Водоворот Мыслей

Наталия Юрьевна Куралесова

Сборник проз от очень неординарного писателя, который очень любит жизнь и может поделиться частью своих мыслей, переживаний, размышлений об очень серьёзных и сложных вещах простыми словами.

© Наталия Юрьевна Куралесова, 2021

ISBN 978-5-0053-9930-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ревизор» для постановок в школьных театрах

Сценарий по мотивам комедии Гоголя Н. В. «Ревизор» для постановок в школьных театрах.

В спектакле должны быть суфлеры с полным текстом по обе стороны кулис. Подсказки текста могут быть везде: на скатерти, в веерах, на носовых платках, на диване, на стульях и пр. Безусловно, чтобы свободно сыграть в действии, необходимо знать текст от зубов. Массовка одета во все черное.

1. Городничий — взяточник, говорит ни громко, ни тихо. Престарелый, но солидный. Черты лица грубы, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов. Одет в мундир и в ботфорты со шпорами. Волосы с проседью.

2. Анна Андреевна — его жена. Провинциальная кокетка. Она тщеславна, иногда берет верх над мужем. Часто меняет наряды.

3. Хлестаков — 25-лет, тоненький, худенький. Несколько глуповат. Говорит и действует без всякого соображения. Речь его отрывиста, и слова вылетают из его уст совершенно неожиданно. Чистосердечен, наивен. Он одет по моде. Но в его высказываниях более правды, чем лицемерия. Пусть будет щупл и маленького роста, как Наполеон.

4. Осип — слуга пожилых лет. Говорит серьезно, смотрит несколько вниз. Резонер и любит читать нравоучения самому себе и своему барину. При разговоре с барином лицо принимает суровое и грубое выражение. Он умнее барина и об этом догадывается. Сюртук поношен.

5. и 6. Бобчинский и Добчинский — помещики, низкие, коротенькие, с брюшком, похожи друг на друга. Помогают себе жестами при разговоре.

7. Ляпкин-Тяпкин — судья, прочитал 3 книги, поэтому очень вольнодумен. Говорит басом, как старинные часы, кот. прежде шипят, а потом уже бьют.

8. Земляника — толстый, неуклюжий, но услужлив и суетлив. Попечитель богоугодных заведений (больниц).

9. Марья Антоновна — дочь городничего Антон Антоновича и Анны Андреевны.

10. Частный пристав.

11. ГОГОЛЬ

12. Экскурсовод.

На сцене замерли фигуры. Музей восковых фигур главных героев. Сцена в полумраке. Далее действие с Гоголем и массовкой происходит на авансцене. Массовка перекрывает середину сцены с застывшими фигурами.

Свет направляется конкретно на одну фигуру. Вдоль рядов из зала идет в черном сюртуке, вроде пальто-накидке (в боливаре) и в черном цилиндре сам Гоголь. В руках его листы с рукописями. Он просматривает бумаги. Фонограмма голоса или говорить громко.

ГОГОЛЬ:

— Комизм кроется везде. Мы живем посреди него, но мы его не видим. Но если мы перенесем его в искусство, на сцену, то мы же сами будем валяться со смеху, и будем дивиться, что прежде не замечали его.

Встает девочка или мальчик из зала и обращается к Гоголю:

— Николай Васильевич, зачем вы сожгли вторую часть «Мертвых душ» — это же ваш пятилетний труд?!

Гоголь, повернувшись к ней:

— Потому, что душа бессмертна и рукописи не горят! Когда пламя унесло последние листы моей книги, ее содержание вдруг воскресло, и я увидел, какой должна быть эта книга.

Роется в бумагах, которые держит в руках, находит:

— Вот же мое завещание! Как смертельно поздно с ним ознакомились. «Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться». Последние годы — как тяжелый сон. Все идет плохо: бедный клочок земли наш, пристанище моей матери, продают с молотка, и где ей придется преклонить голову, я не знаю. Пристроить сестер у меня не получается. (Листы убирает в плащ-накидку).

Со сцены трое по очереди громко произносят (свет на них):

— 1. Книготорговец Смирдин, пользуясь бедственным положением писателя, издает его произведения за гроши.2. Цензура запрещает печатать «Мертвые души», отбирая последний хлеб у писателя.3. На помощь приходит Белинский. После хлопот и цензурных изменений рукопись с веселым названием «Похождение Чичикова…» допущена к печати, но здоровье писателя сильно подорвано.

Гоголь садится на стул или ступеньки сцены:

— Тот, кто говорит правду — всегда изгой.

Девочка из зала:

— Что с вами, Николай Васильевич?

Гоголь зажигает свечу:

— Душа моя изнемогла. (Ложится на край сцены, держа свечу в руках)

Со сцены все хором:

— Его живого несли по стране!

Гоголь был в летаргическом сне.

Гоголь ложится на край сцены и оглядывается, слегка приподнимая голову:

— Все вокруг меня встали в кольцо,

наблюдая, с какою кручиной

погружается нос мой в лицо,

точно лезвие в нож перочинный…

Вместо смеха открылся кошмар.

Мною сделанное — минимально.

Со сцены хором к Гоголю:

— Вам впивается в шею комар!

ГОГОЛЬ:

— Он один меня понимает… (бьет комара, задувает свечу)

Поднимите мне веки,

соотечественники мои, (Медленно садится, взгляд вниз)

В летаргическом веке

пробудитесь от галиматьи!

Поднимите мне веки! (ему помогают привстать актеры (из массовки), стоящие на сцене.)

Разбуди меня, люд молодой,

Мои книги читавший за партой,

Потрудитесь понять, что со мной. (Рука у сердца, его раздирают чувства)

Я ведь знаю, вы — не бездарны! (Рукою обводит всех)

СВЕТ НА СЦЕНУ. (Гоголь уходит, а массовка ставит сбоку портрет Гоголя). Уходя за кулисы, Гоголь ставит табличку «Музей восковых фигур», которая лежала прежде на полу. Световое пространство увеличивается, обозначая середину сцены.

Застывшие фигуры на сцене. За столом замерли фигуры Городничего, Хлопова, Земляники, Ляпкина-Тяпкина, Бобчинского и Добчинского, играющие азартно в карты. Поодаль у трюмо с зеркалом сидит Анна Андреевна, около нее стоит дочь. Хлестаков на переднем плане в наполеоновской треуголке возвышается над всеми, поза боевая. Внизу, у ног его сидит на полу слуга Осип. (Актеры не двигаются). Входит экскурсовод с указкой. Та же массовка расступается, не перекрывая собой того, на кого указывает экскурсовод. Обращается в зрительный зал и к массовке. Водя указкой по суровому Городничему, у него брови сведены с потугой на мысль, почти сократовский вид.

Экскурсовод подходит к Антону Антоновичу Городничему:

— Типичный представитель городской верхушки,

Пообтерся, это видно по лысой макушке.

Черты лица грубы и жестки,

как у всякого, кого против шерстки

поначалу, ведь из грязи в князи,

прогибаться, между всеми лазить…

об лоб его можно поросенка (Водит указкой по лбу)

убить насмерть… А это — его женка.

Экскурсовод подходит к Анне Андреевне, которая замерла с зеркальцем в руке:

— Анна Андреевна любит очень роскошь,

Хотя и не отличит Гоцци от оспы,

А лавку от дивана, пуфа и кушетки.

Себя же мнит искуснейшей кокеткой.

Экскурсовод подходит к Хлестакову, который застыл, сидя на спинке стула:

— Вот Хлестаков Иван Ля — я-кса — ан-дрыч,

Не хлесток он умом, чиновник в стиле «кантри».

Спустил деньгу на женщин и на карты.

Он в этом деле — столь игрок азартный!

Экскурсовод переходит к его слуге Осипу:

Слуга его, куда умней в сто крат,

Но чином ниже — тихий Гиппократ.

Он понимает, что его умом

Живет другой, и держит его трон.

Экскурсовод проходит к помещикам, которые сидят в обнимку, Бобчинскому и Добчинскому:

— А здесь помещены рядком

помещики, как видите, с брюшком (Водит указкой вкруговую по животам).

Отъелись за чужой-то счет,

Им только палец вы не суйте в рот. (Кто-то из массовки хотел потрогать…)

Чтоб отличить — у одного кольцо.

Они типичны — все на одно лицо.

Экскурсовод подходит к Луке Лукичу Хлопову:

— Пред нами лик Луки. Хлопочет.

Хлопочет Хлопов. Лукав Лукич.

Никто не знает, что он хочет.

Правдивы знанья — только бич

(Экскурсовод палец к губам)

Тут надобно, чтоб под (тс-с) сурдинку,

Свободомыслие долой!

Да прогибать пониже спинку,

(показывает рукой вверх)

Тогда — при чине с головой!

Монументальны сии лица,

Порок людской как был, так есть.

Уж век другой (растопыривает пальцы) капиталисты!

Но совесть та же, та же честь.

Но хватит здесь нравоучений,

К другим объектам перейдем (указкой проводит по залу)

Здесь люди новых поколений,

Что нам несут в наш общий дом?

Выходит Гоголь. Все замирают. Проходит вокруг стола. Верх стола сделан из прямоугольного картона. Гоголь заламывает все четыре угла, делая стол круглым.

ГОГОЛЬ:

— Они играли в «дурака» за круглым столом,

А кто остался в «дураках», о том сожженный том. (Фигуры оживают, медленно начинают двигаться и шуметь — гул по нарастающей, затем уже понятны слова)

Экскурсовод в ужасе отступает:

— Смотрите, оживают, эка страсть.

Вот это сила слова, вот так власть! (Массовка и экскурсовод убегают)

Гоголь уносит табличку с надписью «Музей восковых фигур». Гоголь всегда ходит с достоинством, медленно, почти в стиле «статуи», для героев комедии он невидим.

Постепенно нарастает шум-говор. Музыка. Играют в карты за круглым столом: Городничий, Ляпкин-Тяпкин, Хлопов Лука Лукич, Земляника. Более никого на сцене нет. Танец картежников вокруг стола с невидимыми картами. Городничий бросает карты на стол и резко встает.

Городничий:

— Повеселились. Хватит. Делу — время.

Пришел черед, по коням, ногу в стремя!

Я вас сюда призвал за тем,

Вернее кто! — нет больше тем.

(Руками подзывает всех к себе. Говорит шепотом, к нему все наклоняются):

— К нам едет Ревизор…

Затем говорит очень резко и громко, слушавшие его отскакивают или вздрагивают от неожиданности, кто-то на время оглушен. Можно оставить на столе колоду карт. От неожиданности у кого-нибудь колода карт подлетает вверх. Слегка подбросить вверх, Хлопов вместе с Земляникой пусть их подбирают, ползают по полу.

— К нам едет Ревизор!!!!!

Ляпкин-Тяпкин (басом):

— Ой, кто такой, вот будет ор,

Начнутся тут дела, всем будет лихо!

Хлопов Лука Лукич, (труслив) заикаясь от испуга:

— Хва-хва-хва-хватит… тихо. (тс-с)

Ляпкин-Тяпкин (судья, размашист, этакий русский медведь):

— Три книги прочитал я, стал судить о мире,

Я вольнодумцем стал, моя душа в эфире.

(Делает пассы, как экстрасенс, достает антенну, крутит себя за ухо, настраивая себя, как приемник. Поймал. Палец вверх.) Все замерли, ждут. Вдруг, в стиле «рапид», появляется «бог» с венцом над головой и огромным красным знаком на груди из светоотражательной ткани «Z».Он находится или чуть выше в глубине задника или сбоку. Свет на него. Все начинают уменьшаться на глазах: «Танец маленьких человечков», как мячики, в присядку, затем на коленях и как собаки. «Бог» манипулирует ими сенсорно руками. Когда «Бог» уходит, все за ним «по-собачьи» и замерли. Акцент на Ляпкина-Тяпкина, который, очнувшись, поправляет антенну.

Городничий крестится со словами:

— Пригрезится же чертовщина,

Столь неприятная картина.

(После все, кроме судьи, находятся в состоянии невроза и суетливости.)

Ляпкин-Тяпкин:

— Все ясно мне: к нам Ревизор! (Сюрпрайз! К нам Ревизор! Можно произносить: «ревий-зоре». )

Все хором:

— Ах, что за вздор, ах, что за вздор.

Судья резко их обрывает, подаваясь вперед:

— Теперь уж поздно пить «боржоми»,

уж едет он, а может, в доме.

(Открывает шкаф. Там, на вешалке висит мим и фукает от пыли. Шкаф можно изобразить из двух человек-двухстворчатый.)

— Сокрылся, слушает в шкафу.

Все примечает: «Здесь фу-фу». (Дверь шкафа закрывает.)

Городничий крестится:

— О, господи, какой позор!

Ужель к нам едет Ревизор.

Так что же делать? Все — для галки,

Нельзя же показаться жалким.

(Хватает веник и начинает гонять пыль. Можно муку. Все ему поддакивают.) (На сцену постелить плотный материал, затем незаметно убрать, чтобы не упасть, и на нем «пылить». )

— Побольше пыль пустить в глаза.

Обрамить все под кружева.

(Быстро достает кружева и заворачивает себе ими голову или другому. Можно изобразить руками.)

Земляника — попечитель богоугодных заведений, больниц. Он суетлив и толст). Утирает пот носовым платком с красным крестом.

— Что делать мне? Одни больные

Лежат в больницах, все худые. (Манипулирует платком: вытягивает его в шнурок, то взмах, то утирает им слезы).

— Так худо им, врачей ведь нету.

Уж лучше нету того свету.

Городничий строго:

— Лекарства?

Земляника, всхлипывая:

— Тоже его нету?

Городничий:

— Так чем же лечите?

Земляника:

— Советом.

Мы голодание пропишем,

Кто безнадежен (руки крестом на груди, после, как трепещущие крылья)

Не услышит.

По Иванову обливаем,

Правда, от холода икают.

Уриной лечим мы от почек…

Ляпкин-Тяпкин, судья громко и возмущенно вместе:

— Им ведь и это слишком очень.

Городничий Землянике:

— Вы там хотя бы для приличия

Белье смените, проверь лично. (Городничий забирает платок и стелит на стол).

Земляника отдает честь:

— Перевернем другою стороною,

Все будет четко под моим контролем. (Переворачивает платок)

Городничий, вспоминая, нюхает воздух:

— Да, вспомнил запах водки медицинской

От вашего помощника Разитского. (Городничий подходит нос к носу к Землянике. Тот прикрывается до глаз платком. Городничий отодвигает его.)

Земляника:

— Так… Это у него с рождения,

Как мамка уронила, это веянье

Исходит из прекрасных его уст.

Лука-Лукич-попечитель учебных заведений:

— Вы чесноком натрите ему ус,

Чтобы отшибло запах столь природный.

Городничий:

— Пожалуй, это более благородно.

Лука-Лукич Хлопов, озабоченно, как бы сам с собой:

— Мне надобно пройтись по педагогам.

Энтузиазм их прочь, а то в огонь и в воду.

Чему учить? Жизнь переучит.

Чем больше дашь — так знанья лучше. (Делает пальцами жест, изображающий деньги).

Ляпкин-Тяпкин, судья (басом):

— Поболее нагрузки, я б добил,

Что б на детей уж не хватило сил. (Давит кулаком по столу)

Лука Лукич Хлопов:

— Устроил тут историк наш разбой, (Ляпкин-Тяпкин поправляет скатерть и прячет руку за спину).

Что Македонский — всем герой.

Об стол он кулачищем молотил,

В щепу разбил и сбавил пыл.

Городничий:

— Оно-то ясно, Македонский-то — герой,

Но мебель портить — вред какой.

Историк ваш — совсем безбожник.

ЯВЛЕНИЕ 2.

Под музыку входят Бобчинский и Добчинский. Спешат все рассказать, перебивая друг друга. Сперва в один голос:

— К нам, к нам сюда спешит чиновник! (Трубят, как в трубы гонцы).

Бобчинский: Позвольте, я всем расскажу.

Добчинский: О, нет, со слогом я в ладу,

Бобчинский: Извольте, одолженье сделать.

Городничий и все остальные хором:

— Ну, не томите, ближе к делу!

Бобчинский и Добчинский делают распевку, откашливаются и поют на мотив «Все хорошо, прекрасная маркиза», поют по очереди.

Б-ий: Иду, иду, вдруг вижу друга. (Можно передавать ритмический диалог пощелкиванием пальцев, чечеткой, хлопками по телу и в ладоши)

Д-ий: Сосед, куда идешь, откуда?

Б-ий: Спешу к тебе скорее в гости.

Д-ий: А я к тебе, слыхал ты вести?

Б-ий: Да, да, слыхал, но не расслышал.

Д-ий: Держи всегда ты уши выше (руками делает уши)

Б-ий: И так они уж на макушке.

В гостиницу приехал Пушкин.

Д-ий: Тьфу, пропасть, все не так, Иваныч,

Живет какой-то будто паныч.

Б-ий: Он ни гроша не дал за место,

Глазами сверлит, как стамеской.

Бобчинский и Добчинский танцуют, напевая, забыв про всех: « А в остальном, мой Петр Иваныч, все хорошо, все хорошо», « Я вас нашел, я вас нашел» и т. д. Танцуют, задирают кверху набитые тряпками искусственные животы, ноги выбрасывают кверху, как при кордебалете.

Городничий их останавливает, взяв за грудки:

— Я спрашиваю вас в упор,

Свой вперя строгий дивный взор,

Кто ж он, ответьте!

Б-ий и Д-ий, заикаясь вместе: РЕ-ВИ-ЗОР.

Земляника и Хлопов:

— Быстрей к гостинице парадом.

Городничий и Ляпкин-Тяпкин (суетятся):

— Авось нам будут очень рады.

Земляника достает щетку для одежды из кармана:

— Пришло нам время счистить сор.

Его подгоняют: Быстрей, быстрей…

Земляника рвет на себе волосы (в руках у него зажата пакля под цвет волос, они падают):

Реви-зор.

Хлопов Лука Лукич кричит слуге за кулисы:

— Готовьте дрожки.

Слуга громко:

— Кучер пьян.

Городничий:

— Ушат на голову, ну, дрянь.

Слуга выливает ведро воды (всплеск воды) на кучера. Все действие происходит за кулисами. Видны одни ноги кучера.

Слуга констатирует: Он не всплывает.

Лука Лукич Хлопов

— Крепко спит.

Городничий (смотрит в зеркало):

— Надо побриться, ну и вид.

ЯВЛЕНИЕ 3.

Вбегает Частный пристав Степан Ильич, докладывает Городничему:

— Все моют улицы, солдат одел.

Городничий одевает вместо шляпы коробку на голову, так рассеян:

— Теперь забот… Прибавилось нам дел.

Что ж к делу, к делу, господа,

нам едет Ревизор сюда!

МУЗЫКА «ПОЛЕТ ШМЕЛЯ» ИЛИ БЫСТРАЯ ПОЛЬКА. ВСЕ КРУЖАТСЯ И УБЕГАЮТ С ШУМОМ ЗА КУЛИСЫ, В ЭТО ВРЕМЯ НЕЗАМЕТНО МЕНЯЮТСЯ ДЕКОРАЦИИ: Кровать. Стул. Тумбочка. Пустые бутылки. Грязно в самом дешевом номере гостиницы. Слуга Осип лежит на кровати и играет на пустых бутылках, подбирая «чижика-пыжика», строит из себя барина, пародируя Хлестакова. Подле кровати валяется пальто.

Осип рассуждает:

— Пойди туда, принеси сюда.

Да не знаю что. (Поднимает с пола пальто Хлестакова, держась за вешалку).

— О, похоже, пальто. (Далее разговаривает с пальто барина, манипулируя им, как будто рядом с ним барин. Трясет его.)

— Деньги прокутил. (Пальто на вешалке кланяется в знак согласия.)

Сам запил.

В карты проиграл,

Без денег стал.

Не долго ему до сумы

А там уж до тюрьмы.

ВХОДИТ, ТОПАЯ, ХЛЕСТАКОВ. Осип вскакивает, быстро поправляя кровать.

Хлестаков:

— Опять… Всклокочена кровать! Валялся?!

— Да что вы, барин, я тут не являлся (показывает на кровать).

Хлестаков:

— Сходи-ка вниз, в буфет.

Пусть в долг дадут еще котлет.

Желудок просит есть, и табаку охота.

От голода замучила икота.

Осип:

Идите сами барин вниз,

Не хочется за ваш каприз

По шее получать все время,

Ох уж эти галантерейные манеры! (Осип уходит. Слышно, как он ругается с буфетным слугой).

Осип: Да что ж, и супа тебе жалко?

Слуга: Плати по счету, не то — палкой!

Раздается грохот. Осип причитает. Возвращается, как побитая собака, с корочкой хлеба.

Осип, низко кланяясь, дает корочку хлеба хозяину:

— Извольте, прямо из буфета угощенье.

Хлестаков, пытаясь разглядеть:

— Ну, где оно, горю от нетерпения?!

ЯВЛЕНИЕ 4.

Шум и суета за дверью. Бобчинский за дверью. Стучатся: Городничий, Хлопов и Добчинский, на подносе круглый хлеб с солью. Входят, низко кланяются. Откашливаются и на счет « три, четыре» медленно подходят к Хлестакову, запевая:

— Боярин, а мы к вам пришли,

Молодой наш, а мы к вам пришли.

Хлестаков, отступая на полусогнутых от них, в том же ритме и чуть заикаясь:

— Я-я — я ни в чем не виноват.

Городничий и Добчинский и Хлопов:

— Сразу видно по походке вот-так франт!

Добчинский и Хлопов поднимают плакат с надписью « Welcome в город N!»

— Добро пожаловать в наш город.

Хлестаков жадно откусывает хлеб:

— Какой тут город, сплошной голод.

Городничий в сторону:

— Помилуй, знает все. Не погуби кормильца! (Валится на колени перед ним).

Хлестаков в недоумении, пытается поднять его:

— Что с вами? Прямо с ног валится.

Городничий почти облизывает Хлестакову ботинки:

— Озолочу, за все вознагражу!

Хлестаков:

— Вот привязался, как я есть хочу.

(Задумывается, палец кверху)

А впрочем (в сторону), долг растет, не помешало б

От щедрости его кусочек малый.

Городничий по карманам рыщет, достает деньги.

Хлестаков берет:

— Покорнейше благодарю,

Я из деревни тотчас вам пришлю.

Добчинский Городничему (реплика в сторону):

— Какие пули отливает,

Мол, из деревни босиком.

Городничий:

— А сам себе на ус мотает,

Прикинулся инкогнитом.

Городничий к Хлестакову:

— О, удостойте вашей чести

Откушать с нашего стола.

Скажу я вам без всякой лести:

Здесь лучшие все повара.

Добчинский и Хлопов:

— Откушайте, откушайте, все просим,

Заведено у нас встречать так гостей.

Городничий хлопает в ладоши, приходит слуга:

— Извольте Го-сударю всю снедь принесть,

Все лучшее, что ни на есть.

Музыка. Вносят на подносах официанты блюда. Вся трапеза в виде танца. Хлопов повязывает ему нагрудник. Добчинский суетится около него, кормя с ложки со словами:

— О, не извольте утруждаться.

Вам не за чем так напрягаться.

В здоровом теле аппетит

нам радость общую сулит.

Хлестаков ест жадно, вгрызаясь зубами в жаркое, с рук течет жир, он чавкает и отбрасывает кости в отдельное блюдо. Салфетки быстро изводит, а блюда все несут и несут, бокал с вином все поднимается и поднимается. Хлестаков пьянеет и млеет, руки вытирает о скатерть. Игра пантомимы «пир Хлестакова».

Хлестаков:

— Какие хитрецы, сейчас накормят,

А после уж в тюрьму, столь добры.

Бобчинский подслушивает за картонной дверью. Бобчинский на дверь навешивает картонные уши. Падает вместе с картонной дверью на пол при словах о тюрьме. Сзади за ним Земляника, Ляпкин — Тяпкин.

Бобчинский лежа:

— Нижайший вам поклон, прошу…

Городничий его перебивает и показывает на судью Ляпкина-Тяпкина:

— Представить местного судью.

Хлестаков:

— А кто вот этот пробивной?

Городничий:

— Помещик местный — Боб-чин-ской.

Бобчинский оправдывается:

— Была тут дверь, я не заметил,

Вас рассмешил поступком этим. (Хлестаков смеется).

Хлестаков:

— А на десерт ничем не угощают? (Тон капризного ребенка)

Десертной водки можно, я желаю. (Обводит всех пьяным и сытым взглядом)

Теперь я вижу, что пришли с добром…

Садитесь же, друзья, рядком (Показывает на свою кровать)

Все в один голос:

— Позвольте, сударь, постоим мы здесь.

Хлестаков вдруг замечает жирное пятно на своем пиджаке:

— Как замарал пиджак…

Городничий охотно снимает с себя свой, похожий на фрак дирижера с раздвоенными фалдами:

— Примите, ваша честь!

Хлестаков, как бы сам с собой, смотрит на ботинки и пытается их снять (можно: сидит уже без ботинок, пытается надеть, но ему больно):

— Ботинки сильно жмут, в ремонт сдавал вчера,

В мозоли ноги стер, ну, делать мастера!

Добчинский поспешно снимает с себя ботинки:

— Вы не побрезгуйте моими-то ногами,

Размер как видно ваш, смотрите сами. (Добчинский примиряет к нему).

Хлестакова обувают и надевают на него фрак Городничего. Хлестаков приосанился.

Городничий Хлестакову:

— Наверное, вас обижу предложеньем:

Пожить ко мне, примите приглашенье. (Валится на колени).

Хлестаков его поднимает:

— Опять ослаб, вставайте же с коленей,

Не откажусь я — вот мое решение.

Городничий:

— Сейчас записку черкану.

Я в ней жену предупрежу.

(Обращается ко всем и отдельно к Хлестакову)

— Бумаги нет у вас случайно?

Хлестаков со стола поднимает счет:

— Вот только счет…

Городничий берет и пишет что-то:

— Да вот и ладно.

Городничий передает записку Бобчинскому:

— Петр Иваныч, ЗА-ПИС-КА

Беги быстрее рысака!

За их спинами смена декораций. ДОМ ГОРОДНИЧЕГО. ДИВАН, ТРИ СТУЛА, СТОЛ.

МУЗЫКА. ЦОКОТ КОПЫТ. КАРТОННАЯ КАРЕТА. В ней «сидят»: Хлестаков и Городничий. Земляника и Судья запрягаются и надевают на себя маски лошадиных голов или садятся на палку с лошадиной головой. Передним планом маячит периодически Бобчинский, который бежит с запиской в вытянутой руке. Споткнулся, его перекатывает на себе массовка, изображаюшая задним планом движение по кругу, стоя сзади кареты, а передним планом перекаты лежа. КРЕСЛА, СТОЛ. На тот же стол постелить другую скатерть. Трюмо. Боковую дверь можно сделать из ширмы. Две дамы смотрят в зал, как в окно. Анна Андреевна и Марья Антоновна. Сбоку маячит Бобчинский. Спешит передать записку.

Марья Антоновна:

— Смотри-ка, маменька, кто к нам спешит!

Сам Петр Иваныч в руке с депешей.

Бобчинский вбегает, ему открывают дверь.

— Сударыне и барыне — почтение.

Готовьте быстро стол и угощение.

Я на пиру здесь буду лишним.

Сейчас приедет к вам Всевышний!

Анна Андреевна:

— Как любите вы все преувеличить,

Скажите толком, что за личность?

Бобчинский:

— Он молод и умом остер.

Сюда к вам едет РЕВИЗОР!

Марья и маменька в полуобмороке.

Анна Андреевна:

— Ах, боже мой, а что в записке?

Бобчинский:

— Распоряжение, чтоб без риска…

Предупредить велел вас муж.

Не медлите, читайте уж. (Умоляюще складывает руки)

Анна Андреевна читает записку-счет:

— «За два соленых огурца

Три шкуры сняли, как с писца…»

С ума сошел мой муженек!

Бобчинский:

— Читайте ниже…

Анна Андреевна:

— « Мой дружок…

Ага-ага, о-ля-ля-ля.

Теперь пойдут у нас дела. (Отрывается от чтения записки)

Ну, Машенька, нам в туалете

Предстало быть… Как в высшем свете!

Марья Антоновна, вытаскивая из сумочки зеркальце:

— Мне брови до носу сурьмить

Иль выщипать совсем, как нить?

Анна Андреевна:

— Ты губки выкраси жирнее,

Ресницы смажь медовым клеем,

Чтобы к тебе взор прилепил

И никуда не отходил.

Анна Андреевна убегает, давая слугам распоряжения. Марья Антоновна тоже убегает.

МУЗЫКА И ТОПОТ КОПЫТ, ШУМ ПОДЪЕЗЖАЮЩЕЙ КАРЕТЫ. ОТВОРЯЮТСЯ ДВЕРИ. Входят: Хлестаков, Городничий, Добчинский в носках, Хлопов, Земляника и судья.

Хлестаков:

— Хорошие здесь заведения,

а завтрак — просто объедение.

Где мы так славно подкрепились?

Земляника:

— В больнице, да неужто вы забыли?

Хлестаков:

— В больнице всего десять человек?

Земляника:

— Они, как мухи, поправляются на грех…

Под чопорную музыку появляются ДАМЫ. Танец ДАМ.

Анна Андреевна:

— О, генерал! Наше почтение. (Музыка из песни Хлебниковой «Мой генерал»)

Марья Антоновна:

— Да, да, мы просто в умилении…

Городничий:

— Мое семейство: жена и дочь.

Хлестаков жадным взором оглядывает Марью:

— Приятно видеть… (в сторону)

Глаза как ночь!

Анна Андреевна загораживая дочь своим бюстом:

— Как нам приятно, не найду слова,

что вам приятно, так бы вот всегда!

Марья Антоновна загораживает мать: (обмахивается веером)

— Что Петербург, все так же на Неве?

Хлестаков:

— Там, кажется, судя по молве.

Марья Антоновна:

— Шутник, вы, право. Мы — провинциальны…

Хлестаков:

— Все пустяки

Анна Андреевна:

— Вы — гость наш званный…

Хлестаков, замечая накрытый стол, оживляется еще больше:

— К столу, пожалуйста, присядем!

Все хором: Не беспокойтесь, рядом встанем.

Хлестаков:

— Не надо церемониться, друзья…

Я с Пушкиным, бывало, господа,

Как с вами, об руку рука:

«Ну, что, брат-Пушкин, приуныл слегка?»

Анна Андреевна:

— Так вы еще писать мастак?

Хлестаков, важно задирая голову:

— Читали «Фауста»? Мои труды — вот так!

Ведь у меня такая легкость в мыслях,

Что за себя боюсь — как бы чего не вышло!

Марья Антоновна:

— Мне, кажется, что автор — Гете?

Хлестаков к ней наклоняется, говоря зловещим шепотом:

— Мой псевдоним… Звучит как форте!

Марья Антоновна громко:

— Зачем скрывать талант свой под личиной?

Хлестаков:

— От ложной скромности…

Анна Андреевна, кидаясь на него и всплескивая руками:

— О боже, ВОТ МУЖЧИНА!!!

Хлестаков:

— « Я памятник воздвиг», уж вы читали?

Анна Андреевна почти в шоке:

— Что, тоже — вы-ы?

Хлестаков:

— Цензура, « аморале»…

Пришлось скрываться меж чужих-то строчек

Анна Андреевна плачет, вытаскивая из бюста платочек:

— Позвольте, промокну слезу…

Ах, вот — платочек.

Земляника к Хлестакову, доставая блокнот с ручкой:

— Вы не изволите помедленней мысль течь.

Хочу я сохранить всю вашу речь,

Чтобы потомкам бисер искрометный

Оставить. Глаза открыть — кто Гете!

Хлестаков:

— Да-да, пишите (палец в зал) в будущее слово:

(Забирается на стул)

МЕНЯ ПРОИЗВЕДУТ В ГЕНЕРАЛИССИМУСЫ СКОРО!!!

Хлестаков чуть не навернулся со стула, его стаскивают.

Он обнимает Землянику и Хлопова:

— Бывало, Генералы, царь и я

В картишки разыграемся, друзья,

Министров всех оставим в «дураках»,

А после, веселимся на балах.

Хлестаков невзначай вытирает руки о пиджак Земляники после индюшки.

Земляника про себя, глядя трепетно на жирные пятна своего пиджака:

— О-о-о снизошел… от этой мысли млею.

Почистить этот фрак я боле не посмею.

АННА АНДРЕЕВНА РЕШАЕТСЯ РАЗВЛЕЧЬ ГОСТЯ И ПОКАЗАТЬ СЕБЯ И ДОЧКУ В ЛУЧШЕМ СВЕТЕ. Анна Андреевна подзывает дочку помузицировать.

Анна Андреевна:

— Манюша, ты талант свой вырой,

Да не скрывай, промузицируй

Марья Антоновна:

— Уроки я беру совсем недавно,

Как привезли нам фортепьяно.

Пантомимой в клоунадном духе изображается пианино. «Клавишу» изображает человек в позе отжимания, нажимают на голову ногой. «Клавиши» — массовка в два ряда в белых и черных шапочках. Играет «Чижика-пыжика», надавливая на головы массовки, те приседают и подают соответствующий ноте звук. На последнем звучании берется аккорд и нажимается клавиша продления звука: приседают белые и черная «клавиши», звук вместе и длинно. Нижняя клавиша отпускается вместе с верхними, звук обрывается. Длинной картонной коробкой закрывается импровизированное фортепьяно. На внутренней стороне нарисованы ноты на подставке. Анна Андреевна старается перещеголять свою дочурку из чисто женского эгоизма. Но это должно выглядеть чрезвычайно смешно и нелепо. Она рукой подзывает служанку, которая, повернувшись спиной к Хлестакову, поет вместо Анны Андреевны. Поет по-мужски басом, и служанку играет актер мужского пола мощного телосложения. Песня идет под фонограмму: «Э-х ухнем…» или из оперы про князя или Ивана Сусанина.

Анна Андреевна просит Машеньку станцевать:

— Мой свет, исполни по-французски

«Жеманс-де-данс» чуть в стиле русском.

Хлестаков сам пускается в пляс в стиле танго, подхватывая то Марью Антоновну, то ее мамашу.

— Прошу на танец, мадмуазель.

Марья Антоновна хватается за голову после сильного ее разворота партнером.

— Кружится все, как карусель.

Хлестаков Анне Андреевне:

— О, дайте руку мне, мадам!

Анна Андреевна с придыханием бросается на Хлестакова.

— Принадлежу всецело вам. (Танцуют)

Хлестаков запыхался.

Городничий к нему, волнуясь:

— Ва-ва-ва вашество превосходительство.

Хлестаков живо:

— Что вы хотите?

Городничий:

— Здесь из попечительства.

Земляника раскланивается:

— Богоугодных заведений.

Городничий:

— Филиппович Артемий.

Земляника:

— Артем Филиппович точнее…

Городничий принюхиваясь к Землянике:

— Здоровый дух он в теле сеет.

Городничий указывая на Хлопова Лука Лукича:

— По знаниям сей распорядитель.

Хлопов, надевая очки, представляется:

— Лука Лукич. Моя обитель-

Все школьные учреждения,

Они источник (заминка) новых веяний. (Подбирает, конфузясь: пенья, вдохновенья, оперенья).

Хлестаков пьяно на него и дружелюбно:

— Меня учили понемногу

чему-то там, но было в ногу

со временем, про что — не помню.

Но главное — чтоб было модно! (Костюм поправляет)

Что значит среднее образо-вание?

— Бывает ниже?

Хлопов Лука Лукич:

— Что вы! У нас все, как в Париже,

Все дипломаты с красною медалью

Из рук в руки в ВУЗы валом валят.

Пусть погрызут гранит науки в ВУЗах

Хлестаков смеется:

— А там уж зубы вставят в звании: зены, муза.

Городничий торжественно:

— Вот так прожить — не поле перейти

Хлопов:

— Свой след от плуга всем оставить,

Чтоб протаранить, пробуравить,

Искать не надо легкие пути!

Хлестаков, зевая:

— Похоже… я уже в раю,

Так хорошо здесь, может, сплю?

Хлестаков пристраивается на диване:

— Чего-то в сон меня клонит (начинает храпеть)

Судья, Хлопов, Земляника наклоняются к нему:

— Что вы сказали?

Затем все окружают диван с Хлестаковым.

Все хором: — Да он спит!

Городничий, оглядывая всех, качает головой и грозит пальцем:

— При важном госте без мундиров!

Ну, слава богу, пока с миром.

Все поют «колыбельную» Хлестакову:

«Баю-баюшки-баю

поцелуем вас в ступню.

Баю-баю-баю

Кто такой — мы знаем.

Баю-баю-баиньки

Пред тобою паиньки.

Накормили, как бычка,

Добежал бы до… (тс-с)»

Мужчины расходятся, переодеваясь в мундиры. Остается Хлестаков на диване, Марья Антоновна, Анна Андреевна.

Дамы окружают Хлестакова, разглядывая его:

Марья Антоновна:

— Ах, маменька, как он хорош.

В верхи он питерские вхож.

Анна Андреевна:

А как танцует, будто конь.

Марья Антоновна:

— Я вся дрожу, пойду-ка вон.

Анна Андреевна:

— Ступай, иди. Пусть голубь спит.

Во сне воркует (Х. громко храпит. Развалился до неприличности)

Славный вид. (Она его гладит по голове)

ВХОДИТ ОСИП. ОГЛЯДЫВАЕТ ХОЗЯИНА

Анна Андреевна подзывает его к себе жестом.

— Послушай, как тебя зовут?

Осип, конфузясь, в горле у него запершило:

— Осип, Осип я, сударыня.

Анна Андреевна:

— Переперчили и все недожарено?!

Осип хрипло:

— Все было вкусно, графину под стать. (Далее разговор двух глухих)

Анна Андреевна:

— Так, вы при графине, (реплика в сторону) его, видно, мать.

ПОДБЕГАЕТ МАРЬЯ АНТОНОВНА К ОСИПУ:

— Скажи-ка, дружок, глаза какой формы

Приятны ему: газели ли горной,

Или как дольки от апельсина?

Осип:

— Глазели б, глазели б, не слепую ж мужчине!

Анна Андреевна недовольно оглядывая его и притопывая каблуком. Осип, поняв, что сморозил глупость, быстро перестраивается:

— Такого не знаю сударыня, право,

Какая у глаз бывает оправа.

По мне канделябрами б очи горели,

Да чтобы с накалом, до косточек грели.

Марья Антоновна подставляет глаза, вытаскивая, неизвестно откуда, зеркальце и слюнявя карандаш:

— Маманя, рисуй, пока не проснулся.

— Быстрее, быстрее, смотри, потянулся.

ЧАСЫ БЬЮТ 4 ЧАСА. ВХОДЯТ ПРИ МУНДИРАХ НА ЦЫПОЧКАХ. СТРОЯТСЯ ПО РОСТУ, ПО ЖИВОТАМ, ПО БОТИНКАМ.

Говорят шепотом. Судья Ляпкин-Тяпкин:

— Вы, с пузом, Бобчинский, встаньте в конец,

Я прямо встану у дивана,

Тогда пойдет уж все, как надо (смотрит на Бобчинского, который пытается подтянуть живот.)

Ну, Бобчинский, вот молодец! (хлопает его по животу)

Земляника:

— Я думаю, не проскользнем,

Здесь надобно жирней подмазать.

Хлопов:

— Как будто мы на храм даем.

Судья Ляпкин-Тяпкин:

— Там разберется, эка важность.

ХЛЕСТАКОВ ПРОБУЖДАЕТСЯ, ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ

Хлестаков:

— Ну, я всхрапнул.

Все хором:

— Здравия желаем.

Вас с пробуждением поздравляем.

Хлестаков протирает глаза:

— Да вас тут целый эскадрон.

Какая выправка и тон!

Судья с Городничим совещаются и быстро объясняют другим:

(Полушепот) _

— Поодиночке и гуськом,

Не в складчину ж одним куском!

СЦЕНА ВЗЯТОК

Первого выталкивают оробевшего судью Ляпкина-Тяпкина. Кулак вперед, почти воинственно от инерции пинка. Кулак судьи с зажатыми в них деньгами оказывается прямо перед сонным взором Хлестакова. Сон как рукой стряхнуло.

Судья от избытка чувств орет охрипшим голосом на срыве:

— Принять извольте пять! (Раскрывает кулак. Деньги падают на пол. Пожимают друг другу руки.)

Хлестаков:

— Рад вам руку я пожать.

Хлестаков, подбирая деньги и быстро подсчитывая:

— Вы деньги уронили сотен пять!

Ляпкин-Тяпкин:

— Не мог я столько с собой взять! (Ужасаясь суммой своей взятки, своей немыслимой щедрости.)

Хлестаков кричит, строя из себя ангела справедливости. Затем, второй раз почти шепотом:

— Кто деньги обронил, откликнись!

Судья, суя ему руку с деньгами в карман:

— Они же — ваши, с этой мыслью свыкнитесь.

Хлестаков про себя (реплика в сторону):

— Они, похоже, не в себе —

Всех так встречать — урон казне.

Судья исчезает и тут же появляется следующий. Земляника.

Хлестаков все еще в своих мыслях:

— Кто хочет, будет одурачен,

Спрошу о деньгах на удачу.

Земляника:

— Я к вам пришел…

Хлестаков:

— Чего же более?

Земляника:

— Я вам принес…

Хлестаков, беря деньги:

— По своей воле…

Хлестаков ловко откуда-то достает поднос, на котором когда-то был хлеб с солью. Землянику учтиво выпроваживает, закрутив его в пируэте.

Следующие: Хлопов, Городничий и вдвоем Бобчинский и Добчинский.

Хлестаков:

— Да не стесняйтесь, вот поднос!

В порядке очереди — взнос. (Они шумят: «Я — первый!»)

Хлопов, приближаясь вплотную к Хлестакову:

— Я вам хотел бы на ушко,

Все доложить, как тут и что!

Хлестаков не дает ему договорить и разворачивает его вокруг себя:

— Сперва к подносу вас прошу,

Потом про все я запишу.

Добчинский, выворачивая карманы, глядя на Бобчинского:

— Всего-то двадцать пять рублей.

Бобчинский, рыская в кошельке:

— А у меня еще скромней.

Добчинский:

— В носок вы спрятали вчера.

Бобчинский, вытаскивая из носка деньги, сталкивается, поднимаясь, с носом Хлестакова, который желает объяснений этому нонсенсу.

Бобчинский:

— Так завалились… Вот беда.

В кармане пиджака дыра…

И сверху вниз они туда…

Хлестаков:

— Идите, было мило с вами,

Не шаркайте, прошу, ногами. (Все кланяются и расшаркиваются, спиной двигаясь к выходу. Хлестаков держится за голову, прилег на диван.)

ПОЯВЛЯЕТСЯ МАРЬЯ АНТОНОВНА с жутко накрашенными глазами. Глаза как у совы. (До бровей на вазелин вкруговую наложить грим, чтобы быстро стереть) При ее появлении всегда должна звучать одна и та же мелодия о любви лейтмотивом (Возможно из романса «Не искушай»)

Марья Антоновна на цыпочках подбирается к изголовью дивана и наклоняется над головой Хлестакова, смотря на него в перевернутом виде:

— Вам нравятся мои глаза?

Хлестаков вздрагивает от испуга, оправившись, спрашивает наугад:

— О-оо! В них ужалила оса? (Их ужалила оса)

Марья убегает в слезах.

Хлестаков садится, испуганно озираясь:

— О, Боже, что же это было,

Неужто Нечто привалило! (Громко кричит Осипу)

— Бумагу и перо, Осип!

Ну, побыстрее же неси! (Осип приносит бумагу, перо и чернила. Остается рядом.)

— Все фортели судьбы в статейку накатаю…

Видал, дурак, меня как генерала принимают!

Осип:

— Немного вы на лаврах посидели,

Попили, погуляли и поели,

Пора в дорогу, в самом деле.

СЛЫШНО КТО-ТО КРИЧИТ И СТУЧИТЬСЯ В ПРИХОЖУЮ ДВЕРЬ.

Осип:

— К тебе купцы, принять просили,

Мол, нету у них больше силы

Обиды Городничего терпеть.

ВЛАМЫВАЮТСЯ ЛЮДИ. На подносе еда. Они почти хором в один голос:

— Одни поборы, ваша честь.

Осип (деловито):

— Чего там на подносе принесли?

Хлестаков, не отрываясь от бумаги и пера (вполоборота):

— По мне деньгами б

Осип, забирая все:

— Спасибо, этим помогли.

Подносик можно тоже подарить. (Выдирает у них из рук. Заметив длинную нитку на рубахе подателей, отрывает ее зубами и — в карман себе.)

В хозяйстве пригодится даже нить.

Ступайте все, мой генерал устал.

Все поняли, что Городничий — плут, нахал.

МУЗЫКА ЛИРИЧНАЯ, можно с повторениями слова «любовь» на любых языках или романс «Не искушай». Медленно выплывает Марья Антоновна, сзади у нее на платье приколоты павлиньи перья.

Танцуя, она скользит то в одну, то в другую сторону перед Хлестаковым. Грим у глаз смыт. Хлестаков заворожен.

Хлестаков:

— Я был рассеян, не заметил блеска.

Так вы похожи… на алмазную подвеску.

Танец воркующего голубя. Полуприсед, фалды по полу, как хвост, слегка поддергивая их руками вверх. Ходит вокруг нее, затем оборот вокруг себя и курлычет: «Курлык-курлык-кур-лы-ык»

Хлестаков:

— Ах, что за перышки

Что за мысок. (Приподнимает длинное платье Марьи)

Как пахнет сладко кружевной платок. (Она играет платком у него перед носом)

Он пододвигает к ней стул, она от него на своем стуле.

Марья Антоновна:

— У вас стучит что-то в мундире…

Хлестаков:

— Наверно, сердце…

Он вытаскивает часы и проверяет время, трясет ими:

— Что, на часах опять четыре?

Марья Антоновна, отодвигаясь от него вместе со стулом, почти поучительно и торжественно произносит, стул ставит как точку-акцент:

— Любви не надобны часы! (Хлестаков поспешно прячет часы во внутренний карман, путаясь в длинной цепочке часов)

Хлестаков пододвигается к ней вместе со стулом, так же акцентируя на последнем слове и соприкосновении ножек стула с полом:

— Ну, наконец-то мы — одни!

Марья Антоновна столкнувшись с его стулом спинками (сидеть наоборот). Лицом к лицу.

Марья Антоновна вся, трепеща, голос дрожит, грудь поднимается и опускается (декольте):

— Лицом к лицу…

Хлестаков, глядя в декольте:

— Лица — не увидать.

Вскакивает на стул и заглядывает туда же уже сверху. Можно просто отбежать и руками сделать жест, охватывающий фигуру Марьи Антоновны (тогда она должна встать):

— Большое — видится на расстоянии.

Марья Антоновна:

— Не ровен час, увидит мать.

Хлестаков ползет к ней на коленях или подскакивает и падает на колени, можно проехать по полу на коленях до объекта любви. Необходим гладкий пол. Хлестаков:

— Я на коленях перед вами.

ШУМНО ВХОДИТ АННА АНДРЕЕВНА. ПАУЗА ШОКА. СЕКУНДА МОЛЧАНИЯ. Анна Андреевна без истеричного тона, а смеясь и вопросительно:

— Что вижу? Небольшой пассаж. (Подходит к дочери, грозя ей незаметно пальцем, та потупила глаза).

Хлестаков делает вид, что что-то ищет на полу. Отвернувшись про себя (реплика в сторону):

— Все, собираю саквояж!

Анна Андреевна, помогая ему встать на ноги, перед этим, поигравшись с его волосами:

— Скорее встаньте же с коленей!

Анна Андреевна женщина статная и высокая, крупного телосложения. Хлестаков, поднимаясь, становится ей по самую грудь. Он силится подняться на цыпочки. Он просто сражен масштабами красоты и мелет, что придет в голову, он искренен:

— Сударыня, я пламенею. (достает зажигалку и чиркает ею в знак доказательства)

Анна Андреевна, делая ему знаки на дочь, чтобы он был поосторожней в своих чувствах. Марья пытается быть поближе и разглядеть, что происходит между матерью и Хлестаковым, но мать от нее постоянно заслоняет все действия своим телом. В отличие от Бобчинского и Добчинского, у нее подушка или нашлепки, набивки, придающие ей объем, будут с обратной стороны, т.е. сзади. Все должно колыхаться, усугубляясь большими бантами или одним. Можно набить плотные эластичные колготки, взяв их на несколько размеров больше.

Анна Андреевна пытается его приподнять под локти:

— Да встаньте ж, пол совсем не чист.

Хлестаков, уткнувшись в нее:

— От страсти млею (снова падает на колени)

Анна Андреевна, сцепив руки:

— Как, речист!

Хлестаков, уцепившись за руку Анны Андреевны (пластически можно изобразить как отделение руки от тела, стиль «кукла»):

— Отдайте руку вашу навсегда!

Анна Андреевна:

— Мою? (пауза) Возьмите всю! Да вот беда…

Я как бы замужем слегка.

Марья Антоновна протискивается к ним и замирает в ужасе:

— Ах, маменька, что вижу я!

Анна Андреевна быстро поднимает Хлестакова с коленей и отирает платком его брюки, смотря на платок, показывает его дочери:

— Паркет не чистили три дня.

С чего ведешь себя столь шумно,

Ты будь, как мать — благоразумной.

Хлестаков поспешно хватает руку Марьи Антоновны:

— Анна Андреевна — вы мать!

Благословите!

Анна Андреевна:

— Вы — мой зять?!

МУЗЫКА, ПОЧТИ ТОРЖЕСТВЕННАЯ. ВХОДИТ ГОРОДНИЧИЙ.

Городничий благодушно:

— Приятно видеть, вы все здесь.

Анна Андреевна слегка берет мужа за плечи:

— Крепись, сейчас услышишь весть.

Хлестаков воодушевленно, на подъеме:

— Отдайте мне руку Марьи Антоны,

Не то… разбегусь и лбом о колонну (Его останавливают)

Анна Андреевна суетливо сует портрет Гоголя или книгу Гоголя мужу в руки:

— Благословляй, чего медлишь, Антоша,

Не то ваша честь себя прикокошит.

МУЗЫКА МЕНДЕЛЬСОНА. В ЭТОТ МОМЕНТ ВХОДИТ ОСИП С САКВОЯЖЕМ И ПОДНОСОМ ПОД МЫШКОЙ.

Осип деловито:

— Что, барин, пора нам в дорогу?

Городничий, его жена и дочь в один голос:

— А свадьбу сыграть?!

Осип:

— Сейчас — это не модно!

Хлестаков перебивает слугу:

— Я скоро с подарком вернусь на неделе.

Прощайте, родные!

(Отвернувшись, реплика в сторону)

Как вы мне надоели!

Городничий, его жена и дочь в один голос:

— Мы ждем возвращенья!

Хлестаков:

— Я скороходом, одна нога здесь, другая — в дороге.

ЗА СЦЕНОЙ ШУМ ПОДЪЕЗЖАЮЩИХ ДРОЖЕК. ЦОКОТ КОПЫТ. РЖАНИЕ ЛОШАДИ.

Вбегает Осип:

— Дрожки готовы.

Городничий в возмущении:

— Зачем же на дрожках?

Осип:

— А мы по-простому.

Городничий:

— Не почину одежка.

Несите из дома шкуру медведя!

Постелем ее прям на сиденье.

Да денег возьмите себе на дорогу.

Хлестаков:

— Спасибо, родные, до слез… ну, ей богу.

(Действие происходит почти спиной к залу. Лошади не видно, но слышно, как Осип ворчит у дрожек, застилая медвежью шкуру за задней кулисой или боковой.)

ЦОКОТ КОПЫТ. ХЛЕСТАКОВ С ОСИПОМ УЕЗЖАЮТ.

Городничий облегченно вздыхает, глядит на дочь сияющими глазами. (Может озорно пригрозить ей пальцем)

Городничий к Марье:

— Ну, Марья — искусница (как молодец)

искусница (как искусительница) — вдвое.

Городничий, размахивая руками, кричит:

— Эй, слуги, трезвоньте, трубите, зовите!

Теперь наша Марья в самом зените!

ВХОДЯТ И ВБЕГАЮТ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. КТО ДЕРЖИТ БОКАЛ С ВИНОМ, КТО ПРОТИРАЕТ ОЧКИ, КТО ДЕРЖИТ В РУКАХ СИГАРУ. ДОЛЖНО БЫТЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОНИ ТОЛЬКО ИЗ ГОСТИНОЙ, ОТ ШВЕДСКОГО СТОЛА.

Городничий принимает позу ферта (руки в боки):

— Почти королева, не вам всем чета!

Целуйте ей ручку, прошу, господа!

(Каждый испуганно подходит приложиться к ручке Марьи Антоновны)

Судья Ляпкин-Тяпкин:

— Так что же стряслось? Быстрей расскажите!

Анна Андреевна, делая из веера корону над головой дочери:

— Мы с Анной отсель уезжаем в Питер.

Наш Ревизор замуж Анну зовет,

Думали долго… Да, что за народ

здесь, в глуши… Кто оценит величье,

Всю красоту… Нужно ехать в столицу!

Городничий обходит всех, горделиво задрав голову, и поглаживая себя по животу:

— Теперь заживем! Ананасы в шампанском,

Анна Андреевна, сглатывая слюну:

— И семга, омары и сыр голландский!

Марья Антоновна:

— Свой особняк, где Невский проспект.

Городничий вставляет:

— Меня в генералы, такой вот прожект!

Марья Антоновна задумчиво:

— Он будет прекрасен всегда на заре… (Каждый о своем)

Анна Андреевна:

— А в комнате каждой… такое амбре (делает руками волнообразные движения)

Особо в бильярдной, там, где биде…

Марья Антоновна, кивая головой:

— По моде последней, с журнала «Бурдэ».

Городничий:

— Мастер французский обделает дом!

Анна Андреевна:

— Так, что и страшно-то жить будет в нем.

ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ НАЧИНАЮТ В ПОДЧТЕНИИ, ПОСТЕПЕННО, ВСЕ НИЖЕ И НИЖЕ ПРОГИБАТЬСЯ. ОБЩИЙ ФОН, КАК ШЕЛЕСТ СО СЛОВОМ (вразнобой) «ПОЗДРАВЛЯЕМ».

Судья Ляпкин-Тяпкин, наклоняясь, замечает НЕОТПРАВЛЕННОЕ письмо на столе. Начинает его читать про себя, затем в ужасе всех оповещает:

Ляпкин-Тяпкин:

— Прошу вас прекратить веселье!

Не ревизор он, а приезжий пустомеля.

Он нас в посмешище всех превратил,

Обчистил всех и — тут-то был.

Дамы за сердце и почти в один голос:

— Не может быть, да здесь ошибка.

Ляпкин-Тяпкин сует им под нос письмо и читает вслух:

— «Две дуры, но приятны шибко»

Земляника подбегает к Ляпкину-Тяпкину. Ляпкин-Тяпкин продолжает, смеясь над Земляникой:

— А вы — так совершенная свинья

И луком прет от вас всегда.

Здесь про меня совсем немного,

Да стоит ли все это трогать?

Земляника:

— А кто всю кашу заварил? (смотрит зло на Добчинского и Бобчинского)

Бобчинский и Добчинский вразбивку:

— Я-я — я ничего не говорил (отступая)

Все шумят и ругаются между собой. Гул пчелиного улья. Гул—ругань нарастает. Бобчинского и Добчинского покалачивают, кто-то вцепился им в волосы (Анна Андреевна). ВДРУГ РЕЗКИЙ ГРОМКИЙ ГОЛОС (раскатистый) ОПОВЕЩАЕТ.

ГОГОЛЬ:

— «Дамы и господа: пренеприятное известие, из Петербурга Ревизор, ну, так примите… с честью!»

В образе Ревизора Гоголь и последние слова за ним. Он появляется на возвышении сзади. Свет из-за спины, затем освещает его целиком, а середина сцены приглушается. Акцент на Гоголя. После слов Гоголя о приезде Ревизора все застывают, но с ответной реакцией на слова. (Смотреть на ссылки Н.В.Гоголя в «немой сцене». ) Паузу держать до конца речи Гоголя. Свет потихонечку приглушается с основной сцены на край авансцены или боковую лестницу, ведущую на сцену. В центре внимания Гоголь. Гоголь проходит и ставит на место табличку крупным планом «Музей восковых фигур».

ГОГОЛЬ:

— Я решил собрать все дурное, какое только я знал, и за одним разом над ним посмеяться. Если сила смеха так велика, что ее боятся, то ее не следует тратить по-пустому. Страшнее всего раскрывать познания над собственной душою. «Ревизор» «Ревизором», а применение к самому себе есть непременная вещь, которую должен сделать всяк зритель изо всего, даже и не «Ревизора», но которое приличней ему сделать по поводу «Ревизора».

(Разворачивает зеркало, средней величины, к залу, ставит его на стул. Зеркало сделано на обратной стороне таблички «Музей восковых фигур», из фольги)

Мальчик из зала:

— Николай Васильевич, что за спор был у вас с Белинским?

Гоголь чуть раздраженно:

— Уверяю, нигде не было у меня насмешки над тем, что составляет основание русского характера и его великие силы. (Протирает зеркало) Насмешка была только над мелочью, не свойственной его характеру, и еще: я не вижу спасения России в европейской цивилизации, кроме, как разрушения. У России свой путь, но это уже другая повесть, а затем разрешите откланяться.

(НИЗКИЙ ПОКЛОН)

Чтобы взбодрить обстановку: яркий свет, музыка и выход актеров, которых приглашает на сцену Гоголь. Зеркало так и остается в середине, развернутое к залу. Когда актеры выходят на поклон, встают по обе стороны зеркала, удаляющимся ракурсом. Зеркало долго остается на сцене.