Двойные игры адвоката

Наталья Борохова, 2019

Вопреки желанию мужа и свекрови, адвокат Лиза Дубровская не собиралась становиться домохозяйкой. Поэтому легко согласилась на бесперспективное дело: защищать уголовника-рецидивиста, напавшего на женщину. И пусть обвиняемый упорно отрицал свою вину – его уверенно опознала пострадавшая, Екатерина Серебровская, а ее муж Аркадий, вовремя вышедший встречать жену, и вовсе участвовал в задержании преступника. Казалось бы, все ясно еще до суда! Но кое-что в идеальной семейной жизни Серебровских показалось Лизе слишком наигранным, чтобы быть правдой, и, стоило ей познакомиться с Катей поближе, дело начало разваливаться на глазах…

Глава 1

— Опять двадцать пять! — в сердцах воскликнул Андрей Мерцалов, наблюдая за тем, как его жена спешно застегивает на себе деловой костюм. — Объясни мне, я не понимаю! Почему ты должна идти?

— Потому что я дежурю, — отвечала Елизавета Дубровская, оглядывая себя в зеркале. Отражение было довольно привлекательным, и Лиза подавила в себе желание улыбнуться, как делала всякий раз, чтобы убедиться, что в свои тридцать два года она еще молода и хороша собой. Но рядом с ней стоял взбешенный муж, и улыбаться зеркалу было глупо.

— Вы слышали, она дежурит! — воздел глаза к потолку Андрей, словно там находились немые свидетели этой душераздирающей семейной сцены. — Ты кто, скорая медицинская помощь? Или полиция? Или, может быть, служба газа? Там без тебя кто-то умрет, утонет, задохнется?!

— Не прикидывайся, Андрей. Я адвокат по уголовным делам, и это тебе известно, — сказала Лиза, приглаживая волосы щеткой. Она решала для себя вопрос, поднять ли каштановые волны вверх, заколов шпильками, или же распустить по плечам, и муж отвлекал ее от этого важного занятия. Он задавал вопросы, ответ на которые знал сам без посторонней помощи. Лиза была адвокатом вот уже десять лет, и это обстоятельство волновало Андрея Сергеевича не меньше, чем состояние дел на фармацевтическом рынке. Он был удачливым бизнесменом от медицины, чем сколотил своей семье неплохое состояние. В определенных кругах его называли «мистер Анальгин». Он был молод, удачлив, и, что греха таить, ему было приятно иногда сказать в кругу знакомых, что его жена — адвокат по уголовным делам. Не чета каким-нибудь домашним курицам, которые только и умеют, что спускать деньги в салонах красоты и бутиках. Но почему, черт возьми, среди клиентов Лизы не оказывалось известных артистов, политиков или крупных проворовавшихся чиновников? Как-то она защищала писательницу, один раз профессора, но в основном ее подопечные были самыми простыми людьми. И это в лучшем случае. В худшем же это были люди с сомнительной репутацией, которых на порог пустить страшно. И со всеми этими типами его милая жена нянчилась, как с малыми детьми! Мерцалов даже мрачно шутил, что ему стоит кого-нибудь убить или ограбить, чтобы Лиза проявила к нему хоть малую толику той заботы, которую щедро раздаривала всем униженным, оскорбленным и оборванным. Для того чтобы наставить супругу на путь истинный, Андрей даже подарил ей офис и обставил приличной мебелью. Но он вовсе не рассчитывал, что в респектабельных кожаных креслах будут по-прежнему сидеть оборванцы! Вот и сегодня Лиза объявила ему о каком-то дежурстве. Стало быть, речь пойдет о каком-нибудь проходимце, у которого нет средств нанять адвоката.

— Насколько я помню, ты уже не работаешь в той богадельне, из которой я тебя вытащил три года назад, — напомнил он. — Откуда оно тогда взялось, это твое дежурство?

— Ты все верно помнишь, — сказала жена, нанося на губы блеск и чмокая ими, словно кого-то целуя. — Но смею тебя заверить, любой адвокат хотя бы иногда должен оказывать помощь людям без средств. Сегодня — моя очередь. Но не беспокойся, я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Это ты им объясни! — сказал Мерцалов, осознав, что использовал все способы убеждения. Он показал рукой на двух маленьких детей, играющих на ковре под ногами родителей. Это были близнецы Маша и Саша, которым скоро должно было исполниться два года. Елизавета оказалась неразумной матерью. Она возобновила работу, когда детишкам не исполнилось и полугода. Успешно проведя дело, которое потребовало от нее немало времени и сил, она дала слово сделать перерыв и заняться детьми. Первое время она была верна своему обещанию и безвылазно сидела дома, ухаживая за близнецами: кормила их, пеленала, гуляла, играла, пела колыбельные. Но время шло, и в глазах Лизы все чаще стала появляться тоска — верный признак того, что скоро ее деятельная натура возьмет верх и все пойдет по-прежнему. Ольга Сергеевна, мама Мерцалова, глядя на невестку, любила повторять пословицу о волке, который, корми его — не корми, все равно в лес смотрит. Волком, конечно, была Лиза, а лесом — ее треклятая адвокатская контора. Сама свекровь в свои шестьдесят лет выглядела на десять лет моложе и была еще не готова возложить на себя заботу о внуках. Она вела активную жизнь, общалась с многочисленными знакомыми, посещала театры, выставки, проводила по две недели в каждом сезоне в санаториях и пансионатах. Женщина ничего не имела бы против, если бы невестка вела праздную жизнь, поручив заботу о детях няне. Во всяком случае, так жили многие представители их круга. Но Лиза была чрезмерно увлечена своей работой, что, на взгляд свекрови, выглядело даже неприлично. Это ей напоминало затянувшуюся игру в детство: загадки, расследования и минимальная финансовая выгода. Жена ее сына должна была блистать ухоженностью и хорошими манерами, а если и ходить на работу, то заниматься делом красивым и необременительным: быть хозяйкой модного салона, диктором телевидения, владелицей бутика. Тюрьмы, убогие следственные кабинеты и залы судебных заседаний — неподходящее место для того, чтобы демонстрировать новенькую шляпку, купленную по случаю на Оксфорд-стрит, платье с декольте и шелковые туфли. Вместо этого невестка предпочитала носить уродливые деловые костюмы, превращающие любую женщину в подобие мужчины, но верхом безобразия оставался, конечно, портфель, до отказа забитый бумагами. Этот ужасный предмет, правда итальянского производства и превосходного качества, Андрей подарил жене на Новый год. Но мадам Мерцалова охотнее приняла бы в руках невестки мундштук с сигаретой, чем этот ужасный образец женской эмансипации. Вот и сегодня, узнав о том, что Елизавете нужно ехать к следователю, Ольга Сергеевна сослалась на какие-то свои дела и, прежде чем к ней успели обратиться с просьбой посидеть с детьми, уже умчалась в город, предоставив молодым родителям возможность самим решать свои проблемы.

— Но я только вчера вернулся из командировки! — запротестовал Андрей, подозревая, что именно его оставят сегодня на хозяйстве. — Я планировал провести день дома.

— Это чудесно, — поддержала его Елизавета. — У тебя есть замечательная возможность побыть с детьми.

— Ты хочешь сказать, что я должен буду остаться с ними один?

Дубровская огляделась по сторонам и виновато развела руками.

— Думаю, что это так.

— Ты шутишь? — В его голосе звучал ужас. — Я не справлюсь!

Это было вполне обоснованное опасение. За два года жизни близнецов отец оставался с ними всего на пару часов, причем успел извести Лизу звонками. «Саша слишком часто дышит», «Маша уже два раза намочила пеленки. Ты считаешь, это нормально?», «Можно детям давать сок из пакета?», «Дети плачут. Может, у них аппендицит?». Когда Дубровская вернулась, она застала мужа с выражением ужаса на лице. «Что случилось?!» — с порога закричала она, предчувствуя самое страшное. «Мне кажется, Саша… От него так пахнет… Короче, ты не могла бы сменить памперс?»

Прошел год. Близнецы уже шустро перемещались по квартире, произносили отдельные слова, и с ними уже можно было поговорить. Правда, решимости у молодого отца за это время не прибавилось.

— Господи! Мама собирается нас оставить! — сказал он так, что дети сразу почувствовали неладное. Маша выпустила из рук игрушечный паровоз и громко всхлипнула. Саша ответил ей тоненьким писком. Через пару минут дети ревели в два голоса.

— Смотри, что ты наделал! — напустилась на мужа Елизавета. Она принялась успокаивать детей. Это было непросто. Маша замолкала, находясь в руках матери. В это время громко солировал Саша. Дубровская спешно опускала девочку на ковер и хваталась за сына. Но Маша подпрыгивала на месте и требовательно тянула руки вверх. В конце концов Лиза сунула рыдающую малышку на руки отцу. Сама прижала к груди Сашу. Дети уже выросли настолько, что держать их на руках одновременно, как это иногда случалось в младенчестве, было невозможно. Тем более что Дубровская сбросила вес и ее тело почти что вернулось к прежним параметрам.

— Ты справишься! — обнадежила она мужа, поглаживая голову ребенка. — Кашу возьмешь в холодильнике, молоко там же. Можешь дать им яблочное пюре. Через два часа уложи их спать, потом смени памперсы и погуляй.

— Вообще-то я собирался отдохнуть! — запротестовал Мерцалов, пытаясь освободить нос от цепких пальцев девочки. — Я чертовски устал за неделю. План поездки был очень насыщенным.

— Сочувствую, — улыбнулась Лиза. — Но мне кажется, ты говорил, что смена занятий — сама по себе отдых.

Она несильно переживала за Мерцалова, памятуя, как часто, возвращаясь с работы, он сетовал на то, что сильно устал. Зато Дубровская, по его мнению, прекрасно проводила время, гуляя с близнецами по дорожкам парка, ползая с игрушками по ковру, глупо агукая и распевая детские песни. Теперь у него появилась возможность примерить роль отца-домохозяина на себя.

— Но у нас есть няня! — напомнил он жене, не желая сдаваться. — Пусть она придет и посидит с детьми. Кстати, где ее черти носят?

— У Лиды сегодня выходной, — пояснила Дубровская. — Она проработала всю неделю. Я не могу превращать ее жизнь в рабство.

— Ох ты боже мой! Можно подумать, ее зовут колоть дрова. Ведь речь идет только о детях… — начал Мерцалов, но сразу осекся, сообразив, что эти слова будут использованы против него. — Во сколько ты планируешь вернуться?

— Часам к трем я буду уже дома, — сказала Лиза, думая, что это слишком оптимистичный прогноз. Нового клиента она должна была увидеть впервые и, разумеется, пообщаться с ним, а следователь что-то еще говорил о допросе и опознании, которое планировал провести. Но Мерцалову всего этого лучше было не знать. Чего доброго, муж почувствует себя брошенным навсегда и сбежит на работу.

Она схватила в руки портфель, сунула в карман пальто автомобильные ключи.

— Ну до встречи, родные! — Лиза порывисто поцеловала мужа, взъерошила волосы на голове сына, послала дочке воздушный поцелуй. — Не скучайте!

Дубровская выскочила во двор, на ходу застегивая пальто. Стоял один из тех погожих солнечных дней, когда приход весны делается очевидным. Время метелей и трескучих морозов осталось позади. Звенела капель, а птицы, купаясь в потоках солнечного света, устроили сумасшедший галдеж. В такой денек неплохо, улучив часик, выйти на крыльцо, подставить лицо солнцу и постоять так немного, зажмурив глаза. И пусть еще очень сыро, ветрено, да и голубые сумерки ложатся на землю рано, замораживая лужи. Но в глубине души уже трепыхается, как птаха, радостное ожидание тепла, света, обновления. Смешно, но это повторяется каждый год, и нет человека, способного остаться равнодушным к этому празднику жизни.

Правда, Дубровской было недосуг стоять на крыльце и слушать щебетание птиц. Ее ждал нелегкий день и, по всей видимости, непростой вечер, если не удастся завершить дела в срок. Ее супруг не отличался терпением, и ее долгое отсутствие могло сказаться на его настроении самым отвратительным образом. Она вела машину быстро, но аккуратно, изредка поглядывая на телефон, который, по своему обыкновению, помещала рядом с собой, в ящичке рядом с коробкой передач. Телефон молчал, а это означало, что пока в ней никто не нуждался. Стало быть, ситуация находилась под контролем Мерцалова. Слава богу! Это несколько ободрило Лизу, и она нажала на газ.

В Следственном комитете она предъявила удостоверение адвоката, прошла через металлический турникет и довольно быстро нашла нужный кабинет. Следователь, молодой мужчина в сером вязаном свитере, приняв из ее рук ордер, приветливо предложил присесть.

— Отлично, — сказал он. — У нас сегодня прорва работы. Сами понимаете, стараемся действовать по горячим следам. Вы будете общаться с Ушаковым?

Елизавета поняла, что так зовут ее нового клиента. Конечно, она знала, что с ним необходимо встретиться и хотя бы в общих чертах обсудить линию защиты. Обычно она так и делала. Но сегодня у Дубровской было туго со временем, и тратить на беседу два часа она себе позволить не могла. Следователь понял ее колебания по-своему.

— Не советую тратить на него время, — доверительно сказал он, прекрасно понимая, что бедняга Ушаков будет не в состоянии оплатить старания адвоката. — Дело ясное, раскрыто по горячим следам. Сейчас речь идет только о закреплении доказательств и направлении дела в суд. Поверьте, тут нет никакой интриги.

Сколько раз Дубровской приходилось слышать такие слова! Конечно, в большинстве случаев следователи оказывались правы. Преступники не могли состязаться в хитроумии и изворотливости с профессором Мориарти. Они были примитивны, впрочем, как и их преступления. Их мотивы были просты и незамысловаты, неуклюжие попытки уйти от ответственности читались без особого труда. Но иногда встречались в практике Елизаветы незаурядные дела, когда основная версия следствия терпела крах. Подсудимый оказывался на свободе, а его место за решеткой занимал тот, кого подозрение обходило стороной. Но такие случаи были редки. В криминале, как и в других видах человеческой деятельности, профессионалов немного. Дело Ушакова обещало стать одним из многих ничем не примечательных, проходных дел.

— Ваш клиент дважды судим за кражи. Так что, сами понимаете, он еще тот фрукт, — будничным голосом продолжал следователь. Дубровская кивала головой, понимая, впрочем, что Следственный комитет такими мелочами, как кражи, не занимается. Стало быть, на этот раз гражданин Ушаков освоил новое для себя криминальное ремесло и загремел всерьез и по-крупному. Она ждала продолжения. — Теперь я собираюсь ему предъявить покушение на убийство.

— Значит, жертва осталась жива? — уточнила принципиальный момент Лиза.

— Да, — нехотя подтвердил сыщик, словно его это обстоятельство огорчало. — Женщина чудом выжила. Сейчас она в больнице. Медики говорят, что ей потребуется длительная реабилитация.

История вырисовывалась пакостная. Дважды судимый Ушаков, как любят говорить следователи, на путь исправления не встал. Вместо того чтобы, по обыкновению, шарить в чужих кошельках и карманах незадачливых граждан, он решил ступить на скользкую дорожку грабежей и разбоев. Он поджидал жертву в безлюдном месте, на выходе с паркинга. Расчет негодяя был прост. Автомобилисты сами по себе народ небедный. Опять же среди них немало женщин, с которыми возни меньше, а навара может оказаться больше. Ни одна дамочка не откажется за рулем от ювелирных украшений: колец, серег, браслетов, часов, да еще и денежки положит не во внутренний карман, как некоторые мужчины, а в красивый кожаный кошелек, который поместит в модную сумку. Причем денег у нее всегда с запасом — не только на бензин и на обед, но и на будущие сапоги, фирменный плащик, плату за квартиру, фитнес и салон красоты. Есть чем поживиться, одним словом.

На свою беду, в тот вечер с паркинга домой возвращалась супруга одного влиятельного финансиста. Она не успела даже позвать на помощь, когда на нее из темноты напал злоумышленник. Подавив волю жертвы насилием и угрозами, преступник заволок ее в кусты. Там, приставив к горлу жертвы нож, завладел ее сумкой, обшарил ее карманы. Кто знает, на что еще он мог решиться? Женщина была полностью в его власти. Но благодаря счастливому стечению обстоятельств разбойник не довел свой черный умысел до конца. Финансист, озабоченный долгим отсутствием жены и тем, что она внезапно перестала отвечать на звонки, пошел ей навстречу. Возня в кустах привлекла его внимание. Он бросился туда, и глазам его предстало ужасное зрелище. Жена без чувств лежала на снегу, а над ней нависала черная мужская фигура. Должно быть, преступник, пользуясь беспомощностью жертвы, решился на изнасилование. Финансист оттащил негодяя, заломил ему руки за спину. На помощь пришел случайный прохожий. Мужчины вызвали полицию. Хуже всего было то, что женщина едва не отдала богу душу, дожидаясь приезда «Скорой помощи». Но в конечном итоге всё оказалось в порядке. Если не считать, конечно, подорванного здоровья жертвы. Преступника задержали на месте происшествия.

— Стало быть, он признает свою вину, — задумчиво произнесла Елизавета. Ее это обстоятельство ничуть не опечалило. Интриги интригами, а ее дома дожидались два крошечных ребенка и почти такой же беспомощный муж. Если Ушаков признает вину, это сильно упростит ее задачу.

— Вот с этим неувязочка, — вздохнул сыщик. — Ваш нынешний клиент — человек недальновидный. Может, вы сможете на него повлиять? Представьте себе, он отрицает факт нападения!

— Не очень умная позиция, если учесть, что в деле есть два очевидца. Да и сама женщина… Она способна давать показания?

— Она уже дала их, полностью подтвердив слова супруга. Осталось только провести опознание. Но с этим я не думаю, что возникнут трудности.

— Да, но как сам Ушаков объясняет тот факт, что его застали на месте преступления? Как я понимаю, чуть ли не на теле потерпевшей!

— О! Эта история достойна пера фантаста! Я рассчитываю, что он вам сам об этом расскажет. Вот, кстати, и он собственной персоной.

Дверь распахнулась, и в кабинет ввели невысокого коренастого мужчину. У него было круглое лицо, темные глаза и синяк на скуле. Внешне он мало походил на злодея. Если бы Лиза встретила его не в стенах Следственного комитета, а где-нибудь в метро или на улице, она легко приняла бы его за простого сельского парня, приехавшего в город по случаю. Несмотря на славянскую фамилию, Ушаков, должно быть, имел восточные корни. Характерный разрез глаз, широкие скулы и жгуче-черные волосы подтверждали эту догадку. Одет он был просто: в синее спортивное трико, свитер и темную куртку.

Его облик наивного сельчанина никак не вязался с манерой вести себя. Ушаков отнюдь не казался запуганным. Напротив, весь его вид выражал решимость и недовольство.

— Какого черта вы меня здесь держите?! — прорычал он, разминая затекшие в наручниках запястья.

Дубровская сразу поняла, что ее надеждам на быстрое возвращение домой сбыться не суждено. Видимо, Ушаков вознамерился сыграть роль узника замка Иф, безвинно брошенного за решетку, и адвокату придется ему в этом помогать. По закону защитник не вправе занимать по делу иную позицию. Он обязан во всем поддерживать своего клиента.

— Ну вот видите… — усмехнулся следователь, обращаясь к Лизе. Похоже, он хотел показать, с каким тяжелым случаем ему приходится иметь дело. Тут и Ушаков заметил, что в кабинете, помимо сыщика, находится еще и молодая женщина. Он недоуменно уставился на нее.

— А вот и представился случай вас познакомить, — сказал ему следователь. — Это ваш адвокат…

Конечно, он еще не успел запомнить имя и отчество адвоката, поэтому просто обратился к ордеру, где были переписаны все данные защитника.

Но Ушаков, по всей видимости, не был настроен на долгую церемонию знакомства. Ко всему прочему, он не был хорошо воспитан, поэтому следующую порцию недовольства излил уже на своего адвоката.

— Адвокат, значит? Хорошего защитника мне прислали! Сидит тут, чирикает со следователем, пока я парюсь на нарах…

Дубровская даже опешила от такого неприкрытого недоброжелательства. Обычно она гордилась своим умением наладить контакт с любым клиентом. Среди них встречались убийцы, воры, насильники. Далеко не со всеми было легко общаться. Это были люди с покалеченной судьбой, с больной, мятущейся душой. Они не щеголяли манерами, трудно подбирали слова и не спешили раскрывать душу. Многие из них были изворотливы и лживы, испорчены до такой степени, что ни один завзятый гуманист не нашел бы в них и проблеска доброты. Но все они относились к защитнику с должным уважением, резонно считая, что ключик к свободе спрятан где-то в недрах огромного адвокатского портфеля.

— Вы несправедливы к Елизавете Германовне, — вступился вдруг за Лизу следователь. — Она еще не успела приступить к вашей защите. Рановато, по-моему, предъявлять ей претензии.

Ушаков ехидно прищурился.

— Ого! Да тут следователь и адвокат выступают единым фронтом! После этого вы будете говорить, что мне крупно повезло?

Дубровская ощущала себя так, словно ей ни за что ни про что надавали пощечин. Что она сделала этому человеку? Почему он так себя ведет?

— У вас есть право отказаться от моих услуг, — произнесла она, стараясь не показать, что внутри у нее все клокочет от ярости.

— На черта мне от вас отказываться? — хмыкнул Ушаков. — Пришли сюда, так защищайте. Вам за это, кажется, деньги платят.

Каков хам! Чтобы помочь ему, Елизавета оставила дома двоих детей. Она бросила все, приехала в город — и только для того, чтобы выслушать в свой адрес кучу язвительных замечаний? Может, с точки зрения адвокатской этики она была не права, но желание защищать Ушакова у нее вдруг пропало. И как-то уж очень заманчиво воспринимался теперь совет следователя не тратить на негодяя время и силы. Сыщик тысячу раз был прав, подозревая его в покушении на жизнь женщины. Видимо, пренебрежение к слабому полу было неотъемлемым качеством его натуры.

— Благодарю вас за позволение защищать вас, — сказала Дубровская. — Но смею заметить, вы мне денег не платили. Впрочем, даже это не важно. Если у вас есть претензии ко мне лично, вы можете изложить их в письменном виде, и я с удовольствием освобожу вас от своего присутствия.

— Не собираюсь я ничего писать! Вы будете меня защищать или кто-то другой — для меня без разницы. От вас, адвокатов, толку никакого.

Елизавета вздохнула и печально взглянула на следователя. Освободиться от этого дела у нее не было никакой возможности. Значит, придется тянуть свою лямку, как то предписывает закон.

Следователь потер руки.

— Ну и ладненько! Думаю, после этой маленькой перебранки вы не будете просить у меня время для того, чтобы немного посекретничать.

— Не будем, — согласилась Лиза. О чем она могла говорить с этим типом наедине? С нее хватило того, что он успел сказать ей при знакомстве.

— Нет, нам нужно время! — заартачился вдруг Ушаков. — Вы и здесь хотите ущемить мои права?

— Нет, но я думал, что… — начал сыщик, но потом махнул рукой. — Ладно, общайтесь.

— Нам понадобится не более пяти минут! — крикнула ему вдогонку Лиза.

Дверь громко захлопнулась. Адвокат и клиент остались наедине.

Они сидели на расстоянии вытянутой руки, и Дубровская ощущала себя очень неуютно. Вдруг ненависть к женщинам приобрела у Ушакова характер мании? Он вполне мог ударить ее по голове чем-нибудь тяжелым. В захламленном кабинете следователя, где на полу, на столе и даже на подоконнике лежали многочисленные вещдоки, любой предмет мог стать оружием. Ближе всего к ней лежал степлер, но Лиза знала, что даже если она хорошо размахнется, Ушаков отделается небольшой шишкой. А это может здорово его разозлить. Утешительным оставалось лишь то, что в этом случае его опять схватят на месте происшествия. Окно на втором этаже было плотно закрыто решеткой, и удрать через него мог бы только Копперфильд.

Конечно, Ушаков мог сделать Лизу своей заложницей и прикрываться ею как живым щитом. Интересно, будут ли тогда в него стрелять? Посчитают ли полицейские, что жизнь адвоката имеет ценность? Или ее используют как расходный материал?

Внезапно зазвонил мобильный телефон. Дубровская схватила трубку.

— Алло!

— Лиз, как подогревать кашу — в кастрюле или в микроволновке? — раздался голос мужа. Он звучал словно из другой жизни. — Мне кажется, дети хотят есть. Маша сжевала у зайца ухо.

— Делай, как тебе удобно, — произнесла Елизавета мертвым тоном. Она не спускала глаз с Ушакова. Преступник мог напасть в любой момент. — Как Маша с Сашей? — спросила она, и у нее защипало глаза. Она уже жалела, что оставила своих малюток ради сомнительного клиента.

— У них все нормально, — ответил Мерцалов. Он не осознавал, какое счастье было находиться дома и видеть лица своих детей. В его тоне явно слышалось раздражение. — Чем ты там занимаешься?

«Сижу в компании серийного убийцы и жду, когда стану его очередной жертвой».

— По голосу слышу, что ты занимаешься чем угодно, только не работой, — продолжал Мерцалов. — Ну, надеюсь, тебе удастся развлечься. Завтра я выхожу на работу. Ты слышишь? Больше на меня не рассчитывай!

— До связи, — произнесла Лиза и нажала отбой. Экран телефона погас. Она опять переместилась в казенный кабинет, на стул с расшатанной спинкой.

— Что вам известно о моем деле? — спросил ее вдруг Ушаков.

— А? — Она вздрогнула. Вопрос прозвучал как выстрел. — Только то, что рассказал мне следователь.

— Он врет.

Ну разумеется! Как она сама не догадалась.

— Он неправильно оценил ситуацию.

— А как он должен был ее оценить? — Она почувствовала внезапный прилив отваги. Должно быть, так ведет себя мышь, загнанная в угол. — Как можно неправильно оценить то, что видишь собственными глазами? Вы лежите на женщине. Все это происходит в кустах. Причем она без сознания.

«Сейчас он начнет рассказывать, что все случилось у них по обоюдному согласию». Излюбленная тактика защиты насильника — говорить о доброй воле жертвы.

— Я стремился защитить ее, — огорошил ее Ушаков.

— От кого это, интересно? — проговорила Дубровская. Надо отдать негодяю должное, он сумел ее заинтриговать.

— От грабителя, разумеется, — невозмутимо произнес клиент. — Я шел по парку, когда услышал странный шум в кустах. Приблизился и увидел, как мужчина расправляется с женщиной. К тому моменту она уже лишилась чувств. Преступник высыпал содержимое сумки на снег, опустился на колени и начал перебирать предметы. Я бросился к нему. Он не стал выяснять, кто сильнее, просто швырнул трофей в сторону и убежал. Я не преследовал его, а кинулся к женщине. Хотел узнать, нужна ли ей помощь.

— И в этот момент вас обнаружил ее муж! — с сарказмом заметила Лиза.

— Да. Он сразу повел себя очень вызывающе. Начал кричать на меня. Тут к нему подбежал еще какой-то человек, наверное, случайный прохожий. Они вместе набросились на меня и скрутили руки. Я пытался все объяснить, кричал, что они ошиблись и нужно бежать за настоящим преступником. Но кто бы стал меня слушать! Они вызвали полицию. Итог вам известен.

— Да уж! И это та линия защиты, которую вы собираетесь предложить следствию? — спросила Дубровская.

— Это не линия защиты. Это правда, — возразил Ушаков, сверля ее тяжелым взглядом. — Вам что-то здесь не нравится?

«Мне не нравишься ты!» Не мог этот человек оказаться спасителем.

— В вашем рассказе много слабых мест, — произнесла она вслух.

— Например?

— Например, вы не учитываете, что женщина осталась жива. Она без труда сможет ответить на вопрос, кто на нее напал — вы или кто-то другой. Вы надеетесь, что она вас не опознает?

— Черт побери! Она не может меня опознать, если, конечно, она не повредилась рассудком!

— К вашему счастью, говорят, что у нее с рассудком все нормально, — со значением заметила Лиза.

— Какие еще слабые места? — нетерпеливо спросил Ушаков.

— Странно, что преступник оставил сумку на месте происшествия. Ведь именно в ней заключался весь смысл его рискованного предприятия. Что мешало ему унести ее с собой? Ведь вы его не преследовали?

— Почему я должен отвечать за то, что творится в голове у этого мерзавца?! — возмутился подозреваемый. — Значит, не очень-то она ему нужна была, эта сумка. Хотя — стойте-ка! Мне кажется, он успел что-то сунуть в карман.

— Что?

— Откуда я знаю? Спросите у него!

— Очень мудрый совет! — зло улыбнулась Дубровская. — Особенно если учесть, что неведомый злоумышленник существует только в вашем рассказе. — Она едва не сказала «в ваших мечтах», но вовремя вспомнила, что ее позвали сюда защищать интересы подозреваемого, а не ловить его на лжи. — Предполагаю, что муж женщины и случайный свидетель уже заявили о том, что на месте происшествия был один преступник, а не два, — продолжила она новый аргумент.

— Конечно, они же не присутствовали при нападении!

— Ошибаетесь! — парировала Лиза. — Как я успела понять из слов следователя, они оба утверждают, что стали очевидцами преступления.

— Это наглая ложь! Они появились позже.

— Ну, как видите, у нас сложная задача.

— Я только не совсем понял, собираетесь ли вы помогать мне ее решать? — огрызнулся Ушаков.

— Ну я же пришла сюда, — пожала плечами Дубровская.

— Откуда я знаю, для чего вы сюда пришли? Может, только для того, чтобы помочь следователю распять меня на позорном столбе.

— Не примеривайте на себя чужую роль! Вы не Христос, — заметила Лиза. — Я пришла сюда защищать ваши интересы и буду делать это, — «даже если для этого мне придется собрать всю волю в кулак». Дубровская отступила от главного правила адвоката. Она позволила себе судить и осуждать своего клиента. Она не должна была так делать, даже если он этого заслуживал.

Когда вернулся следователь, адвокат и подозреваемый сидели молча. Каждый из них думал о чем-то своем, и сыщик не заметил, что между этими двумя людьми образовалась связь, которая, как незримая нить, должна была соединить их. Они существовали порознь. Ушаков не высказывал претензий, но и не смотрел на адвоката, когда давал показания.

Допрос прошел довольно спокойно. Сыщик аккуратно записал в протокол рассказ подозреваемого. Он ничуть не удивился, услышав из уст Ушакова новую версию ночного происшествия. Видимо, за недолгий срок работы в Следственном комитете ему доводилось слышать и не такие фантастические истории.

— Если все было, как вы говорите, почему одежда на теле потерпевшей оказалась разорвана? — спросил он под конец.

— А как, по-вашему, я должен был убедиться, что у нее бьется сердце? — с вызовом ответил ему Ушаков.

Дубровская только поморщилась. Не в ее правилах было учить людей лгать, но если ее клиент взялся за это неблагодарное дело, объяснение мог бы придумать получше.

— Ладно. Завтра проведем опознание и выясним, похожи ли вы на ночного грабителя, — вздохнул следователь.

Кажется, ему ответ на этот вопрос был совершенно ясен…