Три дня в Париже

Натали Пономаренко, 2022

«Удивительно. Люди приезжают в Париж, чтобы влюбиться, она же приехала, чтобы получить ментальную пощёчину». Где заканчивается мучительная ненависть и начинается страсть? А бывает ли, что мимолётная страсть рождает глубокие чувства? Впрочем, Париж может навеять на такие мысли слишком уж творческую художницу Мэри Гилберт, встретившую на отдыхе своего ненавистного недруга.

Пролог. Отель. Вино. Штопор

Monti Palas

France

«Я все равно тебя когда-нибудь возьму — одну

Или вдвоем с Парижем»

Колесики миниатюрного чемодана рисуют на полу невидимые линии. Кажется, что до номера отеля ведёт бесконечная дорога. Единственное желание — рухнуть на белоснежную постель и вдохнуть влажный воздух, который летит из открытого балкона и напоминает свежие каштаны.

Ах, Париж! Здесь даже мысли рождаются не привычно лаконичные, а приправленные легким флером поэзии.

— Какого хрена?! — врезается в уши леденящий знакомый голос и звук хлопающей двери. В трёх метрах вырисовывается мужская фигура.

А нет… Не такие уж и романтичные здесь люди, как пишут в книгах. Или… подождите…

…МакКензи, черт возьми.

Стоит лицом к закрытой двери номера, заведён до раскатов молнии в воздухе. Сжимает кулаки, но через секунду кидает хищный взгляд вглубь коридора.

— Уф-уф-уф, Гилберт, и ты тут?! М-да, хуже быть не может. — Замечает ее, прожигает кожу пламенем глаз. — Чего застыла? Иди уже, куда шла!

Мэри, спонтанно брошенная под пресс его слов и жуткого взгляда, уже бы давно убежала, да только ноги будто вросли в землю.

— Что-то не нравится? — она также дерзко отбивается словами. — Слушай, не порть мне отдых, будь добр, закрой рот! Иначе… — обрывается на полуфразе.

Уже жалеет, что не удержала гневные слова — МакКензи медленно приближается, проверяет ее нервы на прочность. Сделай шаг назад — точно начнёт смаковать во рту вкус победы над говорливой девчонкой, которая, как ему показалось, повзрослела за два года их разлуки. Что-то в ней явно изменилось.

— Иначе что? Смелая женская натура начнёт мстить? — сокращает расстояние до вытянутой руки и испепеляет пожаром, который вспыхнул задолго до встречи с Мэри в этом отеле.

А ножки-то начинают мягчеть, будто наполняются ватой…

— Не сверли меня взглядом! — она не выдерживает эффекта его серых глаз. Забывает ответить на вопрос.

— Я всех так сверлю, Гилберт, — виновник всех ее бед презрительно ухмыляется, наблюдая чрезмерное волнение.

— Идиот! — Мэри роняет заслуженное оскорбление и, желая уйти прочь, на ходу нарочно задевает МакКензи своим плечом.

— Истеричка, — подытоживает он себе под нос, не оборачиваясь ей вслед.

Казалось бы, встреча спустя два года после окончания гимназии могла бы выглядеть по-другому. Сдержаннее. Менее ядовито. И хотя бы с мелкими каплями манерности или, на худой конец, лицемерия. Но нет, эти двое прочно закрепили ненависть друг к другу ещё со школьных времён и не скрывают неприязнь. Вот и сейчас взвинченная Мэри, вошедшая в свой номер отеля, первым делом плюхается на кровать и утыкается глазами в потолок, чтобы кое-как успокоить учащенное дыхание и буквально минутку поразмыслить, отчего МакКензи выглядел чересчур уж озлобленным на весь мир и что произошло с ним до ее прихода. Она не знала о нем ровным счетом ничего, после того, как их вынужденное пребывание на одной территории школы закончилось — в целом, как и он о ней.

В Париж Мэри приехала за вдохновением — как и многие писатели, поэты, художники — укрывшимся в узких атмосферных улочках с клумбами цветов, в уютных кофейнях, где подают знаменитый круассан с терпким напитком, в той самой, как бы банально не звучало, Эйфелевой башне.

Прерывает размышления, вынимает из чемодана несколько чистых холстов разных размеров, палитру, краски и кисточки. Руки чешутся от желания поскорее приступить к написанию новой картины, навеянной впечатлением о прекрасном городе, в котором так и хочется потеряться, чтобы остаться навсегда. Но творчество она откладывает до завтра, когда Париж озарят яркие лучи солнца. Состояние сейчас неподходящее: высидеть несколько часов над полотном не получится из-за изнуряющей усталости.

А вот хваленные французские ужины пропустить никак нельзя. Здесь тебе и фондю из сыров, и странные лягушачьи лапки, и ароматный рататуй, который подают с изысканным вином. И как ещё местные не располнели до размеров Солнечной системы из-за обилия блюд?

Ресторан, находившийся на первом этаже, собирал всех гостей отеля, в частности, во время ужина. Влюблённые сладкие парочки с бокалами просекко и таящими свечами на столах необъяснимо раздражают Мэри. Не мудрено — в отношениях у неё все не складывалось: ухажёры не выдерживали ее вечную погружённость в хобби, временами вспыльчивый характер, независимую натуру — все это задевало их мужское эго. Приехать в город, где на каждой лавочке обнимаются и целуются парочки — такой себе мазохизм для одинокой дамы.

Перед ней разместилась тарелка профитроль с заварным кремом и бокал белого вина. Сладкое на ужин? А что мешает? Самое время получить гормон счастья и долю энергии после встречи с энергетическим вампиром, к тому же, когда этот самый «вампир» развалился на диване — за столиком — у окна. Попивает виски с надменным, но дико вымученным лицом. Чёрная рубашка, расстегнутая на три пуговицы сверху, такие же мрачные брюки, подкатанные рукава и взгляд, направленный куда угодно, только не в сторону Гилберт.

Безусловно, что-то сегодня выбило его из колеи. Или он после выпуска стал таким ожесточенным?

Она не знает и точно не хочет выяснять. Больно надо тратить на него, вечно недовольного и острого на язык, своё время, нервы и относительно приподнятое настроение. Уводит от него мимолетный взгляд, накалывая вилкой профитроль.

— Мадмуазель, приятного вечера. Это бутылка французского вина от молодого человека за пятым столиком, — подошедший официант, одетый с иголочки, показывает бутылку и погружает в ведро со льдом. Мэри растеряно оглядывается по сторонам, выискивает того, кто сделал столь неожиданный комплимент. — Вам налить?

Случайно пересекается взглядами с МакКензи, тот сразу заливает в себя большой глоток виски и насмешливо тянет губы в подобие ухмылки. Что за тупые шутки? Одним своим видом заставляет ее волосы встать дыбом.

— Молодой человек вон там, — официант кивком указывает на столик, за которым одиноко сидит темноволосый парень и вежливо улыбается. — Вам налить? — переспрашивает он и получает в ответ безмолвное покачивание головой от смущенной Мэри.

Теперь и она слегка обескуражена. Первый вечер на отдыхе: сразу известные подкаты в самом романтичном городе мира.

Черт.

Доедает свой сладкий ужин и забирает бутылку вина из ведра. Кивает, мило улыбаясь незнакомцу в знак благодарности, а затем спешно покидает ресторан.

— Так вот для чего ты здесь. — В спину прилетает чье-то мерзкое озарение, словно нож с размаху. Конечно же, она узнала едкий голос последовавшего за ней МакКензи. Дайте ему поиздеваться над бывшей однокурсницей — вечер станет слаще. — Решила склеить богатеньких тупиц?

Она нехотя оборачивается к нему, сжимая бутылку в руке все сильнее. Достал! Не может же спокойно уйти в номер без бессмысленных подколов.

— МакКензи, завязывай, ты перебрал сегодня. Вон, на ногах уже шатаешься. Или таким образом просишь добавки от меня? — вскидывается она, замечая, что тот и правда весьма хмельной. Будет ёрничать — получит по своей светленькой голове бутылкой полусладкого. — Если у тебя проблемы — это не повод лезть ко мне со своими идиотскими словечками!

— У меня только одна проблема: ты здесь, — без стыда язвит он.

Удивительно. Люди приезжают в Париж, чтобы влюбиться, она же приехала, чтобы получить ментальную пощёчину.

— Так отвяжись!

Встречно заливает ядом из слов и уходит от него, быстро скрываясь в недрах холла.

Им плевать друг на друга с высокой башни: кто с кем общается, кувыркается в постели, по каким делам заявились в этот город. А вот лишний раз втоптать в землю словесным башмаком — пожалуйста!

В полночь Мэри ещё не спит. Презент бездельно стоит на столике у открытой двери на балкон и мозолит глаза. Появилось большое желание выпить и скинуть груз досадного вечера. И как-то до фени, что в гордом одиночестве. Звонит на ресепшн через стационарный телефон, чтоб попросить штопор, а слышит по ту сторону длинные гудки. Хочет ругнуться на халатный сервис, но все же решает выйти и спуститься в холл самостоятельно. Накидывает на себя шёлковый халат поверх пижамы, ныряет в тапочки с пушистыми помпонами и с бутылкой успокоительного бредёт в коридор. Но рука предательски соскальзывает с дверной ручки, и сквозняк из открытого балкона захлопывает дверь.

Дьявол!

Разберусь позже!

На ресепшене, к ее изумлению, никого не было. Администратор куда-то запропастился, бессовестно оставил свой пост, а вот подпитый МакКензи будто и не уходил. Разместился на диване с тем же стаканом, но с добавкой, и казалось, что не торопился в номер.

— Гилберт, его нет, слепая, что ли? — бурчит Том, заметив, как та заглядывает через стойку ресепшена, в надежде найти там администратора. — Я тоже жду вообще-то.

— Вижу я, как ты ждёшь, — ёрничает она, намекая на стакан в его руке.

— Не далеко ушла, — он с подстебом ухмыляется, презрительно глянув на ее бутылку. — Сама приложиться решила? Или будешь распивать со своим новым хахалем?

Тома не коробит ни ее внешний вид, ни личная жизнь, ни даже эта чертова бутылка. Сочившийся гнев хотелось просто-напросто выплеснуть на кого угодно! А она удачно попалась под длинный язык.

Мэри тяжело вздыхает — устала от его компании.

— МакКензи, что ты за человек такой? Тебе грустно? Тяжело? Одиноко? Что? — снисходительно спрашивает «мученица», понимая, что нет сил уже терпеть. — Дай спокойно отдохнуть.

— Да пожалуйста, — хмыкает Том и запивает виски желание продолжить отравленный диалог.

Мэри не дождалась администратора — шлепает на третий этаж, так и не решив, чем откроет бутылку и как попадёт в свой номер, но оставаться внизу с надоедливым МакКензи — добровольно отправиться на каторгу.

Садится на пол, возле двери своего номера, и ногтем поддевает обертку бутылки. Решает подождать администратора в коридоре. Что ещё должно случиться в эту ночь, чтобы добить ее окончательно?

Пробка никак не поддаётся усилиям Гилберт протолкнуть ее вниз. Тыкает, нажимает — тщетно. Только и остаётся ждать, пока недобросовестный сотрудник вернётся на свой пост.

В начале коридора показывается сперва тень, а затем МакКензи, который возвращается в свой номер. Вновь предаваться пустой болтовне не хватает терпения!

— Господи, как можно давать тебе спокойно отдыхать, когда ты разлеглась почти голая с бутылкой поила около номера? — дразнит и невольно смеётся Том.

Мэри вскакивает, одергивает шёлковый халат вниз и решительно подходит к нему. Серьёзная, ничуть не забавляющаяся.

— Глаза разуй, на мне одежда, — спокойно объясняет и легонько похлопывает его по щеке, словно приводит в чувства.

Тот, не давая ей далеко уйти, цепко хватает Мэри за запястье, чтоб одумалась, что творит.

— Не смей распускать руки! — выплёвывает Том. Тихо, колко. Так, что и в голосе, и во взгляде — один холод и лёд. Режет, прожигает, вызывает неприятный холодок по спине.

— Отпусти, больной! — цедит она сквозь плотно сжатые зубы. Угрожает. Не боится смотреть ему прямо в дьявольскую душу! В ответ уничтожает одним прищуренным взглядом.

МакКензи показательно разжимает ладонь, даёт ей возможность дернуть руку вниз и быстрее свалить. Так и разошлись, как в море корабли, по разным углам. Он — отдыхать в номер, она — на ресепшн за штопором и дубликатом ключа.