Случайное небо. (life-book)

Наталья Торик

«Случайное небо» – это два десятка полетов и историй self-made woman. Переворачивая страницу, ты будто бы разворачиваешь фантик «Взлетной», внутри которого оказывается новый рассказ. Впрочем, история любви в книге Натальи Торик не только про мужчин. Она еще и про город, который никогда не спит, про поколение, взрослевшее в момент, когда одна страна умерла, а другая только появилась, и невероятное желание летать, оказавшееся сильнее всех неблагоприятных условий и жизненных турбулентностей.

но никто не хочет любить.Олег Павлов «Асистолия»С благодарностью к Учителю

© Наталья Торик, 2017

ISBN 978-5-4485-0392-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Замечали, что жизнь меняется и становится сильно интереснее, когда начинаешь расспрашивать и слушать малознакомых или вовсе незнакомых людей — на улицах, в ресторане, на встречах, в компании? Мы живем рядом с людьми — и ничего о них не знаем, да и о себе знаем не так уж много. Все бежим, бежим, не оглядываясь вокруг и не заглядывая внутрь себя.

Мне тридцать шесть. Первый муж — «красавец и умница», с ученой степенью по теме литературного творчества Флобера — оказался героиновым наркоманом, промышлял дилерством среди студентов. В девятнадцать лет я сменила статус на «студентку-мать-одиночку», но уже через пару лет меня начали называть «молодым предпринимателем». Сейчас у меня третий любимый муж, на визитке — длинная надпись с иностранными терминами, и немалую часть жизни я провожу «на небесах».

Самолет мчится со скоростью 900 километров в час, но время как будто останавливается. В замкнутом пространстве, где от тебя ничего не зависит, есть несколько часов на диалог с собой — или на разговор с незнакомцами, с которыми свела тебя случайная выборка или, быть может, судьба. Полет — как маленькая жизнь. Не исключено, что мы не долетим до пункта назначения: знаем это — и все же рискуем, думаем, что ничего не случится, что у нас еще все впереди; статистическая погрешность в общем позитиве успешных посадок нас не коснется; но при каждой тряске вспоминаем обо всем, что осталось недоделанным и недосказанным.

Последние три года я много живу. Началось это после очередной такой самолетной тряски, получившей в официальных новостях статус аварийной посадки. До меня вдруг дошло как-то неожиданно: а что, если я сейчас просто прекращу быть? За считаные секунды я представила, так ясно и четко, что в любой момент все это может закончиться. Перестану сознавать себя, не буду знать, где мои дети и что с ними, не будет запахов, вкусов, мыслей… Эти несколько секунд очень взбодрили: после этого я начала как-то по-особенному ценить время. Интересно, что эффективность работы не ушла, но теперь я еще больше читаю, гуляю, путешествую, занимаюсь любовью. Стала чаще задаваться вопросами: чем я сейчас занята? Кто рядом со мной? Действительно те, на кого я хочу тратить самое драгоценное, что у меня есть, — время?

Пережитое не изменило мой летный график; но я перестала смотреть в самолетах фильмы и сны. Небесные знакомства стали отдельной важной частью моей жизни. Иногда я погружаюсь в судьбу попутчиков, иногда — в свою собственную. Даже не знаю, что увлекательнее…

Москва — Казань. Родом из детства

Когда лечу бизнес-классом, еще в vip-зале пытаюсь угадать, кто станет на этот раз моим попутчиком. Молодые амбициозные командировочные, явно перебравшие со спиртным? Чья-то жена с трехлетним сыном? Иностранцы, в моей коммуникативной игре приравненные к инопланетянам? Директор фирмы с длинноногой девицей, наверняка совмещающей функционал маркетолога и любовницы? Уставший от жизни бывший чиновник, заработавший себе на пожизненный бизнес-класс?..

Но вот мы и в самолете. Стюардесса уже продемонстрировала правила безопасности, тучный олигарх средней руки, сидящий через проход, успел громко всхрапнуть — а место рядом со мной по-прежнему пустовало. Я отвернулась к окну и стала рассматривать дефекты фюзеляжа, когда боковым зрением уловила роскошную шапку русых волос и неестественно белозубую улыбку, адресованную стюардессе. Плавно перевела взгляд.

По проходу ко мне приближалось нечто поражающее своей безупречностью. Помимо ухоженных волос и зубов — белоснежная рубашка, багряный галстук, черный приталенный костюм. Кричаще острые стрелки на брюках, оруще дорогие ботинки. Часы и запонки — бренды со столетней историей. Ну и, конечно, в руке iPhone последней модели, которую только неделю назад презентовали в Америке наследники Стива Джобса. Весь какой-то… миниатюрный. Словно мастерски выполненная моделька «роллс-ройса». Идеальные пропорции, полный комплект мельчайших деталей: можно мечтать о прототипе, изучать особенности конструкции — только ездить на нем нельзя. Вот первое, что пришло мне на ум при виде нового пассажира на борту. «Пройдет мимо или сядет? Пройдет или сядет?» — все быстрее крутилось у меня в голове.

— Добрый вечер, — несколько высокомерно кивнул мне новый пассажир и принялся укладывать свой портфель на верхнюю полку. Затем аккуратно приземлился в соседнее кресло и уткнулся в свой гаджет. Мне почему-то захотелось взъерошить его идеальную копну волос.

Затренькал телефон.

— Я слушаю. Нет, это окончательное решение. Кредитного комитета не будет. Спасибо.

Другой абонент.

— Диана, будьте любезны, пришлите мне на почту список оперативных задач и отчеты всех департаментов. Поработаю в машине, по дороге из аэропорта.

Предусмотрительно переключив телефон в беззвучный режим, он переходил от одного абонента к другому. Смесь русского с терминологическим английским выдавала какой-то западный MBA. В переговорах, видимо, гибрид акулы с пираньей… Стюардесса, уже в четвертый раз делавшая ему замечание жестами, наконец подошла и дождалась, пока он выключит гаджет. Но только отвернулась — он опять включил телефон и уже сам набрал номер. На экране высветилось яркое фото стройной блондинки в стандартной откровенной позе.

— Привет, мой котик! Извини, разговаривал по работе, не мог раньше перезвонить. Мы взлетаем. Я все оставил водителю. Он уже едет к тебе…

Повернулся ко мне, зачем-то извинился — и еще около минуты приглушенным голосом что-то бормотал в трубку. Меня поразил его изменившийся тон: доселе уверенный в себе альфа-самец теперь, казалось, превратился в перепуганного мальчишку.

Он выключил телефон, ослабил узел галстука и повернулся ко мне. Не только голос изменился в его образе: лицо стало белым, под цвет рубашки.

— Может, вина выпьем? — проговорил он.

И тут я увидела его глаза. Странно, что только сейчас обратила внимание. Обычно это первое, на что я смотрю, оценивая мужчину. Что-то в них не так. Красивые, с длинными ресницами, но какие-то тусклые и покрасневшие. И как-то чаще, чем положено, он ими моргает.

— Не вижу препятствий, — согласилась я.

— Как вас зовут?

А в самом деле, как меня зовут?.. Больше всего на свете люблю, когда меня называют «малыш». Но мало кто себе такое позволяет. Точнее, лишь один человек — брат. Единственный родной старший брат. Мне тридцать шесть, а я для него по-прежнему «малыш», пусть и лишь тогда, когда он немного пьян и особенно чувствителен. Сейчас эти пять букв чаще приходят ко мне в СМС. И пусть мы в разных часовых поясах — несвоевременными эти послания не бывают.

А ведь это брат дал мне имя. Говорят, имя — судьба. Родители выбирали для меня судьбу Ольги. «Святой», если верить переводу с древнескандинавского. И быть бы мне святой, если бы не брат. Хотя ни одна Ольга в моем окружении почему-то не соответствует значению своего имени. Кстати, у второй жены брата имя то же, что у меня. Совпадение? А бывают ли в этом мире совпадения? У нас с ним разные отцы, может, из-за этого мы как-то по-особенному близки. Он чуть больше, чем положено брату, ревнует меня ко всем мужчинам — а я, если честно, не люблю, когда он приезжает ко мне не один.

Имя мое все называют по-разному — быть может, поэтому кажется, что я прожила уже несколько разных жизней? Имя уж точно не редкое, но мне удается классифицировать отношение ко мне людей по тому, как они меня называют. Иной раз меняется лишь одна буква, но между именами — и людьми, которые их произносят, — пропасть.

Для мамы и папы я — Натка. Их Натка. Это имя мне так дорого, что категорически запрещаю его транзитным мужчинам. Когда мне было шестнадцать, узнала, что у папы до мамы была еще жена, ее звали Натальей. Быть может, поэтому он прислал маме в роддом открытку: «Поздравляю с Олечкой». И ни разу потом Натальей меня не назвал.

Мой первый мужчина (это тогда он казался мне мужчиной, потому что был на девять лет старше. Теперь-то понимаю, какой он был мальчишка в свои двадцать шесть!)… Так вот: первый мужчина называл меня Натусей. Почему-то только он и только так. Никто больше не повторил этого имени, которое он дал мне, как и первую, незабываемую, самозабвенно-чувственную, самоубийственную любовь.

Второй муж — это «Наташуля». Поначалу уменьшительно-ласкательное словечко влюбленного мужчины, с годами оно приобрело какой-то тухлый призвук вечной виноватости.

От ироничного «Натик» странного поклонника Антона у меня уже пять лет улыбка до ушей.

С теми, кто решает окликать меня «Натали», как-то исторически не складывается. Стоит человеку при первом знакомстве назвать меня «Натали» — предчувствую недоброе и расстраиваюсь. А ведь пока он мне симпатичен, хочется узнать его поближе — но… пророчество уже произнесено.

Про «Наталья Юрьевна» и вспоминать не хочу. Может, оттого, как рано и как часто я Наталья Юрьевна, мне так дороги «малыш» брата и «Тася» — странная, дурацкая, нигде не встречающаяся, но какая-то до мурашек умилительная и уже родная форма моего имени, которую придумал два года назад ОН.

Все это — мои имена. То, что я для них. А кто я сама для себя?

— Наташа. Я Наташа. Приятно познакомиться! — протянула я руку попутчику.

После двух бутылок вина, двухчасового рассказа о двух браках и женщинах-стервах («Ну вот не везет мне с бабами, и все тут!») мы наконец дошли до сути… Мальчик, как говорится, сам себя воспитывал. Единственный сын очень занятых родителей. В детстве папа с мамой оставляли его в детском саду на пятидневку. Помните, что это? Ребенок живет в детском саду всю неделю, а на выходные родители забирают его домой. Все бы вроде ничего. Раньше многие так делали — типа, время было такое, крутились как могли… Вот только детский сад у мальчика был прямо напротив дома. И каждый день он смотрел из окна, как папа и мама приходят домой и включают в квартире свет.

С тех пор и доказывает всем, что он молодец, хороший мальчик и его можно забрать домой…

Мы вышли из самолета, обнялись у трапа, душевно так. И оба знали, что дело не в двух бутылках «Пти Шабли», а в нескольких каплях животворящего человеческого тепла. Я взъерошила ему голову и послала воздушный поцелуй. Рефлекторно, чуть суетливо он пригладил волосы, включил телефон и быстро, уверенно зашагал прочь — а я смотрела ему вслед.

И, выйдя из аэропорта, скинула старшему сыну СМС о том, что он у меня самый лучший и я его очень люблю.

С тринадцати лет сын живет за 4500 километров от меня. Но это уже совсем другая история…