Хранитель. Трилогия. Книга 3

Наталья Лебедева, 2020

Существуют такие миры, обитатели которых наблюдают за эволюционным развитием землян. Эту работу контролирует межпланетарный совет, в состав которого входят разные отделы. Работники этих отделов помогают людям не потерять свой путь и реализовать то, что в них заложено программой-судьбой, а также сопровождают своих подопечных за порог жизни. Мы их называем Ангелами Хранителями. Один из таких работников – Лук. В первой книге Луку поручаются три человека – Николай, Светлана и подросток Иван, которые должны исправить ошибки прошлых воплощений и научиться любить и уважать друг друга. Во второй книге у Лука другие подопечные это – Артём и его дочери Маша и Даша. В прошлой жизни они были просто друзьями. Перед ними стоит задача развязать кармический узел. В третьей книге «Сила страха», Луку придётся спасти ещё три жизни – Сергея, Ларису и её дочь Яну. Они стали заложниками одного проклятия, которое обрывало их жизни два поколения. В нынешнем воплощении они опять подвержены этому року.

Глава 2

Маня была поздним и единственным ребенком в семье. Родилась она в октябре 1940 года. Мать при родах умерла. Воспитанием девочки занимался отец. Он был хромой с детства, поэтому не служил в армии и не работал на тяжелых работах в деревне, где они жили. Зато он был хорошим знахарем и травником. К нему приезжали со всех ближайших округов за помощью. Маня находилась всегда при нем, даже собираясь в лес заготавливать травы, он брал её с собой уже с трех лет. В девять лет девочка могла уже сама приготовить отвары и правильно определять болезни.

Отец учил свою дочь всему, что знал сам. Он очень её любил и видел в ней своё продолжение. Она чутко все воспринимала и чувствовала силу каждой травинки. Временами отец поражался её способностям видеть, какая трава набрала питательные вещества, а какая пуста, как она говорила.

Как и каждый ребенок, Маня любила играть со сверстниками, но чаще всего она общалась с Семёном, худеньким и болезненным мальчиком, который был старше её на один год. Он везде сопровождал её, как тень, и когда она была занята разбором растений, просился всегда помочь. Усядутся рядышком за стол и перебирают собранную травку, а Сёмка все время спрашивает:

–_Маня, а эта травка живая?

Она посмотрит на него своими карими глазами, закинет русую косу за спину и серьезно ответит:

— Сёмка, сколько раз тебе говорить? Вся трава, что мы с отцом собрали, живая. Твоё дело отобрать травку от сорняков, мы же её пучком срываем.

А Семка чуть стушуется, опустит свои зеленые глаза и молча перебирает, а потом опять спросит:

— Маня, а я правильно делаю?

— Правильно, — начинала злиться девочка. — Ты только отвлекаешь. Иди домой, тебя, наверно, уже мамка потеряла.

— Нет, она знает, где я.

Отец посмотрит на них, улыбнется, а потом тяжело вздохнет и тихо скажет себе под нос:

— Буде славно, коль не сбудется. Помоги Боже, не дай тому случиться.

Так и жили. Она закончила семилетку и вела всё хозяйство по дому сама. Когда Мане исполнилось семнадцать лет, отец стал сильно болеть, и она продолжила его дело самостоятельно. Через год отца не стало.

Сёмка всё так же был привязан к Мане. Он стал высоким, белобрысым и худощавым парнем, а Маня налилась соком и была стройна и красива, но на ухаживания парней внимания не обращала, пока не приехал к ней парень из района с болями в желудке. Он стал приезжать всё чаще и чаще, и Маня ждала его приезда с нетерпением. Сёмка сильно ревновал и кружил вокруг её дома, пока тот был у неё в гостях. Девушка влюбилась в Сашку — так звали этого парня — и, как говорят, потеряла голову.

За Маней, после смерти отца, приглядывала тетка, которая жила по соседству. Она пыталась её уберечь от сближения с Сашкой, ведь за ним ходила дурная слава бабника, но любовь ослепила Маню, и она полностью растворилась в своих чувствах к нему. Он воспользовался этим и, обещая жениться, переспал с ней до свадьбы. Время шло, а Сашка так и продолжал навещать её, но о свадьбе говорил всё реже. Сначала обещал жениться после сбора урожая, потом с первым снегом, но на дворе уже был ноябрь. Снега намело много, да и морозы напоминали крещенские.

— Ух, и холода в этом году не в пору начались, — говорила тетя Дуся, навестившая племянницу. — Маня, ты что-то сегодня вялая какая-то.

— Что-то плохо себя чувствую, тошнит целый день, — отвечала Маня и выпила рассол.

— Да ты, девонька, часом не беременна? — с подозрением спросила тетя Дуся.

Маня побледнела и заплакала.

— Ох ты, батюшки! Что же ты, девонька, натворила. Да ведь теперь вся деревня в тебя пальцем тыкать будет. Вот срам-то какой, — причитала тетка. — Что ж теперь делать? Сделай себе отварчик да избавься от беременности, пока никто не узнал.

— Нет, не буду. Отец говорил: «Грех это большой». Вот мы поженимся, тогда никто не будет языками чесать. Сегодня он приедет, и я поговорю с ним.

— Дай Бог, дай Бог поженитесь. А коли нет, что тогда?

— Тогда сама ребенка воспитаю, как батька мой один меня воспитывал.

— Ну ты сравнила. У него мамка твоя была, да и он мужик, а ты девка ещё незамужняя. Вот беда, беда, — вытирала слезы тетя Дуся. — Как я на том свете буду в глаза твоим родителям смотреть? Не доглядела тебя. Ой, Боженька, прости, прости.

— Они не сердятся на меня, — тихо ответила племянница.

— Цыц, они, видите ли, не сердятся на неё. Сделай отвар, тебе говорю.

— Не буду. Что случилось, то случилось.

— Ну как знаешь, смотри, чтобы поздно не было. Будешь потом локти кусать, — сказала тётка и ушла, хлопнув дверью.

— Не буду, — буркнула ей в след Маня и заплакала ещё громче.

Вечером Маня сидела за накрытым столом и ждала возлюбленного. Она хорошо протопила печь, испекла свежий хлеб, наварила картошки в чугунке и поставила на стол соленья и бутылку самогона. Из сеней принесла свежее молоко в глиняной крынке и накрала чистой тряпочкой. Темнело. Она зажгла керосиновую лампу, и её взгляд блуждал по дому. На стенах висели пучки трав, на полках, которые делал ещё отец, стояли разные горшочки и берестяные коробочки. Под ними стоял сундук и лавка. У другой стены находилась кровать, на которой спал отец. Возле двери в сени стоял умывальник и ведро с водой. Четверть комнаты занимала печка, за занавеской была ещё одна крошечная комнатка, где она спала.

Саша вошел шумно, бросил шапку с тулупом на лавку и, увидев накрытый стол, потер руки.

— Хорошо встречаешь. Молодец, — сказал он, присаживаясь к столу.

— Я всегда тебя хорошо встречаю, — улыбнулась Маня и засуетилась, подставляя еду поближе к нему.

— Что новенького у тебя? — спросил Сашка, набивая рот едой.

— Так вот я беременна. Пора и свадьбу сыграть.

Он медленно прожевал и, подняв на неё глаза, почти крикнул:

— Ты что, дура?

— Ты обещал жениться на мне. Как я буду людям в глаза смотреть?

— Тебе ведь избавиться проще простого, — с раздражением говорил он.

— Не буду я избавляться. У нас девочка будет, — отвечала Маня с надеждой, что он изменит своё мнение.

Сашка встал из-за стола, надел тулуп, а шапку сжал в руке и, повернувшись к ней, сказал:

— Ладно, жди на следующей неделе сватов.

Пнул ногой дверь и вышел. В сенях, одевая шапку, пробормотал:

— Не дождёшься!

Сёмка, который стоял в сенях за дверью, услышал его слова и бросился за ним на улицу. Он стукнул его в спину и стал кричать:

— Как ты посмел с ней так поступить?

Сашка развернулся и ударил его так, что тот упал, и из носа хлынула кровь.

— Ты на кого прыгаешь, дохляк? Еще раз сунешься, прибью.

Маня выскочила из дома и подбежала к Семке.

— Понятно теперь, от кого ты забрюхатила, — со злобной усмешкой проговорил Сашка и ушел.

Она помогла подняться другу и привела его в дом.

— Зачем ты пришел? — спрашивала она, протирая его лицо.

— Маня, он не пришлет к тебе сватов, — говорил он, пытаясь убрать её руку с полотенцем. — Ты слышишь меня? Он так сказал, когда вышел.

— Слышу. Что ты так кричишь?

Сёмка упал на колени перед ней и схватился за её бедра. Он смотрел на неё снизу вверх своими зелеными глазами, пытаясь поймать её взгляд.

— Манечка, ты люба мне. Я завтра пришлю к тебе сватов, — говорил он умоляющим голосом.

Она погладила его по голове, а из глаз потекли слезы.

— Нет, — резко сказала она. — Зачем я тебе такая нужна?

— Нужна, любая нужна, — повторял Сёмка, пытаясь удержать руками отходившую от него Маню.

— Уходи. Ты мне не люб, — сказала она и ушла в маленькую комнатку.

— Маня, — позвал он её.

— Уходи, видеть тебя не могу. Может, он и прислал бы ко мне сватов, а ты всё испортил. Уходи, я сказала.

Семка встал, забрал со стола бутылку самогона и ушел, а Маня просидела на кровати, глядя в одну точку почти до рассвета, не проронив больше ни одной слезы. Из этого состояния её вывел сильный крик. Она накинула теплый платок и фуфайку и выскочила на крыльцо. Возле её калитки стояли люди и громко причитали, а одна женщина сильно кричала. Маня подумала, что с кем-то случилась беда, и им нужна её помощь. Она выскочила за калитку и замерла в ступоре. Прислонившись к забору её дома, сидел Семка с пустой бутылкой в руках. Он замёрз. Она медленно опустилась на колени и погладила его по холодной щеке.

— Что ж ты наделал? — тихо проговорила она и почувствовала сильный удар ногой в бок.

— Не прикасайся к нему, — кричала его мать. — Ведьма. Ты душу его сгубила, сейчас совсем уморила.

Женщины оттащили разъяренную женщину, а тетя Дуся подняла Маню и прижала к себе.

— Ты лишила меня сына, — продолжала кричать мать Сёмки. — Ты лишила меня внуков. Будь ты проклята! Да чтобы ты сама никогда не увидела своих внуков, да чтобы все бабы в вашем роду не видели своих внуков! Да чтобы все бабы вашего рода подыхали молодыми и никогда не были замужем! Будь ты проклята! Ведьма.

Маню стало трясти, и она сильно побледнела. Тетка отвела её в дом и уложила в постель. Ей пришлось просидеть с племянницей до следующего утра. Маня сильно бредила и звала отца. К вечеру она очнулась и даже попила молока, а к утру Маня совсем пришла в себя и, поблагодарив тетку за помощь, уверила её, что с ней всё хорошо, и она спокойно может идти домой. Даже вышла на крыльцо проводить её. Во дворе лежала околевшая собака. Тетя Дуся вскрикнула от испуга, а Маня спокойно сказала:

— Не бойся, тетя Дуся. Я похороню её достойно. Она часть проклятья забрала на себя, часть отец смог нейтрализовать, а часть всё-таки осталась. И мне с ним жить.

— Девочка моя, — заплакала тетка и обняла Маню. — Я подсоблю тебе во всем, только живи.

— Не переживай, пока буду жить. Еще дочке Катеньке знания свои передавать буду.

— Дай Бог. Дай Бог, — ответила тетка и пошла домой.