униженной! Ну, и… что же это ещё если не надругательство над моей женской честью и ведьмовским достоинством?

— Как скажешь, как скажешь… — насмешливо хмыкнул Александр, закатив глаза. — Ладно, с этим разобрались. — Но глумливое и издевательское похищение? — теперь уже с расслабленной усмешкой на губах прочитал он. — Если с «глумливое и издевательское» мне всё понятно, то что касается похищения… Какое же это похищение, если такова была воля твоих родителей и у меня все документы на руках! Черт бы их побрал! И документы и твоих родителей!

— А такое, что, в отличие от Вайтхэт, я лично не уверена, что документы действительно подлинные! — стояла на своем Кэссиди.

Александр тяжело вздохнул.

— Кэсси, да если бы они были неподлинные, я бы к тебе на пушечный выстрел не приблизился бы! Чтобы ты хотела знать, я отпирался от опекунства, как мог! Но твой братец, он, меня заставил! Морально надавил и заставил! Воспользовался нашей многолетней дружбой и заставил!

— Поняла. Вы не виноваты, вас заставили, — иронично хмыкнув, кивнула девушка. — Ну и что дальше? — язвительно поинтересовалась она, одарив опекуна уничижительным взглядом.

— А дальше! — зло фыркнул Александр. — Так как эта бумажка содержит явный наклёп на мою достопочтимую во всех смыслах персону, которую принудили присматривать за столь инфантильной и неблагодарной особой, как ты, и так как это не черновик, а расписание занятий моего факультета, только вчера утвержденное ректором, то я твою эту писанину конфискую!

— Кон-фи-ску-е-те? — возмущенно-угрожающе уточнила Кэссиди.

— Уже конфисковал! — невозмутимо сообщил очевидное мужчина.

— Да, пожалуйста, — безразлично пожала плечами девушка. — Можно подумать, мне сложно написать новое. Совсем даже не сложно, — добавила она после небольшой паузы, при этом вид у нее был ни дать, ни взять: оскорбленной и смиренной, но несломленной обстоятельствами праведности.

Александр насмешливо хмыкнул.

— Я прекрасно об этом осведомлен и совершенно ничего не имею против нового письма, если при этом не пострадают мои личные бумаги! Более того, я тебе торжественно обещаю, что чтобы ты там не написала, обязательно передать это твоим родителям… И пусть тебе будет перед ними стыдно. Пошли Кэсси, я отведу тебя в твою комнату.

— Кстати, о моих родителях, почему я не могу с ними связаться?

Александр уже даже рот открыл, чтобы рассказать своей подопечной о визите её брата и о том, что он от него узнал, но передумал. Он знал как себя вести с дерзкой и наглой Кэссиди, но вот что делать с рыдающей Кэссиди и как её утешать? Он понятия не имел. Он в принципе не переносил женских слёз. Что же касается ситуаций, когда женщины имели полное право на слёзы — он совершенно терялся. К тому же, учитывая сверхинициативность и таланты его подопечной, слёзы могли оказаться лишь самой маленькой из его проблем. За ней и так глаза да глаз нужен, а если она себе вобьёт в голову, что должна спасти своих родителей, то…

— Насколько мне объяснил Ричи, они с некоей тайной миссией срочно отбыли на пару-тройку дней в Потусторонье, — как можно безразличней ответил он.

— И Ричи решил воспользоваться ситуацией, чтобы показать мне, что я теряю?! — понимающе хмыкнула девушка.

Александр с искренним недоумением уставился на свою подопечную.

— Не понимаю, о чём ты?

Кэссиди скептически сузила глаза.

— Всё прекрасно вы понимаете! — обвиняюще возразила она.

Александр точно знал, что ни черта не понимает, но спорить не стал. Он вообще редко спорил с женщинами. Он предпочитал наслаждаться женщинами, а не понимать их. Как только же наслаждаться больше не получалось, просто разрывал отношения.

«Это всего пара недель», — напомнило он себе. Вслед за чем, согласно кивнул, мол, да, я всё прекрасно понимаю и со всем согласен. После чего, стремительно промаршировав к двери, распахнул перед подопечной дверь.

— Прошу, — галантно изрёк он.

— И вы вот так просто меня отпускаете? — театрально изумилась девушка, душа которой была не готова смириться с тем, что ей не суждено будет увидеть лицо Александра Каролинга в тот момент, когда он осознает, что, несмотря на все его усилия, ему не удаётся избавиться ни от розовым стен, ни от разноцветной мебели, ни от семейных труселей с уточками на стенах.

— А почему бы и нет? — не менее театрально изумленно ответили ей вопросом на вопрос.

— Но ваш кабинет… Разве вы не хотите, чтобы я вернула ему первоначальный вид?

На лице Александра на мгновение промелькнула задумчивость, которая, впрочем, почти сразу сменилась подозрительностью.

— Нет, не хочу, — покачал он головой. — Уверяю тебя, я и сам прекрасно справлюсь!

— И уверены, что вам это будет раз плюнуть? — понимающе усмехнулась девушка. Голос её при этом был сладким как патока и невинным, как первый снег.

Подозрительно суженные глаза, насмешливо блеснули.

— А ты что сомневаешься во мне?

— Есть немного, — честно предупредила она.

— Зря, — уверенно парировал могущественнейший из ныне живущих магов. — Но тебе просительно, ты же меня совсем не знаешь, — иронично добавил Александр, не удержавшись от подколки.

— Зато я знаю себя! — с широкой улыбкой провозгласила Кэссиди, не оставшись в долгу. — Но решать, разумеется, вам!

— И я решил, — усмехнулся опекун и вновь указал на дверь. — Прошу!

Бросив прощальный взгляд на пестрящий яркими красками кабинет, девушка тоскливо вздохнула и шагнула за порог. «Ах, как же всё-таки несправедлив мир! — мысленно сетовала она. — Проделать такую работу, и не увидеть её плодов. Обидно!»