Враг моего врага. «Песец»

Натали Р., 2013

Советом координаторов Земле вручены полномочия для уничтожения тьмы. К Гъде направляется эскадра под командованием Гржельчика, справившегося с проклятием и произведенного в адмиралы. К нему присоединяются корабли адмирала т’Лехина, ныне координатора погибшего мира, и адмирала Мрланка. Но тьма встает стеной на пути к победе, дьявол подталкивает под руку, будит дурные чувства, мутит разум. Лишь стойкость духа удерживает союзников от вооруженного конфликта. А глупость тех, кто нестоек, становится причиной гибели сторожевика «Песец» и разрушения защитного периметра Земли…

5.1

Свинцовой тучей тяжелеют небеса,

И воздух плавится от слов непримиримых богов.

Догорает фитиль…

Группа «Ария»

— Это же родохромный траинит! — сказал Ихер Сим. И засмеялся.

Ччайкар Ихстл с любопытством оглядел пространство мини-корабля, заставленное штабелями контейнеров. Подошел к ближайшему, который выдвинул гъдеанин, и потрогал розоватую прозрачную плиту. Цхтам Шшер действовал решительнее. Вытащил кусок величиной с добрый планшет, посмотрел сквозь него на Ччайкара. Изображение задумчивого капитана раздвоилось.

Так вот он какой, траинит! Тот самый, за которым «Райская звезда» летела на А46-2818-1… на Нлакис, как его назвали, пока она была в пути. Дорогой декоративный камень, ныне ставший стратегическим материалом. Сырье для фокусирующих модулей ГС-привода, за которое разразилась война. Огромная ценность. Сместившись из поля зрения архитекторов и дизайнеров в зону интересов политиков, траинит подскочил в стоимости чуть ли не в тридцать раз.

— Это же огромное богатство! — воскликнул Ихер Сим. — Нам хватит на всю жизнь, на всех!

— Н-да? — скептически переспросил Ччайкар. — Что-то я не вижу толпы торговцев, желающих его у нас купить. И логика мне подсказывает: любой, кто нас встретит, попытается отобрать этот груз бесплатно. Хорошо, если нам при этом оставят жизни.

Он уже понял, что произошло. Когда они столкнулись с кораблем, протащившим «Звезду» сквозь дырку в пространстве, это не было столкновением в полном смысле слова. «Звезда» зацепилась за груз, который нес тот корабль. И этот груз оказался траинитом.

— Тогда надо его спрятать! — предложил гъдеанин. — Запустить на стабильную орбиту, запомнить координаты.

— Откуда ты возьмешь координаты? — хмыкнул старпом. — У нас же нет навигации.

Все их беды из-за этого. Если бы они могли точно определить свои координаты, то рассчитали бы световой прыжок к Раю. Или вызвали бы помощь по квантовой связи.

— Может, на том обломке есть? — с надеждой спросил Ихер Сим.

— Посмотри на него внимательно, сладкий. Это боковой, вспомогательный модуль, даже я это понимаю, хоть и не видел современных кораблей вблизи. Не найдем мы там навигационного оборудования. Потому что ни один маньяк его туда не поставил бы.

Молодой гъдеанин вздохнул.

— Ну, давайте хоть немножко возьмем!

— Не мельтеши, Сим, — ворчливо одернул его Ччайкар. — Этот беспилотник так и так при нас. Куда мы от него денемся?

Избавиться от груза можно единственным способом: вручную, выйдя в вакуум, срезать штанги, за которые зацепился беспилотник, а потом уйти с ускорением. Первая часть довольно трудоемка, вторую же осуществлять и вовсе не хотелось. Здесь был чей-то поврежденный модуль, и капитан имел на него виды. Для них все, что могло там уцелеть — подспорье. Так что уходить весьма и весьма нежелательно.

Больше всего Ччайкару не нравилось то, что у груза был хозяин. Кто-то целеустремленно волок его из одной точки Галактики в другую. И нечто подсказывало капитану: этот кто-то сейчас очень зол.

— Закрываем, — он принял решение. — Все равно нам от этого траинита толку чуть. У нас же нет ГС-привода! О грузе забываем, пусть болтается. Все силы кидаем на то, чтобы разобраться с тем обломком. Могу поспорить, он для нас гораздо полезнее.

Захар чувствовал себя идиотом. Трещал крыльями: как же, сумел вывезти траинит! Целый мини-корабль! Откладывал старт до последнего, чтобы загрузить побольше, бросил на гибнущем Нлакисе рабочих, чтобы освободить место… И не стоит думать, будто это так легко ему далось. Да, всего лишь гъдеане и пленные мересанцы, но они послушно работали на компанию, они были живыми людьми, и их было жаль. Другой вопрос, что дело не знает жалости. Он честно сделал свое дело, выполнил то, что считал долгом. И все зря. Где он, этот груз?

Захар, вероятно, заподозрил бы капитана, которому доверил свой беспилотник. Но Бойко Миленич пребывал в еще большем шоке, чем он. В натуральном шоке, сыграть такое невозможно. Он был готов прямо на ходу впасть в кому. Захар мог себе представить, что за сцены разыгрываются сейчас в богатом воображении капитана. Сцены, которые украсили бы страницы любого триллера. Картины того, что сделает с ним начальство.

Захар, по крайней мере, знал точно: начальство его не убьет и пыткам не подвергнет. Какой смысл? Ведь это не принесет компании материальной выгоды. Ущерб ему все равно не покрыть, даже если продать себя на кожу и органы. Его отечески пожурят, лишат премии и пошлют в какую-нибудь дыру поднимать из руин разворованный завод.

Чем он думал, когда раньше времени сообщил руководству о вывезенном траините? Молчал бы — было бы не так обидно. Ну, не удалось спасти добытое, спас себя и немногочисленный земной контингент — и то хорошо. Нет, раззвонил о своем успехе. И теперь от позора не отмоешься. В истории группы компаний «Экзокристалл» он навек останется лохом, посеявшим в дороге несколько десятков тонн траинита.

Вердикт совета директоров он ждал с обреченностью. Это надо просто пережить. Набраться мужества, посмеяться над собой вместе с более удачливыми коллегами и отправиться в бессрочную ссылку.

Директор, разговаривавший с ним, был великодушен. Не ехидничал, не подкидывал намеки.

— Собирайтесь в командировку, — сказал он. — Вам, как человеку опытному в добыче траинита, предстоит развернуть ее на Мересань. Задача нелегкая. Пусть вас не обманывает то, что Мересань была обитаема и на ней вели добычу. Почти все разрушено. Вам придется начинать с нуля. Единственное подспорье — карты месторождений. Всего остального у вас не будет. Ни света, ни тепла. Вскорости и воздуха не останется. До этого печального момента надо успеть построить герметичные купола… ну, да не мне вас учить. Вы справитесь.

Где-то в Европе стояла зима. Тут, в Эр-Рияде, в это не верилось. Яркое солнце отражалось в тонированных окнах королевского дворца. С вертолетной площадки был виден весь город, утопающий в зелени и фонтанах. Отрадное и приятное глазу зрелище.

— Король Ахмед в отъезде, — доложил один из дворцовых распорядителей, встретивший вертолет, и добавил извиняющимся тоном: — Мы вас не ждали, Салима ханум.

— Мне нужен не король, — снисходительно улыбнулась женщина в бежевом, мягко отодвинув охрану. Она хорошо знала встречающего, как и многих здешних работников: дворец долгое время был ее домом. — Я приехала к Закии.

— Проводить вас, Салима ханум?

Она засмеялась.

— Я еще не забыла дорогу.

Она уверенно прошла мимо распорядителя, задев его всколыхнувшимся шелком широких брюк. Охрана поспешила следом.

Салима давно не жила здесь. Муж умер, дети разъехались, а дела требовали ее присутствия в других местах. Но дворец в Эр-Рияде она до сих пор считала домом. В этих стенах вершилось ее семейное счастье — краткий период жизни, о котором она вспоминала с ностальгией. Однако скоро придет пора расстаться с домом ее мужа. Она смела надеяться, что всегда будет тут желанной гостьей. Но если уж решила завести другую семью — прощайся с этой.

Любопытно, расстроится король Ахмед или обрадуется? Формально старший сын ее покойного мужа — глава ее семьи, а она вроде как на его иждивении, под его покровительством. Вот только ни разу в жизни ему не доводилось осуществить свое главенство. Салима стала координатором Земли, еще когда его отец был жив, и именно она указывала ему, что делать. Вызывало ли это у него дискомфорт? Ахмед замкнут и молчалив, не поймешь, что у него в душе.

Ступая по мягкому ковру, Салима вошла в старомодно обставленную комнату и расцеловала старушку, сидящую в кресле перед древним телевизором, ровесником мамонтов.

— Да хранит тебя Аллах, Закия.

— Тебя он явно хранит, цветочек, — бабулька чмокнула ее, куда дотянулась — в подбородок. — Прекрасно выглядишь. Признайся: нашла себе хорошего мужчину?

Салима засмеялась.

— Закия, с тобой неинтересно. Ты обо всем догадываешься! А как же увлекательный рассказ, с загадками и недомолвками?

— Вот сейчас и расскажешь, — Закия аж лучилась от довольства. — Наливай себе чаю и садись.

Салима выключила телевизор — не любила, когда что-то отвлекало. Плеснула в пиалу зеленого чая и забралась в кресло напротив, прямо с ногами, как раньше.

— Закия, я выхожу замуж.

— Ну наконец-то, цветочек! — старушка не скрывала своих чувств, искренне радуясь за нее. — Когда свадьба?

Она вздохнула.

— Для начала мне надо закончить войну. Потом я передам пост координатора Владимиру Каманину. Пройдет референдум, тогда и свадьбу назначим.

— Цветочек, но почему не сейчас? — огорчилась Закия. — Зачем тебе обязательно уходить с поста?

— Затем, что я хочу быть с мужем, а не там, где велит долг. Закия, я две трети жизни занималась политикой, даже больше. Когда я вышла за Саллаха, меня и то не оставляли в покое. Дети видели мать в редкие дни отдыха, шайтан знает что. Теперь всё! Я свой долг исполнила и перевыполнила, Каманин готов подхватить флаг Земли. Приму капитуляцию и уйду.

Закия, под впечатлением, цокнула языком.

— И кто же этот счастливчик, ради которого ты готова все бросить? Уж не вампир ли давешний?

Салима ответила изумленным взглядом.

— Конечно, нет! Шитанн женятся только на своих.

Она давно уже не вспоминала о райском посланнике Ртхинне Фййке. Фактически, с тех самых пор, как встретила Хайнриха. Ей казалось, что это было целую эпоху назад. А на деле — всего несколько месяцев.

— Он землянин, Закия. Адмирал космофлота. Европеец, христианин. Моему брату это ужасно не нравится, — призналась она.

— Твой брат — дурак, — безапелляционно заявила бабулька. — Что бы он понимал в мужчинах! Если любишь кого-то, все равно, какой он нации и веры. Ты его любишь, цветочек?

— Безумно, — прошептала она. — Он такой, Закия… Я и мечтать о таком не решалась. Такие в природе не встречаются. Я иногда боюсь, что он мне только снится. Проснусь, а его нет…

— Не просыпайся, — быстро сказала Закия. — Выходи за него, не приходя в сознание. А самое главное, постарайся не просыпаться, пока вы не окажетесь в постели.

— Уже, — выдохнула Салима.

— И ты не проснулась? Значит, он настоящий, цветочек, поверь мне! Расскажи мне про него, — склонив голову набок, попросила Закия. Жадно выслушивать истории о чужих мужчинах — все, что осталось дряхлой старушке. — Как это случилось у вас впервые?

Салима невольно улыбнулась, вспоминая.

— Он предложил показать мне свой меч.

Бабулька хихикнула.

— А это оказался не меч?

— Не поверишь, Закия — это действительно был меч. Стальной клинок. И он владеет им в совершенстве.

— Да ладно, таких мужиков не бывает, — засомневалась Закия.

— Вот и я говорю — не бывает, — то ли блаженно, то ли печально подтвердила Салима.

Закончив утренние упражнения, Хайнрих вновь придирчиво осмотрел меч. Поверхность клинка была безупречна, ни царапины, ни пятнышка ржавчины. Хорошую сталь куют на Мересань. Ковали, поправил он себя. Больше на Мересань никто никогда ничего ковать не будет. Планета умерла. Переселившиеся на Хао, наверное, со временем восстановят технологии, но найдется ли там подходящее сырье и необходимые условия? Даже если найдется, первые годы мересанцам точно будет не до мечей. Адмирал т’Лехин заявил, что все свободные ресурсы будут брошены на борьбу с дьяволом и его пособниками. Сие, мол, есть священный долг христианского народа.

Хайнриха занимало, насколько искренним он был при этом. Месяца не прошло, как мересанцы начали принимать христианство, и не из глубинных побуждений, а потому что исполняющий обязанности главнокомандующего земным флотом кардинал Джеронимо Натта поставил такое условие. С другой стороны, у Хайнриха были основания полагать, что к смене религии, даже вынужденной, синие относятся серьезно. Где-то на корабле болтается наглядный пример — старший помощник Иоанн Фердинанд. Приняв христианство наполовину от безнадеги, наполовину по настоянию епископа Галаци, мересанец тут же выучил все молитвы, которые Хайнрих до сих пор, к стыду своему, наизусть не знал, тщательно соблюдал посты и исправно посещал церковь. Впрочем, если даже т’Лехином движут соображения не благочестия, а мести, ничего не изменится. Мстя Ену Пирану, Мересань тем самым будет воевать против темной силы.

Меч Хайнриха был военным трофеем и прежде принадлежал т’Лехину. Вроде бы нынешний глава Мересань на Хао — координатором его звать рано, пока не состоялся референдум — завел себе новый меч. Но вряд ли он забыл свое пребывание в плену у адмирала Шварца. Так же, как Хайнрих никогда не забудет красную розочку в его петлице. Не сложились отношения, ничего не попишешь.

Хайнрих вложил меч в ножны, стянул со лба пропитавшуюся потом повязку и направился в душ. Уже оттуда он услышал трели мобильника. Возвращаться не стал. А потом, просмотрев входящие звонки, обнаружил, что звонила мама.

Перезванивать, не перезванивать? В любом случае она будет ругаться и ворчать, обвинять его в том, что он не берет трубку. И обязательно в чем-нибудь еще. Однако больше всего он боялся, что она опять заведет разговор о Салиме. О том, что она ему не пара. Он не хотел это выслушивать. Но маме все равно, хочет он или нет, она будет стоять на своем — он хорошо изучил ее характер за свою жизнь. Он долго колебался и все же сделал это. Нажал кнопку, отключая телефон от сети.

Главнокомандующий постарел. За несколько месяцев из бодрого румяного дедка превратился в настоящего старика. И вроде бы почти ничего не изменилось: морщин не стало больше, суставы не закостенели сильнее, все те же редкие седые волоски на макушке… Почему такое впечатление?

Следствие подтвердило невиновность Ларса Максимилиансена в отношении капитана Гржельчика и «Ийона Тихого». Было доказано отсутствие злого умысла. Ларс находился под воздействием темной силы и не отвечал за свои слова и поступки. И тем не менее он ощущал себя виноватым. Да, не только его дьявол взял в оборот. Но ведь были и те, кто не поддался. И сам Гржельчик, на котором фокусировалось воздействие, сопротивлялся до последнего, выжил, не утратил ни разум, ни честь. А он, Ларс, оказался слаб, и осознание этого жгло его изнутри.

— Поздравляю с возвращением, Ларс, — сказала Салима, пожимая ему руку.

Он восстановлен в должности и реабилитирован в глазах капитанов. Но может ли он доверять сам себе? Что, если удар дьявола не последний? Если это случится еще раз, и он снова не сумеет устоять? Нечего сказать, хорош архангел! Он стыдился былого самомнения. И с горечью признавал, что зря не прислушивался к кардиналу Натта. Отныне он намеревался по возможности следовать его советам.

— Полагаю, вы следили за новостями, Ларс, — Салима накапала коньяк в его кофе. — И в общих чертах знаете, что произошло за время вашего вынужденного отсутствия.

В его отсутствие флотом руководил Джеронимо Натта. И вовсе не плохо, черт возьми… Он поспешно перекрестился. С некоторых пор он старался не поминать черта даже в мыслях.

— Я напомню основные события, Ларс. Поддельный райский линкор, захват мересанцами нашего рудника и его освобождение. Атака Симелина на нашу эскадру у Нлакиса. Уничтожение совместной засады Гъде и Мересань у земного периметра. Побег адмирала т’Лехина, — она вздохнула.

Ларсу довелось слышать, будто Салима неравнодушна к т’Лехину. В средствах массовой информации то и дело проскальзывали слухи. Другой вопрос, что вокруг ее имени всегда роились какие-нибудь слухи, таково уж ее положение, и девяносто процентов этих слухов имели к реальности столько же отношения, сколько любая фантастическая книжка. Но он был бы рад, если бы это оказалось правдой. Глядишь, увлекшись благородным мересанцем, позабыла бы о брутальном хаме Шварце, совершенно неподходящем для того, чтобы занять место в ее окружении.

— И наконец, — добавила Салима, — чудовищный поступок Ена Пирана, который правильнее, пожалуй, назвать преступлением против света.

Она прошлась по кабинету взад-вперед. Прежде Максимилиансен любовался ее движениями, но старость догнала его внезапно и не вовремя. Нет чтобы подождать до конца войны.

— Итак, что мы сейчас имеем, — резюмировала Салима. — Нлакис погиб, а вместе с ним — весь родохромный траинит, за который мы сражались, — только слегка нахмуренная бровь выдавала, что этот факт ей категорически не нравится. — Однако мы получили Мересань. Катастрофа катастрофой, но хлорохромный траинит с планеты никуда не делся. Кроме того, мы обрели искренних союзников в лице мересанцев. Думаю, они заинтересованы в разгроме Гъде сильнее нас, для них это нынче — что-то вроде объединяющей национальной идеи. Они сохранили ГС-флот и досветовые корабли. Ресурсная база у них сейчас, конечно, никакая, но при умном командовании они смогут воевать без дотаций. Наверняка т’Лехин, несмотря на навалившиеся заботы, лично возглавит флот, месть Ену Пирану он никому не передоверит. А он, если не считать отдельных проявлений идиотизма, человек неглупый. Надеюсь, ума у него достанет не только на военную кампанию, но и на то, чтоб жениться наконец и обеспечить наследника. Он ведь теперь великий князь.

Нет, разочарованно подумал Ларс, она в него не влюблена. Ни капельки. Слухи, как всегда, врут.

— Господин Натта представил план оккупации и зачистки Гъде. Подходит пора его реализовать. Общественное мнение на нашей стороне, Совет координаторов осудил Гъде и объявил задачей номер один уничтожение тьмы. Но мы не должны забывать и о задаче номер два — захватить и показательно казнить Ена Пирана. На этом настаивает Рай, этого требует Мересань, да и нам эта акция будет не лишней. А фоном идет задача номер три — отбить расходы на войну и получить как можно больше выгоды от победы. При этом в погоне за призами нельзя забывать о защите Земли и наших союзников. С Чфе Варом и Симелином мирного договора не было. То, что Симелин растерял почти весь флот, а получивший по носу Чфе Вар сидит тихо, еще ничего не значит. Они могут ударить, и надо держать ухо востро.

— Давайте раздавим их! Все лучше, чем ждать удара.

Салима улыбнулась одними уголками губ. Как же прямолинейны военные!

— Давить их пока еще не за что. Их связь с тьмой неочевидна, а за прошлое они уже адекватно наказаны. Не станут вмешиваться — разобравшись с Гъде, мы их простим. Но если полезут, наши системы обороны должны быть к этому готовы.

Дьёрдь бросил в аквариум горсть медных гаек. Среди обитателей большого стеклянного ящика поднялось нездоровое оживление. Пятисантиметровые хитиновые твари, больше всего похожие на гибрид огромного таракана со слоником, облепили гайки, отпихивая друг друга и плюясь кислотой из хоботков. Глядя на эту вакханалию, Дьёрдь, как всегда, перекрестился.

Вампир облокотился о дверной косяк, скрестив руки на груди и глядя на епископа без одобрения.

— Подкармливаете дрянь, которая явно к вашему богу отношения не имеет, — сделал он ехидное замечание. — Продукт проклятой генной инженерии.

Дьёрдь недоуменно обернулся. В целом он был согласен с шитанн — одно это стоило удивления.

— Мы действительно осуждаем искажение Божьего творения, — произнес он. — Но тебе-то чем генная инженерия не угодила?

— Лично мне? — сощурился Аддарекх. — Ничем. У нас это просто запрещено под страхом вечного изгнания уже сорок тысяч лет.

— Странно, — отметил Дьёрдь. — Ваша раса так и так лишена Божьего благословения. Что вам терять? А генная инженерия вам пригодилась бы. Неужели вам никогда не хотелось подхимичить с генами кетреййи, чтобы сделать из них нормальных людей?

Вампир оскалился.

— Они и без того нормальные люди, поп! Они замечательные, добрые, работящие… Интеллект для человека — не главное!

— Да кто же спорит? — примирительно проговорил епископ. Вспышка вампира явилась неожиданностью. При взгляде на обнаженные клыки душа ушла в пятки, но Дьёрдь постарался этого не показать. — Однако согласись, интеллект очень помогает в жизни. Расширяет возможности самореализации, улучшает приспособляемость, повышает эффективность ответа на внешние проблемы. Если бы кетреййи жили рядом с нами, наши ученые обязательно попробовали бы. Не исключено, что им удалось бы получить на это финансирование ООН. А разрешения Церкви в современном мире, увы, не принято спрашивать.

Шитанн скрипнул зубами.

— Вы еще слишком молоды, как цивилизация. Готовы делать ошибки и обжигаться — нет чтобы учиться на чужих. Вы так же молоды, как были мы сорок тысяч лет назад, — он отвернулся к аквариуму и преувеличенно внимательно уставился на шнурогрызок, доедающих гайки.

Дьёрдь посмотрел на Аддарекха с нескрываемым интересом. Вырвавшиеся у вампира слова будто приоткрыли дверцу тайны. Видно, что он об этом жалеет и наверняка хотел бы побыть один. Будь это землянин, христианин, епископ изрек бы пару уместных сентенций и оставил чадо переваривать их и приводить в порядок мятущуюся душу. Но с вампиром не обязательно быть профессионалом.

— И что же вы натворили сорок тысяч лет назад? — спросил он вкрадчиво.

— Не твое дело, церковник, — огрызнулся тот.

— Может, и так, — покладисто ответил Дьёрдь, — но мне просто интересно. Ты не находишь, что довольно глупо делать тайну из событий такой седой древности?

— Это для вас — древность, — буркнул вампир. — А для нас — уже не первые тысячелетия письменной истории.

Епископ покачал головой. Большинство цивилизаций Галактики старше земной. Эту истину Церкви было особенно сложно принять. Иные миры рождались и развивались, не замечая юной планеты, а некоторые цивилизации успели погибнуть к тому времени, когда на Земле вершилось творение.

— В истории каждой цивилизации есть строки, за которые ей стыдно, — мрачно промолвил Аддарекх.

— Верно, — кивнул Дьёрдь. — Но тебе-то чего стыдиться? Это ведь теперь не твоя цивилизация. Ты — гражданин Японии. Японцы тоже не такие уж белые и совсем не пушистые, но сорок тысяч лет назад их истории просто не существовало.

Он задвинул стеклянную крышку аквариума. Хрупкое стекло оказалось для шнурогрызок надежнее, чем любой металл: выделяемая ими кислота не может растворить стеклянные стенки. Плавиковая, вспомнил Дьёрдь школьную химию. Плавиковая растворила бы. Гадины вырабатывают другую, азотную.

— Ваши древние ученые сделали именно это? — предположил он. — Залезли в гены кетреййи и переворошили их, чтобы усовершенствовать, — выражение лица вампира подсказало, что он не ошибся. — Забыв, что благими намерениями вымощен путь в ад, — добавил он. — Эксперимент не удался?

Аддарекх молчал долго, прежде чем выдавить:

— Откуда ты узнал, поп?

Дьёрдь пожал плечами.

— Я-то не кетреййи. Умею сопоставлять и делать выводы, читать между строк и слышать меж слов. И я хорошо знаю ученую братию. Они не понимают слова «нельзя» и никогда не могут остановиться. Вкусивший от древа познания, считай, пропал. Но у нас есть сдерживающие факторы — влияние Церкви, влияние иных религий, порой даже более жестко пресекающих посягательства на высший промысел. У шитанн когда-нибудь была религия?

— А я почем знаю? — проворчал Аддарекх. — Религии — удел молодых миров. Мы слишком давно были молодыми, мы об этом ничего не помним.

Ну да, откуда взяться светлой религии у сатанинского семени? Какой бы древней ни была цивилизация, она не забудет об изначальном свете, ханты — живой пример.

— Пусть так, — Дьёрдь решил не обострять. — Скажи, вампир: я прав?

— Не совсем, — глухо ответил он. — Эксперимент удался, — он взглянул на вытянувшееся лицо епископа и невесело хмыкнул: — Если бы ничего не вышло, то и запрещать было бы нечего, как по-твоему?

Когда посол Созвездия вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, король Имит сжал виски ладонями и просидел так некоторое время. А потом распорядился вызвать адмирала Ена Пирана. Этот мерзавец опять задерживался, и на сердце большущими когтями скребли хоффы.

Наконец колыхнулась занавесь на окне, открывая витраж — солнце уже катилось на закат, — и сквозняк, потянувший по ногам, подсказал Имиту: кто-то вошел.

— Ваше величество, — Ен Пиран поклонился, но не слишком низко. Мундир был ему тесноват: адмирал снова начал толстеть.

— Диету соблюдать надо, — раздраженно буркнул Имит.

Если ему придется отдать за этого ублюдка одну из дочерей, пусть он будет хотя бы не жирным! Король жалел дочек и в то же время от души надеялся, что свадьба состоится: он обещал адмиралу девчонку, когда тот приведет Гъде к победе.

— Вы позвали меня, чтобы поговорить о режиме питания? — невозмутимо осведомился Ен Пиран.

Проблема в том, что, жирный или худой, Ен Пиран — вовсе не тот жених, о котором мечтают юные девы.

— У вас кровь на рукаве, — заметил Имит.

Ен Пиран осмотрел свои рукава.

— А-а, ерунда, это не моя. Какой-то погрязший во грехе урод попытался со мной подраться, представляете?

Король Имит представлял. Наверняка несчастный пытался защитить жену, дочку или там племянницу. Интересно, адмирал убил его или только ранил? Хотя нет, неинтересно. Некоторых вещей лучше вообще не знать.

— Так что же вы хотели мне сказать, ваше величество? — Ен Пиран небрежно промокнул кровавое пятно салфеткой.

— Совет координаторов осудил Гъде, — король невольно стиснул зубы. — Фактически нас отдают на расправу Земле и ее приспешникам, и ни один мир за нас не вступится. Хвала высшим силам, что никто не предложил выступить против нас всей Галактикой. У нас есть шанс отбиться. Есть? — он посмотрел на Ена Пирана требовательно и с надеждой.

Адмирал хмыкнул.

— Ну разумеется, есть. Почему нет? Мы будем драться.

— Вы сможете отстоять планету? — тихо спросил он. Или проще не мучиться, а сдать Гъде землянам, перерезать дочкам горла и броситься со скалы.

— Отстоять в лоб? — Ен Пиран поморщился. — Боюсь, что нет. Но мы сумеем сделать так, что Земле станет не до Гъде.

Он даже представлял, как, но не хотел говорить об этом королю Имиту. Что-то подсказывало ему: одобрения он не получит. Но король и не желал знать подробности. Будто понимал, что ничего хорошего не услышит.

— Сделайте это, адмирал, — неважно, что; важен результат. Гъде нужна победа. Пусть даже не в полном смысле слова, без контрибуции и договоров, лишь бы земляне забыли о Гъде хотя бы на несколько лет.

Оно конечно, когда корабль стоит в доках, приятнее жить в гостинице. Приятнее, но отнюдь не выгоднее. Ведь за гостиницу надо платить. А с деньгами у Иоанна Фердинанда было не то чтобы напряженно… напряженно — слишком мягкое слово. Вроде и за рейд получил немало, как старпому причитается, но слишком уж много народу сидит на его шее. И винить некого: сам в эту кабалу влез, никто не заставлял. Не смог пройти мимо. Вот и торчал он на корабле, на бессменной вахте, пока нормальные люди расслаблялись в гостинице или у себя дома.

Деньги таяли со скоростью, поразившей его. С другой стороны, не так уж это удивительно. Одной одежды на трех женщин и трех детей сколько нужно? Хорошо еще, что ему теперь бесплатно полагалась полная экипировка. Кучу денег съело оформление гражданства всей семье — не только пошлина, но и поездка в Ебург, по билету на каждого, исключая младенца, ехавшего у Марии на руках. Не успели вернуться — родила Вероника. Новые хлопоты, новые расходы. И главный вопрос: где жить? Маленьким детям на боевом корабле не место. Да и что это за жизнь — в замкнутом пространстве, без солнца, без ветерка? Если так, лучше было бы их на Мересань оставить.

Пока что он нашел решение только для Теодоры. Девчонка, оказывается, раньше училась в математической школе, вот пусть и продолжает образование. В Ебурге был интернат для одаренных детей. Он уже переговорил с директором, пока они ждали документы от посольства Саудовской Аравии. Так и так, девочка без отца-матери, а он на службе — не соблаговолит ли руководство этого замечательного учебного заведения пойти навстречу пилоту ГС-крейсера? Директор почему-то замялся — наверное, мересанское происхождение пилота его смутило. Потом отбросил колебания и уточнил: только при условии успешной сдачи экзамена по математике. Ну и слава Богу, математика во всех мирах похожа, это не история и не язык. Авось сдаст.

К сожалению, дети для интерната еще малы. Где и на что их содержать — непонятно. Теодоре надо учиться, но он надеялся, что Мария и Вероника найдут себе работу и частично снимут с него бремя материальной ответственности. Однако это случится явно не прямо сейчас. Им бы младенцев дотянуть до того возраста, когда можно будет сдать их под чужой присмотр и выйти хотя бы на неполный рабочий день.

Деньги, деньги… Все упирается в деньги. Хоть бери гитару и иди с шапкой в подземный переход. Вот только он уже знал, что местные стражники — полицейские — относятся к такому способу заработка отрицательно.

Тогда он пошел к Аддарекху, по старой памяти. Он и так должен шитанн немеряно, еще несколько тысяч монет погоды не сделают. Аддарекх тоже находился на крейсере, командуя усиленной охраной на случай нехороших инцидентов, подобных тем, что омрачили прошлую стоянку на Земле.

На полдороге Иоанна Фердинанда перехватил Джинн. Принц уехал, Охотник уехал, лишь недоучившийся курсант слонялся по кораблю, рожая в муках отчет о преддипломной практике.

— Господин старший помощник! — подскочил Джинн. Не так давно этот полуребенок пытался ему хамить, чувствуя, сколь непрочно положение бывшего пленника. Теперь все по-другому. Его, вытащившего «Ийон» из дыры, которая слизнула солнце Мересань и не подавилась, ныне непритворно уважали. — Господин старший помощник, там ваши женщины сейчас подерутся!

— Электрическая сила! — выругался Иоанн Фердинанд. — Что они не поделили, Господи?

— Не знаю, господин старший помощник, — удрученно развел руками курсант. — Они ж по-вашему лаются, не по-хантски. Хорошо еще, гарнитуры не сняли, а то я б не услышал.

Иоанн Фердинанд рванул с ускорением к каютам, занимаемым Марией, Вероникой и Теодорой. Шум был слышен уже на подходе. Он распахнул дверь и рявкнул на распалившихся Теодору и Веронику:

— Молчать! На улицу выгоню, к электрикам!

Утонченная аристократка с синими волосами и выкрашенными синим лаком ногтями, вся из себя такая безукоризненная, и не поверишь, что два дня как из родильного дома. И девочка, едва начавшая превращаться в женщину, с простой прической, ногти обгрызены; щеки серые, живот стянут послеоперационным бандажом — вчера из больницы выписалась. За этими болезными глаз да глаз, поубивают еще друг друга. Обе вмиг замолкли и уставились на него с одинаковым, испуганным выражением.

— Что случилось? — потребовал он ответа.

Теодора шмыгнула носом и констатировала уже известное ему:

— Мы поспорили.

— Господи, о чем?

Вероника запахнула поглубже халат, расшитый птицами и веточками — раньше это был его халат, но пришлось подарить: на беременной ничего не сходилось, а ее собственная одежда, в которой он привел ее на корабль, была такой рваной, что только на выброс.

— Иоанн, я думаю, что именно я должна стать твоей женой перед Богом. Я принадлежу к твоему кругу. У тебя со мной больше общего, чем с любой из этих простушек.

— Я уже не простушка! — запротестовала Теодора. Зарегистрировав брак, Иоанн Фердинанд проследил, чтобы у всех его жен, оставивших мересанские имена в качестве вторых, стоял в документах дворянский префикс. Раз уж он взял их в свою семью, то они теперь аристократки, а не простолюдинки. — Иоанну следует венчаться со мной! Я — самая молодая. Я буду приносить ему радость много-много лет, когда вы обе состаритесь. И я рожу ему детей. Родных, настоящих, а не неизвестно чьих!

— Никаких детей! — в сердцах отрезал он. — Мне еще парочки детей не хватает, чтобы окончательно потерять сон, пытаясь придумать, как их прокормить. Что за дурацкая идея? Ты сама еще ребенок!

— Я женщина! — горячо возразила Теодора. — Я была с мужчинами.

— И они тебя чуть не порвали в хлам, — безжалостно напомнил он. — Станешь женщиной, когда вырастешь. А ты? — он повернулся к Веронике. — Откуда этот нелепый снобизм? У тебя что, есть владения? Может, и дворец?

— У меня был дворец, — она гордо вскинула голову.

— И где он? Хоть процент с того дворца бы, хоть клетушку, за которую не надо было бы вносить арендную плату! — Вероника опустила глаза, и он заключил: — Чтоб я не слышал больше этих счетов, кто благороднее.

Теодора с Вероникой притихли. Нелегко таким разным женщинам притираться между собой, но что делать, он не выбирал, кому протянуть руку.

— А где Мария?

Вероника поджала губы.

— С детьми возится.

— Вот с ней и обвенчаюсь, — решил он.

По совести, так и следует поступить. Теодора и Вероника были его женами лишь по документам. Что взять с девчонки и беременной? Вечера он проводил с Марией. Простая женщина, без дворянского шика и изюминок, но любящая и заботливая. Она никогда не жаловалась и не предъявляла претензий. Ласкала его, говорила теплые слова, рядом с ней он оттаял и вновь почувствовал себя живым после конца света. Она успевала ухаживать за малышом-ползунком, и приглядывать за четырехлетним мальчиком, и учить семилетнюю девчушку читать и писать. Теперь Вероника и своего ребенка на нее повесила. Надо положить этому конец, не отвалятся руки у аристократки собственное дитя перепеленать.

Джеронимо Натта находился на Мересань. Контингент под его руководством поддерживал порядок на пустеющей планете, монахи массово крестили мересанцев, покидающих родину. Йозеф знал об этом из новостей интернета. И все же почему-то удивился, когда в Байк-паркинге его встретил не Натта, а Максимилиансен.

— Будете кофе с коньяком, Гржельчик? — Ларсу хотелось как-то загладить свою вину, сделать для Гржельчика что-нибудь хорошее.

— Спасибо, главнокомандующий, — негромко, но твердо проговорил капитан. — Я сюда не кофе пить пришел.

Гржельчик здорово осунулся с тех пор, как Ларс видел его в последний раз. Полнокровный румянец исчез со щек.

— Что с вами творили эти инквизиторы?

— Я бы попросил вас, главнокомандующий, не произносить это слово столь брезгливо, — а спина все так же не гнется, и в глазах — прежняя сталь. — Они сделали то, что вам не под силу — достаточный повод, чтобы отнестись к ним с уважением.

— Извините, Гржельчик. Просто вы ужасно выглядите.

— Не на курорте был, — кратко ответил он.

— Вы… уверены, что готовы вернуться в строй?

— У меня есть положительное заключение медкомиссии.

— Послушайте, Гржельчик, — Ларса смущало, что капитан рубит фразы, как дрова. — Я хочу вам только добра. То, что произошло тогда… Это был не я. Вселившийся бес, демон.

— Я понимаю.

Глупо винить Максимилиансена в том, что делал не он. Что может слабый человек против демона? Но сильный — может. Не все, кто окружал Йозефа, поддались коварному шепоту демона.

— Координатор хочет с вами поговорить, Гржельчик. Не ошибусь, если скажу, что вас ждет повышение в звании. Контр-адмирал — еще одна ступенька. Приставку «контр» часто опускают в обращении, но вы ее лишитесь окончательно, когда станете главнокомандующим.

— Я не мечу на ваше место, господин Максимилиансен. И никогда не метил.

— А придется, — взгляд главнокомандующего стал тяжелым. — Я не мальчик, мне давно не сорок и даже не восемьдесят. Мне нужен преемник. И я хочу, чтобы вы знали, чего я от вас жду.

Йозеф коротко наклонил голову:

— Служу Земле.

Заместитель коменданта орбитальной станции периметра оторвался от документов и с надеждой посмотрел на вновь прибывшего:

— Инженер?

— Да, мистер Флетчер, — почтительно подтвердил молодой — впрочем, нет, не слишком молодой человек. Нос с горбинкой, короткие черные волосы; подбородок тщательно выбрит, но густо истыкан синеватыми точками: намек, что неистребимая борода к вечеру проклюнется.

— По системам слежения? — надежда возросла. Периметр не совсем замкнут. Если скользнуть по солнцу в плоскости эклиптики, через треть дуги будет слепое пятно. Что-то надо с этим делать, а инженеров не хватает.

— Нет, — развел руками новый инженер. — По двигателям. Кроме ГС, — виновато улыбнулся он. — Твердотопливные ускорители, жидкостные ракетные двигатели, фотонные разгонники.

Ник Флетчер одобрительно кивнул.

— Тоже пойдет. Стаж есть?

— Шесть лет. Вот, в характеристике все написано.

— Ну что же, господин Сатиджад… Идите, знакомьтесь с главным инженером. Он введет вас в курс дела.

Навстречу из лифта вышел Принц. Йозеф сперва растерялся: что мальчишка забыл в секретариате ООН? Какие у него могут быть тут дела? Потом мысленно хлопнул себя по лбу: не вся жизнь складывается из дел. Есть еще семья, и почему бы сыну не зайти к матери, даже и на работу?

Фархад замедлил шаг, пытаясь понять, почему этот мужчина кажется знакомым. Пожилой, седой, кожа да кости… Могли они раньше встречаться? Вроде нет. Но что-то будоражило память, что-то заставляло мучительно думать: где он видел его прежде?

— Что, Принц, не узнаёшь? — понимающе спросил мужчина. И он узнал. Вспомнил голос, отдающий команды, и спокойные, жесткие серые глаза.

— Капитан Гржельчик! Простите.

— Не тушуйся, парень, — усмехнулся он. — Я сам себя в зеркале не узнаю. Как вам без меня служилось?

— Ну, — замялся юноша. — Скучали, конечно, беспокоились. А вообще — нормально. Адмирал Шварц — отличный командир, умный, вникающий, заботливый. Почти как вы, — польстил он.

Йозеф недоверчиво выпятил губу. Опыт личного общения со Шварцем не давал ему разделить мнение Фархада. С другой стороны, мальчик не с чужих слов говорит, он непосредственно с ним контактировал, да еще как подчиненный. И если подчиненные отзываются о Шварце подобным образом, возможно, не такая уж он скотина. Или скотина, но не со всеми.

— Что, жалко со Шварцем расставаться? — поддел он паренька.

— Касаемо меня, — протянул Фархад, — это ненадолго. Вот кончится война, и буду с ним видеться на всех семейных торжествах. Бедный герр Шварц, ему ведь придется их посещать!

С языка чуть не сорвался идиотский вопрос: почему это ему придется посещать семейные торжества аль-Саидов? Вопрос умер на губах. Значит, не просто так адмирал оказался вместе с Салимой на приеме у британского короля. Ролик с их торжественным выходом уже давно висел в интернете и оброс комментариями, в которых, несмотря на усилия модераторов, проскальзывали не совсем пристойные версии отношений ООН и космофлота.

Координатор была в оливково-сером, длинный шелковый кардиган закрывал легкие широкие брюки почти до колен, на голове — пепельно-серый платок с оливковой каймой. Йозеф был знаком с ее изображениями и видео в сети, но впервые встречался лично. В интернете детали смазываются. Стоя в двух метрах, он ясно видел то, на что никогда не обращал внимания: узкое золотое кольцо с маленьким бриллиантом на левой руке, тонкие золотые и серебряные цепочки на груди, теряющиеся в шелках, скромная бежевая сумочка на столе, из которой торчит сложенная антенна портативного ква-девайса, несколько мобильников и какая-то косметика… Разве она пользуется косметикой? Лицо казалось естественным, но одним женщинам известно, как они этой естественности добиваются. Свежее лицо, здоровое, мелкие морщинки в уголках глаз не в счет — в ее возрасте имеет право. Да, координатор могла привлечь мужское внимание — если забыть, что она координатор. Но она-то что нашла в Шварце? Неужели правду говорят, будто женщинам нравятся сволочи?

— Я рада видеть вас живым и здоровым, капитан Гржельчик, — проговорила она, и он мгновенно подобрался и коротко поклонился. — И еще больше я рада тому, что неравная битва с тьмой не отняла у вас решимости продолжать сражаться за Землю и за свет.

— Служу Земле! — что тут еще можно ответить?

— Штаб высоко оценил ваши действия у Нлакиса против объединенного флота под руководством Ена Пирана.

Йозеф опустил глаза.

— Я нарушил приказ Центра.

— Верно, — бессмысленно опровергать очевидное. — И это вина Центра. Центр вас недооценил и отдал не самый оптимальный приказ. Надеюсь, вы не в обиде? Против вас действовала темная сила, опутав сознание лиц, принимающих решения.

Он кивнул.

— Я уже говорил с главнокомандующим.

— То, как вы действовали, свидетельствует о вашей способности принимать лучшие решения, чем Центр.

Он поднял на нее удивленный взгляд. Не то чтобы он сам так не думал… Но руководство должно быть консервативно, именно к этому он привык. Порядок и субординация прежде всего. Однако координатор мыслила по-другому — живее и одновременно фундаментальнее.

— Тем не менее, снимать вас с корабля и переводить на штабную работу — расточительство. Вы нужны Земле в космосе, а не за письменным столом. Поэтому вы вернетесь на «Ийон Тихий» и, пока идет война, будете подыскивать для него адекватного капитана. Имейте в виду, капитанский чин для вас позади. Вам присваивается звание контр-адмирала.

— Служу Земле, — наверное, он испортит ее впечатление о себе. Дундук, выучивший одну уставную фразу.

— Вы закончите ремонт на «Ийоне Тихом», а затем возглавите эскадру, направляющуюся к Гъде. К вам присоединится мересанский флот под водительством адмирала т’Лехина и, вероятно, корабли Рая. Мы приступаем к зачистке Гъде от тьмы по плану Джеронимо Натта. Руководство операцией я возлагаю на вас. Мнение и советы адмирала т’Лехина стоит принимать во внимание и обходиться с ним по возможности уважительно — как-никак, теперь он глава Мересань, без малого координатор. Но командуете вы, и я позабочусь, чтобы т’Лехин отдавал себе в этом полный отчет.

Еще недавно мересанцы были врагами, адмирал т’Лехин находился в плену… Пока Йозеф валялся на больничной койке, все встало с ног на голову. Или наоборот?

— Служу Земле, — вымолвил он в третий раз, надеясь, что координатор не подумает, будто он превратился в робота, и внутри у него вшит плейер с единственной фразой.

Правление Объединенной горной компании располагалось в стрельчатой высотке в самом центре Каффинха, крупного города на сумеречной стороне. Очертания здания, уходящие ввысь, выгодно подсвечивались прожекторами, на площадке перед высоткой — множество аэромобилей и каров стройными рядами.

— Сюда, хирра! — помахал кетреййи в ярко-желтой накидке поверх куртки, указывая свободное место для парковки.

Ортленна посадила аэромобиль, вылезла и, благодарно улыбнувшись мужчине, помедлила, глядя на здание. Светящиеся окна и взлетающие колонны смотрелись внушительно. Ортленна приехала в правление впервые и немного робела.

— Клёво, да? — кетреййи был не прочь завести разговор.

— Да, — искренне согласилась она. — Не отвлекайся, милый.

Может, жаркие объятия пошли бы на пользу, уняли волнение. Но мужик на работе. Если сам не до конца это понимает, она-то понимать обязана.

Бросив взгляд на часы, она поспешила к входу в здание. Ей было назначено, и опаздывать — дурной тон.

Руководитель Объединенной горной компании Галхт Кршш был бледным мужчиной средних лет, практически ее ровесником. Одна коса на левой стороне головы, как у всех Кршш, редко-редко видны вкрапления седых ниточек. Восседая за полутороидальным столом в вертящемся кресле из кожи уррхха, он, в свою очередь, с любопытством разглядывал Ортленну. Женщину, которая сохранила нлакисский рудник в самое черное время, договорилась с землянами о выгодных условиях добычи, успешно организовала эвакуацию рабочих с гибнущей планеты, он видел воочию впервые. Фотография в личном деле позволяла лишь идентифицировать ее по чертам лица и общему габитусу: сумеречница лет тридцати-сорока, на голове — традиционный пучок Лис, закрепленный шпильками, большие глаза, сжатые красные губы. Но фото не передавало ни отчаянно прямой осанки — всем смертям назло, ни сцепленных тонких пальцев, непроизвольно мнущих папку на молнии, ни легкой растерянности во взгляде огромных глаз, ни неубиваемого достоинства в повороте головы. Возможности фотографии ограничены, а голограммы и тем паче видеозаписи женщина, ехавшая на Нлакис простым инженером, не удостоилась.

— Рад с вами познакомиться, — кивнул он, указав ей на кресло напротив. Она села, аккуратно расправив полы белоснежного сайртака, папка легла на колени. — Я — Галхт Кршш, глава компании, как вы, должно быть, знаете. А вы — Ортленна Лис, директор Нлакисского филиала. Верно?

— Бывший директор, — поправила она. Даже в мягком кресле ее осанка оставалась прямой. — Нлакисского филиала больше нет.

— Есть другие, — неопределенно возразил он, покрутив в руках траинитовую поделку — двадцатисантиметровый стерженек со звездочками на концах, — ждущие своих директоров. Вы хорошо проявили себя, хирра Ортленна. Криййхан Винт лично распорядился о премии для вас.

Она опустила глаза.

— Не льстите, хирра Галхт. Компания понесла убытки. Я не вывезла с Нлакиса ни оборудование, ни добытый траинит. Только людей.

— Тем самым вы сделали немало. Главное богатство компании — ее сотрудники. Все остальное возобновимо.

— Земляне смогли вывезти груз, — прошептала она. Это ее грызло. Захар — настоящий директор. Он думал прежде всего о траините.

— Земляне бросили рабочих, — сухо напомнил Галхт Кршш, никак не показывая свое отношение к этому факту.

На земном руднике работали пленные гъдеане и мересанцы, и вполне естественно, что администрация ими не дорожила. Но изменилось бы что-нибудь, если бы на руднике преобладал земной контингент? Галхт не поручился бы. Земляне — это земляне, у них иные жизненные ценности.

— Хирра Ортленна, недавно Круг кланов получил от Земли заманчивое предложение. Как ни странно это звучит, Земля думает не только о своей выгоде, она помнит и о потерях союзников. Рай и Тсета получат в аренду по одному небольшому континенту на Мересань.

Ортленна взглянула искоса.

— Мересань же погибла!

Галхт улыбнулся одними губами:

— Погибло солнце Мересань, сама планета на месте. Да, условия на ней не столь благоприятны, как на Нлакисе. Там теперь темно. Однако сумеречникам ли бояться темноты? Хуже то, что планета остывает. Когда вымерзнет воздух, ходить там нельзя будет иначе как в вакуумных скафандрах. Но мы не отступим перед трудностями, ведь правда? Траинит стоит того, чтобы слегка поступиться комфортом. А заодно… На Мересань есть и другие полезные ископаемые, как правило, с готовой инфраструктурой. Многие шахты разрушены катастрофой, но их можно восстановить.

— Отрадные перспективы, — искренне отозвалась Ортленна. — Но почему вы все это рассказываете мне?

— Потому что я хочу, чтобы вы, хирра Ортленна, возглавили мересанский филиал компании.

— Я? — она прижала папку к груди. — Но я всего лишь инженер по образованию! Я не училась управлять. Рудник на Нлакисе был моно-предприятием, с конгломератом я не справлюсь.

— Справитесь, — руководитель компании был тверд. — В любом случае я предпочту послать на Мересань проверенного в деле директора, чем дипломированного управленца, ничем еще не управлявшего. А что касается конгломерата… до него пока далеко. Начните с малого. Траинит — прежде всего, уран и нефть — потом.

Ортленна сглотнула.

— Я… постараюсь оправдать ваше доверие.

— У вас все получится, — пообещал Галхт Кршш.

— Когда я должна ехать? Я могу провести какое-то время с семьей?

— Не слишком долгое. Чем дальше, тем труднее будет развернуть производство. Лучше заняться этим сейчас, когда на Мересань всего лишь темно и холодно, чем через год, когда почвы промерзнут и сцементируются, и будет нечем дышать.

— Виктория Павловна, я не могу выразить, как я вам…

Слова не шли на язык. Да и не объяснить то, что он имел в виду, с помощью слов — чересчур они примитивны, слова. Но с помощью чего еще объясняться? Жестами? Пасть на колени, приникнуть к руке, расцеловать ее? Дешевая патетика. Сунуть кошелек, полный денег? Пошлятина.

— Не надо, господин Гржельчик. Я понимаю, что вы хотите сказать, — вот чудо, он сам не понимает, что хочет сказать, а она понимает! — Мне не было трудно с Хеленой. Она хорошая девочка, добрая… Жаль, что с головой не очень.

Виктория спохватилась, что Гржельчик может обидеться, но он молча кивнул: про недостаток своей дочери он, уж конечно, знал. Почему он, зная об этом, отдал ее в физмат-класс? Как такое случилось? Что-то его подгоняло, не иначе, делать осознанный выбор было некогда. У военных вечно так, ритм жизни диктует служба. Будешь ли перебирать, если завтра в рейд, а дочка не пристроена?

— К нам в интернат еще одна девочка собирается, родственница кого-то из ваших пилотов, с «Ийона Тихого», — вспомнила Виктория. — Я беру этот класс. Буду за ней приглядывать как следует, пусть он не беспокоится.

Йозеф озадаченно затормозил. У кого это дочка — или внучка? — старшего школьного возраста? У Бабая две внучки, обе уже взрослые; девка Футболиста мала еще, в первый класс вот-вот пойдет; у Федотыча одни парни. Какая-нибудь сводная сестра или племянница Принца? Неужели за ними во дворце присмотреть некому, обязательно в интернат отдавать? Глупости.

— А может, оставите Хелену у меня? — предложила Виктория. — Куда вы ее денете? Запихнете в новый интернат, где все проблемы начнутся с начала?

Он вздохнул.

— Спасибо за предложение, Виктория Павловна. Хеленке с вами хорошо, и, если бы это зависело от меня… Но она не согласится. Она хочет, чтобы я ее забрал. Как обещал.

Виктория покачала головой.

— Вам же не позволят держать девочку на военном корабле.

Он криво усмехнулся.

— А я не стану спрашивать разрешения. Да и маловато в штабе чинов, которые могут что-то запретить контр-адмиралу, — адмиральская звезда ныне украшала его правый рукав. — Честно говоря, я думал, что умру, и выполнять обещанное не придется. Но я живой, — исхудавший, бледный, поседевший, но в глазах — так и не погасшие искры жизни, разгорающиеся с новой силой. — А раз так, я сделаю то, что обещал, и пусть главнокомандующий подавится своим коньяком, если это ему не по нраву.

— Хеленке повезло с отцом, — слабо улыбнулась Виктория.

— Да нет, не повезло, — со стыдом вымолвил он. — Мне всегда было не до нее. Рейды, ремонты… Это мне с ней повезло. Несмотря ни на что, она меня любит.

Она продолжала его любить, даже когда чернота хлестала по нему со всех сторон. Ни разу не усомнилась. Не предала, как Марта… в утиль ее, не стоит и имя вспоминать.

— Па-ап! — Хелене надоело ждать. Предвкушая отъезд с папой, она вытащила свой чемодан в лифтовый холл и нетерпеливо пританцовывала вокруг него.

— Ну, мы пойдем, — смущенно произнес Йозеф. — Спасибо за все. И это, в общем… — он махнул рукой, опять не найдя слов.

Дверь за ними закрылась, и Виктория подошла к окну. Мужчина волок неприлично розовый чемодан, а девочка счастливо приплясывала и размахивала руками, треща о чем-то без умолку. Виктория смотрела на них, пока они не скрылись за углом дома, и прижимала к груди Хеленкин рождественский подарок — набитое ватой сердечко. Она так и не решилась втыкать в него иголки, словно оно было живым.

— Венчается раб Божий Иоанн Фердинанд Георгий Валентин с рабой Божией Марией…

Церемонию проводил Дьёрдь Галаци. Но не на крейсере, а в настоящей церкви. В Байк-паркинге была церковь. Круглые высокие своды, позолоченные подсвечники и колеблющийся желтый огонь, фрески по стенам с эпизодами из жизни святых, запах ладана — все, что так привлекало Иоанна Фердинанда в церквях. Невеста в белой кружевной шали вместо фаты на блестящих серебром волосах. Мария покрасила волосы, как подобает благородной даме, супруге дворянина, и стала еще очаровательнее. Шаль была подарком Аддарекха, но на венчание шитанн из идеологических соображений не пошел, хотя епископ его звал. Платье для невесты взяли напрокат. Покупать это торжественное одеяние, которое она ни разу больше не наденет, Иоанн Фердинанд счел неразумным, но настаивать на том, чтобы она была на главной в жизни церемонии в простом халате, не стал, обидно же. Сам он надел пилотскую форму — чего долго перебирать?

Так вышло, что на собственную свадьбу Иоанну Фердинанду некого было пригласить, кроме двух других своих жен. Он тяжело сходился с людьми, неформальные отношения завел только с двоими, а они прийти не смогли. Аддарекх и церковь — понятия несовместимые, Принц уехал — сказал, что к матери. Единственной гостьей была Эйзза, которую позвала Мария. Отзывчивая блондинка всегда соглашалась посидеть с детьми, на первых порах поделилась с Марией и Теодорой одеждой и бельем — к сожалению, на Вероникин живот ничего не налезало. Иоанн Фердинанд не понимал, как общаться с кетреййи, ему все время казалось, что они, говоря по-хантски, тем не менее говорят на разных языках. Но Мария с ней хорошо ладила. Наряженная Эйзза стояла рядом, придерживая животик, и, затаив дыхание, смотрела во все глаза.

Тем не менее народу вокруг толпилось много. Церковь на венчание не закрывали, и внимание прихожан волей-неволей привлекала необычная пара. Сползлись поближе бабульки, мамочки, транзитные пассажиры Байк-паркинга, зашедшие от нечего делать в промежутке между рейсами. Шепотом обсуждали невесту и жениха, строили догадки, как и почему они здесь оказались, столь же далекие от реальности, сколь библейская версия сотворения мира — от теории Большого взрыва. В целом общественное мнение невесту одобрило. Жених вызывал сдержанные чувства: не урод, и ладно. Форма космофлота — плюс пять к внешности и плюс десять к авторитету.

— Быть вместе в горе и в радости, в здравии и в болезни…

Мария останется на корабле, вместе с ним. Вчера она наконец призналась, кем работала до катастрофы. Хорошо, что раньше не сказала: брак мог и не сложиться. Теперь он узнал ее получше, привязался, да и служба на земном крейсере воспитывала терпимость к странному. Он переговорил с адмиралом Шварцем. Подошел к нему сам, лишь слегка нервничая:

— Господин Шварц, а можно как-нибудь устроить Марию на «Ийон» работать по специальности?

Шварц фыркнул:

— Это смотря какая у нее специальность! Если, скажем, парикмахер-визажист или стриптизерша — нельзя, однозначно. Не то чтобы эти профессии мне не нравились, но в реестре такие должности не предусмотрены. Ты понял?

— Да, господин Шварц.

— Кем она просится работать?

Иоанн Фердинанд зажмурился:

— Она электрик.

Шварц поперхнулся.

— Чтоб мне сдохнуть! Вы же того… с электричеством не дружите.

— Ну, иногда приходится, — промямлил он. — И специалисты есть.

— Убиться током! Мересанка-электрик, вот пипец!

Иоанном Фердинандом владели сходные эмоции, но он их не высказал даже Марии. Они теперь граждане Земли, а на Земле электрик — нормальная профессия.

— Кому рассказать — не поверят, — Шварц в изнеможении откинулся на спинку кресла. — А у тебя, Ассасин, ничего внутри не ёкает? Ты спишь с электриком! — он сделал страшные глаза.

— Это мое личное дело, — натянуто произнес Иоанн Фердинанд.

— Ассасин, скажи честно: давно ты узнал такое о своей жене?

Он нехотя признался:

— Сегодня.

— Так я и думал! На развод уже подал?

— Нет. И не собираюсь. Завтра мы венчаемся.

— Да ты смелый мужик, конденсатор те в рот!

Таков уж адмирал Шварц. Он изгалялся, как мог, и это нужно было просто перетерпеть, чтобы дождаться желанного вердикта:

— Пусть пишет заявление. И приносит присягу. А провода и резисторы для нее найдутся, этого добра тут хоть жопой ешь.

— Объявляю вас мужем и женой! — торжественно провозгласил священник, и разношерстная толпа одобрительно зашумела.

— Я тебя поздравляю! — эмоциональная кетреййи порывисто обняла Марию и поцеловала в щеку.

Вероника и Теодора взяли ее под руки, стесняясь обниматься на людях. Между собой они порой ругались, но к Марии обе относились хорошо. Вероника — чуть свысока, Теодора — чуть завидуя, но в общем доброжелательно. Толпа потянулась на выход, шушукаясь и пытаясь додумать, какую роль играют эти две мересанки и кем приходятся жениху с невестой. Не обсуждали только Эйззу: ее принимали за землянку.

Опираясь на две палки, которые грозный старпом Цхтам выломал из мебели, оставшейся в разгерметизированных отсеках, Митышен доковыляла до душевой кабины, включила воду и с облегчением опустилась на табуретку. Ноги не держали. Лучше бы ей вовсе не ходить, пока переломы не срастутся полностью, но ее ведь не оставят в покое. Проклятые извращенцы требуют, чтобы она мылась. А гъдеанин Сим хуже всех, это он первый начал поливать ее, беспомощную, водой и тереть губкой. Как же это было унизительно! Лучше уж мыться самой, каким бы противоестественным это ни казалось симелинке.

Сказать по правде, мытье не так и ужасно. Кожа не слезает, как она поначалу боялась, и вода не разъедает глаза. Лишние хлопоты, а вообще ничего.

Митышен принялась поливать себя из душа. Тереть тело мочалкой она все еще опасалась; когда это делал Сим, ей было неприятно. Едва касаясь кожи, она осторожно размазала по себе воду и ополоснулась еще раз. Вот и хватит.

Она вдруг вспомнила: не хватит! Сим будет морщить нос и ругаться. Ну почему он такой вредный? Можно было бы с ним не считаться, он тут никто, такой же пленник, как и она. Поначалу она пыталась его игнорировать. Только как, если полностью от него зависишь? Потом, когда она смогла передвигаться самостоятельно, сделала еще одну попытку избавиться от его занудства. Они препирались слишком громко, разбудили господина Цхтама, и господин Цхтам достал ремень. Еще несколько дней после этого сидеть было невыносимо больно, а господин Цхтам, как назло, все время заставлял ее садиться. Но самое обидное, что досталось только ей, Сима он не тронул. Сказал: «Если что — не ори на нее, сладкий, сразу мне жалуйся». И покрутил этак ремнем.

Митышен вздохнула. Ладно, и впрямь будет лучше, если она сделает это сама, чем господин Цхтам снова исполосует ее ремнем из-за недовольства Сима. Скривив губы и взяв двумя пальчиками кусок мыла, она стала намыливать нижнюю часть тела. Как можно прикасаться к этим местам? Вот ведь!.. А еще отвратнее, когда к ним прикасается кто-то другой. Она никак не могла понять, почему это так нравится шитанн. Ыктыгел тоже не понимал, ему даже смотреть на это было тошно.

Стряхнув воду, Митышен выползла из душа и натянула майку господина Цхтама. Своей одежды у нее не было — порвали на клочки и выбросили. Переваливаясь с помощью самодельных костылей, она добралась до капитанского кресла и блаженно развалилась в нем, пока никого нет. Ее место тут, на «Райской звезде», было на полу. Но в мягком кресле лежать гораздо приятнее…

«Райская звезда» была пристыкована к модулю какого-то корабля, на который они наткнулись. Судя по изображению красного солнышка, корабль был мересанским. По словам Сима, модуль был разгерметизирован, и находившиеся в нем люди погибли, но потом автоматика устранила повреждения. На модуле были орудия, два ускорителя и незнакомая еда, которую шитанн притащили на «Звезду» и накормили первой Митышен, как самое бесполезное существо. Еда оказалась странной на вкус, но вполне съедобной. Теперь оба шитанн, Сим и Ыктыгел пропадали на модуле, пытаясь прибираться и что-то подключать. Капитан Ччайкар, по всему видать, собирался переселить туда свой маленький экипаж.

Чмокнул шлюз, и Митышен вздрогнула. Если капитан Ччайкар увидит ее в своем кресле, она не отделается ссадинами от ремня. Когда он недоволен — бьет наотмашь, в полную силу, а то еще и ногами. Пока он ни разу ее не ударил, но на Ыктыгела она насмотрелась, и пробовать не хочется.

Замешкавшись со своими костылями, она не успела сползти с кресла. Но это был не капитан. Вошел Ихер Сим, хмыкнул, увидев, где она расположилась.

— Ты чего пришел? — окрысилась она. — Напугал только!

— Пришел и пришел, — гъдеанин пожал плечами. — Перед тобой, что ли, отчитываться?

Он полез в ящики с инструментом, косясь на нее. И чего косится? Майка сильно задралась, поняла она. Пыталась слезть, зацепилась. Ругнувшись под нос, она сделала движение, чтобы поправить майку, но ее руку неожиданно остановила его ладонь.

— Оставь, — голос звучал как-то напряженно, и дышал он тяжело, словно не ящик с инструментами подвинул, а пару десятков мешков цемента отволок на десятый этаж. — Митышен, — вторая ладонь провела по ее обнаженному животу, — можно мне?

— Что? — она приподнялась, но он легонько толкнул ее назад:

— Лежи!

Горячие руки судорожно шарили по ее телу.

— Чего тебе надо, Сим? Отвяжись от меня!

И еще что-то, кроме рук. Извращенец!

— Ради высших сил, не дергайся. Полежи пять минут спокойно, как с Цхтамом, пожалуйста!

— Ты такой же чокнутый, как эти! — выкрикнула она. — Я-то думала, ты нормальный.

— Я нормальный! Нормальный, а не камень бесчувственный. Сил уже нет смотреть и зубами скрипеть, — она не сопротивлялась, привыкла уже к шитанн, которые делают все, что хотят, не спрашивая, но он пытался объяснить. — Я не старик и не импотент, я нормальный!

— Блин, Гржельчик! Ну и вид у тебя, только беременных женщин пугать. Может, не пускать тебя на корабль, от греха подальше?

— А при чем тут беременные женщины? — подозрительно осведомился Йозеф.

— Да это я так, к слову, — Шварц ухмыльнулся. Нельзя вываливать все новости разом. — Пошли, провожу. «Ийон» в доках стоит.

— Какого рожна мой крейсер делает в доках? — Йозеф забеспокоился, надевая шапку.

— Предпочитаешь, чтоб его ремонтировали у пассажирского терминала? — ледяной ветер не отбил у Шварца охоту острить. — Обывателей, знаешь ли, нервирует этакий экстрим.

Ну и наказание же этот Шварц!

— Что ты сотворил с кораблем?

— Я его вообще не трогал, вот те крест! — поклялся Шварц. — К пульту даже не прикасался. Это все пилоты и инженеры.

Нет, с ним решительно невозможно серьезно разговаривать! Йозеф отвернулся от ветра и от Шварца заодно, пряча нос в меховой воротник.

— Да ты не волнуйся, Гржельчик, все хорошо. У «Ийона» новый ГС-привод. Импортный. Сейчас его переподключают и тестируют.

— А старый, родной, куда делся?

— Выкинули на фиг. Мешался, понимаешь.

Йозеф заскрежетал зубами.

— Гржельчик, не психуй, тебе вредно. Или полезно? Тогда хрен с тобой, психуй.

— Ты можешь нормально сказать, что случилось с ГС-приводом? — прорычал Йозеф.

— Я и говорю нормально: выбросили. Честное слово! Кто хошь подтвердит.

Ну что ты будешь делать!

— Мать твою, Гржельчик! Когда в нас попали, и ГС-переход вразнос пошел, привод пришлось сбросить. И не только его, иначе из дыры ни в жисть не выбрались бы.

Йозеф оцепенел. Встал, как вкопанный, даже о ветре забыл.

— Блин, я так и знал, — раздраженно проговорил Шварц. — Только в обморок не падай, хорошо?

— Так это был «Ийон»? — выдавил Гржельчик. — Тот крейсер, по которому Ен Пиран ударил у Мересань?

Он читал сводки новостей и обращение Салимы к Совету координаторов, выложенное в сети. Но название крейсера там не упоминалось. Он думал, тот крейсер погиб. А как же иначе? Он и предположить не мог, что…

— Господи! Как вы выкарабкались?

— С молитвами и матом, — буркнул Шварц. — Если интересует, за пультом были старпом Ассасин и мальчишка Принц. Обоим по ордену, документы на утверждении. Мальчишка получает старшего лейтенанта. Мать уже изворчалась, что я балую пацана наградами, но деваться некуда, подпишет.

— Что еще за Ассасин? — Йозеф не припоминал такого пилота. Новичок? И сразу — в старпомы?

— Я тебя с ним непременно познакомлю, — пообещал Шварц.

— А Бабай что? Почему не он второй пилот?

— Бабаев погиб.

Вот так раз! Что же Федотыч, когда навещал его, не сказал? Пожалел выздоравливающего? Не хотел, чтобы он мучился лишними переживаниями? Или это случилось совсем недавно?

— Камалетдинов в больнице, если ты вдруг о нем подумал, — добавил Шварц. — Надеюсь, он вернется на «Ийон Тихий». Но это будет не слишком скоро.

— А Федотыч?

— Федотов ушел вторым на новый крейсер, — ровным тоном ответил Шварц. — «Алексей Смирнов» проходит последние тесты перед тем, как покинуть верфь.

Первый крейсер получил имя реального человека. Человека, посмертно ставшего легендой. Чьи еще имена дадут названия новым кораблям? Лучше не загадывать.

Не слишком логичный поступок — сбежать на другой корабль, когда на своем пилотов не хватает. Но Хайнрих об этом не жалел и Гржельчику жалеть не даст. Ушел и ушел, скатертью дорога. Не тот человек, которым надо дорожить, без него спокойнее. Если он подставит какой-нибудь крейсер, пусть это будет не «Ийон».

Говорить об этом Гржельчику не хотелось. Они с Федотовым были в добрых отношениях; возможно, капитан многое ему прощал, что раз за разом убеждало этого безбашенного типа в безнаказанности. Дело сделано, Федотова на «Ийоне Тихом» нет. Не засобирается обратно — Хайнрих будет молчать о записи, которая лишила его доверия. Пусть они с Гржельчиком остаются приятелями.

— Можно было бы, конечно, назначить старпомом Принца, — перевел он разговор с персоны Федотова. — Мальчик вполне потянул бы, мать его явно недооценивает. Но тут подвернулся Ассасин…

Поднявшись по трапу, Шварц вдавил кнопку шлюза.

— Надеюсь, этот хмырь на посту, а не с бабой и не с гитарой, — оптимистично пробормотал он и пропустил Гржельчика вперед.

Иоанн Фердинанд торчал в рубке, лениво наигрывая мелодию в миноре. В кресле у выключенного голографического подиума расположилась Мария, баюкая малыша. Прикрыв глаза, мересанка слушала музыку. Иоанн играл прекрасно, жаль, что гитару было слышно только через гарнитуру. Найти имрань ему так и не удалось.

За пультом в пилотском кресле сидел ребенок, которого нынче звали Томас. К младенцам Иоанн Фердинанд был равнодушен — что интересного в этих кусочках плоти, даже разговаривать не умеющих? Подрастут, тогда посмотрим. Семилетняя Фелиция жалась то к Марии, то к Веронике, побаиваясь странного дядьки, который объявил себя ее отцом. А четырехлетний Томас принял нового папу сразу, с удивившим Иоанна Фердинанда энтузиазмом. Мальчонка шебутной, глаз да глаз за таким; тем не менее он быстро угнездился в его сердце. В рубке ему ужасно нравилось, он упоенно нажимал кнопки и дергал рычажки на предусмотрительно отключенном пульте. Под попу юному пилоту была подложена подушка, чтобы он мог дотянуться до управления.

Аддарекх, слушая музыку, обозревал экраны. На часть секторов вместо внешнего обзора шло изображение с телекамер внутри корабля. Вот техники копошатся с ГС-приводом, а вон старший интендант инспектирует новый складской блок… Периодически внимание шитанн отвлекалось от экранов и обращалось на мальчонку.

— Думал ли этот пацаненок еще каких-нибудь полгода назад, что будет играться с пультом настоящего крейсера? — посмеиваясь, промолвил он.

Иоанн Фердинанд хмыкнул:

— Веришь, я и сам полгода назад об этаком не думал. Обалденная игрушка для тех, кто разбирается.

Счастливый ребенок, закручивающий воображаемый вираж, совершенно выпав из реальности, был в новой футболке, шортах и сандаликах. Иоанн Фердинанд открыл для себя такую вещь, как кредит. Для кавалеров орденов — льготная процентная ставка во время войны. Чем дальше, тем больше ему нравилось служить в земном флоте. Дома, свались на шею высокородному, но небогатому капитану три бабы и четверо детей, он годами выбирался бы из нищеты. Это на старой, благополучной Мересань, что уж говорить о теперешней заднице! Он решил, что снимет для Вероники квартиру в Ебурге, недалеко от интерната, куда — как он надеялся — поступит Теодора. Будут рядом, помогут друг другу при случае, авось не перегрызутся. Веронике он оставит малышей и девчонку Фелицию. Ну и что же, что она еще не пробовала себя в роли матери? Надо ведь когда-то начинать. Теодора будет заглядывать, подстрахует, если что. Для связи он купил им мобильники. Большая семья — большие расходы. Тем не менее, подсчитав свое жалованье, он полагал, что вернет кредит через год.

Фархад Гасан занимался делом — ползал по полу, проверяя нижние сектора экрана. «Ты стажер? — сказал ему Иоанн Фердинанд. — Вот и стажируйся». Федотыч, любитель шпынять молодежь, уволился, и Джинн надеялся на передышку, но не тут-то было: старпом взялся следить, чтобы юноша не пребывал в праздности. «Доживешь до моих лет, тогда и будешь наслаждаться досугом». Порой Гасану начинало казаться, что он не доживет. Пожаловаться Шварцу? Бессмысленно, у адмирала разговор короткий: «Хочешь, чтобы я подписал тебе практику? Тогда служи как следует. А служба твоя заключается в том, чтобы четко выполнять распоряжения старшего по пилотской бригаде». Служба под началом мересанца была нелегка, синие молодых вообще за людей не считают. Гасан завидовал Принцу, которого старпом не гонял туда-сюда, будто мальчика, и разговаривал уважительно, как с равным. Почему Принцу так везет? Неужели банально из-за того, что он принц?

Между прочим, Иоанн Фердинанд мог бы и помочь стажеру с проверкой секторов. Не за игру на гитаре ему жалованье платят. Но нет, ползать по рубке на коленях ниже достоинства проклятого аристократа. Что бы он делал, не будь на корабле стажера? Логика подсказывала: припахал бы кого-нибудь другого.

Дверь рубки отодвинулась, и появился адмирал Шварц. Не один: его сопровождал сероглазый блондин, стриженый под ежик, тоже с адмиральской звездой на рукаве. Вид изможденный, как после долгой болезни, но решительный. Аддарекху показалось, что он его узнал.

— Кэп?

— Блин! — с чувством произнес непривычно худой Гржельчик. — Что это за табор?

— Вот это — вахтенный офицер, — охотно объяснил Шварц. — Вон то — старший помощник, — Йозеф с недоверием уставился на мересанца в халате, с гитарой в руках. — А она — дежурный электрик, туда ее, — палец Шварца указал на голубокожую сереброволосую женщину с младенцем на руках, и Йозеф непроизвольно помотал головой, пытаясь прогнать наваждение.

— О Господи! Я точно на крейсере Земли?

— Не паникуй, Гржельчик. Это твой «Ийон Тихий», что же еще? А эти придурки — твой экипаж. Эй, вы! — гаркнул Шварц, и все невольно вытянулись по струнке. — Разрешите вам представить адмирала Гржельчика, командира этого корабля.

Как — командир корабля? Иоанн Фердинанд непонимающе распахнул глаза. «Ийоном Тихим» командовал Хайнрих Шварц. Почему он уходит?

Не сразу, но до него дошло. Он вспомнил бабу с «Анакина Скайуокера», которая требовала к микрофону капитана Гржельчика и очень удивилась, что на корабле нет такого человека. Выходит, это крейсер Гржельчика. Шварц временно командовал в его отсутствие, но теперь хозяин вернулся, и…

Иоанна Фердинанда вдруг настигло осознание, каким он предстал перед командиром «Ийона Тихого». Бархатный халат и гитара — полбеды, покричит, постыдит, и ладно. Женщину в худшем случае выгонит из рубки. Но ребенок на боевом корабле, за пультом… Он зажмурился, ожидая, что гром поразит его насмерть.

— Смесь дурдома с зоопарком, — хмуро резюмировал Гржельчик, повернулся и вышел из рубки, захлопнув за собой дверь. Гром не грянул.

Солнце здесь было такое же, как дома, только маленькое. Казалось, что оно далеко, но нет, просто диаметр звезды меньше. И грело оно в этих широтах хорошо, не то что на полярном континенте. Будь у т’Лехина выбор, он попросил бы для своего народа центральный материк. Увы, не выйдет: он заселен аборигенами, которые тоже любят тепло. Добром не уступят, а наглеть нельзя: Хао и без того поступилась своей территорией, надо знать меру и быть благодарным. Так велит честь. А если забыть о чести, Земля быстро напомнит, кто хозяин на Хао. Прекратит поставки зерна — и все, с тем же успехом можно было остаться на умирающей Мересань.

Обгоняя местные пассажирские дирижабли, мересанский джет зашел на посадку над одной из столиц Хао. Каждый обитаемый континент желал устроить резиденцию координатора именно у себя, а потому столиц было три, и координатор проводил в них по месяцу поочередно. Эта система казалась т’Лехину дурацкой, но лезть в чужой дом со своими правилами еще глупее. Все традиции, сложившиеся на Хао, ему придется принять. Не обязательно соблюдать, но уважать.

В центре аэропорта, как и во всех общественных местах, возвышались три идола — одна из тех самых традиций. Ему, как христианину, следовало бы отвернуться и перекреститься, но с точки зрения аборигенов это выглядело бы оскорблением. Отвести глаза не удавалось, идолы притягивали взгляд. В каком бы виде они ни представали — скульптурная группа, картина, лепнина, чеканка — внешность их была строго канонической. Суровый мужчина в стальном доспехе, в правой руке щит, в левой — арбалет, глаза прищурены, волосы заплетены в толстую косу, выбивающуюся из-под шлема — Воин. Мужик с обнаженным мускулистым торсом и выдающимися вперед скулами, густой хвост волос рассыпался по спине, ноги широко расставлены, надежно стоят на земле, в руках отбойный молоток — Горняк. И Мать-Кормилица в струящихся, ниспадающих одеждах; вокруг головы, покрывая волосы, обернут платок; колосья в вытянутых ладонях; миндалевидные глаза, глядящие чуть искоса; мерцающая, ускользающая улыбка. Лицо Салимы. Куда бы т’Лехин ни направлялся, оно преследовало его. То во снах, то — как сейчас — наяву. Идолы обещали жителям Хао мир, сытость и достаток. Т’Лехину во взоре Матери-Кормилицы навязчиво чудились иные обещания, несбыточные.

— Найдите машину, — приказал он одному из сопровождающих, надев защитный шлем.

Хао — электрический мир. Глупо надеяться, что аборигены ради новых соседей откажутся от того, на чем основана вся их жизнь. Мересанцы никогда не смешаются с коренным народом, не станут жить вместе, никто не ступит на опутанные проводами земли без острой нужды. Хао не быть единой планетой. Два мира в одном, ничего с этим не поделаешь.

Адмирал Гржельчик никого не убил. Ни Иоанна Фердинанда с его женами и детьми, ни Бена с Эйззой. Только прикрывал глаза всякий раз, как их видел, и беззвучно молился. Вскоре стало ясно, почему. Вместе с Гржельчиком на «Ийон Тихий» явилась девушка. Большеглазая симпатяшка с короткими золотистыми волосами, очень молоденькая. Иоанн Фердинанд предположил, что любовница: ну, а с чего иначе он стесняется ее показывать? Но Эйзза, простодушно и без комплексов расспросившая девчонку, опровергла его гипотезу:

— Дочка! — и добавила: — Она — кетреййи.

— Бред! — фыркнул он. — Как это дочь землянина может быть кетреййи?

— Не знаю, — Эйззу это не смущало, слишком многого она не знала и не понимала, не смущаться же всякий раз. — Но она точно кетреййи. Что я, свою не отличу?

Эйззе девочка очень понравилась. Взаимно. Хелена была донельзя счастлива, что кто-то не смотрит на нее со снисходительной жалостью, как на тупую. В кои-то веки у нее появилась подружка подходящего интеллектуального уровня — ну и что же, что взрослая? Йозеф вздыхал, глядя на Эйззин животик, но так и не приказал майору Райту забрать ее с корабля. Втихую он радовался, что Эйзза благотворно влияет на Хеленку: девочка проявляла чудеса общительности и оптимизма.

Из-за Хеленки он и разговор с мересанцем откладывал. Ну как сказать ему, что бабам и детям на крейсере делать нечего, когда он сам с дочкой? А Иоанн Фердинанд томился в ожидании неминуемой выволочки. Исправно исполнял обязанности, но с тяжелым сердцем — вот как вызовет новый командир на ковер и объявит: в этаком старпоме не нуждаюсь.

К адмиралу Шварцу он привык, как к неизбежному злу. От его взгляда непроизвольно тряслись поджилки, а когда он начинал расписывать свои интимные намерения в отношении мересанца, сердце норовило сжаться в комок и запищать. Но именно адмирал Шварц поднял его из той лужи, куда он с размаху плюхнулся. И Иоанн Фердинанд постепенно пришел к верному выводу: адмирал его ценит и в обиду не даст. По представлению Шварца в Центр ушли бумаги на орден для него. Земной орден, подумать только! За проявленный героизм — еще невероятнее. Шварц выказал ему доверие, назначив своим старшим помощником. И он жалел об уходе Шварца. Неизвестно, как еще с этим новым командиром повернется… Так и приглядывались друг к другу настороженно: он к адмиралу Гржельчику, а Гржельчик — к нему.

Разговор, конечно, состоялся. Он не мог не состояться, потому что вопрос, так или иначе, следовало решить.

— Приведите мне хотя бы две причины, чтобы оставить вас старшим помощником, — потребовал Гржельчик прямо.

Иоанн Фердинанд явился к командиру не в халате и тапочках на босу ногу. Одетый по всей форме, застегнутый на все пуговицы. Это придавало ему уверенность.

— Я — профессионал, — сказал он. — В мересанском флоте я был капитаном, я прекрасно разбираюсь и в пилотировании ГС-кораблей, и в командовании. Я лучший из всех кадров, что у вас имеются. Разве я плохо справляюсь с обязанностями?

Гржельчик хмыкнул. Пожалуй, что нет. Нареканий на Иоанна Фердинанда у него действительно не было, мересанец все делал грамотно.

— Вторая причина?

Иоанн Фердинанд судорожно вздохнул.

— Я хочу служить на «Ийоне». Мне здесь нравится!

Еще бы не нравилось! Крейсеры Земли не нравятся только тем, кто выходит против них в бой. Но чтобы кому-то не понравилось управлять крейсером — такого на памяти Йозефа не случалось.

— В это я верю, — кивнул он. — Хотя как аргумент — слабовато. Ладно, сядьте и доложите мне подробно, что у нас с пилотской бригадой.

— На данный момент в реестре четыре пилота — кроме вас, адмирал.

Шварц, прощаясь, сказал ему, что Гржельчик — пилот от Бога, что ему удалось пройти к Земле через все пояса обороны, не сделав ни одного выстрела. Иоанн Фердинанд не совсем понял, почему земной крейсер не хотели пускать к Земле и зачем он туда пробивался, если приказ командования был противоположным. Но главное уяснил. Иоанн Фердинанд ни секунды не думал, будто подобное удалось бы ему, прорывайся он даже не на линкоре, а на крейсере и имей возможность стрелять. Гржельчик — однозначно, виртуоз, и задирать перед ним нос не стоит.

— Второй пилот — с вашего позволения, я. Стаж восемнадцать лет, из них десять лет на ГС-кораблях. Имею награды Мересань… возможно, они вас не очень интересуют, но сейчас я представлен к земному ордену.

За героизм. Какой из него герой? Иоанн Фердинанд знал себя лучше, чем кто-либо посторонний. Эгоист и трус. Все, что он делал — делал именно из этих побуждений. Он вытащил «Ийон» из дыры на пару с Принцем потому, что отчаянно не хотел погибнуть. А вовсе не из какого-то геройства. Ему казалось, что Шварц об этом знал. Дуболом с виду, на деле он был очень проницателен. Он знал, но принимал мересанца таким, какой есть. А Гржельчику Иоанн Фердинанд не скажет, потому что боится его недоверия.

— Основной пилот — Фархад аль-Саид, он же Принц. Закончил Академию космоса…

— Я в курсе, — прервал Йозеф. — С Принцем я знаком. Дальше.

Дальше должен идти еще один основной пилот, потом резервные, а за ними уже стажеры. Но…

— Фархад Петрович Рырме, иначе Охотник, пилот-стажер. Закончил Академию космоса в прошлом году. Проходил стажировку на крейсере «Хан Соло», однако не завершил ее. Продолжает стажироваться на «Ийоне Тихом». И Фархад Гасан по прозванию Джинн, — он мысленно поежился: принимал сопляка Принц, но ныне именно он, как старпом, отвечает за то, что в экипаже несовершеннолетний недоучка. — Курсант Академии космоса, проходит на «Ийоне» преддипломную практику.

— Боже, — вздохнул Гржельчик. Не возмущенно, скорее обреченно. Дожили: на «Ийоне» тренируются практиканты, словно на каком-нибудь учебном корабле. — Как вахты-то делить?

Вопрос был скорее риторическим, но Иоанн Фердинанд ответил обстоятельно:

— Скользящего графика не получается: ни одному из стажеров нельзя доверить пульт. В центральной рубке обязательно находимся либо я, либо Принц, стажер сидит вторым, — они с Принцем почти сложились как вахтенная пара, жаль ломать, но что поделаешь: обстоятельства диктуют. — Резервная рубка пустая, отдыхающая пара занимает ее лишь по боевой тревоге.

— Я гляжу, ты все продумал, — проворчал Йозеф, — Иоанн как тебя там?

— Иоанн Фердинанд Георгий Валентин аль-Фархад.

— Блин! Логопедическая скороговорка какая-то. А нормальное имя у тебя есть? В жизни не поверю, что родители так тебя и назвали.

— Вы можете звать меня Ассасин.

Йозеф покачал головой. Мересанцы один за другим принимали христианские имена, но оставляли и свои. Адмирал т’Лехин нынче звался Алессандро т’Лехин, а не просто Алессандро и не, скажем, Алессандро Эмилио. Но старпом упорно не желал называть свое прежнее имя. Хочет уйти от прошлого, слиться с коллективом землян? Все равно не получится, слишком уж он другой. Он не может этого не понимать. Наверняка с именем у него связано что-то неприятное. Что? Некоторых вопросов лучше не задавать. И так ясно, что от хорошей жизни не пойдешь служить в чужой флот.

— Ладно, Ассасин, — и прозвище нелепое, не похож он на ассасина ни внешностью, ни повадкой. — Иди… Терзай практиканта, чтоб матчасть у него от зубов отлетала.

— Слушаюсь, — он отсалютовал, повернулся к дверям, и вдруг до него дошло, что адмирал Гржельчик сменил нейтрально-отстраненное «вы» на «ты». В устах землянина это могло ознаменовать переход как к упрощенно-доверительным, так и к агрессивно-враждебным отношениям. Но он мог бы поклясться, что адмирал не был враждебен. Значит, дал понять, что отныне держит его за своего.

Его превосходительство Аирол 317-й принял визитера в рабочем кабинете. Критически оглядел изящную фигуру мересанца, форменный темно-серый халат с красной вышивкой и адмиральскими знаками, кожаный пояс с ножнами.

— Вот, стало быть, какой вы, — констатация факта, никаких эмоций.

Т’Лехин в свою очередь рассматривал хаона. Высокий поджарый мужчина, выше мересанца на полторы головы. Кожа желтовато-коричневая, длинные темно-коричневые волосы несколько раз перехвачены лентами: у шеи, на середине спины и на талии. Облегающий тонкий свитер, связанный с включением золотых нитей, закрывает горло и руки до середины ладоней; рейтузы, густо расшитые бисером, плотно обхватывают ноги. Нелепый костюмчик; впрочем, на хаоский вкус, халат т’Лехина наверняка выглядит не менее смешно.

Спохватившись, т’Лехин произнес:

— Ваше превосходительство, координатор Аирол. Я благодарю вас от лица моего народа за место под вашим солнцем.

Аирол 317-й молча кивнул, принимая благодарность как должное. Хотя благодарить следовало не его. На прямую просьбу он ответил отказом без объяснения причин. Нет, и все. Т’Лехин понимал хаоского координатора: никому не нравятся чужаки в доме. Но понимание пониманием, а решить проблему было необходимо. Аирол уступил, когда его попросила Земля. Т’Лехин уже поблагодарил Салиму. Последнее время он только и делал, что кланялся направо и налево.

— Ваше превосходительство, прежде наши миры не были близки друг другу, но я уверен, что мы найдем почву для сотрудничества.

— Сотрудничества? — хмыкнул Аирол. — Дайте-то боги. Я целиком и полностью за, пока речь не идет о военном союзе.

— Вы не хотите военного союза? — переспросил т’Лехин. — Но это было бы разумно и естественно. Ведь мы, волей-неволей, делим одну планету.

— Вот именно, — суховато подтвердил Аирол. — Волей-неволей.

Т’Лехин стиснул зубы.

— Только не разыгрывайте удивление и негодование, адмирал. Вы здесь потому, что зачем-то нужны землянам. Нам вы не нужны.

Не то чтобы он не догадывался…

— Да сядьте уже, адмирал! Вы мне не подданный, чтоб стоять и преданно таращиться.

Т’Лехин с сомнением посмотрел на хаоский стул-жердочку, неуверенно оперся о нее седалищем.

— Не думайте, будто я такой черствый или испытываю к мересанцам иррациональное отвращение. Я вам сочувствую, адмирал, и меня, как любого нормального человека, возмущает то, что натворил этот гъдеанский мерзавец. Но я должен заботиться в первую очередь о Хао. А что вы принесли на Хао? Вы притащили на хвосте войну. Вы не успокоитесь, не сложите оружие, вы будете мстить. Кончится эта война — вы начнете следующую. Чтобы Мересань да не ввязалась хоть в один конфликт? Такого в истории не бывало. Как по-вашему, нам это нужно? Хао — мирная планета. Мы не желаем участвовать в ваших войнах. Мы не желаем ассоциироваться с вами в глазах ваших противников. Я не хочу, чтобы на наши города падали ракеты, предназначенные вам, адмирал! Я категорически против того, чтобы нас с вами считали одним миром.

— Боюсь, ваше превосходительство, что технически это будет сложно, — заметил т’Лехин. — Планета ведь одна.

— Никто не запрещает одной планете иметь двух координаторов. Я не собираюсь нести ответственность за вас и за то, что отдал вам. Вы — отдельно, а мы — отдельно. Вы меня поняли, координатор т’Лехин?

— Вполне, — т’Лехин наклонил голову. — А как быть с орбитальной обороной?

— Необитаемый материк в обороне не нуждался. Наши спутники не прикрывают полярный континент. Хотите — заводите свои.

— Что ж, исчерпывающе, — т’Лехин помолчал. — Я сожалею, координатор Аирол, что мы доставили вам неудобства и неприятные переживания. И все же надеюсь…

Аирол 317-й встал со своей жердочки, улыбнулся и сменил тон на более мягкий:

— В том, что касается сотрудничества, координатор т’Лехин… Мы готовы помочь вам со строительством в первое время. А потом вернемся к этому вопросу, если вы не возражаете.

Василиса вошла, расстегивая теплую куртку, и сняла шапку, обнажив толстую пшеничную косу, как всегда, уложенную короной вокруг головы. Но под курткой был не капитанский китель, а гражданское платье чуть выше колен. Нарядное, со всякими шнурками и бахромой. Она слегка помедлила, в глубине души опасаясь, что хозяин сейчас рявкнет и прогонит прочь.

— Ткаченко? — Йозеф поднял бровь. — Что вы хотите?

Все это время она чувствовала непроходящую вину перед Гржельчиком. А сейчас, когда она его увидела, к вине добавилась жалость. В несколько месяцев он превратился из плотного румяного мужика в расцвете сил в пожилого дистрофика, бледностью смахивающего на вампира-сумеречника.

— Адмирал Гржельчик, простите меня, если можете, — вымолвила она, краснея. — Вы имеете все основания меня ненавидеть. Но вы никогда не переступали ту грань, которая отделяет ненависть от вражды. Я знаю, вы пытались вытащить меня из той задницы, с ракетой. Честное слово, я ее не запускала.

Ему было тогда уже все равно, он шел навстречу смерти. Тем не менее он не хотел топить Василису. И он почти сумел замять, утрясти инцидент, но Церковь начала следствие по факту вмешательства дьявола и вытащила на свет все, что, как они считали, удалось скрыть.

— Я верю, — ответил он спокойно. — И не испытываю к вам ненависти, Ткаченко, как не испытывал ее и раньше.

— Ракета — не моя вина. Но я виновата перед вами в ином. Я… говорила вам ужасные вещи. В действительности я этого не думала. Моим языком и телом словно владел кто-то другой.

— Вы были одержимы демоном, — уточнил Йозеф. — Мне объяснили, не трудитесь оправдываться. Дьявол использовал вас как инструмент, и вы не в ответе за поступки, совершенные в том состоянии. Даже если вы запустили ту ракету, это ровно ничего не меняет.

Так говорил и кардинал Натта, отпуская ее невольные прегрешения. Не вина твоя, а беда. Бог простит, верь в Него и впредь будь стойкой. Но главнокомандующий Максимилиансен, вернувшийся на свой пост, заявил, что не имеет права оставить подобное без последствий. Ее отстранили от капитанской должности. Это не было бы так обидно, если бы сам Максимилиансен не поддался дьяволу. Он, очищенный от подозрений, на своем месте, а она, опозоренная, вынуждена искать себе работу — разве это справедливо? Пойду в проститутки, как советовала мама, сердито подумала она. Потом поостыла. Панель ее не прельщала, да и профессиональные навыки лежали в другой области.

— Я не держу на вас зла, Ткаченко. Мне кажется, вы могли уже в этом убедиться.

— Тогда, — она решительно вздохнула и наконец опустилась на стул, — тогда давайте начнем все с начала. Помните, вы поили меня шампанским? Оно было прекрасным. На самом деле мне очень понравился тот ужин. И вы вели себя, как джентльмен. Вы помогли моему крейсеру, вы сделали все, о чем я просила, сделали больше, чем были обязаны. Вы угощали меня, и говорили мне комплименты, и намекали на приятные вещи… А я оказалась дурой. Я была не в себе, Гржельчик, и я столько раз об этом жалела, что со счета сбилась. Может быть, мы продолжим с того момента? — она посмотрела вопросительно, с неуверенной улыбкой. — Раз так удачно сложилось, что вы мужчина, а я женщина?

Йозеф отвел глаза. Понять и простить — одно, стремиться к близости — совсем другое. Тогда, на орбите Рая, все сложилось один к одному: и шнурогрызки эти, и ощущение опасности и общности одновременно, и непосредственность Васи… Момент ушел, остались лишь тянущие воспоминания о нем, отравленные памятью о том, что произошло позже.

— Видите ли, Василиса, — произнес он, вымучивая слова. — Все люди — либо мужчины, либо женщины, так уж Богом устроено. Согласно комбинаторике, вероятность встречи мужчины с женщиной — пятьдесят процентов. Согласитесь, это еще не повод превращать встречу в нечто большее.

Лицо Василисы застыло.

— Я сказал, что прощаю вас, — повторил он мягче, — и это правда. Но я не стану лгать, будто люблю вас или желаю. Не надо лишнего, вы ведь тоже меня не любите.

Она сглотнула.

— Ладно. Вы правы, забудем об этих глупостях, — она переложила ногу на ногу. — Давайте поговорим о деле. У вас есть вакансии пилотов. А у меня есть необходимая квалификация, документально подтвержденная. Что скажете?

Йозеф издал невнятный горловой звук.

— Вы что, хотите перейти на «Ийон Тихий»? А как же «Дарт Вейдер»?

— У «Дарта Вейдера» теперь другой капитан, — спрятав обиду на это обстоятельство, ответила она. — А меня Максимилиансен вышвырнул, как нагадившую кошку! — терпения хватило ненадолго, обида все-таки прорвалась. — Забыв о том, что и он обделался!

Йозеф помолчал и согласился:

— Да, это нечестно.

— Возьмете меня?

— Нет.

— Нет? — воскликнула она. — Почему?

Он вздохнул. Неужели обязательно надо объяснять?

— Василиса, это «Ийон Тихий». Крейсер, в который вы стреляли, неважно, как и почему это произошло. Половина экипажа была готова стрелять в ответ, треть не доверяет вам и сейчас, когда все выяснилось. У нашего разговора в коридоре, если его можно так назвать, были свидетели, и мало кто не знает о том, как вы со мной обошлись. Большинству все равно, были вы одержимы при этом или нет. Это ваша рука нанесла удар, у демона нет своих рук. Вас здесь не любят, Ткаченко — не как женщину, а вообще. Очень сильно не любят.

— Но вы можете приказать…

— Я могу приказать, чтобы вам не устроили «темную». Но я не вижу, каким образом мог бы запретить объявить вам бойкот со всем соблюдением формальной вежливости. Я не возьму вас на «Ийон», ради вашего же блага.

У Василисы опустились плечи.

— И куда мне деваться?

— Обратитесь к капитану любого другого корабля. Только не «Алексея Смирнова»: их старпом — бывший наш пилот, в свое время он предлагал взорвать «Вейдер» просто потому, что на нем — вы.

Она стиснула зубы.

— Все остальные крейсеры укомплектованы!

— Предложите свои услуги союзникам. Во флоте Рая кадровый голод, у них всех космолетчиков повыбило войной. Думаю, Криййхан Винт охотнее отдаст один из линкоров под ваше командование, чем ставить капитаном вчерашнего курсанта. Вы ведь успешно защищали Рай во время совместной атаки Чфе Вара и Гъде.

— Бред какой-то, — проворчала Василиса. Резко поднялась и, запахивая куртку, пошла к дверям. — Сущий бред!

— Преподаватели утверждают, что у вашей дочери хороший уровень знаний по математике, — директор машинально покрутил в руках скрепленные листы с экзаменационной работой. Честно говоря, он был удивлен. Хелена Гржельчикова сформировала у него вполне определенное мнение о дочерях космолетчиков.

— Она мне не дочь, — поправил мересанец в форме космофлота с нашивками капитан-лейтенанта.

— Ах да… простите.

Жена. Как эта мелкая девчонка может быть кому-то женой? Но документы были в порядке, брак зарегистрирован. Кто только регистрирует подобные браки? Директора терзало непристойное любопытство, но он сдерживался.

— Итак, Теодора м’Саень аль-Фархад может быть зачислена в наш специализированный учебно-научный центр на физико-математическое отделение. Но сейчас середина учебного года, а обучение начинается с сентября. Мы пойдем вам навстречу и примем ее сейчас на условиях полной оплаты. За полгода ей необходимо выучить язык, у нас не преподают по-хантски. Судя по работе, — директор снова помахал листами, — девочка неглупая, справится. Посидит в седьмом классе, а осенью пойдет опять в седьмой, на общих основаниях, со скидкой за успешно сданный экзамен.

— Спасибо, — промолвил Иоанн Фердинанд и посмотрел на Теодору.

— Спасибо, господин директор, — застенчиво повторила она.

— Сейчас подойдет воспитательница. Вы можете подождать ее в холле. Не беспокойтесь, господин аль-Фархад. Ваша дочь… то есть, — он мысленно чертыхнулся: привык иметь дело с родителями, ну, иногда с бабками-дедками, в исключительных случаях с дядями и тетями; муж привел жену впервые в истории интерната. Он собрался: — Теодора м’Саень в надежных руках.

Потом они сидели в холле в мягких креслах. Мимо сновали земные подростки со странной, на взгляд мересанца, желто-розовой кожей, иногда с коричневой. Теодора будет здесь единственной голубой девочкой. Ему вдруг стало страшно за нее. Он бережно прижал ее к себе, обхватив одной рукой за плечи, шепнул:

— Ничего не бойся.

— Иоанн, мне будет без тебя плохо, — пробормотала Теодора. Она боялась, хотя старалась крепиться. — Неспокойно. С тобой спокойно, как за каменной стеной. Но ты будешь отсюда далеко…

— Тебя здесь никто не обидит, — пообещал он. — Здесь много девочек, таких же, как ты… только розовеньких. И они не боятся, видишь? Взрослые присматривают за ними. А если не досмотрят, я тут все разнесу, к электрикам, и директору кишки выпущу.

Теодора заулыбалась. Она и не подумала усомниться в его словах. Ему уже приходилось выпускать кишки тем, кто дурно с ней обошелся.

— Тебе здесь будет хорошо, — с надеждой произнес он.

Она шмыгнула носом.

— Иоанн, я тебя люблю. Ты такой чудесный! Я ведь не верила, что мне когда-нибудь еще удастся попасть в математическую школу. Я вообще не верила, что выживу. Я буду усердно учиться, я всегда училась на отлично. Я хочу стать навигатором… или программистом, пока не решила. Когда я выучусь, буду служить вместе с тобой, где бы ты ни был. И ты сделаешь меня настоящей женой¸ ведь правда?

— Правда, — он невольно улыбнулся. — Даже не надейся, что нет. Женщина лишней не бывает. Потом, когда вырастешь.

— А ты будешь ко мне приезжать?

— Каждый отпуск, только жди. Постарайся не грустить. Если что — звони Веронике.

— Она надутая, — Теодора выпятила губу.

— Она несчастная и растерянная. Она потеряла свое высокое положение, своего любимого мужа. Горя нахлебалась, как и ты. Она помнит, что аристократке не пристало выказывать неуверенность, пытается скрыть свои чувства за высокомерием. Глупости это все. Помоги ей, и она тебе поможет.

— Это ты — Теодора м’Саень аль-Фархад?

К ним подошла землянка в юбке до колен и шерстяной кофте, довольно молодая.

— Меня зовут Виктория Павловна. Я воспитательница.

Маленькая большеглазая мересанка с серебристыми волосами — челка и короткое каре — вскочила и почтительно поклонилась. Виктория с интересом покосилась на сопровождавшего ее мужчину — никак не ожидала, что пилот с «Ийона Тихого» окажется мересанцем, — и снова перевела взгляд на девочку. Тонкая, худенькая — такая уж раса миниатюрная. Гарнитура на изящном ушке, полускрытом волосами — бедное дитя, ей с этим всю жизнь жить. Одета по-земному: длинная коричневая юбка, синий топ под цвет глаз, серая вязаная кофта с одной пуговицей.

— Где твои вещи? — взгляд не находил чемодана.

— Вот, — мужчина выставил вперед полиэтиленовый пакет.

Виктория покачала головой. Чтобы все вещи девочки-подростка уместились в пакетик? Что туда могло влезть? Хорошо, если одна смена одежды и белья.

— Ну что же, Теодора, — она приветливо улыбнулась. — Я рада, что ты будешь у нас учиться. Преподаватели говорят, ты умница. Тебе тут понравится. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь жить, и познакомлю с одноклассниками. Давай, попрощайся с отцом.

— Это мой муж, — сказала девочка.

Виктория изумленно прижала ладонь ко рту. Не рано ли мересанки выходят замуж?

Теодора шагнула к пилоту и поцеловала в губы — ей пришлось привстать для этого на цыпочки, хотя мужчина был невысок. Прощебетала что-то по-мересански и повернулась к Виктории, взяв свой пакет — серьезная и решительная.

— Я готова.

— Как шнурогрызки поживают? — осведомился Гржельчик у Дьёрдя Галаци.

Не то чтобы он спросил только об этом. Он вызвал епископа вторым — после старпома, — и они беседовали долго и обстоятельно. Говорили о предстоящей операции и о роли, которую должны играть в ней епископы и прикомандированные к ним монахи. На этот раз капитанам не удастся сделать вид, что церковники — всего лишь досадная помеха у них на бортах. Впрочем, Гржельчик был далек от того поверхностного мнения, которое высказывал прежде. Пребывание в монастыре изменило его. Он обращался к святому отцу все-таки не как к старшему — это уже характер, — но как к равному, уважительно и серьезно. Дьёрдь был терпелив. Если контр-адмирал, руководитель операции масштабом с целую планету, считает тебя равным — это немало.

Как поживали шнурогрызки? Да нормально они поживали. Много ли надо неразумным тварям, причем не Господним? Чуть-чуть гаек, чуть-чуть проволоки. Им даже ласка не нужна, безмозглым. Тупой инструмент, бесполезный для Божьего промысла, но понадобившийся людям, чтобы вредить другим.

Со шнурогрызок мысль перескочила на Аддарекха. И он вспомнил о неоконченном разговоре с шитанн. Побеседовав с адмиралом, он отправился искать Аддарекха и нашел его, как ни странно, не в медблоке, а в тренировочном зале, где он занимался со своими подчиненными.

Дьёрдь дождался окончания тренировки и увязался за вампиром.

— Чего тебе, поп? — обернулся тот. — Опять Вилис на меня жалуется?

— А что, есть повод? — осведомился епископ. — Обижаешь рабов Божьих?

— Раба и обидеть не грех, — отмахнулся шитанн.

— Вот тут ты ошибаешься, — возразил Дьёрдь. — Грех, и еще какой. Но я не об этом хотел с тобой поговорить. Помнишь шнурогрызок и нашу беседу? Мне один вопрос покоя не дает: что же такого натворили ваши генные инженеры? Такого ужасного, что технологическая цивилизация, не отягощенная моралью, их прокляла во веки веков?

Аддарекх едва не сплюнул — удержало сознание, что он на корабле. Вещи, прямо скажем, не те, которых уместно касаться в светской беседе; память о них шитанн хотели бы изжить, да не получится. Так же, как с вторжением на Землю. Ошибки цивилизации, которая редко ошибается, помнятся долго, в назидание сотням поколений.

— Слышь, церковник, я вообще-то в душ шел, — намекнул он.

— Забота о чистоте похвальна, — согласился поп, — но не такой уж ты и грязный, потерпишь как-нибудь. Давай присядем и побеседуем. Что тогда произошло, Аддарекх?

— Ты же сам догадался, — буркнул шитанн. — Наши предки поправили гены кетреййи.

— И что? Они стали еще глупее? Хотя ты ведь упомянул, что эксперимент удался…

— Да, — нехотя признал он. — Масса мозга достигла килограмма, кора разрослась до среднего уровня шитанн или ба. Цель была достигнута.

— И?..

— И начались проблемы.

— Какие?

Нет, этот клещ не отстанет. Аддарекх вздохнул:

— Вот скажи, поп: у тебя в часах процессор есть?

Дьёрдь машинально взглянул на часы.

— Конечно, есть.

— А память?

— Ясное дело.

— Ага. А вирусы у тебя в часах живут?

— Разумеется, нет!

— А почему? — иезуитски спросил Аддарекх. — У тебя в них антивирус?

— Что ты задаешь идиотские вопросы? — рассердился епископ. — Какой антивирус может быть в часах? Это же не полноценный компьютер. Процессор слабый, память маленькая, ни один современный вирус не влезет. Антивирус тем более не поставишь, да и незачем.

— Во-от, — протянул Аддарекх. — А теперь представь, что твои часики внезапно проапгрейдились. Обрели восьмиядерный процессор, до фигища памяти и самые продвинутые устройства ввода-вывода. А антивирус-то не стоит. И как ты думаешь, долго они продержатся в мире, где электромагнитные пакеты информации носятся туда-сюда по эфиру, а малолетние хакеры стонут от нереализованного желания осчастливить своими вредоносными произведениями какого-нибудь лоха, вовремя не обновившего систему безопасности?

У Дьёрдя внезапно пересохло в горле.

— Ты имеешь в виду…

— Да! — рявкнул Аддарекх. — Да, сотня червей могильных! — не хотел он откровенничать с церковником, для них это больной вопрос, неизвестно, как среагирует. Но теперь уж чего, когда тот догадался? — Тьма, только и ждущая, как пролезть в незащищенную щель, нашла себе носителей!

По спине пробежала невольная дрожь.

— Что ж вы… антивирус-то не поставили?

— А ты знаешь, где его взять, поп? Только не гноби мне мозги своей верой! Миллиарды, триллионы людей справляются с тьмой, не пускают ее в душу без всяких религий. Возможно, религия — дополнительный контур безопасности, но уж точно не основной и не решающий! Откуда в нас, разумных людях, устойчивость к тьме? Может быть, она развивается постепенно, с развитием цивилизации? Нынешние кетреййи умнее тех, что жили сорок тысяч лет назад. Селекцию никто не отменял: отбор перспективных детей, устройство нужных браков… Эйзза — умничка, даже жаль, что она потеряна для Рая. Кетреййи постепенно умнеют, но остаются закрыты для тьмы. Значит, эволюция предусматривает какую-то защиту. Наверное. У нас так полагают, поп. Но, в отличие от вас, не спешат абсолютизировать неподтвержденную точку зрения.

Дьёрдь пропустил выпад. Перед внутренним взором развертывался ужас четырехсотвековой давности. Новая раса, беззащитная перед дьяволом, одержимая злом. Умная… Все горе от ума, древо познания неизменно дает ядовитые плоды.

— Что тогда было? — прошептал он.

— Об этом не любят вспоминать, церковник. Многих тьма захлестывала. Они бесились, сходили с ума, успевая натворить немало зла как до безумия, так и уже пребывая в нем. Но иные, оказавшиеся устойчивее, сохранившие цельную психику, были еще хуже. Целеустремленное зло опаснее стихийного. Было море крови, поп, и океан страданий. К счастью, их успели создать немного. Всего-то пару сотен.

Дьёрдь передернулся. Одного одержимого дьяволом более чем достаточно, а тут — две сотни!

— Их истребили?

— Нет. Большая часть сгинула в поглотившем их безумии, кто-то погиб при захвате. Выжило несколько десятков. Их изолировали и вместе с командой биоинженеров, ответственных за них, изгнали из Рая.

— Не казнили? — изумился епископ. — Носителей тьмы!

— Ты плохо понимаешь, как у нас относятся к кетреййи, поп. Убивать их — все равно, что детей. Это были кетреййи, пусть и измененные. И они не были виноваты в том, что им не дали родиться нормальными, запустили манипуляторы в их хромосомы, перекроили, изуродовали… Это случилось в начале нашей космической эры. Круг кланов распорядился запихнуть их в корабль и отправить в космос.

Дьёрдь содрогнулся. Шшерцы фактически переложили проблему со своих плеч на плечи тех, к кому попали эти псевдокетреййи. Первое поколение подвергшихся генетическому вмешательству отличается повышенной генной пластичностью. Кто знает, каких монстров они могли наплодить, насилуя аборигенов? Возможно, где-то рядом, в неизвестном мире, кишит целая раса гибридов, потомков мутантов, пораженных тьмой!

— Куда? — хрипло спросил он. — Куда они направились?

Аддарекх дернул плечом.

— Не нервничай, церковник. Это была эпоха первых полетов, половина кораблей билась на старте, еще четверть где-то терялась. С навигацией худо-бедно справлялись лишь вблизи планеты. Единственное, что известно точно: корабль с изгнанниками благополучно стартовал, а потом исчез с радаров. Усвистел в никуда, скорее всего. Звезды в Галактике понатыканы не так чтобы очень часто. Запасов у них было вдоволь, на десятки лет. Но в конце концов… Я думаю, что они погибли. Казнь состоялась, пусть и отложенная.

Он криво усмехнулся и ободряюще похлопал по плечу подавленного епископа:

— Ну сообрази сам, поп. Если бы темные спаслись, размножились, начали экспансию — за сорок тысяч лет и вы, и мы об этом да узнали бы!

Криййхана подвело сердце. Нельзя так себя загонять, работать на износ. Дела делами, а жизнь-то одна. К тому же осталось ее немного, как ни считай. Старику пора с правнуками возиться и греть кости на курортах дневной стороны. Но нет, уйти с поста во время войны — в его понимании значило проявить слабость. Вот и довел себя до больницы — а с делами, так или иначе, разбираться помощнику.

Ртхинн Фййк переговорил с врачами и, убедившись в том, что координатору требуется главным образом отдых и лишь во вторую очередь лекарства, отправился порадовать Круг кланов. На выходе из больницы он столкнулся с послом Содружества Планет. Взмокший, несмотря на холодный ветер, дуурдуханец переминался с ноги на ногу.

— Здоровье хирра Криййхана вне опасности, — сообщил Ртхинн.

— Благодарю за отрадную весть, — посол поклонился. — Как вы думаете, соизволит он меня принять?

Помощник координатора поднял бровь.

— Разве что как частное лицо, явившееся навестить больного. Врачи временно запретили хирра Криййхану заниматься делами.

— А когда они разрешат?

— Возможно, через неделю или две, в зависимости от его самочувствия.

Дуурдуханец издал короткий стон.

— Что, срочный вопрос? — участливо спросил Ртхинн.

— Мне думается, — замялся посол, — если Рай упустит это предложение, и оно уйдет кому-нибудь другому, будет обидно.

— Какая-то сделка? — без особого интереса уточнил Ртхинн. Дуурдуханцы в некоторых отношениях еще хуже эасцев, торговля для них на первом месте, они склонны приписывать актам купли-продажи неоправданно высокую важность.

— Можно и так сказать, хирра Ртхинн. Люди, умеющие воевать, в какой-то мере являются товаром.

Ртхинн шевельнул ухом. Он что, наемников нашел по дешевке?

— Хирра Оолури, не угодно ли вам воспользоваться моим аэромобилем? Мы вместе доберемся до Круга, а по дороге вы сможете изложить мне упомянутое предложение.

Ртхинн не привык отказывать себе в комфорте и не усматривал в этом ничего дурного. Если можно добраться до места назначения на аэромобиле, глупо экономить и мерзнуть в ожидании общественного транспорта. Если можно завести личного водителя, то время в дороге не пропадет даром, а будет потрачено на что-то более полезное, чем управление машиной. Если можно держать в аэромобиле холодильник с напитками, то почему бы нет? Вольготно расположившись в салоне, он вскрыл банку с соком и протянул вторую дуурдуханцу, сидящему напротив.

— Итак, хирра Оолури?

Посол отпил глоток, посмаковал, благодарно поклонился, не вставая, и перешел к делу.

— В посольство Содружества Планет на Земле обратился землянин. Командир крейсера «Анакин Скайуокер», капитан второго ранга Ткаченко. Он заявил о своем желании поступить на службу во флот Шшерского Рая.

Ртхинн аж зажмурился. О чем-то подобном он мечтал еще тогда, когда союз с Землей мыслился утопией. Заполучить земного капитана вместе с земным крейсером…

— Капитан Ткаченко ищет найм для крейсера?

Уже произнося эти слова, Ртхинн понял — нет. Какой в этом смысл, если крейсеры и так защищают Рай согласно договору?

— Капитан Ткаченко ищет работу для себя вне Земли, — уточнил посол.

— Постойте-ка… «Анакин Скайуокер» — это ведь тот крейсер, который вместе с «Ийоном Тихим» отразил атаку гъдеан и чфеварцев, а потом ремонтировался здесь?

Ртхинн вспомнил. Этот капитан уже сражался за Рай, почему бы не сделать еще один шаг? Теперь у Рая есть корабли, но катастрофически не хватает квалифицированных командиров. «Райскому Сиянию» адмирал Мрланк не решается поручать ответственные задания, потому что исполняет обязанности капитана едва обученный пилот. А тут — готовый опытный командир, которого не надо ничему учить и который уже доказал, что не подпустит к Раю врага. Если Ртхинн не даст добро этому Ткаченко, он будет просто идиотом, недостойным таких подарков судьбы.

— Почему капитан Ткаченко уходит из земного флота?

— Он не уходит, хирра Ртхинн. Условие, которое выдвинул капитан Ткаченко — никакой присяги Раю. Только контракт. Оплата — полторы ставки, принятых у эасских наемников. И капитан оставляет за собой право вернуться на Землю в любой момент, завершив текущую операцию.

— Полторы ставки, — повторил Ртхинн.

Немало! С другой стороны, землянин — это не эасец какой-нибудь. Торговаться земляне умеют и выгрызают для себя самые выгодные условия, но за эту цену ты можешь быть уверен, что тебя не предадут, не отступят перед противником, который покажется сильнее, не уйдут лишь потому, что кто-то заплатит больше. «Хан Соло» погиб в небе Рая, потому что земляне держат свои обещания.

— Да! — решился он.

Криййхан Винт наверняка будет недоволен. Он так и не научился доверять землянам, он принял договор с ними умом, но не сердцем. Большая удача, что Оолури передал это предложение именно сейчас, когда Криййхан в больнице.

— Вы правильно сделали, хирра Оолури, что не стали откладывать этот вопрос, — сказал Ртхинн. — Все вопросы, имеющие отношение к войне, должны решаться незамедлительно. Прошу вас передать на Землю, что Шшерский Рай принимает капитана Ткаченко на службу на тех условиях, которые прозвучали в нашей беседе. Для заключения контракта капитану Ткаченко следует явиться к главнокомандующему ГС-флотом, адмиралу Мрланку Селдхреди.

За окном падал снег — тихо, бесшумно, обволакивая ветви деревьев. Голубоватый свет фонаря бросал на тонкий мягкий покров сюрреалистические тени.

— Душа моя, у тебя прекрасная планета, — шепнул Хайнрих, стоя у окна и обнимая узкие плечи под тонким шелком халата. — Охрененно красивая, аж пипец.

Салима засмеялась. Смех вышел печальным. Настроение было минорным еще с вечера. Он уезжает. В силах ли она сделать так, чтобы он не уезжал, остался с ней еще на несколько дней? Глупый вопрос: конечно. Всего-то и дел, порвать один приказ и написать другой. А потом сделать это снова, и еще раз… Жизнь подкидывает соблазны, но она так не поступит.

— Говорят, Мересань была не хуже, — голос дрогнул. Ну вот что за мысли лезут на ум?

— С Землей такого не случится, — твердо пообещал Хайнрих, обнимая ее крепче. — Ты куда умнее т’Согидина, а я гораздо лучше т’Лехина. Ты никогда не жалела денег на оборону, а я… я не жалею себя. Поверь мне, пока я жив, к Земле никто не пройдет. Любой враг обломает зубы о периметр.

Серое небо светлело, и фонари гасли один за другим, а снег все так же шел, и белизну пушистого ковра нарушали лишь следы охранников, обходивших резиденцию.

— Я люблю тебя, Хайни, — прошептала она. — Если бы ты знал, как я не хочу тебя отпускать! Я боюсь, что ты исчезнешь, как развеявшийся сон, — призналась она в одолевающих ее странных чувствах. Вроде не первая разлука впереди, а душа мается. — Растаешь, как этот снег…

— Ну, ща-ас, — ободряюще фыркнул он, — растворюсь, как сахар в чае. Еще чего! — он шагнул к своим вещам, поднял ножны с мечом и протянул ей на вытянутых руках. — Вот, возьми. Пусть он будет у тебя. За ним я непременно вернусь.

Он подмигнул, и она улыбнулась.

— Спасибо за доверие, Хайни. Я буду хранить его до нашей свадьбы.

— Обещаешь? — его глаза вспыхнули.

— Да. Сразу после того, как Каманин получит шестьдесят семь процентов на референдуме.

— А вдруг за него столько не проголосует? — забеспокоился Хайнрих.

— Проголосуют, — усмехнулась она. — Если я попрошу.

— Но вдруг люди не захотят, чтобы ты уходила?

— Милый, — она погладила его по щеке, — люди могут не избрать какого-то кандидата. Но запретить уходить тому, кто хочет уйти, нельзя.

Максимилиансену вольно думать все, что угодно, но на «Вейдере» Василису не перестали уважать. Старпом, временно исполняющий обязанности капитана, взял под козырек, доставил ее на орбиту Рая и выделил шаттл. Честно говоря, она могла бы остаться на «Анакине Скайуокере» вторым пилотом. Но быть пилотом на крейсере, который она считала своим, подчиняться своему бывшему помощнику мучительнее, чем служить на чужом корабле. Фам Хьен не спрашивал, зачем ей нужно в Рай, а она не сказала. Она вообще ничего никому не говорила, кроме матери. Мать устроила истерику с рыданиями и традиционной агитацией за профессию проститутки. Потом собрала непутевой дочери чемодан и ведро пирогов на дорожку. Ведро она оставила на «Вейдере» — мол, поминайте добром, не поминайте лихом. Фам Хьену еще оправдываться, какого рожна он поперся к Раю, а не отправился прямиком на Мересань, как следовало из приказа. Она сказала, чтобы валил все на нее. Ей уже все равно.

Чемодан она поставила в камеру хранения и, сунув руки в рукава куртки, как в муфту — про перчатки совсем забыла, — зашагала к докам. Начальник доков Винк Лис был одним из немногих, кого она знала здесь. Пусть знакомство нельзя назвать сердечным, в помощи он вряд ли откажет. Ветер задувал мелкую снежную крупу в лицо, она морщилась и сердилась. И так веселиться нечему, снег еще этот…

Совет Гржельчика сперва показался ей издевательским. После пары попыток устроиться на другие крейсеры — добрым, но нереальным. А потом она поняла, что он показал ей единственный приемлемый выход. Она не нужна Земле? Ну, так пускай Максимилиансен утрется.

До доков она не дошла. В свете прожекторов мелькнула знакомая фигура, и она крикнула:

— Эй, Хан! Да-да, ты, Трагг!

Ххнн изумленно обернулся.

— Госпожа Ткаченко? — вспомнил, а как же.

— Как мне найти адмирала Мрланка Селдхреди? — требовательно спросила она без всяких предисловий.

— Э… а он вам зачем?

— Не твоего ума дело!

— Я не знаю, где адмирал, госпожа Ткаченко.

Врет, поняла Василиса. Обиделся. И правда, не стоило брать такой тон. Ххнн Трагг — капитан линкора, ее коллега и будущий соратник. Ни к чему с ним ссориться.

— Ладно, Хан, прости. Я не на тебя зла, честное слово. Ты не виноват, что под раздачу попал. Не обижайся.

— Меня зовут Ххнн, — натянуто поправил шитанн.

— Ну, извини, — покаялась она. — Артикуляции не хватает. Надо было с логопедом в детстве заниматься, а сейчас уже поздно.

Вроде бы Ткаченко искренне сожалела о грубости. Но Ххнна безотчетно раздражало, что она продолжает ему «тыкать», словно представителю младшей расы — друзьями их уж точно не назовешь. А хуже всего — возразить-то по существу нечего. Перед Землей Рай в таких долгах, что землянам нет нужды вспоминать о вежливости. Он коротко вздохнул.

— Адмирал прибудет в Генхсх завтра. Вы можете снять номер в гостинице. А можете переночевать у меня, — закинул он сеть. Каким бы характером ни обладала Василиса Ткаченко, вкус ее крови, судя по запаху, обещал быть потрясающим, а выдающиеся выпуклости тела будили естественные желания.

Она ожгла его взглядом.

— Я тебе не кетреййи, понял, маньяк? — в конце концов, он, как ее коллега и будущий соратник, тоже должен проявлять уважение.

— Вы еще лучше, — с придыханием молвил Ххнн.

— Где гостиница? — буркнула она.

— Вас проводить? — предложил он не без умысла. Может, по дороге удастся уболтать если не на кровь, то на секс. Сексом же земляне занимаются?

— Проводи. Заодно чемодан поможешь дотащить.

Он ни на секунду не сомневался, что эта сильная, пышущая здоровьем женщина способна сама донести свой багаж. Но тащить чемодан пришлось ему. Без всякой, как выяснилось, награды.

Фархад пил кофе в нижней гостиной. Снег падал все реже, за окном было уже совсем светло.

— Доброе утро, герр Шварц, — он поднял глаза на спустившегося Хайнриха — при полном параде, в плаще, наброшенном на одно плечо, с саквояжем в руке. — Или мне следует обратиться по уставу?

— В жопу устав, сынок, — Хайнрих поставил саквояж на табурет и выхлестал кофе Фархада за один присест. — Мы не на крейсере. Сделай мне кофе, а? Или мне следует обратиться к вам «ваше высочество»?

Фархад застонал.

— Только не это! Слава Аллаху, мы и не на официальном приеме. Сейчас сварю.

Он поставил турку на маленькую плитку.

— Что так рано уезжаете?

— Знаешь, сынок, — Хайнрих скинул плащ, бросил на саквояж, присел на кресло у кофейного столика, — есть такая хрень, служба называется. Война идет, а у меня на орбитальной станции еще сотрудники не траханы.

Фархад хмыкнул.

— Может, вместе до Байк-паркинга полетим? Мне на «Ийон» пора.

— Давай вместе, — согласился он. — Сэкономим, как мать твоя выражается, деньги налогоплательщиков.

Пошарив глазами по столику, он закинул в рот кусок пахлавы.

— Надеюсь, с «Ийоном» все будет хорошо. Толковый корабль, надежный. И Гржельчик — кремень. Твердый и умный, только нервный слегка. Как он с Мрланком дружит? Вампир — такая же сволочь, как я.

— Вы отличный командир, — возразил Фархад.

— Одно другому не мешает, сынок. Не нравлюсь я Гржельчику, и — надо признать — есть, за что. Но это как раз фигня, я мало кому нравлюсь, было бы из-за чего расстраиваться. Нам с ним детей не крестить. Хуже то, что ему не нравится старпом.

— Почему? — удивился Фархад. — Иоанн Фердинанд — прекрасный профессионал.

— Почему, почему, — проворчал Хайнрих. — Сам пяток причин не накидаешь? Мересанец — чужак, бывший противник, хрен его знает как пролезший в граждане Земли и протащивший с собой кучу баб и детей, нарушающих корабельный режим. Гржельчик не принимал его на корабль, он — не его кадр, а мой ставленник, неизвестно за что возвышенный, как бы не за энтузиазм в облизывании моей задницы. По-твоему, этого мало для недоверия? — он помолчал. — Ты поддержи синего, если что. Мужик он неплохой и службу знает, а что до его аристократических заморочек и приступов самобичевания — пройдут со временем. Время, оно обтачивает острые углы.

Он залпом опрокинул в себя чашку кофе, словно водку, крякнул и велел:

— Иди, прощайся с матерью. Для меня уже старт рассчитывают, нехорошо опаздывать.

Пока адмирал Мрланк был в отъезде, Эст Унтли немного пришла в себя. Отпилась реттихи, шрамы на шее начали заживать, ужасные синяки от его железной хватки стали потихоньку рассасываться. Она сидела на корабле тише мыши. Убежать бы, только куда? Вокруг одни кошмарные шитанн да грубые кетреййи. Гъдеан здесь ненавидят.

Так плохо ей еще никогда не было. Чем она прогневала богов? Она не осмеливалась мечтать вернуться домой, чувствовала: наверное, виновата перед судьбой, раз такое навалилось. Больше всего она хотела попасть обратно к землянам. Они не требовали ничего несусветного, только подчинения. По их правилам можно было жить в уверенности, что, пока ведешь себя, как надо, никто тебя не ударит и не вскроет тебе горло. Они не считали ее врагом. А шшерцы видели в ней врага, причем врага недостойного. Она изо всех сил старалась угодить адмиралу Мрланку в надежде, что, утомленный, он забудет о крови. Но он не забывал никогда. Если пыталась прикрыть горло, бил с размаху, без всякой жалости, и рвал ей вены особенно больно. Она перестала сопротивляться, только умоляла пощадить хотя бы на этот раз, но он был глух. Крови в ней почти не осталось, в глазах темнело на ходу, шея — одна сплошная рана. Просить о милости бессмысленно. Все смотрели на нее с одинаковым выражением: гъдеанку не жалко.

Эст Унтли не знала, что Мрланк считал себя воплощением милосердия по отношению к этой глупой бабе. Он осадил ныне служащих у него двоих десантников с «Райского грома», жаждущих жестокой расправы над любыми попавшимися гъдеанами, он запретил экипажу ее трогать, лишь изредка, как награду, позволял кетреййи из Селдхреди обрести радость в ее теле. Он не высасывал ее кровь до капли, не бил без повода, терпел ее бесконечные слезы, портящие половину удовольствия от крови, и так-то не особо вкусной. Нет, положа руку на сердце, Мрланк был человеком справедливым и умеренным. А то, что гъдеанке не дано было это оценить… Как сказал бы его приятель Шварц, проблемы индейцев шерифа не волнуют. Поговорка эта пришлась ему по душе, хотя, как он подозревал, она многое теряет в переводе на хантский.

Мрланк отдыхал дома, в Шаркките. Ну и что же, что война — у него жена беременная. Он готов был бесконечно виться вокруг счастливой Айцтраны и от полноты чувств шпынять кетреййи, болтающихся у нее под рукой, но его вызвонил Ртхинн Фййк.

— Адмирал Мрланк, вам следует явиться в Генхсх. Ожидается прибытие капитана Ткаченко с Земли. Он какое-то время — надеюсь, не очень короткое — будет служить в нашем флоте. Введите его в курс дела, дайте в подчинение линкор, поставьте задачу… Ну, вы сами знаете, что делать.

Факт прибытия земного капитана вызвал у Мрланка лишь легкое любопытство. Наверняка какая-нибудь помощь кадрами в рамках союзного договора. Прибудет, и хорошо. Выключив коммуникатор, он еще немного поворковал с Айцтраной, выспался как следует, а с утра, распрощавшись с женой и погрозив пальцем блондину в годах — мол, смотри у меня, не оставляй ее! — отправился в Генхсх.

Он хотел было остановиться в гостинице, но потом передумал. Не снимать же апартаменты с кабинетом, а в обычном номере принимать незнакомого капитана неловко. Обстановка должна быть деловой, и борт линкора подойдет для этого лучше всего. Где, как не на корабле, выяснять, что из себя представляет капитан?

В его каюте на краешке кровати сидела Эст Унтли. Листала какой-то комикс, оставшийся от Эйззы. Кетреййи любят брошюрки с яркими картинками. От звука его шагов гъдеанка вздрогнула, и мечтательное выражение на ее лице сменилось затравленным. Он заглянул в комикс. Ясное дело, история о любви. Он перелистнул несколько страниц, ткнул в одну из картинок, где влюбленные воссоединились после долгих скитаний.

— Ложись вот так.

— Да, господин Мрланк, — промямлила гъдеанка и стала мучительно медленно выпутываться из своих юбок.

— Живее! — прикрикнул он. Женщина задрожала, выронив юбку.

Мрланк выругался под нос, стащил с нее оставшиеся юбки одним движением. Ткань треснула и порвалась, но ему было наплевать. Захочет — зашьет, а нет — пусть без этой тряпки ходит, проклятых юбок еще десяток. Не иначе, чтобы сложнее было раздеваться. Он кинул гъдеанку на кровать, проклиная тот день и час, когда расстался с Эйззой.

В Байк-паркинге Хайнрих вспомнил о выключенном телефоне. Чертыхнулся, нажал кнопку. Вывалилась уйма пропущенных звонков. В основном от мамы, несколько от папы, один — от Максимилиансена. Интереса ради он позвонил главнокомандующему.

— Где вы шляетесь, а? — проворчал старик. — Дозвониться невозможно!

— Я был с дамой, — невозмутимо пояснил Хайнрих.

Дед скрипнул зубами и приказал:

— Зайдите за своим орденом.

— Каким еще орденом?

— Каким-каким, золотым! — сварливо огрызнулся главнокомандующий. — Салима утверждает, что вы его заслужили. Уж не знаю, чем!

Вроде воздействие дьявола закончилось, а Максимилиансен так и остался склочным, придирчивым и предвзятым. Это не дьявол, это характер, помноженный на старческий маразм.

— Вероятно, тем, что сохранил корабль в мересанском апокалипсисе, — предположил Хайнрих. — А вы думали, я просто хорошо куннилингус делаю?

Ларс взорвался от негодования, и Хайнрих сбросил звонок. Не хватало еще выслушивать от старого брюзги то, чего он и от родителей слышать не желает.

Он вспомнил о родителях, и ему стало неудобно. Они звонят, а он недоступен, словно и не на Земле. Он набрал мамин номер.

— Хайни, это ты?

— Мам, прости. Телефон разрядился, — у него недостало духу сказать правду. — У вас все хорошо?

— Плохо! — в голосе прорезались капризные нотки. — Мы соскучились по тебе, Хайни. Приезжай!

— Мам, у меня служба. Я сегодня улетаю с Земли.

— Почему ты не приехал? Где ты был все это время?

— Мам, ну извини. Я был с Салимой. Ты же сама хотела, чтобы я нашел себе женщину. Я нашел. Чего тебе еще надо?

Линда всхлипнула.

— Мама, не плачь. Я тебя люблю, и папу тоже. Кончится война — обязательно приглашу вас на свадьбу. Вы же любите всякие дурацкие свадьбы, — он непроизвольно улыбнулся. — А сейчас я должен лететь. Ну, пока. Не грусти.

В самый кульминационный момент вошел дежурный кетреййи.

— Хирра Мрланк, там к вам какая-то женщина пришла.

— На кой горшок мне женщина? — раздраженно фыркнул он. — У меня уже одна есть, — и похлопал Эст Унтли по щеке.

Асст сделал большие глаза:

— Она с самой Земли приехала!

— Н-да? — Мрланк провел пальцем по тонкой шее гъдеанки, выбирая место; она тихо задрожала, не смея издать звук, из глаз покатились слезы.

— Блондинка, статная и красивая. Вам такие нравятся, хирра.

— Ладно, — он решительно слез с гъдеанки. — Сейчас приму душ и подойду в рубку. Угости ее чем-нибудь, типа реттихи.

Он хлопнул дверью каюты. Эст Унтли, кое-как собравшись в целое, села на кровати, обхватив ладонями шею, и заплакала от облегчения. Хотя бы сегодня обойдется без этого ужаса.

Загадочная женщина заинтриговала Мрланка. Что это за блондинка, и с чего она к нему приперлась? Да еще с Земли! Он пытался вспомнить, с какими женщинами знакомился, когда «Райская молния» стояла на Земле. По всему выходило — ни с какими. Даже с проститутками не сложилось. У него была Эйзза, он и не искал никого больше. Из землян он имел дело только с мужиками.

Так в раздумьях он дошел до рубки. И чуть не споткнулся на пороге. В кресле второго пилота, отвернув его от пульта к двери, сидела женщина, поигрывая бокалом из-под реттихи. Действительно, офигенная блондинка, кровь с молоком, коса на лбу — в руку толщиной. Асст не сказал главного — а может, просто не понял: женщина была в форме ГС-флота Земли с погонами капитана второго ранга. Сотня червей могильных!

Она не глядя поставила бокал на пульт, безошибочно найдя место, с которого он не скатится, и, встав навстречу вошедшему, представилась:

— Василиса Ткаченко.

Триста червей могильных! Капитан Ткаченко, тот самый, о котором предупреждал Ртхинн Фййк. Почему Мрланк решил, что это непременно будет мужчина? Да ведь и Ртхинн так считал! Говорил: «он». И то сказать, кем еще может быть капитан ГС-флота, кроме как мужчиной? В Раю исключений нет. А у землян все не по-человечески.

— Мрланк Селдхреди, — отрекомендовался он, справившись с собой. — Позволите? — он взял кувшин, налил себе реттихи, плеснул и в ее бокал. — Давайте сядем.

Она грамотно выбрала место, сообразил Мрланк. Застолбила статус, что называется. Кресло первого пилота на чужом корабле ни один знающий человек в своем уме не займет, если это не победитель, принимающий капитуляцию. Обычный визитер сел бы в одно из боковых кресел, они как раз удобно стоят, разворачивать не нужно. Но нет, она уселась на место второго, как важный гость, равный хозяину или превосходящий.

Он прошел к креслу первого пилота, повернул его и немного отодвинул, чтобы землянке не показалось, будто он намерен нарушить ее интимное пространство. Блондинка была очень привлекательна и, несмотря на то, что он только что с ложа удовольствий, будила совершенно не деловые мысли, однако капитан ГС-флота — явно неподходящий объект для сексуальных устремлений адмирала.

— Помощник координатора сообщил мне о вас, — сказал Мрланк. — Но немногое. Где вы служили прежде?

— Последняя должность — капитан крейсера «Анакин Скайуокер», — ответила она.

— Почему вы захотели служить у нас?

Он ожидал услышать нечто вроде: руководство предложило, и мне показалось интересным походить на линкоре… Но она отчетливо поморщилась:

— Поругалась с начальством.

— Э-э… — Мрланк затормозил. — То есть как?

— Какая вам разница, адмирал — как? — голос блондинки попрохладнел. — Что вам за дело до вывертов нашего командования? Уж поверьте, главнокомандующий Ларс Максимилиансен — человек, с которым нетрудно поругаться!

Мрланк тихо хмыкнул. Вспомнил, как старик помотал ему нервы из-за задницы.

— Что вам должно быть интересно, — она с нажимом ткнула пальцем в поручень кресла, — это моя квалификация. Вот документы, — она достала папку. — Можете ознакомиться. Тексты диплома и промежуточных аттестаций, как положено, дублированы на хантском.

Он качнул головой.

— Мне хватит одного того, что вы были капитаном крейсера. Ни один мир не раздает ГС-корабли за красивые глаза. Меня интересует другое. Почему вы пришли именно к нам?

— А куда я, по-вашему, должна была пойти? — вскинулась Василиса. — К Ену Пирану?

Мрланк подавился реттихи и изобразил знак, отгоняющий зло.

— Зачем уж сразу так? Есть тсетианский флот, Тсета — давний друг Земли. Есть мересанцы, которые наконец поняли, на какой стороне следует воевать, у них тоже дефицит кадров. Почему Рай?

Почему, почему… Василиса нахмурилась. Потому что так посоветовал Гржельчик. Но это никчемный ответ. Если бы Гржельчик дал совет, идущий вразрез с собственными склонностями Васи, она бы ему не последовала. Объяснить причину политкорректно она не могла. Тсетиане убивали ее своим занудством и чрезмерным доверием компьютерам. Они милые, но служить у них — с тоски взвоешь. Синие — вообще чужие, с ними даже не поговоришь без частотного преобразователя. Драчливые снобы, свысока глядящие на каждого, кто не их круга. Сказать по правде, она и вампиров не жаловала. Но демократичные и коммуникабельные вампиры, по иронии судьбы, оказались ближе всех.

— «Анакин Скайуокер» был на орбите Рая, когда навалились гъдеане и чфеварцы. Мы сражались за Рай. Потом чинились в Генхсхе. Странно, что вы не знаете.

— Я был ранен и долгое время провел в состоянии клинической смерти, — ровно проговорил адмирал. — За некоторыми событиями я не мог следить лично. Я, конечно, знаю о том сражении, но не могу вас помнить.

— Извините. В общем, я уже немного знакома с Раем. И вполне естественно, что…

— Хорошо, — кивнул Мрланк. — У вас будет линкор «Райское сияние». Вы легко узнаете его, даже не умея читать, по пиктограмме. Но я настоятельно рекомендую вам выучить язык шитанн. Экипажи линкоров не привыкли к командам по-хантски.

— Учить язык — долгое дело, — заметила Василиса.

— Вовсе нет. Обратитесь в любую школу для кетреййи, вас научат. С вашими мозгами на это и недели не понадобится.

— Ну-у… — недоверчиво протянула она.

— Итак, неделю вам на освоение языка и на знакомство с кораблем и командой. Все необходимые документы будут выправлены завтра, завтра же подпишете контракт. Заведите себе коммуникатор. Через неделю корабль должен быть подготовлен к рейду. Позвоните мне и получите дальнейшие указания.

— Э… как скажете. В смысле…

— У нас в таких случаях принято говорить «Готов служить родине», — с тонкой улыбкой произнес Мрланк. — Но я согласен, в ваших устах это звучало бы странно. «Да, адмирал» будет вполне достаточно.

— Хм… Да, адмирал.

— Надеюсь, — улыбка стала еще тоньше, — ссориться с начальством не войдет у вас в традицию?

— А вы не нарывайтесь, адмирал, — она улыбнулась в ответ. — Я умею исполнять приказы и эффективно действовать самостоятельно, умею отчитываться за то, что сделала. Но если поддадитесь искушению повесить на иностранку чужие грехи или подставить — поругаемся, не обессудьте. А спутаете меня с кетреййи, — проникновенная улыбка чуть не дотянула до ушей, — убью.

Инженеры шли по коридорам орбитальной станции, направляясь к пристыкованному сторожевому крейсеру. Все это время «Песец» служил пугалом для купцов, подходивших к орбиталке. Мало кто не терялся, увидев на экране интимную сцену между землянином и шитанн. Сатиджад тоже слегка растерялся, когда коллеги впервые показали ему эту актуальную аэрографию. Ее творец явно был человеком независимым и без комплексов, безмерно циничным и имеющим немалую власть, для многих неугодным и неудобным. Наверняка куча народу желала бы, чтобы он вообще никогда не появлялся на свет. Но желания сбываются не у всех — лишь у тех, кто настолько богат и влиятелен, чтобы заплатить за них высокую цену. Джинны, исполняющие желания, служат не каждому и обходятся очень, очень дорого.

— Шварц возвращается, — сказал один из инженеров, пожилой дядька, о том, что было на уме у всех.

— Ага, то-то Флетчер лютует, — откликнулся другой, со светлой бородкой. — Строит всех в три шеренги, разве что кактусы красить не заставляет.

— Это Флетчер-то лютует? — засмеялся третий, с лысиной на темном затылке. — Приедет Шварц, тогда и вспомним, почем снег летом.

Большинство сходилось в одном: как бы заместитель коменданта ни старался заменить подчиненным Хайнриха Шварца, это у него получается слабо.

— Точно, — подтвердил молодой инженер с волосами, стянутыми в хвост канцелярской резинкой. — И кактусы будем красить, и толчки зубными щетками шлифовать.

— Флетчер и без него скучать не дает, — не согласился бородач. — На кой черт «Песцу» профилактика? Никто корабль не трогал.

— Когда корабль не ходит, ему тем более профилактика нужна, — рассудительно сказал самый старший. — Мало ли какие контакты окислились, или сочленения пришкварились, или рассохлось что… Да и пыль стереть не помешает. Если Шварц где-нибудь пыль обнаружит, он нам трубу от пылесоса сами знаете куда засунет, раструбом вовнутрь!

Сатиджад помалкивал, предпочитая слушать коллег. И так отзываются о Шварце люди, вроде бы хорошо относящиеся к командиру, прослужившие под его началом не один год!

— Пускай пыль рабочие вытирают, для этого диплом инженера не нужен, — проворчал парень с хвостиком.

Зашипела пневматика, открывая шлюз.

— Ну все, хорош трындеть, — вздохнул пожилой. — Расходимся. Каждый знает, что ему делать. А кто не знает — тот своим дипломом подтереться может.

На этой оптимистической ноте он повернулся ко всем спиной и решительно зашагал к рубке. Сатиджад хмыкнул и, поудобнее пристроив на плече сумку со всякими тестерами и дистанционными пультами, направился к ближайшему ряду ускорителей по правому борту.

Он прицепил на лоб видеокамеру — все регламентные работы должны записываться — и объявил в никуда:

— Плановый осмотр первого ускорителя правого борта. Я откручиваю фиксирующие болты, снимаю кожух, — зажужжал шуруповерт; обеими руками Сатиджад поднял мощную крышку, закрепив ее в фиксаторах над головой. Пахнуло алюминиевым порошком и немного хлором. — Проверяю внутренние поверхности ускорителей, — он медленно повел включенный дефектоскоп вдоль внутренней обшивки, внимательно следя за показаниями на экранчике и попутно заботясь о том, чтобы он не уходил из поля зрения камеры. — Первый сегмент — повреждений нет. Второй сегмент…

Сатиджад был хорошим инженером. Он спокойно комментировал свои действия, четкие и уверенные, и знал, как держать голову, чтобы обеспечить видеокамере наилучший обзор. Но наилучший — не значит абсолютный. Не прерываясь и держа обе руки в поле зрения камеры, он аккуратно высвободил ногу из ботинка. Носок охватывал ее только сверху, пальцы были свободны, а между пальцами зажат небольшой стерженек, похожий на сигарету. Он ловко крутанул большим и указательным пальцем, перехватывая стерженек удобнее. И, задрав кверху голову и водя дефектоскопом вдоль верхних сегментов ускорителя, ногой засадил стерженек поглубже в сочленение между нижними сегментами. Шевельнул стопой, припорошив белое алюминиевой пылью — и все, будто так и было. Голос, описывающий совершаемые операции, не дрогнул, и никто до поры не узнает, что одна операция осталась неозвученной. Сатиджад даже не изменился в лице, и ладони не повлажнели. Он прекрасно владел собой и смог бы обмануть вдвое-втрое лучшую систему безопасности.

— Чего она от тебя хотела? — Ххнн пристал, как годрийская колючка.

Они с Мрланком сидели в кафе космопорта. Где же еще коротать время между рейдами?

— Имеешь в виду капитана Ткаченко? — уточнил Мрланк и вздохнул: — Да уж не ласк! Она приехала, чтобы наняться в райский флот. Теперь она — капитан «Сияния».

Ххнн икнул и чуть не разлил реттихи.

— Ты что, сдурел? — да, Мрланк адмирал, а Ххнн капитан, но в неофициальной обстановке они оставались просто друзьями. — Зачем ты отдал ей «Сияние»?

— А почему нет? — удивился Мрланк. — У нас что, на этот пост очередь из капитанов стоит? Она — опытный командир. И к Раю вроде бы расположена, пока ее кровь не пьют.

— Могла бы служить на своем крейсере, защищая Рай — кто ей мешал? Почему она ушла из флота Земли?

— С командованием повздорила.

— Это она так тебе сказала? Мрланк, надо было меня спросить! Ты в больнице лежал и не знал ничего, а «Анакин Скайуокер» и «Ийон Тихий» чуть один другого не… — он осекся и понизил голос. — Они подрались здесь, на орбите Рая. Стреляли друг в друга! Два земных крейсера, соображаешь? И это она была виновата, или я ничего не понимаю в жизни!

— Откуда ты знаешь? — скептически спросил Мрланк. Просочись такое в средства массовой информации, все бы давно на ушах стояли.

— Гржельчик ее потом прикрыть пытался. Версию придумал: мол, «Анакин» по гъдеанскому разведчику термоядерной ракетой влупил, а «Ийон» дал по нему же лазерный залп. Только не было никакого разведчика! Ракета ушла по «Ийону». Гржельчик просил меня передать Ткаченко его версию, чтобы они не расходились в показаниях. А она едва меня не убила, чтобы не оставлять свидетеля. Клянусь! Я «Молнию» увел ломаным курсом, боялся, что подобьет.

Мрланк хмурился.

— Послушай, Мрланк, ты же меня знаешь. Я лишнего не скажу, прежде тринадцать раз подумаю. Я молчал, никому этого не рассказывал, тебе первому. И ты намотай на извилину, но не говори больше никому. Не надо этого. Такая буря поднимется, всю грязь со дна всколыхнет. Лучше не затевать. Я бы и тебе не сказал, но ты знать должен, кого на службу берешь.

— Что они не поделили? — недоуменно спросил Мрланк.

— Откуда мне знать? Они меня в подробности не посвящали. Я и о том, что знаю, из их недомолвок догадался. Отчего баба может так на мужика взъесться? Наверное, он ее неправильно трахнул. Или не трахнул, когда она хотела. Или трахнул, когда не хотела. Мало ли поводов!

Мрланку вспомнилось Василисино: «Спутаете меня с кетреййи — убью». Он поежился.

— А может, и другой у них был конфликт, — Ххнн продолжил мысль. — Как у капитана с капитаном. За лидерство, например, повздорили — кому главнокомандующим быть, когда их старикан помрет. Только, за что бы они ни бились, победил Гржельчик. Иначе это она схватила бы адмиральскую звезду, а он явился бы к нам на работу проситься.

— Сто червей могильных, — с расстановкой проговорил Мрланк. — Но ты ведь понимаешь, Ххнн, что я не могу переиграть? Я не мог бы поступить по-другому, с самого начала не мог. Это Ртхинн Фййк решил ее принять, он спустил мне приказ сверху.

— Ртхинн? Не Криййхан?

— Хирра Криййхан в больнице.

— Но он оттуда выйдет. И устроит тебе вместе с Ртхинном мозгодрючку! Чья подпись на контракте? Ртхинна?

— Нет, — Мрланку стало зябко. — Моя. Главнокомандующий же я, а не Ртхинн.

— Поздравляю, Мрланк, — прочувствованно сказал Ххнн. — Хирра Ртхинн снова тебя подставил. Второй раз! Когда ты уже жизни научишься?

Кромешную тьму разрывал яркий, резкий свет прожекторов. В воздухе застыли крошечные льдинки, шурша, опадающие к ногам. Толстое снежное покрывало безжалостно вскрыто. То, что когда-то было речным берегом, изрезано бульдозерами. В русле бывшей реки — ни кусочка льда. Воду выплеснуло во время катастрофы, и она так и не вернулась. А траинит остался.

Захара не покидало ощущение, что он ковыряется в трупе. Не как анатом, с целью познания, а как мародер — выдрать золотые коронки, вытащить батареи кардиостимулятора, вынуть титановые штифты из суставов. Жуткое ощущение.

Нлакис тоже был трупом, теперь Захар это понимал. Ушла вода, исчезла жизнь. Но трупом слишком древним, время слизало страшную плоть с костей, остался чистый скелет, которому свойственна даже некая непредвзятая красота. А здесь все случилось только что. Река была обитаемым местом, и ножи бульдозеров то и дело натыкались на натуральные трупы. Захар никогда не был ни ханжой, ни неженкой, привычный с детства вид обезглавленной курицы или заколотого бычка не вызывал у него никаких эмоций, да и людей он похоронил немало. Однако то, что ему приходилось видеть здесь, зашкаливало за всякие разумные пределы. Мужчины — ладно, им сам Бог завещал погибать, но изуродованные стихией тела женщин, раздавленные и разодранные детские трупики… Впору запить. Половина из его рабочих так и поступала. Вторая половина забывалась, куря траву.

Захар предполагал, что рабочих придется везти с Земли. Но к разработкам стали стекаться местные. В основном — старики, потерявшие всю родню, не видящие для себя будущего на Хао и не желающие принимать новую веру. Они хотели лишь одного — дожить свой век на родине и спокойно умереть. Большинству из них пора было на пенсию. Но Захар сказал жестко: либо работать, либо — за милостыней к Джеронимо Натта и потом на Хао. Содержать на руднике нетрудоспособных не планировалось.

Вначале ему было неудобно нанимать мересанцев. Это их мир, а он — пришлый — явился нажиться на их горе. Напрасно он беспокоился: проклятия переживших конец света были адресованы не ему. Катастрофа четко расставила по местам, кто враг, а кто друг. К нему относились скорее с благодарностью за возможность остаться у могил предков и достойно заработать на собственные похороны. Подслеповатые мересанские деды то и дело норовили снести бульдозером что-нибудь не то, и он заказал партию очков, чем вызвал дополнительный всплеск благодарности.

Джеронимо Натта, заканчивая эвакуацию, посетил рудник. В последний раз предложил рабочим покинуть Мересань. Однако они уже приняли решение. Кардинал не стал настаивать. Благословил — знал, конечно, что и они отказались принимать христианство, и директор иудей, — но тем не менее благословил. Не сказал, на удивление, ни слова в своем обычном духе, что лишь пособники тьмы якобы не приемлют света. Попрощался и уехал.

Заезжал еще один гость. Собственной персоной адмирал т’Лехин, нежданно-негаданно ставший главой Мересань, когда всех более близких к верхушке скосил катаклизм. Невысокий худой мужчина с усталым лицом, будто высеченным из голубого камня. Поговорив с рабочими, он подошел к Захару и сказал: «Ради Бога, не дайте им пропасть». Потом ходил по разрезу, залитому электрическим светом прожекторов. Долго стоял и смотрел на ревущие экскаваторы, извлекающие из-под наносов породу вперемешку с кусками чьих-то замороженных тел. Половина рабочих после говорили, что он плакал. Половина — что просто молчал, сжав губы в тонкую, бескровную линию. Он уехал, не прощаясь.

И Захар остался на планете один, в компании мересанских пенсионеров и сотрудников охранного предприятия. Впрочем, нет, не один. Где-то в южном полушарии — в бывшем южном полушарии, ось вращения Мересань сильно сместилась в результате катастрофы, но карты были старые — на двух небольших континентах хозяйничали представители Тсеты и Шшерского Рая. Но они находились словно в другом мире: слишком далеко, в гости не наездишься, даже прямой радиосвязи нет. При острой необходимости можно общаться через ГС-крейсер, на всякий случай торчащий на орбите, используя его как ретранслятор, и то не в любой момент времени, а лишь при определенном его расположении. Но острой необходимости не возникало. С руководством тсетиан и шшерцев он так и не познакомился. Зачем? Расклад и так ясен. Все поделено, делить больше нечего.

Учить язык шитанн оказалось легко и приятно. И форма райского флота села на Василису, словно именно для нее была разработана. Голубая трикотажная кофта с длинными облегающими рукавами и низким круглым вырезом — герра — изумительно оттеняла ее глаза, широкие черные брюки визуально стройнили фигуру, а плотный черный жилет с красной капитанской полосой подчеркивал талию. Пессимизм ее покинул. Может, все и сложится к лучшему.

Свой корабль она нашла по светящемуся ореолу, вроде солнечной короны, заключенному в красный круг на борту. «Райское сияние». Линкор в сравнении с крейсером казался небольшим, несерьезным каким-то. Но полагать так — не свидетельство большого ума. Да, линкор проигрывает земному крейсеру в мощности и вооружении. Но в маневренности дает фору и энергии жрет не в пример меньше. Линкор может быть очень опасен для врага. Она восстанавливала в памяти все известное ей о райских кораблях. К сожалению, до сих пор она имела дело с линкорами лишь в виртуальном мире. А где же их было взять в реале? Неужто шшерцы подарили бы корабль потенциальному противнику: нате, изучайте?

Кетреййи, дежуривший у шлюза, вытаращил на нее глаза, с блюдечко каждый:

— Хирра, а вы кто?

— Капитан этой посудины, — она кинула на стол дежурного новенькую магнитную карту. — Сам будешь проверять? Или позовешь тех, кто читать умеет?

Кетреййи ее безотчетно раздражали. Не сами по себе, они в глупости своей не виноваты. Но как можно доверить службу на космическом корабле умственно отсталому? Будь ее воля, она бы блондинчиков не допускала до корабля на расстояние метра. И вроде бы ее воля, как капитана, на «Райском сиянии» абсолютна — ан нет, не совсем. Кое-чего она не может: например, уволить всех кетреййи и взять на их должности шитанн. Во-первых, тут же обвинят в расовой дискриминации. Во-вторых, шитанн считают ниже своего достоинства занимать должности, для которых хватает интеллекта кетреййи. В-третьих, шитанн слишком мало. Кетреййи втрое-вчетверо больше, именно на их плечах держится экономика Рая, а шитанн ею управляют. Кетреййи — плоть этого мира, шитанн — его мозги, а ба — так себе, красивый бантик.

Парень, даром что тупой, службу знал. Ну, и собачек можно выдрессировать. Он нажал кнопку, и появился шитанн.

— Вахтенный офицер Эйшвер Ихстл, — отрекомендовался сумеречник с черной короткой косой причудливого плетения.

— Василиса Ткаченко, — представилась она.

— Она говорит, что она — капитан нашего корабля! — сообщил кетреййи командиру сенсационную новость.

Вампир окинул ее внимательным взглядом. Чувствовалось, что концы с концами у него не сходятся. Женщина. В форме военного флота. Блондинка, вкусно пахнущая кровью. С капитанской полосой на плече. Прическа незнакомая, но и название клана незнакомо. Может, клан из мелких, не все же наизусть знать. Он рефлекторно помотал головой, пытаясь сбросить наваждение. Блондинка смотрела на него снисходительно.

— Документы, — она выразительно щелкнула по магнитной карте.

Шитанн пришел в себя. Сунул карту в коммуникатор, посмотрел на экран, пролистал. Сто червей могильных, действительно капитан! Все полномочия подтверждены.

— Хирра Василиса, а вы кто? — спросил офицер несчастно.

Дилемма продолжала его мучить. Кетреййи не то что капитаном, обычным пилотом не стать, и расовая дискриминация тут ни при чем. Шитанн перед поступлением в пилотскую школу тоже сдают тест на коэффициент интеллекта, и далеко не все проходят. Но вот она стоит перед ним со своей светлой косищей. Капитан.

— Вы ведь не шитанн?

Какие-то секунды Василисой владело искушение сказать, что она кетреййи, и посмотреть, как мировоззрение этого мужика с треском рушится. Она преодолела соблазн. Еще крови попросит, упаси Господи.

— Я с Земли, — сжалилась Василиса.

На скорбном челе вахтенного офицера обозначилось просветление. Феномен обрел разгадку! Он наконец-то сообразил отсалютовать своему капитану. Похоже, ума у него не палата. Десантник, небось.

— Как тебя, Эйшвер? Давай, отведи меня к тому, кто у вас тут главный… после меня. А ты, парень, — она для ясности ткнула в кетреййи, — позаботься о моем багаже.

— А как? — он хлопнул глазами.

Она мысленно плюнула.

— Вызови кого-нибудь из своих и скажи, чтобы отнесли чемодан в капитанскую каюту. Ясно?

— Да, хирра! — с готовностью закивал он.

Рубка линкора была похожа на рубку крейсера, только поменьше и обзор хуже: мало экранов. Но пульт почти такой же. У пульта в вертящемся кресле сидел шитанн и считал ворон. С виду — прямо запорожский казак: косая сажень в плечах, голова выбрита, на затылке — длинный черный чуб, чуть ли не до пояса. Только бледный, и радужки глаз красные.

— Это Зигленк Винт, — представил его офицер. — Старший по пилотской бригаде.

«Казак» недовольно зыркнул на Эйшвера, и Василиса поняла, почему. Согласно субординации, младшего первым представляют старшему, а он привык быть тут старшим. И наверняка его до сих пор объявляли исполняющим обязанности командира.

Его взгляд упал на Василису, и в нем моментально отразилось понимание. Все-таки соображалка у второго пилота лучше работает, чем у любого десантника. Он встал с кресла, изобразил приветственный салют.

— Кэп? — осторожно, вопросительно.

— Он самый, — она прошла к освобожденному креслу, села. — Будем знакомы. Василиса Ткаченко.

Зигленк Винт остался стоять, рассматривая ее искоса.

— Вы же не кетреййи, правда? — в вопросе прозвучала надежда.

Боже! Кажется, она поторопилась. Ей вдруг пришло на ум, что ситуация имеет тенденцию воспроизводиться. Пока она ходила в форме Земли, все было более-менее ясно — да и то не всем. Но блондинка в райских тряпках ассоциируется только с кетреййи. А если эти тряпки капитанские — налицо когнитивный диссонанс.

— Так, Зигленк, — может, стоило обратиться к нему «хирра»? Обойдется, это он ее подчиненный, а не наоборот. — Соберите личный состав. Всех, свободных от вахт.

В кают-компанию набилась уйма народу. Может, и не стоило собирать всех. Достаточно было бы шитанн, кетреййи все равно ни черта не поймут, да им и по фигу. Она даже слегка опасалась, что в этой толпе на нее не обратят внимания, но зря: женщина в форме так и притягивала взгляды. Она прошла в центр и объявила хорошо поставленным, командирским голосом:

— Меня зовут Василиса Ткаченко, и с сегодняшнего дня я — капитан этого корабля. Скажу сразу, чтоб избежать всех возможных недоразумений: я — не кетреййи из затерянного клана. Я — землянка! До того, как прийти сюда, я девять лет служила в ГС-флоте Земли, последняя должность — капитан крейсера «Анакин Скайуокер».

— Сотня червей могильных! — осенило кого-то из пилотов. — Так эти, из доков, не врали, что на «Скайуокере» баба — капитан!

— Думаю, название «Анакин Скайуокер» вам знакомо, — она проигнорировала реплику. — Некоторое время назад мне довелось побывать в Шшерском Раю для ремонта крейсера. Мне у вас понравилось, — она польстила шшерцам, не так уж ей сильно понравилось, но и фатального неприятия Рай не вызвал. — У меня есть основания ожидать, что мы с вами успешно сработаемся.

Либо они сработаются, либо она потеряет контракт. Тут дело не в основаниях, а в целеполагании.

— Еще один момент, который необходимо заранее прояснить, — невозмутимо продолжила Василиса. — Я женщина, можете поверить своим глазам. К тому же не вашей расы. Однако это абсолютно не означает, что я намерена с вами спать, — с этими чокнутыми шитанн надо сразу расставить все точки над «i».

— Но надеяться-то можно? — ляпнул кто-то.

Ну вот, началось.

— Могу подарить фотографию, — отрезала она. — Для занятий физкультурой. Но меня лично — не отвлекать!

Послышались смешки. Она рассчитывала, что не над ней, а над тем, ляпнувшим.

— А теперь пусть кто-нибудь сделает мне реттихи. Начальникам служб — остаться, остальные свободны.

Бокал с реттихи появился перед ней почти мгновенно. Она села в кресло и перевела дух. Есть надежда, что дебют удался.

Придя кормить шнурогрызок, Дьёрдь обнаружил Фархада. Молодой пилот развлекался: достал одного хитинового уродца из аквариума, и он бегал по столу за золотым кольцом на веревочке.

— Ты что делаешь, сын… — епископ осекся, — юноша?

Молодой человек нравился Дьёрдю. На взгляд священника, у него был всего один недостаток: он не являлся христианином.

— Дрессирую шнурогрызок, — ничуть не смутившись, ответил он.

— Боже мой, зачем?

Фархад пожал плечами.

— А зачем мы их оставили? Вдруг да пригодятся.

— Пригодятся? — скептически переспросил епископ. — На что могут сгодиться честному человеку эти богопротивные твари?

— Почему богопротивные? — Фархад с интересом посмотрел на Дьёрдя. — Они, конечно, страшненькие, но среди земных насекомых и противнее есть.

— Потому что созданы руками человека, а не Господа!

— Ну, — протянул юноша, — тогда и наш корабль богопротивный. Он же руками человека сделан.

Дьёрдь вздохнул. Уж эти критически настроенные молодые иноверцы! Будто одного вампира мало, чтобы с ним спорить.

— Корабль неживой, — возразил он. — У него нет мозга.

— Да? — Фархад весело поднял бровь. — Попробуйте отключить сервер, сразу станет ясно, что без мозга крейсер ни на что не годен. Хотя — не советую. Командир на куски порвет, не поглядит на ваш священный сан.

— Хорошо, — ему пришлось согласиться. — Но живые существа еще и питаются. Разве корабль питается?

— А как же! — подтвердил Фархад. — Ест энергию, да еще в каких количествах. И, если вам пришел на ум противоположный процесс — ускорители выбрасывают наружу реактивные струи, фотонные разгонники субсветовых лоханок излучают, ГС-привод тоже рассеивает энергию в пространство.

— Корабли не размножаются и не воспроизводятся, — привел Дьёрдь еще один аргумент.

— О-о, мы сами в этом виноваты, — улыбка парня достигла ушей. — Все наши корабли — мужчины, ни одному не досталось женского имени. Но я вам скажу, они хитро вышли из положения. Они вынуждают нас, людей, чтобы мы их воспроизводили. И, по возможности, размножали.

Епископ печально посмотрел на Фархада.

— Смеешься?

— Ага.

— А я серьезно. Всех благих тварей создал Бог, и всегда было так, об этом и в Библии написано.

— Изучать материальный мир, в том числе мир живого, по священным текстам странно, вам так не кажется?

— Религии наставляют нас прежде всего в духовном, — кивнул Дьёрдь. — Но дух существует в материальном мире, и неудивительно, что этот мир также описывается в…

— Неудивительно, — подхватил молодой человек, — что все религии, оказываясь не на своем поле, дают маху. Что в вашей Библии написано о сотворении материального мира? Когда оно произошло? Шесть тысяч лет назад? Восемь тысяч? А ничего, что возраст Вселенной, согласно научным данным — тринадцать миллиардов лет? Расе человека разумного в Евразии уже сорок тысяч лет, хантской письменной истории около шестидесяти тысяч. Неувязочка.

— А что в Коране пишут по этому поводу? — задето проворчал Дьёрдь. — Неужто ближе к истине?

— В общем-то, да, — улыбка стала ехидной. — Смотря как считать время.

— Вот именно! Не следует придавать цифрам буквальное значение. Что для Бога неделя, нам — сорок тысяч лет…

У Дьёрдя назрело ощущение дежа вю. Сорок тысяч лет и шнурогрызки, это уже было, совсем недавно… Неожиданно он вспомнил. Сердитый и смущенный вампир, рассказывающий об ошибке предков, роковой ошибке, на Земле такое назвали бы страшным грехом. Вроде бы сам он — творение нечистой силы, но ему было стыдно за этот грех, совершенный даже не им и не его согражданами, а теми шитанн, что жили сорок тысяч лет назад. Боязно подумать, какая бездна времени минула с тех пор — вся эпоха земного человечества, а в Раю до сих пор помнят и стыдятся. Наверное, рады бы забыть, а не могут. Для них это — не доисторические времена, они уже начали летать в космос, у них была развита генная инженерия, велись четкие записи… наверняка ведь не догадались уничтожить, кое в чем шитанн наивны, как кетреййи. А впрочем, если и уничтожили, этакий шок, испытанный цивилизацией, до конца времен сохранится в легендах, неузнаваемо искажающих действительность, но проносящих сквозь века предостережение о главном: не делай запретного, не заигрывай с тьмой.

Сорок тысяч лет назад шитанн изгнали из Рая тех, кому неосторожно, не думая о последствиях, дали мозги. Запихнули в первый субсветовой корабль и запустили, куда глаза глядят, в тайной надежде, что он погибнет или потеряется.

Они надеялись на это сорок тысяч лет.

Сорок тысяч лет назад кроманьонец сделал свои первые шаги.

— Вам плохо, господин Галаци?

Фархад заботливо наклонился над внезапно осевшим на пол епископом.

— Сахарку?

— Нет, — перед глазами все кружилось, не интерьер обсерватории, а картины прошлого. — Нет, юноша, я не диабетик.

— Сердце?

Сердце колотилось, как сумасшедшее. Но не болело. Это ужас прозрения накатил волной и опрокинул его.

— Все в порядке, юноша, — выдавил он, понемногу возвращая контроль над телом. — Будь добр, покорми за меня шнурогрызок. Сейчас я немного посижу и приду в себя.

— Простите меня, господин Галаци, — с раскаянием произнес Фархад. — Я не хотел вас расстроить. Я постараюсь больше не спорить с вами.

— Пустое, — хрипло промолвил Дьёрдь. — В спорах рождается истина… Будь она сто раз неладна, век бы ее не знать.

Мрланк раздумывал и так, и этак. Что ему делать? Идти к Ртхинну и открывать ему глаза на прошлое Василисы Ткаченко? А что это изменит? Контракт подписан, поздно метаться. И Ххнн, конечно, прав: ни к чему эту историю ворошить, как бы не пожалеть потом. Засунуть «Райское сияние» куда-нибудь подальше и забыть о нем? Но это райский корабль. У Рая не так много линкоров, чтобы не рассчитывать на один из трех. Да и, в конце концов, с ним-то она пока еще не поругалась. С чего ей устраивать склоки на новом месте, куда она пришла сама, по собственному желанию?

Он решил держать Василису под приглядом. Взять ее с собой на совместную операцию против Гъде. У Рая не оставлять — а то, чего доброго, задерется с земным крейсером, дрейфующим в системе, мало ли какие у нее отношения с его капитаном. Что земляне могут предпринять в ответ на такой инцидент, лучше даже не думать, особенно на ночь.

Честно говоря, претензий к Василисе по делу у него не было. Язык выучила, линкор к рейду подготовила — он лично проверил, полный порядок. Положа руку на сердце — лучше, чем у Ххнна на «Всполохе». Команда по струнке ходит, чего отродясь на райских кораблях не бывало, но жалоб от экипажа нет. Все вроде путем. Однако, как говаривал Гржельчик, береженого Бог бережет. Пусть будет перед глазами.

Гржельчик, вот что его смущало. Поссорься она с любым другим капитаном, он бы воспринял это гораздо спокойнее. Ну, выстрелила, подумаешь. Разве он сам никогда не мечтал выстрелить в земной крейсер? Но Гржельчик, в его понимании, и врагом-то был достойным, а теперь, с заключением союза, он и вовсе перестал стесняться дружеских чувств. Ну чем ей Гржельчик мог не угодить? Отличный мужик. За Гржельчика было обидно.

Что с ним там, как он? Последний раз Мрланк видел его семь месяцев назад. Он знал, что по Гржельчику пришелся удар темной силы. Ххнн встречался с ним; по его словам, Гржельчик был настолько болен, что его кровь пахла близкой смертью. Потом Шварц рассказал, что за Гржельчика бьются церковники, пытаются вырвать его у тьмы. Впервые Мрланк искренне пожелал попам успеха. Тогда, еще в прошлой жизни, Гржельчик вытаскивал его из депрессии, заново прививал вкус к бытию. Теперь он был бы рад помочь ему, но не понимал, как. Только надеялся, что попы знают свое дело. Если легенды не врут, типы это ушлые и упрямые.

В точке сбора уже висело три земных крейсера, и среди них — «Ийон Тихий». Мрланк тут же прислал ему вызов в надежде выспросить у Шварца все новости.

За пультом у землян сидел черноволосый мальчик, Фархад какой-то там — Мрланк его смутно помнил, он выиграл виртуальные гонки у его пилота Скритха.

— Привет, Фархад! — он помахал ему. — Шварца позови.

Юноша улыбнулся и развел руками:

— Не могу, господин Мрланк.

— Что значит — не можешь? — Мрланк дернул ухом. — Если этот ленивый урод спит…

Фархад улыбнулся еще шире.

— Адмирал Шварц покинул наш корабль. Где-то там, на земном периметре, у него есть свой. Но мне думается, я могу сделать для вас кое-что получше. Позвать адмирала Гржельчика?

В поле зрения видеокамеры шагнул седой мужчина с адмиральской звездой на рукаве. Лицо угловатое, как у шитанн, давно не пившего крови, но глаза живые и очень, очень изумленные:

— Мрланк? — он неверяще заулыбался. — Живой! Живой, паскуда ты этакая!

И тут Мрланк его узнал.

— Гржельчик! Сотня червей могильных, это ты или твоя тень? Проклятье, ты поседел!

— На себя посмотри, страховидло, — засмеялся Гржельчик. — Что это за противная лысина? Где твоя клановая стрижка?

— Четыре пересадки кожи, что ты хотел? — фыркнул Мрланк. — Не приживаются волосы. Да и к червям! Йозеф, это правда ты? Я хочу тебя обнять!

— Не сильно увлекайся, — съехидничал тот. — Я тебе не баба.

— Приезжай на «Молнию»! Пить будем, и черви с ней, с печенью! Приедешь?

— А то, — усмехнулся он. — Закуску не забудь.

Неприятнее всего было то, что требовались жертвы. Много жертв. То, чего он хотел добиться, самим колдунам безразлично, а значит, плату они потребуют немалую. Он долго думал. Выкликнуть добровольцев? Но тем самым он вынужден будет открыть свой замысел. Он не был дураком и понимал: подавляющее большинство его затею осудит. Хотя его цель — исключительно благополучие и процветание родной планеты. Не для себя он это делает — для родины. Но эти сопливые греховодники не оценят. Нельзя им доверяться.

К тому же ему было жаль своих солдат. Они прекрасно обучены, они преданы ему и родине — именно в таком порядке, они отлично служат. Они заслуживают лучшей участи, чем быть принесенными в жертву, пусть даже ради высоких целей. На роль жертв лучше всего подошли бы пленные. Но как раз с этим имелись проблемы: пленных не было. Эх, если бы он в свое время не поторопился тупо сжечь это быдло с «Райского грома»! Как бы они пригодились сейчас! Увы, заранее не предусмотришь, где что понадобится.

Сперва он думал обойтись малой кровью. Не изобретать комбинации, как ублажить колдунов и заставить их сделать то, что нужно, а сразу вывести из игры фигуру, без которой у противника все рухнет. На сей раз, прежде чем лезть в логово колдуна, он запасся надежными веревками и фонариками. И все равно чуть не пропал. Колдун узнал его.

— Твоя жертва оказалась не жертвой! — скрипуче обвинил его костлявый обнаженный юноша, и скрежет его голоса отозвался внутри, давя волю. — Теперь ты заменишь мне ее, — сердце заныло. — Называй свое имя, смертный.

— Это была хорошая жертва! — панически возразил он, пытаясь избавиться от оцепенения и от нарастающего подчиняющего шепота в голове. — Ты сам говорил, что хорошая!

— Чересчур хорошая, — неприятно лязгнул колдун. — Слишком сильная.

— Вот видишь! Я был честен.

— Это не имеет значения, смертный, — что честность колдуну? Пустой звук. — Жертва не удалась. Назови свое имя, жертва.

— Я не жертва! — воспротивился он из последних сил. — Я назову тебе другую жертву, за этим я и пришел. Хорошую жертву, тебе понравится!

— Говори, смертный. Не испытывай мое терпение.

— Салима, — прошептал он, — ан-Найян аль-Саид.

Есть имя, есть образ. И то, и другое у всякого координатора на виду, не скроешь. Когда это пришло ему в голову, он даже рассмеялся: вот она, уязвимость высоких постов! Ан нет, не было ее, никакой уязвимости. Он едва не поплатился за свои иллюзии, когда поверхность воды вскипела, не дав проявиться изображению, и ошпарила ему лицо. Он взвыл, отшатнувшись, и это непроизвольное движение спасло ему жизнь: костлявая рука колдуна схватила воздух, вместо того чтобы сомкнуться на его горле.

— Кого ты мне подсунул? — в шипящем, прерывающемся голосе звучала страшная мука. — Тебе конец, смертный!

Но конец почему-то не наступал. Жуткая холодная ладонь шарила совсем рядом, не находя смертного, и огненные глаза колдуна не впивались в душу. Он проморгался от боли, жгущей лицо, и увидел, что колдун слеп. Перегретый пар, в который неожиданно превратилось водяное зеркало, повредил греховоднику гораздо сильнее, кожа клочьями сползала с лица, белки глаз сварились. Он затаил дыхание и мелкими, неслышными шажками стал отступать от беснующегося и шипящего от боли колдуна, а потом бросился бежать.

Один из фонариков он потерял по дороге и чуть не запутался в собственной веревке, разматывая которую, отмечал путь назад. Но выбрался. Ожоги на лице заживали долго. К тому времени он сумел правдами и неправдами, потратив кучу средств и ликвидировав нескольких свидетелей, отыскать другого колдуна.

С ним он повел себя умнее и осмотрительнее. Не стал прельщать сильными жертвами, с которыми дерьма нахлебаешься. Слил в качестве затравки жертву гарантированно слабую — командующего Эрена Тилена. Этот безмозглый, погрязший во грехе хмырь раздражал его все больше и больше, и вот настало время с пользой избавиться от него. И, заполучив на какое-то время внимание колдуна, не отягощенное неистовой жаждой жертвы, он изложил ему свое видение возможной сделки. Колдун сделки не хотел, делать что-то лишнее, да еще для смертного, было ему неинтересно. Цена росла. В конце концов греховный ублюдок склонился к тому, что, превратив этого жалкого надоедливого человечка в свою жертву, он получит меньше удовольствия, чем выполнив его просьбу и получив в безраздельное пользование множество жертв, полных жизни.

Договоренность была достигнута. Он вышел из пещеры, сматывая веревку, с видом победителя и снисходительно усмехнулся, вспомнив, как плутал по подземным лабиринтам в первый раз и плакал от счастья, увидев свет. Не хочешь плакать — не будь опрометчивым идиотом.

Теперь предстояло найти жертвы, пока колдун не забыл об уговоре. Имя и образ. Проблемой было то, что он мало кого знал по именам. Велик ли смысл в именах мелких врагов, баб и придворных лизоблюдов? Еще память загромождать! Те же, чьи имена ему известны, в большинстве случаев для жертвы не подходят. Король Имит, например, или его супруга Сар Эмайне. Если их в жертву, то ради чего, собственно, жертвовать?

Решение пришло не сразу. Такое решение, которое он мог бы претворить в жизнь сам, никого не подключая. Он выбрал провинциальный городок, досконально все разведал и под покровом ночи проник в ветхое здание муниципалитета. Охранялось оно из рук вон плохо, да и зачем? Грабителям там поживиться нечем, это же не склад и не магазин. Печать мэр на ночь уносит домой. Вот охрана и спала, честно не покидая пост. Ему даже не пришлось ничего красть. Он всего лишь скопировал на кристалл памяти базу данных жителей этого обреченного городка. Копии выдаваемых удостоверений личности: имя и фотография.

Йозеф не ожидал увидеть Мрланка. Ххнн сказал, что капитан погиб, и он поверил. Как не поверить? Таким не шутят. Но вот он, Мрланк, живой и здоровый, насколько вампир-сумеречник вообще может выглядеть здоровым с точки зрения землянина. Это было чудо. Такое, что нельзя не отметить.

Пребывая на подъеме, Йозеф приказал готовить бот. Под ноги попалась Хелена.

— Па-ап, я с тобой!

— Хелена, я еду на райский линкор, — он попытался намекнуть, что это неподходящее место для девочки. — Тебе совершенно нечего там делать.

— А мне интересно!

— Я буду там выпивать с командиром шитанн. Это неинтересно.

— Папа, ты обещал брать меня с собой, — закапризничала Хеленка. — Обещал, а сам!

— Ладно уж, — настроение было приподнятым, и портить его пререканиями не хотелось. — Собирайся. Но смотри у меня: в разговор не лезть и по кораблю не слоняться.

— Папочка, ты самый лучший! — взвизгнула Хеленка, расцеловала его и ускакала наряжаться.

Йозеф взял с собой огурцов и помидоров. А также гречки и вина — в оптовых количествах, на обмен. Реттихи экипажу очень понравилось, вот только достать его на Земле негде. А красное вино, насколько он помнил, понравилось кетреййи.

Он решил, что фраза Мрланка была иносказанием, для красного словца, но вампир и впрямь его обнял — коротко, зато с чувством.

— Гржельчик, ты адмирал? — он потрепал плечо с платиновой звездой. — Такой же, как Шварц?

— Смею надеяться, я немного лучше Шварца, — усмехнулся Йозеф. — Я с людьми лажу. Потому и командую операцией я, а не он.

Координатор сказала, что ждала его, потому что не может доверить совместную операцию Шварцу. Адмирал т’Лехин взаимодействовать со Шварцем не будет. А если будет, то лишь как противник, чего ей, едва заключившей союзный договор с Мересань, хотелось бы избежать. Вопрос, за что т’Лехин так невзлюбил Шварца, у Йозефа не возник. Он и сам его недолюбливал.

— Так значит, ты — командующий этой мистерией? — сощурился Мрланк. — Ну, тогда принимай рапорт. Со мной два линкора Рая, «Молния» и «Сияние». Больше не будет, это и так две трети нашего флота.

— Уже прогресс по сравнению с тем, что было полгода назад, — улыбнулся Йозеф.

— Мы хотим поджарить Ена Пирана на медленном огне. И даже его проклятая кровь не нужна, пусть сдохнет вместе со своей кровью.

— Не у вас одних для Ена Пирана приятные пожелания. Скоро мересанцы подтянутся, будут требовать и себе кусок от него.

Не стремитесь все делать сами, сказала ему Салима, дайте мересанцам отвести душеньку. То, что для нас — лишняя грязь на руках, для них — священная месть. Концепция священной мести, с точки зрения Йозефа, плохо сочеталась с христианской идеей прощения, но вряд ли стоит ожидать от мересанцев, что они, перейдя в новую веру, в момент позабудут традиции предков.

— Давай сядем, — он прошел к столу, на котором уже ожидал двоих приятелей холодный запотевший кувшин со всякой нарезанной райской ерундой вокруг.

И Мрланк вдруг сообразил, что Йозеф не один. За его спиной обнаружилась девушка. Юная, донельзя красивая блондиночка с короткими золотистыми локонами и такими аппетитными свежими формами, что шитанн чуть не застонал. Теплая, упоительно пахнущая самой лучшей на свете кровью — первая группа, резус положительный. Он сделал шаг к девушке, глупо и счастливо улыбаясь, и спросил с робкой надеждой:

— Это мне?

— Эй, подбери слюни! — окрикнул его Йозеф. — Это моя дочка. Не вздумай ее укусить, понял?

Дочка. Такая чудесная дочка… Мрланк попытался справиться с собой. Налил стакан, отхлебнул, протянул руку за огурцом. Справился, но не до конца. Взгляд, который он старался отводить, то и дело возвращался к девушке.

— Гржельчик, ты с ума сошел, — проговорил он. — Зачем ты потащил девочку в космос? Мы же будем сражаться!

А сердце пыталось спорить с разумом: правильно сделал! Иначе Мрланк никогда бы ее не увидел.

Йозеф вздохнул.

— Не с кем оставить.

— Почему не с кем? А твоя жена?

— Нет у меня больше жены, — это прозвучало грубее, чем он хотел.

— Умерла? — осторожно спросил Мрланк, готовясь сочувствовать.

Он так и хотел ответить. Да, все равно что умерла, и кому какое дело, что лишь для него и Хелены. Но это был Мрланк, не какой-то чужой человек. И он сказал правду:

— Развелись. У вас такое не принято, а у нас бывает. Если вместе становится невмоготу…

— Вот же сто червей могильных, — растерянно пробормотал Мрланк. — И ты теперь один?

Он пожал плечами. Фактически, он давно был один. Все время на службе, с краткими перерывами на любовь, от которой постепенно осталась одна видимость.

Девушка изящно взяла огурец и вдумчиво откусила. Сотня червей могильных, какая же она… Мрланк представил, что это не огурец, а…

Хелене нравилось внимание вампира. Взрослый дядька, серьезный, не какой-нибудь прыщавый мальчишка, а глаз отвести не может. Она улыбнулась в ответ на его улыбку.

— Так что с тобой случилось-то, шитанн? Твой старпом сказал, что ты погиб.

Мрланк опять вернулся в реальность. Ухмыльнулся:

— Ххнн поторопился. Клиническая смерть — еще не окончательный конец. Нас накрыло, когда мы возвращались в Рай. Ххнн чуть не загубил линкор. Но мы дотянули, я и Анцелл — может, помнишь его, молодой кетреййи из моего клана, славный парнишка. Чудом дотянули, Гржельчик — Золотое Солнце обоим, — он похлопал себя по сайртаку, где оно было вышито. — Прикинь, благодаря этому клан Селдхреди теперь первый в рейтинге! Я узнал, когда пришел в себя. Месяцы в больнице, на аппаратах. Врачи говорили, что бесполезно, советовали отключить. Женщины не дали, Айцтрана с Эйззой. Как там Эйзза? Этот урод ее не обижает?

— Да Райт башку оторвет любому, кто попытается ее обидеть, — хмыкнул Йозеф.

— Не родила еще?

— Вот-вот.

— Ну, скажи Райту, чтобы передал от меня и Айцтраны привет, — Мрланк вздохнул. Все-таки Эйззы ему не хватало.

Засигналил коммуникатор. Выругавшись, Мрланк поднес его к уху:

— Слушаю.

— Адмирал, рубка вызывает, — голос Хьеррела Цигтвенали. — Тут мересанская эскадра подошла, адмирала Гржельчика найти не могут.

— Блин, — с досадой бросил Йозеф. — Так и знал, что припрутся в самый неподходящий момент. Ты позволишь поговорить из твоей рубки?

Мрланк кивнул и сказал в коммуникатор:

— Пусть остаются на связи, адмирал Гржельчик сейчас подойдет.

Выйдя из ГС-перехода к точке сбора и выслушав доклады всех капитанов своей эскадры, адмирал т’Лехин связался с «Ийоном Тихим». Этот корабль вызывал у него противоречивые чувства. Именно в него стрелял Ен Пиран, что привело к апокалипсису. Миллиарды погибли, солнце разрушено, планета умирает — а «Ийону Тихому» хоть бы хны, лежит себе в дрейфе, сверкает стабилизаторами. Как он сумел вырваться? Надо было спрашивать у Шварца, но задать проклятому Шварцу вопрос было выше его сил.

Когда Салима сообщила, что «Ийон» будет флагманом операции, т’Лехин едва не отказался от участия. Подчиняться Шварцу? Он сделает для Салимы почти все, и даже не потому, что при воспоминании о ее голосе и глазах сердце замирает, а потому, что будущее народа Мересань теперь зависит от Земли. Но только не это!

Однако она мягко добавила: «Командующим назначен адмирал Гржельчик». И его слегка отпустило. О Гржельчике он слыхал: тот самый капитан, по которому пришелся удар темной силы и который с честью его выдержал. Удар, виновником коего был Ен Пиран. Гъдеанский мерзавец ненавидел Гржельчика, и уже поэтому т’Лехин был настроен к землянину заранее положительно.

Все же он не удержался, высказал обиду:

— На «Ийоне Тихом» краденый ГС-привод!

Этот гад Шварц свинтил ГС-привод с мересанского линкора. Если бы не он, в мересанском флоте было бы на один корабль больше. Т’Лехин скрипел зубами. В традициях мересанских верфей было делать фокусирующие модули составными — так удобнее юстировать, подгонять размер и форму кристалла к конкретному кораблю. Вот Шварц и подогнал. Делали бы каждый модуль индивидуально под корабль, как в других мирах — чужой ГС-привод не представил бы интереса для «Ийона Тихого».

Салима на том конце связи засмеялась.

— Не краденый, дорогой т’Лехин, а трофейный. Если помните, это было еще до подписания нашего с вами договора, когда мы выступали как воюющие стороны. Я сожалею об этом периоде наших отношений, но надо смотреть правде в лицо. Экспроприация ГС-привода произошла в полном соответствии с законом военного времени.

Он утерся. Настаивать на своем бессмысленно, когда не можешь подкрепить слова силой.

Перед экраном «Ийона Тихого» сидел юноша с темно-синими, словно у мересанца, глазами.

— Фархад аль-Саид, — представился он. — Вахтенный пилот.

Аль-Саид. Т’Лехин плохо разбирался в земных именах, но это он видел совсем недавно, на том самом договоре.

— Вы, простите, координатору кем приходитесь? — аккуратно осведомился он.

— Представителем электората, — невозмутимо ответил парень. — Это все, что вы хотели узнать, адмирал т’Лехин?

— Позовите адмирала Гржельчика, — буркнул он. — Мне надо доложить о прибытии.

— Ну, если вы полагаете, что пяти ГС-переходов кто-то не заметил… — протянул Фархад аль-Саид и снова посерьезнел. — К сожалению, адмирал Гржельчик сейчас не может подойти. Он отбыл на линкор шшерцев. Если он нужен вам срочно — обращайтесь к ним.

Т’Лехин мысленно выругался. Что это за командующий, шляется Бог знает где? Надо же блюсти свое достоинство. Потребовался тебе кто-то из подчиненных — вызывай к себе.

Он связался с ближайшим райским линкором. Ему ответила женщина. Полнокровная блондинка с пшеничного цвета косой, завернутой вокруг лба. До чего вычурные прически у этих шшерцев!

— Василиса Ткаченко, — сказала она. — Капитан ГС-линкора «Райское сияние». А вы, надо думать — адмирал т’Лехин?

— Э-э… да, — что-то в мозгу у него не складывалось. Командир райского корабля — женщина? Хуже того — светловолосая? Боже, кто пустил райскую блонду за пульт?

По ощущениям адмирал узнал это состояние. Точно такой же ступор, мозговой клинч, в который он вляпался у периметра Земли из-за проклятых картинок и надписей на корабле Шварца. Он покрылся холодным потом. Превозмогая себя, промямлил:

— А где адмирал Гржельчик?

— Уж точно не здесь, — фыркнула женщина.

— А может…

— Я что, похожа на Гржельчика? — она грозно подалась вперед, бюст занял половину экрана. Т’Лехин тихо-тихо застонал. Он сходит с ума.

— А вы, того, это… — слабым голосом выдавил он. — Вы шитанн?

Она раздраженно вздохнула — бюст колыхнулся.

— Я кетреййи, — процедила она. — Из далекого горного клана. Не видно, что ли? — и клацнула зубами, словно все-таки шитанн.

Он отключился и еще долго сидел, пытаясь справиться с мыслями и не решаясь вызвать второй линкор. Но дело надо было сделать. И он послал вызов «Райской молнии».

Гржельчик появился не сразу. На связи торчал второй пилот — слава Богу, мужчина, и слава Богу, шитанн. Когда подошел Гржельчик, он почтительно уступил ему место.

По тому, что т’Лехину доводилось слышать о Гржельчике, он представлял его иначе. Фактура земного героя — высокий рост, широкие плечи, гордый профиль… А он был совсем не таким. Ничего особенного, обычный немолодой мужик с короткой седой стрижкой, не слишком здоровый на вид. Похожий на кетреййи, перестаравшегося с донорскими обязанностями.

— Вы Йозеф Гржельчик? — уточнил он на всякий случай.

— Вроде так родители назвали, — отозвался Гржельчик. — А вы — ясный пень, Алессандро т’Лехин. Приветствую, и все такое.

Т’Лехин не совсем понял, при чем тут пень, но не стал заострять на этом внимание.

— Я прибыл с эскадрой из пяти линкоров. Мы должны согласовать наши действия.

— Разумеется, — кивнул он. — Но сейчас я занят. Давайте завтра.

— Зачем ждать до завтра? — т’Лехину не терпелось разобраться с Гъде. — Сегодня кончится еще не скоро.

— Сегодня я буду пьян, — заявил Гржельчик. — А завтра, даст Бог, протрезвею.

— Вы что, с ума сошли? — на лице мересанца отразилось осуждение. — Выбрали время напиваться!

— Да, выбрал, — беззастенчиво подтвердил Гржельчик. — И буду его придерживаться. А тон этот приберегите для своих проштрафившихся подчиненных. У вас хорошо получается, только не по тому адресу.

Т’Лехин поджал губы.

— В общем, так, — Гржельчик обозначил диспозицию. — В настоящее время я пью спирт с моим другом адмиралом Мрланком. Если хотите встретиться сегодня — едете сюда и выпиваете с нами. Если нет — до завтрашнего дня меня не беспокоить.

Он поколебался.

— Я спирт не пью. Это вредно для организма.

— Шитанн тоже так думал, — пожал плечами Гржельчик. — Потом понял, что заблуждался.

— А вина у вас не найдется?

Нет уж, спирт — для брутальных землян и неразборчивых кровососов. Но вот что понравилось адмиралу на Земле, так это вино. Оно скрашивало тяготы его плена.

Гржельчик поднял бровь.

— Почему же не найдется? Очень даже найдется. Каберне 2119 года вас устроит?

— Как тебя зовут, лапочка? — спросил Мрланк.

— Хелена, — ответила лапочка.

— Хелен-на, — повторил он, наслаждаясь звучанием. — Поверить трудно, что этот громила с глазами доброго убийцы произвел на свет такое чудо.

Развлеки ее чем-нибудь, бросил Йозеф, уходя. Мрланк знал, как лучше всего развлечь девушку. И это знание пребывало в полной гармонии с его собственными стремлениями.

— Извините, — выдавила Хелена. — Я плохо понимаю по-хантски.

— Да тебе и не надо, — он шагнул к ней и потянулся к ее губам, пахнущим молоком, кровью и чем-то неуловимо фруктовым. Зачем такой милашке языки? Она и без них может выполнять свое основное предназначение.

Он ее не спрашивал. Просто привлек к себе и стал целовать, обхватив так, что не шевельнешься. В первый момент она испугалась и попыталась вырваться. Улыбаться — это одно, а совсем другое — оказаться в чьих-то руках, держащих крепко и надежно.

— Не бойся, — шепнул он, — не укушу. Я обещал.

Как ни странно, его объятия были приятны. Руки не потные, прохладные, уверенные. Поцелуй был долгим и глубоким, она чуть не задохнулась, колени от него стали подгибаться и дрожать. Она ухватилась за мужчину, чтобы не упасть. Он же папин друг, он не станет делать ничего плохого, мелькнула обрывочная мысль. Из-за его губ и рук она потеряла всякое представление о действительности. Ее бросило в озноб, потом в жар… Казалось, что где-то внутри взрываются сверхновые.

Когда она вернулась к реальности, то обнаружила, что лежит в кресле с задранной юбкой и без трусиков, а Мрланк стоит на коленях между ее ног и застегивает штаны. Плохое уже случилось, а она и не заметила. В животе ныло; правда, обычной боли она не ощущала.

Она попыталась сесть. Тело не слушалось, голова кружилась. Мрланк протянул руку, помог подняться, облокотиться на спинку кресла. Привел юбку в исходное положение, застегнул пуговицы на кофточке.

— Ты замечательная, Хеленна, — промурлыкал довольно, словно объевшийся кот; она чуть не хихикнула, так он был в этот момент похож на своего тезку, налопавшегося сосисок. — Тебе было хорошо? — то ли утверждение, то ли вопрос; интонации хантского языка были для Хелены еще большей загадкой, чем слова.

Хорошо? Обалденно. Офигительно. Волшебно — сестра Юлия поучала, что надо подбирать литературные слова. Так, что она себя позабыла. Почему она думала о плохом? Потому что раньше всегда было плохо. А на самом деле ничего такого уж плохого.

Она все равно бы не смогла объяснить это по-хантски. Поэтому просто кивнула, таращась на него огромными и все еще слегка изумленными глазами.

Первое, о чем спросил адмирал т’Лехин, едва поздоровавшись, было:

— Адмирал Мрланк, а что, на «Сиянии» капитан действительно кетреййи из горного клана?

Мрланк моргнул. С секундным запозданием до него дошло, что мересанец напоролся на Василису. Только почему горный клан? Не иначе, она сама ему брякнула. Мысленно хихикая, он решил поддержать игру.

— Ага, — улыбка сама собой расползалась до ушей, но он надеялся, что т’Лехин примет ее за приветливую. — Есть такой клан, затерянный в вышних далях. Они там все, суки, умные. И кровь пить не дают.

Удивительное дело, но т’Лехин съел. Мозг получил рациональное объяснение мучающей его проблемы. И неважно, что весьма далекое от правды.

Военный совет трех адмиралов прошел в теплой, дружественной обстановке. Не расставаясь с бокалами, они покинули задремавшую в кресле Хелену, прикрыв ее пледом, и переместились из кают-компании в рубку, где продолжили обсуждение с привлечением схем и голограмм. Т’Лехин сам не понял, когда перешел на «ты» со всеми присутствующими — это казалось естественным, хотя в обычной жизни он всегда держал дистанцию с официальными лицами. Землянин и кровосос были адекватными мужиками, приятными в общении — пусть и поддевали непрерывно друг друга и его заодно, — умными и соображающими на предмет войны, а через призму бокала с вином — вообще чуть ли не родными. Мересанец отбыл в эйфории от новообретенных друзей и гениального свежеразработанного плана.

Мрланк тоже находился в состоянии блаженства. Не от выпитого и закушенного — хотя и от него тоже, — но главным образом от замечательной Хеленны, свеженькой, мягонькой… Ее так приятно было ласкать, нежить, чувствовать, как она растекается под его руками… Несколько раз он высказал Гржельчику комплимент за прекрасную дочь, лучшее произведение человеческого искусства. Но ему хотелось в ответ сделать для Гржельчика что-нибудь осязаемо хорошее. И он придумал. Когда они попрощались, и Йозеф ждал открытия шлюза, собираясь перейти в свой бот, Мрланк, покачиваясь от выпитого, подвел к нему гъдеанку в разноцветных юбках, обтягивающей кофточке и полупрозрачном легком шарфике.

— Йозеф, я хочу, чтобы ты был счастлив! — заявил он так категорично, как получается только у пьяных. — А мужчина не может быть полностью счастлив без женщины. Это точно, по себе знаю. Вот, — он подтолкнул гъдеанку к нему, она послушно приблизилась, не поднимая глаз. — Бери, хоть на целую ночь! — он был весел и щедр. — Наслаждайся от души!

В трезвом уме Йозеф, наверное, отказался бы от такого подарочка. А может, не отказался бы, чтобы не обидеть Мрланка. Привез бы ее на «Ийон», но не стал трогать. На что она ему сдалась? Бледная, худая, одни косы; ожившая жертва вампиров. Да и девушка явно не трепещет от желания, а вынужденный секс, по обязанности — еще хуже, чем за деньги. Не выпей Гржельчик крепко, поворот в судьбе Эст Унтли, плавно несшей ее к преждевременной могиле, мог и не случиться. Но с пьяных глаз и женщины красивее, и моральные нормы пластичнее. Йозеф сердечно поблагодарил Мрланка, сграбастал бабу и исчез в шлюзе.

Не выпей он крепко, и дочку бы не забыл на чужом корабле.

— Ты, — сухой указательный палец Ччайкара нацелился на Митышен, и она невольно вздрогнула.

Капитан Ччайкар нечасто обращал на нее внимание. К сексу старик почти равнодушен, крови ему на три месяца вперед хватит. Как рабочая сила баба с поломанными ногами — ноль. Что с нее поиметь? Обычно Ччайкар смотрел мимо, и это как нельзя более устраивало Митышен. Каково бывает с теми, от кого ему что-нибудь нужно, она уже знает. Ыктыгел до сих пор ходит скособоченный и выкашливает кровь из отбитых легких. Вначале ее ужасал Цхтам Шшер, но потом, увидев, как капитан Ччайкар склоняет Ыктыгела к сотрудничеству, она поняла: бояться надо не Цхтама.

Под взглядом капитана Митышен судорожно съежилась и непроизвольно прикрыла локтями живот.

— Ты ведь стрелок, девка? — требовательно спросил он. Так, что если бы она вдруг оказалась не стрелком, впору самой на нож кинуться, чтобы избежать мучений.

— Д-да, господин Ччайкар, — пролепетала она.

— На обломке есть орудия. Вроде бы, исправные или почти исправные. Разберешься с ними, — поставил он задачу. — Подключим энергию, опробуешь. Пушки нам не помешают.

Сердце сжалось.

— В кого мы будем стрелять?

— Куда прикажу, туда и выстрелишь! — в голосе лязгнул металл. — Или у тебя другое мнение?

— Нет, господин Ччайкар, — поспешно ответила она. — Как прикажете.

— Так бери костыли и отправляйся туда немедленно!

Митышен подхватилась, не смея задержаться ни секунды, захромала к выходу… Только как же она со своими ногами влезет в скафандр и преодолеет шлюз? Обломок пристыкован неудачно, хуже, чем истребитель, надо далеко идти по безвоздушным неотапливаемым коридорам. В вакуумном скафандре на костылях?

Ихер Сим, вернувшись на «Звезду», застал Митышен тихо плачущей в раздевалке, рядом со скафандром.

— Ты чего? — опешил он. — Кто обидел?

Глупый вопрос! Цхтам или Ччайкар, не Ыктыгел же. А этим двоим он все равно ничего не сделает.

— Никто! — огрызнулась она и пожаловалась: — Не могу скафандр надеть.

— Зачем тебе? — удивился он. — Куда собралась?

— Туда, на обломок, — она сердито стерла слезы. — Господин Ччайкар приказал. А я не могу. Он меня убьет! Запинает ногами, и буду неделю умирать.

— Брось ты. Какой ему смысл убивать тебя?

— А зачем я ему живая?

— Ты зато Цхтаму нужна, — произнес он ободряюще. — Он не даст тебя убить.

— А господин Ччайкар и не спросит! Он же капитан, — она снова всхлипнула. — Сим, я не боюсь смерти. Пусть бы пристрелил. Только не так!

Ихер Сим вздохнул.

— Да успокойся ты. Помочь?

— Опять ты будешь меня трогать! — расстроилась она.

Дома она никому не давала себя трогать. И сама не трогала никого. Незачем лишний раз прикасаться к телу, ни к своему, ни к чужому, так учили ее всю жизнь. А тут, как назло… Сумасшедший господин Цхтам; Сим со своим назойливым мытьем — она предпочла мыться сама, как только физически смогла, и постаралась скорее встать на костыли, чтобы он не ворочал ее своими руками. И вот опять придется на него опереться, позволить прикоснуться к себе.

— Тебе что, нравится меня трогать? — спросила она ворчливо.

Он засмеялся и причмокнул губами:

— Оч-чень! Да брось хмуриться, Митышен! Неужели тебе так уж не нравится, когда тебя трогают? — он нежно провел ладонью по ее предплечью.

Она отдернула руку и насупилась:

— Я не знаю! Но это противно природе.

— Природе противно, если трогать грязное тело, — он опять взял ее за руку и не дал выдернуть. — А от чистого природа млеет. Помочь? — снова предложил он. — Или принять от меня помощь ужаснее, чем умереть под ботинками Ччайкара?

Митышен передернулась.

— Помоги мне, Сим, — голос был жалобным. — Если тебе не трудно. Не обижайся, ты вовсе не противный. Просто ну нельзя же так…

— Можно, — возразил он. — Еще как можно.

Перешагнув высокий порожек шлюза, Эст Унтли слегка ожила, несмотря на мушки, мелькающие перед глазами. Какое же это счастье, когда рядом нет ни одного ужасного кровососа! Сегодня никто ее не укусит. Она на земном крейсере, в полной безопасности.

Землянин был пьяным и веселым, немного неуклюжим и совсем не страшным. Его объятия были горячими, не то что ледяные руки шитанн, отбирающие жалкие остатки тепла у ее обескровленного тела, с трудом способного себя согреть. Он улыбался, и гладил ее нежно, и щекотал, чтобы рассмешить, и зацеловал всю, с головы до ног. И говорил что-то на своем языке, а она жалела, что не понимает, но почему-то не осмеливалась прервать, из рефлекторной робости. Только старалась изо всех своих небольших сил, чтобы он остался доволен. Когда он уснул, повернувшись на другой бок, она придвинулась поближе, прижалась к теплой спине, закрыв глаза и греясь. Сон, сморивший ее, был не кошмаром и не болезненным забытьем без сновидений; ей снилось что-то приятное, только после она не вспомнила, что.

Эст Унтли проснулась, когда землянин пошевелился, заворочавшись. Она привычно вздрогнула в ответ на движение рядом и открыла глаза. И некоторое время не могла сообразить, где находится и с кем.

Потом она вспомнила. Собралась снова уснуть, но сон не шел. Проходили минуты, неумолимо отмеряя время до утра. До того момента, когда землянин скажет ей: «Одевайся», — и отвезет назад, на «Райскую молнию». Она слышала, что адмирал Мрланк сказал этому земному адмиралу по-хантски: «На всю ночь». Только на одну ночь, а затем она вновь окажется в лапах жестокого кровососа, не ведающего снисхождения. И так ей стало жалко себя, молодую еще, блаженства не знавшую — ей казалось, что оно уже близко, если б адмирал рано не заснул, может, как раз сегодня бы… У нее и жизни толком не было, молодость прошла на руднике и быстро и внезапно кончилась, когда она попала на «Молнию». Как же хотелось жить! А минуты текли, и она заплакала, сперва тихо, молча давясь слезами, потом — судорожно всхлипывая…

Дьёрдь пребывал в смятении. Он молился, прося Господа наставить его, но навязчивые мысли не уходили, лишь оформлялись в цельную картину. Значит, они были не от лукавого, как он — страшно сказать — надеялся.

Он вновь читал книги Бытия, и знакомые тексты представали ему неизвестной, пугающей стороной. Легенды начала времен, искаженные и несовершенным разумом тех, кто воспринимал откровение, и ограниченностью переписчиков, но сохранившие предостережение для потомков, кто сумеет его понять.

«Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»…

И что вышло?

Древо познания оказалось ядовитым. Познание добра невозможно без познания зла. И семена зла взошли буйными, агрессивными сорняками.

И они были низвергнуты с небес на землю вместе со своими творцами.

Корабль не погиб и не пропал. Но и далеко улететь он не мог. Почему шшерцы не задумались об этом, впервые — тысячу лет назад — столкнувшись с землянами? Разве для них не очевидно было, что они встретили ветвь той самой расы? Похожая внешность, почти идентичная генетика. Наверное, они просто привыкли не думать о том, что совершено, гнать из мыслей. Хороши были любые другие объяснения. Дьёрдь и сам с радостью бы за них ухватился.

На Земле сорок тысяч лет назад жили какие-то примитивные гуманоидные расы. Неандертальцы, йети всякие… Йети вытеснены далеко в горы, и остались от них единицы. Неандертальцы и вовсе исчезли. Возможно, перед этим они дали потомство с пришлой расой, кто-то же передал ей гены темных волос. А может, и не они. С пришлыми ведь были несколько шитанн. А первое поколение после генетического вмешательства почти не знает ограничений в скрещивании. Страшно представить, что за химерические монстры могли бродить по Земле на заре человечества. Гибриды со зверями, птицами… Отголоски этой вакханалии живут в мифах, где не отличить правду от вымысла, но правда, получается, все же есть…

Что творилось на Земле в те годы? Не расскажут ни стертые с ее лица исконные расы, ни исковерканная фауна. Поколения живущих во зле скатились к дикости, ведь тьме недоступно созидание. В какой момент, через сколько тысяч лет люди сделали шаг к свету? Каким благим чудом это произошло? Немногочисленные дикари, на свое счастье, не успели загадить злом ноосферу планеты настолько, чтобы не расслышать призыв Господа.

Все эти размышления были горьки и мучительны, как острая и неприятная правда. Но тяжелее всего подкашивало пронзительное осознание, от которого ныло в подреберье и слабели колени: мы созданы не Богом.

Утро было ужасным. Йозеф разлепил глаза, недоумевая, какого рожна проснулся, когда организму спать бы еще и спать, перерабатывая полупродукты алкогольной интоксикации. И вдруг понял, какого. Совсем рядом кто-то плакал. Он мгновенно сел — голова отозвалась спазмом.

В его постели лежала незнакомая женщина. Совсем голая, только сексуальный газовый шарфик на шее. Само по себе — повод для стресса. Но она еще и плакала. Сжавшись в комочек, рыдала жалобно и комкала намокшую подушку, пытаясь заглушить всхлипы. Йозефа прошиб холодный пот. Что он умудрился натворить?

Он сглотнул и осторожно подергал за шарфик.

— Ты чего? Я тебя обидел?

Она оторвалась от подушки и подняла на него глаза:

— Нет, господин адмирал. Не вы, — и снова залилась слезами.

Какое-то время он сидел в ступоре. Что за хрень происходит? И, самое главное, что делать-то? Рассудок, выкарабкивающийся из опьянения, подсказал: воды. Он дотянулся до стакана, поднес к дрожащим губам женщины. Она отпила и задохнулась. Блин! Это был разведенный спирт, предусмотрительно оставленный для утренней поправки самочувствия.

Женщина вдруг умоляюще схватила его за руку:

— Пожалуйста, не отдавайте меня обратно!

— Обратно — это куда? — уточнил он.

— На «Райскую молнию», — она опять всхлипнула.

Он вспомнил. Мрланк, рассуждающий, что мужчине плохо без женщины… Вот, мол, тебе баба, делай с ней всю ночь, что хочешь, а утром вернешь. Ему стало неуютно.

— Как это — не отдавать? Я обещал.

— Ну пожалуйста, господин адмирал! — запричитала она. — Честное слово, вы не пожалеете. Я на все согласна!

Он нахмурился.

— Мрланк — мой друг. Я не могу его обмануть.

Она заломила руки.

— Господин адмирал, не губите! Они уморят меня, они пьют мою кровь.

— Шитанн у кетреййи всю жизнь кровь пьют, и ничего, — он раздраженно пожал плечами. — Привыкай.

— Я умру там, — глаза отчаянные-отчаянные. — Я уже едва хожу, боюсь сознание потерять. Почти ничего не вижу, и в ушах звенит. Они с кетреййи так не обращаются, господин адмирал, — она потянула шарфик с шеи, и он невольно выругался: все горло в грубых незаживших ранах, живого места нет. — Однажды они порвут артерию, и я умру. А если нет, буду умирать медленно. Помогите мне, ради всего святого!

Йозеф аккуратно дотронулся подушечкой пальца до рваной ранки; вена, ушедшая вглубь, не прощупывалась.

— Я поговорю с Мрланком, — сказал он.

Она принялась целовать ему ладони.

— Но, если Мрланк не согласится, — честно предупредил он, — воевать с ним не буду.

Прибыв с Мересань, Джеронимо Натта первым делом выслушал доклады. Максимилиансен вернулся на свой пост, и Джеронимо уже не был главнокомандующим — да и невозможно непосредственно заниматься флотом, одновременно курируя эвакуацию с Мересань и контролируя порядок на планете. Но кардиналом он быть не перестал, и дела не переводились. Проведя несколько срочных встреч, он вылетел в Ватикан.

Бенедикт XXV принял своего легата ласково. Джеронимо Натта оказался настоящей находкой. В мирное время Патриарх Запада этого не замечал, но с началом войны рвение энергичного пастыря обрело необходимый вектор, и талант его развернулся во всю ширь. Папа ни разу не пожалел, что доверил ему представлять Церковь во флоте. Наоборот, он не уставал воздавать хвалу Богу, что вовремя послал ему верного человека для нужного дела.

— Господь радуется твоим успехам, — промолвил он с улыбкой. — Ты привел к Нему двести миллионов новых верующих. К лику святых причисляли и за меньшее.

— Не будите во мне грех гордыни, ваше святейшество, — Джеронимо припал к перстню папы.

— Ты должен властвовать над своими грехами, а не они над тобой, — выждав, Бенедикт XXV убрал руку. — Твой подвиг создал прецедент. Никогда прежде вера в Господа нашего Иисуса Христа не распространялась за пределы Земли, несмотря на наши старания. То, что произошло — символично. Это новый акт торжества христианства над язычеством, подобного которому не случалось многие века. Это прямое свидетельство того, что наша вера универсальна и истинна для любого мира, а не имеет лишь местное значение, как иные, ложные религии. Конечно, пройдет много времени, прежде чем христианство укоренится в сердцах и быту этих людей…

Джеронимо покачал головой.

— Ваше святейшество, вы исходите из психологии землян. Мересанцы гораздо основательнее в вопросах веры. Эта раса — настоящая находка для христианства. Не удивлюсь, — он слегка приподнял уголки губ, демонстрируя, что шутит, — если когда-нибудь папский престол перекочует к ним. Приняв покровительство Бога, они взяли на себя обязательства по отношению к Нему, так они это трактуют. У них недостаточно развито понимание милосердия, кое еще необходимо воспитывать пастырям, но лучших крестоносцев вы не найдете. Все, что они делают отныне, делается во славу Божию, будь то война или строительство. Кстати, на Хао уже заложен первый храм. Я взял на себя смелость благословить возведение собора в память о невинных жертвах апокалипсиса.

— Ты поступил правильно, сын мой. Вера — в людских душах, но ее зримое воплощение крайне важно. Я тешу себя надеждой, — признался папа, — что пример мересанцев окажется действенным. У многих инопланетян религии слабы, они не являются надежным щитом от дьявола.

Джеронимо согласно наклонил голову.

— Мы намерены работать в этом направлении, ваше святейшество.

— Ты сделал огромное дело, сын мой, — одобрил Бенедикт XXV. — Но не отняло ли крещение Мересань твое внимание без остатка? Не пошло ли оно в ущерб духовному водительству флотом, защите Земли от дьявола?

— У меня все под контролем, ваше святейшество, — с достоинством ответил кардинал. — Флот под неусыпным присмотром епископов. Среди них немного по-настоящему сильных, но они крайне внимательны и не пропустят ни одного подозрения на козни сатаны…

— Разве у нас так мало сильных епископов? — слегка нахмурился папа.

— Смотря для каких задач, — с горькой усмешкой сказал Джеронимо. — Многие искусны в проповедях, способны увлечь народ, безупречно и эффективно проводят таинства, врачуют души, даруют утешение… Однако борьба с инфернальным лоб в лоб требует особой силы. Мы живем не в лучшее для Церкви время. Истово верующие не имеют необходимых данных, а люди, обладающие великой духовной силой, предпочитают иную жизнь, нежели посвящение Богу. Признаться, я втайне надеялся на то, что Йозеф Гржельчик останется в монастыре, примет постриг и обретет сан. Дух его тверд, он воин по натуре, в сочетании с посвящением это дало бы нам демоноборца, чье имя осталось бы в веках. Но что же делать, если в мирской жизни он видит больше преимуществ?

— Нужно поговорить с ним, — подсказал папа. — Недвусмысленно указать путь, угодный Богу.

— Бог уже указал ему путь, — вздохнул Джеронимо. — Он повышен в звании, награжден звездой Героя. Он руководит операцией у Гъде, и его прочат в главнокомандующие после недалекой отставки Максимилиансена. Ныне Церковь не может предложить ему ничего лучше. Как и многим другим, кто в средние века непременно избрал бы церковную стезю.

Из Шварца, например, получился бы вдохновенный инквизитор. Если бы только он сумел побороть свою неуемную сексуальность, плохо совместимую со служением Богу.

— Неужели сильных верой настолько мало, что не хватает на двадцать три крейсера? Господи, помоги нам! — скорбно покачал головой наместник Иисуса.

— Большая часть из них занята делами, которые никак нельзя поручить слабым, ваше святейшество, — объяснил Джеронимо. — С вашего благословения ведется постоянный мониторинг ауры ключевых персон на предмет воздействия дьявола. Так, некоторое время назад было зафиксировано касание силами зла ауры координатора. Атака отбита, доступ заблокирован. Но это потребовало немалых сил и слаженных действий. Враг ищет лазейку, ваше святейшество. Под угрозой все, кто у него на виду. Мы не можем пренебречь защитой.

— И это правильно, — нехотя согласился папа. — Кто еще находится под защитой?

— Кроме координатора — два ее сына, ее преемник Каманин, главнокомандующий Максимилиансен, адмирал Гржельчик и адмирал Шварц.

— Мало, — кратко упрекнул кардинала папа.

— Наши ресурсы не бесконечны. Мне грустно говорить об этом, но их недостаточно и для прикрытия упомянутых персон. О Каманине заботится Московская Патриархия, защиту детей Салимы ханум по нашей просьбе осуществляют иерархи ислама.

Благообразное лицо под белой шапочкой сморщилось. Знал, что плохо, но что настолько…

— Не самая истинная религия, — согласился Джеронимо с его молчаливым упреком, — но твердая в свете и беспощадная к тьме.

Бенедикт XXV кивнул. И впрямь, не время считаться, чьи пророки вернее расслышали глас высших сил, когда у порога стоит враг.

— Значит, возможные направления атаки дьявола перекрыты, — резюмировал он, — и нам не следует опасаться неожиданностей.

— Неожиданности — они на то и неожиданности, что их никогда не ждешь, — почтительно поклонился Джеронимо. — Произойти они могут в любой момент и заключаться в чем угодно. Иначе какие же это неожиданности, ваше святейшество?

— Что у тебя за бардак? — покривился Гржельчик. — Почему дети орут?

Пока командир спит и занимается личными делами, за все отвечает старпом. И вроде бы он успешно отвечал. Мересанец оказался на удивление понятлив: в рейд «Ийон Тихий» вышел без его многочисленных детей, хотя Йозеф так и не решился высказать ему претензию по их поводу — сам догадался. Куда он их дел, Гржельчика особо не волновало — наверное, свалил на одну из жен, оставшихся на Земле. И вот те на, опять какой-то ребенок вопит. Голова, еще не пришедшая в норму после вчерашнего, отзывалась болезненно.

— Что, у тебя еще парочка детей завелась?

Лицо Иоанна Фердинанда вытянулось.

— Никак нет, адмирал! Это не мои. Это Эйзза родила.

Вот так раз!

Все случилось, пока его не было. А нынче майор Райт носил крошечного сына по кораблю и всем хвастался. Счастливая Эйзза отлеживалась в медблоке, вечно сердитая Клара улыбалась. При них околачивался Аддарекх, такой довольный, будто это его ребенок. Ну конечно: вампиру, небось, вся кровь от родов досталась. Мересанка Мария сидела у Эйззиной койки и щебетала, щедро делясь материнским опытом.

— Эйзза, тебе привет от Мрланка, — сказал Йозеф. — «Райская молния» здесь.

Эйзза радостно пискнула.

— А он уже знает? Вы ему расскажете?

— Расскажу непременно, — пообещал он. — Прямо сейчас вызову, и плевать, что наверняка спит: ради такой новости встанет.

Он отправился в рубку и поставил связистам задачу. На экране появилась рубка «Молнии», а за пультом — дежурящий второй пилот. Мрланк их знакомил, но это было уже в подпитии, и Йозеф не запомнил имени. Что-то, связанное с вином. Ркацители? Цинандали?

— Хьеррел Цигтвенали, — представился шитанн.

Ну, точно.

— Адмирал Мрланк спит, — сообщил он, не дожидаясь вопроса.

— Корня горького ему спать? Эйзза родила. Буди его, сейчас майор Райт подойдет, мелкого покажет.

Мрланк спал не один. И вообще-то он не спал. Ну как — спал, но в переносном смысле. С такой девушкой разве заснешь по-настоящему? Чудесная Хеленна, сперва показавшаяся ему зажатой и слегка напуганной, быстро вошла во вкус и с энтузиазмом поддерживала все его начинания.

Вызов поступил на коммуникатор, ясное дело, в самый интересный момент. Мрланк все-таки закончил начатое и недовольно включил микрофон:

— Да! Что такое?

— Адмирал Гржельчик на связи, — доложил Хьеррел. — Хочет с вами срочно поговорить.

— Ой, — спохватилась Хелена, услыхав слово «Гржельчик». — Папа, наверное, меня ищет.

Сотня червей могильных! И впрямь, надо было еще вчера с ним связаться. Переживает, небось, из-за дочки, потерявшейся неизвестно где.

— Собирайся, — бросил он, поспешно одеваясь. — Я мигом.

Гржельчик ждал, неторопливо болтая с Хьеррелом. Мрланк плюхнулся в кресло и успокаивающе выставил ладони:

— Сейчас-сейчас! Я уже распорядился приготовить бот. Не волнуйся, никто ее не обижал.

Землянин уставился на него непонимающе.

— Кого?

— Как — кого? — оторопел Мрланк. — Твою дочь!

Блин! Йозеф едва удержался от того, чтобы стукнуться пару раз с размаху башкой о пульт. Забыл! Забыл дочку на чужом линкоре, полном вампиров. Случись такое год назад, он бы руки на себя наложил. Хотя год назад такое не случилось бы. Год назад они с шитанн в гости друг к другу не ездили и вместе не пили, только переругивались по радио да постреливали изредка — в основном мимо, чисто для понту.

— Ее не покусали? — спросил он подозрительно.

— Да кто ее покусал бы? Я же обещал, а мое слово здесь — закон! Все в порядке. Через полчаса прибудет, клянусь. А ты этим же ботом мою бабу отправь.

— Э-э… — замялся Йозеф.

— Что, не натешился еще? — ухмыльнулся шитанн. — Ну, задержи бот до вечера.

— Послушай, Мрланк, — пробормотал он, пряча глаза. — Ты не мог бы… Мрланк, оставь ее мне, пожалуйста. Она ведь для тебя — ничто. Высосешь кровь, а шкурку выбросишь. А я о такой женщине мечтал всю жизнь, — это было явным преувеличением; соврать, глядя Мрланку в глаза, он бы не смог, и он смотрел в пол. — Нас друг для друга Бог создал.

Мрланк молча переваривал услышанное. Не ожидал он такого от Гржельчика. Чтобы этот железный мужик, всегда в себе уверенный, не дающий спуску ни врагам, ни друзьям, вот так вымучивал слова, краснея и потея? Эк его эта гъдеанка зацепила.

— Мрланк, Эйзза вчера родила, — он заговорил о другом, потому что продолжать было невыносимо. — Мальчика, темненького такого, черноволосого. Клара томографию делала, говорит, мозг большой, кора развитая. В папу пошел, — он чуть улыбнулся. — Здоровый, крепкий. Орет, что твоя сирена.

— Это что же надо делать со здоровым ребенком, чтобы он так орал? — проворчал Мрланк, но скорее для проформы. От вести на сердце потеплело. — Стой-ка! — воскликнул он. — А почему Клара?.. Эйзза что, на крейсере?

Йозеф кивнул.

— Я убью этого Райта! Выпью всю его кровь, раз у него мозгов столько же, сколько у кетреййи! Я ему Эйззу для чего привез? Чтобы этот ублюдок ее по космосу таскал, по местам боевых действий? Он должен был устроить ее в безопасном месте, на планете. Ей нужен свежий воздух, солнце, чистый снег, сто червей могильных!

— Не шуми, Мрланк, — печально перебил Гржельчик. — У меня башка и так раскалывается. Эйззе нужен Бен Райт, вот в чем правда. Воздуха и снега у вас и в Шаркките полно, или откуда она там? Не это ей важно. Она хочет быть вместе с ним, это и есть для нее самое безопасное место, самое лучшее. Ты ее космосом напугать хотел? Она любит космос, Мрланк. Она на «Райской звезде» несколько лет работала, из одного рейса прямиком в другой.

— «Звезда» была мирным судном, — возразил шитанн.

— И это ей помогло? По мне, так без разницы, где судьбу свою встретить, коли уж она тебе написана. Я и в боях бывал, и аварии случались, и отказы систем, но Бог миловал. А единственный раз ногу сломал на Земле-матушке, дыша свежим воздухом в погожий солнечный день!

Мрланк тяжко вздохнул.

— И как только у вас на Земле пускают беременных на военные корабли?

— Не пускают. Но что мы, не мужики? Не в силах сами решить, без инструкций штаба? Каждый может принять решение на свой страх и риск. И отвечать за него перед Богом и людьми, а как же.

Шитанн посопел.

— Мальчику-то имя дали?

И Йозеф понял, что он смирился. Как и он сам смирился с тем, что Эйзза вписана в реестр и поставлена на довольствие. И Мария м’Аллинь аль-Фархад, и муж ее Иоанн Фердинанд… Не он принимал эти решения. Он, разумеется, мог бы их отменить, чтобы избежать ответственности перед людьми. И отвечать перед Богом уже за это.

И гъдеанку он, конечно, мог бы не отстаивать. Она принадлежит Мрланку по всем обычаям. Пленница, представительница расы, замаравшей себя сотрудничеством с дьяволом. Она не родня Йозефу, не соотечественница. Только это ничего не значит. Она просила его о защите, и перед Богом он отвечает за нее.

— Мальчика, наверное, крестить будут, — ответил он Мрланку. — Поп какое-нибудь имя предложит. Мрланк, извини… так как насчет гъдеанки?

Он вздохнул и махнул рукой:

— Ну тебя к червям, Гржельчик. Забирай, раз так нужна.

Все равно после прекрасной Хеленны эта квелая мышь ему — расстройство одно. Убьет еще с досады. Пусть живет с Гржельчиком, хоть ему радость будет. Как же землянина повело от этой бабы! Никогда не угадаешь, на что сердце отзовется.

Частотный преобразователь, висящий на ухе, раздражал Захара. Он и телефон так никогда не носил: мешало. Но как еще общаться с собственными рабочими? Он мог бы своей абсолютной властью на этом континенте, утратившем юрисдикцию, приказать надеть гарнитуры мересанцам. Мог бы, ничего сложного. А совесть не позволяла. Дурацкое чувство. Откуда оно только взялось у человека, который полжизни провел на работе, где оно, по всем статьям, должно было давно атрофироваться? Кризисный управляющий — это не благодушный директор цветочного магазина. Ему всегда приходилось решать проблемы, которые не смогли решить штатные руководители, решать жестко, подчас на грани закона. Бунты, повальная наркомания, нерентабельность из-за низкой производительности труда или из-за глупости администрации, аварии, экологические катастрофы, разъяренное население, сатанисты… Чего только не было в биографии, и не упомнишь. Налаживание добычи и производства в местах, куда не всякого рабочего заманит высокая зарплата, начиная от полярных областей Земли, продолжая лунными кратерами и марсианскими горами и заканчивая Нлакисом. Он убивал — не своими руками, но какая разница? По его приказу был убит не один десяток людей, и лишь меньшинство из них являлись инопланетянами. Несколько десятков рабочих он оставил умирать на Нлакисе, и ничего. Было сожаление, была мысль о том, что стоило, как минимум, убить их самим и быстро — увы, времени не хватало, счет шел на минуты. Но совесть не мучила. Не получилось, так не получилось.

А теперь вот он таскал гарнитуру, потому что ему было неловко вынуждать рабочих делать это ради его удобства.

Зашла, шаркая подошвами, бабка Вилтинь, поставила на стол томатный сок и тарелку с пирожками. Аккуратная худая старушка с девичьим именем, очки на носу, седые волосы собраны гребнями во что-то компактное на затылке. Ну куда ей гарнитуру вешать? На слуховой аппарат? Вилтинь прибилась к руднику в первые дни. Пришла погреться по тонкому еще снегу, в одном рваном халате. И не ушла потом. Говорила, что Захар напоминает ей внука. Чем он, интересно, может напоминать мересанца? О внуке он не расспрашивал — к чему бередить? Выдал ей очки и два новых халата — не Бог весть что, рабочая одежда для технички, но мересанская бабуля была от них в восторге. Она научилась варить кофе и делать горячие бутерброды. Но электроплиткой и микроволновкой пользоваться отказывалась, притащила откуда-то газовую горелку. И регулярно потчевала его чем-нибудь своим, мересанским. Пирожки вот эти, с какой-то местной ягодой, из местной же муки. Ягоды — естественно, замороженные — обнаружились под снегом при вскрытии очередного пласта.

Бабка вышла, разминувшись в дверях с Нгири Хобондой. Группа компаний «Экзокристалл» продолжала сотрудничество с тем же самым охранным предприятием, и команда Нгири, как временно находящаяся не у дел, получила назначение на Мересань. Захар не был против: охранники несли службу добросовестно, а что отступили однажды перед мересанским десантом — так они же не боевое спецподразделение. А потом пожалел. Надо было просить другую команду. Да, у него претензий к Хобонде и его людям не было, но у того к нему — судя по всему, были.

Нгири господина Зальцштадтера уважал. Уравновешенный, хладнокровный человек, умеющий принимать неприятные решения и не теряющий голову в опасности — и не скажешь, что штатский. Вот только грызла начальника охраны обида. Не мог он простить директору, что тот отдал ласковую гъдеанку райскому капитану. А его, Нгири, даже не спросил! Разве Зальцштадтер протянул ей руку, вывез с погибающего Нлакиса? Разве у него на коленях она сидела в беспилотнике, где для нее не было предусмотрено места? Так с какой радости он ею распорядился, да еще так бездарно?

По всем человеческим понятиям, Зальцштадтер обошелся с Нгири несправедливо. Но печаль в том, что формально предъявить директору было нечего. Гъдеанка ему не жена и не невеста, мало ли кто кому нравился. Работница рудника с птичьими правами, а как поступать с гъдеанскими работниками — решал Зальцштадтер. Он решил оставить их на планете, и Нгири, сделав ему наперекор, мог бы и взыскание схлопотать, и черную метку в характеристику — а это верное разжалование. А потом он решил отдать ее вампиру, будучи в своем праве. И что Нгири может с этим поделать? Только молчать в тряпочку да надеяться, что гъдеанка, по крайней мере, жива.

— Что у вас, Хобонда? — спросил Захар, переломив пирожок.

— Скоро будут гости, господин Зальцштадтер, — сообщил он скупым деловым тоном.

— Издалека? — Захар поднял бровь.

— С соседнего континента. К нам летит райский аэромобиль.

— Вот как, — Захар медленно покивал, скорее не начальнику охраны, а самому себе. — Хотят установить дипломатические отношения? Занятно.

Тсетиане даже не пытались. Нелогично. Слишком уж далеко, да и тем для обсуждения не предвидится.

— Сколько до прибытия?

— Около двух часов, господин Зальцштадтер.

— Встретьте, — распорядился он. — Вежливо и радушно. И сразу доложите мне.

— Разрешите исполнять?

Времени еще навалом. Захар покрутил в руке выпечку бабушки Вилтинь.

— Хотите пирожок, Хобонда?

— Нет, господин Зальцштадтер, — голос бесстрастный и ровный. — С вашего позволения, я вернусь к своим обязанностям.

За начальником охраны закрылась дверь. Захар вздохнул. Он регулярно пытался наладить отношения с Хобондой, сделать их чуть менее официальными — хотя бы такими, какими они были на Нлакисе. И всякий раз — как горох об стену.

Попросить у фирмы другого начальника охраны? Так ведь повода нет. Хобонда отменно вежлив и исполнителен, его подчиненные старательны и подтянуты. Он настоящий профессионал, у него везде порядок и контроль. Они прекрасно сотрудничали на Нлакисе. И вот тебе на — будто черная кошка пробежала.

Гъдеанка, одетая, примостилась на уголке кровати и заплетала мокрую косу. Уже помыться успела. Это Йозефу понравилось. Делить постель с нелюбимой женщиной куда ни шло, но с неопрятной — полные кранты. Она посмотрела на него робко, словно выбирая между надеждой и отчаянием.

— Остаешься на «Ийоне», — сказал он.

Она выронила расческу, лицо призрака озарилось неуверенной улыбкой, враз преобразившей ее — из худосочной плаксы почти в красавицу. Она обхватила его колени, прижалась к ним лицом.

— Спасибо, господин адмирал! — шепот такой, словно сейчас разрыдается от радости.

— Я соврал Мрланку. Сказал, что люблю тебя, что ты — женщина моих грез. Это не так, и я виноват перед ним. Но, думаю, ты меня не выдашь.

— Не выдам! — клятвенно пообещала она.

— Надеюсь, тебя не обижает мое отношение? Судя по всему, между нами сегодня что-то было и, вероятно, еще будет, если ты не против, но я тебя не люблю.

Она не расхохоталась истерически лишь потому, что на хохот не было сил. Никто и никогда не любил ее, и никто не спрашивал, не обижает ли ее это. Что на родине, что у врагов, ее чувства были всем безразличны. Этот землянин впервые обратился к ней, как к человеку, а не как к живой табуретке или говорящему унитазу. «Если ты не против»… До сих пор и мысли не допускалось, что она смеет быть против и что это может иметь какое-то значение.

— Господин адмирал, — она не сдержала всхлип от полноты чувств, — вы можете относиться ко мне как угодно, я не обижусь. Только за шею не кусайте.

Он хмыкнул.

— Тебя как зовут? — лучше поздно, чем никогда.

— Эст Унтли, господин адмирал.

— Прекрати уже это «господин адмирал». Называй меня просто «Йозеф».

— Да, господин Йозеф.

Он закатил глаза.

— Давай, завязывай свои косы. Пойдем в медблок.

Йозеф отозвал Клару для разговора в процедурную, на минуту оставив Эст Унтли у лазарета. И Мария, болтающая с роженицей, увидела ее в приоткрытую дверь.

— Ах ты, тварь!

В сердце добродушной, заботливой Марии жила одна ненависть. Ненависть к гъдеанам, убившим ее мир. Жгучая, иррациональная и неистребимая. Предстоящий рейд на Гъде вдохновлял ее, вроде бы не воинственную женщину, и она молилась о том, чтобы именно «Ийону Тихому» довелось причинить наибольшее число смертей и разрушений.

И тут за дверью мелькнули гъдеанские косы и брови вразлет. Мария, бросив Эйззу на полуслове, выломилась в коридор и залепила гъдеанке плюху тяжелой, вовсе не дворянской ладонью.

— Тебе чего тут надо, дрянь?

Эст Унтли не удержалась на ногах. Мария подскочила к упавшей, со злостью врезала туфлей в бок.

— Чтоб ты сдохла, нелюдь!

Женщина застонала. Мария вцепилась ей в косы.

— Дома не сиделось, гадина? Получи! Где наше солнце, змеища? Чтоб вам всем такой же конец пришел! Только ты до него не доживешь, я тебе ноги повыдергаю и в вагину запихну задом наперед!

Переговорив с Кларой насчет Эст Унтли — он полагал, что у гъдеанки, помимо ран на шее, могут быть и другие, скрытые травмы, и просил разобраться повнимательнее, — Йозеф вышел в коридор, чтобы позвать ее… и увидел мересанку, яростно таскающую за косу и пинающую женщину, которой он пообещал лучшую участь, чем на «Молнии».

— Мария! — рявкнул он.

Она в пылу не услышала, хотя гарнитура была на месте. Или не обратила внимания, что еще хуже. Не обращать внимания на адмирала, будучи всего-то электриком шестого разряда — хороший способ навсегда покинуть флот. Вскипев, он дернул ее за плечо, грубо отрывая от Эст Унтли, и уже размахнулся, но передумал. Он до такого не опустится. Отшвырнул ее к стене и гаркнул:

— Стоять!

Эст Унтли скорчилась на полу, поджав ноги к животу, и плакала, повторяя:

— За что? Что я ей сделала?

Мария попыталась было что-то вставить, но Йозеф сурово прикрикнул на нее:

— Заткнись! — и приказал в переговорник: — Старпома к медблоку, быстро.

— Н-да, — Клара, вышедшая вслед за Йозефом, склонилась над гъдеанкой. — Другие травмы у нее и вправду есть, как в воду глядели.

Йозеф присел рядом на одно колено, успокаивающе погладил Эст Унтли по рассыпавшимся косам.

— Ну-ну, уже все. Встать можешь? — он просунул руку ей под мышку, потянул вверх, помогая подняться. — Где болит?

— Везде, — всхлипнула она. — За что она меня так?

Иоанн Фердинанд примчался так быстро, как мог. Нечто в голосе командира подсказало ему: лучше не медлить и хорошего не ждать. Гржельчик был у медблока, он прижимал к себе плачущую гъдеанку, которую приволок вчера откуда-то пьяный, и ласково похлопывал ее по спине. В углу стояла нахохлившаяся Мария, руки скрещены на груди, губа оттопырена. И в воздухе разлито что-то такое недоброе.

— Адмирал Гржельчик, старший помощник аль-Фархад по вашему приказанию явился, — отбарабанил он, не в силах отделаться от ощущения близких — или уже происшедших? — неприятностей.

Гржельчик отпустил гъдеанку — докторша фрау Золинген тут же взяла ее за руку, заговорила с ней негромко, — и тяжело, словно разгоняющийся в гору бульдозер, ткнул пальцем в Марию:

— Это твоя женщина, Иоанн Фердинанд?

Мересанец моргнул. Командир прекрасно знал, кем ему приходится Мария.

Конец ознакомительного фрагмента.