Рожденный зверем

Наталья ДеСави, 2022

В жизни Адама никогда не происходит ничего интересного. Но однажды у него пропадает дочь, и все убеждают, что ее никогда не было. Желание найти ее приводит Адама к череде убийств, которые затягивают его в водоворот преступной деятельности. Внимание! В книге есть жестокость! Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Выходные наступили очень быстро, с Лорой пришлось поругаться и отвезти детей свекрови, чтобы она присмотрела за внуками. Усаживая детей в машину, я точно знал, что вернусь другим человеком. Ларри слов на ветер не бросает, если обещал, что встряска будет капитальной, так оно и будет. Лишь бы не как в прошлый раз с полным автобусом проституток.

Мать Лоры удостоила меня беглым взглядом, схватила Маркуса за руку и потащила к дому. Оливия сама вылезла из машины, подхватила рюкзачок и посмотрела на меня снизу вверх.

— Пап, а как называется, когда мужчина и женщина не должны жить вместе?

— Что значит не должны? Откуда у тебя такие мысли?

— Мама говорит, что ни одна нормальная женщина не должна жить с таким мужчиной, как ты.

— Меньше слушай маму, — я поцеловал дочь в лоб, — мы с мамой иногда ссоримся, но все равно любим друг друга.

— Вы постоянно ссоритесь, а Маркус всегда плачет, мне надоело его успокаивать, я поиграть не успеваю.

— Хочешь, я привезу тебе новую куклу? Которую мы видели в витрине магазина?

— Хочу. Но ты сказал, что она стоит как космос, а мне космос не нужен, там ничего нет и играть не интересно.

— Я все равно тебе ее привезу. И мы завтра поиграем в дочки-матери, согласна?

Дочь пристально посмотрела на меня, склонив голову на бок.

— Хорошо. Только ты будешь ребенком, а я мамой.

— Вот и договорились, — я подтолкнул ее к дому бабушки, а сам сел за руль. Нужно было выехать далеко за город, чтобы найти то место, в которое мне велел приехать Ларри.

«Отдыхать — это не работать», — всегда говорил мой приятель, отправляясь в самые невероятные места, о которых я и подумать не мог. Поэтому ожидал чего угодно, только не такого. С шоссе навигатор меня увел на щебенку, а с нее на наезженную лесную тропу. Попрыгав по ухабам и оцарапав машину ветвями деревьев, я выехал из лесной чащи. Передо мной открылся удивительный пейзаж: посреди бескрайнего поля стоял небольшой ангар, а вокруг него, будто охраняя, выстроились несколько самолетов. Припарковав автомобиль, я вышел и сразу увидел Ларри. Он бежал ко мне, облаченный в синий комбинезон, и размахивал шлемом.

— Думал, струсишь, — запыхавшись, произнес он.

— Чего я мог испугаться, если даже не знал, куда еду. Ты бы хоть предупредил. Я боюсь высоты, ты в курсе?

— Это не важно. Когда смотришь с трех километров вниз, все боятся. Пошли, покажу, где переодеться, скоро инструктаж начнется.

Он потащил меня в маленькую пристройку, где уже переодевалось три человека. Без особой радости поприветствовав меня, они показали на стопку комбинезонов. Облачившись и став а-ля «Мастер Феликс», я взял шлем и вышел наружу. Все уже собрались вокруг инструктора, который рассказывал о строении парашюта, технике безопасности и этапах прыжка.

Сердце билось, пытаясь вырваться из груди, отдавало в голову, слова слышались через слово. Инструктор что-то показывал жестами, спрашивал, остальные довольно кивали, я делал то же самое, не понимая, что я здесь делаю, и зачем Ларри притащил меня сюда, хотя знает, насколько я боюсь высоты.

— Первый раз? — на моем плече оказались рука инструктора.

Я судорожно сглотнул и кивнул.

— Делай то же, что и все остальные. Небо очищает. Ты потеряешь в нем все, чтобы получить свое истинное Я.

Он отошел, а у меня в горле встал ком. Терять ничего не хотелось, у меня семья, дети, работа, меня все устраивает. Я тихий, спокойный доктор, помогаю старикам, зачем я согласился на это? Встряхнуться? Да не нужно мне никаких встрясок, я с семьей хочу побыть, а не разбиться в самом расцвете лет.

Ларри подхватил меня под руки и потащил к заведенному самолету. Пока мы поднимались, у меня заложило уши. Резкий писк оглушительной тишины резанул по ушам, заставляя закрыть голову руками.

— Надели шлемы, — раздалась команда инструктора.

Все натянули шлемы, я дополнительно провел рукой по рюкзаку за спиной. Выстроилась очередь, Ларри шел впереди меня. Шаг, еще шаг, все ближе к разрывающему ветру снаружи, врывающемуся в салон самолета и теребящему нервы парашютистам. Вот передо мной осталась узкая полоса твердой поверхности пола.

— Пошел! — крикнул инструктор и подтолкнул меня вперед.

Почва ушла из-под ног, ветер ударил в лицо, заставив зажмуриться. Я расправил руки и ноги, как учили на тренировке, замедлил падение и только тогда решился открыть глаза. Где-то внизу была земля, такая родная и такая твердая. Хотелось быстрее вниз и, одновременно, не хотелось приближаться к ней. Рядом, ниже, выше зависли в немом полете мои товарищи. Ларри помахал мне рукой, показал позу супермена, свел руки вместе и молнией полетел к земле. Я же старался не сводить руки, оттягивая момент, когда придется дергать за кольцо. На инструктаже говорили, что именно в тот момент, когда парашют берет управлением полетом на себя, именно этот рывок вверх меняет тебя полностью, делает перепрошивку.

Рядом стали рвать кольца, взлетая мимо меня вверх. Парашют Ларри раскрылся, тот схватился за стропы, но успел показать мне фак. Я зажмурился и рванул кольцо. Ничего. Ни рывка, ни хоть какого-то движения за спиной. Я дернул еще раз. Ничего. Где-то должно было быть кольцо запасного парашюта. С усилием открыл глаза, земля приближалась стремительно. Вот оно. Тянуть или резко дернуть? Боже, если бы я не отвлекался и слушал все, что говорят! Дернул. Резкий толчок в спину, и что-то потащило меня наверх. Я поднял глаза, над головой колыхался белый купол. От сердца отлегло, я спасен, я буду жить.

Но радость была недолгой, земля, которая стала приближаться не так быстро, вдруг оказалась под ногами. Больно ударившись ступнями, я упал на колени, парашют потащил меня дальше. Проехав за ним некоторое время, я отстегнул стропы и с облегчением повалился на спину. С неба все еще опускались другие парашютисты. И небо, оно было голубое. Я всегда знал, что оно не зеленое и не желтое, но именно сейчас понял, что оно по-настоящему голубое. Легкие росчерки белых облаков, вялый след от нашего самолета, растекающийся и поглощаемый синевой, не могли затмить настоящее небо. То, которое меняет людей, делает перепрошивку. Да, меня, кажется, тоже перепрошили. Я поднял перед собой руку и сквозь нее посмотрел на солнечные лучи. Кожа будто просвечивала, пропуская свет, постепенно темнея и снова становясь пальцами обычного человека. «Потеряешь все, чтобы получить истинное Я», так говорил инструктор? Там, наверху, я потерял все. И теперь составил себя заново. Другого Адама.

— Ну как? — Ларри подскочил ко мне. — Полюса сменились?

— Небо с землей поменялись, это точно, — я поднялся на ноги, ощущая легкую дрожь в коленях.

— Теперь ты новый человек! — Ларри чуть ли не подпрыгивал от радости. — Я же говорил, что это изменит тебя, вон, как глаза горят. Говори, хочется что-то изменить в жизни?

— Сдаюсь, ты был прав. Перемены точно должны произойти. Например, сегодня я не забуду купить куклу дочери.

Ларри заметно сдулся, опустил руки и даже чуть не выронил смятый парашют, который держал в руках.

— Опять ты про семью, Адам! Сколько можно. Поехали по девочкам, хочешь, познакомлю тебя с очень милой библиотекаршей, но только не твоя Лора, она же монстр во плоти.

— Ты говоришь про мою жену, не забывай, — я подобрал парашют и пошел к инструктору.

В этот момент рядом со мной завизжала женщина. Я оглянулся и поднял голову, чтобы посмотреть туда, куда смотрит она. Над нами, метрах в тридцати от земли, кружил парашют. Точнее, жалко трепыхался за своим хозяином, который отчаянно пытался справиться со спутанными стропами. Через секунду раздался гулкий хлопок, и в воздух поднялся столп пыли. Люди бросились к месту падения, крича и зовя на помощь.

— Адам, там врач нужен, — дернул меня Ларри.

Только тогда я пришел в себя и побежал со всеми. С упавшего уже сняли парашют, перевернули и пытались оказать первую помощь. Ларри растолкал всех, крича, что здесь врачи, подтащил меня к телу. От сильного удара череп плечевые кости у него выбились, руки болтались неестественно, шея была свернута набок, а часть черепа вдавлена внутрь.

— Однозначно смерть, — Ларри формально приложил палец к шее, но через пару секунд покачал головой.

Вокруг на минуту замолкли, но резко поднялся шум, который было уже не остановить. Женщины падали в обморок, мужчины выдвигали предположения, проверяли стропы, кто-то звонил в полицию, кто-то в скорую.

К нам подошла девушка, присела рядом с телом и провела рукой по слипшимся от крови волосам.

— Вы знали, что, когда человек умирает, его мозг живет еще десять минут? Значит, он еще жив и может меня слышать.

— Он вам родственник? Муж? Парень? — включился Ларри. — Может, не стоит…

— Последние десять минут. Вы понимаете? После этого у него не будет ничего. Разве вы не хотите, чтобы он слышал что-то приятное?

— Девушка, — Ларри начал раздражаться, — если он вам не родственник и не знакомый, отойдите в сторону. Приедет полиция и скорая, им не до разговоров будет. Человек умер, уже все равно, жив мозг или нет.

— Но вы же понимаете, — повернулась она ко мне, от ее взгляда у меня мурашки побежали по спине, — важно отпустить человеку грехи перед смертью, чтобы он ушел прощенным. Вы можете простить ему его грехи?

— Я не священник и не знаю его грехов.

— Это разве важно? Разве есть такие грехи, которые можно не простить перед лицом смерти?

— Наверняка есть, — я тоже начал испытывать негатив по отношению к ней, — убийство, например, изнасилование или издевательство над детьми.

— Вы бы не простили, если бы знали, что он виновен во всем этом?

— Отправил бы в ад, — включился Ларри, хватая и поднимая девушку, — идите отсюда, пока я вас туда не отправил. Жуткая мадама, — вернулся он ко мне. — Вот уже полиция подъезжает. Ох, надолго это затянется, а я хотел еще в паб сходить. Может, по пивку после того, как все закончится?

Конечно, ни в какой паб с девочками я не поехал. Прыжок на самом деле прочистил мозги и ко мне пришло понимание, что самое дорогое, что есть в жизни — это семья, жена, дети. То, что мы с Лорой настолько отошли друг от друга — моя большая вина, и я был полон решимости вернуть счастье в свою семью. И первое, что нужно сделать — купить Оливии куклу.

В игрушечный магазин я вошел за минуту до закрытия.

— Мужчина, — полноватая продавщица была явно недовольна моим визитом, — мы уже закрываемся.

— Я быстро, — крикнул, пробегая по рядам к витрине, на которой стояла та самая кукла. С двигающимися руками и ногами, в пышном платье и с огромной копной розовых волос. Схватив коробку, я рванулся к кассе.

— Пробейте, — положил я коробку перед продавщицей и протянул ей кредитную карту.

— Я кассу уже закрыла, — равнодушным голосом произнесла она.

— Девушка, — сложил я руки в мольбе перед пятидесятилетней продавщицей, — эта кукла мне очень нужна, прямо сейчас.

— Можно наличными, — немного смягчилась она, — чек смогу пробить только завтра.

— Чек не нужен, — я быстро полез в кошелек, отсчитывая смятые купюры.

Как назло, мелких не было, пришлось отдать большую, конечно, без сдачи, как благодарность. Но мне было все равно, я положил куклу на заднее сиденье и рванул домой. Нужно было успеть до того, как Оливия заснет и подарить ей куклу именно сегодня.

Припарковав машину у дома, я поднялся по ступеням и открыл дверь. Лора, как обычно, сидела на диване, уставившись в телевизор, Маркус играл в машинки у ее ног.

— Папа, — увидев меня, он отбросил машинки и подбежал ко мне, — ты мне что-то купил?

Я поцеловал сына в лоб.

— Это для Оливии.

Маркус застыл, непрерывно смотря на меня.

— Вот послушай, сынок, папаша твой совсем не стесняется, говорит о подарках своим потаскушкам прямо при живой жене.

Я так и застыл. Лора всегда говорила то, что думает, но до такого не опускалась никогда.

— С каких это пор ты свою дочь называешь потаскухой?! — рявкнул я, подходя к ней ближе.

— А что, — не осталась она в долгу, — будешь мне говорить, что купил это своему ребенку?

— Вообще-то да.

— Так запомни, муженек, у тебя сын, а он, слава богу, в куклы не играет!

— Сын не играет, а дочь играет. Или ты последние мозги пропила и забыла, что у тебя есть еще и дочь?!

— Ты больной ублюдок, — Лора замахнулась на меня, но плохо держалась на ногах и чуть не упала.

Я схватил ее за запястье и отшвырнул на диван. Маркус заплакал и забился в угол. Подняв сына на руки, я подхватил коробку с куклой и стал подниматься по лестнице.

— Не плачь, сейчас мы поднимемся наверх и подарим эту куклу твоей сестре.

— Какой сестре, пап? — прижался он к моему плечу, всхлипывая.

Сговорились они, что ли? Раньше Маркус не подыгрывал матери в ее пьяных фантазиях. Я ничего не ответил, решив не спорить с ребенком, на последней ступеньке поставил его на пол и открыл дверь в детскую. В комнате стояла кровать, стол и по всем стенам были нарисованные на обоях машинки. Ни кроватки, ни одежды, ни игрушек для девочек. Оливии там тоже не было.

2.1

— Где Оливия?

— Какая Оливия? — Маркус размазывал слезы по щекам.

— Сестра твоя! — рявкнул я что было силы.

— У меня нет сестрыыыы, — заревел сын во весь голос.

Я усадил его на кровать, вытер слезы и, стараясь говорить спокойным голосом, попытался убедить сына.

— Ты помнишь, я сегодня отвозил вас к бабушке? — тот кивнул. — Кто был в машине?

— Я и ты.

— И больше никого? — Маркус отчаянно замотал головой.

Ладно, что взять с ребенка, наверняка Лора решила устроить какую-то каверзу, оставила Оливию у матери и решила поиздеваться надо мной. Но не могла же она убрать абсолютно все вещи дочери из дома, должно было что-то остаться. В конце концов, фотографии же она не убрала, я сам рамки прибивал к стенам намертво, чтобы, когда дети бегают, они не падали им на головы.

Я прошел к шкафу, открыл, но увидел там только мальчишески шорты и рубашки, обувь была тоже только Маркуса. Заглянул под кровать, там валялись фантики от конфет и машинки, не одной девчачьей игрушки. Вышел в коридор и подошел к стене, на которой видели все наши фотографии, и замер.

На всех фото, где мы были вчетвером, я с Оливией или Маркус с сестрой, ее не было. Нет, это не были новые фотографии, фон, пейзаж, позы людей оставались прежними. Но будто профессиональный фотошопер стер мою дочь из жизни. Я точно помню, что на снимке из Египта, я держу ее на плечах, но сейчас я держал в руках вазу. Там, где Маркус и Оливия плавали с дельфином, было два дельфина и Маркус, но никакой Оливии. Да что ж это такое?!

Я спустился, Лора продолжала сидеть, уставившись в телевизор. На меня она не отреагировала, лишь мотнула головой в сторону, когда я закрыл собой экран.

— Че тебе надо? — огрызнулась она, отталкивая меня в сторону.

— Лора, я понимаю, что ты можешь быть на меня зла. Я слишком много провожу времени на работе и слишком мало уделяю вам. Но то, что ты делаешь — уже не шутки. Где наша дочь?

Жена посмотрела на меня безумными глазами, и я стал сомневаться, не под наркотиками ли она. Она замерла, буравя меня взглядом, взяла рукой пульт и запустила в меня. Увернуться я не успел, но успел перехватить Лору, которая, как кошка, кинулась на меня.

— Ты, ублюдок, — кричала она, пытаясь расцарапать мне лицо, — я ненавижу тебя! Еще притащи свою потаскуху к нам домой!

— Лора, ты с ума сошла!

— Это кто еще сошел с ума? Придумал себе дочь, притащил домой куклу?! Когда ты ее имеешь, тоже дочерью называешь?!

Я ударил ее по щеке, и она свалилась на диван, захлебываясь в жутких рыданиях. Стоя над невменяемой женой, я пытался собрать мысли в кучу. У меня была дочь, я точно это помню. Не мог же я настолько сойти с ума, что придумал ее. Или жена права, я завел себе любовницу, которую называю дочерью и дарю ей куклы? Да нет, это уже совсем из области фантастики. Но вещи и фотографии, куда они могли деться? Лора подговорила мать, и пока меня не было дома, они вывезли все, сделали перестановку, а Оливия сейчас спокойно спит у бабушки дома?

Пока я думал, Лора перестала всхлипывать и тихо сопела на диване в той же позе, что и упала. Я нашел плед и укрыл жену, поднялся на второй этаж. Маркус сам залез в кроватку и тоже спал. Выключив свет, я спустился, захватил принесенную куклу и сел в машину. До дома тещи было полтора часа езды, на дворе ночь, но ждать завтрашнего дня я не собирался. Ничего, если я разбужу дочь, теща будет ненавидеть меня чуть больше, но я должен знать, что с Оливией все в порядке.

Через час я въезжал на подъездную дорожку дома матери Лоры. Окна были темны, что не удивительно для часа ночи. Взбежав по ступеням, я забарабанил по двери. Где-то в доме зажегся свет, раздались шаги по ступеням, передо мной открылась дверь и теща, закутанная в теплый махровый халат, возникла в проеме. Она направляла на меня дуло ружья одной рукой, второй пытаясь нацепить очки на нос.

— Какого дьявола, Адам? Что тебе нужно в такое время? — она опустила ружье. — С Лорой все в порядке?

— Оливия у вас?

Женщина надела, наконец, очки и уставилась на меня.

— Какая еще Оливия?

— Ваша внучка, я сегодня вам ее привозил.

— Опять напился? Да еще за руль сел? Завязывал бы ты, Адам.

— Где моя дочь?! — заорал я на всю улицу.

— У тебя сын, идиот! — рявкнула на меня теща, выставив ружье в мою сторону. — За четыре года пора бы запомнить! Убирайся, а не то либо пристрелю, либо полицию вызову.

Она захлопнула дверь передо мной, щелкнули замки, и голос тещи прокричал напоследок:

— Убирайся по-хорошему.

2.2

Любой родитель, хоть раз потерявший ребенка в магазине, меня поймет. Разрывающее душу ощущение собственной беспомощности, когда ты мечешься между полок, заглядываешь то в отдел игрушек, то сладостей, но нигде не можешь его найти. Люди смотрят на тебя как на идиота, отходят в сторону, отводят глаза, некоторые, самые отважные, посоветуют заглянуть в службу охраны. Но ты все равно ощущаешь себя один на один со своей проблемой.

Так же и я метался по кварталу, пытаясь понять, что мне дальше делать. Возвращаться к Лоре не имело смысла, теща на порог не пустит. Оставалось одно — обратиться в полицию. Хоть там должны найтись адекватные люди, которые смогут угомонить этот бабский заговор и вернуть мне ребенка.

До ближайшего отделения я гнал машину, не сбавляя скорости, в вираже припарковавшись на стоянке прямо перед входом. Взбежал по ступеням отделения и толкнул тяжелую дверь. В помещении свет был почти потушен, лишь над одним окном горела тусклая лампа, над которой склонился мужчина в форме, пытаясь читать книгу.

— Простите, — бросился я к нему, — у меня пропала дочь.

— Дочь? — он нехотя отвлекся от книги, но закрывать ее не стал. — Сколько времени прошло с момента исчезновения?

— Не знаю, — растерялся я, — вернулся с работы, а ее нет. Ни вещей, ни игрушек, вообще ничего не осталось.

— Значит, меньше суток? Тогда заявление принять не можем, читайте правила, — он постучал по столу, на котором были разложены листы, и огромными буквами написано: «Прием заявление о пропаже людей после двух дней отсутствия».

— Какие два дня? Вы меня не слышите? — закричал я. — У меня дочь пропала!

— Погуляет и вернется, — полицейский нервно вертел книгу в руках, ожидая, когда я уйду.

— Ей шесть лет! Какое погуляет?! Вы вообще будете делать свою работу?!

— Мужчина, не кричите. Есть правила. Шесть или сорок шесть, я не могу принять у вас заявление. Если вы намекаете, что ваша дочь — ребенок, то обратитесь в отдел по делам несовершеннолетних. Прием — понедельник, среда, пятница с девяти до шестнадцати. Вам повезло, с утра как раз будет среда.

— Примите заявление! — гаркнул я так, что ложка в стоящем рядом стакане зазвенела.

— Будете проявлять неуважение к закону, я вас арестую!

— Да хоть что-нибудь сделайте!

Я скинул со стола все, что там стояло и в остервенении уставился на него. Полицейский отложил книгу, встал из-за стола и стал медленно подходить ко мне.

— Спокойно, я вам ничего не сделаю. Мы сейчас сядем с вами и поговорим, верно? Вы ищете дочь, мы вам поможем.

Когда он подошел близко, в момент скрутил мне руки, я даже понять не смог, как это произошло, а я уже лежал лицом в пол и не мог пошевелиться.

— Джозеф, что у тебя происходит? — раздался женский голос, и его обладательница подошла к нам. Лежа лицом в холодный кафель, я мог видеть только кожаные полусапоги с ажурной каймой по краю.

— Буйный, — ее коллега уже защелкивал наручники на моих руках, — говорит, что дочь ищет, шестилетнюю. А куда дети могут попадать посреди ночи? Из кроватки, что ли?

— Посади его ко мне за стол, я проверю, — сапоги удалились.

Полицейский рывком поднял меня на ноги и подтолкнул к соседнему столу, за которым уже зажглась настольная лампа. Усадив меня, он отошел к себе и стал собирать разбросанные вещи.

— Как вас зовут? — девушка лет тридцати, с каштановыми длинными волосами, завязанными в хвост, включила компьютер и повернулась ко мне.

— Адам Браун.

Она застучала алыми ноготочками по клавиатуре.

— Социальный врач? — я кивнул. — Говорите, что у вас пропала дочь? — она снова забарабанила пальчиками.

— Я пришел домой, там только младший сын и жена, она не совсем адекватна, мы немного ругаемся последнее время, и она выпила. Но дома нет ни кроватки, ни одежды. Я ездил к теще, сегодня отвозил детей ей. Но и там ее нет.

— Угу, — проговорила девушка, продолжая барабанить по клавиатуре. — Только вот у вас никакой дочери нет.

— Да что вы несете, — я стал снова выходить из себя, но наручники, сковавшие руки за спиной, не давали возможности даже встать, — Оливия — моя дочь. Проверьте по своему компьютеру.

— Я проверила, — она развернула экран в мою сторону. — Жена — Лора Браун, сын — Маркус Браун. Больше детей в системе на вас не зарегистрировано.

— Такого не может быть! — я привстал, чтобы посмотреть ближе. — Ваша система ошиблась.

— Компьютер не может ошибаться. Если на нее не получены документы, значит, ее нет.

— Проверьте еще раз, она должна быть. А давайте вы со мной съездите к дому? Посмотрите, поговорите с женой, с соседями, они подтвердят.

— Хорошо, мы завтра съездим и проверим, — отвернула она экран к себе.

— Сейчас! — крикнул я, вскакивая со стула.

— Сейчас вы пойдете в камеру, Адам Браун, и просидите там до утра, — она кивнула сидевшему рядом полицейскому, тот снова нехотя отложил книгу и потянул меня за руки, поднимая.

— Проверьте еще раз, — кричал я, пока тяжелая дубинка не легла на мои плечи. Я согнулся пополам, упал на колени, но продолжал кричать, чтобы они проверили еще раз.

Меня оттащили в камеру, захлопнул железную дверь, оставив в одиночестве. Я дополз до жесткой кровати и упал на нее. Спина болела, но еще сильнее болело сердце. Где моя Оливия? Кто подстроил все так, чтобы вычеркнуть ее из списков государственной системы? Лоре точно это не под силу, даже ее чокнутой мамаше, у них таких связей отродясь не было. Но кто мог так виртуозно провернуть план по исчезновению Оливии? И главное — зачем? Трансплантация детских органов? Детская проституция? Продажа детей за границу? Худшие мысли вертелись в моей голове, пока я, наконец, не вырубился и не заснул.

Разбудил меня лязг дверного замка. В проеме двери стояла вчерашняя женщина-полицейский, одной рукой она держала связку ключей, вторую держала на дубинке.

— Проспался?

Я встал и со стоном попытался расправить затекшие руки, но от лежания в позе"руки за спину", всю спину будто скрутило.

— Встань к стене, ноги на ширине плеч, — приказала она, — сниму, а то еще ампутировать придется, потом бумажек не отпишешься.

Встав к стене, я подставил руки и получил долгожданную свободу. Повернулся и выжидательно посмотрел на нее.

— И что дальше?

— Дальше мы едем к тебе домой, выяснять, придумал ты себе дочь или не придумал.

Вытолкав меня из камеры, девушка провела по коридору и вывела в зал. Сегодня он смотрелся гораздо приятнее, в окна светило солнце, за конторками сидели полицейские, в зале стояла небольшая очередь, ожидая приема. Мы вышли на улицу, солнце ударило в глаза, заставив зажмуриться. Открыв глаза, я подождал, пока закончится череда цветных точек, проморгался и смог нормально видеть. Вокруг царила жизнь, шли люди, ехали машины, подталкивая друг друга длинными гудками, звенел колокольчик трамвая. На секунду мне показалось, что прошлая ночь была сном, что я напился, и мне все показалось. Сегодня солнечный день, люди радуются, подставляя лица теплым лучам, и не может в мире случиться ничего плохого.

— Моя машина там, — девушка прошла влево, — поедем на ней.

— Подождите, — я бросился к своей машине, — только куклу возьму.

Она стояла и, склонив голову набок, смотрела за мной. Я достал с заднего сиденья коробку и, сунув ее подмышку, направился к полицейской машине. Пожав плечами, девушка открыла машину и села за руль.

— Адрес можешь не говорить, я знаю. Ничего, если мы на ты?

— Ничего, — немного смутился я. — Меня зовут Адам.

Она улыбнулась и отвернулась назад, выворачивая с парковочного места.

— Лилит. Так ты говоришь, что оставил жену вчера ночью пьяную дома?

— Да, — еще больше смутился я, вспоминая, как мы расстались.

— Сын дома был?

— Был, — я совсем поник, понимая, что своей паникой подверг опасности младшего ребенка.

Она ничего не ответила, продолжала вести машину. Мы остановились около дома, машина Лоры стояла на том же месте, что и вчера. Я достал ключи, чтобы открыть дверь, но вспомнил, что выбежал из дома, даже не заперев ее. Взявшись за ручку, я на секунду задержался, нажал на нее и вошел в дом. Первый этаж встретил меня гробовой тишиной, от которой мне стало не по себе. На диване, на котором я вчера оставил Лору, никого не было, плед валялся на полу. Я растерянно посмотрел на Лилит, та кивнула мне на второй этаж. Только тут я услышал тихие голоса. Осторожно ступая по ступеням, я поднялся, открыл дверь в детскую. Лора и Маркус сидели на полу, разложив кубики, и собирали высокую башню.

— Привет, дорогой, — обернулась она на скрип двери. — А кто это с тобой?

— Добрый вечер, я констебль Амудсон. Я здесь по поводу заявления вашего мужа о пропаже дочери.

— Ты опять? — Лора встала и вытолкала нас в коридор. — Я только успокоила Маркуса. Он проснулся в истерике, ему снилась какая-то девочка, которая звала его братом. Ты вчера напугал его, а сегодня продолжаешь? Даже полицию притащил?!

— Мэм, — Лилит прикоснулась к ее плечу, — я понимаю ваше возмущение, но мне нужно все проверить. Покажите ваши паспорт и свидетельство о рождении сына.

Лора просверлила меня взглядом и прошла в нашу комнату, где хранились все документы. Я шепотом, чтобы она не услышала, прошептал:

— У меня есть дочь! Вот посмотрите, — я потянул Лилит за руку и подвел к стене с фотографиями. — Вот на этой я держу Оливию на плечах, здесь — они с Маркусом сидят в бассейне.

— Вы держите кувшин, а ваш сын играет с дельфином, — лаконично высказала вслух то, что было изображено на фото.

— Да нет же! Здесь была Оливия! Еще вчера утром была! А вечером все это исчезло, — я снова схватил ее за рукав и потащил в детскую. — Вот здесь была ее кровать, было два комода, один белый, второй коричневый. У стола стоял кукольный домик, огромный, собирали прямо здесь, невозможно было пронести его через дверь.

Лилит прошлась по комнате, провела рукой по стенам, попробовала отодвинуть коричневый комод, заглянула под ковер.

— Пол абсолютно ровный и чистый, ни комод, ни что-либо другое по комнате не передвигали, — резюмировала она. — Около стены выцвели обои, но только около этого комода, рядом никаких изменений нет, значит, второго комода здесь не стояло. Да и игрушечная парковка, которая стоит там, где вы указали на кукольный домик, намертво прибита к полу старыми гвоздями, поверх них лежит краска, которой красили пол. Нет ничего, что говорило бы о том, что здесь жил еще один ребенок.

Я стоял, как пораженный громом. Ничего нет. Никто мне не верит. Родная мать утверждает, что не было у нее никакой дочери.

— Подождите, а соседи, соседи-то должны были видеть, что у нас есть второй ребенок.

В комнату вошла Лора, протянула стопку документов. Лилит внимательно рассмотрела них, проверила печати и штампы, сверилась с портативным компьютером.

— Простите за беспокойство, — она вернула документы, — все в порядке.

И не глядя на меня, вышла из комнаты и стала спускаться. Лора сверлила меня взглядом, и чтобы избежать скандала прямо на месте, я выскочил вслед за полицейским.

— Лилит, простите, но вы не можете так уйти. У меня есть дочь, у меня точно есть дочь. Я не знаю, что здесь происходит, но это какой-то заговор!

Она спустилась, открыла входную дверь и повернулась ко мне.

— У вас нет дочери и никогда не было. И к соседям я не пойду. Надеюсь, что вы обратитесь в соответствующие службы, они должны вам помочь. Полиция здесь бессильна.

Дверь закрылась, а я остался стоять, смотря перед собой. У меня есть дочь, и я должен это доказать!