Тонкий тающий след

Наталья Лирник, 2020

Она отказалась от своего дара, чтобы обеспечить благополучие близких. Но жизнь не прощает подобных жертв: взамен таланта у нее появился порок, заставляющий жить в вечном страхе разоблачения. Судьбы героев причудливо переплетаются, пока каждый из них ищет свой путь к счастью. Как сохранить самое главное, когда близкие уходят навсегда, любимые лишают поддержки, а роковая слабость заставляет совершить преступление? Как увидеть тонкий тающий след, который выведет к свету?

Глава 6

Из-за бабушкиной болезни обычное расписание было нарушено: закупка продуктов в выходные сорвалась, и Наде пришлось ехать в магазин по дороге с работы в больницу. Поискав место на парковке у нарядного круглосуточного супермаркета, она ощутила прилив злости. Цены тут нерядовые, но, если у вас нет времени рулить в «Ашан», извольте мыкаться, искать, куда приткнуть машину на десять минут. Но по дороге в больницу более удачного магазина не было. Решив объехать квартал, Надя увидела, что шлагбаум на въезде во двор поднят. Вот это удача! Быстро нырнув в открытый проезд, она припарковала машину на свободном месте — вечер только начинался, и не все проживающие здесь автомобилисты вернулись домой. Двор был старый, заросший узловатыми деревьями и разлапистыми кустами. Программа реновации сюда пока не добралась. В пятидесяти метрах от Яузы стояли невзрачные малоэтажные домики, обитатели которых по давнишней традиции до сих пор летом развешивали во дворе белье на веревках, натянутых между ушастыми металлическими столбами.

Может, я с ума сошла, если покупаю в «Азбуке вкуса» за две недели до того, как нас выселят из квартиры? Надя шла по проходам с большой тележкой и складывала в нее все, что попадалось под руку. Как там говорила Скарлетт О’Хара? Я подумаю об этом завтра. Сейчас мне надо ехать в Первую Градскую к бабушке, а бабушка любит винегрет из «Азбуки вкуса». И я его куплю.

Вслед за упаковкой развесного винегрета в корзине очутились миндальное печенье, красивая банка с чаем, пачка молотого кофе, пара чесночных багетов, сыр, мясо, яйца, сметана, молоко, сливки, апельсины и конфеты, минеральная вода, рыба, овощи — к моменту, когда Надя достигла отдела с косметикой, корзина была заполнена наполовину. О счете она не думала. Она вообще ни о чем не думала — просто шла и шла, чувствуя, как холод бежит по спине и стынут пальцы, шея становится неподвижной, а глаза теряют фокус и реагируют только на самые яркие пятна, как будто прорывающиеся в ее реальность сквозь туман. Яркое розовое пятно с какими-то синими строчками на нем. Надя протянула руку. Прохладная банка была увесистой и объемной. Такое в карман не поместится. Она оглянулась. Никто не смотрит. Быстрым движением Надя сунула банку в висящую на локте сумку и пошла к кассе.

Выкладывая покупки на ленту транспортера, Надя почти успокоилась. Кассир меланхолично сканировала упаковки, помощник за кассой аккуратно складывал их в пакеты. Следующим в очереди к кассе стоял задумчивый блондин средних лет — высокий, в неприметной темной одежде. Он скользнул по Наде заинтересованным взглядом и сразу отвел глаза в сторону.

— Гражданочка, можно вас на минутку?

Надя уже расплатилась картой, когда невесть откуда взявшийся охранник взял ее за локоть.

— Что случилось? Почему вы меня трогаете?

— Камеры зафиксировали, как вы положили в сумку крем в отделе косметики. Пройдемте, надо разобраться.

— Это недоразумение! Я оплачу! — Надин голос звучал истерично и звонко.

— Пройдемте, гражданочка. — Охранник крепче сжал пальцы на ее локте и кивнул следующему в очереди блондину в темном:

— Привет, Михалыч.

— Привет. Помощь нужна?

— Да нет, справимся.

Надя успела схватить одной рукой три тяжелых пакета с покупками и, подталкиваемая охранником, вышла из зала в узкий, выкрашенный зеленой масляной краской коридор.

* * *

Ярко-розовая банка стояла на письменном столе рядом с монитором, на котором в отдельных квадратиках были видны все проходы магазина.

— Крем для лица с арбутином и плацентой Roland, производство Япония, цена тысяча триста девяносто руб лей. — Сидящий за столом человек поднял на Надю холодный взгляд.

— Ну вы же понимаете, что это случайность. — Надя старалась говорить очень спокойно. — Я только что оставила на кассе почти восемь тысяч рублей и этот крем тоже, конечно, могла оплатить. Я просто ошиблась, не положив его в корзину.

— Мы за вами очень пристально наблюдали, гражданочка. Вы же не просто не положили крем в корзину. Вы оглянулись, не смотрит ли кто, и убрали его в сумку. — Наде показалось, что в помещении внезапно запахло сгоревшим маслом. Опять этот ужасный запах, откуда он здесь? — Вот смотрите.

На черно-белой записи было отчетливо видно, как Надя не спеша обходит стеллажи косметического отдела, берет в руки банку и оглядывается. А затем сует проклятый крем в сумку.

— Послушайте, ну простите меня, пожалуйста. Я правда ошиблась. Я очень устала на работе. У меня умирает бабушка, я сюда приехала, чтобы купить ей гостинцы в больницу. Там в Первой Градской меня пускают до восьми, мне надо успеть. Смотрите, видите тут апельсины? И винегрет, она очень любит именно ваш винегрет, я за ним специально приехала. — Надя судорожно копалась в пакетах, словно предъявление конкретных продуктов могло смягчить сердца этих двоих, охранника и второго, кто он здесь? Менеджер? — Пожалуйста, позвольте, я все оплачу. Я приличный человек, у меня работа, семья, ну посмотрите на меня, вы же сами все видите. Я не воровка. Мне совершенно не нужен этот проклятый крем.

Мужчины смотрели на нее молча, никак не реагируя и будто бы ожидали продолжения.

— Ну пожалуйста, давайте я все оплачу. Вот. — Надя открыла кошелек и вынула пятитысячную купюру. Положила ее на стол.

Никакой реакции.

Она порылась в кошельке, вынула все бумажные деньги, которые там еще оставались, — чуть больше тысячи, — и выложила их на стол.

— Все, больше у меня ничего нет.

— Гражданочка, ну вы же понимаете, это смешно. Вам же срок грозит. Это кража. А вы решили откупиться шестью тысячами рублей? — Человек, сидевший за столом, казалось, получает удовольствие от разворачивающейся сцены.

Раздался короткий стук в дверь:

— Коллеги, приветствую! Можно?

Блондин из очереди, которого назвали Михалычем, уверенно вошел в кабинет.

— Ну как тут у вас? Проблемы?

— Да нет, Михалыч, мы с дамочкой уже разобрались, — ответил охранник, почти незаметно смахивая кучку купюр в ящик стола. — Идите. И имейте в виду, что такие оплошности иногда плохо заканчиваются. Сегодня вам просто повезло.

Надя схватила свои пакеты и молча вышла из кабинета. Быстро, быстро, где здесь выход? Она почти бежала по узкому зеленому коридору, заплутала, оказалась в тупике, повернула назад и наконец, почти задохнувшись от запаха горелого масла, вышла на улицу. От ужаса и безысходности ей захотелось выть.

* * *

— И вот пойди пойми, чего им надо, этим бабам? — охранник задумчиво оглядывал заднее крыльцо магазина, куда вышел покурить с Михалычем. — Веришь, нет: через день попадаются, и ведь все прилично одетые. Кто конфеты пытается стырить, кто бутылку вина. А платить за это все нам из зарплаты. Цены ты в курсе, какие здесь. Ну что за люди…

— Коль, ну ты же взрослый мужик. И все еще удивляешься, — сочувственно вздохнул Михалыч.

— Да конечно, ты в своей уголовке, небось, такое и за преступление не считаешь. У тебя дела помасштабнее.

— Нечисть — она и есть нечисть. Порядочный человек воровать не станет, даже если это спичек коробок. Жалеешь, что отпустил ее?

— Да нет, конечно. Там сумма-то была… на административку тянет. Вот если бы она бутылку французского вина стырила, как на прошлой неделе — там разговор мог быть другим. Прикинь, мы двадцать тыщ сняли с дамочки в шубе, которая какой-то коллекционный пузырь прихватила. Вот там реально было что обсуждать. А здесь…

— Ну и правильно. Всех подряд в отделение таскать — мы протоколы писать замучаемся. Как сам-то, Коль?

— Да все нормально, потихонечку. Оксанка работает, дети растут. Сонька о велике мечтает. Сашка думает, куда податься после школы. Вроде в армию собрался — чтобы побыстрее и без геморроя устроиться. А у тебя что?

— Да как-то ничего.

— В личном-то ничего не поменялось?

— Коль, ну было у меня уже все в личном. Повторять не хочется. А сейчас вообще не до того. Я как матери не стало, вообще никого видеть не хочу.

— Паш, дружище… Надежда Васильевна святая была женщина. А как она на рояле играла. Я до сих пор помню, как мы после школы у вас дома тусили, и эту ее музыку…

— Скоро год, как похоронил. Надо памятник ставить. Веришь, нет, я на кладбище за этот год был четыре раза. Вроде пока я не там, она живая и просто вышла куда-то… — Михалыч вскинул голову и точным движением отправил окурок в урну. — Ладно, Коль, я пойду. А то ты меня плохому учишь. Я давно не курил.

— Вот и не кури. Заглядывай, Паш. Мы тебе рады будем.

— Спасибо, как-нибудь зайду. Привет своим передай.

* * *

Почти добежав до машины, Надя сунула пакеты в багажник и села за руль. Ее колотило. Ледяными пальцами она поправляла неизменный шарф: туже, еще туже. Черт побери. Все плохо. Хуже, чем она ожидала. Раньше это никогда не случалось так часто. Психотерапевт сказал, чтобы это прекратилось, нужно уменьшить стресс. Чем? Валерьянкой? Афобазолом? Его, кажется, хвалят эти одинаковые девочки из кадров и с ресепшена. Стресс сейчас у всех, все разбираются в успокоительных. Никакого отпуска не предвидится еще долго — да и пока бабушка в больнице, о каком отдыхе может идти речь? Надя тяжело дышала и крутила обручальное кольцо на пальце. Повезло, ей повезло. Ее отпустили. Ну все, пора ехать.

Она направила машину к выезду из двора и обнаружила, что шлагбаум опущен. Двор чужой, ключа у нее нет и спросить не у кого. Надя подъехала поближе и, опустив стекло, нажала на кнопку вызова диспетчера. Никто не отозвался. Посмотрела на часы: половина восьмого. До Первой Градской по пробкам минут двадцать, да и позже ее, наверно, пропустят, хоть это и труднее. Но не оставаться же ей здесь, в этом проклятом дворе… Надя нажала кнопку еще и еще раз.

В динамике что-то хрюкнуло, и раздраженный голос ответил:

— Слушаю!

— Выпустите меня, пожалуйста, я перед шлагбаумом стою.

— Адрес какой?

— В смысле? — растерялась Надя. Она была уверена, что диспетчер где-то рядом.

— Адрес, где стоите?

— Николоямская набережная, тут переулок рядом, «Азбука вкуса»…

— Понятно. Ну стой, жди, сейчас наряд вызову. В чужих дворах паркуются, паразиты проклятые… Сейчас тебе гайцы покажут, как правила парковки нарушать, — динамик замолчал.

Еще секунду Надя думала, что это была просто шутка, но шлагбаум и правда остался неподвижным. Зазвонил мобильный — когда рядом не было Лешки, она обычно не подключала его к громкой связи. Надя взглянула на экран: «Мать». Этого еще не хватало. Она нажала на боковую кнопку, чтобы заглушить звук, и швырнула телефон на пассажирское сиденье. Господи, что же делать-то? Что за день?!

* * *

С другой стороны шлагбаума Павел неторопливо приближался к своему дому. Разговор с одноклассником получился невеселый, но расстраиваться глупо. Впереди вечер, у него есть новая хорошая книга, так что все будет хорошо.

На выезде из двора стояла темная иномарка, путь которой преграждал шлагбаум. Фары заливали мартовские лужи желтым светом, решетка радиатора была необычной — Прохоров точно знал, что в их дворе таких машин не было. «Альфа-Ромео», ты глянь. Редкая птица. Цвет неброский, то есть куплена не для понтов, а для собственного удовольствия. А что это она, собственно, здесь стоит и не выезжает?

Приблизившись, Павел разглядел в водителе авто ту самую дамочку из подсобки «Азбуки вкуса». Вцепившись в руль, она смотрела вперед невидящим взглядом, бледная и отчаявшаяся. Прохоров быстро понял, в чем дело, и, достав из кармана брелок, поднес к сенсору. Шлагбаум полез вверх. Секунду спустя «Альфа-Ромео», агрессивно взвизгнув, обдал Прохорова ледяной кашей из лужи и резко выскочил со двора. Следователь тяжело и неодобрительно посмотрел вслед машине и прошел к крайнему подъезду старого пятиэтажного дома.