Иллюзии красного

Наталья Солнцева, 2002

Странные и, на первый взгляд, ничем не связанные убийства происходят в столичном городе. Погибает респектабельный ювелир Ковалевский, кто-то пытается убить его любовницу Валерию, бесследно исчезает кладоискатель… В ходе расследования выясняется, что все жертвы каким-то образом причастны к тайне древних рубинов «Алая капля», подаренных индийским раджей своей возлюбленной Сабхидари и исчезнувших с ее смертью во тьме тысячелетий.

ГЛАВА 6

Валерия подскочила в постели. Обвела широко открытыми глазами комнату. Ничего… Боже мой! Вот что значит не высыпаться, сидеть за компьютером допоздна, а потом еще читать странные книги! Она потянула носом. Благоухание не исчезло.

— Красивый сон. Впечатляет! Даже кажется, что она все еще спит!

Она снова вдохнула. Что же это? Запах такой, словно окно в комнате выходит прямо в цветущий сад… Валерия посмотрела за окно. Какой сад! Еще даже снег не везде растаял! Она перевела взгляд на веточку и поразилась. Веточка в вазе расцвела, да еще как пышно! Густо облепленная мелкими бело-розовыми цветами, она издавала этот беспокоящий Валерию аромат. Но еще вчера почки были закрыты…

Она наклонилась и тронула цветочек. Желтая пыльца осталась на пальце. Цветы оказались самыми настоящими.

— И хорошо, очень красиво. — Валерия приняла все как есть. Она не решилась задумываться. Просто много работала в последнее время. Переутомилась. Вот и… Тут она вспомнила, как Евгений говорил ей о режиме дня.

— Спокойствие и уверенность во многом зависят от того, м-мм… как организована жизнь. Хорошее питание и достаточный сон — лучшее лекарство от переутомления и депрессии. Я знаю это по себе.

— О, какой он правильный! — ее затошнило.

За завтраком она все еще продолжала думать о Евгении. О том, что боится однообразия, разочарований и скуки. Бутерброд с ветчиной и зеленью был таким огромным, что она откусывала его с трудом, запивая сладким кофе. Мысли немного упорядочились.

Валерия так наелась, что с трудом застегнула юбку, но она была довольна, что позаботилась о себе как следует. Чувствуя, что опаздывает, она вылетела из подъезда и едва не сбила с ног Евгения.

— Куда ты так спешишь? — Его машина стояла прямо у порога. — Опаздывающая женщина — это тайфун! — Он засмеялся, выруливая со двора.

Валерия находила в себе только жалость к нему, и она грозила перерасти в любовь. Женщины часто попадают в ловушку жалости.

— Я закурю? — она достала сигарету.

— Сколько угодно! — он дал ей огня. — Какие у тебя планы на завтра?

— Мне надо сделать несколько переводов. Так что я буду дома, засяду за словари.

— Тогда приготовься к неожиданностям.

— Что? Нет! Больше никаких неожиданностей! — взвизгнула она. Секунду спустя Валерия подумала. что ведет себя слишком эмоционально.

Он смотрел на нее с таким недоумением, что стало неловко. Растерявшись, она не в силах была ответить что-либо вразумительное. Поэтому тупо уставилась на массивную золотую цепь, которую Евгений носил на шее. Он опять понял ее взгляд неправильно.

— Это моя первая настоящая работа. Память. Не волнуйся так. Если тебя ждут сюрпризы, то только приятные.

— Хотелось бы верить. — Она, наконец, улыбнулась.

Сегодняшний день складывался неудачно. Конференция затянулась. Напряжение, в котором Валерия провела эти долгие часы, утомило ее, к тому же она не успела пообедать. Даже во время перерыва пришлось переводить.

— Мне необходимо отдохнуть. Такая усталость неспроста. Как бы не заболеть.

Когда все закончилось и появилась возможность уйти, она даже не ощутила радости. Безразличие и желание спать — вот все, что она испытывала.

У выхода Евгений разговаривал с весьма элегантным пожилым мужчиной. Он заметил ее и вежливо попрощался со своим собеседником.

— Устала?

— Да. — Говорить совсем не хотелось.

— Поехали.

По дороге он почувствовал, что не хочет отпускать ее. Сдурел окончательно, так можно все испортить. У него была своя собственная, выверенная опытом и временем философия обращения с женщинами, которая ни разу его не подводила. Но этот случай особый. Евгений вспомнил, как все начиналось, как он не сомневался, что одержит победу над этой женщиной, подчинит ее своей воле, а потом… она станет ему неинтересна. Сценарий всегда был один и тот же. Сейчас, несмотря на интимный контакт, который он считал решающим, его уверенность таяла быстрее, чем остатки снега на городских тротуарах. Теперь он не только не был уверен, — он начал бояться, что не сможет удержать ее. Что-то в этой древней любовной игре, в которую он привык играть только по своим правилам, пошло не так.

— Я не против выпить чашечку кофе, а ты? Давай зайдем в какой-нибудь м-м… уютненький ресторанчик. — Он внимательно посмотрел на Валерию, с волнением ожидая ответа. Она рассеянно смотрела на дорогу. — Ну, что с тобой сегодня? — спросил он мягко.

Валерия взяла себя в руки.

— Я с удовольствием. Только переоденусь.

Евгений терпеливо ждал ее в машине, потом вышел. Постоял, переминаясь с ноги на ногу. Не в силах больше ждать, вошел в подъезд и услышал звук ее шагов.

— Валерия! Я решил… мм-м, что ты уже забыла обо мне. — Он вдруг подумал, что сама женская красота — редкая драгоценность, и что она как самородные камни, которые бывают настолько совершенны, что им не нужна отделка. И форма, и цвет — без единого изъяна.

Неуверенность, однажды закравшись ему в душу, не сдавала своих позиций. Он прижал женщину к себе, ощущая теплые волны нежности, такие для него не характерные, и замер так же, как она в его объятиях.

— Я, кажется, понимаю, откуда пошла легенда об огненных стрелах, пронзающих сердца влюбленных. — Он усмехнулся. — Ты, наверное, голодна? Я уже знаю эту твою привычку забывать о еде. Хороший ужин м-м… в приличном месте поднимет тебе настроение. Я сам хочу заслужить твое расположение. Если бы Купидон ^[5] вздумал мне помогать, я бы, пожалуй, обиделся.

Костер разгорелся на славу. Ник повернулся к нему спиной, наслаждаясь приятным теплом. У его ног лежал приблудный пес, свернувшись калачиком. Рыба, почищенная и вымытая, лежала в ведре.

— Явится дед, или нет? — Легкое раздражение постепенно перерастало в плохо скрытое негодование. — Где ночевать? Кому нужны такие приключения? Не хватало еще спать где попало, как этот бездомный пес! — Ник глянул на собаку, разлегшуюся у огня: вся шерсть сбилась в клочья, погладить противно. — Вален, гнида! Ну, подожди! — Ник закипал от гнева. Он подбросил еще веток в огонь. Становилось прохладно.

Вален, наконец, вышел из леса, неся огромную охапку сучьев, за ним семенил дед.

— Ну, вы сделали все как надо, — оценил Егорыч их старания. — Дальше мое дело.

Уха аппетитно булькала и благоухала на всю реку. Дед помешивал ее принесенной из дому деревянной ложкой и тихонько приговаривал что-то себе под нос.

— Колдуешь, что ли? — не выдержал Ник.

— Да ты что говоришь-то? — возмутился дед. — Молчать я не люблю, а старуха заела: надоел я ей со своей болтовней. Вот и привык себе под нос бормотать, чтобы она не слышала.

— А есть колдуны у вас в Коломне? — спросил Вален безразличным тоном, вроде от нечего делать.

— Бог с вами, ребята! Нету у нас таких. Слухи были… да и те давно быльем поросли.

Резко похолодало. Начался ветер, и река покрылась крупной, частой рябью.

— Выпьем, Егорыч? — Вален подал деду кружку с водкой. — Ник, иди сюда! Давай за знакомство.

Дед поднял кружку. Он действительно любил выпить. Старость делала его не интересным для окружающих, одиноким. Возможность поговорить с людьми, почувствовать их уважение и признательность выпадала не часто.

Уха оказалась удивительно вкусной, наваристой, с запахом лаврового листа и дыма. Вален достал из рюкзака оставшуюся закуску: копченую грудинку, сыр, малосольные огурчики.

— Какие вы запасливые ребята! — дед с удовольствием принялся за еду.

Водку пили просто так, без тостов, заедая душистыми кусками рыбы. Аппетит у всех оказался отменный. Костер разгорелся и припекал бока, багровые искры таяли в начинающем темнеть небе. В свете пламени кружилась мошкара.

— Егорыч, расскажи какую-нибудь страшную историю. — Вален, изрядно опьяневший, не упускал из виду мысль выудить у деда нужные сведения.

— Это про что же? — старик блаженно щурился, поглядывал на костер, на темную, неспокойную воду реки.

— Ну… — Вален сделал вид, что думает, — про мертвецов!

— Да что вы, как малые дети! Мертвецы… они мертвецы и есть. Что про них рассказывать? Разве что показать? А, ребята? Не сробеете?

— Проверить надо. Ник, наливай, для храбрости! А что, дед, ты сам-то не сдрейфишь?

— Чего–о? — дед возмутился. — Я до Берлина дошел! — Он неверной рукой ударил себя в грудь. — Сколько я тех мертвых перевидал… тебе и за три жизни не осилить. Сопляк ты еще… Чтобы дед сдрейфил!..

— Ладно, ладно, — примирительно закивал Вален. — Чайку бы!

Ник направился к рюкзаку за большим бисквитом, про который чуть не забыли. В темноте он споткнулся, чудом не упал.

— О чем ты думаешь? Где мы будем ночевать? — зашипел он на ухо товарищу, разламывая бисквит. — Ты знаешь, когда последняя электричка? Егорыч, хоть ты скажи ему! — Ник начал раскисать, он расстроился не на шутку и сидел с понурым видом.

Костер догорал, малиново мерцая крупными углями.

— Ладно, пошли, ребята, я вас пристрою на ночлег… с мертвецами! — дед захихикал.

Ник в ужасе смотрел на него. Вален собирал вещи, заталкивая их в рюкзаки, как попало.

Дед вывел их с берега реки на тихую глухую улочку. В темном небе стояла бледная убывающая луна, освещая холодным светом усыпанную гравием дорогу. Высокие деревья неприветливо шумели голыми ветками.

— Дом-то наш знаменитый, достался бабке Полторацкой по наследству. Она не местная, в Коломне совсем недавно. Живет одна. Она странная, но не зловредная. Я ей рыбу продаю, раз в неделю. Вот и познакомились.

— А как ее зовут? — Вален сосредоточился, чтобы запомнить. Он ликовал. Опять удача! И как все здорово, само собой получилось! Определенно, ему везет!

— Зовут бабку Инна Аркадьевна, — дед кашлянул. — Благовоспитанная старушка… вы с ней повежливее.

В темноте очертания дома расплывались. На первом этаже горело единственное окошко. Неяркий свет падал на высокое крытое каменное крыльцо с перилами. Дед смело постучал.

Дверь открылась сразу, как будто хозяйка ждала гостей. Она ни о чем не спрашивала, стоя в проеме двери с керосиновой лампой в руке и пытаясь рассмотреть поздних посетителей.

— Инна Аркадьевна, это я. — Дед выступил на свет. — Вот, гостей вам привел.

— Я вижу, Максим Егорыч. Только молодые люди мне незнакомые. — Она подняла лампу повыше.

— Это Коленька и Валек. У нас просьба к вам есть. Они сюда рыбачить приезжали… — дед прочистил горло, он явно смущался хозяйки. — Валек, говори сам, у тебя складнее получится!

Вален, стараясь скрыть опьянение, заговорил медленно, тщательно подбирая слова.

— Видите ли… я историк. Мы бы никогда не решились вас беспокоить, если бы Максим Егорыч не проговорился, какая знаменитая у вас усадьба. Я просто не могу себе позволить быть в Коломне и не посетить такую достопримечательность! Если бы вы согласились уделить нам с другом немного времени… рассказать о прошлом вашей семьи, показать нам фамильные реликвии…

Инна Аркадьевна никак не реагировала, просто стояла и спокойно смотрела.

— Они на электричку опоздали из-за меня, — вмешался дед. — Рыбачили вместе, ну и засиделись… Примите на ночь, заодно и покажете им ваш дом. Ребята хорошие, головой ручаюсь.

— Бога ради, пусть ночуют. Проходите. — Хозяйка посторонилась, уступая приятелям дорогу.

Ник и Вален, непонятно почему, потеряли свою уверенность и видимо оробели. Они нерешительно, как-то бочком, прошли за хозяйкой по длинному темному коридору. Свет лампы отбрасывал колеблющиеся тени на деревянные панели стен. Пахло лаком, старой мебелью и керосином. Вален испытал странное чувство… Он сам стремился попасть в этот таинственный дом, а ощущал, будто бы его сюда заманили необычайно хитрым и извращенным способом. Словно он идет в западню… Ник несколько раз бросал на него перепуганные взгляды. Оба как-то сразу протрезвели.

Инна Аркадьевна шла, не оглядываясь, очень прямая, стройная, и сзади напоминала даму из чеховских рассказов, а вовсе не бабку. У нее были пышные волосы, несмотря на возраст, уложенные в прическу на старинный манер. Длинное платье едва не касалось пола.

Она провела их через несколько комнат, расположенных анфиладой. В слабом свете лампы мелькала темная массивная мебель — комод, широкий шкаф, стулья с высокими спинками, тяжелые сундуки, на которых, вероятно, можно было спать. Потолки оказались такие высокие, что кое-где светильники свисали на длинных металлических цепях, а кое-где их вовсе не было. Мрачно, пустынно и холодно — такое впечатление произвел на приятелей старый дом.

— Именно так, молодые люди — пустынно и холодно, — неожиданно произнесла хозяйка.

Ник и Вален вздрогнули. Неужели, они высказали свои мысли вслух? Да нет вроде. Рта не раскрыли с тех пор, как переступили порог.

— А?… — Вален стоял с таким растерянным видом, что женщина засмеялась.

— Я тоже чувствую себя здесь не очень уютно. Как будто в гостях. — Инна Аркадьевна пригласила молодых людей в просторную чисто выбеленную комнату, поставила лампу на круглый стол без скатерти. В углу висели несколько старинных икон в потемневших окладах. — Электричество нынче дорого, приходится экономить. У меня в подвале целый ящик свечей остался от предыдущих хозяев, да бочка с керосином. Нужно использовать. — Она еле заметно улыбнулась, одними глазами. — Вы не курите?

Вопрос застал приятелей врасплох. Слишком неожиданный переход… Они не сразу нашлись, что ответить. Ник, как истинный джентльмен, опомнился первым, полез в карман и достал пачку дорогих сигарет.

— Курите… Мы с удовольствием составим вам компанию, если позволите.

— Разумеется, позволю! Отчего же не позволить? — хозяйка все так же неопределенно усмехалась. Видно было, что когда-то давно она была поразительно красивой женщиной. Остатки ее былой красоты до сих пор поражали воображение, — ровный и чистый овал лица, прямой нос, губы изящной формы, горделивая посадка головы, пышная прическа из вьющихся от природы волос. Седина придавала ее облику особую пикантность, казалась проявлением изысканного и эсктравагантного вкуса, а вовсе не проявлением возраста.

Ник не спускал с Инны Аркадьевны глаз: женщины были его слабостью. А эта, такая необычная…

На столе стояло зеркало в резной деревянной рамке. Хозяйка поставила его напротив, взяла сигарету и очень красивым движением прикурила. Она словно забыла о гостях, устремив взгляд блестящих, отнюдь не старушечьих глаз, на покрытое мутноватой амальгамой зеркало. Что она видела там? Незабытое и захватывающее прошлое, полное тайной и мучительной страсти, печали и потерь? Или неопределенное, нерадостное будущее?

Вален сидел, насупившись, тоже курил.

— Здесь так неуютно, — подумал он и глянул на Ника. Тот застыл, уставившись на хозяйку, словно кобра на заклинателя змей. Он забыл про сигарету, и она наполовину превратилась в пепел, сыпавшийся прямо на стол. — Проклятый идиот! — злобно сказал о приятеле Вален, разумеется, не вслух.

Ник чувствовал себя приподнято и взволнованно… Он несколько успокоился. Пусть сырой и неприветливый, но дом, крыша над головой, кровать, — есть; одеяла дадут. Можно будет спать по-человечески. Молчаливая хозяйка заворожила его. Глядя на нее, он слышал пение ангелов. Валену, конечно, этого говорить ни в коем случае нельзя, он примет его за сумасшедшего. А он, Ник, не сумасшедший. У него тонко чувствующая, поэтическая натура, обостренное понимание прекрасного. Ему говорила об этом покойная мама. Ник почувствовал, что сейчас заплачет. Тогда Вален будет дразнить его несколько дней. Надо сдержаться во что бы то ни стало. Поглощенный нелегкой борьбой с самим собой, он не заметил, как Инна Аркадьевна поднялась и отошла к окну.

— Пойду поставлю чай. Что-то вид у вас обоих невеселый. — Она плотно задернула коричневые гардины с бахромой в виде плюшевых шариков.

Как только ее прямая фигура скрылась за дверями, Вален подошел к массивному шкафу, намереваясь посмотреть на его содержимое.

— Ты что? Не смей этого делать! — Ник загородил ему дорогу. Неприкрытое отвращение читалось на его лице. Вален рассердился, но не подал виду.

— Что это с тобой? — с притворным удивлением посмотрел он на друга. — Дай пройти, я хочу пересесть. Очень дует из окна.

Хозяйка быстро вернулась с большим серебряным подносом, на котором стояли чашки, полные горячего чая, сахарница и вазочка с вареньем. Ник подскочил, помог ей поставить поднос на стол.

— Что же вас интересует, молодой человек? — снова без всякого перехода спросила Инна Аркадьевна, повернувшись к Валену.

— Расскажите сами, что считаете достойным внимания. — Вален внутренне «тащился» от своей воспитанности и изысканного слога. — Может, есть какие-то семейные предания, романтические истории? Что-то связанное с дворянской родословной? Или отношениями с царской семьей? Какие-нибудь щедрые дары?

— Окончательно рехнулся со своими сокровищами, — зло подумал о дружке Ник. Ему стало противно, когда он вспомнил, с какой целью они проникли обманом в дом Инны Аркадьевны. А она еще мило с ними беседует, угощает чаем!

— Да нет, пожалуй. Вынуждена вас разочаровать. — Женщина так посмотрела на Валена, словно его намерения не представляли для нее никакой тайны. — Щедрых даров от царей никто из Полторацких не получал. А вот романтические приключения случались, и не одно. Только вот что вам рассказать? Произошла в нашем роду одна страшная история, которую не стоит слушать на ночь… И позвольте дать вам один совет, молодой человек, — не копайтесь в прошлом, не ищите неприятностей на свою голову. — Рука хозяйки, тонкая, с продолговатой изящной кистью и длинными худыми пальцами, слегка дрожала.

— Что вы имеете в виду? — Вален почувствовал азарт игрока.

— Боюсь, что вы никогда уже не сможете жить по-прежнему, когда узнаете то, что вам знать не следует. Зачем вам, современному, образованному человеку, ворошить прошлое? Исторической ценности эти данные не представляют — так… семейная драма с оттенком зловещей тайны. — Инна Аркадьевна произнесла это с такой интонацией, что невозможно было уловить, иронизирует она, подшучивает над искателями приключений, или же говорит серьезно.

Нику ее слова очень сильно не понравились. Ему показалось, что тени в углах комнаты стали гуще, а по спине прокатилась волна холода.

— Инна Аркадьевна, — заныл Вален, которого только раззадорили предупреждения хозяйки, — прошу вас, расскажите! Ведь это так интригует!

— Я предполагала, что вы меня не послушаете и будете настаивать. — Женщина вздохнула. — Ну, что ж, раз вы так упорно выспрашиваете себе смерти…

Ник побледнел. Он чувствовал себя участником пьесы, в которой актриса произносит роковые слова, за которыми неминуемо последует страшная трагическая развязка. Было одновременно неловко и страшно.

— Господи, пусть будет не как я хочу, но как Ты… — Хозяйка старого дома перекрестилась и приступила к рассказу.

Примечания

5

Купидон — в римской мифологии божество любви, олицетворение любовной страсти.