Красная Нить

Наталья Стешенко, 2022

Действия разворачиваются в 1930 году. В центре истории – крестьянская семья, которая проходит через раскулачивание, коллективизацию, страшный голод и войну. Главная героиня – маленькая девочка Зина, она растет и взрослеет, красной нитью пропуская сквозь себя происходящие события. Как история нашей страны влияла на отдельных людей и их судьбы? Что пришлось пережить, а главное, как удалось выстоять? И как сегодня мы ощущаем отголоски прошлого?

2

За три дня в колхоз вступили 14 домов. В это время в селе объявили кулаками еще 3 семьи. Из города тогда прибыли несколько уполномоченных, и на собрании зачитывалась статья Сталина «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса». Все собравшиеся слушали очень долго перемешку монотонных и однообразных слов: ограничения капиталистических элементов, вытеснения, эксплуататорские тенденции кулачества. Далее их сменило повторение слов «сломить», «громить», «ликвидировать». Требовалось огромное усилие, чтобы понять, о чем идет речь. В конце этой статьи звучала фраза, которая должна была все пояснить:

«Нынешняя политика партии в деревне есть не продолжение старой политики, а поворот от старой политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов деревни к новой политике ликвидации кулачества как класса». Но понятнее не стало.

Потом читали «Правду», где писалось о «тяжелой ситуации на селе», «повсеместном засилье богатого крестьянства» и зловредных «кулацких элементах». В письмах возмущенных трудящихся слышались призывы уничтожить, раздавить, растоптать и вырвать с корнем кулаков из деревни.

Уполномоченный все распалялся, читая с яростным накалом, но не получая отклика и поддержки собравшихся. Крестьяне уже давно привыкли к громким и бурным речам о кулаках, которые эксплуатируют, то есть пьют кровь трудового крестьянства и мешают строительству новой жизни.

Но впервые речь шла об уничтожении. Подытожил уполномоченный словами о том, что каждый честный крестьянин должен помочь в раскулачивании, чтобы наконец вздохнуть спокойно. А каждый кулак сдаст свое имущество и будет выселен вместе с семьей в ближайшее время.

Объяснение, кто такой кулак, постоянно менялось: тот, кто нанимал работников летом в поле, а также тот, у кого больше двух коров, или пара быков, или большой дом, или излишки домашнего имущества. Что такое излишки, тоже понятно не было.

Оказалось, что уже подготовлен список из трех кулаков. Один давно имел не лучшие отношения с односельчанами. Он часто ссуживал под грабительский процент, зная, что налоги платить нужно, а в долг взять особо не у кого. Обращались к нему в самых крайних случаях. Скуп был чрезвычайно, все время копил и накупал много всяческого барахла: и шубы, и тулупы, и валенки, и платки — всего было сполна. Какой вред от него — неясно, но защищать его никто не стал.

Объявление двух других соседей кулаками заставило собрание заголосить. Уж никак они не вязались с образом хитрого, жадного, измывающегося над крестьянами негодяя. Как ни пытались укричать, уговорить — не получилось. У Тимофея, похожего на богатыря, были уже взрослые сыновья, толковые, умелые, с которыми он работал вместе не покладая рук. Они отстроили мельницу, всегда пускали соседей, иногда ничего не беря взамен. Все знали, Тимофей — рукастый и хозяйственный, чужого никогда не брал, а если нужно — всегда помогал.

Михаил — из семьи крепких крестьян, не так давно собрал новый добротный дом. У него была обычная семья: мать, жена, пять дочек и один долгожданный сын. Ему досталось от отца крепкое хозяйство, и он смог его еще больше укрепить и расширить. Летом, в самую горячую пору, нанимал всегда двух-трех батраков и работал вместе с ними в поле без сна и отдыха, платя им урожаем и деньгами. Крестьяне с ним советовались, видя, как у него все ладно и грамотно устроено. И теперь Михаил вдруг стал их главным врагом — эксплуататором.

Все трое и их семьи сидели белее белого. До этого момента крестьяне знали, что ждет выступивших против власти, этот урок был уже выучен давно. Но вот что наказание ждет тех, кто сдавал всю норму зерна, исправно платил налоги и даже давал работу другим крестьянам, — этого не знал никто. Так же как и не знали, что в каждом районе есть планы по раскулачиванию, которые нужно было выполнять и перевыполнять. Судьба конкретного крестьянина и всей его семьи не имела никакого значения. Они — винтики большого механизма, которые в любой момент можно заменить или переплавить.

На следующее утро вся деревня вышла проститься. Трем семьям разрешили с собой взять только то, что поместилось в телегу, все остальное имущество переходило в собственность колхоза. Их пешком повели в сторону железной дороги, больше 10 километров вверх по заснеженной дороге. Ходили слухи, что дальше на поезде их отвозят куда-то в далекую тайгу. Где эта тайга и что там такое, никто толком не знал. Но вроде как там холода сильнее и земля мерзлая, на которой ничего не растет и не приживается.

Михаил вернется в деревню спустя 10 лет с сыном, потеряв в той самой тайге и жену, и всех дочерей. Это будет позже, а сейчас вся деревня стояла на улице, прибитая к земле происходящим.

Крестьяне, которым обещали, что раскулачивание подарит свободу и позволит вздохнуть свободно, как будто совсем перестали дышать. Несколько дней все находились в оцепенении, разговаривая только о произошедшем.

Возник вопрос, куда сгонять коров, коз, свиней, быков, лошадей. Определили для этого двор раскулаченного Тимофея и согнали туда весь теперь уже колхозный скот. К концу дня со двора доносилось мычание, блеяние, ржание. Коров никто не доил с самого утра, вся скотина оставалась некормленой. Оказалось, что все изъятое у крестьян сено отправили в райцентр для выполнения плана и кормить решительно нечем. Уполномоченные вновь прошлись по домам, собрав крохи корма, которых хватит на несколько дней.

Вечером на колхозном дворе собрались бабы, чтобы подоить коров, которые еще не перестали быть «своими». Председатель хотел их прогнать, но доить пока было некому, поэтому, постояв молча у ограды, ушел в совет.

В совете его уже ждали секретарь, председатель сельсовета, бригадир и активист. Все они были бывшими рабочими, и им предстояло решить, как организовать и настроить работу в колхозе.

— Нужен нам мужик, который поможет по хозяйской части. Здесь нет никого, кто бы разделял линию партии. Какими уговорами загнали в колхоз, ни одного надежного. Вот они говорят: надо доярок назначить и пастухов. А как я им доверю колхозную собственность? Если они всю скотину назло изведут? Они ее всю забить пытались, чтобы не отдавать, еле спасти успели. Я отправил запрос в райцентр, чтобы нам направили двух-трех крепких крестьян: по взглядам и умениям. И сено попросил выделить, будем ждать, как придет.

— Дак откуда ж тебе надежных крестьян найдут? Думаешь, здесь где-то обстановка лучше? Мы уже в третьей деревне помогаем, везде одно и то же. Мужик всего боится, не хочет в колхоз, не верит ничему. А все от его темноты и безграмотности. Приходится настойчиво ему эту грамоту вбивать. Так что не жди, начинай работу.

— Нет, подождем ответ. Здесь нет никого, кого бы я поставил у скотины.

Прошло несколько дней. Все это время женщины каждый день тихонько приходили к своей скотине: доили, кормили чем было. На пятый день захворала свинья и подохло с десяток курей. Скотину согнали всю без разбора вместе, в тесноту. Зинка с мамой пришла к Дуньке. Дунька с переполненным молоком выменем протяжно мычала, скорее стонала. Зинка не верила маме, что Дуня не понимает слов. Она точно все понимала, внимательно смотрела своими огромными глазами, редко моргая длиннющими ресницами, и Зинка все ждала, что она вот-вот что-то ответит. Зинка ей, как обычно, пересказала все новости и все, что успело произойти за день. Дуня, так ничего и не ответив, отвернулась, медленно помахивая хвостом, как будто отгоняя от себя Зинкины разговоры.

— Мам, она совсем печальная, давай ее вернем? Она здесь никому не нужна, ты же видишь?

— Сейчас все печальные. Забрать нельзя, пошли домой.

Вечером мама Зинки с Нюркой и еще двумя соседками отправились к председателю.

— Товарищ председатель, мы к вам с вопросом. Что же такое происходит: мы отдали всю скотину, а она стоит на холоде в скученности, без корма, без ухода. Она ж скоро так вся подохнет.

— Надо корма выделить, работников на двор назначить. Мы готовые.

— Или возвращай обратно. Для чего мы их растили, кормили?

— Так, товарищи колхозницы, и корм, и работники будут, разумеется. Сегодня вечером состоится собрание в клубе, будем распределять работы в колхозе.

Председатель уткнулся в бумаги, показывая, что разговор окончен. Бабы, переглянувшись, вышли из избы.

Собрание проходило очень непросто. Женщины были уверены, что они будут назначены приглядывать за скотиной. Но оказалось, что все вступившие в колхоз до начала посевных работ направляются на лесозаготовки. Лес был километрах в шести от деревни. Смена, как объяснил председатель, будет с семи утра до вечера.

Присутствующие ответили тягучим молчанием. Председатель повторил еще раз то, с чего начал собрание:

— Нам как трудовому крестьянству наконец открылась небывалая возможность внести свой вклад в будущее строительство дорог, мостов и целых городов. Это большая честь, вы первые, кто докажет, что колхозники — это не просто хлебопашцы, а настоящие строители новой жизни.

Председатель был прерван медленным басистым голосом Степана:

— А кто со скотиной будет? Кормить, доить, пасти? Кто будет все инструменты готовить перед полевыми работами?

— Ждем подмогу из райцентра.

— Ты когда-нибудь держал в хозяйстве корову? Или лошадь?

Председателя очень раздражали подобные вопросы. Крестьяне знали, что он вырос в городе. Что ни коров, ни лошадей у него не было. Он был из семьи рабочих — большая гордость для партийца. Вступил в партию он еще в 1926 году, полностью разделяя ее линию, возглавил совет рабочих на заводе, был просто образцовым коммунистом. Бесконечно выступал на собраниях, рассказывал, что рабочие и крестьяне рука об руку строят совместное будущее. Его направили в деревню помочь крестьянам наконец вступить в новую жизнь. Но оказалось, что крестьяне в эту новую жизнь не спешат. Те слова, которые он привык произносить рабочим на заводе, здесь не работали. Вернее, никакие не работали.

Первое потрясение от их молчаливого сопротивления уже прошло. Но он все так же задавался вопросом: как можно не понимать простейшую мысль — только отказавшись от личной собственности и личных интересов, можно прийти к великим результатам. Ведь рабочие на заводах — не владельцы станков, и это только помогает им работать. Но крестьяне мертвой хваткой вцепились в своих коров и лошадей и дальше своего собственного носа не видят. Такую близорукость, жадность и тягу к наживе он ожидал увидеть у кулаков, но никак не у опоры трудового крестьянства — середняков. Если бы хотя бы половина деревни его поддерживала, он бы смог резко сломить сомнения остальных. А пока он опять должен уговорами и разговорами их убеждать и злиться на себя за свою мягкотелость.

— Я не держал. Поэтому я вызвал надежных специалистов.

— Да ты пойми, ты оставил всю скотину без еды, без воды, без ухода. Если бы наши бабы не кормили, она бы уже издохла вся. Мы для того ее растили, чтобы ты за несколько дней все угробил?

После долгих препирательств председатель согласился до приезда «специалистов» из центра назначить доярками Нюрку и Анну и выделить двух мужиков, чтобы обустроить и огородить стойла.

Секретарь вернул собрание к вопросу лесозаготовок. Председатель начал объяснять, что за каждый рабочий день в лесу, а потом в поле им будут записывать трудодни. А в конце года по этим трудодням каждый получит деньги и урожай. Чем больше работаешь, тем больше получаешь — проще и справедливее правила не придумать. Это вызвало множество вопросов: сколько денег и зерна за один трудодень? А если год будет неурожайный? Если только урожай считается, то что насчет мяса?

Председателя до глубины души поражала такая мелочность. Это как если создавать первый в истории поезд и беспокоиться не о том, как правильно все рассчитать и какое великое будущее это открывает, а спорить о заработке с одного билета.

Но крестьяне, уже не раз проходившие через продразверстки и хлебозаготовки, знали, что могут остаться без денег, зерна и скотины. И веры, что в колхозах будет иначе, не было ни у кого.

Собрание продолжалось до глубокой ночи. Вернувшись домой и убедившись, что дети спят, мать с отцом продолжали бесконечный разговор. Наутро они должны были первый раз отправиться на работы в лес. Дети будут с прабабкой. Уже засыпая, мать вдруг опять продолжила:

— Вот мы отдали и корову, и свиней. А он говорит, что мы получим урожай и деньги только в конце года. Так а что делать до этого? На одной корове и десятке кур жить?

— Все, хватит этой болтовни, сил уже нет. Все равно бы их забрали, ты разве не видишь.