Выход
В старом шкафу скрипнула дверь. Недовольный паук повис на обрывках паутины. Из недр запыленного убежища показался человек. Никто не заметил его появления. Все считали, что скорлупа пустая. А ведь он ждал, когда его спасут. Но всем было все равно. «Никто за мною не придет» — однажды понял герой. Надеяться не на кого. А можно только на себя.
Зажмурил глаза от ослепляющего света. Открыл и нырнул в мир, который не хотел его знать.
— Ну и что, — подумал, — что никто не позвал. Я сам к себе иду.
Яркие краски свободы врывались в его сознание быстрым потоком. Было красиво, одиноко и страшно. Он согласился жить один.
Выходить пытался и раньше. Открывал дверку, пугался ослепительного света, зажмуривался и снова закрывался. Он боялся этого одинокого путешествия. И, может быть, остался бы в тоскливой темноте. Но жажда жизни не давала покоя:
— Ну и что, — говорила она, — что тебя не принимают люди. Какая тебе до них разница?
— Я не могу игнорировать людей, — отвечал он. — Ведь я живу среди них. А значит, вынужден оглядываться на общество.
Жажда не сдавалась:
— Как можно зависеть от того, кто никогда тебя не поймет?
— Но, других же понимают! Значит и мне нужно сделать так, чтобы радовались и брали (мои творения и меня).
И он заглядывал в чужие глаза. Внимал чужому мнению. Считал важнее чужие мысли. Жизнь тоскливо вздыхала, несмело напоминала про свободу.
— Какая свобода?! — возмущался человек. Если, например, я не заработаю денег, то мне будет не на что жить! Разве это свобода? А заработки, в конечном счете, все равно зависят от людей. Значит, и я от них завишу! Значит, должен их слушать! Их слушать, а не тебя, понимаешь?
Она в удивлении раскрывала глаза:
— Как можно плевать на себя?
— А вот и неправильно! Я не плюю на себя! А даже наоборот — хочу себе успеха и денег. И именно поэтому стараюсь! Ты слышишь?!
Она не хотела слушать. Не собиралась признавать собственное бессилие перед стремлением во что бы то ни стало угодить кому-то.
— А я не угождаю! — слышал ее человек. Лебезить — это звучит не гордо. Я добиваюсь своих целей. Учусь быть компромиссным и находить истину в чужих словах. Да, в чужих.
«От них зависит мое все» — он этого не хотел знать. Но ежедневно подтверждал своим действием и образом мыслей. И панически боялся признаться самому себе. Такое не достойно. Он мнит себя свободным.
Жажда перестала спорить. Что спрашивать с убогого мышления. Лучше подождать, когда дозреет само. Или так и умрет в собственном неведении. Изредка о себе напоминала — чтоб не расслаблялся. Но преимущественно находилась отдельно от него. И пропадать не собиралась. Вот такая она была настырная:
— Раз ты мнешь себя свободным, значит, я жива. Я не устану повторять: свобода не в этом! Свобода в другом! — уже не спорила, а утверждала его важная часть, с которой он больше всего стремился воссоединиться, но не знал, как это сделать.
И каждый шел своей дорогой. Она — оставалась при собственном мнении. Он — стремился достичь всего. Он ждал, когда люди признают его таланты, захотят его видеть и знать. Так почувствует себя важным и нужным. Мир откроет для него свои теплые объятья. И будет успех. Но, шли годы. И ничего не происходило. Ожидание казалось бессмысленным. Не могло вырваться наружу стремление. Оно задыхалось в собственном бессилии:
— Как же так — я стараюсь изо всех сил, а ничего не получается!? Люди не хотят меня видеть. Им не интересен мой мир. Не ценны мои умения. Они превращают меня в ничтожество! Я ничего не стою в собственных глазах! Потому что я ничего не добился!
И было молчание. Никто теперь не спорил, не убеждал. Зачем говорить, когда человек должен понять сам? Молчание мудрее всяких слов. Его не звали люди. Его звала свобода. Настырно толкала в бок. Заставляла выходить из шкафа. Все слышнее нетерпеливые толчки: «Пора!», «Пора!».
— А что, и пойду! — согласился он, наконец. — Мне нечего больше терять! Все самое страшное: молчание и презрение, пренебрежение и унижение от окружающих — я уже получил. Дальше — некуда.
Ошарашенное сознание широко раскрывало глаза и падало в беспамятстве. Все внутренности выворачивались наизнанку. Так наступало изменение собственного мира. И уже не страшно, а немного удивительно. Как на чистый лист в ум кладется новое осознание:
— Кому я доверил свою судьбу?
Он схватился за голову руками и зло ответил сам себе:
— Окружающим, у которых повелевают собственные слабости! — от такого неприятного осознания внутри пробирали мурашки. Появилось чувство брезгливости к прошлому себе. Но это хорошее чувство! Омерзение теперь не даст вернуться назад.
— Мне не нужно больше признание! Эта зависимость от окружающих лишает меня свободы собственного выбора, свободы самовыражения, свободы самореализации, в конце концов!
Он вытер пот со лба и шагнул наружу, там оторвал взгляд от людей. Он брел по протоптанной кем-то тропинке, и как будт-то всему свету говорил:
— Я не хочу навязываться миру, которому не нужен.
Несдерживаемым потоком врывалась свобода. Ломала прутья, рвала путы, сжигала веревки. Мощные вихри очищали дорогу, по которой теперь идти. И манящая даль вперед звала.
