Тая

Наталья Вильчинская, 2020

Все мы из детства, и у каждого из нас на самом дне души лежит, свернувшись калачиком, маленький ребёнок с его страхами, обидами и нереализованными мечтами, с которым мы учимся договариваться всю нашу сознательную жизнь. Это грустная история про девочку Таю, которая, пережив трагедию в детстве, позволила прошлому предопределить исход ее будущего… Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Как и пообещал Борис Сергеевич, ровно через пять дней они вместе с мамой и Таей уехали на турбазу, оставив Анну Аркадьевну в городе.

Турбаза «Березка» была типичным туристическим комплексом того времени: небольшие деревянные домики без каких-либо удобств, общественная столовая и дом культуры, где по вечерам показывали концерты или устраивали танцы. Баня была по выходным дням, а общественные туалеты и умывальники находились позади жилых домиков. Горячей воды в них не было.

Тая с мамой поселились в одном домике, а Борис Сергеевич по соседству. Накануне отъезда Лена сходила в парикмахерскую и сделала невероятно модную прическу — «химку», и теперь ее и без того волнистые черные волосы были похожи на тысячу пружинок. Каждое утро она их укладывала в элегантные прически, а Тая тихонечко лежала на кровати и любовалась своей красивой мамой. Ей безумно хотелось иметь такие же густые волосы, носить, как мама, джинсы и даже такие же клетчатые рубашки, очень похожие на те, что носит Борис Сергеевич.

Лето было прохладным, но, чтобы хоть как-то разнообразить досуг, мама с Таей все равно ходили на пляж. Они практически не разговаривали. Мама стелила коврик, доставала книжку, надевала огромную шляпу и ложилась читать. Тая неподалеку строила домики из камня и песка и ходила по дну речки руками — плавать ее так никто и не научил.

Однажды, когда она барахталась на берегу, к ней подошел Борис Сергеевич. Сперва Тая увидела огромные пальцы ног с широкими жёлтыми ногтями. А подняв голову вверх — волосатые ноги, такой же волосатый живот и красные плавки, из-под которых торчало мужское достоинство Бориса Сергеевича.

— Плаваешь? — усмехнулся он и, закрыв руками лицо, заслонил его от солнца.

Проследив взглядом за рукой Бориса Сергеевича, Тая не могла не заметить его волосатые подмышки. Здесь волосы были уже не такие кудрявые, как на ногах и животе, и они неряшливо торчали в разные стороны. Она никогда до этого не видела практически голого мужчину, и та картина, которая ей предстала, вызвала в девочке ужас. «Он похож на медведя!» — с отвращением подумала Тая. Чувствуя, что ее сейчас вырвет, девочка пулей вылетела из воды и побежала к маме.

— Замерзла? — спросила Лена сонным голосом.

— Да, — пискнула Тая и, завернувшись в полотенце, легла рядом с мамой. Омерзительные волосатые подмышки Бориса Сергеевича по-прежнему стояли перед глазами. Тая попыталась отвлечься и подумать о чем-то приятном, как вдруг увидела, что «медведь» в красных плавках идет в их с мамой сторону.

— Лен, а что она у тебя такая дикая? — услышала через минуту Тая голос Бориса Сергеевича.

Она, хоть и зажмурила глаза, делая вид, что спит, но все равно почувствовала, что мама нахмурилась.

— Дикая? — переспросила женщина.

— Ну да, я думал, вы это — из благородных, — усмехнулся мужчина. — А она обычная невоспитанная девка. Учти, я нянчится ни с кем не собираюсь, — закончил он фразу уже серьезным голосом.

Тая притихла, ожидая, что мама сейчас ее защитит и расскажет волосатому Борису Сергеевичу, какая она воспитанная.

— Больше такого не повторится, — к ее удивлению, ответила мама, поднявшись на ноги. — Пойдем, пройдемся, — предложила она Борису Сергеевичу.

Тая слышала, как удаляются шаги мамы и ужасного Бориса Сергеевича, но все еще не решалась открыть глаза. В них опять попал песок, и ей отчаянно хотелось плакать. А еще безумно хотелось домой к бабуле и больше никогда в жизни не видеть волосатые ноги Бориса Сергеевича!

Когда мама вернулась, Тая все еще лежала на коврике.

— Тая, мне надо с тобой поговорить…

— О чем? — настороженно спросила девочка.

— О Борисе Сергеевиче.

Тая почувствовала, как к горлу подступил комок.

— Борис Сергеевич — мой друг, и для меня очень важно, чтобы ты ему нравилась. Понимаешь? Когда мы вернемся домой, он будет жить с нами, со мной. И мне бы очень не хотелось, чтобы из-за твоего поведения он передумал.

Мамины слова вылетали, как пули: быстро, коротко, жестко, каждый раз попадая прямиком в Таино сердце. Тая любила свою маму так же сильно, как и боялась. Мама для нее всегда была, как Снежная королева — холодная, немногословная и очень красивая. У них не было принято обниматься, читать перед сном сказки, но это все было принято с бабулей, поэтому Тая и не ждала этого от мамы, получая каждодневную любовь и заботу от бабушки. Но все-таки мама занимала огромное место в ее сердце: мама, которая знала ответы на любые вопросы, мама, которую боялись все соседи, мама, которая красила ресницы из изящного черного тюбика с золотой розой и которая всегда, несмотря на погоду и обстоятельства, носила каблуки.

Практически каждое воскресенье, если у мамы не было дел, она устраивала генеральную уборку: мыла полы, стирала и кипятила белье, пылесосила ковры и непременно пекла шарлотку к чаю. Бабушка в это время уходила на рынок купить им на неделю картошки, моркови, немного арахиса, кураги и яблок. Тая любила такие воскресенья: еще сонная, она, закутавшись в одеяло, приходила в зал, включала телевизор и тихонечко лежала комочком в кресле под шум маминой уборки. Никто ни с кем не разговаривал, но каждый из них знал, что он не один. После уборки они пили чай и смотрели телевизор. В их доме не у всех был цветной телевизор, и Тая очень гордилась тем, что могла рассказать ребятам со двора какие-то интересные факты из жизни кино или, например, какого цвета было платье у Аллы Пугачевой на концерте. Тая любила свой мир, любила свою семью — маму и бабушку, и совсем не понимала, зачем в ее жизни должен был появиться Борис Сергеевич.

Чтобы не огорчать маму, Тая, сжав все свое маленькое мужество в кулак, выдавила из себя улыбку и кротко ответила: «Я обязательно понравлюсь Борису Сергеевичу».

Удивительно, но после случая на пляже усатый Борис Сергеевич больше не предпринимал никаких попыток заговорить с Таей. Не предпринимала их и Тая. И что самое удивительное, и Лена ничего не делала, чтобы подружить дочь со своим новым другом.

Жизнь на турбазе была очень размеренной и однообразной: утром завтрак в столовой, затем пляж, после пляжа обед, после обеда мама обычно уходила гулять с Борисом Сергеевичем, оставляя Таю играть с местными ребятами, а вечером ужин и кино. Кино показывали не на большом экране, как в кинотеатре, а на самом обычном телевизоре, почти как у Таи дома. У человека-телевизора, так Тая прозвала про себя мужчину, отвечающего за кинодосуг, был видеомагнитофон и кассеты с разными фильмами: в основном с боевиками и ужасами. Перевод фильмов оставлял, конечно, желать лучшего, но люди, не обращая внимание на гнусавый и абсолютно монотонный голос переводчика, с жадностью впитывали увиденное и услышанное на синем экране, сидя плотными рядами на стульчиках в душном и темном зале.

Обычно мама не брала Таю с собой, считая, что маленьким девочкам совершенно нет необходимости смотреть иностранные фильмы, но Тая так жалобно уговаривала взять ее хоть раз в импровизированный кинотеатр, что Лена в итоге сдалась и разрешила дочери пойти вместе с ней. В тот вечер, как назло, показывали фильм ужасов «Серебряная пуля» по роману Стивена Кинга. Фильм рассказывал про жизнь маленького американского городка, охваченного чередой странных убийств. И только главный герой — тринадцатилетний мальчик, прикованный к инвалидной коляске, знал, что убийца — самый настоящий оборотень, и вместе с сестренкой и дядей пытался вычислить и застрелить серебряной пулей убийцу-оборотня. То ли от того, что главные герои были детьми, то ли от того, что Таина психика была еще недостаточно крепкая для такого рода фильмов, то ли просто ужин в местный столовой был несвежий, но в какой-то момент Тая почувствовала, как к ее горлу подступает тошнота, а в следующую секунду ее вырвало прямо на сидящую перед ней женщину. Тая заплакала и кинулась к опешившей маме, как в этот же момент ее вырвало еще раз — прямо на маму. Мама отпрянула, а Таю продолжало рвать.

— Ты что, с ума сошла! — зашипела на нее мать. — Извините нас, пожалуйста, — сказала она ошарашенным вокруг них людям. — Быстро за мной.

И, крепко схватив рыдающую девочку, женщина двинулась к выходу. Последнее, что видела Тая — это ухмыляющееся лицо Бориса Сергеевича.

— Да что с тобой? Не можешь потерпеть до туалета? — затрясла она дочь на улице.

Тая ничего не отвечала и лишь плакала. Рвота по-прежнему не прекращалась. Она видела, как мама морщит нос от запаха рвоты и ее грязной одежды. Было видно, что она брезгует.

— Тая, прекрати уже! Иди быстро в туалет и умойся!

Женщина была в бешенстве.

— Мам, я боюсь. Там темно…

— Я сейчас тебя изобью в кровь, если ты немедленно не пойдешь и не смоешь все это дерьмо, — зашипела на нее мама, больно стиснув девочке локоть.

Тая вздрогнула и съежилась от боли.

— Мамочка, ну пожалуйста! А вдруг там оборотень?

— Чтоооо? — взревела женщина и залепила ей со всей силы пощечину. — Только попробуй еще хоть раз попроситься у меня в кино. Только посмей. На хрен мне вот это все нужно? Облевала весь зал, меня, себя… Думаешь мне больше заняться нечем, чем блевотину твою мыть????

— Мамочка, ну прости меня… — умоляла Тая сквозь слезы.

— Пошла вон пока я тебя еще раз не ударила!

Тая в ужасе смотрела на перекошенное от злости лицо женщины, которая была ее родной матерью.

— Таисия, бегом! — процедила мама сквозь зубы и, круто развернувшись на каблуках, зашагала в сторону кинозала. Тая слышала, как она продолжала чертыхаться.

Дрожа от страха и не переставая плакать, Тая поплелась в конец аллеи в общественный туалет. Открыв кран с ледяной водой, она неловкими движениями попыталась себя умыть. Но в конце концов намочив весь сарафан, она сняла его полностью и оставшись в одних трусиках, начала его полоскать под краном, смывая с него остатки непереваренной пищи. Тая жмурилась изо всех сил, боясь посмотреть по сторонам. Ей казалось, что прямо из-за кустов на нее выскочит огромный оборотень и разорвет ее на части. Кое-как закончив с сарафаном, прямо как была — в одних трусиках — Тая пулей побежала к ним в домик. Дверь была открыта, но мамы в комнате не было. Тая повесила все еще неприятно пахнущий сарафан на спинку кровати, накрылась с головой одеялом и, дрожа от холода и страха, горько заплакала. На этот раз от обиды… На следующий день мама с Таей уехали с турбазы.

Когда Борис Сергеевич появился в их доме, Таина жизнь изменилась кардинальным образом… Кресло, на котором так любила лежать Тая, теперь всегда было занято Борисом Сергеевичем. На полочке в ванной комнате рядом с изящным черным тюбиком маминой туши для ресниц появился одеколон «Шипр», бритвенный станок и маленькая расческа, которой Борис Сергеевич причесывал свои усы. По воскресеньям теперь Таю отправляли с бабушкой на рынок, в то время как Борис Сергеевич пил дома чай с маминой шарлоткой. И телевизор… Теперь он был у Таи и Анны Аркадьевны по расписанию: с появлением в их доме Бориса Сергеевича ни Тая, ни бабушка не могли больше похвастаться знанием, какого цвета было платье у Аллы Пугачевой, потому что как только они приходили в зал смотреть телевизор, Борису Сергеевичу становилось душно, и у него начинала болеть голова. Мама сразу хмурилась и просила их уйти в комнату почитать.

В остальном их жизнь осталась прежней: они по-прежнему стояли в параллельных очередях, ходили в домоуправление получать новые талоны, гуляли в парке с лебедями, регулярно пили «куриный чай» с пирогами у бабы Любы и очень много читали. А если Тая допоздна бегала с ребятами во дворе, мама, как и раньше, выходила за ней на улицу с ремнем и загоняла дочку домой. От таких воспитательных мер голова Бориса Сергеевича почему-то не болела.

Как-то раз, когда Тая гуляла одна во дворе, к ней подошел Гришка.

— Пойдем ко мне в гости? — предложил он. — Я тебе один секрет покажу.

— Какой? — Тае стало жутко любопытно.

— Поклянись, что никому не расскажешь.

— Клянусь, — прошептала Тая.

Сгорая от любопытства, Тая последовала в соседний подъезд за Гришкой. Гриша жил с мамой, папой и младшим братишкой в большой квартире. Больше, чем была у Таи. У него была своя комната и просторный зал с кожаным диваном. Тая никогда не видела такого дивана. Пока Гришка не заметил, она тихонечко понюхала и лизнула обивку. Кожа была мягкая, слегла соленая и пахла чем-то очень дорогим. На стенах у них висели красивые картины, а в центре комнаты стоял большой стол на шесть персон. «Это когда к нам бабушка с дедушкой приходят, мы здесь кушаем», — объяснил ей мальчик. А еще у Гришки был иностранный телевизор Fisher и видеомагнитофон с кассетами. Ему не нужно было ждать «В гостях у сказки», чтобы посмотреть мультфильмы — все мультики были в его доступе двадцать четыре часа в сутки. Озираясь по сторонам, Тая почувствовала, что на ней грязные шорты и мальчиковая футболка с мотоциклами от двоюродного брата. Ей неожиданно стало неловко и неуютно, а в глаза опять попал песок.

— Может я пойду? — робко спросила она.

— Куда??? — возмутился мальчик и потащил ее в родительскую спальню. Там он взобрался на стул и достал откуда-то с верхней антресоли небольшой журнал.

— Смотри! — восхищенно сказал он, протягивая его Тае.

Тая отпрянула, увидев, что было на картинках. Прямо со страниц журнала на нее смотрели абсолютно голые мужчины и женщины. Их было много, и все они были разные: кто-то был такой же, как Борис Сергеевич, — волосатый с головы до ног и похожий на медведя, у кого-то тело было абсолютно без волос, прямо как у Таи. Женщины все были с открытыми красными ртами и большой грудью, больше, чем у ее мамы. И у всех, вообще у всех мужчин из журнала между ног торчали огромные волосатые пиписьки, из которых, на некоторых картинках, вытекало что-то очень похожее на кефир прямо на лица женщин…Тая почувствовала, что ее сейчас вырвет.

В ванной комнате, куда она кое-как успела добежать, Таю вывернуло практически наизнанку. Умывшись и прополоскав рот, она вышла к перепуганному Гришке.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Что это? Что они все делают? — в ужасе спросила девочка.

— Что-что! Занимаются сексом, — со знанием дела ответил Гриша.

— Зачем? — непонимающе удивилась Тая.

— Откуда я знаю зачем! — возмутился мальчик. — Все взрослые это делают.

— И твои мама с папой? — уточнила Тая.

— Неее, ты что, — замотал головой Гришка. — Мои нет. Мои же нормальные.

— А мы? Мы будем так делать?

— Не знаю, — задумался он.

— Гриш, пожалуйста, давай поклянемся, что мы никогда этого делать не будем. Это так мерзко.

В глазах Таи стояли слезы.

— Давай, — пообещал ей мальчик. — Клянусь, что никогда не буду заниматься сексом! — прошептал он.

— Клянусь, что никогда не буду заниматься сексом, — повторила за ним шепотом Тая.

— Я думал, ты удивишься.

— Дурак! — вырвалось у девочки. — Они все гадкие и голые!

— Тай, ну ты же вырастешь и тоже будешь такой же… с грудью! — захихикал Гриша.

— А вот и не буду! — замотала она головой в ответ. — Я буду как мама!

Они все еще стояли напротив плательного шкафа с зеркалом в спальне родителей мальчика.

— Ты будешь лучше, — тихо сказал он.

Из отражения в зеркале на них смотрели рослый мальчик с густой копной темных волос и белобрысая девочка, которая едва доставала до плеча мальчика. В широких плечах и узких бедрах мальчика улавливалась фигура атлетичного и сильного юноши. По девочке же, наоборот, было видно, что она будет не больше метра шестидесяти. Острые коленки, узкие лодыжки и выпирающие ключицы говорили о том, что, скорее всего, девочка не склонна к полноте и так и останется худенькой, когда вырастет.

— А ты знаешь, что у тебя французские ножки?

— Какие? — не поняла Тая.

— Французские! Это когда у тебя три дырки. Соедини ноги, — попросил Гриша Таю.

Девочка послушно соединила ноги и встала прямо.

— Считай! Первая прямо между внутренней поверхностью бедер, вторая — под коленками, а третья — над щиколотками.

Тая засмеялась.

— И кто тебя этому научил?

— Мама! У нее тоже французские.

— Вы с мамой друзья? — спросила его Тая.

— Конечно! И с папой тоже. Только с мамой по-другому. С мамой мы всегда лежим вместе перед сном и загадываем желания. А еще с мамой можно смотреть кино для взрослых и секретничать. А с папой мы ездим на рыбалку, стрелять из лука, а еще мы с ним ходим на самбо.

— Самбо?

— Самбо — это боевое искусство для самозащиты, — с гордостью объяснил Гриша. — Чтобы уметь дать отпор противнику без оружия. У меня папа тоже самбо занимается. Он считает, что это очень хорошо развивает волевые качества.

Тая слушала как завороженная про Гришиных родителей, представляя, как они с папой упражняются в самбо, или идут счастливые на рыбалку, или лежат все вместе в кровати, обнявшись, и рассказывают друг другу, как прошел их день. На секунду Тае захотелось, чтобы Гришины папа и мама были и ее родителями тоже.

— А давай смотреть «Бэмби»! — предложил мальчик, увидев, что его подружка загрустила. — Ты еще такой не видела. Мне папа кассету привез совсем недавно.

— Бэмби? Кто это?

— Олененок. Такой же маленький и худенький, как ты, — засмеялся мальчик. — И с такими же грустными глазами… — добавил он, посмотрев ей в лицо.

Тая потупила взгляд и почувствовала, как приятное тепло растекается волнами по ее телу.

— Пойдем, — крикнул мальчик, убегая в гостиную комнату. — Я еще сейчас сушек возьму.

Тая последовала за ним, не веря своему счастью: она будет смотреть мультфильм в понедельник днем на огромном кожаном диване, который пахнет совсем как мамина дубленка! Гриша принес маленькие розовые сушки, которых Тая никогда не видела в магазине по талонам, и плюхнулся на диван к Тае. Светясь от счастья, девочка тихонечко подвинулась к нему поближе, чтобы чувствовать плечом руку такого родного Гришки…

— Тай, а можно я тебя чмокну?

— С ума сошел? — возмутилась она. — Журналов своих дурацких насмотрелся?

Гриша засмеялся и стремительно поцеловал Таю в щечку. Тая покраснела и смутилась. Ей было очень приятно почувствовать влажные губы друга на своей щеке.

Когда родители Гриши вернулись домой, дети спали, свернувшись калачиком, на диване. Таины белые, как лен, волосы растрепались, и смешались с темной шевелюрой их сына. Оба улыбались во сне, а рука мальчика слегка придерживала спину девочки, чтобы она не упала.

Их разбудили и накормили ужином, сразу после которого раздался громкий стук в дверь — за Таей пришла мама. По глубокой морщине на переносице Тая поняла, что мама опять не в духе, и дома ее ждет ремень. «Странно, что она его сразу с собой не взяла», — удивилась девочка.

— Ты вообще знаешь который час? — возмущенно спросила мама Таю.

— Прошу прощения, это наша вина, — вмешался папа Гриши. — Мы пригласили Таюшу на ужин…

— Она меня не предупредила, — сухо ответила Елена Львовна.

— Ну вы же знаете детей! — улыбнулась мама Гриши, пытаясь разрядить обстановку.

— Я знаю правила приличия, — бесстрастно ответила ей Лена. — Доброй ночи! Таисия, быстро догоняй.

И, развернувшись на своих каблуках, женщина стремительно начала спускаться. Тая судорожно пыталась застегнуть свои сандалии, чтобы успеть догнать маму.

— До свидания, — прошептала девочка ошарашенным родителям друга.

Дома ее действительно ждал ремень, расстроенная бабуля и усатый Борис Сергеевич.

Наспех умывшись, Тая легла на бочок и закрыла глаза. Несмотря на то, что ее попа все еще горела от маминых воспитательных мер, Тая засыпала абсолютно счастливым человеком, ведь когда у тебя есть такой друг, как Гришка, все остальное не имеет никакого значения. Как и то, что ты больше никогда не сможешь проглотить ни одной капли кефира…

Это вообще было самое счастливое лето в ее жизни! Почти всем детям с Таиного двора уже исполнилось семь лет, и они, как и Тая с Гришей, должны были осенью пойти в первый класс. В их районе было несколько школ и две гимназии. В обычную школу можно было попасть по прописке, а в гимназию — только после сдачи очень сложного вступительного экзамена, ну или при условии, что твой родитель занимает очень важный пост. В этом случае вступительный экзамен был несколько легче.

Тая прекрасно помнила, как в их доме разгорелся спор по поводу ее будущей школы. Обычно сдержанная Анна Аркадьевна проявила несвойственную ей решительность и твердость и однозначно заявила, что Тая пойдет только в гимназию и никуда больше!

— Мама, эта школа находится дальше всего от дома. Кто ее туда будет водить? Уроки начинаются в девять, а мне уже в восемь нужно быть на заводе.

— Я, — спокойно ответила пожилая женщина.

— Ты? Тебе семьдесят семь лет, ты вообще в своем уме? — возмутилась Лена.

— Ох, моя дорогая, в большей степени, чем некоторые особы, которые меня значительно моложе.

Лицо Елены вспыхнуло.

— Там очень сложный экзамен. Папы нет, и я вообще не представляю, кого можно просить, чтобы за Тайку замолвили словечко.

— А с чего ты взяла, что за нее придется просить? Ты вообще понимаешь, насколько умная у тебя дочь? Она, между прочим, читает быстрее, чем пацаны Лизы с Беллой. А они ее, на минуточку, на пять лет старше. Тая прекрасно ориентируется в политической карте мира, а в шахматы ей просто нет равных!

Лена закатила глаза.

— И в кого же это она у нас такая гениальная?!

— В бабушку, конечно, — усмехнулась Анна Аркадьевна. — От тебя лишь требуется найти пять минут, чтобы зайти в гимназию и написать заявление. И не забыть правильно указать педагога, к которому ее нужно записать — Белла Аркадьевна. Практически наша тезка. Она там лучшая. Запомнила?

— Кругом одни евреи! — фыркнула ее дочь. — Хорошо, но учти, что, если она завалит экзамен, а по прописке идти уже будет поздно, ты сама будешь решать вопрос. Без меня, — подытожила она.

Елена сдержала слово и написала в гимназию заявление. Ровно в назначенный день Тая с бабушкой пришли на экзамен. Обе опрятные и элегантные: Анна Аркадьевна с высокой прической и в бледно-желтом льняном платье, Тая с двумя аккуратными косичками и нарядном костюмчике в морском стиле.

Экзамен оказался на удивление легким. Скучающие и немного уставшие женщины из приемной комиссии попросили Таю сначала прочитать вслух, потом сосчитать пару примеров в уме, назвать несколько стран и столиц и для чего-то нарисовать мужчину и женщину. Тая нарисовала усатого господина в пальто и шляпе, а женщину кудрявую, с тонкой талией и на высоких каблуках. В качестве последнего вступительного испытания детей просили рассказать наизусть любое стихотворение. Тая слышала, что детишки до нее все как один рассказывали под копирку «У Лукоморья дуб зеленый…», а уставшие тетеньки из приемной комиссии слушали их вполуха. Перед экзаменом они с бабулей тоже повторяли Пушкина, но, успев послушать его уже раз десять, Тая очень захотела развеселить грустных барышень, поэтому, когда до нее дошла очередь, Тая вышла на середину класса и громко произнесла: «Таисия Виельгорская. Папа вазу опрокинул».

Папа вазу опрокинул, кто его накажет?

«Это к счастью, это к счастью!» —

Все семейство скажет.

Ну а если же к несчастью, это сделал я.

«Ты разиня! Ты растяпа!» — скажут про меня.

Тая видела, как уставшие женщины оторвались от своих заметок и подняли на нее удивленные глаза.

— Ты чья такая малышка? — улыбнулась одна из женщин, приподняв очки, чтобы лучше рассмотреть девочку.

— Таисия Виельгорская! — звонко повторила Тая.

— Белла Аркадьевна, — ответила ей учительница и быстренько, просмотрев списки, удовлетворенно кивнула. — Будешь в моем классе.

Тая хоть и не видела бабушку, но знала, что та сейчас сидит где-то на последней парте и довольно улыбается. Улыбалась и завуч школы, которая теперь каждый вечер наряжалась дома в изысканный шелковый халат, заботливо сшитый из старых дефицитных запасов Льва Константиновича и подаренный ей в знак уважения от Анны Аркадьевны. Тая была безусловно талантливым ребенком, но лишняя предусмотрительность еще никому не помешала.

Да, это было действительно самое счастливое и беззаботное лето в жизни Таи. Во всех детских садах уже давным-давно прошли выпускные в подготовительных группах, и дети, предоставленные сами себе, целыми днями носились по улице. Они играли в догонялки, казаки-разбойники, «горячую картошку» и зарывали за гаражами «секретики». Тая с Гришей даже сделали один общий «секретик», спрятав в ямку его солдатика, Таиного маленького лисенка и кучу фантиков от конфет, которыми их угостил Гришин дедушка. Поверх всех сокровищ они положили кусочек березовой коры, на котором стеклом вырезали две буквы: «Г+Т».

Все ребята во дворе знали про эту странную и очень трепетную дружбу высокого кареглазого мальчика и маленькой голубоглазой девочки, но на удивление это не вызывало ни у кого насмешек. После того как Гриша пообещал Тае, что больше ее никогда не обидит, действительно, не только Гриша, но и другие мальчишки перестали обзывать ее жидовкой и тем более кидаться в нее камнями. Тая стала своим пацаном среди Гришиных ребят и девочкой, «которая дружит с Гришей», для всех остальных девчонок.

Телефонная связь еще не была проведена в каждую квартиру. У Гриши, например, дома уже был свой собственный телефон, а вот если Таиной маме или бабушке нужно было кому-то позвонить, они ходили в специальный переговорный пункт через дом. Не имея возможности связаться и договориться о встрече по телефону, дети вставали под окнами дома и криками вызывали друг друга на прогулку. Услышать заветное «Здравствуйте, а Тая выйдет?» было главным событием дня. Как правило, дети собирались на улицу еще днем, и в отсутствии мамы Таи Анна Аркадьевна никогда не препятствовала прогулкам внучки. А если Лена и начинала ворчать, что Тая целыми днями пропадает во дворе, Анна Аркадьевна резонно отвечала, что у ребенка должно быть детство, а насидеться за учебниками и тетрадками она еще успеет.

Когда у кого-то из детей появлялись деньги, они покупали большую кружку кваса за пять копеек из старой желтой бочки возле продуктового магазина и потом ее жадно пили, передавая по кругу. По праздникам ребята брали мороженое в вафельном рожке за двадцать копеек или семечки в газетном кульке у местных бабушек. После этих семечек пальцы рук и зубы были черными, как у шахтера. Семечки Тая с ребятами не грызла, потому что помнила, что от них портятся зубы. Ей было достаточно просто сидеть рядом с друзьями на скамейке, рассказывать друг другу анекдоты и смеяться до колик в животе.

А самым волнующим и захватывающим приключением было бегать на стройку через дорогу. Центральную улицу города, на которой жила Тая, активно модернизировали и застраивали — старые деревянные дома и сараи сносили, а вместо них возводили новые дома, очень похожие на Таин. Дети, пролезая через дырку в заборе, проникали в сердце стройки, и носились вдоль котлована. Из него еще не успели откачать воду, и в коричневой от глины воде завелись головастики. Тая и ее друзья с визгом их вылавливали, и, набивая ими полные карманы, тащили лягушат к себе во двор. Естественно, головастики такое путешествие пережить не могли, а у детей, ко всему прочему, начали появляться бородавки. Само собой разумеется, что причина появления бородавок была не в лягушках, но родителям этого было не понять. Кто-то из них нажаловался бригадиру стройки, и дырку в заборе заделали. В глубине души Тая подозревала, что этот кто-то была ее мама…

Как-то раз, прибежав домой на обед, девочка застала дома родителей Гриши. Бабушка, как всегда с идеально прямой спиной, сидела в кресле, а мама и папа Гришки напротив на диване.

— Таюша, подожди, пожалуйста, в своей комнате. Мы как договорим, я тебя сразу же покормлю, — ласково сказала Анна Аркадьевна внучке.

Тая, поздоровавшись с родителями друга, юркнула в комнату, предварительно не забыв оставить дверь открытой.

— Понимаете, он же ничего без нее делать не хочет, — продолжила разговор мама Гриши. — Представляете, дедушка таким трудом достал ему путевку в «Орленок», вы же наверняка сами знаете, что туда берут только школьников, но учитывая спортивные достижения Григория и его рослость нас были готовы взять, а он отказался! — сетовала женщина. — Сказал, что без Таи никуда не поедет.

Таино лицо в соседней комнате расплылось в улыбке.

— Анна Аркадьевна, — продолжил папа Гриши. — Он ведь ее увидел в первый день, как мы сюда переехали, им тогда и пяти еще не было. Как сейчас помню, он яблоко грыз и в окно смотрел. Ну и увидел, как вы с ней по двору идете. Тая с бантиками была и в платье каком-то светленьком. Гриша застыл, как вкопанный, и сказал мне, что это самая красивая девочка на свете. Я тогда серьезно к этому не отнесся, учитывая их юный возраст, — засмеялся мужчина. — Но потом, пару месяцев назад, когда Гриша в нее камнем кинул… — он на секунду откашлялся.

— Вы простите нас, пожалуйста. Анна Аркадьевна, вы ни в коем случае не подумайте, что мы антисемиты. Мы Григория таким словам не учим, и Володя, наоборот, его поругал тогда, — вмешалась мама мальчика.

— Что вы, я все понимаю, — ответила Анна Аркадьевна. — Я со Львом Константиновичем не один год прожила. Мы ведь и здесь не без помощи его фамилии оказались.

Пожилая женщина обвела комнату взглядом.

— А вы, простите, кто в девичестве? — зачем-то уточнил папа Гриши.

— Грейг, — Анна Аркадьевна загадочно улыбнулась. — Знаю, вам было любопытно.

Брови мужчины поползли вверх.

— Вы ведь родом из Ленинграда, насколько я знаю… Неужели те самые Грейг? — еще больше удивился мужчина.

— Те самые, — ответила она все с той же загадочной улыбкой.

Родители Гриши многозначительно переглянулись.

— А Тая, она же совсем на вас не похожа. Такая беленькая… — отважилась полюбопытствовать женщина.

— Ой, я вас умоляю! Каких только кровей на Руси не перемешалось. Так какой у вас был вопрос касательно моей внучки? — Анна Аркадьевна перевела тему.

— Ах, да, — папа Гриши опять закашлялся. — Мы тут перед школой на Черное море решили ребят свозить. Первый класс же на носу.

— И мы знаем, что наш мальчик без Таи никуда не поедет, — с отчаянием в голосе добавила его жена. — Просто ваша дочь, Елена, — было видно, как женщина пытается тщательно подобрать слова, — она такая консервативная, вот мы и решили сначала с вами поговорить…

— Так сказать, получить добро у самого старшего члена вашей семьи, — закончил за нее муж.

— Вы хотите взять Таисию с собой? Я вас правильно поняла? — уточнила Анна Аркадьевна.

Супруги закивали.

— Мне надо будет поговорить с Таей. Сейчас я не готова вам что-либо ответить…

— Да-да, конечно! — закивали родители мальчика.

Анна Аркадьевна поднялась.

— Может все-таки чаю? — предложила она гостям, по всей видимости, не в первый раз.

— Ой, нет, спасибо большое! Мы уже пойдем.

Пара тоже встала и пошла на выход.

— Спасибо большое! Вы удивительная женщина, — сказал ей на прощание мужчина.

— Тая, до свидания, — крикнули родители Гриши и ушли.

Услышав их последние слова, Тая пулей вылетела из комнаты.

— Бабулечка, красотулечка, моя самая любименькая, ну, пожалуйста, ну я тебя умоляю, можно я поеду с ними, можно? — затараторила внучка.

— Подожди, Таюша, успокойся, — засмеялась женщина. — Расскажи мне, моя птичка, что у тебя там с твоим Гришкой?

— Он мой лучший друг! — восторженно ответила девочка.

— То есть, он уже не дурак? — брови бабушки хитро поползли вверх.

— Бааа, ну ты же сама говоришь: кто старое помянет, тому глаз вон, — захныкала Тая.

— Это все в прошлом. Бабуль, ну пожалуйста!

— Подожди с «бабуль»! А что там насчет любви? Его папа с мамой сказали, что он без тебя ни есть, ни пить может. Так влюблен, что даже от Черного моря отказывается, бедолага.

Было видно, что сложившаяся ситуация забавляла Анну Аркадьевну.

— Ну да, говорит, что любит, — засмущалась ее маленькая внучка.

— А ты? — допытывалась бабушка.

— Я его тоже, бабуль, очень сильно люблю. Почти как тебя! — искренне ответила Тая.

Анна Аркадьевна улыбнулась еще шире и прижала к себе внучку.

— Птичка ты моя невеличка. Ваша дружба с Гришей — это самое светлое и доброе, что бывает в детстве. Вы вырастете, повзрослеете, каждый пойдет своей дорогой, но несмотря на расстояние и время, вы непременно будете вспоминать с теплотой в душе ваши первые чувства. Запомни свои ощущения и крепко-крепко береги их в своем сердце.

Тая слушала внимательно и слегка нахмурившись.

— А почему ты решила, что мы когда вырастим, разойдемся? Вы же с дедушкой всю жизнь прожили вместе.

— Действительно, что это на меня нашло?! — чуть погрустнев, ответила Анна Аркадьевна. — Жизнь ведь удивительна и непредсказуема! Кто знает, как у вас все сложится… хочешь со своим Гришкой на море?

— Очень хочу! — взмолилась Тая, сложив руки перед собой.

Бабушка посмотрела в ее горящие глаза и опять улыбнулась.

— Мамы там не будет и бабули тоже. Не испугаешься?

— Ну, там же будет мама Гриши и его папа…

— А папа его не вызывает у тебя ужас? — Анна Аркадьевна прекрасно знала, какие чувства испытывает Тая к кавалеру своей дочери.

— Не, ты что. Он же не такой усатый, как Борис Сергеевич. И вообще не строгий. Они очень добрые. И братишка у него просто прелесть!

— Ну, если так, то тогда твоей старенькой бабушке бояться нечего. Пойдем пюре с котлетками кушать.

Убедившись, что внучка действительно хочет на море со своим другом и его семьей, Анна Аркадьевна решила вечером поговорить о заманчивом приглашении со своей дочерью.

— Нет, нет и еще раз нет! — вскричала Лена, услышав про гипотетическую поездку Таи на Черное море.

Разговор состоялся на кухне после того, как молодая женщина вернулась с работы.

— Мы что нищие? — продолжала возмущаться она. — Они думают, что я не в состоянии свозить сама своего ребенка на море?!

Тая, слыша спор между бабушкой и мамой, забилась в угол кухни.

— При чем тут «нищие»?! — возмутилась в свою очередь Анна Аркадьевна. — Дети дружат, семью Григория мы прекрасно знаем, я уже не в том возрасте, чтобы совершать такие поездки, а у тебя, между прочим, отпуска летом больше нет. Ты уже съездила… — кивнула она в сторону комнаты, где, как обычно, восседал в кресле Борис Сергеевич.

— Ты на что намекаешь? — вспылила Елена.

— Я ни на что не намекаю, — поджала губы Анна Аркадьевна. — Я просто ясно вижу твои приоритеты. Тобой движут непонятные мне эмоции и комплексы, а я лишь призываю тебя включить разум и реально оценить ситуацию: у моей внучки и твоей дочери есть хорошая возможность провести время на море, а ты по каким-то сугубо личным причинам хочешь ее этого лишить!

— Мама, о каких еще приоритетах идет речь? Мне уже почти тридцать лет, а я еще ни разу не была замужем. Неужели я не имею права пожить для себя?! Разве я не заслуживаю своего собственного счастья?!

— Доченька моя, о каких годах ты говоришь? Тебе ВСЕГО ЛИШЬ почти тридцать! У тебя еще вся жизнь впереди! Ты уверена, что хочешь прожить ее вот так: с абсолютно безучастным и вечно просиживающим свои штаны в кресле мужчиной? Так ты представляешь свое семейное счастье? А о Тае ты подумала?

— А при чем тут вообще Тая?! Это была твоя идея сохранить…

— Значит так, — оборвала ее на полуслове Анна Аркадьевна, — я не спрашиваю у тебя разрешения, а ставлю перед фактом, что Таисия едет на Черное море. Точка! И если ты позволишь, я продолжу убирать со стола, а тебя ждет телевизор и твой прекрасный гражданский муж.

Анна Аркадьевна повернулась к дочери спиной и принялась смахивать со столешницы крошки, давая понять, что разговор окончен.

Ошарашенная Лена открыла было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но потом передумала и, немного сникнув, вышла из кухни. На Таю она даже не взглянула.

Тая же, сидя в своем укрытии, разрывалась от совершенно противоположных чувств. С одной стороны, она была безумно благодарна бабушке за то, что та так рьяно отстаивала ее интересы. С другой стороны, ей было очень страшно, что мама теперь на нее рассердится и еще припомнит этот случай. Она никогда до этого не слышала, чтобы бабушка повышала голос, тем более на маму…Тая захныкала.

— Таюш, подойди ко мне, — позвала ее ласково бабуля. — Ну не плачь, все хорошо. Прости нас, пожалуйста, что мы, как бабки на вокзале, раскричались.

Тая вылезла из укрытия и кинулась к ней на шею.

— Спасибо тебе, — с жаром шепнула она в ухо пожилой женщине. Тая чувствовала, как ее соленые слезы размазываются по бабушкиной щеке.

Анна Аркадьевна улыбнулась и крепко прижала к себе внучку. В глубине души она безумно злилась, прежде всего, на себя, что Таюша стала невольным свидетелем их очередной ссоры с дочерью. Видимо, она стареет, раз позволила себе на секунду потерять контроль. Нужно беречь и без того расшатанную психику ребенка… В следующую минуту пожилая женщина почувствовала резкую нарастающую боль в голове, затем головокружение и яркую вспышку света перед глазами. Сердце больно сжалось в груди, а дыхание стало сбивчивым и поверхностным.

— Скорую… — из последних сил сказала она.

Через секунду Анна Аркадьевна потеряла сознание.