Брак по-тиквийски

Натали Р., 2023

В Союзе Тикви почти не рождаются девочки, и поставщики Брачной Компании ищут женщин на других планетах. Но Терезе наплевать на проблемы Союза. Ее, офицера связи, похитили прямо с боевого задания, серьезно ранили из-за ее ожесточенного сопротивления, привезли в чужой мир… Что? Замуж?! Отвалите!Рино Ильтену, диспетчеру Брачной Компании, предстоит проявить нечеловеческое терпение и обрести массу седых волос, а потом – пойти на преступление ради несгибаемой «невесты». Причем, на первый взгляд, без всякой благодарности…

Я не собираюсь замуж

Ночные полусумерки в хвойном лесу выбивают дрожь. Наполовину жидкая, наполовину замерзшая грязь хлюпает под сапогами. Этих звуков не избежать, а они не дают прислушаться к окружающей тишине, не позволяют быть начеку. Глазам доверять нельзя. Ван Катру — Свет Небесный, дневная желтая звезда — зашла за горизонт, и все вокруг утратило краски. А белая звезда Ван Гиллу — Свет Преисподней — почти точечка, неверная лампочка, подсвечивающая рваные клочья облаков. Планета Ирру, вращающаяся в системе двух звезд, способна свести с ума своими нечеткими сутками, хаотичными сезонами и неожиданными приливами. Сейчас Ван Гиллу ушла далеко по сильно эксцентричной орбите, она практически не дает тепла, а свет… Лучше бы его вообще не было. Тени то появляются, то исчезают, взгляд не успевает зацепиться за ориентиры. В облаках пляшут искры звезд — чужих, незнакомых; их блеск холоден и колюч. Здесь даже воздух не тот, дышится тяжело, непривычные запахи неуловимы и вместе с тем тревожны. Лужи подмерзают, тонкие острые льдинки режут сапоги. Свернуться бы сейчас калачиком в теплом спальном мешке и видеть седьмой сон. Но это не турпоход, это война.

Война с Ирру шла уже четвертый год. Начиналась она, как локальный конфликт вокруг мирка, богатого ресурсами. Тереза, едва получив диплом техникума связи, уезжала на войну с легким сердцем, как в свадебное путешествие. Жених ее Анджей Ковалевский был военным, разлучаться не хотели. Собирались вернуться через пару месяцев с трофеями и с круглыми суммами на счетах. Но конфликт затянулся, перерос в масштабное столкновение, в войну на несколько фронтов. Капитан Ковалевский вернулся домой в цинковом гробу. Тереза осталась. Что ей делать на Земле без него? А в полку связисты всегда нужны. Одна планета сменяла другую. Бои, марш-броски, зачистки, удержания плацдармов… Тереза привыкла к рваному и напряженному ритму жизни, к полевым условиям, к огню и металлу в горячем воздухе. Привыкла и к потерям. Дело свое она знала хорошо, доросла до старшего лейтенанта, и новички косились уважительно на всего-то двадцатитрехлетнюю девушку.

Этой ночью ее и трех приданных ей солдат поднял приказ. Нужна связь с Землей. Срочно, вынь да положь. А Земля — это вам не соседний город, радио или оптикой не обойтись. На чужом равнодушном небе Солнца не видно не то что невооруженным глазом, а даже в качественный телескоп едва разглядишь. Необходимо организовать связь по пси-полю. Пять пси-излучателей с разными фазами по углам пятиугольника с приемником в центре. Связисты называют пси-комплекс пентаграммой. Сигнал по пси-полю распространяется мгновенно, но чем дальше, тем больше должна быть пентаграмма. Чтобы Москве поговорить с Нью-Йорком, достаточно сантиметровой конструкции. Отсюда же до Земли так далеко, что сторона пятиугольника приближается к двум километрам. Вот и топал небольшой отряд по труднопроходимому лесу, таща в рюкзаках излучатели, меся сапогами полужидкую грязь, спотыкаясь и ругаясь под нос.

Тереза сверила координаты.

— Ставим вот здесь.

Один из бойцов аккуратно сбросил рюкзак, достал тяжелый цилиндр размером с чайник. Тоже дань расстоянию: мощность излучателей должна быть достаточно велика, чтобы сигнал не затерялся в шуме естественных помех. Тереза молча указала на овражек, в котором хлюпала вода.

— А на сухом месте нельзя? — с надеждой спросил солдат.

Она покачала головой.

— Чем дальше от расчетной точки, тем больше погрешность. Не пойдет.

Бойцы не стали спорить. Тереза отлично разбиралась в своей работе, раз уж сказала нет, значит, действительно не получится. Цилиндр был надежно установлен, она выдвинула из него еще один, поменьше, пощелкала тумблерами. С виду ничего вроде бы не изменилось, но она знала: теперь излучатель активирован.

Пока она возилась с цилиндрами, солдаты отдыхали. Сняли рюкзаки, подложили пенки под седалища. Оружие, конечно, держали под рукой и зорко следили за окрестностями. Только что углядишь в предательском свете Ван Гиллу?

— Уходим, — сказала Тереза.

Ребята зашевелились, поднимаясь. И в этот момент раздался грохот выстрелов.

— Паршивая планета, — ворчал Кодес-старший, едва поспевая за молодыми компаньонами. Ломятся, как единороги в брачную пору. Поди не отстань от них! — Тяжко. Гравитация полторы наших, не меньше.

— Меньше. — Бролинь придерживал на животе флягу, а за спиной снайперскую винтовку; дыхание у него не сбилось. — Один и четыре по справочнику.

Чтоб тебя, подумал Кодес.

— Все планеты паршивые, которые не родные, — философски заметил Бролинь. — Зато господин Сантор говорил, женщины тут что надо. Здоровые, широкобедрые.

— Тащиться за бабами в такую даль! Что, ближе их нет?

— Хорош бурчать, Неск, — кинул ему Кодес-младший в инфракрасных очках. — Ты прекрасно знаешь, почему мы здесь. Подберись-ка к ближним планетам, минуя орбитальные станции слежения, да унеси оттуда ноги, когда баб чуть ли не через час объявляют во всемирный розыск! А тут, на Ирру — война. Хаос, стало быть, и разруха. Противники друг за другом шпионят, им не до женщин. И пока тут все со всеми дерутся, утащить хоть дюжину никому не нужных девиц легче легкого.

Кодес-старший недовольно засопел — не любил, когда ему напоминали об очевидном. Тем более младший брат.

— Лучше подумай, как нам ноги не переломать! Ни зохена не вижу.

— Только зохенов здесь не хватало. — Бролинь скрестил пальцы от сглаза.

Три поставщика Брачной Компании продирались сквозь хвойные заросли в чужой ночи. От дыхания шел пар, а спины взмокли.

— Где мы тут баб возьмем? — вновь заворчал старший Кодес. — Нашли где корабль посадить, в зохеновой глуши! Ни одной, сожри ее зохен, деревни не видать. Впустую все!

— Не могли мы сесть у деревни, — возразил Бролинь. — Там прожектора и радары, войска стоят. Но это ничего. Мы к той деревне незаметно подберемся и кого-нибудь да поймаем.

— Визгу будет… — предрек Кодес-младший. — Зафиксируют нас и пристрелят.

— Всяко бывает, — буркнул старший брат. — Я вот как-то на Ноэ промышлял, иду по городу средь бела дня, смотрю — сидит молодая деваха и плачет: замуж не берут! А я ей: поехали. Без всяких хлопот.

Бролинь издал негромкий смешок.

— Всерьез надеяться на такое везение не стоит. В городе средь бела дня нас тут загребут в какую-нибудь комендатуру и все соки выжмут, пытаясь выяснить, чьи мы шпионы. Так что глушь — оптимальный выбор.

— Ни зохена он не оптимальный! — сварливо отозвался старший Кодес. — Какая девка пойдет гулять по лесу ночью за дюжину лонгов от жилья? Только больная на всю голову!

— Ш-ш! — Младший поднял руку, останавливаясь и поправляя инфракрасные очки. — Люди близко.

— Небось, какой-нибудь зохенов патруль, — пробурчал Кодес-старший шепотом, — из одних мужиков, откуси им зохен яйца…

— Молчать, — тихо распорядился Бролинь. — Дальше ползком.

Бролинь и старший Кодес сняли винтовки с предохранителей, Кодес-младший приготовил метательные ножи. Ледяная грязь с глухим чавканьем приняла тела. Старший Кодес заскрежетал зубами, но так ничего и не произнес: командовал Бролинь, а когда доходит до дела, командиру надо подчиняться.

Кодес-старший был в этом семейном предприятии самым опытным. Мужику перевалило за четыре дюжины весен, и добрые две из них он отпахал поставщиком. Наползался по ядовитым болотам, намерзся в жестоких снегах чужих неприветливых миров. Здоровье уже не то, пора передавать лидерство молодым. Брату его было всего двадцать пять, а кузену Бролиню — почти тридцать, самый подходящий возраст. Сегодня Бролинь впервые шел командиром. За плечами у него семь весен работы, не новичок. Не провалит дело — будет руководить и дальше. А он, старший, заберет свою долю и махнет доживать век на Т5. Хоть и захолустье, но природа там хороша…

Кодес-младший осторожно выглянул из овражка и радостно просигналил компаньонам пальцами: трое мужчин, одна женщина! Бролинь аккуратно подтянулся, пристраивая винтовку, вгляделся в нечеткий полумрак. Так и есть, баба. Лица не видать, голова скрыта теплым капюшоном, а фигура — бесформенной мужской одеждой, но Бролинь давно научился отличать женщин — по пластике движений, по запаху, по незримой ауре. Молодая, пара дюжин весен. Это ж надо, как повезло! Женщина копошилась с одним из мужчин возле какой-то цилиндрической хреновины. Двое остальных сидели вроде бы расслабленно, но не спали, да и оружием были увешаны по самые… Что ж, мужиков трое, и их тоже трое, а на их стороне — внезапность.

Женщина обернулась к своим мужчинам и что-то сказала на неизвестном языке. Сидящие стали подниматься, на секунду утратив бдительность, стоящий повернулся спиной, надевая рюкзак… Не упуская момент, Бролинь дал отмашку.

Пуля тюкнула одного из поднимающихся прямо в лоб, и он завалился навзничь. Его товарищ выхватил свою пушку, целясь в заросли, но не видя противника. Кодес-старший выстрелил, пуля попала в грудь. Стоящий мужик выпустил рюкзак и бросился на землю, выхватывая оружие. Женщина порскнула за деревья — ничего, далеко не убежит.

— Добиваем, — отрывисто бросил Бролинь. Нельзя оставлять за спиной вооруженного противника. — Старший — за бабой.

Поверженный вроде бы боец привстал — видать, в бронежилете был, — выстрелил в темноту, не попал. А Бролинь попал. В руку на сей раз. Мужик выронил оружие, застонал, и тут стал стрелять второй. Кодес-младший метнул нож.

Кодес-старший полз, огибая схватку по дуге и беззвучно бормоча проклятия в адрес этой паршивой планеты, ее климата и ее обитателей мужского пола. Как было бы чудесно, если бы их не существовало! Тогда он простил бы этой паршивой планете и гравитацию, и даже климат.

Женщину он видел. Никуда красотка не делась, пряталась за деревом. Кодес-старший подполз со спины, нащупал в кармане веревку, аккуратно разогнулся и размахнулся, бросая петлю:

— Цыпа-цыпа…

Она обернулась на миг раньше. Кодес-старший увидел ее расширенные зрачки. Не от ужаса расширенные, просто от темноты. А страха в них, как ни удивительно, не было. Только обещание смерти.

Она вскинула автомат, неизвестно как оказавшийся в руках у бабы, и затрещала очередь. Петля не долетела. Кодес-старший задохнулся, хватаясь за грудь и не в силах оторвать взгляд от ее глаз. Она всегда выполняет обещания, понял он, с хрипом загребая ледяную кашу окровавленными руками.

Молодые не подвели. Бролинь был уже тут, поднырнул сбоку под автомат, поймав две пули предплечьем, ударил, выбивая оружие. На изумление, с первого раза не вышло. Пуля оцарапала щеку Кодесу-младшему, раздробила винтовку. Бролинь ударил со всей силы. Автомат отлетел под ноги Кодесу, а Бролинь согнулся от боли в паху, еще не осознав, что это она его достала. Удара ногой по голове он почти не почувствовал, только все поплыло перед глазами, и земля полетела ему в лицо.

— Дрянь! — заорал Кодес-младший, заметавшись взглядом между неподвижным братом в кровавой луже и вяло шевелящимся в грязи Бролинем.

Он уже не хотел никакой женщины, лишь бы спасти братьев. Пусть уходит, пусть оставит их в покое… Но она перешагнула через Бролиня, а в руке ее появился нож. Кодес разбирался в ножах. Это был хороший нож, боевой, и она держала его не как женщина на кухне. Она знала, как им убивать. И, зохен побери, она не остановится перед тем, чтобы убить. Она уже убила.

— Стерва! — Он бросился на нее, выхватывая собственный нож.

Лезвие резнуло его по внутренней стороне бедра. Он выругался, саданул кулаком в тонкую челюсть, но она непостижимым образом увернулась, лягнула ногой во взорвавшееся болью бедро. Падая, он вцепился в ее ногу, подсек. Она упала, и он вогнал кулак ей в живот. Она попыталась вновь пырнуть его; с судорожным всхлипом он снова припечатал ее в солнечное сплетение, и еще, и снова, пока она не прекратила дергаться.

Сведенная рука Кодеса наконец разжалась. Из нее выпал окровавленный нож.

Зохен, что я наделал, подумал он.

— Зохен, что ты наделал? — словно эхо, прошептал Бролинь.

Бролиню было плохо. Половина лица синяя, половина зеленая — в свете вставшей Ван Катру это выглядело ужасно. Рукав в липкой крови. Он непрерывно сглатывал.

— Это же баба, Сак. — Двоюродный брат назвал его по имени. Все правильно, ведь никого ближе него не осталось. — Мы должны были получить за нее деньги.

— Эрни, я не хотел, — потерянно пробормотал Кодес. — Она едва меня не убила. И тебя тоже. И она убила Неска. — плечи его затряслись, он беззвучно зарыдал.

Бролинь медленно, чтобы мир не кружился перед глазами, присел на колени перед распростертой в мерзкой каше женщиной. Капюшон сбился, длинные темные волосы рассыпались по грязи. Красивое молодое лицо. А ниже — пять колотых ран.

— Неск, братик… — простонал Кодес.

— Соберись, Сак, — жестко произнес Бролинь. — Мне тоже жаль Неска. Коли помнишь, он и мне брат. Но если ты ее убил, нам нечем будет заплатить за аренду корабля.

В этой заварухе нетрудно разжиться хоть дюжиной женщин за раз, сказал Сантор. Сантор пользовался авторитетом среди поставщиков. Нетрудно, три раза ха-ха. Из них, инвалидов, добытчики теперь никакие. Надо возвращаться на корабль и отваливать домой. А дома их ждут неприятности. За экспедицию, снаряженную в кредит, предстоит заплатить, и никого не волнует, удалась ли она. Есть, конечно, за душой некоторые накопления, долговая тюрьма им не светит, однако будет очень, очень тяжело. Одна баба могла бы окупить хоть что-то.

Бролинь пощупал пульс у женщины. Пульс был слабым, но все же сердце билось. Кряхтя и стараясь не делать резких движений, он полез в рюкзак за стерильными бинтами и стимуляторами.

Спустя час два хромающих перебинтованных тиквийца плелись по лесному бездорожью, таща за собой наспех связанную из нарубленных веток волокушу. Проклятая Ван Катру светила точнехонько в глаза, выжимая слезы.

Заказанная машина подъехала прямо к трапу. Бролинь и Кодес спустились медленно и важно, словно демонстрируя неторопливость тем, кто мог бы за ними наблюдать. Впрочем, никому не было особого дела до двух поставщиков. В Союзе Тикви мало людей, а праздных зевак еще меньше.

Кодес и Бролинь с двух сторон поддерживали под руки женщину в запасных брюках Кодеса и рубашке Бролиня. Обуви по размеру не нашлось, собственные сапоги пленницы потерялись где-то в процессе транспортировки на волокуше, и она была босиком. Ничего, Т1 — теплая планета. Женщина ступала нетвердо, но не отсутствие обуви было тому виной. Поставщики, не скупясь, обкололи ее обезболивающими и стимуляторами, так что глаза расфокусировались и подернулись пеленой безумия, будто у наркоманки. Больше всего они боялись, что она упадет при приемке.

Машина была полуавтоматом: до космопорта она доехала по заданной программе, теперь же Кодес, вставив в считыватель расчетную карточку, сел за руль.

— Трогай осторожнее, — сказал Бролинь, усаживая женщину на заднее сиденье с мягкими подушками. — Как бы кровь не пошла.

Он сел рядом, придерживая ее за плечи, чтобы не тряхнуло. Эх, будь баба нормальной, на этих бы подушках да под ветерок с музыкой… Глупые мысли. Ее даже трогать лишний раз страшно, того гляди, не довезут живой. Да и не хотелось, на самом-то деле. Бролиня до сих пор мутило, из поврежденного носа то и дело начинало капать красным, раненая рука так сильно болела, что он подозревал трещину в кости, а чудо распухло и мешало ходить.

В машине имелся навигатор и автопилот, но поставщики знали маршрут наизусть. Кодес затормозил у двадцатиэтажного трехподъездного дома, обычного для мегаполисов Т1. На доме висела красочная эмблема Брачной Компании, в ее правом нижнем углу было подписано: «Диспетчер 3-13». Они не обратили на эмблему внимания: по роду своей профессии давно знали, что офис диспетчера находится в третьем подъезде на тринадцатом этаже. И, как это принято на Т1, живет диспетчер тут же. Очень удобно: в любое время дня и ночи он на месте.

В лифте Бролинь слегка хлопнул женщину по щеке, привлекая внимание. Сказал внушительно:

— Не вздумай свалиться в обморок. Продержись, пока мы не получим деньги.

Предупреждение пропало втуне. Она не понимала языка, на котором с ней говорили.

Диспетчер Брачной Компании Рино Ильтен был симпатичным мужчиной в расцвете лет, как и прописано в инструкции по подбору кадров. Среднего роста, подтянутый, сероглазый, с короткими светло-серыми волосами, волею природы стоящими торчком. Достоинства его этим отнюдь не исчерпывались, ведь на место диспетчера проводили серьезный конкурс и выбирали лучшего из лучших. Он был прекрасно образован: знал несколько инопланетных языков, изучал прикладную психологию, свободно обращался с компьютером. Компания была довольна сотрудником: свежеиспеченные мужья оставляли о нем только положительные отзывы. Еще бы: в невестах он разбирался отлично и добросовестно готовил их к замужеству.

Работа Ильтену нравилась. Поставщики привозят ему женщин. Самых разных, не соскучишься. Его обязанность — составить о них самое полное представление. Осмотреть, побеседовать, выявить все особенности, умения, слабые места. Затем он вводит характеристики невесты в специальную программу, связанную с базой данных потенциальных женихов. Через некоторое время приходит ответ: имя и адрес мужчины, которому эта конкретная невеста подходит лучше всего. Диспетчер пишет счастливчику и назначает дату, когда можно забрать жену. А пока эта дата не наступила, его задача — помочь женщине адаптироваться в Союзе Тикви. Научить всему, что местные знают с рождения, рассказать, как следует обходиться с мужем, объяснить, чего от нее ждут. Многие женщины влюбляются в обаятельного и заботливого диспетчера. И пусть это ничего не значит для их дальнейшей судьбы, зато приятно и подогревает самооценку.

Сейчас Ильтен сидел без работы. Три дня назад он пристроил последнюю невесту, утиравшую слезы, не желая с ним расставаться, и теперь откровенно бездельничал. А именно, валялся полулежа на диване, бесстыдно сложив ноги на журнальный столик, прямо рядом с чайником, и читал журнал «Демографические новости». Не слишком увлекательное чтиво, но профессия обязывает: все сотрудники Брачной Компании в безусловном порядке выписывают этот журнал. Новости в нем всегда плохие. Людей мало, прирост населения колеблется вблизи нуля, отношение женщин к мужчинам 1:80… И ввоз женщин с других планет, увы, спасает положение лишь отчасти. Мрут часто, рожают редко: это закономерно, не все расы скрещиваются. Страна в кризисе, который длится уже много веков и конца которому не видно.

Ильтен отложил журнал. Читать этот пессимизм — только расстраиваться. Впрочем, лично ему, Ильтену, женщин хватало, несмотря на общие неутешительные тенденции. Трехдневный перерыв не слишком его напрягал. Когда-то же надо и отдохнуть. Жизнь диспетчера не укладывается в размеренный ритм рабочих декад, с двумя выходными образующих дюжины. Он работает, пока есть женщины, и отдыхает, когда их нет. А порой совмещает отдых с работой, но это уже вопрос дефиниций. Вот, скажем, склонил он невесту к сексу. Удовольствие — характерная черта досуга, само собой. А с другой стороны, это неотъемлемая часть работы. Как иначе узнать, какой у невесты темперамент, насколько она умела и раскована, каково вообще ее отношение к предмету? Ведь промахнешься с оценкой — подведешь жениха, который, между прочим, немалые деньги за жену платит.

Ильтен встал с дивана, прошелся по своим владениям. Отдыхал он, как ни странно, в офисном кабинете. Диванчик, журнальный столик, рабочий стол с компьютером, шкафы с документами, пара стульев и сейф. В спальне надо отдыхать по-другому, не очень-то она для чтения приспособлена: большая низкая кровать да гардероб, вот и вся обстановка. В комнате невест надлежит отдыхать невестам. А кухня — для чайника и посуды.

Обойдя апартаменты, он кивнул сам себе. Везде чистота и порядок, офис готов к приему новых невест. Он полюбовался на фотографию в прихожей. Большое фото изображало его родной город; родился он не здесь, а на планете Т5. Сейчас он обитал и работал на Т1, центральной планете Союза, и был этим вполне удовлетворен. Но родина есть родина; в любой душе найдется местечко для ностальгии. Возле этого фото он любил объяснять девушкам, тоскующим по родине, что и сам живет на чужбине: ничего, мол, страшного. При этом, правда, слегка кривил душой. Невестам родины уже не увидеть. Кто их отпустит из Тикви обратно? Разве что богатый муж расщедрится и свозит погостить. А он, Ильтен, когда постареет, обязательно вернется на Т5. Почему нет?

В этот лирический момент в дверь позвонили. Ильтен включил камеру. Так и есть, поставщики с женщиной. Он провел расческой по непослушным волосам, настроился на рабочий лад и пошел открывать.

От потери крови в ушах звенело. Перед глазами плыли круги. Тереза не совсем четко понимала, где она и что с ней. Сон это или явь? От такой боли она давно бы проснулась в холодном поту. Но картинки, вспыхивающие перед ней, были слишком сумбурны для яви, слишком размыты и узки. Вопль и оскал незнакомого мужчины; опрокинувшееся небо со звездами, просвечивающими сквозь ледяную вату; яично-желтый блин Ван Катру сквозь колышущуюся хвою, звезда почему-то не стояла на месте, а тряслась, дергалась. Цилиндрический свод какого-то коридора, чужое склонившееся лицо с жутким кровоподтеком, расползшимся на оба глаза. Новое сероватое небо, чьи-то руки на руле и темно-серая дорожная лента с причудливой разметкой, убегающая вдаль. Будто череда символов, проходящая в дурном, беспокойном сновидении.

Дверь. Еще один символ? Дверь открывается, за ней — красивый сероволосый мужчина, на нагрудном кармане куртки, напоминающей форменную — эмблема из двух сердец, пронзенных стрелой, и надпись на незнакомом языке. Что за дурацкий сон!

Справа и слева от нее раздались голоса. Она не разобрала, что они говорили. Полная абракадабра. Губы сероволосого задвигались столь же бессмысленно.

— Светлого солнца, господин Ильтен, — почтительно поклонился Бролинь.

— Светлого солнца, — последовал его примеру младший — теперь уже единственный — Кодес.

Ильтен кивнул поставщикам, обведя их кратким оценивающим взором. Кодес мрачен и угрюм, Бролинь прикрывает широкими темными очками огромные синяки.

— Неудачный рейд?

Кодес скрипнул зубами. Бролинь покачал головой. С диспетчером надо поддерживать хорошие отношения, если хочешь, чтобы твоих невест оценивали высоко. Но откровенничать с Ильтеном Бролинь не желал. Втайне он недолюбливал диспетчера. Сидит здесь в центре цивилизации, в неге и комфорте, в то время как они рискуют всем и смешивают свою кровь с грязью чужих планет. Не его это дело, кого они потеряли в рейде.

— Удачный, — нейтральным тоном возразил Бролинь и указал на женщину.

Ильтен внимательно и цепко посмотрел на товар. Красивая женщина, рослая, крутые бедра не скрыть даже уродливыми брюками на два размера больше. Держится прямо, даже удивительно. Эти отморозки всегда привозят забитых, сломленных баб, которых приходится потом отогревать и травами отпаивать.

— Какой она расы?

— Иррийка, — сказал Бролинь.

Ильтен скептически прищурился. Видел он ирриек. Ни лицо, ни фигура совсем не те. А черты этой женщины он не узнавал. Прежде с такими не встречался.

— Да нет, не иррийка.

— Мы на Ирру ее взяли, — буркнул Кодес.

Бестолковые эти поставщики. Невдомек им, что иррийка и женщина, которую взяли на Ирру — совершенно разные вещи. А ведь это очень важно. Каков у нее генотип? Сможет ли родить ребенка хоть кому-то из тиквийцев? Красота — это замечательно, но дети нужнее.

— Откуда ты? — спросил он по-иррийски. — Слышишь?

Тереза не сразу поняла, что ее о чем-то спрашивают. В иррийском она была не очень сильна. Худо-бедно за три с половиной года научилась разбирать язык противника, но никогда не ставила себе цель изучить его как следует.

Все же знакомые слова вывели ее из отрешенного состояния. Отсутствующий взгляд приобрел осмысленность. Это не сон, поняла Тереза. Она в плену.

— Ты откуда? — повторил сероволосый.

Она не догадывалась, что мужчину интересует всего лишь раса. Враги прекрасно знали, с кем воевали. Ее спросили бы прежде всего о части. Но выбалтывать стратегические сведения она не собиралась. Возможно, в процессе пыток она изменила бы свое мнение — глупо зарекаться, однако сливать информацию сразу, с первого вопроса — дурной тон.

— От верблюда, — процедила она негромко.

Сероволосый хмыкнул.

— Никогда не слыхал.

Это Ильтена не удивляло. Вот если бы она назвала знакомую планету, стоило бы подивиться, каким образом на ней появилась неизвестная раса. «Верблюд», — вбил он в графу «происхождение».

Слова принесли боль. Тело и так болело при каждом вдохе, а когда она шевельнула губами, потемнело в глазах. Следующий вопрос она прослушала.

— Назови свое имя.

Раскрывать рот не хотелось. Тереза отвела взгляд, но проклятый допросник взял ее за подбородок и развернул к себе, глядя прямо в глаза. Она чуть не задохнулась от боли.

— Имя? Ты кто?

Не отстанет. Она тихо и зло прошипела:

— Курва в кожаном пальто!

Ильтен вбил имя, распечатал два экземпляра квитанции, расписался и передал бумаги поставщикам. Те поставили свои автографы.

— Выпьем чаю, — предложил он Бролиню и Кодесу. — Заодно и надбавки обсудим.

Поставщикам полагалось за женщину двадцать тысяч единиц. Даже за некрасивую и бесплодную. Но хороший фенотип и генотип заслуживали надбавки. Лучшие поставщики, такие как Сантор, меньше тридцати тысяч не получали.

Бролинь и Кодес поклонились и проследовали за хозяином в кабинет. Ильтен расставил чашки с крупными выпуклыми горошинами. Красная в белый горошек была его любимой. Гостям он предлагал на выбор белую в красный горошек, белую в белый горошек и красную в красный горошек.

— Согласитесь, господин Ильтен, внешность у этой Курвы на высоте, — начал торг Бролинь. — Большие глаза, густые волосы. Грудь и попа — все при ней. Легко родит и выкормит.

— Если родит, — парировал Ильтен, заливая кипятком из чайника травяную смесь с Т3. — Раса неизвестная, гарантий никаких. Мужа она, безусловно, порадует, но вряд ли наследником.

— Не все мужчины хотят детей, — возразил Бролинь, протягивая руку к полностью красной чашке. Красный цвет — цвет энергии, силы, цвет, подходящий для командира… Но сила должна дополняться разумом, а с этим у Бролиня проблемы.

— Они просто не знают, что с ними делать, — заметил Ильтен.

Кодес помалкивал, не отрывая губ от белой чашки в белый горошек. Двоякий цвет: символ чистоты и смерти. Но уж что-что, а чистота в высоком смысле Кодесу не свойственна.

Кодесу было наплевать на психологические изыскания диспетчера. Он тяжело переживал смерть брата. Понимал, что надо показать товар лицом, но не мог себя заставить расхваливать эту проклятую Курву.

— Пусть не знают, — согласился Бролинь. — Но и претензий от них не будет. Зато она наверняка хороша в постели.

Слово «наверняка» слегка озадачило Ильтена.

— Вы не пробовали, господин Бролинь?

Поставщик смутился.

— Нет.

А вот это уже интересно. Не все поставщики непременно сами распробовали товар. Сантор, например, дарил внимание лишь избранным. И то сказать, из рейдов он привозил столько девушек, что повозиться с каждой ему ни сил, ни времени не хватило бы. Но уж эта команда не упустила бы возможность потешиться с бабой. Что он, первый день Кодесов и Бролиня знает?

— Нет? Почему?

Ильтен старался не демонстрировать поставщикам свое презрение, но улыбочка вышла ехидной. Он и сам догадывался, почему. Добром не давала — и он, честно говоря, ее понимал, не те это экземпляры мужчин, чтобы привлечь достойную женщину. А насиловать побоялись, потому что рейд вышел неудачным, и надбавки за внешность оказались важнее сиюминутного удовольствия. В психологии поставщиков Ильтен разбирался не хуже, чем в психологии невест. Может, и лучше: невесты — в основном инопланетянки, да к тому же другой пол, а эти недалекие тиквийские мужики просты и понятны.

Не дожидаясь ответа, он сказал:

— Эта женщина говорила со мной агрессивно. — Интонации он чувствовал хорошо. — Сомневаюсь, что в постели она будет мила. Боюсь, что вы можете рассчитывать лишь на две тысячи единиц сверху. Экстерьер у нее действительно неплох.

— Спасибо, господин Ильтен, — пробормотал Бролинь. Похоже, большего он и не ждал.

Не сон. Реальность. Это стало ясно, когда сероволосый заговорил с ней по-иррийски. И реальность эта была вовсе не такова, чтобы радоваться, очнувшись от сна.

Мужчины ушли в комнату, звенели там посудой, о чем-то переговаривались на незнакомом языке. О ней словно забыли. Опираясь спиной о стену, Тереза нашарила какую-то ручку. Ванная. Превозмогая боль, она открыла замысловатый кран, растерла по лицу ладонью холодную влагу.

Она вспомнила, что случилось. На отряд напали. Пентаграмма осталась недостроенной, связь с Землей не состоялась. Она подвела командование, не выполнила задачу. И попала в плен. Сперва она приняла нападавших за иррийцев — а кто же еще это мог быть? Но нет, на иррийцев они совсем не походили. Возможно, наемники. Или… пираты? Теперь она склонялась к этому варианту. Иррийцы или наемники иррийцев не увезли бы ее с Ирру, там и допрашивали бы. Вот только сероватое небо с маленьким белым солнцем, которое она увидела перед тем, как ее запихнули в машину, было вовсе не иррийским. Зачем ее сюда привезли? Хотят получить выкуп? Но ее родители — не олигархи, стоит ли овчинка выделки?

Плеск воды насторожил Ильтена. Бывали среди невест и такие, кто пытался утопиться или прыгнуть в окно. Именно поэтому в комнате невест на окне стояла решетка. Изящная, ажурная, выкрашенная в серебристый цвет, дабы не вызывать ассоциаций с тюрьмой, но надежная.

Он рывком распахнул дверь. Женщина с мокрым лицом присела на краешек ванны, глядя на текущую воду — одну из тех трех вещей, на которые можно смотреть бесконечно. Топиться она вроде бы не собиралась. Может, умыться решила?

— Хочешь принять душ? — спросил он по-иррийски.

— Нет, — ответила она сквозь зубы.

Странно. Женщины всегда этого хотят.

— Не бойся, — сказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Ну ка-анечно. — Саркастическая гримаса на ее лице была весьма выразительна. — Что вам от меня надо? Денег?

Ильтен поперхнулся. Отбирать у женщин деньги — вот же глупость какая!

— Успокойся, мне не нужны твои деньги. Наоборот, я позабочусь о том, чтобы у тебя все было: и деньги, и дом, и муж.

— Выкуси, — огрызнулась она.

— Зря ты так, — упрекнул он ее. — Пойдем-ка в комнату, поговорим и все выясним.

— Не о чем нам разговаривать, — отрезала она. — И никуда я не пойду.

— Ладно, не хочешь разговоров — не надо. — Он был терпелив и покладист. — Давай тогда познакомимся по-другому.

Ильтен взялся за пуговицу ее рубашки. И то сказать, уродливая мужская рубашка на упругой женской груди выглядит противоестественно. Он потянул петельку на себя…

В глазах взорвался фонтан искр.

Он не потерял сознания. Почти. Только проморгался после вспышки и обнаружил, что лежит на кафельном полу, усыпанном осколками раковины, а из свернутой падением трубы хлещет холодная вода. Встать удалось не с первой попытки — зрение отражало реальность не совсем адекватно, и чувство равновесия отказывало. Все же, ухватившись за остаток трубы, он кое-как вздел себя на ноги и, борясь с тошнотой, поплелся, перебирая руками по стене, перекрывать стояк.

Курва тоже распростерлась на полу ничком. Не иначе, он автоматически ударил ее в ответ. О сработавшем рефлексе он не жалел: неумеренно агрессивной бабе необходимо сразу, без промедления, указать ее место. Ему случалось сталкиваться с сопротивлением, получать пощечины и царапины. Чтобы справиться с этим, в большинстве случаев хватало пары оплеух. Должно быть, сейчас он перестарался, очень уж неподвижна была женщина. Но и его до сих пор не били так, чтобы в глазах двоилось и содержимое желудка подкатывало к горлу. А самое главное, за что? Ничего не сделал, только пуговицу потрогал.

Слегка смущало, что он не помнил собственного удара. Видимо, сотрясение мозга еще серьезнее, чем представлялось на первый взгляд. Ильтен дотянулся до планшета, превозмогая муть перед глазами, вызвал сантехника и врача.

Курва не шевелилась. Он присел рядом с ней, опираясь на колено. Старался не попасть ногой в лужу, но координация движений сплоховала, светлая брючина угодила аккурат в воду. Впрочем, какая разница? Все равно он весь мокрый и местами порезанный об острые сколы раковины. Вода показалась ему розоватой. То ли свет лампы так отражается на смоченном темно-сером кафеле, то ли пострадавшее зрение шуткует.

Он аккуратно потеребил женщину за плечо. Она не реагировала. Тогда он собрался с силами и перевернул ее на спину.

И охнул болезненно, словно это на его груди рубашка покраснела от крови. Лужа под Курвой была липкой и красной. Он осторожно, инстинктивно боясь снова получить по голове, расстегнул пуговицы, пачкая пальцы в крови. Глазам предстали промокшие ватные тампоны, прикрытые бинтами и зафиксированные пластырем. Одна из повязок уходила под ремень. Дрожащими руками Ильтен расстегнул на женщине мешковатые брюки, явно чужие. Еще три раны.

— Зохен меня побери, — прошептал он.

Он нерешительно отогнул отлепившийся пластырь, заглянул под повязку. И увидел воспаленный кровавый разрез.

Он и так из последних сил сдерживал тошноту. Жуткая рана оказалась последней каплей. Он со стоном отшатнулся, и его вывернуло. Хвала небесам, не на бабу.

— Ударились? — сочувственно произнес доктор, безошибочно распознав симптомы сотрясения мозга у открывшего дверь. Диспетчер в клетчатом халате стоял нетвердо, прикладывая ко лбу холодную грелку.

— Я в порядке, — проскрипел Ильтен. — Вот. — Он указал на проход в спальню.

Он обтер женщину, как мог, положил на свою кровать, прикрыл раны простыней. Не забыл подсунуть под низ клеенку: кровь не переставала течь. Что еще сделать, он не знал. Он умел врачевать мелкие недуги невест: поставщики порой привозили простуженных девушек, или с аллергией на непривычную среду, или слегка побитых. Но такое было впервые. Руки и ноги Курвы казались ледяными. Обложить ее грелками, напоить горячим чаем? А вдруг это, наоборот, вредно ей?

Доктор снял простыню, присвистнул:

— Это вы, господин Ильтен, так постарались?

— Я не варвар! — возмутился он. — Я честный сотрудник.

Кем надо быть, чтобы пырнуть женщину ножом? Да еще несколько раз. Бролинь и Кодесы — отморозки, факт. Но Ильтену не верилось, что они могли так поступить. Скорее всего, нашли бабу уже раненую, подобрали, чтобы хоть как-то оправдать экспедицию. Все равно отморозки. Зря он им надбавку выписал. Наоборот, удержать надо было за некондиционный товар.

Вокруг переносицы у Ильтена разливался огромный синячище. Прямо как у Бролиня. Наверняка поставщик полез к ее пуговкам по простоте душевной, вот и огреб. Ильтен осторожно потрогал синяк и вздохнул. Сильная женщина, не одного здорового ребенка выносит, если с генотипом повезет. И стойкая. Виду не показывала, что ранена. А он, Ильтен, смог бы вот так врезать предполагаемому противнику, еле держась в сознании? Он уже понял, что никакого ответного удара не было. Просто она выложилась в своем броске до конца. До сей поры он такое только в фильмах про всяких героев видел. Раздражение незаметно сменилось восхищением. А потом опять раздражением: и кому нужна этакая невеста-герой? Рядом с женой мужчина хочет быть мужчиной, а не мальчиком для битья. Как ее пристраивать?

Связист — не разведчик, не боец группы захвата. Занятие в самый раз для девушки, не требующее изнурительных тренировок и запредельного риска. Но война есть война. На войне нет места слабым, нерешительным и вообще сопливым. Они погибают первыми. Сильные тоже гибнут, но шанс выжить у них больше. За три с половиной года войны в полку сменилось немало связистов. Кто-то погиб, кто-то уехал на родину, не выдержав тягот, кто-то пропал — заблудился, замерз, сожран хищниками или угодил в плен. Тереза оставалась в строю. Год за годом выигрывала естественный отбор, приобретая качества, важные для выживания. Побегай десятки километров по бездорожью с оборудованием за спиной, волей-неволей станешь неутомимой и выносливой. И врагов на своем пути встретишь не раз. Она привыкла стрелять, не раздумывая о гуманизме, и бить в полную силу, не беспокоясь о наносимых травмах. По колеблющимся и сомневающимся давно родня плачет.

Видимо, настал и ее срок. Командование, наверное, распорядилось прочесать маршрут ее отряда. Тела ребят найдут, если их не растащит зверье. А ее запишут в пропавшие без вести.

Но она еще жива. А пока жива — не покорится. Пусть эти гнусные пираты выкусят! Кое-кому из них она уже неплохо накостыляла.

Сейчас в ее нелегкой борьбе настала передышка. Тереза лежала под одеялом в чистой мягкой постели, и это было приятно. Но боль не проходила, и она постанывала сквозь зубы. Губы пересохли.

В поле зрения возникла чашка. Красная, в белый горошек. Ее держал сероволосый пират, встревоженно наклонившись к ней. На его физиономии красовался качественный кровоподтек, и она невольно ухмыльнулась. Он нахмурился.

— Пей, — сказал он. — Это вода с лекарством. Не отравлено, не бойся.

Что ж, ничего страшного не случится, если она примет воду из его рук. Она потянулась губами к чашке, и сероволосый заботливо поддержал ее голову, поднеся чашку так, чтобы ей было удобнее. Она пила медленно, глотала с трудом. Потом откинулась на подушку.

— У тебя был доктор, — сказал он. — Обработал раны. Что с тобой произошло?

— Тебе какая разница, пират? — выдавила она.

Он изумленно воззрился на нее.

— Я не пират! Я честный гражданин Союза Тикви. Меня зовут Рино Ильтен.

— Плевать мне, как тебя зовут, — буркнула она.

Союз Тикви? Что это такое? Название не было на слуху, но Терезе казалось, будто она что-то слышала о Тикви. Не читала, не видела в интернете, а именно слыхала краем уха. То ли анекдот, то ли байку.

— Тебя нашли на Ирру, — не отставал Ильтен. — Кто нанес тебе раны? Иррийцы? Ваши воюют с иррийцами?

Она скорчила гримасу — не то боли, не то отвращения — и выговорила:

— Нет, это были не иррийцы. Такие же пираты, как ты. Это они привезли меня сюда.

Словно обухом по голове. Значит, все-таки поставщики порезали бабу. Вот нелюди!

— Они не пираты, — возразил он.

— А кто же? — Презрительная усмешка. В чем-то Ильтен был с ней согласен: честный тиквиец, не пират, не должен так обходиться с женщиной. — Они напали на меня и похитили. Зачем они привезли меня сюда? Хотят получить выкуп? Или продать меня в пищу негуманоидам?

Ильтен передернулся. Ну и мрачная фантазия у нее!

— Да что ты, право, всякие ужасы выдумываешь, — проговорил он успокаивающе. — Тебя привезли сюда для того, чтобы выдать замуж.

Что?! Это было неожиданно. Настолько неожиданно, что ослабленный организм не справился с разрывом шаблона. Веки смежились, сознание уплыло прочь.

Врач приезжал регулярно. Качал головой, давал рекомендации, выражал надежду, что пациентка поправится. Заикнулся о том, чтобы поместить ее в больницу, но Ильтен, подумав, отказался. Женщин часто крадут из больниц. Сейчас она под его опекой, и он не хотел, чтобы руководство компании обвинило его в безответственности. Вот станет чьей-нибудь женой, пусть муж сам решает.

Однако, пока Курва не выздоровеет, он не сможет выдать ее замуж. А дела ее были нехороши. Анализы, по признанию доктора, не радовали. Приступы лихорадки перемежались периодами беспомощной слабости. Есть она не могла, только пить. Большую часть времени металась в беспамятстве, а когда приходила в себя, смотрела с яростью.

— Я не собираюсь замуж!

— Но так принято, — пытался он воззвать к здравому смыслу. — Женщина не может жить без мужа.

— Глупости!

— Послушай меня, это Союз Тикви, и тебе придется жить по его правилам.

— Выкуси!

— У нас женщин без малого в сотню раз меньше, чем мужчин. Ты серьезно думаешь, что тебе позволят болтаться тут незамужней? Тебя сюда доставили только с одной целью: чтобы дефицит жен стал хоть немного менее напряженным. Я выдам тебя замуж, хочешь ты или нет. Лучше бы, конечно, хотела. Но это не обязательно.

— Я не позволю решать через мою голову, нужен ли мне муж! — Она с ненавистью попыталась смахнуть со лба мокрую холодную тряпочку, заботливо положенную Ильтеном; не получилось, уж очень была слаба. — И не пойду замуж, хоть ты тресни!

— Ты не выйдешь замуж только в одном случае, — безжалостно обрисовал ситуацию Ильтен, которому надоело препираться. — Если умрешь.

— Ну, так и умру!

Он едва не подавился. Поспешно сложил пальцы, отводя беду. Еще чего не хватало! Доктор говорит, она действительно может умереть. Но он не хотел ее смерти, несмотря на то, что смерть женщины в результате повреждений, нанесенных поставщиками, сулила ему компенсацию. И не потому, что был честным сотрудником, болеющим за дело. Просто ее стойкость и упорство восхищали его против воли. Она была… уникальной. Удивительной. Странная женщина из неведомого мира. Она не должна умереть!

На грани забытья и яви Тереза припомнила, где слыхала о Тикви. В одной из сельских местностей Ирру, где ее полк держал оборону, бытовала поговорка, что-то типа: не ходите, девки, далеко от дома — тиквийцы украдут, своих девок у них нет, а чужие еще и краше. По-иррийски это в рифму звучало, как частушка. Терезе не приходило в голову задуматься, кто такие тиквийцы — персонажи народных сказок, не иначе.

Но фольклор иного мира вдруг обратился в реальность. Не то чтобы пугающую, но отвратительно циничную. Еще гнуснее, чем похищение с целью выкупа. Выкуп Тереза постаралась бы собрать. Связалась бы с родителями, заняла у друзей. Попросила бы, в конце концов, матпомощь у государства — зря, что ли, налоги платила? Но замуж — это чересчур. И плевать ей на демографические проблемы тиквийцев, пусть решают их без нее. Кто они такие, чтобы принуждать ее к сожительству, да еще и не предоставляя выбора? Она сама — хозяйка своей интимной жизни и никому не позволит ею распоряжаться. Тереза решила твердо: замуж она не пойдет. А если пойдет, то лишь за того, кого выберет сама. Будут заставлять — станет убивать. А не получится — умрет, но не сдастся.

Но все-таки лучше бы Рино Ильтен выбросил из своей сероволосой башки эту маниакальную идею.

Маниакальная идея Рино Ильтена трансформировалась. Дурак бы он был, если бы не видел, к чему все идет. Он пытается объяснить ей ее положение, но она только хмыкает и советует отвалить. Он говорит об обычаях, а она смотрит с презрением. Он грозит наказанием — она плюет ему в лицо. Бывали тут и раньше нахальные и свободолюбивые девушки, но все быстро ломались, оказавшись далеко от родных планет. Эту не сломили даже пять ножевых ран. Слаба, как муха осенью, а глаза горят неукротимым огнем, суля в лучшем случае участь калеки тому, чьи действия она сочтет обидой. Что же будет, когда она поправится?

Она не примет обычаев Тикви. Не согласится с тем, что надо выходить замуж и во всем покоряться мужу, надо усваивать манеру вести себя, одеваться и разговаривать так, как принято в Союзе Тикви, а не где-нибудь на Ирру или откуда она там… Есть, конечно, и на такой случай вариант. Заковать в цепи, как дикую хищницу, и отдать «дрессировщику». Встречается такой тип мужчин, и кое-кто из них не прочь обрести женщину. Только проживет она после этого недолго, и жизнь ее будет хуже любой смерти. Хотел ли он этого? Определенно, не хотел. Он ухаживал за больной, смешивал для нее лекарства, поправлял подушки уж точно не ради того, чтобы какой-нибудь богатый маньяк на старости лет обрел свою жертву.

И честность Ильтена дала трещину. Курва могла бы торжествовать: в их противостоянии он сдал позиции первым, не она смирилась с действительностью, а он уступил ее сумасбродству.

— Послушай, — промолвил он, сам пугаясь того, что говорит. — Не хочешь выходить замуж вслепую, я понимаю. Но ты могла бы выйти за меня. Ты меня уже немного знаешь. Я ведь не урод и не сволочь, правда? Я не обижаю тебя. Ты можешь мне доверять.

Он сглотнул.

— Только для этого нужно кое-что сделать. Я должен внимательно осмотреть тебя, допросить, составить протокол, ввести данные в компьютер…

Он не сказал главного. Диспетчер Брачной Компании, не испытывающий недостатка в женщинах, до сих пор не думал подавать заявление на жену. Зачем? Лишние расходы и ненужные хлопоты. Надо сдать заявление в приемный пункт, заполнить анкету и так подогнать в ней свои характеристики, чтобы они составили наилучшую пару с ее данными. Задача непростая, и гарантия не стопроцентная.

Но она не оценила. И торжествовать не стала. Лишь сморщилась, глядя на него с подушки, будто королева с трона — на бунтовщика:

— Засохни! Осматривать и допрашивать будешь кого-нибудь другого. Жених нашелся!

Ночь кризиса дала ему одно — он ощутил глубоко и до конца, что перестал быть честным сотрудником.

Приехал доктор, как всегда, деловито вымыл руки, прошел в спальню, где металась в бреду эта странная женщина, плотно прикрыл дверь. Ильтен встал у двери, сжимая в руке конверт.

Врач вышел с озабоченным лицом, прошагал мимо Ильтена.

— Доктор Энсет, — окликнул он его. На лбу выступил пот. Стараясь ставить ноги как можно тверже, он приблизился к врачу. — Доктор Энсет, мне хотелось бы отблагодарить вас.

Доктор сделал снисходительный жест:

— Медицинскую страховку оплачивает Компания.

— Конечно, доктор Энсет. — Рубашка на спине промокла. — Но есть вещи, не предусмотренные страховкой…

Врач снял очки, посмотрел на него строго, снова надел, посмотрел в стекла, потом поверх очков.

— Что вы хотите? — отрывисто спросил он. — Пластическую операцию? Силикон закачать? Зашить плеву?

Ильтен заколебался. Язык не поворачивался произнести, что ему на самом деле надо. Извиниться, сказать, что передумал? И упустить, наверное, единственный шанс избавить ее от цепей. Других вариантов она ему не оставила.

Он помялся и выговорил:

— Констатируйте смерть.

Доктор долго молчал. Может, прикидывал, не сдать ли его службе охраны безопасности, как покушающегося не на мелкое правонарушение, а на полноценное преступление. Судьба Ильтена висела на волоске.

— Что вы хотите с ней сделать? — Очки смотрели осуждающе. — Продать какому-нибудь изуверу, а деньги в карман?

— Да вы что! — Он чуть не закричал, только необходимость сохранять тайну заставила его остаться на уровне возбужденного шепота. — Я как раз хочу этого избежать! Убрать ее из базы… чтобы не пришлось отдавать на верные муки.

Взгляд доктора помягчел.

— Она может умереть на самом деле, — ответил он наконец. — Дождемся утра. Если кризис кончится благополучно, я возьму деньги.

Тогда у него еще был шанс остаться честным сотрудником — в случае ее смерти. Но она пережила кризис. И Ильтен осознал: отныне он — не тот, что был раньше.

На следующий день она попросила есть. Ильтен обрадовался: идет на поправку! Как и говорил доктор. Он зашел на сайт Районного Центра Питания, заказал бульон с гренками. Через пятнадцать минут заказ был доставлен, добродушный паренек из РЦП мазнул карманным считывателем по его расчетной карточке, поклонился. Ильтен принес судки в спальню, присел на пуфик рядом с кроватью, стал кормить Курву с ложечки, как кормят младенцев в фильмах. Она криво и вымученно улыбнулась — наверняка тоже пробежала ассоциация.

— Все в порядке? — спросил он на всякий случай. — Вкусно? Не горячо?

— Все хорошо, — ответила она. Вроде бы даже не ерничая.

Тогда он сказал:

— Если узнают, что ты жива — не сносить головы ни тебе, ни мне, ни доктору Энсету.

Она восприняла эту новость равнодушно. А каких моральных терзаний ему стоило обратиться к доктору Энсету! Не говоря уже о двадцати тысячах единиц.

— Послушай, Курва…

— Что-о? — вскинулась она. — А ну-ка увянь! Какая я тебе курва? Выкуси!

— Да ведь ты сама сказала, что тебя так зовут, — растерялся Ильтен перед ее возмущением.

— Мало ли что я сказала! Ты, тупое дерево, даже на табуретку не годное!..

Ильтен быстро поднес ложку к ее губам, надеясь заткнуть фонтан. На этот раз повезло. Наверное, оттого, что она была голодна. Она проглотила бульон и проворчала:

— Можешь звать меня Терезой.

— Это имя?

— Нет, кликуха! — рассердилась она.

Ильтен кашлянул.

— Я хотел бы знать твою фамилию.

— Это еще зачем?

— У нас, — Ильтен подчеркнул интонацией это «у нас», — обращение по имени принято только между лицами, состоящими в браке или родстве.

— А мне наплевать, что у вас принято.

Да кто бы думал иначе! Ильтен вздохнул.

— И вообще-то, — заметил он ненавязчиво, — женщина не должна возражать мужчине.

— Отвали.

— Везде разные законы, — терпеливо произнес он, — и у нас в Союзе Тикви они иные, чем на Ирру.

— Я не иррийка.

— Я знаю. Ты с Верблюда, верно?

Глаза у нее аж расширились.

— С какого еще верблюда? Ты что, бредишь?

— Но ведь ты сама так… — Его осенило. — Ты лгала, да? Думала, что мы пираты, и…

— Вы не сильно отличаетесь от пиратов, — буркнула Тереза.

Он сделал вид, что не расслышал ее бурчания.

— Неважно. Кем бы ты ни была прежде, теперь ты тиквийка.

— Выкуси!

Ну как можно отвергать очевидное? Ильтен раздраженно прошелся по комнате.

— Между прочим, — вспомнил он, — ты должна обращаться ко мне на «вы» и называть меня «господин Ильтен». — Надо же с чего-то начинать приобщение к местной цивилизации.

— Засохни! Я не выкаю тем, кто начинает знакомство с попытки изнасилования.

Он недоуменно вскинул бровь.

— Я не… Я ни разу не пытался… Ты вообще о чем?

— Кто меня за пуговицу дернул? — обвиняюще бросила она. — А?

Он схватился за голову.

— Курва! То есть прости, Тереза! Я просто взял тебя за пуговицу. И все! А ты меня ударила. Так, что у меня до сих пор голова болит!

— Так тебе и надо, чертов Рино!

— «Господин Ильтен», — поправил он. Зохен с ним, со смыслом ее фраз, но хотя бы формальные правила должны быть соблюдены.

— Не дождешься! Я тебе не рабыня, понял, Рино?

— У нас нет ни рабов, ни рабынь, — проговорил он увещевающе. — Просто в обществе принято…

— А мне наплевать! Убери эти чертовы судки, Рино. И принеси мне, черт возьми, горшок!

Унося посуду на кухню, Ильтен размышлял о рабстве в Союзе Тикви. Кажется, кое-кто попал по полной программе. И это точно не Тереза, с гарантией избавленная от мрачных перспектив провести остаток жизни в жестоких лапах «дрессировщика».

Женщина твердо оккупировала спальню. Причем считала ее своей. И возвращению хозяина в его собственную кровать противилась насмерть.

— Это моя комната, — выдвинул он аргумент. — Моя! Почему я должен спать в кабинете, на диване для посетителей?

— Ну, спи в кухне на раскладушке, — посоветовала она другой выход.

Тереза еще не вполне пришла в себя, передвигалась по квартире с трудом. Но едва он решился вернуть себе спальное место явочным порядком и демонстративно улегся в свою постель, подвинув Терезину подушку, как немедленно скатился на пол от беспощадного удара в пах.

— Отвали! — заорала Тереза. И вдобавок припечатала его по ребрам табуретом.

Как только она смогла добраться до кресла в кабинете, он подключил ее к компьютеру через гипнотический шлем, как и всех невест. Она еще и подозревала его зохен знает в чем. Мол, хочет внушить ей милое его сердцу послушание — а накося, выкуси! Эх, если бы внушить послушание было так просто! Увы, возможности гипнотического шлема ограничиваются обучением основам языка. Тереза и по-тиквийски чаще всего употребляла свои любимые выражения: увянь, засохни…

После стычки он испытывал некоторые затруднения с невестами. Работы, к счастью, было немного. Поставщики приводили то по одной, то по две женщины. Очередная невеста помахала Ильтену ручкой, входя в лифт следом за новоиспеченным супругом. Он закрыл дверь и вернулся к Терезе.

— Послушай, давай решим вопрос по-человечески. Мне неудобно спать в кабинете…

— Да ты же спишь с невестами через раз! — Она обвиняюще ткнула в него пальцем, словно усматривала в этом что-то дурное. — Так что нечего тут прибедняться!

— Но это ведь не отдых, — возразил он. — Это работа.

— Гори огнем твоя работа! — резко высказалась она. — И сам ты вместе с ней.