Песок

Наталья Степанова

Одинокий охотник, бредущий среди мертвых руин, почти занесенных песком бескрайней пустоши. Кто он? Человек? Монстр? Он и сам не знает. Единственное, что его волнует в данную минуту, это добыча.Маленькая девочка, обладающая способностью убивать прикосновением. Знает ли она о том, на что способна? Старый ученый, изобретший способ спасти мир от природной катастрофы и отдавший жизнь за свою идею…Это – герои романа «Песок».Как они связаны друг с другом?Читайте и узнаете.

Часть II Дневник учёного

Глава 1

1

В тёмной комнате работал телевизор. Смазливый гладко причёсанный ведущий программы новостей вещал с экрана очередной бред.

Она так устала от всего: от этих «новостей», от этого города. От этой жизни.

Ей хотелось просто лечь куда-нибудь и заснуть мертвецким сном. И, желательно, больше не просыпаться.

Каждый день, плетясь на работу в душном и грязном метро, идя по пыльной, закутанной в смог улице, она видела, во что превратился мир. Она видела, что происходит с людьми.

Она видела, что происходит с планетой. Что сами люди творят с планетой.

Мальчик ведущий, который делал ошибки в каждом пятом произносимым им слове, рассказывал об очередном рекордном нашествии насекомых, уничтоживших очередной урожай кукурузы.

Ни для кого не было секретом, что Земля загибалась. Несколько лет назад об этом заявили учёные, а потом, с большой неохотой, признали правительства нескольких ведущих мировых держав.

«Рекордные холода в Америке, наводнение в Германии, забастовки в Турции, революции на Ближнем Востоке…», — говорил телевизор. Она нажала кнопку на пульте, и экран погас.

«Для вас одно новое сообщение», — механическим голосом проговорил автоответчик.

— Лена, привет, на выходных встретиться не получится, у сына опять идёт кровь… сама понимаешь… Извини.

Гудки.

Сын сестры был болен уже долгое время, и всем было плевать на это: врачам, учителям, социальным службам… Всем, кроме его матери. Весь этот чёртов мир был смертельно болен.

Она думала, что сможет отвлечь всех этих больных от мыслей о деньгах и своей маленькой ничтожной власти? Какой силы катаклизм должен произойти, чтобы их глаза наконец открылись?

Похоже, скоро придёт время узнать ответ.

2

— Опять эта дурацкая смесь? — Мальчик был недоволен.

— Ешь, Костя, ты и так очень худой, — возразил он.

— Ну, пааааааааааап! — на детском лбу появилась морщинка, — мы едим это уже целый месяц!

Он вздохнул и прикрыл глаза. Всего на секунду. Конечно, и ему хотелось чего-то натурального, картошки или капусты… Такую роскошь он позволить себе не мог.

Его несчастной зарплаты хватало только на оплату коммунальных услуг и других налогов, на новые ботинки для ребёнка и на сухие химические смеси, заменившие нормальную еду по всему миру. Благо простая вода всё ещё текла по трубопроводу, а старенький фильтр кое-как очищал её.

Он подозревал, что скоро не будет и этого.

Выживать, да именно выживать становится всё труднее.

Денег нет. Да и всё равно, ими скоро можно будет подтереться вместо туалетной бумаги, это вопрос времени. Еды нет.

Климат ужасный, ничего нигде не растёт. Лето с каждым годом становится всё жарче и суше. И всё опаснее: лесные пожары, наводнения в городах, и бог знает, какое ещё дерьмо случается каждый раз.

Он смотрел на сына, светловолосого с большими наивными детскими глазами, худенького настолько, что стали видны рёбра. Он расшибался в лепёшку каждый день, чтобы обеспечить ему жизнь практически впроголодь.

— Ешь, ешь.

Мальчик скривился, ложка с бесцветной массой отправилась в рот.

3

— Жара такая, что скелеты потеют… Когда у нас в Сибири такое было, ты помнишь? — медленно проговорил коренастый загорелый человек. Он стоял рядом с пыльным КАМАЗом и жевал высохшую травинку.

— Дааа, с каждым днём всё хуже, командир.

Михаил поправил съехавшую на бок шляпу и, прищурившись, посмотрел в небо.

Водитель грузовика выплюнул травинку.

— Вот ведь зараза, ходит туда-сюда и никак не прольётся. Нервирует только.

Мужчина указал на тучу, которая и правда ходила кругами. Казалось, она кружит по небу весь день, хотя не было ещё и одиннадцати утра.

Михаил ненавидел эту работу, ровно как и водитель грузовика, стоявший рядом, его имени он не знал. Да и какая разница? Такой же работящий мужик, которому надо кормить семью.

В такое время берёшься за любую работу, какая подворачивается. Если надо возить всякий хлам и торчать весь день на солнцепёке, значит, так тому и быть. В кабине не отдохнёшь, это парилка похлеще, чем в бане. Наконец водитель приволок в тень изрезанную и исписанную подростками скамью и тяжело уселся на неё.

Михаил вздохнул, потёр начавшую облезать шею, его кожа не привыкла к солнцу, и сел рядом. Молодой человек протянул банку тёплого, почти горячего пива водителю, тот поблагодарил его кивком и вскрыл банку.

— Гадость какая, — проворчал мужчина, утирая с губ пену, напоминающую пену от моющего средства. Но всё же она стоила дешевле, чем бутылка воды, — меня Семён звать, а ты как будешь?

— Миша.

Да, он был полностью согласен насчёт пива. Вот раньше, годков двадцать назад было пиво… Хотя старики и от того плевались. Каждому своё. Каждое поколение ругает следующие после него, тут уж ничего не попишешь, природа такая человеческая.

— Что они делают, ты мне можешь ответить? — Водитель, Семён, повернулся, перекинул ногу через скамью (дети давно отломали от неё спинку) и поставил липкое от плеснувшей через край пены пиво между плотных ног.

— Не знаю, — пожал плечами Миша, — теперь каждый сам за себя, всем на всех плевать, — не нашего ума это дело. Хотят под землю уйти, пусть сверлят, тайга кругом, зверьё только распугали.

Он устал. Ему было жарко, хотелось пить и домой. Ему было безразлично, что делают там все эти люди и зачем им это надо, но Семён, похоже, эту тему оставлять не собирался.

— Тебя тоже бумажки подписать заставили? О неразглашении. Это, вроде как, государственная тайна. — Семён развёл руки и криво усмехнулся, — ни для кого не тайна уже, что всякие шишки себе новомодные убежища роют под землёй. А всё одно будет, — он махнул рукой, — никому нигде не укрыться от гнева природного.

Одинокая капля упала на высохшую землю рядом с кроссовкой Михаила и тут же испарилась.

— Ишь ты, гляди, неужто полить собралась? Окаянная, ходила, ходила, тьфу, — водитель смачно сплюнул на землю рядом с каплей, которая тут же высохла.

Через минуту хлынул ливень, землю размыло в грязь. Семён спрятался в кабине КАМАЗа. Михаил улыбнулся, никогда прежде он не был так рад дождю.

Он поднял лицо вверх и стал жадно пить падающие с неба капли.

Глава 2

1

Леонов стоял на трибуне и смотрел в микрофон, направленный ему прямо в лицо. В новом костюме было неуютно, казалось, тело везде колет щетинками, от которых всё чесалось. Он поднял глаза и увидел перед собой снующих туда-сюда людей: кто-то протискивался к своему месту, кто-то теребил галстук, кто-то что-то кричал. Было очень шумно и как-то неспокойно. Леонов оттянул галстук, который давил шею, сделал глубокий вдох. Тёплый, спёртый воздух ворвался в его лёгкие, не принеся облегчения. На какое-то мгновение он ощутил, что всё это ему кажется, что он смотрит сам на себя и на всю обстановку как будто со стороны. Ученый тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Ощущение нереальности происходящего медленно покидало его. Наконец мужчина увидел перед собой человека с выпученными глазами и каплями пота на лбу, одна из которых скатилась по его щеке. Наушники с микрофоном съехали на затылок, открыв взору сверкающую лысину. Человек открывал рот, но звуков не было слышно.

В голове Леонова прояснилось, он вспомнил, что стоит на трибуне в ООН и сейчас, через какую-то минуту, будет делать доклад в рамках всемирной конференции по климату, принявшей в 2018 году статус «emergency». Он услышал слова человека, который объяснял ему, стараясь перекричать шум, что до начала его выступления осталось две минуты. Леонов посмотрел в его выпученные глаза и кивнул, человек спешно удалился по другим делам. Все основные докладчики уже выступили, осталось только несколько человек, и перед тем как заслушать их, был устроен перерыв. Делегаты и члены ООН подкрепились скудным обедом: даже высокопоставленные чиновники с недавних пор были сильно ограничены в питании.

Скоро в громадном зале всё успокоилось, и он перестал походить на гигантский улей с кишащими внутри него насекомыми. Сотни глаз были устремлены на него. Глаз, в которых сквозило чувство страха и безысходности. Его представили и попросили начать доклад.

Леонов открыл рот и внезапно почувствовал, что в горле пересохло. Он мельком посмотрел на стакан с водой, стоявший рядом, но отпить не решился, он знал, сколько стоит такой стакан воды.

— Господа и дамы, — неуверенно начал он, пытаясь вспомнить, что говорили на инструктаже перед выступлением, — сегодня я хотел бы представить вашему вниманию результаты поисков и исследований, на которые ушло пятнадцать лет… Как вы знаете, — продолжил он, сказав мысленно самому себе не тянуть и переходить к самой сути, — в последние годы климатическая обстановка на нашей планете нестабильна, и нестабильность эта имеет серьёзные для всех нас последствия. Эрозия почв, опустынивание, катастрофическое затопление территорий, а кроме этого ураганы, наводнения, засухи и следующие за ними пожары привели к тому, что продовольствия стало крайне мало, а в некоторых районах его нет совсем. — И всё-таки он протянул руку к стакану и сделал небольшой глоток, говорить стало намного легче, — за последнее десятилетие мы сталкиваемся с настолько катастрофической обстановкой, что это стало проблемой мирового масштаба. Все мы прекрасно знаем об этом. Однако в жизненном цикле нашей планеты такое происходит не впервые, и я могу представить доказательства этого.

В зале погас свет, и за его спиной выехал большой экран, на котором тут же высветилась картинка. Это был снимок иероглифического текста, высеченного на гладком металле.

— Здесь вы видите первую из наших находок, которая была обнаружена нами на территории Восточной Сибири. Этот памятник древности… И я хочу заметить, что по этому поводу происходили долгие научные споры на международном уровне, так вот этот фрагмент датируется одиннадцатью тысячами лет до нашей эры и содержит запись о древнем инструменте, с помощью которого древние люди… Развитые древние люди, — он не знал, какую реакцию вызовет его заявление, но был готов к худшему. Он вобрал в грудь воздух, — управляли климатом на Земле.

Он сказал это.

В ответ не раздалось ни звука. Опять на него стало накатывать ощущение нереальности, отрыва от тела, но Леонов заставил себя вернуться в реальный мир, застывший в ожидании продолжения.

— Это не единственное свидетельство правдивости моих слов, и мои уважаемые коллеги подтвердят это, — продолжил он, — такие же фрагменты мы обнаружили в совершенно разных частях света: в Северной и Южной Америках, на Тибете, в Африке и в Австралии. Проанализировав место находки и сопоставив эти данные с уже известными, мы смогли отыскать остальные части механизма. Нам удалось обнаружить все шесть частей, после чего они были подвергнуты тщательному анализу, который подтвердил, что все они подлинные и одного возраста, как я уже сказал им примерно одиннадцать тысяч лет. Тексты были зашифрованы, однако, нам удалось разгадать шифр… И на основе расшифровки дальнейшая работа была проделана с помощью наших коллег-физиков, которые нашли в этом открытии для себя немало ценных данных. И сейчас, на основе этих данных, мы можем говорить о высочайшем уровне технического развития предшествующей нам цивилизации, — в зале зашептались. Леонов перешёл в наступление, — сейчас вы можете понять огромную роль наших поисков в связи с катастрофическими природными катаклизмами, сотрясающими нашу планету особенно последние три года… Мы могли бы, используя древние знания, сконструировать подобный механизм и попробовать изменить климатическую ситуацию к лучшему.

— Я и мои коллеги понимаем удивительность данного открытия, однако… — он чувствовал, как трясутся его руки, — дамы и господа, у нас почти не осталось выбора…

2

От прежней тишины не осталось и следа, Леонову показалось, что во время перерыва шум в зале был меньше. Он знал, что доклад вызвал бурю негативных реплик, вроде «да он сумасшедший!» или «что это за бред?». Он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но команда, с которой они вместе работали все эти пятнадцать лет, голосованием большинства, кроме него, поддержала идею выступить на климатической ассамблее. Он был единственным, кто проголосовал против. Также, голосованием большинства, докладчиком был выбран именно он.

Леонов не стал сопротивляться решению коллег, однако он знал, насколько люди могут быть пессимистичны и злы. Скептики, которым нет дела до каких-то там открытий, просто разорвут их на части.

Однако процесс был запущен. Они год добивались разрешения на участие в сессии, искали людей, которые могли бы в этом помочь, и, когда человечеству пришлось совсем худо, им, наконец, разрешили выступить и изложить свою теорию. И сейчас, сидя за длинным столом рядом с другими делегатами, которые косились на него и только что пальцем у виска не крутили, он понимал, насколько опрометчивым был этот шаг. Он прокручивал в голове всю свою жизнь и пытался вспомнить, когда он хоть что-то сделал так, как надо.

«Похоже, судьба ошиблась с выбором спасителя человечества», — грустно подумал он.

Вскоре люди успокоились и были готовы к обсуждению этого странного заявления. Со своего места поднялся японец, и заговорил на своём родном языке. Леонов через специальный наушник слушал перевод того, что говорил маленький смуглый человек.

«Наверное, они корректируют перевод», — подумал ученый и представил, что на самом деле мог говорить японец. Ничего хорошего в голову не пришло.

«Мы здесь собрались», — раздался голос из наушников, — «чтобы решить, как нам всем не умереть с голоду и не погибнуть в очередном катаклизме, и выступление археолога на ассамблее, посвящённой климату, мне странно наблюдать. Однако сейчас мы не можем пренебрегать любым вариантом изменения ситуации, даже абсурдным», — Леонов заметил, что многие закивали, — «Не могли бы уважаемые докладчики объяснить техническую суть открытия и его важность для нас?», — заключил японец.

Теперь эстафета перешла к физикам. Со своего места медленно поднялся почтенный седой профессор и неторопливо прошёл к трибуне. Он чувствовал, что атмосфера напряжена, все ждут его разъяснений, но, тем не менее, продолжал двигаться медленно и невозмутимо.

Подойдя к микрофону, он также неторопливо разложил перед собой бумаги и поправил очки.

— Уважаемые дамы и господа, позвольте представиться, я Ковалёв Николай Иванович, доктор физико-математических наук, профессор, являюсь научным сотрудником НИИ физики энергий. Нашими коллегами археологами была проделана огромная работа, которая вовлекла в процесс представителей различных наук. Это, несомненно, величайшее открытие нашего века. Дело в том, что находка дала нам теоретическую основу для создания аппарата, работающего с самой тонкой субстанцией, какая только есть в мире, — он сделал паузу и поправил очки, — энергией. Как выяснилось, у древних цивилизаций были подобные машины, и они использовали их. На основе этих данных мы построили современные модели и провели исследования, каждый раз увеличивая объект испытания. Прошу обратить внимание на результаты наших экспериментов, — свет снова погасили, и на экране появилась фотография абсолютно голой и мёртвой земли, — это поле находится в Ростовской области Российской Федерации. Как вы можете наблюдать, земля непригодна для ведения на ней сельскохозяйственных работ из-за засух и пожаров, терзающих этот регион каждый летний период вот уже на протяжении нескольких лет. В этом районе уже практически никто не живёт, поэтому нам была предоставлена полнейшая свобода действий.

На экране появилась другая фотография. В зале раздались удивлённые возгласы и громкий шёпот.

— По прошествии полугода вы видите то же поле: оно дало урожай, который теперь кормит жителей близлежащих областей на протяжении всего этого года, — все взгляды были устремлены на цветущее злаковое поле, — мы добились соответствующего эффекта с помощью наших разработок, основанных на древних данных, обнаруженных моим коллегой, археологом Александром Леоновым, — профессор чуть обернулся к коллегам, и все увидели его блестящие умные, с прыгающими задорными искорками, глаза, — если говорить, не вдаваясь в подробные описания, мы изменили энергетическую структуру породы и превратили бесплодную землю в плодородную. Это лишь один наш эксперимент, мы решили использовать его для наглядности. Нами также были проведены испытания в различных уголках земного шара, и, надо сказать, результаты не менее впечатляющи.

Профессор умолк и снова поправил очки в тонкой оправе. Он ожидал вопросов, которые должны были посыпаться, но в зале слышался лишь громкий шёпот на множестве иностранных языков.

Наконец, один из делегатов прервал молчание.

— То есть, вы, уважаемый профессор, — обратился к докладчику представитель Франции, — хотите сказать, что существует механизм, способный глобально влиять на планету и на её климат, делая его таким, какой нужен человечеству? Но это же… — Он нервно пригладил волосы, — невероятно…

Человек, сидевший рядом с ним, представитель США, скептически усмехнулся. Он вообще считал эту затею бредовой. Это был мужчина с землистого цвета лицом, выглядевший нездоровым. Не так давно ему поставили диагноз: рак желудка в начальной стадии. Врачи делают всё, чтобы отсрочить неизбежное, но в глубине души он знал, что никакие деньги в мире не смогут спасти от болезни, поедавшей его изнутри.

Он тяжело откашлялся и проговорил:

— Это просто абсурд, дамы и господа. Какие-то псевдонаучные бредни. Нашими учёными давно разработан проект, который сможет обеспечить население земли продуктами питания. Это сделают наши химики и микробиологи. Первые образцы искусственно выращенных и клонированных овощей и других продуктов уже прошли первые испытания, и результаты превосходны. Мы можем начать поставку наших продуктов уже сейчас. А сколько времени потребуется вам?

Зал одобрительно загудел.

Ковалёв улыбнулся.

— На свете есть много невероятного, и сейчас мы стали свидетелями того, что невероятное становится реальностью — прорывом в науке, — сказал профессор, — уверяю вас, что всё это чистая правда, абсолютно доказанная. Мы уже начали эксперименты в этой области, как вы можете понять, времени зря терять не стоит, и первые результаты наших опытов подтвердили теоретические данные. То, что нашли господин Леонов и его коллеги поистине феноменально, и это может работать на пользу всему человечеству.

— Вы не ответили на мой вопрос, господин профессор. И не убедили меня, — не унимался американец, — я слышу лишь сплошные уверения. Почему все мы должны верить вам?

Леонов нервничал.

«Они не понимают», — безрадостно подумал он.

Слева от него с резким звуком отодвинулся стул. Его институтский товарищ, который с самого начала помогал осуществлять эту невероятную затею, Игорь Иванов, встал со своего места и уверенно одёрнул свой пиджак.

Иванов оказался самым первым, кто искренне поверил в Леонова и стал помогать ему. Сомнения, конечно, оставались, были они и у самого Леонова, да и время тогда было не очень спокойное, но, не смотря на свой природный скептицизм и язвительность, он не бросил друга с его затеей. И не зря.

Игорь проделал огромную работу по поиску людей, которые вошли в команду. Он обзвонил всех друзей и знакомых и знакомых знакомых, стараясь убедить их участвовать в экспедиции. Он направлял заявки в зарубежные университеты, сутками сидел у телефона и ноутбука, постоянно проверяя электронную почту, и, наконец, усилия увенчались успехом: они сформировали команду блестящих учёных. С этого началась большая работа.

Игорь стремительно подошёл к смущённому профессору.

— Меня зовут Игорь Иванов, я ученый-археолог как и мой коллега Леонов, — представился он. — Мы слышали доклад американских учёных, — сказал Иванов, — но позвольте спросить, уважаемый посол, насколько доступна ваша технология? Сколько людей смогут получить доступ к этим продуктам? Наконец, насколько полно она решает проблему выживания человека в условиях климатического кризиса? — Американец молчал, но лицо его говорило красноречивее любых слов. Будь его воля, он прямо сейчас раздавил бы эту надоедливую русскую букашку. Игорь продолжал, — уже в ближайшем будущем на планете, сотрясаемой катаклизмами, может не остаться никого, кто мог бы наслаждаться воспроизводимой пищей. Но вы ведь всё предусмотрели: вы построили несколько подземных бункеров с полным циклом жизнеобеспечения. Но для кого они? Даже в критические для всей планеты времена вы думаете только о том, как спасти несколько избранных, которые и так имеют всё! — Игорь яростно отпил воды.

— Это провокация! — вскрикнул американец, вскочив с места, — ваши обвинения беспочвенны!

Зал внимательно следил за перепалкой, не вмешиваясь. Сердце Иванова от злости бешено стучало в груди. Леонов тревожно наблюдал за происходящим. Профессор Ковалёв отступил от трибуны, полностью отдав её во власть рассвирепевшего Игоря.

— Это слишком неудобные вопросы, которые выставляют напоказ тщательно замаскированные недостатки ваших исследований, не так ли, посол? — Тихим голосом произнёс Игорь. Он оторвал испепеляющий взгляд от багрового американца и обвёл взглядом всех собравшихся, — да, наш метод требует времени. Да, он тоже недёшев, но он ничего не будет стоить простым людям. Он способен решить проблему в корне, а не только замаскировать последствия. И, да, я буду называть вещи своими именами — наш метод не позволит кому-то в очередной раз обогатиться за счёт всех остальных, как бы на это ни рассчитывали. Наше устройство со временем сможет восстановить земной климат, вернув времена, когда поля цвели, леса были зелены, а вода была чиста и пригодна для питья. И никто от этого не пострадает.

Больше вопросов не последовало. Игорь выдохнул и сошёл с трибуны. Профессор поправил очки и, вслед за Ивановым, занял своё место.

Теперь в зале воцарилась абсолютная тишина, никто даже не шептался. После долгой паузы слово взял представитель Германии.

В наушнике снова зазвучал голос:

«Если у вас есть план действий и готовая смета, мы просим выступить».

По спине забегали мурашки, внезапно стало жарко, Леонов и не мог подумать, что речь зайдёт о возможном осуществлении проекта и даже о его примерной стоимости. Он даже и помыслить не мог, чтобы… В этот момент со своего места встал доктор Андерсон, еще один физик в команде Леонова, и решительным шагом прошёл к трибуне.

— Не волнуйся, — раздался чуть сорванный голос Игоря.

Он улыбался.

Чувство благодарности ребятам, как маленький росток, начало пробиваться откуда-то изнутри, в мозгу первый раз за весь день мелькнула мысль, что всё будет хорошо. Он расслабился и перевёл взгляд на Майкла, который уже начал свою речь, и, судя по удивлённо-заинтересованным лицам членов ООН, их проект имел успех.

— Таким образом, этот международный проект потребует больших вложений, это факт, — говорил Андерсон, стоя перед взором множества изумлённых глаз, — мы подготовили план финансирования в рамках специального фонда под руководством пяти держав, согласившихся создать основной фонд. Помимо России, Китая, Бразилии, Британии и Германии согласие принять участие в проекте дали Япония, Индия, Аргентина, и Австралия, — он откашлялся в кулак, — мы также будем приветствовать любых спонсоров и вообще каждого, кто пожелает внести любые средства в этот проект, поскольку речь сейчас идёт о, не побоюсь сказать, спасении мира.

3

Леонов сидел в нагретой печкой машине, свободно откинувшись на сидение. Шофёр в фирменной фуражке уверенно крутил баранку автомобиля. Он совершенно не обращал внимания на пассажира. Шофёров, обслуживающих подобного рода мероприятия наверняка готовили в специальных школах. Их учили быть невидимками, чтобы пассажиру было максимально комфортно ехать в автомобиле. Леонов вспомнил московских таксистов, матёрых мужиков с папиросами, крепко стиснутыми между зубов, иногда матерившихся, когда какой-нибудь лихач подрезал машину. Он вспомнил шум пробок, шум города, который он увидит ещё очень не скоро.

Сейчас он сидел в роскошном, по меркам простого русского человека, автомобиле и думал. Мысли в голове текли, неторопливо переливаясь, как разогретое на сковороде масло. Иногда на поверхности показывались то одни детали жизни, то другие.

Он вспомнил, как сын, будучи маленьким, неудачно наступил на игрушку и подвернул ножку. Сын не плакал, повёл себя как настоящий мужчина, хотя ему было всего три года, и дал врачу осмотреть больное место. Сейчас ему уже восемнадцать.

Автомобиль доставил его к отелю, шофёр открыл дверь и, сдержанно улыбнувшись, пожелал хорошего вечера.

Леонов добрался до номера, бросил ключ на комод в прихожей и, не раздеваясь, рухнул на постель, закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

Он не стал звонить ребятам и обсуждать сегодняшнее выступление, ему сейчас хотелось просто побыть одному.

Леонов сорвал с шеи галстук. Он ненавидел галстуки, просто не понимал, для чего они нужны. Для него они олицетворяли перевёрнутую петлю, ему всегда было жаль людей, которые стремились купить этот атрибут светской жизни подороже. Чем дороже петля, тем престижнее вгонять себя в братскую могилу мира бизнеса, всё одно, считал он. Оторвав себя от мягкой кровати, Леонов побрёл в ванную, чтобы ополоснуть лицо, пока не отключили воду, а когда вышел, услышал, что звонит телефон. Он колебался, поднимать ли трубку. Это могли быть назойливые портье, звонящие узнать, нужно ли ему что-нибудь. С другой стороны, это могли быть ребята с какими-нибудь важными новостями.

Нерешительно он протянул руку к трубке и поднял её.

— Ну наконец-то! — Раздался голос Майкла, он был подозрительно весел, — Саша, я тебе звоню уже целую вечность, ты собираешься отметить удачу или нет? По-моему мы взорвали огромную бомбу, — в трубке раздался смешок и другие знакомые голоса, — мы тут неподалёку на набережной, это в двух минутах пешком, мы тебя ждём.

Леонов грустно улыбнулся. Ребята радовались, а он совершенно не разделял их чувства.

— Майкл, я чертовски устал, перенервничал. Празднуйте без меня. Я нас от всей души поздравляю, — тихо проговорил Леонов.

— Не говори ерунды, русский! — прокричал в трубку Майкл, — ты просто обязан выпить, иначе твоя славянская задница потом будет жалеть об этом.

— Не все русские — пьяницы, Майкл, — ответил Леонов, и переложил трубку из одной руки в другую, — вы, европейцы, никогда не избавитесь от глупых предубеждений. Веселитесь без меня, уверяю, моя славянская задница переживёт вечерок без алкоголя.

— Ну, как знаешь, — проворчал голос в трубке, — и не говори потом, что я не предлагал. До завтра.

В трубке раздались гудки.

Леонов усмехнулся, ребята были так счастливы. Понимают ли они ответственность, которая ложится на их плечи? Он вздохнул, его не интересовали ни вечеринки, ни празднования, ни премии, ничего.

Леонов забрался в постель и постарался заснуть. Это ему удалось не скоро, и сны были беспокойные.

Под утро, когда блёклое европейское солнце показалось на горизонте, учёный наконец смог заснуть крепко.

4

Леонов стоял перед зеркалом в ванной и разглядывал своё помятое лицо, казавшееся ему лицом совершенно незнакомого человека. Тёмная щетина, успевшая пробиться за ночь, круги под заспанными глазами. Насколько он помнил, он никуда не пошёл вчера вечером, как ни настойчиво упрашивал его Андерсон. Сейчас он видел в зеркале человека, по виду страдавшего тяжёлым похмельем. Чувствовал он себя тоже не блестяще: беспокойный сон дал о себе знать. У него болела голова, а всё остальное тело чувствовало какую-то неприятную слабость.

Леонов кое-как привёл себя в порядок: умылся, побрился и надел потёртые джинсы, футболку и пиджак — сегодня можно было выглядеть неформально. Он с облегчением подумал, что после нескольких предстоящих пресс-конференций он сможет хотя бы ненадолго вернуться домой, в Россию, чтобы… Чтобы просто последний раз побыть на родине.

Впереди его ждало совершенно новое незнакомое место, где они всей командой и другими учёными будут жить и работать над глобальным проектом, которому дали имя «Гея». Примитивно, считал Леонов, однако, спорить не мог, поскольку их исследование напрямую касалось всего, что связано с планетой.

Он вышел на балкон своего номера, где на небольшом столике стояла маленькая, очень маленькая дымящаяся чашечка кофе и лежала стопка утренних газет. Леонову не хотелось туда смотреть. Он не любил газет и всегда предпочитал читать научный журнал или какую-нибудь хорошую книгу.

«Искусственное изменение климата: фантастика или реальность?». Как и предполагалось, все газетные заголовки кричали о них.

О нём.

Ведь это он запустил эту машину много лет назад. Всё это казалось сном. Леонов допил химический суррогат имитирующий кофе и вышел из номера.

Неделя после выступления на ассамблее показалась ему адом. Постоянное внимание журналистов, вспышки их камер, бьющие по глазам. Пресс-конференции и вопросы. Вопросы.

Бесконечные, язвительные, задающиеся надменными голосами. Он смотрел на всех этих людей и думал, осознают ли они происходящее вокруг? Казалось, что каждый будто завёрнут в собственный кокон и видит вокруг себя только то, что хочет видеть. Только то, что не нарушает целостную оболочку мирка, заботливо сплетённого для себя, не ставит нос к носу с проблемами, которые, должны затрагивать всех людей. А люди не хотят встречаться с реальностью. В голове неожиданно промелькнула мысль. Леонову она показалась банальной и очень грустной.

Наша жизнь стала пародией на самое себя.

Каждый раз, сидя перед ненасытной толпой журналистов на жёстком стуле, Леонов пытался как можно короче и понятнее ответить на их вопросы. Ему казалось, что он что-то мямлил, но они оставались довольны.

В последующие несколько месяцев после «большого выступления», как называл его Игорь, о них начали говорить, писать в прессе, назначать деловые встречи, приглашать на бизнес вечеринки. Открытие породило волну живейших дискуссий и споров в научном мире, который гудел как растревоженный улей. Впрочем, Леонову казалось, что гудит вообще весь мир. Коллеги-физики выпустили несколько научных статей в уважаемых журналах. Особенно был этим горд профессор Ковалёв: он был главным автором этих статей, его имя было у всех на устах. Впрочем, будучи от природы скромным человеком, профессор старался скрыть свою радость по этому поводу и лишь спокойно выступал на симпозиумах, читал лекции и выпускал новые статьи.

Леонов всё это время чувствовал себя неуютно: всё это внимание, журналисты и костюмы, которые он должен был надевать каждый раз перед поездкой на очередное «шоу». Всё это напоминало ему цирк уродцев, где гвоздём программы был он сам.

Он устало провёл рукой по лицу и понял, что последняя встреча его вконец измотала. Это был очередной спонсор, скорее желавший засветить своё имя в крупном международном проекте, чем просто помочь группе людей, пытающихся изменить этот мир.

Как только точная информация о том, какой доклад был сделан на ассамблее ООН, попала в прессу, был организован международный фонд, и стали поступать первые предложения о сотрудничестве. Постепенно тонкий ручеёк денежных взносов превратился в бурную финансовую реку, и, при поддержке многих правительств, пришлось создать специальную команду, которая стала курировать финансы. Леонов отдал это на откуп коллегам Майкла, которые составили первый план для «большой пятерки».

Отчасти, Леонов понимал, что такой интерес могло вызвать только многомесячное ожидание и интрига, подогреваемые вездесущими журналистами. Слухи о том, что группа учёных из разных стран под руководством русских готовит нечто грандиозное, как сообщали достоверные источники из всевозможных служб связей с общественностью. Леонов, Игорь Иванов, профессор и все остальные старались сохранить в тайне информацию, чтобы она не просочилась в СМИ раньше срока. Это стоило им неимоверных усилий, и, отчасти, план удался.

Осуществление задуманного должно было начаться со строительства нескольких подземных баз в местах сильной активности, тектонической и энергетической. Подземными их решили сделать с точки зрения безопасности, чтобы никакие террористы не смогли добраться ни до персонала, ни до оборудования, да и современные технологии позволяли снизить риск обвалов при строительстве до минимума. Стандартная база в проекте уходит на несколько уровней вглубь, каждый уровень имеет своё назначение: лаборатории и научный центр в самом низу, апартаменты для сотрудников и персонала выше, ещё выше столовые, и так до первого уровня, который находится на поверхности, где располагается охрана и пропускной пункт. Весь комплекс венчает прозрачный купол из специального светопоглощающего стекла, выполняющий роль батареи.

На строительство уйдёт несколько лет, при условии, что порода будет вести себя идеально. Пока что учёные будут исследовать и совершенствовать теорию и практику.

Только через несколько лет ему предстоит отправиться вместе с командой в один из новых подземных городов-баз на постоянное место жительства. Там они продолжат работать над изучением свойств аппарата и всего, что с этим связано.

Там они, наконец, перейдут к осуществлению плана.

Если на контрольной базе крупномасштабный эксперимент удастся, то же самое будет осуществлено на других базах в других местностях, которые, объединившись, покроют радиусом своего действия всю планету… Таков был план в теории.

Не то, чтобы Леонов боялся всего этого, он этого даже хотел, но какое-то странное неспокойное чувство бередило душу, норовило вогнать в смятение. В голову постоянно лезли какие-то непонятные мысли, память терзали воспоминания…

Глава 3

1

Он проснулся в поту, резко подскочив на кровати. Пружины кровати скрипнули под весом его тела. Леонов глубоко и неровно дышал, как человек, только что очнувшийся от кошмара, но снился ему не кошмар, это он помнил точно.

Леонов провёл дрожащей рукой по мокрому лицу и смог наконец различить знакомую обстановку своей квартиры. На часах не было ещё и пяти утра, но солнце, показавшееся над горизонтом, светило сквозь дыру в занавеске. Леонов опустился на подушку, но спать больше не мог. Он осмысливал только что увиденное во сне.

Сон был настолько реальным, что Леонову казалось, будто всё произошло с ним наяву. Тяжесть рюкзака за плечами, шорох кустов, ощущение лесной прохлады… Во сне он знал, куда шёл.. Он определённо точно знал, место, где находилось что-то очень ценное. И он должен был это что-то найти.

Полежав ещё некоторое время, Леонов сел на кровати, потянулся и встал. Он направился прямиком к письменному столу, на котором стояла пишущая машинка, а рядом валялась куча бумаг. Он сел на скрипнувший стул, придвинул к себе машинку и застучал по клавишам.

«10 июля 2002 года.

Очередной сон про экспедицию. Уже шестой за последние две недели. Не скажу, что они мучают меня, даже приятно вспомнить былые чувства и студенческие времена. Да и потом… пока была работа.

Каждый раз я всё ближе и ближе к тому месту. Если так будет продолжаться, то через неделю я уже буду знать точно, куда иду во сне. И, что самое главное, зачем.

Сны такие реальные. Настолько реальные, что трудно потом прийти в себя и понять, что это было не по-настоящему. Походы, ночи у костра, тушёнка в банках. Интересно, приснится ли мне походная ночь? Мне бы очень хотелось почувствовать всё это ещё раз. Может быть в самый последний… во сне… Хотя бы так, чем никак».

Леонов отвлёкся от машинки и посмотрел на восход: окна его квартиры выходили на восточную сторону.

Похоже, денёк обещал быть жарким и безоблачным. Леонов отошёл от машинки и открыл окно, занавески всколыхнулись от ветерка.

2

Он начал вести личный дневник спустя два с половиной года после того, как закрылся научный институт, где он ещё студентом проходил практику, а потом и работал, ни много, ни мало, пятнадцать лет. Денег в семье не осталось, жена терпела, сколько могла, но, в конце концов, забрав сына, с диким скандалом ушла от него. Леонов долго переживал всё то, что с ним случилось, но нашёл в себе силы принять это и смириться. Он пошёл на биржу труда и устроился подсобным рабочим на фабрику обуви. Вскоре жена подала на развод, и он остался совсем один. Бывшая, теперь уже, жена не просила от него алиментов, потому как причиной её ухода стало как раз отсутствие в семье нормального достатка. От общих знакомых он потом узнал, что она пошла учиться на секретарские курсы и устроилась работать в какую-то фирму.

В итоге всё, к чему он пришёл за почти сорок лет своей жизни, была однокомнатная квартира, доставшая в наследство от матери, со старыми обоями, кое-где отошедшими от стен, старой скрипящей кроватью, которая когда-то своим скрипом не давала спать по ночам соседям, у окна стоял деревянный круглый стол. Пара растений на подоконнике и лампа с абажуром на потолке, вот и вся нехитрая обстановка. Благо, квартира находилась рядом с парком, где Леонов постоянно гулял, обдумывая свою жизнь и будущее, которое не обещало ничего радужного.

Каждый день, возвращаясь с работы, он час гулял по парку, а в выходные проводил там не меньше трёх часов, пока не замерзал или пока желудок не начинал требовать очередной порции макарон с килькой. Тогда он возвращался в своё жилище, которое представлялось ему неким убежищем, бункером, отгороженным от всего остального мира, и подолгу размышлял о всякой всячине, стоя у окна. Старый дисковый телефон всегда молчал. Никто не звонил ему, и он никому не звонил. Ни старым друзьям, ни бывшей жене, никому. Единственным напоминанием о связи с внешним миром были счета, которые он каждый месяц находил в своём почтовом ящике.

Наверное, никогда в жизни у него не было столько времени на раздумья. Работа тоже не отвлекала от дум, так что всё своё свободное и несвободное время Леонов думал. О прошлом, о несправедливости и, вообще, о жизни.

Одиночество сначала казалось ему странным, непривычным. Когда он приходил домой, никто не выходил встречать его, никто не рассказывал ему о событиях прошедшего дня, о мыслях, пришедших в голову. Его встречала тишина, и только тиканье часов нарушало её. Постепенно он привык и даже счёл это полезным.

В конце концов, в один прекрасный день Леонов вернулся с прогулки домой с пишущей машинкой, которую приобрёл на местном блошином рынке у одного старичка.

Он расчистил стол от старых газет и всякого мусора, который непременно накапливается, если всякую вещь класть на стол и забывать про это. Он отнёс скопившиеся газеты в прихожую, а кружки на кухню, и на освободившееся место поставил машинку. Потом он сходил на кухню за единственным стулом, сел напротив машинки и стал думать, с чего начать. Он провёл рукой по непривычно жёстким кнопкам старого аппарата, ощутил холод металла и подумал, что, может быть, когда-то эти кнопки вершили чью-то судьбу. Сколько строк, гневный или радостных, было напечатано здесь, и вот теперь он сам будет создавать свою судьбу с помощью этой простой старой, может быть даже антикварной, пишущей машинки фирмы «Ундервуд».

Леонов ещё постучал пальцами по столу и занёс руки над кнопками.

«29 октября 1999 года.

Это моя первая запись…»

Написав эти слова, он задумался, но потом продолжил, уже не останавливаясь. Мысли нахлынули бурлящим потоком, изливаясь на бумагу, как воды реки, долго сдерживаемые плотиной, но теперь, когда преграда была убрана, они, наконец, дали волю всей накопленной мощи. Он начал с описания того, что привело его к такой жизни.

«…Что я делал эти два года после того, как от меня отвернулись все, кого я знал? Я и сам часто задаю себе этот вопрос. Первое время после развода я даже не понимал, что делать дальше, всё казалось пустым и совершенно глупым. Всё своё более чем свободное время я отдавал пессимистическим рассуждениям и постоянно жалел себя. Я думал, почему я такой ничтожный и маленький, что не могу хоть на каплю изменить даже свою жизнь в лучшую сторону, уж не говоря о жизни моих близких. Я понимаю Аню, понимаю, почему она предпочла жизнь без меня, и не виню её, ведь тогда я был действительно жалким и ничего не делал, чтобы исправить эту ситуацию. Это продолжалось ещё какое-то время, до тех пор, пока в один день я не посмотрел на себя в зеркало и совершенно не узнал в том задавленном жизнью человечишке Александра Леонова, кандидата исторических наук, бывшего археолога и обладателя первого разряда по боксу. Так что, я умылся, сделал своё лицо таким, чтобы на него было не страшно смотреть, и пошёл на биржу труда в поисках работы.

Признаться честно, в тайне я надеялся, что меня возьмут на место какого-нибудь лаборанта при каком-нибудь НИИ, но эта надежда растаяла как снежинка весной, когда спустя две недели мне не пришло уведомления хоть о какой-нибудь работе, пусть даже самой низко квалифицированной. Спустя ещё некоторое время наконец стали поступать предложения о работе на фабриках, в магазинах и на комбинатах… грузчиком, кладовщиком, сторожем…

Но всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Если подумать, то очень, очень много людей находятся в положении куда хуже моего, но от этой мысли светлее на душе не становится.

Я много думаю, когда гуляю. Единственный плюс моей ситуации в том, что мне никто не мешает думать, а думаю я обо всём на свете. О прошлом, о том, что всё могло сложиться по-другому. О настоящем, оно не такое уж и плохое, но, по-моему, я уже говорил об этом.

Жизнь постепенно стала размеренной, и мне это даже стало нравиться…»

Он просидел за машинкой всю ночь, стуча по жёстким клавишам усталыми пальцами. Постепенно записи стали чем-то вроде дневника и заменили ему друзей и знакомых, с которыми он когда-то общался. У записей было одно неоспоримое преимущество, которое в равной степени было и недостатком. Бумага могла принять на себя всё, что бы ни написал на ней Леонов. Она была самым замечательным слушателем, какой только был на всём свете. Но она не могла дать совет, не могла посмотреть ему в глаза и сказать: «Дурак ты, Леонов, ничего ты так и не понял».

Со временем количество исписанной бумаги росло, на столе образовалась небольшая стопка листов, что он исписал за последний месяц осени.

Параллельно с тем, как росла стопка на столе, а погода за окном становилась всё хуже, Леонов начал думать, что в жизни надо что-то менять, потому как подобное существование уже вогнало его в тоску, а если так будет продолжаться, то скоро вгонит и в могилу. В начале зимы Леонов стал уставать от своей размеренной жизни. Слишком спокойной и размеренной.

«Если нет в жизни смысла, зачем и жить-то тогда», — думал Леонов, шагая по знакомой дорожке в парке. Впереди он увидел человека, гуляющего с собакой. Человек кинул деревяшку, и собака с радостным лаем помчалась вслед за ней.

«Может, собаку завести…», — подумал Леонов, — «вот тебе и компания будет». Но ему пришлось отвергнуть эту мысль: у него была жестокая аллергия на животных.

В грустном расположении духа он вернулся домой. Зайдя в квартиру, Леонов заметил, что форточку захлопнуло ветром, и в комнате образовалась духота.

Он распахнул окно и облокотился на подоконник. Холодный ветер начал трепать отросшие тёмные волосы. Леонов вспомнил, что уже давно не стригся, да и борода порядочная отросла.

«Если хочешь начать жизнь сначала, сперва побрейся и вообще приведи себя в порядок. Вроде не старый мужик ещё, а выглядишь как дед», — подумал он про себя и вспомнил, как недавно в аптеке девушка-фармацевт спросила, не помочь ли ему прочитать ценник. Он грустно рассмеялся.

Леонов постоял ещё пару минут около окна, пока совсем не замёрз, а потом пошёл в ванную менять свою порядком осточертевшую жизнь. Выйдя из ванной, он, вопреки ожиданиям, не почувствовал себя обновлённым, заметно было только то, как ветерок обдувает ставшую гладко выбритой кожу. Но Леонов запретил себе унывать, ведь это только начало.

«23 декабря 1999 года.

На днях мне пришла мысль, что так больше жить нельзя, надо что-то менять, прекращать тухнуть одному в этой квартире…

Главное, настрой есть, а там будет всё хорошо. Мои успехи пока не велики: я всего лишь побрился, первый раз за долгое время. Завтра схожу постричься, да, и ещё надо купить открытку и хоть какой-нибудь подарок. Через два дня у Алёшки день рождения, в этом году он уже закончил начальную школу. Интересно, какие у него отметки. Надеюсь, хорошие, не в кого ему дурнем быть…».

Леонов улыбнулся: мысль о сыне приятно согрела его.

«Я так хочу его увидеть, ведь два года прошло, он, наверное, подрос. Я бы его боксу научил… А вот и куплю ему боксёрские перчатки. Зная Аню, конечно, могу сказать, что она как всегда их в окно выкинет, как увидит, ей вообще никогда не нравилось, что я каждый год поздравляю его с праздниками, с днём рождения обязательно, с Новым годом, даже с именинами…»

Леонов вспомнил, когда он увидел сына на следующий день после своего первого дня рождения, отмечавшегося уже без него, Алёшка грустно сообщил, что сильно скучает, а мама порвала присланную им открытку на мелкие кусочки.

«Что ж, она имеет право злиться».

Ведь за все два года жизни в разводе он не поздравил с днём рождения ни разу, хоть и бывшую, но жену, женщину, которую он любил, да и до сих пор, наверное, любит…

Он не был в магазине одежды с тех пор, как последний раз покупал ребёнку зимнюю шапку. Сын просил такую. Зелёную. С помпоном.

В субботу утром он встал привычно рано. «Тем лучше», — подумал Леонов, — «не будет толкучки». Как обычно, в предновогодние дни люди спешили за недокупленными мелочами, которые всегда, почему-то, заполняли все захваченные с собой сумки. Мелочами вроде новых игрушек на ёлку или гирлянд, или красивых салфеток, или ещё чего-нибудь непременно необходимого, хотя Леонов сомневался, так ли уж это важно.

Он ходил по рядам ещё не заполненным покупателями, радостными от предвкушения Нового года. В этом предвкушении, считал Леонов, как раз и была вся эта романтика, вся радость и великолепие, вся соль каждого праздника, каждого важного события. А когда празднование завершается, от него остаётся лишь горький осадок чего-то необратимо утраченного…

Проходя мимо лотка с канцелярскими товарами, сонный продавец которого только выставлял их на прилавок, Леонов увидел красивую большую папку с золотым орнаментом на тёмно-бардовой обложке. Он остановился и взял вещь в руки.

— Эта сто руплей, дарагой, — громко, с узнаваемым акцентом жителя Кавказа произнёс торговец, не переставая раскладывать товар.

— Так дорого, — задумчиво протянул Леонов, вертя в руках тетрадь, открывая её и перелистывая страницы.

— Не хочишь, ни пакупай! — Торговец всплеснул руками.

— Нет, я беру, — сказал Леонов неожиданно сам для себя и полез в карман за деньгами.

Леонов с каким-то трепетом взял свою покупку и провёл рукой по обложке. Она была гладкой и холодной.

Теперь все его записи будут храниться здесь.

3

— Уважаемые пассажиры, просим Вас занять свои места и пристегнуть привязные ремни, наш самолёт взлетает, — оповестил через динамик приятный женский голос.

Леонов вздрогнул от неожиданно раздавшегося из динамика голоса, спугнувшего его дремоту, пристегнулся и снова закрыл глаза. Он летел домой.

Только что закончилось строительство первой подземной лаборатории, и учёный чувствовал себя измотанным. Он был рад, что в их напряжённейшем графике нашлось несколько дней, чтобы подготовиться к переезду на новое место работы, которое станет теперь и новым домом. Игорь уехал в отпуск с женой, повидав перед этим детей и своих родителей. Профессор Ковалёв, который и так был практически не разлучен со своей внучкой, по совместительству его помощницей, улетели в Россию на несколько дней раньше Леонова, Майкл отправился в Йорк к родственникам, другие члены команды тоже разъехались кто куда.

Леонов покинул базу последним. Ему не с кем было прощаться и некуда возвращаться. Одежда, всякое мелкое барахло, типа часов и зарядки для телефона было у него и так с собой.

Первое, что он сделал сразу по приезде в Москву, сходил на кладбище к родителям. Он провёл там, наверное, пару часов, сидя у могилы на маленькой скамеечке, усыпанной осенними листьями. Он говорил с ними, рассказал, чего добился, и чего, может быть, ещё добьётся. Слова, которые он произносил, звучали как оправдание.

С каждым произнесённым словом, Леонов понимал, что он всё больше извинялся, как провинившийся ребёнок, разбивший мамину любимую вазу… Только он уже давно вырос, а родители давно лежат в земле. Учёный думал, что, поговорив с ними, обретёт хоть каплю покоя и уверенности в том, что всё делает правильно. Но облегчения, на которое он так надеялся, к нему не пришло. Он сильнее запахнул плащ и грустно подумал о том, куда ушла вся романтика. Леонов вспомнил, то время, когда всё только начиналось, когда не была даже собрана первая экспедиция. Вспомнил себя тогдашнего, всклокоченного, бегающего туда-сюда. И безгранично счастливого.

Куда ушло то время? Куда ушёл настрой? Ведь он делает большое дело.

Он никогда не забудет лица селян, которые заводили свою заржавевшую технику, чтобы впервые за много лет собрать урожай на том ожившем поле. Сияющие глаза их детей, которые впервые за свою коротенькую жизнь видели цветущее поле и бегающие по нему от ветра волны. Тогда он даже не думал о той работе, которую придётся делать, чтобы их маленькая идея превратилась в грандиозный механизм, охвативший весь мир. От такого масштаба становилось страшно.

Ученый встал со скамьи, закрыл калитку ограды, как всегда со скрипом, подумал, что хорошо бы её смазать. Остановился и усмехнулся: теперь он этого сделать не сможет.

— Так и скрипит, — услышал он за спиной до боли знакомый голос. Как будто его далёкое прошлое внезапно ворвалось в настоящее, ломая все законы времени. Перед ним стоял он сам, только моложе и с более тёмными волосами. Подтянутый, здоровый. Счастливый.

Сын подошёл к Леонову и протянул руку. Учёный неуверенно пожал её.

— Я словно чувствовал, что надо съездить сюда, — сказал Лёша.

— Я тоже… — ответил Леонов и, наконец, крепко обнял сына.

Он мучительно пытался найти для него хоть какие-то слова, но голова была абсолютно пуста, будто кто-то стёр все мысли ластиком.

— Я уезжаю сегодня, — только и смог произнести он.

— Вот как, — сын погрустнел.

— Как мать? — Спросил Леонов.

— Она в порядке. Живёт на даче, иногда приезжает ко мне.

— Ясно.

Разговор не клеился.

— Я вот принёс масло и краску, — Лёша показал пакет с торчащей из него кистью, — хотел привести всё в порядок.

Леонов кивнул и посмотрел на часы. Кажется, у него еще оставалось немного времени, чтобы помочь Лёшке обновить ограду.

— Пап, — это слово эхом отдалось в сердце Леонова. Он посмотрел сыну в глаза и снова увидел маленького карапуза, который носился по квартире и что-то мастерил из детского конструктора, — я хочу сказать тебе, что горжусь тобой. Я всё время следил за новостями и всем рассказывал, что это открытие сделал мой отец.

Леонов улыбнулся, еле сдерживая внезапно подступившие слёзы. Как ему не хватало этих слов…

Они справились с работой быстро, трудясь в молчаливом согласии, и вот ограда снова стала как новенькая, а калитка перестала скрипеть.

— Приезжай к нам как-нибудь, — сказал сын, — познакомлю тебя с девушкой.

— Конечно, — ответил учёный, — приеду.

Он достал из кармана плаща свою визитку.

— Вот, — Леонов протянул её сыну, — мои новые электронные контакты, пиши в любое время.

Они снова пожали друг другу руки, и учёный зашагал прочь с кладбища.

В назначенный час к отелю, где он остановился, подъехала машина. Иномарка, готовая отвезти его в аэропорт для вылета на базу. Постояв ещё некоторое время на балконе и глядя на родной город, Леонов мысленно прощался со всем, что его окружало. Словно прощался с прошлым. Он подхватил лёгкую сумку со всем необходимым на первое время и вышел из номера.

Первую базу было решено построить в Мексике, где физики продолжили ещё неуверенные эксперименты после успеха на родине. Там находилось всё необходимое оборудование, и было сочтено перевозить его куда-то ещё лишней тратой времени и средств.

Самолёт с пересадкой в Штатах доставил его в Мексику в аэропорт Бенито Хуареса, где его ожидали остальные члены команды: Игорь, Майкл, профессор Ковалёв, который явно нервничал по поводу перелётов, Маша Ковалёва, внучка профессора, Пётр Нестеров, физик, который был одним из немногих, кто согласился участвовать в первой экспедиции, биолог из Японии доктор Макото и первые ассистенты. Все вместе они загрузились в небольшой частный самолёт, который доставил их на маленький аэродром недалеко от Кордовы. Пересев на большие джипы, вскоре они добрались до места назначения.

Сквозь клубы пыли на подъезде к базе они увидели большой купол из стекла, возвышавшийся над зелёной равниной и сверкавший на солнце как алмаз.

— Как красиво! — Воскликнула Маша, придерживая шляпу, и не давая ей улететь от сильного ветра.

Леонов огляделся с улыбкой: глаза ребят, сощуренные от ветра и солнца блестели в предвкушении, да и ему самому не терпелось попасть внутрь.

Они вошли в прохладный вестибюль и прошли по дорожке к лифтам, недалеко от которых находилась неприметная дверь, ведущая на лестницу, сделанную для экстренных случаев. Всё было продумано до мелочей, Леонов остался доволен. Лифт мягко поехал вниз, туда, где располагались основные помещения с научным центром и апартаментами.

«Туда», — подумал Леонов, — «где я проведу остаток своей жизни».

В вестибюле на минус пятом этаже, выкрашенном в приятный глазу бежевый цвет, над входом в коридор мягко и как-то призрачно светилась табличка с надписью «Жилая зона» на двух языках, русском и английском.

Много лет назад, когда в проект вошли иностранные специалисты, все сразу договорились между собой, что будут общаться на стандартном английском. Леонову и всем остальным, хоть и с трудом, но пришлось выучить язык. Только профессор отказался от этой затеи, сказав, что переводчиком будет внучка.

— Мне спокойствие, а ей практика, — пригладив седые усы, тогда заключил он.

Служащий в новенькой выглаженной светло-серой форме, появившийся словно из-под земли, сообщил, что все их вещи уже доставлены и ожидают в личных апартаментах. Это был смуглый молодой человек с приятной улыбкой и гордой осанкой, вероятно, местный. Он искренне считал, что попасть в штат обслуживающего персонала было равносильно выигрышному билету. Леонов вглядывался в серьёзно-важную мину на веснушчатом лице, как у ребёнка, который со всей ответственностью выполняет пустяковую просьбу, данную родителем, и старается изо всех сил, и завидовал ему.

— Сюда, пожалуйста, — затараторил юноша и поспешил открыть перед ними дверь. Коротко вздохнув, Леонов подхватил свою лёгкую сумку и направился вместе с остальными вслед за ним. Постепенно их маленькая компания таяла в туннелях, учёные один за другим занимали свои комнаты и устраивались. Леонов остался последним, кто ещё не увидел своих апартаментов.

— Для вас выделен отдельный кабинет, господин Леонов, — с улыбкой вещал юноша, — он находится в конце коридора.

Леонов шёл, внимательно рассматривая надписи на дверях. Они продвигались всё дальше, и, на мгновение, этот коридор показался Леонову бесконечным. Они миновали комнату отдыха, буфет и большую столовую за стеклянными дверями. Прошли ещё несколько этажей вниз, пока не остановились перед дверью с висящей на ней табличкой с именем Леонова.

— Ваши апартаменты, господин Леонов, приятного отдыха, — пожелал он и скрылся за поворотом.

Наконец, ученый остался один. Он тихо закрыл дверь и опустил сумку на пол. Прислонившись к холодному покрытию двери, учёный вздохнул.

Обстановка внутри его теперь постоянного жилища была аскетичной, как он и хотел: всё было выдержано в едином бежево-сером тоне. В углу располагалось рабочее место с компьютером, по бокам два книжных шкафа с разинутыми ртами пустых полок. Леонов прошёл дальше, во вторую комнату, где стояла кровать и шкаф для одежды. На прикроватной тумбочке горела небольшая лампа для чтения, и стоял свежий букетик каких-то синих цветов, названия которых Леонов не знал. Круглый плафон на потолке равнодушно взирал на него сверху своим выпуклым тёмным глазом. За перегородкой учёный нашёл санузел: персонал базы позаботился о наличии синего, такого же, как и покрывало на кровати, полотенца и двух кусочков мыла.

На первый взгляд всё выглядело очень удобно и гармонично: спокойные тона были подобраны специально, чтобы не отвлекать от работы, но Леонову пришлось приложить усилие, чтобы подавить в себе желание немедленно выбраться на поверхность и вдохнуть её пыльный и горячий воздух, вместо прохладного и очищенного кондиционером суррогата. Он встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение, и подошёл к кровати. Леонов провёл рукой по покрывалу, оказавшемуся приятным на ощупь, скинул пыльные после дороги туфли и откинулся на подушку, заботливо принявшую его голову, в которой роились тучи беспокойных мыслей.

Он закрыл глаза.

— Приятных снов, Дракула, — пожелал он сам себе и заснул.

4

Старая картонная коробка с одним смятым углом стояла посреди комнаты. Леонов пододвинул к ней стул, сел, провёл рукой по смятому картону.

— Эх, когда перевозили, наверное… — пробормотал Леонов.

Ничего хрупкого и бьющегося в ней не было: там лежали вещи, которые он сложил в эту самую коробку много лет назад, и оставил у Игоря на антресолях. «Кто бы мог подумать», — размышлял Леонов, — «что я снова буду разбирать их на своей собственной научной базе глубоко под землёй…»

Он доставал вещи, вертел их в руках, приветствуя их как старых добрых знакомцев и раскладывая на кровати. На самом дне коробки он обнаружил пожелтевшие от времени листы бумаги, сложенные в большую тетрадь с бардовой обложкой и золотым, чуть стёртым от времени, орнаментом на ней. Леонов на секунду замер, как будто не веря своим глазам. Ему казалось, что он потерял записи, когда началась самая трудная работа по изучению того, что они нашли. Тогда он долго искал эту тетрадь, чтобы, как обычно, записывать туда всё, что вертелось в голове, но не смог её найти. Но вскоре интересная работа отвлекла его от грустных мыслей о потере.

«Наверное, я оставил где-нибудь, а Игорь нашёл и закинул к моим вещам в коробку».

Леонов бережно взял в руки исписанные неровными печатными буквами на старой машинке листы, положил на колени, пригладил помятые края рукой. Он улыбался и чувствовал, что обрёл потерянную много времени назад часть себя.

Старые записи. Начало всего.

Он просмотрел все листы сначала и до конца, а потом обратно. Чувство ностальгии захлестнуло его, понесло в прошлое, когда он был ещё на заре своих открытий, когда чувствовал себя как никогда сильным и смелым. Живым.

Когда ещё кровь кипела в жилах.

Когда убеждал людей идти за ним одним своим взглядом.

5

«16 июля 2002 года.

Выйдя из леса, по неизвестной тропе, еле различимой в густых травах, я вышел на укромную полянку. Было ощущение, что до меня здесь никто не бывал, во всяком случае, если и был, то очень давно. Как такое возможно? Я точно знаю, что ближайшая деревня всего в семи-восьми километрах от этого места.

Я не хочу думать о том, откуда я это знаю. Просто знаю, и всё. Не удивлюсь, если в реальности так оно и есть. Есть эта поляна, и есть путь к ней. Точно такой, как в этих снах. Запас удивления в моём организме, кажется, иссяк после месяца таких странствий. Я надеюсь, что во сне не брожу по квартире как лунатик и не передвигаю продукты в холодильнике… Всё это просто стресс и постоянные думы о прошлой работе и о прошлой жизни, но я не хочу, чтобы эти сны прекращались. Они как глоток свежего сибирского воздуха после смрада канализации.

Кстати, сказать, со времени начала этих снов, я стал чувствовать себя намного лучше, даже немного набрал вес. Так что больше я не похож на привидение, от вида которого постоянно шарахается моя соседка по лестничной площадке, если хулиганы опять выбили лампочку.

Настроение хорошее, хочу, чтобы сны стали приходить каждую ночь».

«19 июля 2002 года

Сегодня дошёл до края поляны и чуть не упал в расселину, скрытую от глаз густой травой. Удивительно, как быстро поменялась местность, ведь идя через лес, я ступал по земле, а тут вдруг раз и камень, да ещё и с расселиной. Она показалась в траве неожиданно, я уже стал переносить вес на ногу, которая была прямо над пропастью. Еле удержался, схватился за выступ и траву, в общем, что первое попалось под руку. Я видел, как мелкие камешки слетели вниз из-под моего ботинка. Такой обуви у меня не было, это были новые походные ботинки с красной шнуровкой.

Проснулся весь в поту, изо всех сил цепляясь за одеяло. Знаю точно, что надо спуститься вниз.

P. S. Порвал ногами простыню, надо зашить».

«21 июля 2002 года

Достал новое альпинистское снаряжение. Не знаю, как им пользоваться, но во сне делал всё быстро и проворно, как будто уже много раз занимался этим. В пещере было чертовски холодно, я помню, как мурашки бегали по спине, да и до сих пор пара-тройка пробежит, как вспомню, что делал. Фонарик освещал путь вниз, куда мне нужно было спуститься до заката, чтобы встретить как можно меньше всяких гадов вроде летучих мышей.

Там внизу, я знаю… там внизу ждёт разгадка. Чертовски хочется узнать, куда я иду и что я ищу, но теперь я жалею о своём желании видеть такие сны каждую ночь. Они стали сниться чаще, практически через ночь, и я боюсь, что, найдя разгадку, они прекратятся. И опять останется тоска и ничего кроме неё. К хорошему быстро привыкаешь.

Ни разу не приснилось то, что я хотел ещё раз увидеть, ни отдыха под облаками, ни костра, ни хоть какого-то привала. Во снах я не чувствую усталости, я знаю, что нужно продолжать идти, туда, где есть что-то важное.

И я иду».

«30 июля 2002 года

Это невероятно… у меня нет слов, чтобы описать, что я видел за всё это время! Моя настоящая жизнь, работа и вся эта рутина меня абсолютно перестала интересовать. Я живу на автопилоте, совершая одни и те же действия каждый день, только чтобы дождаться ночи, ведь, когда я засыпаю, я знаю, что там меня будет ждать МОЙ мир. Настоящий, тот самый, которому я на самом деле принадлежу. А, проснувшись, меня не покидает чувство, что всё это было по-настоящему… даже синяки и набитые шишки появляются на тех местах, которые я ушиб во сне. Хотя, может быть, я во сне ударяюсь о тумбочку или ещё что-то.

Теперь о самом главном. Я спустился в пещеру.

Там оказался длинный проход куда-то вглубь, довольно просторный, так что можно было идти не пригибаясь. Это удивительно, но у меня сложилось впечатление, что я вошёл в какое-то подземное рукотворное строение. Но когда оно построено? И кем?

Я долго шёл вперёд, спотыкаясь о камни скорее от волнения. Чувство близкой разгадки не покидало меня ни на секунду. Клянусь, моё сердце билось как у юнца на первом свидании с самой красивой девочкой класса! В конце пути пещера внезапно расширилась, и я вошёл в огромный грот, откуда-то сверху капала вода, я слышал гулкий стук капель о камни. Там было невообразимо красиво, хотя, единственным источником света был мой маленький фонарь. Мне кажется, что я видел всё вокруг каким-то особым зрением…

И ещё… возникло ощущение, что меня кто-то ведёт, кто-то направляет… я чувствую незримое присутствие какой-то… сущности. Это не описать словами, но порой, мне кажется, что кто-то стоит у меня за спиной или идёт впереди, указывая путь…

Впервые, проснувшись сегодня, я подумал, а вдруг всё это не случайно… Хоть я и учёный и привык верить только фактам, но эти сны… этот один большой сон, путешествие, как фильм, который мне показывают.

Я начинаю думать, что мне предстоит что-то сделать… пока ещё не знаю, что, но, возможно, что-то связанное с этими снами. Возможно, мне надо отправиться туда…

Только куда, туда?»

«5 августа 2002 года

Фонарик сломался, хотя батарейки в нём были полностью исправны, так же вышла из строя другая аппаратура… но я всё прекрасно вижу, даже, скорее, ощущаю и чувствую себя в этой пещере словно дома. Будто, некогда я ушёл оттуда, а теперь, много лет спустя вернулся. Самое странное, что ничего не вызывает у меня удивления. Я знаю, что всё правильно и так и должно быть. А порой мне кажется, что подобное со мной уже бывало… Прекрасное чувство спокойствия и безопасности не покидает меня.

В реальности для такой экспедиции мне понадобилась бы помощь нескольких человек, оборудование, верёвки, фонари. Я бы волновался и был готов ко всякого рода неожиданностям, но ТАМ всё это абсолютно неважно. Я обследовал каждый уголок грота и всей пещеры, прикоснулся к её стенам, как будто прикоснулся к чему-то живому… мне показалось, что камень двигался под моей рукой… пульсировал. Это было приятно, я ощутил приток каких-то сил, словно сама пещера подпитывала меня, наполняла жизненной энергией.

Обычно, под землёй в таких пещерах бывает наоборот: возникает чувство, будто из тебя высасывает все соки. Сколько раз мы радовались, как дети, выбравшись на свет божий из таких мест.

Но здесь… это прекрасно и необъяснимо.

Я жду главного знака, который укажет мне, где именно искать то, ради чего я сюда пришёл.»

«13 августа 2002 года

Я видел ЕГО.

Это совершенно точно! Он показался всего на секунду бесплотным духом, но я могу поклясться, что видел его! Он был огромен, могуч, выглядел как гигантский джинн из сказок об Алладине. Странно, даже смешно, но…

У него очень странные глаза. Казалось, что он видит меня всего, словно я сделан из стекла, всё моё прошлое, настоящее и, даже, будущее. Моё реальное прошлое, настоящее и даже то, что ещё не случилось. Он всё понял… он всё знал… Он сам был частью моего существования. Его взгляд, пронзающий насквозь, всё видящий и невообразимо мудрый… как я смог всё разглядеть за один миг… но в этот миг время остановилось. Я осознал, насколько это мощная субстанция, что мне стало страшно. Он сказал мне, точнее показал глазами, чтобы я не боялся. Он прекрасно знал, что я чувствую.

Даже пробудившись, я всё ещё ощущаю на себе этот взгляд, мне кажется, что это существо здесь, в каждом грамме воздуха.

Мне до сих пор немного не по себе…»

«16 августа 2002 года

Я привык к Его присутствию, он сам дал мне время на это. Теперь я знаю, что с самого начала пути и до последних дней нахождения в пещере Он вёл меня. Поначалу я лишь слабо ощущал Его присутствие, но во всей красе Он показался мне только в самой пещере. Он и есть эта пещера, и камень, к которому я прикасался… это было всё равно что прикоснуться к Нему самому.

Конец ознакомительного фрагмента.