Седьмой мост

Наталья Калинина, 2010

Существует множество свадебных обычаев. Один из них – проехать свадебным кортежем через семь мостов. Но никто не знает, что седьмой мост лежит между миром живых и миром мертвых и пролитая на нем кровь может открыть таинственные врата… Алевтина, обычная школьная учительница, и не собиралась разгадывать какие бы то ни было загадки и ходить по тонкой грани жизни и смерти. Она хотела тихого семейного счастья со своим избранником. Но судьба распорядилась по-другому.

ДИАНА

Лето оказалось скучным. Вернее, скучным оно стало лишь с сегодняшнего дня, когда Диана встала, как обычно, в восемь утра и вдруг осознала, что ей некуда и незачем торопиться. Обычно в девять тридцать к ней заглядывала соседка Алевтина, и девушки за совместным завтраком оживленно обсуждали подготовку к свадьбе. Подруга во всем советовалась с ней, будь то оформление приглашений, выбор ресторана или фасон платья. После того как Диана поработала над имиджем Алевтины, заставив ту кардинально изменить прическу (расстаться с пережженными «химией» кудельками, сделать модную стрижку и покрасить волосы в медовый цвет), посоветовала ей другой макияж и настояла на обновлении гардероба, соседка решила и при подготовке к свадьбе довериться вкусу новой подруги.

— Ты самый лучший стилист! — искренне восхищалась результатами Дианиной работы Алевтина. — Я будто лет на десять помолодела!

Диана скромно заметила, что дело не столько в новом имидже, сколько в счастливой улыбке, которая сменила привычное хмурое выражение лица Алевтины, и сияющих от любви глазах.

До сегодняшнего утра Диана чувствовала себя нужной, а сегодня, проснувшись без будильника в восемь, по привычке подумала, что надо успеть до прихода соседки привести себя в порядок, разбудить трехлетнего сына, умыть его и накормить завтраком, и в этот момент вспомнила, что подруга не придет, потому что уехала с женихом в провинцию. И день сразу как-то потускнел и облупился, словно поддельная брошь.

Диана без всякого интереса разобралась с утренней рутиной, перебросилась парой реплик с переехавшей к ней матерью, собрала сына для прогулки, положила в рюкзачок едва начатый роман и бутылку воды и отправилась на детскую площадку.

День обещал быть душным: уже с утра дышало не прохладой, а подступающим пеклом. Редкое явление в московском климате — установившаяся на долгое время жара. Диана облизала пересохшие губы и, заложив одним пальцем страницу книги, потянулась к рюкзаку за бутылкой воды. Однако, отвинтив крышечку, не сделала глоток, а поискала глазами среди других ребятишек сына:

— Миша! Иди сюда, мама тебе водички даст!

Сын, наблюдавший за тем, как другой ребенок, немного постарше его, лихо раскачивает качели, оглянулся и звонко прокричал, что пить не хочет. И вновь вернулся к своему занятию. Диана жадно сделала несколько глотков и убрала в рюкзак бутылку и книгу. Действие романа ей показалось затянутым, читалась книга тяжело, девушка то и дело спотыкалась о нагромождение высокопарных фраз и длинные описания. Пожалуй, стоило захватить с собой детектив. Но этот роман ей настоятельно советовала прочитать Алевтина, и Диана не могла отказать подруге, хоть подобная литература была не в ее вкусе.

Обхватив ладонями перекладину деревянного сиденья, она слегла ссутулила плечи и вытянула шею, выглядывая сына. Тому, видимо, надоело дожидаться, пока освободятся качели, и он присоединился к небольшой группке ребятишек в песочнице. От других детей Миша невыгодно отличался худобой — результат затяжной болезни — и свежим золотистым загаром, полученным на море. Его пшеничные волосы под южным солнцем выгорели добела, что особо было заметно в контрасте с загорелой кожей. «Осталось откормить, и все будет в порядке», — с улыбкой подумала Диана, любуясь ребенком. Все же она поступила правильно, рискованно увезя его на курорт. Лечащий врач Миши, пожилая строгая женщина, перед поездкой стращала тем, что Диана не довезет ребенка даже до пункта назначения. Но отдых на море пошел мальчику на пользу, вернулся он посвежевшим, поздоровевшим, с набранными двумя килограммами веса, бодрый и почти здоровый. Врач не смогла сдержать своего восхищения. «Поздравляю, мамаша! Похоже, вы одержали победу» — такая фраза в устах этой скупой на лестные слова женщины казалась выше всяких похвал. Диана со значением улыбнулась. Она-то знала, что дело было не только в дорогостоящем лечении и отдыхе на морском побережье, но и в том, что с помощью новых друзей нависшее над мальчиком родовое проклятие было снято.

Страшное осталось позади, и сейчас, в это оказавшееся свободным от хлопот утро, Диана поняла, что ей пора строить свою жизнь. Кирпичик за кирпичиком возводить новое «здание» на месте старых руин. Ей почти двадцать шесть, но жизненные «счета» пусты, а все богатство составляет маленький сын. Ни любимого человека, ни работы, ни изобилующего трудовыми заслугами резюме, ни образования.

Диана была молода и красива, но привыкла жить, ощущая себя засушенным цветком, потерявшим краски и аромат и сохранившим лишь хрупкую форму. Гнет родового проклятия сделал любовь запретной. Диана была влюблена лишь однажды, родила ребенка, но сама разорвала отношения с любимым. А сейчас, избавленная от оков проклятия, она с таким вкусом, жадностью и ожиданием ловила нетерпеливым сердцем флюиды приближающейся любви, с какими вдыхает воздух свободы узник, приговоренный к пожизненному сроку, но неожиданно помилованный и выпущенный на волю. Недавно, во время поездки на море, у Дианы случился небольшой роман с местным красавцем Владимиром. Не то чтобы острый и страстный, но приятный, закончившийся вместе с каникулами. Диана иногда с улыбкой вспоминала своего курортного поклонника, но не тосковала о нем. Она предчувствовала, что впереди ее ждет настоящая любовь — такая, когда сердце то замирает и сжимается в комок затаившимся зверьком, то превращается в птицу, беспокойно мечущуюся в клетке или взмывающую вверх и резко падающую вниз, то трепещет легко-легко, словно крылья бабочки. А душа то наполняется согревающей, будто глинтвейн, радостью, то томится от неясных ожиданий. И мысли разлетаются воздушными шарами, а в глазах — свет и интригующая грусть, а улыбка загадочна, как у Джоконды.

Такая любовь, которую она уже испытала однажды.

Такая, которая являлась во сне.

Это был секрет, которым Диана не осмелилась поделиться даже с Алевтиной. Да и что можно рассказать подруге? Сон, наполненный живыми сочными красками, напитанный ощущениями и наэлектризованный эмоциями, в сухом пересказе вылинял бы до состояния застиранной тряпки, стал бы плоским и мертвым, как поверхность стола. Рассказывать такой сон — все равно что пытаться посмотреть фильм, созданный в 3D-формате по старому черно-белому «Горизонту». Нет.

Сюжет всегда был одним и тем же. Диана куда-то шла, не зная точного направления и пункта назначения, ориентируясь лишь на свою интуицию. Но тут дорогу ей преграждал дом, и Диана понимала, что прибыла в назначенное место. Девушка входила в единственный подъезд, с любопытством озиралась, рассматривая стены, узкие подъездные двери со стеклами-витражами и высокий потолок, затем с громко бьющимся в предвкушении и волнении сердцем поднималась по винтовой лестнице. Она знала, что в конце пути ее ждут — незнакомец, ни лица которого Диана не видела, ни имени его не знала, но при этом этот человек был для нее таким родным и близким, как если бы она прожила вместе с ним значительную часть своей жизни.

Подниматься приходилось долго, и у девушки начинала кружиться голова от бесконечных крутых поворотов заворачивающейся по спирали лестницы и отсутствия площадок, на которых можно было бы перевести дух. В итоге она подходила к нужной двери. Диана легонько трогала ее, будто собиралась лишь погладить, но дверь открывалась, и девушка входила в полутемный коридор, ведущий в освещенную лишь парой свечей комнату.

Он всегда ждал ее там — возле зашторенного окна, повернувшись к девушке спиной. Диана медленно шла к мужчине, надеясь, что он обернется, но тот оглядывался лишь тогда, когда она подходила настолько близко, что могла приложить ладони к его спине. Он поворачивался, но лицо его скрывала тень, падающая от козырька бейсболки. Диана нетерпеливо протягивала руку, чтобы сдернуть головной убор, но мужчина успевал мягко, но настойчиво перехватить ее запястье одной рукой. Второй же властно привлекал девушку к себе. И только уже после того, как приближал свое лицо к ее так, что почти касался его козырьком, сам снимал мешающую кепку и целовал девушку. И Дианино недавнее желание раскрыть его инкогнито терялось в волнах уже других желаний.

Все, что Диана могла рассказать об этом человеке, — это то, какого вкуса были у него губы, как пахла его кожа, что носил он эти треклятые бейсболки, не дающие ей увидеть его лицо, и что на его правом плече имелось маленькое родимое пятно овальной формы, которое она любила целовать. Да еще запомнилась темно-синяя футболка с эмблемой рок-кафе, в которую незнакомец был одет во вчерашнем сне. И все. Но то, что она ничего о нем не знала, не мешало ей любить этого мужчину. Напротив, такая загадочность лишь подогревала чувства, добавляла специй, распаляла желание.

Просыпаясь после таких сновидений, взмокшая, возбужденная, счастливая, она еще некоторое время не открывала глаза, балансируя на грани сна и реальности, трогала пальцем губы, фантазируя, что они на самом деле яркие и чуть припухшие от недавних поцелуев незнакомца, касалась ладонью груди, в которой суматошно колотилось сердце, трогала низ живота, где еще ворочалось разбуженным зверьком желание. «Он придет. Он обязательно придет, уже не во сне, а в реальности», — утешала она себя. В такое утро Диана действительно чувствовала себя влюбленной, улыбалась, напевала, порхала. А на вопросы Алевтины, замечавшей ее состояние, отвечала шутками.

…Предавшись воспоминаниям и мечтам, Диана даже не замечала, что улыбается.

Смотрела на сына, выбравшегося из песочницы и влезшего на деревянную карусель, но видела совсем другие картины. И очнулась лишь тогда, когда подбежавший к ней Миша попросил пить.

«Я тебя все равно найду, — мысленно пообещала Диана незнакомцу. — Ты существуешь в реальности, я знаю. Сейчас ты не хочешь мне открываться, но это лишь потому, что ты ждешь нашей настоящей встречи…»

* * *

Родственники Евгения были милыми и гостеприимными людьми — Женя не приукрасил. Проживали они в небольшом поселке городского типа в старой пятиэтажке, но трехкомнатная квартира оказалась просторной, и в ней недавно сделали ремонт.

Приняли гостей со всем радушием: Светлана, тетя Евгения, приходившаяся его отцу родной сестрой, напекла-наварила-нажарила столько, что можно было досыта накормить целую роту солдат, еще и осталось бы на следующий день. Она обняла Алевтину словно дочь, заявив, что Женя ей — как сын, а значит, его невеста тоже ей родная. Молодежи отвели самую лучшую комнату. В первые минуты знакомства Алевтина еще чувствовала смущение, но очень быстро ощутила себя в этой семье своей.

Помимо Светланы и Валерия, в квартире проживали два их сына — старший, недавно разведенный Игорь, и Руслан — студент-третьекурсник областного технического вуза, прибывший домой на летние каникулы. Братья были похожи друг на друга манерой говорить и жестами, но внешне принадлежали к противоположным типажам. Руслан уродился в отца — был такой же чернобровый и черноглазый. Игорь же пошел в мать — невысокий, полный, с круглым добродушным лицом, пшеничного цвета волосами и честными голубыми глазами.

Вечер закончился быстро: после ужина хозяйка предложила гостям отдохнуть, а Евгений с Алевтиной возражать не стали, так как действительно утомились в дороге.

Евгений уснул мгновенно. Аля лежала рядом с ним в пахнущей цветочным мылом постели совершенно без сна.

Такое с ней редко, но бывало: вот только-только она умирает от желания спать и думает, что уснет раньше, чем коснется щекой подушки, но едва добирается до вожделенной кровати, как понимает, что сна — ни в одном глазу.

Тихо и осторожно, чтобы не разбудить Женю, Аля повернулась на бок, обняла парня руками и уткнулась лицом ему в плечо. Еще каких-то два месяца, и они будут засыпать и просыпаться вместе ежедневно. Щурясь со сна, готовить вместе завтрак, рассказывать за утренним кофе друг другу приснившееся. Строить мелкие планы на день и глобальные — на жизнь. Расставаясь на восемь рабочих часов, прощаться поцелуями так, будто разлучаются на восемь лет, и через пятнадцать минут уже отправлять друг другу сообщения с лишь им одним понятным кодом: «Скучаю… Люблю. Жду встречи!» А в течение дня, ожидая вечера, то и дело бросать взгляд на часы и досадовать, что стрелки движутся так медленно. Встречаться с такой горячностью, как после долгой разлуки, бросаться к друг другу с объятиями, будто в аэропорту, и вновь целоваться. И идти по улице домой, держась за руки, словно подростки.

— Спасибо тебе за счастье, — прошептала Аля в горячее плечо спящего Евгения. Тихонько поднявшись, накинула на плечи легкий халатик, сунула ноги в тапочки и вышла на балкон.

Было душно, несмотря на открытую форточку. Казалось, воздух сгустился до состояния желе. На улице оказалось чуть прохладней, чем в комнате, и Аля, с удовольствием потянувшись, сделала глубокий вдох. Воздух ей показался очень вкусным, совершенно не таким, как в ее загазованном Подмосковье. Все здесь было по-другому — и тишина, такая глубокая, будто кто-то, повернув невидимую ручку, выключил все звуки в мире, и небо — угольно-черное, и звезды — большие и серебряные, как старинные монеты. В какой-то момент девушке подумалось, что вот это и есть абсолютное счастье. Не шумное, как разгулявшаяся свадьба, не игристое, как шампанское, не бурное, как горная речка. А такое спокойное, гармоничное, идеально круглое. Может, попросить Женьку задержаться в этом месте не на неделю, как они планировали, а на две? Конечно, чтобы не стеснять родственников, можно у кого-нибудь снять жилье. В идеале бы подошла комната в деревенском доме у какой-нибудь милой бабульки. Алевтине все не давала покоя идея пожить хотя бы эти семь дней простой деревенской жизнью. А почему бы и нет? Отпуск у обоих только-только начался. Она решила, что утром обязательно поговорит с Женей на эту тему.

Потом она опять стала думать о предстоящей свадьбе. Праздновать планировалось без размаха: лишь ближайшие друзья и родственники. С Жениной стороны приглашенных оказалось куда больше, чем с ее. Из Алиных родных должны присутствовать лишь мама и тетка.

А отец — нет.

…Его она почти не помнила. В последний раз папа навестил свою вторую семью — маленькую Алевтину и ее мать, — когда девочке было три года. В памяти Али осталась картинка: большой и грузный мужчина с застывшими смешинками в зеленых глазах подхватывает ее на руки и подкидывает к потолку. Девочка поначалу пугается, но потом заливисто смеется. А мама, застывшая на пороге, встревоженно предостерегает: «Осторожно! Уронишь!» Отец ставит дочь на пол, одергивает цветастое платьице, которое привез ей в подарок вместе с плюшевым медведем, и, оглянувшись на мать, что-то весело ей басит. Следующая картинка: они втроем сидят за обеденным столом, Аля — на руках у отца. Ей позволено черпать ложкой из его тарелки суп, что она и делает, тщательно выбирая картошку и избегая морковки, которую не любит. Мать с отцом о чем-то вполголоса разговаривают, при этом оба серьезны. Но Аля настолько увлечена вылавливанием из супа картошки, что почти не прислушивается к тому, о чем говорят родители. Правда, в один момент, услышав, что мать упоминает какую-то Надежду, интересуется, кто это. Ее воспитательницу в детском саду тоже звали Надеждой, и маленькая Аля подумала, что речь шла о ней. Мама замялась, а отец весело ответил, что Надежда — это другая маленькая девочка, которой тоже три, почти четыре года. Помнится, Алю сильно поразило то, что существует какая-то другая Надежда, не воспитательница, и что папа знает другую девочку такого же, как она сама, возраста. Папа был только их с мамой, и точка. Пусть и приезжал очень редко.

В ту же ночь она проснулась от громкого шепота, доносившегося с кухни. Разговаривали родители. А в какой-то момент послышался приглушенный плач мамы. Но когда испуганная Аля уже спустила босые ножки с кровати, чтобы узнать, что случилось, в комнате появился отец. Он вошел тихо, думая, что дочь спит, но увидел ее сидящей на постели. Тогда он решительно подошел к ней и присел рядом на краешек кровати. «Не спится?» — спросил папа, ласково обнимая девочку за плечи. «Там мама плачет», — испуганно прошептала Аля, прижимаясь щекой к отцовскому боку. От свитера пахло табаком и терпким одеколоном, и эта смесь запахов навсегда врезалась ей в память. «Нет, не плачет», — сказал отец так уверенно, что она ему поверила. «Дочка…» — начал он после долгой паузы и осекся. А затем вдруг подхватил Алю на руки и стал укачивать, как маленькую. Так девочка и уснула у отца на руках. Утром она узнала, что папа опять уехал — как уезжал обычно после трех-четырех дней пребывания у них. Только больше он, как Алечка его ни ждала, не вернулся.

Это уже позже, повзрослев, она узнала от матери, что у отца на Севере есть другая семья. Что он до выхода на пенсию был важной «шишкой» в своей области — чуть ли не губернатором. В Москву приезжал в командировку, где и познакомился с Алиной мамой. Первую жену отец не бросил, так как незадолго до появления Али в его семье тоже родилась девочка — та самая Надежда. Почти четыре года он жил на две семьи: постоянно с законной женой и дочкой и два-три раза в год навещая московскую семью. В ту последнюю ночь, когда Аля видела своего отца, мама решила поставить точку в таких отношениях. Она была еще молода и надеялась устроить свою судьбу, а связь с чужим мужем, от которого она родила дочь, не позволяла ей двигаться дальше.

Правда, личную жизнь мама Алевтины все же не устроила, так и жила вдвоем с дочерью. До недавнего времени девушка считала, что связь между родителями оборвалась еще тогда. Однажды она задала маме щекотливый вопрос, знает ли она что об отце, но та ответила что-то резкое, из чего Алевтина заключила, что отец их бросил и не желает о них знать. Тема эта была для нее болезненной, как и для матери, поэтому они ее больше не затрагивали.

Но на днях, убирая в квартире в отсутствие мамы, Аля перебирала антресоли и там, среди ненужных вещей, обнаружила жестяную коробку из-под печенья, доверху наполненную конвертами и открытками. На всей корреспонденции стоял один и тот же адрес отправителя, и подписаны письма были отцом. Но самым шокирующим открытием для девушки стало то, что последнее письмо папа прислал три года назад! Значит, он по-прежнему писал им, отправлял к праздникам поздравительные открытки и даже приезжал в Москву. Об этом было сказано в одном из последних писем, раскрытых наугад. Отец сожалел о том, что не мог задержаться в столице, и просил Алину мать прислать в следующем письме фотографию дочери. Это стало вторым шокирующим открытием: мама поддерживала с ним переписку, но скрывала от дочери.

Алевтина решила не делать поспешных выводов до тех пор, пока не поговорит с мамой начистоту. В тот раз она торопливо затолкала все вытащенные вещи обратно на антресоли, чтобы мама раньше времени не догадалась о том, что ее дочь обнаружила «тайник» с письмами. А потом сделала то, что было совсем не в ее характере: вытащила из жестяной коробки всю корреспонденцию и спрятала у себя с тем, чтобы потом прочитать переписку родителей. До сих пор она терзалась противоречивыми чувствами: нужно было поступить благородно и не совать нос в чужие секреты? Или все же она имеет право знать, почему ее лишили общения с отцом?

Письма она взяла в поездку, потому что дома, при маме, не решалась их достать.

Все эти дни Аля искала оправдания поступку мамы и еще вспоминала их спонтанный переезд три года назад с одной квартиры на другую в пределах поселка. Не может ли он быть связан с тем, что мама решила изменить адрес и не получать больше письма из Сибири? Ведь сам переезд, с точки зрения Алевтины, был бесполезен, не принес никакой материальной выгоды, они, что называется, поменяли «шило на мыло». Правда, мама уверяла дочь в том, что тот район, в котором они жили, не нравился ей тем, что был излишне шумен.

— Ты чего не спишь? — раздалось вдруг у Али за спиной, и девушка от неожиданности вздрогнула.

— Прости, не хотел тебя напугать, — смутился появившийся на балконе Женя.

— А ты чего не спишь? — вопросом на вопрос ответила она.

— Проснулся оттого, что тебя нет рядом. Да и жарко невыносимо.

— Мне тоже не спится от жары. Вышла проветриться и задумалась.

— О чем? — полюбопытничал парень, переступая босыми ногами. В отличие от Али, он вышел на балкон в том, в чем и спал, — лишь в одних «боксерах». И теперь чувствовал себя немного неловко, но обрывать разговор ради того, чтобы вернуться комнату и одеться, постеснялся.

— Да так… О нашей семейной истории, — улыбнулась Аля и прильнула к парню. Тот с готовностью обнял ее за талию. Так они и стояли в полной тишине, любуясь звездным небом и наслаждаясь обществом друг друга, пока Аля не нарушила молчание:

— Знаешь, Женя, я все вспоминаю то происшествие на трассе.

— Ты о девушке? — с готовностью откликнулся Евгений. И судя по тому, с каким энтузиазмом он спросил, тема эта его тоже волновала.

— Да. Я видела ее на самом деле. Веришь?

— Конечно!

Еще бы не верить, когда он сам недавно стал свидетелем, как Алевтина вступила в контакт с духами. Более того, он же по просьбе друга Ильи проводил эксперименты с записью «потусторонних» голосов на магнитофонную пленку.

— Как я уже сказала, все произошло настолько быстро и внезапно, что я ее не рассмотрела. Заметила лишь, что это была молодая девушка, коротко стриженная брюнетка в перепачканном грязью брючном костюме. Нарядная, будто собралась на праздник.

— Думаешь, это одна из жертв автокатастрофы, случившейся на этой дороге? — предположил Евгений.

— Возможно. Но сейчас меня волнует не столько история этой девушки, сколько то, что мои способности видеть умерших не пропали вместе с разгадкой появления таинственных пятен на стенах в моем доме. А я-то ведь считала, что все закончилось!

— А с тобой раньше, до истории с пятнами, ничего подобного не происходило? — задал уже давно мучивший его вопрос Женя.

— Нет… — как-то неуверенно ответила Алевтина, крепче прижимаясь к парню, будто ища у него защиты. — Нет, Жень. Я считала, что мои способности возникли временно — ради того, чтобы помочь Диане и спасти жителей нашего дома от катастрофы. А получается, что я и дальше продолжаю видеть умерших не своей смертью.

— Тебе надо покопаться в своем прошлом, — предложил вдруг Женя. — Найти ту отправную точку, с которой все и началось. Может, с тобой произошло что-то серьезное, благодаря чему открылись такие способности? Ну, например, ты попала в аварию, пережила клиническую смерть или еще что-то в этом духе?

— Нет, Жень, нет. Я сама об этом сегодня думала, но ничего подобного не припомню. Я жила все эти годы ровно, без потрясений и катастроф. Да и со здоровьем все было в порядке. Мне бы хотелось найти настоящее объяснение происходящему, понимаешь?

— А может, его и нет — объяснения? И сегодняшний случай лишь совпадение? Многие люди видят призраков, не обязательно «избранные». Эта дорога — нехорошая, думаю, не только тебе являются те, кто погиб на ней.

— Да, возможно, — рассеянно протянула Аля.

— Пойдем-ка спать, — ласково взъерошил ее стриженые волосы Евгений. — А то, глядишь, так и проведем время до утра в разговорах. Конечно, разговаривать с тобой — одно удовольствие, но, боюсь, тогда мы не выспимся. Ты очень устала…

— Не больше, чем ты, Женечка.

— Хитришь, — в темноте она различила его улыбку. — Аля, нужно отдохнуть, потому что впереди нас ждут суматошные дни!

Женя как в воду глядел, говоря так. То, что случилось через два дня, действительно наполнило их пребывание здесь суетой, но отнюдь не счастливой.