Поздняк на Новый год

Наталия Романова (2024)

«Говорят: под Новый год, что ни пожелается…» дальше вы и сами знаете. Сложно верить в чудеса, когда бросил муж, ушли друзья, и жить теперь приходится в квартире в компании с чешской стенкой и обвисшими обоями… Лена Изюмова специально ничего не загадывала, но под Новый год случаются самые удивительные вещи.

Глава 3

В кинофильмах героини мелодрам предаются унынию в компании тазика мороженого и трёхъярусного торта весом примерно пятьдесят килограммов. Я на героиню фильма не тянула, поэтому решила печалиться в куда более приятной и знакомой каждой совершеннолетней девушке в моей ситуации компании — бутылки вина.

Вот только никакого алкоголя в доме не было, как-то не приходило в голову завести стратегический запас, а ведь могла бы и подумать. Впрочем, я могла бы и подумать о том, что вкладывать доход от своего жилья в квартиру сожителя — так себе идея. И о том, что он заведёт любовницу, я тоже могла заранее подумать. Но не подумала.

Вздохнув, я отправилась в магазин. Идти было недалеко, всего-то пару перекрёстков, так что, до часа икс, когда прекращают продажу алкоголя, я точно успевала.

В алкогольном отделе я долго кружила вокруг стеллажей с бутылками, пытаясь вспомнить, какое же вино мы чаще всего пили с Родионом. Я не была гурманом, отличить дорогое французское от кубанского разливного не могла, поэтому выбором алкоголя у нас заведовал Родион. Мне же был важен один критерий — не отравиться. Поэтому я и пыталась вспомнить, что именно мы пили, а вовсе не из-за обуявшей меня сентиментальности, как можно подумать.

В результате на кассовой ленте оказалась примерно знакомая мне бутылка красного вина, сетка апельсинов, два крепких зелёных яблока, виноград, сыр и молочный шоколад.

На обратном пути ветер усилился, поднялась метель, если не буря. Просто апокалипсис какой-то. Ледяной ветер бил в лицо хлопьями заледеневшего снега. Прохожие еле передвигались, матеря погоду и местные власти, которые в очередной раз удивились приходу зимы. Скажите, пожалуйста, который год такая неожиданность — зима в декабре! Ничто же не предвещало!

Ноги у меня расползались, я изо всех сил старалась держать равновесие, благодаря бога за собственную предусмотрительность хотя бы в этом вопросе. Никаких каблуков зимой я не признавала. Тракторная подошва ботинок — моё всё. Ручки пакетов резали пальцы, несмотря на перчатки, к тому же авоська вышла достаточно увесистая, что не добавляла устойчивости.

Почти у самого дома, осталось-то пройти всего несколько метров до подъезда, я, сама не поняла как, упала. Сначала почувствовала сильную боль в лодыжке, будто кто-то сделал мне подножку, потом в копчике — это когда шлёпнулась на пятую точку. В завершении же хорошо приложилась затылком. Сверху на меня свалился мой собственный пакет с апельсинами и вином.

Я лежала и смотрела, как оранжевые апельсины и два зелёных яблока катились в свете фонаря на белоснежном покрове декабря, а совсем рядом лежала бутылка вина, вернее то, что от неё осталось, густая же жидкость медленно и тягуче вытекала на снег, подбираясь к моему серебристому пуховику.

Снежинки кружились, вдоль земли стелилась позёмка, время от времени налетая мне на лицо. Завораживающее зрелище…

— Дочка, ты как? — услышала я мужской голос, словно сквозь толстый слой ваты.

— Скорую надо, — ответил ему женский обеспокоенный голос. — И когда это только закончится? Жалобы надо писать, я говорила, надо писать! Вон, молодая совсем, а если насмерть угробилась? Сажать всех надо. Ворюги! Ты скорую-то вызывай, Степаныч, а то пока доедут, девка не от травм, так от холода околеет.

— Может, поднять её?

— А если она позвоночник повредила? Или ребро прошило лёгкое, показывали тут по телевизору, я своими глазами видела. Нельзя трогать. Вызывай скорую.

Я лежала, не шевелясь, и представляла, что будет, если у меня сломался позвоночник или рёбра, или ещё что-нибудь жизненно важное. Правду сказать, ничего особенно не болело, кроме копчика, вернее даже того места, что пониже — не зря я много лет занималась танцами и ходила на фитнес, выходит, самортизировала задница. Хорошо, побуду приличной женщиной, не задница, а попа. Попочка полного сорок восьмого размера. И ещё шумело, гудело, шуршало в голове, и болела лодыжка.

Но воображение всё равно рисовало картины, как я провожу остаток жизни со сломанным позвоночником, повреждёнными лёгкими, отбитым головным мозгом… хотя последним я, очевидно, страдала и без травмы.

Потащиться в такую погоду за продуктами, когда существует служба доставки и нет ни одного знакомого травматолога по имени Егор. И не Егора, кстати, тоже.

Скорая помощь в лице фельдшера лет пятидесяти с моими травмами разбираться не стала. Доктор принюхался к красной жидкости, которая за это время успела подползти под меня, тяжело и осуждающе вздохнул. Уложил меня на холодную каталку, ничуть не волнуясь о повреждениях позвоночника, моих несчастных лёгких, которые наверняка прошило осколками рёбер, и посиневшей от удара заднице, а так же о лодыжке, которая и вправду болела, и о кружащейся голове. А так же о моей несчастной душе, в которую плюнули и даже не дали залить горе вином.

В приёмном покое центральной городской больницы, куда меня доставили без почестей и удобств, я провела шесть часов. Примерно через три часа я хотела уйти, но мои документы находились в заложниках, сил же на споры с дамой, похожей на цербера за стеклянным окошком, у меня не находилось.

За это время ко мне трижды подбегали молоденькие юноши и девушки в белых халатах, висящих на них мешками, озабоченно совали какие-то бумаги в руки, которые я должна была подписать, интересовались, сделана ли у меня прививка от гриппа и прочих напастей.

Зачем-то отправили делать кардиограмму, к слову, на второй этаж, куда мне пришлось подниматься по лестнице, волоча несчастную больную ногу, сделали рентген лёгких, там, кстати, выяснилось, что с ними, рёбрами, у меня всё отлично. Не пострадали, не сломались и не порвались.

Всё это время подвозили и подвозили несчастных, некоторых на каталках, кого-то вовсе без сознания — этих забирали быстро, одну женщину сразу завезли в реанимационную палату, которая, как, оказалось, находилась тут же, в приёмном покое. Следом туда же пронеслась бригада врачей.

Мы же, кое как плетущиеся на своих двоих, не потерявшие сознание и силу духа — а уж поверьте, сила духа в приёмном покое центральной городской больницы нужна похлеще, чем у воина-викинга, — продолжали ждать приёма врача.

Наконец-то меня позвали, кое-как я доплелась по лестнице на второй этаж, оттуда поднялась на лифте в сопровождении грузной санитарки, которая прижимала к своей необъятной груди мою историю болезни.

— Не знаю я, почему лифт только со второго этажа, — ответила она. — Ты вон своими ногами идёшь, а лежачих через улицу и центральный холл возим.

— Ясно, — кивнула я.

Вопроса я не задавала, но раз ответили, спасибо.

На нужном этаже нас встретил длинный коридор и… очередь из таких же, как я, бедолаг, а ещё — брезжущий рассвет в торцевом окне коридора. Романтика.

— Вызовут, — всё, чем прокомментировала санитарка ситуацию.

Ткнула толстым пальцев в кушетку, указывая, где мне сесть, и скрылась в кабинете рядом с тем самым окном с рассветом.

— Изюмина! Изю-у-у-у-ми-на! — слышала я сквозь сон. — Девушка, вы Изюмина? — спросил меня парень, ткнув в рёбра пальцем.

— А? Что? Да! — подорвалась я с места, как пионер-энтузиаст.

— Зовут, — он показал на дверь кабинета.

И я поплелась в кабинет, всё так же волоча ногу. Там меня встретила медицинская сестра в совершенно растрёпанном виде. Если бы несчастной мыли полы, потом выжали, стряхнули, снова мыли, и так раз пятнадцать, она бы выглядела более презентабельно, честное слово. Забранные вверх волосы — видимо, когда-то это был хвост, — торчали во все стороны, глаза красные, через щёку проходила полоса от авторучки. На подоконнике, рядом с письменным столом, стояли штук пять недопитых, тысячу лет остывших, чашек кофе.

— Садитесь, — указала она на кушетку. — Кровь? — спросила она, когда я стянула с себя пуховик и осталась в белом свитере и светлых лосинах.

— Вино, — ответила я.

— Угу, — всё, что ответила медсестра, в отличие от фельдшера скорой помощи никак не выражая своего отношения к моему алкоголизму.

Вообще, мне кажется, если бы я ответила, что это слизь космического таракана, она бы ответила точно так же: «угу».

— Поздняк, — вдруг произнесла медсестра, смотря сначала на меня, а потом на дверь в соседний кабинет. — Поздняк!

Конец ознакомительного фрагмента.